— Потому что я не вожу.

— Вот же блин! Что, правда?

— Никогда не возникало необходимости.

— Раз такое дело, могу тебя подбросить.

— Ты хочешь сказать, что все это время мы могли ездить на машине, а не поездом?

— Не, у меня же нет тачки.

— Боже мой! — исторгаю я стон. — Надеюсь, ты не собираешься угнать машину, чтобы довезти меня в Суррей?

— Еще чего, возьму у Фрэнка. Он уже давал мне ее несколько раз, так что без проблем.

— Тогда хорошо. Тебе самому, значит, удобно поехать?

— Только при одном условии.

— Надеюсь, не про тосты на завтрак?

— Не-не. По возвращении мы как следует надеремся за твой счет.

— Договорились.

34

— Что это?

— Тачка, — глубокомысленно отвечает Клемент.

Мы стоим перед раздолбанным «фордом» неведомой мне модели. В машинах я практически не разбираюсь, но даже мне очевидно, что транспортному средству Фрэнка уже давно пора на свалку.

— Неудивительно, что он дает ее тебе. Мусорные баки и те в таком состоянии не выставляют!

— И что, пойдешь теперь пешком?

— Нет! — вздыхаю я. — Но прежде чем садиться в это ведро, не помешает проверить, не кончилось ли действие прививки от столбняка!

— Кончай ныть, залезай!

Открываю дверцу и устраиваюсь на пассажирском сиденье. Состояние салона полностью отвечает внешнему виду машины, да еще здесь воняет табачным дымом и — что действительно тревожно — бензином. Несколько утешает, что драндулет заводится с первого раза.

— Не картинка, конечно же, зато надежна как часы.

Остается только на это надеяться.

Мы выкатываем с заднего двора «Фицджеральда» и движемся по Фернивал-стрит. Согласно внесенному в навигатор адресу мистера Дэвиса, синтезированный голос дает указания, как выехать из города. Клемент, как и большинство лондонских водителей, демонстрирует полнейшее пренебрежение к остальным участникам движения. Мат следует за матом, а уж его репертуар неприличных жестов даже вызывает у меня некоторое восхищение.

К моему облегчению, в конце концов мы выбираемся из центра Лондона и оказываемся на трассе АЗ. Голос смолкает, поскольку впереди несколько километров четырехрядной магистрали.

Клемент решает разнообразить аккомпанемент свиста воздуха из перекошенных окон какой-нибудь музыкой. Он включает приемник и настраивается на потрескивающую средневолновую радиостанцию, специализирующуюся на семидесятых.

— Нервничаешь? — интересуется великан, в то время как ведущий объявляет песню группы «Шоуваддивадди».

— Немного.

— Думаешь, удастся познакомиться с сестрой?

— Не уверен. У меня сложилось впечатление, что мистер Дэвис хочет со мной серьезно поговорить, прежде чем выдастся возможность встретиться с Габриэллой… Если вообще выдастся.

— Но ты бы хотел, верно?

— Еще бы! Только не мне это решать.

По окончании «Под луной любви» я с величайшей неохотой решаю сделать несколько отложенных звонков. Набираю номер Фионы и, прежде чем мне удается ввернуть словцо, выслушиваю пятиминутную отповедь о доверии и нормах морали. В конце концов парламентский уполномоченный по этике выдыхается, и я излагаю объяснения. Заверив ее, что новых грехов за мной не числится, я объявляю о своем решении оставить политику. Тут уж Фиона с воодушевлением меня поздравляет.

Следующая на очереди — чопорная секретарша премьер-министра, Камилла. Дамочка мне никогда не нравилась, и, подозреваю, чувство это обоюдное. Без всяких предисловий просто отсылаю ее к пресс-релизу Руперта, подтверждающему мою невиновность. Она, однако, не желает упускать возможность устроить нагоняй и разражается тирадой о моей вине перед партией. Не без удовольствия обрываю ее сообщением, что завтра утром у нее на столе будет лежать мое заявление о сложении полномочий.

Покончив с двумя леди, позволяю себе удовлетворенно расслабиться. Где там. У Клемента как раз назрели вопросы.

— Сыт по горло?

— Что-что?

— Ты говорил по телефону про увольнение.

— Ах да. Вроде того. Если вся эта история чему-то меня и научила, так это тому, что пора пересмотреть свою жизнь.

— Чем думаешь заниматься в плане работы?

— Есть несколько задумок, но сперва мне хотелось бы ненадолго уехать. Только не думай, что я сбегаю. Просто нужно как следует все обдумать.

— Даже не думал. Раз уж ты упомянул, куда собираешься-то?

— Туда, где меня не знают. В место поспокойнее, но не очень далеко.

— И что ж это за место такое?

— Остров Уайт.

— Черт, ты серьезно? Там же пустыня!

— Именно! В это время года там ни души, и можно будет гулять по побережью когда вздумается.

— Хорошо, что моя работа закончилась.

— Значит, в гости мне тебя не ждать?

— Без обид, Билл, но я скорее отшпилю собственную сестру, чем проведу там хоть еще одну минуту.

— Без подколки никак, да?

— Прости, чувак, — ухмыляется Клемент.

— Может, все-таки поговорим о твоих планах, как всегда смутных?

— Да говорить особо и нечего.

— Будешь продолжать работать в «Фицджеральде»?

— Вряд ли, но там видно будет.

— В смысле?

— Скажем так, жду звонка.

— От кого?

Великан постукивает указательным пальцем по крылу своего носа, давая понять, что дело это не моего ума. А затем врубает радио на полную громкость.

— Обожаю эту песню! — кричит он сквозь раскаты «Жизни на Марсе» Дэвида Боуи.

Я уже усвоил, что подобное поведение означает нежелание продолжать разговор, поэтому безропотно откидываюсь на спинку сиденья. Мы молча слушаем музыку семидесятых в теплом монофоническом звучании. Задумавшись о будущем Клемента, я на какое-то время даже забываю о Кеннете Дэвисе, но вот мои мысли снова возвращаются к старику и причине его желания встретиться со мной. То обстоятельство, что он едва не позвонил мне три года назад, добавляет еще больше вопросов.

Когда за окном показывается Гилфорд, я уже перестаю ломать голову над загадками. Очень скоро я и так узнаю, что хочет мне сообщить Кеннет Дэвис. И уж точно незачем искушать судьбу надеждой на встречу с сестрой.

Голос навигатора снова оживает и направляет нас на съезд с АЗ, затем через центр Гилфорда и, наконец, к деревне Кранли. Поток машин на шоссе пока еще довольно плотный, однако нас уже окружают сельские пейзажи Суррея.

Неизбежно дают знать о себе нервы. Навигатор как раз уводит нас с магистрали на обсаженную лесополосами узкую дорогу, где упомянутым нервам абсолютно не идет на пользу гоночная манера вождения великана.

— Можно помедленнее? — взмаливаюсь я, когда он бросает машину в слепой поворот.

— Будь спок, Билл. Все под контролем!

— Мне вполне хватило упоминания в сегодняшнем выпуске газеты. Не хотелось бы еще и в завтрашнем засветиться, в рубрике некрологов.

К моей радости и досаде Клемента, из-за ползущего впереди трактора ему все-таки приходится существенно замедлиться.

— Прежде чем ты даже помыслишь о невозможном обгоне, «Дом у ручья» уже вон, справа!

Через пятьдесят метров мы сворачиваем на галечную дорожку к дому с двумя выходами. Великан глушит двигатель, и я с облегчением выдыхаю, что мы добрались целыми и невредимыми.

— Ты иди, а я в тачке подожду.

— Ты уверен?

— Ага. У вас разговор не для посторонних.

— Спасибо.

Выбираюсь наружу и, обойдя полноприводный «ауди», направляюсь к крыльцу. Затем, собрав волю в кулак, звоню в дверь.

Буквально в следующее мгновение мне открывает высокий худой старик с редкими седыми волосами.

— Мистер Дэвис?

— Да, а вы, должно быть, Уильям. Входите.

Я переступаю через порог, и он запирает за мной дверь.

— Хорошо доехали? — интересуется Кеннет Дэвис явно лишь из вежливости.

— Да, спасибо. Меня подвез друг.

Через прихожую старик ведет меня на кухню в сельском стиле, с деревянными столом и стульями по центру.

— Присаживайтесь, — машет он рукой в сторону стола. — Хотите чаю?

— Нет, спасибо.

Я усаживаюсь, хозяин же на секунду замирает, словно сбитый с толку моим отказом. Наконец, тоже направляется к столу.

— Спасибо, что приехали, — произносит он внезапно охрипшим голосом и осторожно садится. — Вы, должно быть, очень занятой человек.

— Буду честен с вами, мистер Дэвис. Меня крайне заинтриговало ваше желание побеседовать со мной.

Поверх очков в роговой оправе на меня устремляется взгляд холодных серых глаз.

— Дело не в моем желании, Уильям. Боюсь, речь идет о необходимости.

Тон его такой же холодный, как и глаза.

— Чем же вызвана необходимость?

Старик откидывается на спинку, почесывает макушку, затем осведомляется:

— Полагаю, вы неженаты?

— Нет.

— И никогда не были?

— Увы, нет.

— В таком случае вы не знаете, каково это.

— Простите? Что каково?

— Знать, что твоя жена переспала с другим.

Я догадывался, что именно с этого разговор и начнется. При всем моем сочувствии, ответственность за поступки своего отца я все-таки не несу. И потому твердо отвечаю:

— Нет, не знаю. Но я ни в коем случае не одобряю подобное и не пытаюсь оправдать. Я — не мой отец, мистер Дэвис.

— Я прекрасно знаю, кто вы, Уильям. Я не без интереса следил за вашей карьерой.

— Вот как? Зачем?

— Чтобы понять, что вы за человек.

Вот это мне определенно не нравится.

— Что ж, раз уж вы взяли на себя такой труд, может, просветите меня, что я за человек.

— Не горячитесь, — отрезает старик. — До сегодняшнего утра я пребывал в уверенности, что вы чуть ли не святой. Во времена, когда землю еще топтали динозавры, я изучал в университете политику и знаю, что продержаться в Вестминстере целое десятилетие можно лишь с незапятнанной репутацией.

Выражение его лица чуть смягчается, однако мотив подобных расспросов мне по-прежнему не ясен.

— Что ж, благодарю за характеристику, мистер Дэвис, но что вам за дело до моей репутации?

Вопрос мой, однако, повисает в воздухе, поскольку старик погружен в неведомые мне мысли.

— Мистер Дэвис?

— Сьюзан, — вздыхает он наконец. — Вы когда-нибудь встречались с ней?

— Навряд ли.

— Она была любовью всей моей жизни.

Даже не знаю, как отреагировать на его признание, и лишь выдавливаю сочувственную улыбку.

— Только по этой причине я и согласился растить Габриэллу как родную дочь. Самим нам завести детей не посчастливилось, и я не смог отказать Сьюзан в такой возможности, несмотря на всю омерзительность обстоятельств.

Я осторожно киваю.

— Вы, наверно, гадаете, к чему я все это рассказываю.

— Э-э… да.

— Пускай Габриэлла не моя плоть от плоти и кровь от крови, Уильям, я все равно не любил бы ее больше, даже если бы она была мне родной. Девочка — целый мир для меня.

— Понимаю.

Старик делает глубокий вздох, чтобы взять себя в руки.

— Как я упомянул в телефонном разговоре, здоровье мое уже не то, что раньше.

— Выглядите вы молодцом, осмелюсь заметить.

— Если только душой и телом, но никак не сердцем. Мотор, увы, изрядно поизносился. Три года назад мне сделали серьезную операцию на сердце, поэтому-то я и собирался связаться с вами. Не знаю, сколько мне еще осталось. Может, шесть лет, а может, шесть месяцев, но в любом случае я обязан позаботиться о будущем Габриэллы.

— Простите, мистер Дэвис, но я по-прежнему не понимаю, почему вы хотели тогда со мной связаться. И насчет сейчас тоже, коли на то пошло.

— Потому что кроме меня у Габриэллы никого нет. Сьюзан, ее мать, погибла в автокатастрофе двенадцать лет назад.

— Что ж, если вас хоть сколько-то успокоит, я без семьи держусь вот уже восемнадцать лет.

— Это мне известно, Уильям, вот только Габриэлла — не вы.

Старик подается вперед и несколько раз пытается прочистить горло. Слова явно даются ему нелегко.

— Принести стакан воды? — предлагаю я.

— Нет-нет, — кряхтит он. — Через секунду пройдет.

Кеннет Дэвис делает несколько глубоких вздохов и как будто успокаивается.

— Так на чем я остановился? — бормочет он.

— Габриэлла. Вы сказали, что она — не я.

— Увы, нет. У моей дочери… вашей сестры… синдром Дауна.

На кухне воцаряется полнейшая тишина, лишь тихонько клокочет водонагреватель.

— Синдром Дауна? — наконец по-дурацки переспрашиваю я.

— Полагаю, вам известно, что это такое?

— Да, конечно, в общих чертах.

— Пока не будем вдаваться в подробности. Меня тревожит будущее Габриэллы, а не ее состояние.

— Будущее?

— Именно. И, нравится мне это или нет, но вы ее единственный кровный родственник.

Наконец-то мне становится ясен смысл его приглашения. В некотором роде это собеседование на роль опекуна Габриэллы, хотя мистеру Дэвису, видимо, не так легко смириться с тем фактом, что я сын своего отца.

— Думаю, я вас понял.

— Вот как? Габриэлла — необыкновенная девушка, Уильям. Добрая, веселая, любящая, вот только весьма сомневаюсь, что она способна жить самостоятельно. Не поймите меня неправильно, ее состояние роли не играет, она живет полноценной жизнью, но… — Старик осекается, нервно сглатывает, но все-таки заканчивает: — Но нужно, чтобы за ней кто-то присматривал.

— Вы предлагаете мне взять над ней опеку, когда… вас не станет?

— Я ничего не предлагаю. Габриэлла не вещь, чтобы торговаться.

— Разумеется, не вещь. Но тогда я действительно не понимаю, о чем вы меня просите.

— Давайте я выражусь по-другому, Уильям. Допустим, я завтра умру — что вы предпримете?

— Я, хм…

— Прежде чем вы ответите, — перебивает Кеннет Дэвис. — Пожалуйста, не говорите мне то, что, по-вашему, я хочу услышать. Будьте предельно честны, даже если вам покажется, что правда меня заденет.

Но особых раздумий для ответа мне не требуется.

— Я бы хотел заботиться о своей сестре, насколько это в моих силах.

— Даже если она станет обузой?

— Обузой? — отзываюсь я с некоторым негодованием. — Как же такое возможно?

— Не знаю, Уильям. Это у вас нужно спрашивать.

Пару мгновений я собираюсь с мыслями. Если я правильно понял, что за человек Кеннет Дэвис, мне необходимо предельно ясно дать ему понять, что я всецело проникаюсь значимостью его просьбы. И что осознаю, как ему нелегко даже просить об этом, с учетом всех обстоятельств.

— Мистер Дэвис, могу я вас кое о чем спросить?

— Разумеется.

— Помните, в самом начале вы задали мне вопрос?

— Какой же?

— Могу ли я представить себе, каково это знать, что твоя жена переспала с другим?

Старик слегка щурится.

— Верно, спрашивал. И к чему вы клоните?

— Правда в том, что я действительно могу только представить это чувство. Полагаю, это сущая буря эмоций — гнева, возмущения, ревности.

— Вы не ошибаетесь.

— И среди этого, думаю, непомерное ощущение одиночества. Если что и переживают в одиночестве, так это измену, правда ведь?

— Нет человека более одинокого, чем жертва неверности.

— А вот здесь я с вами не согласен. Я рос в доме вроде вашего, в захолустье и без братьев и сестер для компании. В четырнадцать лишился матери, и отец отправил меня в пансион. Уж поверьте мне, я как никто другой знаю, что такое одиночество.

— Я… я не знал об этом.

— Разумеется, нет, откуда. В Википедии этого нет. В общем, я хочу сказать следующее: злейшему врагу не пожелал бы испытать подобное, что уж говорить о собственной сестре.

Старик размышляет над моими словами, затем медленно кивает.

— Спасибо за откровенность, Уильям.

— К вашим услугам. Надеюсь, вы ответите на мой вопрос так же честно: чего вы от меня хотите?

Ему снова приходится задуматься, и какое-то время он сосредоточенно барабанит пальцами по столу.

— Когда я умру, кроме вас у Габриэллы близких больше не останется. Примите ли вы на себя такую ответственность — при условии, что она этого захочет?

Я подаюсь вперед и смотрю ему в глаза:

— Без каких-либо вопросов и условий.

На этот раз анализ моего ответа много времени у него не занимает. Мы долго кружили вокруг да около, но в конце концов добились результата, и Кеннет Дэвис готов принять решение.

— Что ж, прекрасно. Вот и все, что я хотел услышать.

Старик смотрит на часы и медленно встает. Я по-прежнему не понимаю, прошел ли собеседование.

— Конечно же, пока это лишь условно, — продолжает он с едва заметной улыбкой. — Вдруг моя дочь сочтет вас занудой и не захочет с вами общаться.

— Первой она не будет, — грустно улыбаюсь я в ответ.

— Есть только один способ узнать наверняка. Хотите с ней познакомиться?

Как ни уповал я на подобный вопрос, тем не менее он застает меня врасплох.

— Правда? — лепечу я. — Что, прямо сейчас?

— Если только вы куда-нибудь не спешите.

— Нет, ни в коем случае!

— Хорошо, тогда поехали, пока я не передумал. Габриэлла сейчас не дома, она в конюшне, но я предупреждал ее, что заберу примерно в это время. Она заядлая наездница и души не чает в своем коняге, Арчи. Чертова тварь обошлась мне в целое состояние, но он стоит каждого вложенного пенни, столько радости привносит в жизнь дочери.

— Габриэлла знает, кто я такой?

— Нет, еще не знает. Пожалуй, лучше будет представить вас как старого друга, пока она не узнает вас получше.

— Что ж, я не против.

Мистер Дэвис надевает пальто, и тут я вспоминаю, что все это время Клемент томится в машине.

— Ничего, если с нами поедет и мой друг? Мешать он не будет, а мне неловко оставлять его здесь.

— Как хотите.

— Спасибо.

Мы выходим из дома, и, пока мистер Дэвис запирает дверь, я подхожу к развалюхе Фрэнка. Клемент опускает окошко и спрашивает:

— Как прошло?

— Не без напряженности, но сейчас он везет меня знакомиться с Габриэллой. Давай с нами!

— Ты вправду этого хочешь?

— Ну конечно, Клемент. Ведь только благодаря тебе это и происходит!

Он выбирается из машины, и я знакомлю его со стариком:

— Это мой друг, Клемент. Это мистер Дэвис, отец Габриэллы.

— Здорово, дед, — рокочет великан и протягивает свою лапищу.

Кеннет Дэвис не без опаски отвечает на рукопожатие.

— Приятно познакомиться. Пожалуй, вам лучше сесть спереди.

Мы втроем рассаживаемся в просторном «ауди», в салоне которого, к моей радости, запах бензина уже не досаждает.

— Классная тачка, Кен, — замечает Клемент, пока хозяин пристегивает ремень.

Я внутренне сжимаюсь.

— Спасибо. Жрет вот только многовато.

— А какой расход?

— Да меньше девяти литров на сотню ни в какую.

— Зато должна носиться как ракета.

На протяжении десятиминутной поездки Клемент и мистер Дэвис взахлеб обсуждают двигатели, мощности и обороты — все пустой звук для вечного пассажира вроде меня. Ко времени, когда мы паркуемся на стоянке возле конюшни, они уже обмениваются шуточками словно закадычные друзья. Да уж, Клемент при желании способен перевоплотиться из фрика в милейшего парня. Еще одна черта, кстати, что сыграла бы ему на руку, передумай он насчет карьеры в политике.

Мы выбираемся из машины на практически пустую стоянку, и я обозреваю сельскую местность. За тремя деревянными строениями — по-видимому, корпусами конюшни — вдаль убегают поля.

— Кен, где тут у них нужник? — осведомляется Клемент. — А то я с утра не сравши.

Я прихожу в ужас и оборачиваюсь к старику, ожидая от него схожей реакции.

— Вон там, — лишь посмеивается тот, указывая на первое строение. — Только на удобства не рассчитывай.

С облегчением выдыхаю, что обошлось без обид.

— Как закончишь, — продолжает Кеннет Дэвис, — пройдешь по тропинке вдоль загона за конюшнями. Там увидишь.

Великан удаляется, и старик кладет мне руку на плечо.

— Готовы?

Хороший вопрос.

Неделю назад я даже и не подозревал о существовании сестры, и вот буквально через пару минут мне предстоит встреча с ней. Сомневаюсь, что найдется такой человек, который бы при подобных обстоятельствах не струхнет хотя бы малость, а у меня, как несложно догадаться, после выдавшейся недельки нервы и вовсе сдают. Надеюсь, что ради Габриэллы все же не расклеюсь. Очень не хотелось бы, чтобы у нее сразу сложилось впечатление обо мне как о мямле.

Делаю глубокий вдох и внутренне собираюсь.

— Да, вполне.

Мы двигаемся по тропинке между двумя деревянными строениями, которая выводит к обширному загону, обнесенному изгородью из жердей. Дорожка разветвляется влево и вправо вдоль конюшен, каждая из которых разделена на четыре стойла. В дальнем конце загона легким галопом скачет светло-серая лошадь. Ее всадница замечает нас и машет рукой.

— Это Джули, — объясняет мистер Дэвис, отвечая на ее приветствие. — Она здесь торчит еще даже больше Габриэллы.

Я решаю про себя, что махать незнакомой женщине не совсем уместно, и потому просто киваю старику. Он сворачивает на дорожку к одной из конюшен.

Хоть я и вырос в сельской местности, мир конного спорта от меня бесконечно далек. Честно говоря, лошадей я побаиваюсь. Почему люди отваживаются скакать на тварях со свободной волей и без надежных тормозов — выше моего понимания. Впрочем, лошадей я нахожу красивыми и отношусь к ним с уважением.

Я следую за стариком мимо первого стойла с секционными воротами, нижние створки которых закрыты, верхние наполовину открыты. Лошадь черно-белой масти за ними принюхивается к нам. В следующем стойле стоит темно-коричневая, и при нашем приближении животное вскидывает голову.

— Привет, Честер. — Кеннет Дэвис останавливается погладить ему морду.

Решаю не связываться с Честером и на всякий случай поглубже засовываю руки в карманы.

— А вот и наш Арчи, — объявляет мой провожатый возле третьего стойла.

Ну вот и все. По-видимому, Габриэлла внутри, чем-то занята. Уж не знаю, что там делают любители лошадей для своих питомцев, когда не скачут на них по полям без всяких тормозов.

Снова делаю глубокий вдох. Мистер Дэвис открывает нижнюю створку ворот, и Арчи, явно обученный, отступает назад, давая нам дорогу. Старик поглаживает темно-рыжую лошадь и проходит в стойло. Я следую за ним и закрываю створку, стараясь держаться от животного подальше.

— Габриэлла! — зовет мистер Дэвис. — Я привел кое-кого, кто хочет с тобой познакомиться!

Останавливаюсь в паре метров от него, слева от Арчи, и даю глазам привыкнуть к сумраку в конюшне. Но вот привыкнуть носу к неодолимому запаху сена и навоза, боюсь, так запросто не получится.

— Габриэлла? — повторяет мистер Дэвис.

В таком довольно тесном пространстве в прятки особо не поиграешь, но Габриэлла, похоже, все же намерена попробовать. Миновав Арчи, я двигаюсь за ее отцом в заднюю часть стойла.

Нашим глазам предстают две фигуры, сидящие рядышком на тюке сена в углу. Запах в конюшне немедленно перебивается новым — ароматом пачули.

— Привет, Уильям, — воркует фигура поближе. — Ты чего так долго?

И голос этот мне прекрасно знаком.

Я прищуриваюсь в темноте, чтобы убедиться в ужасной догадке. Стоит мне разглядеть заговорившую, как сердце мое замирает.

Эми.

35

Я перевожу взгляд на фигурку рядом с ней. Миниатюрная женщина в надетой задом наперед жокейской шапочке. Личико заплакано, в широко раскрытых глазах застыл ужас.

— Вы кто такая? — хмурится Кеннет Дэвис.

— Уильям, не хочешь нас познакомить? — ухмыляется Эми.

Я тихонько говорю старику.

— Выйдите и вызовите полицию.

— Что? Зачем?

— Просто сделайте. Немедленно.

— Без Габриэллы я никуда не пойду! — взрывается Кеннет Дэвис.

Он поворачивается к дочери и протягивает руку.

— Пойдем со мной, милая.

Фигурка всхлипывает, однако не двигается.

— Габриэлла останется здесь, — подтверждает Эми и разводит скрещенные руки, демонстрируя какой-то продолговатый серебристый предмет. Она медленно поворачиваем его, и на нем вспыхивает луч света из полуоткрытых ворот. — Видишь, Уильям, победа все-таки не я тобой.

— Мистер Дэвис, у нее нож. Идите и вызовите полицию, — повторяю я со всей властностью, на какую только способен.

До старика доходит вся серьезность ситуации.

— Милая, я через секунду вернусь, — мягко говорит он дочери, пятясь к воротам.

С его уходом вся ответственность за Габриэллу ложится на меня. Я присаживаюсь на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Привет, Габриэлла. Меня зовут Уильям.

Женщина едва заметно кивает.

— Я понимаю, что тебе страшно, — продолжаю я, стараясь говорить успокаивающе, а не покровительственно. — Но все будет хорошо.

Габриэлла снова кивает, однако глаза ее говорят мне, что утешитель из меня не ахти. Сейчас в моих силах лишь тянуть время до приезда полиции.

Поднимаюсь и меняю тон: