– Он нас поздравляет и желает счастья, – кратко известила Катя.

Гектор шагнул к ней и обнял.

– Гек, здесь…

– Камер нет, – шепнул он, целуя ее. – Если и понатыкали тайком камеры, он давно все ликвидировал. Тертый калач. Чего он еще сказал?

– Считает тебя форменным головорезом, – честно ответила Катя, приникая к нему.

На губах Гектора мелькнула непередаваемая усмешка:

– О-о-о-о-о! Я восхищен. Головорезом? А твой ответ?

– Сказала: мой муж – лучший человек на свете.

Они безрассудно пылко целовались в приемной. Грохнула дверь кабинета – гроза на пороге. Но Гектор, заметив Гущина, не выпустил Катю из объятий.

– Медовый месяц. Ни на минуту не в силах оставить свою обожаемую жену, – объявил он. – А вы не завидуйте, полковник.

Гущин, вроде бы успокоившийся и остывший, вновь побагровел. Однако сдержался.

– Юлию Осмоловскую убили, – выдал он. – А Елена Краснова, по заключению вашего спеца, Гектор Игоревич, получила солидную порцию яда – пестицида. Тоже убийство.

ПАУЗА.

– Заходите, – кивнул Гущин. – Не в приемной же нам подобное обсуждать.

Полковник рассказал им все, о чем они еще не знали, а он пережил в страхе, сомнениях, в потемках. И странное дело, пока он вещал, его порыв сходил на нет. Раздражаясь… нет, ощущая, насколько его бесит их скоропалительная свадьба, счастье, излучаемое их взглядами, обращенными друг к другу, он все равно чувствовал себя в их компании намного лучше, нежели в своем полном горьком одиночестве. Парадокс? Он в душе уже почти сожалел о своих необдуманных словах Кате. Он вел себя недостойно – нет, просто подло! – за глаза поливая грязью человека, ничего плохого лично ему не сделавшего, напротив – оказавшего немалую помощь.

– Итак, информацию по отравлению Красновой и по связи Осмоловская – зоомузей вы придержали от столичных коллег, Федор Матвеевич? – с интересом осведомился Гектор, выслушав.

– Скрыл, имеете в виду? Да. – Гущин кивнул. – Умыкнул еще и вещдок с дачи вдовы. Телеграмму.

– Ну и молоток вы, старая школа, – улыбаясь, одобрил Гектор. – Чего они тупят? Концы с концами не сводят. А в деле-то нашем уже четыре трупа. Полный кипеж вокруг него. Значит, на кону – крупняк.

– Пещера Али-Бабы? Клад Дэв-хана? – спросил Гущин. – Я вчера всю ночь перечитывал скрины архива экспедиции. Голова пухла.

– Золото и бриллианты, – усмехнулся Гектор. – Может, нечто иное? Вообще невиданное. Эпохальное.

– Почему Петровка сразу не смогла нормальную экспертизу провести Красновой, я не пойму? – недоумевал Гущин.

– Они просто с хода зациклились на колесах, наткнувшись на лекарства в ее сумочке. Не доработали дальше в направлении токсикологии, насчет ядов. Мой спец – дока именно по ядам, он начал искать в привычном для себя направлении – и оба-на! В яблочко – сливу! – Гектор достал мобильный. – Вороново ведь рядом с оживленной трассой. Камер полно на всем пути. Вы, Федор Матвеевич, записи с камер запросили?

– Это не наша больше территория, я должен добиваться через…

– Щассс тогда… провернем. – Гектор глянул на Катю: – В Калашном нас с тобой тогда прикольно направили, да, Катенька?

Он позвонил и – по своему обыкновению, без здрасти-до свидания – бросил:

– Сделай мне срочно обзор трассы Троицк – Вороново и прилегающих дорог к поселку и дому отдыха, где «око». Дата и временной отрезок в моем мейле. Результат скинь мне. Да, все как обычно… Не парься, скоро я стану твоим должником… и не говори… В покер отыграюсь! Кстати, потом, возможно, появится тачка, пробьешь и ее насчет владельца, сравнишь с картинками.

Катя наблюдала общение и диалог мужа и Гущина. Вроде сейчас общее дело их объединило.

– Катенька, я хочу тебя послушать – твои мысли насчет новостей по нашему расследованию. – Гектор убрал мобильный.

– Игра определенно крупная, ты прав, Гек. Стоит свеч она, раз столько жертв – началось ведь все с убийства членов экспедиции и продолжается до сих пор. С Юрием Велиантовым пока непонятно: в шестьдесят втором с ним произошел вроде несчастный случай. Автокатастрофа в горах. А вдруг нет? Причина аварии? Место? – Катя осторожно подбирала слова. – Нас настойчиво послала к его вдове Адель Викторовна. И вдову убрали. Кто? Федор Матвеевич, я вашей интуиции полностью доверяю. Вы убеждены: у Осмоловской забрали нечто – для убийцы гораздо более ценное, чем ее золотой браслет и сейф. Но что мы сами узнали от нее?

– Ни черта, – тяжко вздохнул полковник Гущин. – Одни увертки.

– Вы не правы. Немало. – Катя помолчала. – Нам со слов вдовы теперь известно: после смерти тетки в Вешняках Юрий Велиантов точно разбирался с частью бумаг профессора Велиантова. Именно с фрагментами, оставленными его теткой Полиной себе, – помните оторванные страницы в музейном архиве? Мне еще казалось – многого не хватает. Недоставало тогда информации и Юрию Велиантову. Но сведения, оказавшиеся в его распоряжении, его весьма заинтересовали и поразили, заставили даже внезапно изменить свою жизнь. Вместо карьеры переводчика МИДа, обещанной невесте, он устроился на скромную должность переводчика в Зоологический музей. Зачем? Да с целью добраться до второй части архива пропавшей экспедиции! Во время командировки в Китай он встречался с ученым – возможно, человеком, знавшим лично Дэв-хана. Поездка для Юрия Велиантова представляла важность – он активно выбивал ее у собственного руководства, хлопотал, писал китайцу письма, мчался из Пекина в Гуаньчжоу. Вспомним его заявление, прочитанное нами в архиве. Он медленно и скрупулезно искал, соединял нити, понимаете? Но у него не складывалось полной картины. Ему потребовалось два года, прежде чем он отправился в свое последнее путешествие по следам экспедиции дяди-профессора. Он вынужденно не торопился, я думаю, потому как складывалась ситуация: Китай закрылся от нас в шестидесятые, необходимые Велиантову связи оборвались. А здесь он продвигался в своем деле ощупью и в одиночку. Он искал… недостающее звено пазла.

– Точно! – воскликнул Гектор. – Ребус он разгадывал, оставленный разрозненными записками экспедиции. Две части сложил, искал третью. Из телеграммы его жене ясно – он перед гибелью собирался заехать в какой-то Светлый мыс на склады. Я потом проверю – склады чего? И где это вообще расположено на Тянь-Шане? Может, их нет уж давно.

– Внезапная смерть в ДТП Юрия Велиантова вызывает у меня подозрения, – призналась Катя. – Ему не дали до чего-то добраться тогда, в шестьдесят втором? Остановили. Но кто? Если связывать вообще все смерти – тридцать первого года, шестьдесят второго и нынешние события вокруг пропавшей экспедиции, мы имеем дело не с одним убийцей. С несколькими, убивавшими в разные временные отрезки, но объединенными единым мощным мотивом. Общей целью. Теперь о вдове Юлии Осмоловской. Обманула она нас – не все уничтожила после своего мужа-переводчика. Телеграмму его хранила. И нечто, похищенное у нее убийцей. Ее приглашали в зоомузей на юбилей профессора Велиантова. А она вдруг запросила сто тысяч. Не за приезд же и общение? Или она желала продать нечто музею? Причем она долгие годы не понимала ценности этого предмета – несмотря на свою судьбу жены черного ростовщика, дельца. Она ее осознала, лишь когда вспомнили в музее о самом профессоре Велиантове. Так порой происходит: погружается все сначала на самое дно памяти, зарастает тиной забытья – и вдруг всплывает при определенном стечении обстоятельств. Теперь о визите к ней Елены Красновой – навещала ли она ее или все свелось к разговору по телефону?

– Солгала нам старуха. Важные дела обсуждают лично, – вставил полковник Гущин. – Может, и звонила ей сначала Краснова, но затем явилась в Вороново.

– И вдова не отдала ей некую вещь, да? Не сошлись в цене? Или старуха испугалась? Ощутила для себя угрозу? Вы думаете, Юлия Осмоловская отравила Краснову? – спросила Катя.

– Именно у вдовы нашли почти аналогичный яд, – ответил Гущин. – И время совпадает. Краснова могла получить порцию пестицида и в понедельник, когда вывалилась из окна с сердечным припадком, и днями раньше – например, во время поездки в Вороново.

– В зоомузее в библиотеке рядом с читальным залом и каталогом – комнатка отдыха, – сказал Гектор. – Стол с клетчатой скатертью, кофеварка, чайник, еще я видел растворимый кофе в банке.

– Гек, а я и не заметила никакой комнаты отдыха, – Катя слегка растерялась.

– Тебя целиком архив занимал тогда. Ты лишь в бумаги глядела, – Гектор улыбался ей. – Каморка смежная с каталогом – много цветов на шкафах, античные бюсты. Кофеварка и кофе растворимый. Растолченные гранулы яда ей там могли подсыпать в чашку кофе. Он привкус отбивает. Она часами в библиотеке торчала – в понедельник, в субботу, в пятницу. Значит, прерывалась на кофе-брейк.

– Но мы не знаем, где и с кем Краснова провела воскресенье, – перебил полковник Гущин. – И сестра ее старшая, Вероника, не в курсе.

– Ну, еще насчет кофейка… в понедельник Ковальчук – друг юности – в своем магазине Краснову угощал, – продолжил Гектор.

– Продавщица «Комка Ностальжи» Инна Краснову к нему ревновала. Даже не могла скрыть своей неприязни к ней в разговоре с нами, помнишь, Гек? – Катя обернулась к мужу. – Но тогда получается – гибель Красновой, если ей дала яд ревнивая продавщица в лавке, не связана с делом экспедиции… Сплошные фантомы у нас пока.

– А насчет не-фантомов? – спросил Гектор. – Еще хочу тебя послушать.

– По Красновой… Возвращаясь к ребусу и его частям. Есть одна важная деталь, – заметила Катя. – Сама-то Елена откуда узнала о пропавшей экспедиции, а? Из фотографий на историческом стенде в коридоре? Они висят там многие годы. Никто и внимания не обращает. При подготовке юбилея Велиантова Краснова тоже не проявляла к орнитологу ни малейшего интереса. И вдруг примерно месяц назад она активно заинтересовалась экспедицией – забросила свою непосредственную работу во влажном хранилище, начала разыскивать архив Велиантова в библиотеке. Ревностно его штудировала. Все события укладываются в небольшой отрезок времени.

– Твой вывод? – спросил Гектор.

– Краснова от кого-то вдруг получила информацию о пропавшей экспедиции – важную, поразившую ее и крайне заинтересовавшую. Со стороны ее кто-то навел. Не из самого Зоологического музея. Ее словно громом ударило – так произошло и с Юрием Велиантовым. Но он – переводчик с китайского, а Краснова – ученый-зоолог со стажем. Не забывайте. У них разный подход.

– Деньги и сокровища и ученым сгодятся, коли в руки плывут, – усмехнулся полковник Гущин.

– А если Краснова через кого-то получила доступ к третьей части пазла? – спросила Катя. – Она проводила семинар с коллегами из Казахстана или Киргизии. Вдруг кто-то из них ее навел? Обмолвился? Или за деньги продал информацию? У Красновой в руках оказалась лишь часть, и она начала искать недостающее – подобно Юрию Велиантову. Сначала через музейный архив. А потом и через единственную оставшуюся дальнюю родственницу профессорской семьи.

– И ее отравили, – произнес Гектор. – Если старуха Осмоловская угостила ее ядом, то самой ей… отомстили за Краснову? Некто, стоящий за ней? Кого мы вообще еще не знаем? Или же другой человек – убийца самой Красновой, пожелавший любым способом лично заполучить у вдовы недостающую часть загадки?

– Только курьер-«мул» из Шалаево вообще никуда не вписывается, – хмыкнул полковник Гущин. – Сколько ни верти, ни примеряй.

– По какой причине до сих пор не готовы результаты экспертизы капсул, Федор Матвеевич? – спросила Катя.

– У экспертов, по их словам, сложности. Тянут с заключением. Я сам не пойму, отчего так долго, – ответил Гущин. – Может, редкий синтетик «мул» приволок в брюхе? Новоявленный «белый китаец» из Гонконга? Но при чем тогда музей?

– Наши друзья – «божьи коровки», – к счастью, в шаговой доступности, – Гектор кивнул на голубое здание за окном. – Не слабо прямо щассс нагрянуть к властной Адели Викторовне? Кстати, я о ней справился на сайте музея – она многолетний ученый секретарь. Семинары с зарубежными коллегами – ее сфера деятельности, помимо костей в оссуарии. Уж список-то участников, встречавшихся с Красновой, она нам даст.

Катя подумала – ее муж ничего не оставляет без внимания. И насчет должности Адели – царицы музейного улья – успел узнать вроде бы мимоходом. А пригодилось!

Глава 27

Кофе

В зеленом фойе музея с шахматным полом Кате бросилась в глаза одна из фресок: горный баран и подстерегающий его за камнем снежный барс на фоне белоснежного пика в оправе серых гор. Хан-Тенгри – Катя сразу его узнала.

Менеджер музея за стойкой на их просьбу о встрече с ученым секретарем Аделью Викторовной позвонила ей и дала в провожатые рабочего в спецовке. Он вел по лабиринту служебных помещений в оссуарий. Навстречу попались две женщины – тоже в спецовках, они несли коробки с желтыми наклейками.

– Дезинсекцию в музее проводите? – осведомился Гектор у рабочего, кивая на коробки.

– В залах экспозиции по выходным и в санитарные дни из-за посетителей. А в остальных помещениях практически регулярно, – ответил тот. – Кожеед – бич музеев. Наш вечный кошмар. Сжирает книги, коробки, мебель, электропроводку, бетонные стяжки, обои. Но самое страшное – он, прорва, лопает перо и кожу. Все коллекции нашего музея способен изничтожить, если не бороться с ним.

– Джин фумигант употребляете против вредителя? – быстро спросил полковник Гущин.

– В комплексе с другими пестицидами. Закупаем в аэрозолях и таблетках упаковками. Впрок.

Через старинные дубовые двери они попали в оссуарий – большой зал без окон со стеллажами, где в коробках с бирками и лотках хранились кости. Горы мертвых останков животных. В зале работали волонтеры – чистили ручными пылесосами оскаленные черепа зверей, позвоночники, берцовые кости. Адель Викторовна в накинутом поверх платья синем рабочем халате, опираясь на палку, ждала их в центре своего царства скелетов. Они поздоровались с ней и…

– Адель Викторовна, обещал вам отчитаться о поездке к Осмоловской, – с ходу начал Гектор. – Слово держу. Побеседовали мы с ней.

– Результат? – отчеканила Адель Викторовна.

– На следующий день после разговора ее зверски убили.

Ученая дама сдернула очки, вперилась в них потрясенно, пошатнулась… ее внезапно резко повело в сторону. Гектор молнией ринулся к ней – если бы не подхватил, Адель Викторовна грохнулась бы на пол среди открытых коробок с костями. Волонтеры выключили пылесосы. В оссуарии наступила тишина.

– Тихонько, осторожно. – Гектор под руку повлек пожилую даму через зал, увидев дверь ее кабинета в дальнем конце.

– В глазах темно… Дерзкий спаситель, спасибо, если бы не ваши железные объятия, я бы здесь рухнула, словно куль с овсом, – шептала Адель Викторовна.

Катя, помогая мужу, плечом подперла ученую даму с другой стороны, они втроем шли медленно мимо стеллажей с костями. Полковник Гущин следовал за ними. В кабинете они усадили Адель на стул у ее рабочего стола.

– Я жива. Просто голова закружилась, – прохрипела она. – Кто убил Юлию?

– Мы не знаем, Адель Викторовна, – честно ответила Катя.

– Чай у вас здесь? – Гектор плеснул Адели из ее термоса, стоявшего на столе, в кружку с изображением панды. – Нет, кофе.

– У меня пониженное давление. Замучило. – Адель отпила глоток. – А каким способом ее убили?

– Садовым стулом, нанесли ударов пять по голове, череп ей раскололи. Выкололи глаз, – полковник Гущин нарочно не пожелал скрывать жуткие детали.

– Оххх! – Адель воззрилась на него. – Глаз?! Но…

– Оно самое – маленькое «но», Адель Викторовна, – почти мягко произнес Гектор. – Именно вы послали нас к вдове. И о нашей поездке никто не знал, кроме вас и ваших соратников по музею. Покровской – своей подруге из библиотеки – вы ведь сказали? Да? И орнитолог Горбаткин слышал. – У Гектора звякнул мобильный – пришло сообщение, он быстро прочел и кивнул Кате. Она поняла – его запрос по видеокамерам в Вороново исполнили.

– У Покровской имеется машина? – спросил Гектор.

– У ее сына две или три в гараже, она и сама до сих пор водит, ездит на дачу, – ответила Адель Викторовна и глотнула свой кофе. – Ее сын работает в правительстве.

– А у вас есть машина? – продолжал Гектор.

– У моего мужа-академика была служебная с водителем. А у меня конь на конюшне. Всю жизнь ездила верхом, очень мне помогало в экспедициях. Сейчас обхожусь такси – из-за колена.

– А у Горбаткина?

– У него старый «Фольксваген», паркует он его на музейной стоянке, мы ему сделали пропуск, потому что он и по делам музея частенько ездит. И меня порой тоже подвозит до дома. И маму свою. Он не женат, с матерью живет, заботится о ней преданно.

– Адрес его?

– Я не помню точный адрес. Рядом с Симоновым монастырем и мостом дом сталинский, на углу набережной.

Гектор посмотрел на Катю – передавая ей инициативу в беседе. Сам он вытащил мобильный и начал быстро писать сообщение с просьбой пробить номера машин музейщиков и сравнить с картинками камер на трассе в Вороново.

– Насколько мы знаем, Елена Краснова занималась подготовкой семинаров с коллегами из Казахстана и Киргизии, – сказала Катя. – Семинары не касались прошлых событий, связанных с экспедицией Велиантова?

– Никаким образом не связаны, – ученая дама говорила с Катей не столь резко и повелительно, как с остальными. – Лена мне бескорыстно помогала с семинарами. На один приехали архаровцы именно из Киргизии.

– Кто? – удивилась Катя.

– Зоологи, изучающие популяцию горного барана архара на Тянь-Шане. Они регулярно к нам наведываются.

– Вы не могли бы дать нам список ваших киргизских коллег? Не упоминали ли они бизнесмена Нурсултанова из Казахстана? Он вроде бы заядлый охотник.

– Охотникам на наши семинары путь закрыт. Сорное семя, – жестко отрезала Адель Викторовна. – Фамилия Нурсултанов мне неизвестна, я вам уже говорила. Список я вам дам, милочка. Он у меня в ноутбуке. А насчет Казахстана – оттуда к нам никто не являлся. Второй семинар, подготовленный Леной, касался птицеманов с горного Алтая. Орнитологи. А мы их птицеманами кличем. Активное участие в подготовке принимал и другой наш коллега.

– Всеволод Горбаткин? – быстро уточнила Катя.

– Он. Вы им больно интересуетесь, не в лоб, а вскользь, – Адель Викторовна уже оправилась от потрясения и зорко озирала их троих. – В чем подвох?

– Кроме птицеманов у вас и кофеманы в музейных чащах водятся, да? – Гектор убрал мобильный в карман и подошел к стеллажу с желтым черепом устрашающего вида. – Ууууу, зашибись! Красавец! Вылитый Alien. Perfect[21].

– Наш перфект, совершенство – загадочный тарпан. Редчайший экземпляр древней дикой лошади, добытый в конце позапрошлого столетия на Тянь-Шане. Они все вымерли. Я держу его здесь. Не могу никому доверить. Не расшатывайте ему зубы! Руки прочь! – Ученый секретарь стукнула костылем об пол.

Гектор, дотронувшийся до челюсти тарпана, отдернул руку.

– Борщов-Петровский! Не трогайте макака суматранского! – воскликнул он фальцетом Савиной из «Гаража». И продолжил своим обычным голосом: – В библиотеке находится музейная комната отдыха. Маленький оазис. Краснова частенько там за кофе время коротала?

– Мы все туда приходим передохнуть, – ответила Адель. – Кофеварку в складчину коллективом купили.

– В понедельник Краснова на кофе прерывалась? – вставил наконец и свои семь копеек полковник Гущин, брезгливо созерцавший желтое зубастое «совершенство».

– Конечно, день-то обычный, выходной для посетителей, но не для многих из нас – подвижников науки. Мне Шура Покровская, душечка, позвонила – я к ним поднялась. Посидели, поболтали коротенько. И разошлись по рабочим местам.

– А в субботу? – не унимался Гущин.

– Среди дня. Перерыв с кофе. – Ученая дама переводила взгляд с Гущина на Катю, на Гектора. – А в чем дело?

– И Горбаткин с вами кофе пил? – задала еще один вопрос Катя. – В понедельник? И в субботу?

– Да, да! Я вас спрашиваю – где подвох? – повысила голос Адель.

– Нигде, – светло улыбнулся ей Гектор. – Милый уютный оазис для ученых кофепитий. Комнатная флора на шкафах каталога, книжицы, научные труды и бюст музы Каллиопы.

– Покровительницы науки, ему двести лет, – Адель остро глянула на Гектора.

Картина всплыла перед ее внутренним взором. Елена Краснова стоит у стола. Размешивает в большой кружке растворимый кофе. Подносит к губам, отпивает. Слегка морщится… Рядом Всеволод Горбаткин – он возится с капсульной кофеваркой. Хранительница библиотеки Покровская поливает цветок на шкафу каталога. Рядом с ним – бюст Каллиопы и белая пластиковая бутылочка с мутной жидкостью. Покровская берет ее со шкафа и кладет в карман своей мохеровой кофты.

– А из вашего термоса вы Краснову в понедельник либо в субботу кофе угощали? – прервал воспоминания ученой дамы полковник Гущин.

– Ваше какое дело? – Адель Викторовна обернулась к нему. – Не пойму, куда клоните. Но явно не к добру. У меня свой в термосе не больно-то крепкий. Лене требовалось покруче. Она таблетки черным, словно деготь, эспрессо всегда запивала. Она от депрессии бежала бегом, спасалась. Ее внезапная маниакальная увлеченность архивом Велиантова – лишь отчаянный способ абстрагироваться от действительности, сводившей ее с ума, пугавшей ее. Мы все с пониманием относились – слабость человеческая… Соломинка хрупкая… Для Лены архив и оказался соломинкой. Занималась им, погружалась в детали, и у нее даже изменилось настроение к лучшему, а то ведь угасала от тоски. Вот отчего я категорически не верю в версию ее самоубийства. Если бы месяца три назад случилось это – тогда, возможно, да, но не в тот понедельник. И на похоронах подобная тема просто в воздухе витала. Я переговорила с Вероникой – ее старшей сестрой. Она тоже категорически отказывается верить в суицид Лены.

– Сдается нам троим – не было никакого суицида, – заметила Катя.

– Тогда несчастный случай? Ей стало плохо, и она упала? – Адель глянула на нее искоса, словно предлагая – распахнись передо мной до конца, «милочка».

Но Катя не собиралась ставить ее в известность о выводах токсиколога о яде – пестициде. Раз официальное расследование ничего не установило – зачем сейчас вносить смуту в музейное болото? А ведь, кажется, сорудники музея настороже. Невинные вопросы про кофе – и те ученого секретаря напрягают. Всего лишь старческое раздражение? Или под ним кроется нечто большее?

– Прекратите темнить со мной! – властно приказала Адель Викторовна. – В сорок пятый, последний раз спрашиваю – в чем подвох?

– В убийстве вдовы Осмоловской, – за жену ответил Гектор. – Повторяю, именно вы нас спешно к ней направили. А ваши коллеги об этом прознали.

– Музей не имеет никакого отношения к трагедии.

– Альма-матер, – кивнул Гектор.

– Музей вечен. Он принадлежит истории и времени. И он неподвластен человеческому суду, – отрезала Адель.

– Не спорю. Вам виднее, Адель Викторовна, вы же, по сути, дух музея во плоти. Духи бывают добрые и злые. Одни из Верхнего мира, другие из Нижнего, словно у вершины Хан-Тенгри.

– Где? – Адель сверлила его взглядом.

– На Тянь-Шане. Пик на фреске с архаром и барсом в вашем фойе. – Катя помогала мужу в споре с ученым секретарем. – Гора профессора Велиантова. Вы же читали его записки.

– Вопрос у меня животрепещущий зародился, – в тон Кате продолжил Гектор. – Когда альма-матер готовила юбилей Велиантова и вы созванивались с Осмоловской…

– С ней общался Горбаткин. Я с ней разговаривала всего однажды.

– …и вдова заломила возмутившую вас таксу в сто тысяч – за что?

Адель молчала.

– У вдовы ведь что-то сохранилось после первого мужа, родственника профессора, – заметил Гектор. – Она могла вообще об этой вещи забыть за долгие годы. И лишь когда музей вспомнил про Велиантова, решила поживиться – вдруг музей у нее купит для коллекции? Цену заломила максимальную, с ее точки зрения, и собиралась с вами поторговаться по телефону. Не с Горбаткиным, он финансовые вопросы не решает – она это быстро поняла, а с вами – ученым секретарем. При торге скинула бы цену. Но вы все быстро пресекли на корню. Отказались от торга. И тот предмет остался у нее. Не принес ей желанного дохода.

– Вы весьма проницательны, – похвалила Гектора Адель Викторовна скрипучим голосом. – Но Юлия мне не объяснила толком, что именно желает всучить музею. Темнила – мол, это может представлять большой интерес и связано все якобы с пропавшей экспедицией Велиантова, сделанными ею находками. А причины ее гибели и суть находки пытался выяснить еще ее первый благоверный, да, к несчастью, он погиб в ДТП. У него имелись письма профессора к сестре и присланные из экспедиции фотографии, но он их тогда забрал с собой в поездку, все пропало. Юлия предлагала отдать музею за сто тысяч сохранившееся у нее. Говорила, мол, привезет с собой на юбилей, «вы заплатите полную сумму и лишь потом заберете». А у нас небогатые фонды. Музей не приобретает котов в мешке. Я ей, естественно, отказала. Думала – она перезвонит, гонор с нее сойдет. И мы уже нормально все обсудим и договоримся. Но Юлия мне не перезвонила. На нет и суда нет.

– Елена Краснова напрямик расспрашивала вас о вдове и торге? – уточнила Катя.

– Ей Горбаткин слил все, что знал про юбилей и коллизии вокруг него, да и сама она вспомнила – все же на слуху было тогда. Она мне задавала вопросы про Осмоловскую. Поэтому я уверена: Краснова к ней отправилась лично – все разузнать. И, возможно, купить.

– Она бы заплатила сто тысяч за кота в мешке? У скромного ученого-зоолога водились лишние сто кусков? – хмыкнул Гектор.

– У Лены состоятельная сестра. У той денег куры не клюют. Похороны ей дорогие закатила, солидный гроб. Заняла бы Лена у сестрицы старшей. – Адель Викторовна пожала плечами. – Откуда я знаю? Где люди берут деньги, когда им приспичит? Взяла бы кредит в банке.

– Обе мертвы: и Краснова, и вдова. А вы, Адель Викторовна… – Гектор хотел продолжить, но у него вновь сработал мобильный – пришло сообщение. И по лицу мужа Катя поняла: важные новости. Если не чрезвычайные. – Извините, мы вынуждены вас покинуть. Спасибо за аудиенцию в оссуарии.

– Секунду, Гек, – остановила мужа Катя. – Адель Викторовна, можете прямо сейчас переслать мне на почту списки участников двух семинаров – архаровцев и птицеманов?

Адель пересела в рабочее кресло за стол – придвинула ноутбук. Несмотря на преклонный возраст, она обращалась с компьютером умело и профессионально.

Катя продиктовала ей свой e-mail, и файлы со списками ученых пришли моментально.

Глава 28

Ночной звонок

– «Фольксваген» Всеволода Горбаткина пробили мне, – вполголоса сообщил Гектор Кате и Гущину, когда они покинули оссуарий и возвращались по лабиринту служебных коридоров к фойе. – По тачкам сынка Покровской ничего пока, зато по орнитологу…

Он не договорил – из музейных залов донесся мелодичный сигнал и предупреждение: «Уважаемые посетители, через десять минут наш музей закрывается. Просим пройти на выход». На улице Гектор продолжил:

– Горбаткин ездил в Вороново.

– В день убийства Осмоловской?! – уточнил полковник Гущин.

– Именно. Тачка его засветилась на камерах между Троицком и Вороново трижды: с 13.45 и до 14.05, – Гектор листал мобильный. – Трасса прямая, мы же помним ее с вами – лесной массив и дачи. Но на въезде в Вороново его тачку камера не засекла. Он мог свернуть раньше и добраться пешком.

– Гек, нам с ним необходимо поговорить – зачем же мы покинули музей? – забеспокоилась Катя. – Пусть он закрывается для посетителей, но не для нас.

– Катенька, разговор-то весьма серьезный у меня с ним предстоит. Вдруг пошумим? – Гектор усмехнулся уголком рта. – Не хочется мне пугать «божьих коровок» в дражайшей альма-матер. Они ж останутся соседями Федора Матвеевича еще на долгие годы. Для чего портить отношения, правда? И властная ученая дама Адель меня осудит – заклеймит за подобные безобразия. А я ведь почти наладил с ней хрупкий контакт. Она нам еще пригодится. Я птицемана Севочку возьму в другом месте. Доведу до заикания данными с камер.

– Что вы предлагаете, полковник? – тревожно осведомился Гущин.

– Музей захлопнулся, интуиция мне подсказывает – Горбаткин долго не засидится. Если рванет домой, я его тормозну в пути у Симонова вала, в тихих улочках на задворках монастыря. Вытряхну из него все.

– Гек, пожалуйста, аккуратнее. Хорошо? – Катя и сама ощутила великое беспокойство: у ее мужа – Гектора Троянского – глаза сверкали.

– Катенька, не бери в голову. Не переборщу. А если признается птицеман, Федору Матвеевичу все карты в руки в дальнейшем расследовании, утрет он нос Петровке. Ну, а я просто… подискутирую на разные темы с орнитологом. Я ж теперь в сто раз больше должен стараться. Для тебя. За счастье, подаренное тобой каждую нашу минуту вместе!

Катя зарделась, глянула на мужа. Гущин, созерцая их обоих, вновь досадовал – новобрачные! Влюбленные безумцы! Полковник Борщов окончательно ошалел после свадьбы, еще дел натворит подсудных, производя на свою жену впечатление! Глаз да глаз за ними обоими!

– Катенька, ты нас здесь подожди минутку, ладно? Федор Матвеевич, прикажите своим на КПП не цепляться ко мне, я сейчас припаркуюсь в Никитском переулке ради обзора, – Гектор кивнул в сторону музея. – А вы сами сходите в арочку, гляньте, «Фольксваген» Горбаткина на месте?

Гектор отправился перегонять «Гелендваген». Полковник Гущин по мобильному велел внутренней охране главка разрешить парковку его машины. Он шел вдоль здания музея, остановился под тем самым окном, откуда упала Елена Краснова. «Фольскваген» Горбаткина он увидел во внутреннем дворе музея. Когда он вернулся, Гектор и Катя ждали его уже у припаркованного «Гелендвагена» – с угла переулка обзор открывался и на вход в зоомузей, и на выезд из арки.

– Помните слова работяги, джин фумиган в музее любой мог заполучить совершенно свободно, – объявил Гущин, тяжело плюхаясь на заднее сиденье «Гелендвагена». – С кожеедом они борются! А Краснову сослепу с ним перепутали, да? Я годами мимо ходил: они двери открывали при дезинсекции, и оттуда тучи моли… жуть! Словно чувствовал я: музей-сосед мне еще подарит нежданчик.

– Пестицид в свободной продаже, Федор Матвеевич. И вроде сама вдова Осмоловская для соседских собачек яд прикупила. Или для кротов дачных? В отравлении Красновой вы ведь ее подозреваете. Мутно пока все в нашем невероятном музейном деле, – хладнокровно парировал Гектор. – Кстати, насчет неожиданностей. Мне на днях мейлы приходили, но мы их с женой игнорировали. – Он обращался к Гущину, но улыбался Кате. – Сами понимаете. Отрешились мы с женой от реала… А новости любопытные. Например, старшая сестра Красновой Вероника – я ее решил на всякий случай проверить и муженька ее покойного тоже. Интересная информация пришла по поводу них.

– А что с ними не так, Гек? – заинтересовалась Катя.

– Валерий Заборов – второй муж Вероники – и правда активно занимался инвестиционным бизнесом в строительство. Первый-то ее благоверный четверть века назад держал ночной клуб в Балашихе и банный комплекс, и его замочили братки прямо в бане. А Заборов прогорел вчистую на сделках. Последнее вложение оказалось для него вообще роковым.

– То есть? – спросил полковник Гущин, упрекая себя: «Борщов узнал, а я не удосужился старшую сестрицу Красновой проверить. А ведь начинала она в нашей Балашихе в молодости!»

– Он купил стрелковый охотничий клуб в Сколкове. Полтора года назад в тире клуба застрелился пацан. Возбудили уголовное дело и затаскали мужа Вероники по кабинетам. Потом и стрелковый клуб их прикрыли с треском. Вероника нам сказала – муж скончался от тромба. Но волнений ему хватило, подорвал себе здоровье мужик. Оставил ей в наследство сплошные долги. Она и сама нам призналась. Короче, бизнеса у нее никакого сейчас нет. Крохи былого – дом загородный, «Тойота»-«крузак» и непогашенные кредиты.

– Она нам хвалилась – они с мужем вели активный образ жизни, путешествовали везде, даже на Камчатку вместе с Красновой. А про стрелковый клуб не упомянула, – заметил полковник Гущин. – Надо же, тир… Бабу эту, Веронику, словно рок преследует: первого мужа убили, второй прямо у нее на руках скончался, сестру прикончили и клиент в довесок совершил суицид… Прямо напасть. Судьба.

– Синяя машина выехала из арки, – объявила Катя, указывая в сторону музея.

– О! Горбаткин чешет! Ну, щассс я его съем! – произнес Гектор голосом волка-Папанова, дал с места газ.

Синий «Фольксваген»-пикап тихонько прополз мимо них вверх по загруженной транспортом Большой Никитской и свернул в соседний Газетный переулок, намереваясь вырулить на Тверскую. Они следовали за ним в потоке машин. Гектор точно определил маршрут Горбаткина. Свернув на тихую улицу у Симонова вала, тот ехал вдоль высокой монастырской стены по переулку, абсолютно пустому и безлюдному в вечерних сумерках. Гектор резко прибавил скорость, обогнал «Фольксваген», прижал его к тротуару, лишая возможности любого маневра. Он намеренно создал аварийную ситуацию, подрезая пикап, но в последний момент ювелирно избежал опасности зацепить его. Остановился буквально в нескольких сантиметрах, заблокировав Горбаткина, не давая возможности даже широко открыть дверь. Выпрыгнул из машины с криком: «Блин, подрезал меня!» Мимо ехала машина – ее водитель видел ясную картину: две тачки вроде «поцеловались» у тротуара. У водил разборка назревает. Обычное ДТП. Горбаткин пытался вылезти из машины – в горячке он даже не узнал Гектора.

И в этот миг…

Гектор сделал молниеносный жест. Кате показалось – он всего лишь махнул рукой, даже не задев Горбаткина. Но полковник Гущин, зорко следивший за деяниями «форменного головореза», успел заметить: Гектор ткнул двумя пальцами в ключицу орнитолога у основания шеи. Подхватил начавшего оседать Горбаткина. Гектор выволок его из машины, удерживая на весу.

– Катенька, задняя дверь, – попросил он.

Ошеломленная Катя быстро повернулась, открыла ему дверь сзади, и Гектор вместе с Горбаткиным протиснулся между «Гелендвагеном» и пикапом, опустил Горбаткина на сиденье, затолкал его ноги в салон и сел сам. Горбаткин оказался между ним и Гущиным.

Удар Гектора пальцами в ключицу вырубил его.

– Вы что творите? – прошипел слегка обалдевший полковник Гущин. – Он в полной отключке!

– В обмороке. Пара минут, и очнется, – успокоил Гектор. Повернулся к своему набитому армейскому баулу, лежавшему за сиденьем в багажнике, и достал из него пузырек с нашатырем. Поднес к носу орнитолога. Тот вдохнул нашатырь, закашлялся и… пришел в себя.

– Вы? – Он вытаращился на них. – Где я?

– Продолжаем разговор, – хрипло, по-разбойничьи бросил Гектор-лицедей. – Как мочил вдову на даче в Вороново? Детали. Подробности. Быстро!

– Какую вдову? – Горбаткин вдохнул и поперхнулся. – У меня сердце? Приступ?! Я ничего не помню! Что со мной?! Вызовите «Скорую»! А чем так пахнет?

– Нашатырем, – сказала Катя. – Вы не волнуйтесь, пожалуйста, Всеволод. У вас не сердечный приступ.

– У тебя убийство вдовы Осмоловской на лбу клеймом. И убийство Красновой. И еще другие. Колись. Ну! – Гектор положил ему ладонь на грудь у шеи, обхватывая ее большим и указательным пальцами.

– Вы… вы чего?! Какие убийства? Не трогайте меня!

Горбаткин завозился, пытаясь отпихнуть от себя и Гектора, и Гущина, но Гектор плечом плотно прижал его, подавляя малейшее сопротивление, и одновременно начал массировать большим и указательным пальцами точку у основания его тощей жилистой шеи.

– Сейчас пройдет, потерпи, Севочка, – объявил он почти мягко. – Вранье мне твое по барабану. Понял? Не усугубляй себе карму. Колись здесь и сейчас. Сначала насчет вдовы. В Вороново зачем ездил третьего дня? А?! Кайся!

– Я в Вороново? Да, я был… Но это у нас не в Вороново, а в Угловке! – просипел Горбаткин. – Какие убийства?! При чем здесь Осмоловская? И Лена Краснова? Вы меня подозреваете? Да вы с ума сошли! Я жалобу прокурору напишу!!

– Зачем вы ездили в Вороново днем на своей машине? – тоном настоящего полицейского спросил полковник Гущин, подключаясь к допросу фигуранта, явно поплывшего, скользкого и увертливого – так ему уже казалось.

– В наш пункт! – выпалил Горбаткин.

– Перевалочный? Подобно Шалаеву? Куда наркоту вам «мулы» возят? – быстро спросил Гектор, продолжая массировать легонько ладонью и пальцами шею и ключицу Горбаткина, ликвидируя последствия своего же приема Маг-Цзал.

– Пункт Союза охраны птиц! Он у нас в Угловке в лесной сторожке оборудован! – сипел Горбаткин. – Какое еще Шалаево? Я не знаю никакого Шалаево. Я ездил в подмосковный лес возле Угловки. Там замечательная экосистема для наблюдений – река, пруды, лесничество. Наш музей сотрудничает с бердвордчерской ассоциацией Союза охраны птиц много лет. Отпустите меня, прекратите трогать мою шею!

– Нигде не болит? – спросил Гектор и убрал руку.

– Нет. А что со мной? Я ничего не помню. – Горбаткин таращился на них. – Вы меня подрезали бандитски, и я перепугался насмерть…

– Чует кошка, чье мясо съела! Не зря сдрейфили, раз на вас убийства висят гроздями, – восторжествовал полковник Гущин.

– Я струсил повредить ваш катафалк! – взвился Горбаткин. – За «Гелендваген» всю жизнь мне бы пришлось расплачиваться. Какие убийства? Чего вы на меня их вешаете своими гроздями?! У меня от испуга и волнения стало плохо с сердцем – я даже не знаю, как очутился в вашей машине!

Катя наблюдала его истерику. Насчет отключки Горбаткин не лжет – он наверняка не помнит ошеломляющего приема Гектора, а насчет всего остального… Он переводит разговор в плоскость своего плохого самочувствия. Пытается выиграть время? Выстроить линию обороны от их вопросов? Твердит про сердечный приступ. И одновременно говорит – «у меня ничего не болит». Гектор ведь уже снял ему при помощи массажа неприятные ощущения в груди и шее.

– Кто может подтвердить твое алиби в лесной сторожке? – спросил Гектор. – Лесник? Сороки-воровки? Львы, орлы и куропатки? Отвечай! Быстро!

– Ни-никто. – Горбаткин под его напором аж начал заикаться. – Я один приехал.

– Во сколько? Ну? Кайся!

– Днем… около двух часов… нет, в половине третьего. Открыл сторожку – сделал запись в журнале, такова традиция у нас. И отправился на полевые исследования – наблюдать птиц.

– В Вороново? Возле дачи Юлии Осмоловской? – не отступал Гектор.

– На речку! – отчаянно заорал Горбаткин. – А что… ее… вдову убили?!

– А то вы не знаете сами, – хмыкнул полковник Гущин. Он оглядывал Горбаткина с ног до головы. Признаться, в прошлые посещения Зоологического музея он на него мало обращал внимания. Однако сейчас корил себя за невнимательность к фигуранту. Ну и фрукт. Лжет ведь и не краснеет!

– Речка и пруд почти рядом с дачей Осмоловской, – заметил Гектор. – И сколько ты часиков птичек наблюдал у воды?

– До сумерек. Я не смотрел на часы. Я увлекся. Подмосковный лес на закате! Я фотографировал, делал пометки. Могу вам прямо сейчас показать, у меня много в мобильном, хотя я взял фотокамеру с собой.

– Естественно, вы соломки подстелили. Нащелкали фоток в мобильный – до и после убийства Юлии Осмоловской, – хмыкнул Гущин.

– Я ее не убивал! Я даже не знал о ее убийстве!

– Лжешь, Севочка, – тихо, по-свойски произнес Гектор. – Прямо нам в глаза. Я не люблю наглых врунов, понимаешь? Ты себе даже не представляешь, насколько я их не перевариваю…

Горбаткин покосился на Гектора. Их взгляды скрестились. И Катя поняла – их первое, и второе, и даже третье впечатление об орнитологе в образе истеричного заполошного интеллигента, этакого чудака-ученого, живущего с мамой-старушкой, в корне неверно. И лишь ее муж вник в суть его характера и души.

– Адель Викторовна мне сразу после вашего ухода позвонила… сообщила об убийстве Осмоловской, – уже совсем иным тоном произнес Горбаткин. – Ладно. Чего уж теперь отпираться.

– Кайся, как убивал ее в Вороново, навестив по пути из сторожки на речку, – приказал Гектор.

– Клянусь вам, я ее не убивал! Зачем мне ее убивать?! Адель мне сказала – ее якобы стулом по голове забили и глаз выкололи… Да как же это? Почему? Кто на такое способен?

– Не ты? – спросил Гектор.

– Только не я. Клянусь вам, – прошептал Горбаткин.

– А кто из твоих коллег способен выколоть глаз? – тихо продолжил Гектор.

Горбаткин молчал.

– Не сливаешь коллег. Молоток, – похвалил Гектор. – У тебя в лаборатории птички мертвые в лотках и все в булавках. Ты в них булавками тычешь, пронзаешь их трупики. Рука не дрогнет твоя, да?

– Вы ничего не смыслите в науке. А я зоологии посвятил всю свою жизнь, – отрезал Горбаткин. – Не смейте говорить со мной в подобном тоне. Все, чем мы заняты в музее, – исключительно ради науки и прогресса. Ради знаний о природе и окружающей среде.

– Елену Краснову отравили, – объявил Гектор. – Спровоцировали ей сердечный приступ и инфаркт миксом яда и ее таблеток. Ты ее отравил?

Горбаткин вновь покосился на него.

– Нет. Я ее не убивал. Но скажу, что дело с Лениной смертью нечисто, мы в музее сразу заподозрили. Не прямо, однако… Версия суицида критики не выдерживает. А какой яд ей дали?

– А ты не в курсе? – хмыкнул Гектор.

– Повторяю, я Лену не убивал. И Осмоловскую я не убивал. И глаз ей не выкалывал, несмотря на мои навыки таксидермиста. Спрашиваю, ибо в музее немало препаратов, содержащих отравляющие компоненты. Они все хранятся в особом порядке, конечно, но достать их не проблема.

– Понятно. Ты своими заявлениями расследованию сейчас помощь оказываешь, да? – Гектор вроде даже удивился. – Похвально. Зачет в карму. Только мы тебе не верим, Сева. Твоя поездка в Вороново… в день убийства Осмоловской… она все, все перевешивает – и ложь твою оголтелую, и правду скудную.

– Да мы всегда работаем в Угловке, в любые сезоны птиц в лесу наблюдаем! И я никого не убивал! – Горбаткин волновался все сильнее. – Как мне вам доказать, что я не лгу?!

– Выкладывай все, – вновь приказал Гектор. – Расскажешь интересное и полезное нам, может, я и отпущу тебя с миром.

– Ну, насчет Красновой, повторяю, мы все не верили в суицид и несчастный случай. Я лично считал – ее убили. А теперь вы мои подозрения полностью подтвердили.

– Почему ты так считал?

– Тема-то пропавшей экспедиции – проклятая! Смерть вокруг нее на крыльях летает. Всех их прикончили в тридцать первом году, а затем и Велиантов – муж Осмоловской – поплатился жизнью, сунувшись туда. Я ведь, когда несостоявшийся юбилей его дяди-профессора готовил, поднял документы из директорского архива… они под грифом «для служебного пользования», не для посторонних… Ей же даже тогда не сказали всего. А она… она ведь мне звонила на днях!

Горбаткин от волнения уже захлебывался, речь его стала сбивчивой, он словно старался выдать им сейчас максимум информации, пытаясь усыпить их подозрения в отношении себя.

– Постойте, не егозите, Горбаткин, – тоном настоящего полицейского перебил его полковник Гущин. – По порядку. Кто вам звонил?

– Вдова! – выпалил Горбаткин. – Юлия Осмоловская.

– Когда? – быстро спросил Гектор.

– Три… нет, уже четыре дня назад, если сегодня считать, поздно вечером. Я был уже дома с мамой – вдруг мне звонок на мобильный. Вдова! Мы с юбилея несостоявшегося не общались. Но, оказывается, мой телефон у нее сохранился.

– Где вы с ней трепались? В «Телеграме»? – уточнил Гектор.

– В «Вотсапе».

Катя напряглась – они подходили в своем расследовании к чему-то очень важному. До сих пор скрытому от них. Вдова Велиантова связалась с Горбаткиным вечером сразу после их приезда к ней в Вороново.

Горбаткин вновь завозился, полез в карман ветровки, вытащил мобильный, нашел звонок Осмоловской и показал им.

– Что она хотела? – спросила Катя, вступая в допрос.

– Спросила нервно, зачем музей послал к ней полицейских. И добавила: «Звоню вам, потому как с Красновой не могу связаться. Она недоступна». А я… я ей ответил… я выпил, понимаете, дома… Расслабился, был пьян. Я ей сказал: «Краснова на том свете. А полиция к ней нагрянула не по нашей просьбе, а самостоятельно – Краснову-то вроде убили».

– Вы заявили Осмоловской об убийстве Красновой? – уточнила Катя. – Она от вас узнала?

– Я выпил лишнее. Сам тревожился, переживал. Старуха заохала: «Убили? Кто?» А я ей: «Она же с вами контакты налаживала из-за вашего погибшего первого мужа и давних событий, сгинувшей экспедиции… Вам лучше знать. Вы же ей наверняка продать хотели не сбагренное нам из-за жадности».

– И каков ответ Осмоловской? – спросила Катя.

– Она мне заявила: «Вы нетрезвы. Плетете небылицы. Ариведерчи Рома», – криво усмехнулся Горбаткин.

– Откуда ты, Сева, сам в курсе налаживания Красновой контактов с вдовой? – задал главный вопрос Гектор.

– Я же ей… Лене… дал телефон вдовы – по ее настоятельной просьбе – и рассказал про переводчика Велиантова, – ответил Горбаткин. – Повторяю вам: я никого не убивал – ни Краснову, ни Осмоловскую! Я сам сейчас в мандраже, мне даже не стыдно признаться. Я боюсь.

– С чего ты дрейфишь? – Гектор смотрел на него оценивающе. – А, Севочка? Колись до конца.

– Они же все мертвецы, – Горбаткин понизил голос до шепота. – Профессор, Пауль Ланге, фотограф Юсуф… мне кажется, и его младший брат не смог избежать злой судьбы… носильщики, проводник – столько людей… Целая экспедиция! И переводчик нашего музея мертв. И теперь вот Краснова и вдова переводчика… Кто следующий? Я невольно задаю себе вопрос на засыпку.

– О чем вдове Велиантова не сообщили в шестьдесят втором? – спросила Катя. – Вы сейчас упомянули документы из архива дирекции.

– Юрий Велиантов на момент гибели числился штатным сотрудником музея. Наши тогда списывались с тамошней милицией, хлопоча о доставке его тела из Средней Азии в Москву для похорон, музей хотел взять всю организацию на себя.

– Тамошняя милиция, говорите? Не помните, куда конкретно писал музей? – спросил полковник Гущин.

– В какой-то Светлый путь… или дол, кажется.

– Может, в Светлый мыс? – подсказал Гектор.

– Я не помню уже, документы не для посторонних глаз. Дирекция мне их с большой неохотой лишь показала – и все сразу же вернула в архив. Милиция тогда сообщала: тело Юрия Велиантова непригодно к перевозке, потому что во время ДТП грузовик, где он находился с шофером, сгорел и оба трупа невозможно ни опознать, ни даже разделить. А насчет головы Велиантова…

– Головы? – Полковник Гущин подался вперед, наваливаясь на Горбаткина.

– Они писали: голова Юрия Велиантова тоже сильно обуглилась и нельзя понять – была ли она оторвана во время аварии, когда грузовик падал с обрыва, либо намеренно предварительно кем-то отчленена. Они спрашивали – следует ли отправить одну голову для погребения?

Катя замерла.

– Еще в документах есть копия под копирку письма директора музея туда, в Светлый дол… или путь, – продолжал Горбаткин. – Он ответил на запрос: нет, пересылать останки не надо. Похороните все на месте. Осмоловская сама мне ведь говорила при нашем общении: она была беременна тогда и потеряла ребенка от горя. Директор музея тогда ее просто пожалел. Решил не усугублять ее шок оторванной или отрубленной кем-то головой ее мужа.

Они молчали.

– Когда Юлия мне внезапно позвонила ночью, – продолжал Горбаткин, – я хотел «осчастливить» ее наконец-то жестокой правдой про голову ее Юры Велиантова. Но она мне заявила: вы, мол, пьяны. И я ей ничего не сказал.

Глава 29

Капсулы

Всеволода Горбаткина Гектор великодушно отпустил с напутствием: «Не болтай в альма-матер, Сева, целее будешь».

Полковник Гущин тоном настоящего полицейского добавил:

– Мы с вас подозрений не снимаем, Горбаткин, учтите!

Катя отметила: Гущин в музейном деле в непривычной для себя роли – убийства Красновой и Осмоловской не в его компетенции. Одно дело уже закрыто, по второму подозреваются соседи вдовы, а Гущин, по сути, утаивает от коллег важную информацию. Убийства Нур Абдуллы Шахрияра и «гонца» из Шалаево, расследуемые им официально, Горбаткина пока вроде никак не касаются. Он находился в Зоологическом музее в момент убийства гонца. Экспертиза хоть и дала солидный отрезок времени наступления смерти Омуралиева, но все равно Горбаткин никак не мог бы добраться из музея в Шалаево и прикончить «мула». Насчет Шахрияра – все туманно и противоречиво. По словам Гущина, свидетели засекли на шоссе незнакомца, совершавшего поджог «Лады», но перед ними возник лишь силуэт в темноте при свете пламени. Бесполезно предъявлять им на опознание Горбаткина. Можно лишь навредить делу, если свидетели его официально не опознают. Поэтому ни Гущин, ни ее муж Гектор при допросе орнитолога темы двух других убийств даже не затрагивали.

– Осмоловская и с Красновой общалась в «Вотсапе», раз звонила Горбаткину по нему, – объявил уверенно Гектор. – Надо нам до ее мобильного добраться. Ее вещи наверняка уже вернули сестре. Черт с ним, с Face ID, я мобильник вскрою, информация о контактах Красновой нам архиважна. Федор Матвеевич, вы с Вероникой разговаривали на днях насчет Вороново, звякните сейчас ей – если она дома на Пахре, махнем к ней, заберем мобильный сестры.

Гущин позвонил Веронике, включив громкую связь.

– Я не на Пахре, – сестра Красновой, отвечая ему, была явно чем-то занята. – Я в Москве, в офисе на Валовой. У меня здесь доставка, курьер…

– Мы недалеко от вас, – обрадовался Гущин – ох, счастье, не тащиться на Пахру по вечерним пробкам! – Мы к вам подъедем, есть срочный разговор насчет вашей сестры.

– Я вообще-то уже собиралась домой, но… хорошо, приезжайте.

– Раз мы попросим у нее мобильный сестры, вещь дорогую, память о Елене, – заметила Катя, – ей следует сказать о яде в останках сестры.

– Ты считаешь – мы должны ей сообщить об убийстве? – задумчиво спросил Гектор.

– Да, Гек. Если нет у вас обоих возражений, я сама ее извещу. Очень осторожно, – ответила Катя. – Вдруг она что-то еще вспомнит сразу, услышав об отравлении сестры? С людьми бывает: узнав что-то важное, меняющее суть дела, они включают голову, начинают размышлять, оценивать по-иному увиденное и услышанное и припоминать детали, ускользавшие от них сначала.

В этот момент у полковника Гущина сработал мобильный. Он решил – Вероника передумала и отказывается от встречи.

– Федор Матвеевич, добрый вечер, я по результатам экспертизы содержимого капсул звоню вам, – раздался по громкой связи голос криминалиста-эксперта.

– Какой наркотик в капсулах? – быстро спросил Гущин. – Синтетик? Новый? Редкий?

– Ничего близкого к наркотикам мы не обнаружили, вскрыв уже почти пятьсот штук, – объявил эксперт.

– А что же в них?

Катя и Гектор внимательно слушали.