Но вот нашим взорам предстает «Черная кобыла», и зрелище паб являет собой весьма жалкое. В целях недопущения заселения сквоттерами, все окна забиты стальными листами, и лишь немногие участки кирпичной кладки избежали струи баллончика местных граффитистов. Побитая непогодой вывеска соблазняет домашней едой, барными играми, живой музыкой и бесплатной парковкой. Похоже, одно из предложений все еще в силе: за правый торец здания убегает узкая, уже поросшая сорняками подъездная дорожка.

– Нет, – коротко ответила Эбби. – Увлекаться не будем, возможно, завтра нам потребуются свежие головы.

— Жуть, — бурчит Клемент.

– А что будет завтра? – тут же спросил Горшок.

Я смотрю на часы — без четверти час — и интересуюсь:

– Еще не знаю.

— Так какой у нас план? Через пятнадцать минут они будут здесь.

– Нужно было взять в игру Фелди, – хмуро пробурчал Толстый, разглядывая свои карты. Судя по всему, ему опять пришла ерунда. – Он у нас богатый, вот и пощипали бы.

— В прятки играла когда-нибудь?

– Нехорошо завидовать человеку, которому повезло чуть больше, чем тебе, – произнес Горшок, делая ставку.

— Хм, очень давно.

– Ничего себе: чуть больше! – Толстый коротко выругался.

— Вот сейчас и вспомним, как это делается. Идем.

– Я что-то пропустил? – осведомился Кузнец, двигая в банк пару фишек. – Когда Фелди успел разбогатеть?

Мы обходим паб. Дорожка выводит на асфальтовую площадку, окруженную буйными зарослями лейландского кипариса, высотой почти с само заведение.

– Если он поможет отыскать научный центр, Компания выплатит ему сто тысяч цехинов.

— Давненько сюда не заглядывал садовник, — комментирую я.

– Неплохо, – присвистнула Эбби. – Я знала, что предательство хорошо оплачивается, но чтобы настолько…

— Зато место для стрелки идеальное, — отзывается великан. — Совершенно не просматривается, и только один выход.

– Сто тысяч! – Толстый бросил карты и вновь выругался.

Мы оглядываемся по сторонам в поисках укрытия. На растрескавшемся асфальте еще проглядывают белые линии разметки, и из двенадцати мест четыре загромождены стихийной свалкой всякого хлама, среди которого диван и пара холодильников.

– Сомневаюсь, что он их получит, – понизил голос Эрсиец.

— Можно спрятаться за диваном, — предлагаю я.

– Что?

— Не, там нас легко будет заметить, если наш мужик потрудится осмотреться. А я готов поспорить, что он как раз из таких.

– Что?

— Где же тогда?

Клемент окидывает взглядом заднюю часть паба — открытый участок, обнесенный покосившимся панельным ограждением.

– Судя по тому, что нас курирует парень из руководства Компании, и по нервному поведению Орнеллы, можно сделать вывод, что операция очень важная, – произнес Эрсиец, упиваясь всеобщим вниманием. – А все секретные операции на моей памяти заканчивались тотальной зачисткой свидетелей. Ставлю цехин против серебряной марки, что Фелди не жить.

— Там, наверно, пивной сад.

– Звучит резонно, – протянул Горшок и вновь поднял ставку.

— Вот только калитки не видать.

Они говорили негромко, но недостаточно тихо для того, чтобы их слова не долетели через вентиляционное отверстие в соседнюю комнату. Где разговор с ужасом слушал Фелди.

— Просто перелезем.

— Ты издеваешься? Да эта ограда под метр восемьдесят, а я в платье и на каблуках!

⁂

— Ну и что?

– Мы договорились? – с нажимом повторил ИХ, глядя собеседнику в глаза. В упор. И глядя так, что тот не мог отвернуться. Прижатый к стене, он смотрел на ИХ не отрываясь, но попытался если и не обратить разговор в шутку, то хотя бы снизить накал. Ухмыльнулся и спросил:

— И потом, перелезть — одно дело, но в какой-то момент нам придется перебираться обратно, причем быстро. Поверь мне, Клемент, это не вариант.

– Как ты собираешься увезти с планеты столько золота? Мы не в Пограничье, дружище, мы на Тердане, а наши власти зорко следят за тем, чтобы золото не покидало планету.

— Пожалуй, ты права. Давай-ка позырим поближе.

— У нас остается двенадцать минут, — поторапливаю я его.

– Золото – моя проблема, – с прежним напором продолжил Бабарский. – Мы договорились?

Мы подходим к ограждению.

Собеседник бросил еще один взгляд на разложенные на столе сапфиры, покосился на консультанта – ювелира, явившегося на сделку, дабы подтвердить подлинность камней, увидел, что тот кивнул… не в первый, надо отметить, раз кивнул, вздохнул и протянул:

Клемент быстро находит альтернативный вариант. Один из деревянных щитов покоробился и держится на нескольких ржавых гвоздях. Удар ботинка Клемента — и возникает брешь с четверть метра шириной.

– Ну… – пытаясь изобразить, что еще не принял решения, хотя в действительности мгновенно, едва увидев товар – идеально ограненные сапфиры, – понял, что сделка состоится.

— После тебя, пупсик.

– Ты получишь сто процентов прибыли, не меньше, я получу сто процентов прибыли, местные красавицы получат шикарные анданские камни, и все окажутся в выигрыше.

Я протискиваюсь в проем, следом великан. Он ставит панель на место, а затем лупит локтем по одной из дощечек.

— Ты что делаешь? — шиплю я.

– Не надо меня уговаривать.

— Какой смысл торчать здесь, если мы ни хрена не увидим?

– И не пытайся поднять свою прибыль за мой счет – я знаю положение на рынке.

Затем он отрывает несколько кусков расколотой деревяшки. Итогом его усилий является щель, через которую действительно можно обозревать всю стоянку.

— Долго еще? — спрашивает Клемент.

– И не надо мне угрожать.

— Если оба отличаются пунктуальностью, семь минут.

– Я не уговариваю и не угрожаю, но мы оба знаем, что я с легкостью отыщу покупателя на сапфиры, а к тебе пришел по старой памяти, чтобы сделать приятное надежному другу.

— Отлично.

– О какой дружбе ты говоришь? – удивился Пернатый. – Мы работали всего один раз, шесть лет назад.

Мы устраиваемся и начинаем ждать. К моей великой радости, к встречающей делегации присоединяется и «звоночек».

– Но ты сразу меня вспомнил.

Впрочем, выжидать семь минут нам не приходится: внезапно тишину нарушает бряканье консервной банки, которую кто-то пинает по дорожке. Через несколько секунд на сцене возникает долговязая фигура Джейдона.

– Это да, – не стал отрицать Пернатый. – Тебя трудно забыть.

Юнец пересекает стоянку, беспрестанно оглядываясь по сторонам, однако совершенно не заостряя внимание на нашем наблюдательном пункте. Наконец, он устраивается на подлокотнике выброшенного дивана.

И в очередной раз удивился про себя тому, что человечек с такой внешностью умел вести себя столь напористо.

Я сверяюсь с часами: четыре минуты.

Джейдон меж тем достает телефон и таращится в экран. Бегут секунды. Я только и слышу, что шуршание кипариса на ветерке да стук собственного заходящегося сердца.

Потому что во внешности ИХ Бабарского напрочь отсутствовали сколько-нибудь героические черты. Рост? Едва-едва наберется сто шестьдесят сантиметров. В представлении мужественных терданов: уже не карлик, но до полноценного члена общества недотягивает. При этом полненький, округлый, откуда ни погляди: округлый животик, округлые плечи, в целом фигура округлая – керамический горшочек на ножках. И физиономия соответствующая – округлая, с носом картошкой, маленьким, едва читающимся подбородком, надутыми щечками и губками бантиком. А завершали картину черные волосы до плеч, которые это округлое недоразумение зачесывало назад.

Две минуты.

И при всем при этом матерый контрабандист Пернатый видел, как невзрачный Алоиз – под этим именем он знал Бабарского, – давил на очень серьезных людей, и очень серьезные люди поддавались. И на себе ощутил невероятное умение кругленького коротышки вести дела.

Чтобы успокоиться, я задумываюсь о развитии событий, если наша операция завершится успешно. Быть может, всего через несколько минут мы опознаем главаря «Клоуторна». Сорвем маску с Таллимана и разоблачим коррупционную схему, работавшую на протяжении десятилетий. Считаные минуты отделяют меня от кульминации журналистского расследования, что выпадает лишь раз в жизни и вознесет мою карьеру на уровень, которого удавалось достичь лишь весьма немногим репортерам.

– Пожалуй…

Собираюсь уже в тысячный раз свериться с часами, как вдруг из-за здания доносится рокот двигателя. Я бросаю взгляд на Клемента, однако он, не отрываясь, следит за стоянкой. Я тоже смотрю в щель: на площадку как раз въезжает черный «мерседес-бенц». Машина разворачивается и останавливается, водительской стороной как раз к нам. Вот только за тонированным стеклом человека совершенно не разглядеть.

– Пожалуй, что? – тут же уточнил Бабарский.

— Вылезай из тачки, — шипит Клемент.

– Пожалуй, мы договорились.

Его требование, разумеется, остается без внимания, вместо этого стекло опускается. Мужчина за рулем — человек, которого мы считаем Таллиманом, — четко виден. Я поспешно прикрываю рот ладонью, чтобы удержаться от возбужденного вскрика. Водитель — прямо вылитый Терри Браун.

Пернатый откинулся на спинку стула и кивнул помощнику. Тот молча выставил тяжелый металлический ящик и открыл крышку. Внутри приятно желтели полновесные герметиконские цехины.

Джейдон отрывается от дивана и неторопливо направляется к «мерседесу». Перекидывается с Брауном парой слов, и тот вручает ему конверт, который юнец прячет в карман куртки. Затем разговор продолжается, причем, судя по оживленной жестикуляции Джейдона, отнюдь не мирно.

Голоса звучат все громче, обстановка явно накаляется, и в какой-то момент Джейдон сует руку в карман. Я опасаюсь, что юный преступник разжился новым ножом, однако когда он достает руку, оружие в ней куда серьезнее.

– А теперь – самое интересное! – ИХ потер ладошки. – Люблю золото.

Это пистолет, и нацелен он прямехонько на Терри Брауна.

– Может, все-таки возьмешь векселем?

— Бляха-муха, — стонет Клемент.

– Я не настолько силен в алхимии, чтобы оценить подлинность печатей.

Парнишка определенно пренебрег советом и теперь хочет отыграться за выявленную Брауном слабость.

– Ты на себя наговариваешь, – улыбнулся Пернатый, разглядывая один из сапфиров. – Я видел, как ты с двух шагов, не беря документ в руки, определил, что стоящая на нем печать Первого Верзийского банка – фальшивая.

— Что нам делать? — шепчу я.

– Это было давно и получилось случайно – я просто угадал, – отозвался Бабарский, проверяя на подлинность выбранную наугад монету. – К тому же в последнее время я стал значительно хуже видеть. Боюсь, зрение падает из-за того, что приходится часто бывать в Пустоте, и скоро я окончательно ослепну.

— Ничего. Просто смотреть, что будет дальше.

— А если он пристрелит Терри Брауна?

– Пустота влияет на зрение? – удивился Пернатый, откладывая выбранный камень в сторону, решив сделать из него элегантный кулон Розалии, своей любовнице.

— Сделает работу за нас.

– Пустота влияет на все, – сказал ИХ, проверяя вторую монету: он никогда не ограничивался одной. – К примеру, после прыжка на Тердан у меня жутко разболелись колени, и я с трудом доковылял до твоей берлоги.

— Не смешно! Если Браун умрет, сотня вопросов о «Клоуторне» останется без ответа.

Стоящий у стены Аксель покачал головой: Бабарский взялся за старые песни, слушать которые ему надоело еще полгода назад. Всем надоело, если быть откровенным, но все терпели, потому что нытье ИХ было такой же частью «Пытливого амуша», как суеверия Бедокура и выходки Галилея.

Великан поворачивается ко мне.

– Признаюсь, я сначала удивился тому, что ты с легкостью согласился встретиться у меня, – негромко произнес Пернатый. – То, что сделку прикрывает слово Честного Зума, конечно, весомо, но стопроцентной гарантии не дает.

— Хочешь пойти и обезоружить парнишку?

– Знаю, – протянул Бабарский, припомнив анданийские неприятности.

Пожалуй, он все-таки прав. Нам только и остается, что пассивно наблюдать.

– Но когда я увидел твоего спутника, то понял причину твоего бесстрашия, – Пернатый помолчал. – Бамбальеро?

События на остановке меж тем продолжают разворачиваться. Очевидно, Джейдон велит Терри Брауну выйти из машины, и тучный журналист в желтовато-коричневых брюках и синем блейзере прислоняется к машине с поднятыми руками.

– С чего ты взял? – ИХ прекрасно сыграл искреннее удивление, но обмануть контрабандиста не смог.

— Может, вызвать полицию? — предлагаю я.

– Бамбальеро смотрят иначе, – серьезно ответил тердан. – Ни один хороший стрелок так не смотрит – только они. Я не могу объяснить нюанс, но ставлю все золото, которое останется в ящике, против зубочистки, что твой парень был в Химмельсгартне.

— Подожди еще минутку.

— Чего ждать, когда он его пристрелит?

– Может, как турист? – рассмеялся Бабарский.

— Не думаю, что до этого дойдет. Пушка, возможно, ненастоящая.

– Он не хочет сменить работу?

— Ты это определил с такого расстояния?

Крачин очень хотел вступить в разговор и сдерживался из последних сил.

— Типа того. Если бы он перестал размахивать ею, удалось бы разглядеть получше.

– Мой друг всем доволен, – ровно произнес ИХ. – Он нашел работу своей мечты.

Настоящий пистолет или нет, Браун стоит ни жив ни мертв, в то время как Джейдон продолжает разоряться. И в какой-то момент он, не прекращая поток ругательств, целится репортеру в грудь.

– Ты не похож на фею из снов.

— Ну что? Настоящая пушка? — не на шутку тревожусь я.

— Есть только один способ узнать наверняка. Стой и не высовывайся.

– Порой добрые волшебницы принимают очень странный облик, – отрезал Бабарский. – Давай считать деньги.

Прежде чем я успеваю возразить, Клемент отжимает деревянную панель и выбирается на другую сторону. Всеми фибрами души я хочу затащить его обратно, однако он буквально за пару секунд отдаляется метров на десять.

– Давай, – согласился Пернатый, бросив на телохранителя толстяка еще один взгляд.

Если он рассчитывал подкрасться к месту разворачивающейся драмы незаметно, то потерпел неудачу, поскольку его громада отражается в тонированных стеклах «мерседеса». Джейдон немедленно реагирует на угрозу и разворачивается на девяносто градусов, после чего отступает шагов на семь-восемь назад. Теперь он держит под прицелом обоих мужчин, водя пистолетом влево-вправо.

Аксель Крачин был самым высоким из участников встречи, его макушка меньше чем на сантиметр не доходила до двухметровой отметки, что позволяло ему смотреть на окружающих свысока. Однако Аксель не был ни массивным амбалом, «горой мышц», ни худым «столбом» – он отличался удивительной, весьма редкой для такого роста соразмерностью и производил впечатление обыкновенного, просто очень высокого человека. Полезное впечатление, мешающее с первого взгляда разглядеть в Крачине опасного противника. И то, что Аксель тщательно следил за своей внешностью, только усиливало это впечатление. Короткие, темные, с густой проседью волосы он зачесывал назад и подстригал каждую неделю. Не меньше внимания уделял бородке «клинышком», весьма популярной среди университетских преподавателей. Крачин, конечно, совсем не походил на профессора, но аккуратная бородка изрядно смягчала его образ, отвлекая внимание врагов. Глаза у Акселя были блекло-голубыми, а нос – крючковатым. Одежду предпочитал удобную: брюки свободного кроя, тельник, мягкие ботинки и легкую кожаную куртку, отдаленно напоминающую цапу – прямую, чуть ниже пояса. Куртку Аксель сшил на заказ, и она идеально скрывала «Сталлеры» в наплечных кобурах.

Клемент, как и Терри Браун, поднимает руки. Его план явно не сработал. Возможно, вынужденный теперь смотреть прямо в дуло пистолета, он понял свою ошибку насчет ненастоящего оружия.

Что же мне, черт побери, делать?

На встрече с Пернатым Крачину досталась не самая интересная роль молчаливого телохранителя, и это при том, что на «Амуше» Аксель занимал должность старшего помощника, а Бабарский служил суперкарго, то есть находился в его подчинении. Но это на «Амуше»… А вне корабля ИХ превращался в хитроумного пройдоху, лично знающего многих уголовников Омута, а кого не знал – с тем мог договориться. Первую совместную операцию Бабарский и Крачин провели на Фархе, и провели настолько удачно, что, выслушав рассказ о поездке в Фоксвилль, Помпилио обронил: «Вы составили неплохую команду». Присутствовавший при разговоре Дорофеев ехидно усмехнулся, и Аксель понял, что пропал и его основной ролью станет сопровождение бортового проныры…

Очевидный и самый разумный ответ, конечно же, позвонить в полицию. Не отрываясь от щели в ограде, я принимаюсь копаться в сумочке. Нащупываю гладкий пластик и достаю телефон. Экран светится лишь мгновение, успевая сообщить об одном проценте заряда аккумулятора, после чего мобильник благополучно подыхает.

— Черт!

Именно поэтому Крачин выглядел мрачнее обычного.

«Думай, Эмма, думай!»

Тем временем участники сделки закончили звенеть монетами, положенная сумма – очень внушительная, по меркам Герметикона, куча золота, – перекочевала во второй железный ящик, тот, который принес Бабарский, и они с Пернатым пожали друг другу руки. Никто, конечно, не расслабился, но в комнате стало спокойнее.

Бросаю телефон обратно и снова копаюсь в своем лотерейном барабане, на этот раз в поисках кошелька. На стоянке Джейдон как будто вступает в переговоры с Клементом, однако пистолет по-прежнему описывает дуги со слишком непредсказуемой импульсивностью, так что успокаиваться рано.

Кошелек находится, и я извлекаю из него свое журналистское удостоверение. Шанс слабый, и, пожалуй, это одна из худших моих идей в жизни, но, как выразился Клемент, необходимость требует.

– Когда улетаешь? – поинтересовался контрабандист, раскуривая трубку. – Сегодня?

Сжав удостоверение в руке, я выбираюсь через брешь и осторожно двигаюсь к троице.

– Задержусь на пару дней, – небрежно ответил Бабарский, запирая ящик и пряча ключ в карман жилетки. Обратным движением он достал часы и щелчком откинул крышку.

Метрах в пяти окликаю Джейдона. Он чуть поворачивается вправо и направляет на меня пистолет. Затем — по-видимому, решив, что это отвлекающий маневр, — пятится еще на пару шагов назад. Теперь он на достаточном расстоянии от Клемента — дернись тот, и выстрелить в него юнец успеет. Возможно, даже в нас обоих.

Я пытаюсь принять спокойный вид, хотя внутренне, разумеется, крайне далека от невозмутимости. Изображаю сочувственную мину и мягко говорю:

– Опаздываешь?

— Джейдон. Ты ведь не хочешь делать этого.

– Совсем нет.

— Это моя разборка! — вопит паренек. — Какого хрена вы здесь забыли?

– Почему решил задержаться?

— Чего же ты хочешь добиться?

Судя по его физиономии, данным вопросом он едва ли задавался. В итоге его раздражение только возрастает.

– Хочу оглядеться, может, присмотреть какое-нибудь дельце.

— Я хочу… — Джейдон направляет пистолет на Терри Брауна. — Я хочу, чтоб этот мудила понял, что угрозы моей семье никому с рук не сойдут!

– Ищешь товар на обратную дорогу? – догадался Пернатый.

— Джейдон, если ты его пристрелишь, следующие пятнадцать лет проведешь за решеткой и своей бабушки уже никогда не увидишь. Я понимаю, что ты разозлен, но это не самый лучший способ разобраться с ним.

– И это тоже, – Бабарский кашлянул, когда его достиг ароматный дым, но делать собеседнику замечание не стал.

Пистолет снова разворачивается в мою сторону.

— Да ну?

«А на «Амуше», – отметил про себя Крачин, – ИХ принялся бы ныть о своих слабых легких в тот самый миг, когда увидел трубку…»

— Именно. У меня есть идея получше.

– Но при этом ты готов поработать? – уточнил Пернатый.

— Что за идея?

Я медленно поднимаю руку с удостоверением и держу его так, чтобы юнец мог разглядеть.

– Я открыт для предложений, – кивнул Бабарский. – В Виллемгофе есть что-нибудь интересное?

— Это что за хрень?

– Что тебя интересует? Ювелирка?

— Мое удостоверение. Я — журналистка.

– Если бы на Тердане существовала толковая ювелирка, я бы не тащил камни через весь Герметикон.

— И что?

— Мы пытались установить его личность. — Я киваю на Терри Брауна. — Он возглавляет организацию коррупционеров, и теперь благодаря тебе мы его вычислили. И я обещаю тебе, что, если ты отдашь его нам, он отправится в тюрьму, и очень надолго.

– Тут ты прав, – признал Пернатый. – Ювелирка на Тердане дрянь. А вот полиция работает великолепно, поэтому гастролеры Виллемгоф не любят.

Джейдон умолкает, погрузившись в раздумья. Мне необходимо лишь слегка подтолкнуть его в нужном направлении.

– Я уже здесь, – прохладно напомнил ИХ. – И я сам решу, бояться мне местной полиции или нет.

— Ты уже общался с моим другом. — Я указываю на Клемента. — И ему не терпится поболтать с этим человеком. Если ты понимаешь, о чем я.

– По-прежнему крутой? – прищурился контрабандист.

Паренек косится на великана, и тот утвердительно кивает.

— Что ты с ним сделаешь?

– Стал еще круче.

— Навряд ли тебе стоит знать, дружок, — гудит Клемент. — Но это будет долго и неприятно.

– Я дам знать, если в ближайшуюие пару дней появится интересное дело.

Теперь Джейдон ухмыляется. Он приближается к Терри Брауну, по-прежнему с поднятым пистолетом.

— Похоже, дядя, ты в глубокой жопе. Надеюсь, ты получишь по заслугам.

– Договорились!

Затем паренек снова отступает и прячет пистолет в карман.

Контрабанда была лишь одной сферой интересов Пернатого, в действительности собеседник Бабарского считался одним из лидеров терданского криминального мира, знал многих нужных людей, был прекрасно осведомлен о происходящих в Карусели и всем Виллемгофе событиях, то есть – весьма полезным для расследования человеком. Поэтому ИХ не стал жадничать и продал сапфиры по очень привлекательной цене: Бабарский не сомневался, что ему еще придется обратиться к уголовнику за консультацией, советом или помощью.

— Он ваш, — бурчит Джейдон. — Но если он снова станет угрожать моей семье, я убью всех вас.

///

Донеся свою точку зрения без умаления собственной гордости, Джейдон поспешно удаляется.

Виллемгоф изначально строился как столица Тердана, еще при проектировании задумывался самым большим городом планеты и, разумеется, не мог не стать сферопортом. И стал им, несмотря на то что специалисты Астрологического флота долго уговаривали местные власти установить Сферу Шкуровича даже не в Виллемгофе, а вообще на другом континенте.

Но все получилось так, как хотели терданы.

Настает наш черед сыпать угрозами, и, судя по выражению лица Терри Брауна, на кое-какие ответы мы точно можем рассчитывать.

Виллемгоф остался столицей мира, благодаря сферопорту стал вести прибыльную межзвездную торговлю, и однажды в его черте появился район с веселым названием Карусель. Внешне он ничем не отличался от небогатых соседних кварталов: те же высокие, в четыре-шесть этажей, кирпичные дома, не очень чистые улицы, не самые дружелюбные обитатели, но в действительности все было хуже, чем на первый взгляд, – вся власть в районе принадлежала Омуту, межзвездному криминальному сообществу, зарабатывающему полновесные цехины самыми грязными способами.

Крачин такие районы недолюбливал, а Бабарский чувствовал себя в них как рыба в воде. В результате, тщательно все взвесив, обсудив и проведя голосование, они одним голосом против одного решили снять жилье именно в Карусели. В качестве компенсации Аксель потребовал приличную квартиру, и они поселились в «Полной чаше»: чистое белье без насекомых, хороший завтрак, скидка в соседнем доме терпимости. Комнаты в «Полной чаше» были достаточно большими, мебель хоть и старая, но крепкая, а в двух ближайших трактирах сносно готовили. Все эти обстоятельства несколько примирили Крачина с действительностью, однако очередная махинация Бабарского, точнее, продолжение анданийской махинации, правда, к счастью, без стрельбы, испортила Акселю настроение.

28

– Зачем все это было нужно? – спросил Крачин после того, как они припрятали ящик с золотом в надежном месте и неспешно возвращались в «Полную чашу».

Впрочем, прежде чем приступить к делу, я решаю выяснить у Клемента ответ на один животрепещущий вопрос:

– Ты действительно не понял? – удивился ИХ.

— Так он был настоящий? Пистолет?

– Нет.

— Ага, самый что ни на есть.

– Пернатый меня вспомнил, однако работали мы с ним давно, с тех пор он прилично поднялся и мог решить, что я недостоин уважения. А это плохо для нашего расследования. Зато сейчас у нас установились комфортные рабочие отношения. Мы понимаем друг друга и более того: Пернатый ощущает к нам некую приязнь.

— Черт, значит, мы были на волосок.

С этим мы оба поворачиваемся к Терри Брауну.

– Это еще почему?

— Приятно наконец-то повстречаться с тобой, Терри.

– Потому что я предложил ему невозможно выгодную сделку, – объяснил Бабарский. – Анданские сапфиры высоко ценятся на Тердане, и я позволил ему заработать на них больше обычного. Намного больше.

Кажется, у нас с тобой назрел разговор.

– Он тебе не должен.

Великан задает тон этому самому разговору: подходит к журналисту и грозно нависает над ним. Я пристраиваюсь рядышком с подельником и смотрю в глаза Брауну.

Передо мной какой-то жалкий человечек. Даже не верится, что некогда он обладал огромной властью и влиятельностью. Заправлял клубом, хранившим столь долго столь много страшных тайн многих коррупционеров.

– Естественно, нет, – кивнул Бабарский. – Но лохом он меня не считает. Пернатый прекрасно понял, что я не за красивые глаза сделал ему подарок, и готов к следующей встрече, на которой будет относиться к моим словам куда внимательнее, чем если бы я не позволил ему заработать пару лишних цехинов. Это психология, Аксель, неужели вас ничему не учили в Химмельсгартне?

Настало время пролить свет на его темное прошлое.

– Учили, учили, – протянул Крачин, обдумывая ответ Бабарского и не находя в нем ничего, к чему можно было бы прицепиться. – А почему мы не отправились вместе с Дюкри?

— У меня к тебе целая уйма вопросов, Терри. Но есть один, который я должна задать первым: почему?

– А почему ты не спросил об этом мессера?

Теперь, когда пистолет на сцене больше не фигурирует, Браун держится увереннее и в прямом смысле слова расправляет плечи. Он либо храбр, либо просто глуп, но выражение на его пухлой физиономии едва ли не самодовольное.

– Я спрашивал.

— Что почему? — ухмыляется он.

— Почему ты? У тебя была карьера, о которой подобные мне могут только мечтать. Прекрасная работа, несчетные награды, уважение и зависть коллег. Зачем надо было всем этим рисковать?

– И он тебе ответил, что большую семью легче вычислить, не так ли?

Он качает головой.

– Да, – подтвердил Аксель.

— Ты ничего не знаешь, женщина.

– Тогда к чему лишние вопросы? Ты ведь понимаешь, что от бессмысленных разговоров нагрузка на мои барабанные перепонки возрастает, а они давно не те, что прежде…

— Вот как? Ну так потрудись объяснить!

– У тебя вроде бы ухудшилось зрение, – припомнил Крачин.

— Я не собираюсь ничего объяснять и, с твоего позволения, поеду, пожалуй.

Журналист разворачивается и берется за ручку дверцы, однако Клемент молниеносно пресекает его наглое поведение: хватает толстяка за горло и припечатывает к машине.

– И оно тоже, – не стал отрицать Бабарский. – Я рассыпаюсь на глазах, становлюсь обузой, и поэтому мессер разделил отряд на две части. Мы будем вести расследование по-своему, они – по-своему, и кому-то обязательно повезет.

— Никуда ты не поедешь, приятель, — рычит он.

– А если никому не повезет?

Браун вцепляется в руку великана и пытается оттянуть ее, однако его сопротивление даже не тянет на название. Шансы у него нулевые.

– Тогда приедет мессер и предложит терданам рассказать обо всем по-хорошему.

— От… пус… ти… — хрипит журналист.

– Ты шутишь?

— Будешь отвечать на наши вопросы?

– Естественно! – рассмеялся ИХ. – Может, мессер и не пойдет сразу к терданам, однако он обязательно что-нибудь придумает, но перед этим спросит, почему мы ничего не придумали, а я до сих пор ни разу не не слышал от мессера этот вопрос и слушать не собираюсь. Тебе не кажется, что к вечеру ветер усилился?

— Хрен… тебе…

Что ж, Клемент прибегает к методу, столь эффективно сработавшему в случае Томаса Ланга. Он хватает Брауна за гениталии и сжимает руку. Толстяк мгновенно багровеет и визжит как свинья, кто, впрочем, он и есть. К несчастью для него, никто кроме нас его не слышит.

– Надень шарф, – предложил Аксель.

— Ну-ка, повтори, — подначивает его великан. — Слабо?

– Может, зайдем, пропустим по стаканчику согревающего? – осведомился ИХ, останавливаясь и разглядывая вывеску ближайшей таверны.

Браун мотает головой с такой неистовостью, что его обвисшие щеки трясутся, прямо как при езде на мотоцикле. Самодовольство сменяется страхом.

– Почему нет?

— Будешь отвечать?

Теперь журналист энергично кивает — насколько, впрочем, это ему удается с лапищей великана на горле.

Несмотря на то что его комната в «Полной чаше» была большой и просторной, а белье – чистым и свежим, возвращаться в нее так рано Крачину не хотелось.

Продемонстрировав всю серьезность угроз, Клемент отпускает жертву и делает шаг назад.

⁂

— Попробуем снова? — цежу я, испепеляя Брауна взглядом. — С самого начала.

– События на Фархе заставили меня пересмотреть отношение к огневой мощи «Амуша», – произнес Помпилио, внимательно разглядывая снующих вокруг рабочих и нижних чинов команды. – Мы были совершенно беззащитны перед орудиями Рубаки.

Тот потирает горло, но за пах, к счастью, не хватается. Я выжидаю, пока он не отдышится.

– Как часто вы планируете принимать участие в воздушных боях, мессер? – осведомился Дорофеев, не постеснявшись добавить в голос саркастическую нотку.

— Чего тебе от меня надо? — наконец хрипит он.

— Ответы, Терри. Ответы.

Дер Даген Тур повернулся, несколько секунд изучал своего капитана, после чего поднял правую бровь:

— А если я откажусь?

– Вы уже забыли, что командуете исследовательским рейдером?

— Честно? Особого значения это не имеет, поскольку игра закончена. Нам известно, кто ты такой, и весьма скоро мы разоблачим клуб коррупционеров и его членов — вне зависимости от того, станешь ты отвечать или нет.

— Не понимаю, о чем ты.

– Именно! – кивнул Дорофеев. – «Амуш» – исследовательский рейдер и самый быстрый цеппель Герметикона, дополнительное вооружение нас утяжелит, но не сделает серьезным противником для военных. Поэтому я спросил: как часто вы собираетесь воевать, мессер? Если часто, нужно поменять «Амуш» на полноценный импакто, оснащенный орудиями и укомплектованный соответственно обученной командой.

— О боже, — вздыхаю я и смотрю на Клемента. — Кажется, у Терри проблемы с памятью. Боюсь, тебе придется опять им заняться. Помоги-ка ему вспомнить.

Мало кто в Герметиконе мог позволить себе так говорить с Помпилио. Причем не просто говорить, а еще и не быть при этом прерванным. Дорофеев – мог. Он был капитаном «Пытливого амуша», во время походов – несмотря на формальное главенство Помпилио – именно Дорофеев принимал решения и отдавал приказы, и ни разу его решение не было оспорено мессером, во всяком случае – публично. Помпилио доверял Баззе жизнь и никогда не учил его профессии.

— Подожди-подожди! — вскидывается Браун. — Ты все не так поняла!

– Я не собираюсь менять «Амуш» на другой корабль, и мне нравится, что мой цеппель – самый быстрый во всем Герметиконе.

— А я так не думаю, Терри — или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Таллиманом?

– Мне тоже, мессер.

Его реакция отнюдь не та, что я ожидала.

– И я сильно переживал, глядя, как в него вонзаются снаряды.

— И ты еще называешь себя журналисткой, — фыркает он. — Да ты ни черта не знаешь, так ведь?

– Я тоже чувствовал себя неуютно, мессер, – не стал скрывать Дорофеев, который управлял кораблем в той безумной атаке на пиратский крейсер.

Мы с Клементом хмуро переглядываемся.

– Что вы можете об этом знать, Базза, – вздохнул дер Даген Тур. – Вы просто находились под пушечным огнем и делали свое дело. Вы понятия не имеете, какую гамму эмоций мне пришлось пережить, наблюдая за последствиями вашего безрассудного решения.