Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Дарси

Месье Дево, адвокат, сидит с нами за завтраком на террасе. Он моложе, чем я ожидала, ему под сорок, высокий, щеголевато одетый, с аккуратной черной бородкой с проседью. Не лишен привлекательности. Он относится к тому типу мужчин, которые с годами становятся более интересными благодаря выдающейся внешности и карьерному росту и нравятся женщинам определенного возраста. С горечью осознаю, что я и есть женщина этого определенного возраста. Я случайно замечаю, что на нем нет обручального кольца. Забавно, раньше мой взгляд никогда не задерживался на безымянных пальцах других мужчин. Словно мое подсознание подталкивает меня вперед стрелой, указывающей на мое будущее. Возможно, именно такого мужчину я могла бы надеяться заполучить, если останусь одна.

А я одна? Яичница-болтунья у меня в желудке лежит тяжелым камнем.

Стол заставлен кофейными чашками, и я тянусь за своей, когда передо мной скользит скрепленная ксерокопия. Le Dernière Volonté et la Testament de Séraphine Demargelasse. Завещание Серафины Демаржеласс.

Кофе, который несколько глотков назад был бархатистым и вкусным, превращается у меня во рту в горькую жижу.

Я отодвигаю стул от стола, слегка наклоняюсь и, уставившись на свои ноги, пытаюсь подавить подступающую тошноту. Мои ногти на пальцах ног выкрашены в ярко-желтый цвет; перед этой поездкой я потратила деньги, которых у меня не было, на педикюр. Оливер многозначительно посмотрел на меня, когда я уходила, а я лишь мельком взглянула на него. Я просто выскочила за дверь с Милой, и в качестве награды за то, что она терпеливо ждет в маникюрном салоне, позволила дочке выбрать для меня цвет. Какая пустая трата денег, мрачно подумала я, когда мастер закончила. Я пыталась убедить себя, что на солнце Прованса они будут выглядеть лучше, но сейчас, на этом самом солнце, мои пальцы смотрятся как-то нездорово. Так вот почему Оливер влюбился в другую? Потому что у меня морщины, усталый вид, жирок на животе, потому что годы, дети и борьба высосали мою красоту? Сейчас с моего места мне толком не видно Арабель, но исходящая от нее, такой прекрасной, сияющей, с плоским животом, энергия расстраивает меня. Это, наверное, не совсем правильное слово – «расстроена», когда твоя лучшая подруга переспала с твоим мужем? Влюблена в твоего мужа?

Месье Дево попросил, чтобы на нашей встрече присутствовали я, Сильви и Викс. Бог знает, почему Викс. Возможно, Grand-mere оставила Викс какое-то произведение искусства. Я особо не зацикливаюсь на этом, у меня в голове бесконечный ряд тем, требующих размышлений. Но я заявила, что все мои друзья могут присоединиться. Почему нет? Достаточно скоро они все узнают о содержании завещания. Арабель узнает через Джейд, Викс или Оливера. Я не могу скрывать свои финансы от мужа, неважно как долго он еще будет носить это звание.

Джейд гладит меня рукой по спине, и я должна признать, что чувствую себя виноватой за то, что подозревала ее в интрижке с Оливером, хотя она и не догадывается об этом. Я думаю о секретах, которыми мы с Джейд делимся, о том, что я обещала ей много-много лет назад. Обещание, которое я выполню сейчас, если смогу.

Мы все представляемся, и, оказывается, что месье Дево хорошо проинформирован о каждой из нас. То, как он интересуется здоровьем Викс, дает понять, что он в курсе ее состояния. Он делает комплимент одежде Арабель и спрашивает, будет ли ее наряд показан в Instagram. Тошнотворно! Однако я с удовлетворением отмечаю тень разочарования на лице Арабель. Ее выводит из себя, когда люди говорят с ней о моде, а не о ее кулинарных успехах или деловой хватке. Мужчинам не нравится обсуждать деловую хватку женщины. Они предпочитают поговорить об их внешности и моде. Гарантирую, именно так бы высказалась Арабель после ухода месье Дево, не будь подобных обстоятельств. Она действительно так думает, но порой мне кажется, что она просто не упускает возможности лишний раз напомнить нам, что деловая хватка у нее есть.

Затем конечно же месье Дево спрашивает о «The Fertility Warrior». Заявляет о своей уверенности, что я помогаю огромному числу женщин. Как будто я чертова мать Тереза, а не начинающий предприниматель, с ударением на слове «начинающий».

Я мямлю что-то о том, что все идет хорошо. При этих словах его брови слегка приподнимаются, и мне становится интересно, что ему рассказала Grand-mère. Почти уверена, что все. Предполагается, что ты должен рассказывать своему адвокату все. Значит, он знает о моих финансовых проблемах, по крайней мере о том, чем я поделилась с Grand-mère. Как неловко! И теперь, если я получу наследство, он будет знать, что я не справилась и добилась успеха вовсе не благодаря своим заслугам. Я оглядываюсь вокруг, поражаясь огромным размерам этого места, земли, виноградника, особняка. Я добьюсь успеха благодаря ей, благодаря всему этому.

– Итак, давайте приступим? – начинает месье Дево. – Дарси, вы уверены, что хотите посвятить всех своих друзей в это сугубо личное дело?

Я делаю паузу, обдумывая свое решение пригласить Арабель. Когда-то она была моим союзником, теперь я задаюсь вопросом, не воспользуется ли она полученной информацией в своих интересах. Но что она может сделать?

Завещание есть завещание.

– Все в порядке, – наконец говорю я.

Месье Дево прищелкивает языком, неодобрительно или одобрительно, я не могу разобрать. На нем коричневый твидовый пиджак, накрахмаленная белая рубашка и темно-синие джинсы; солнце освещает его лицо, которое становится помидорно-красным. Он, похоже, не возражает. Он, юрист, садится в кресло, на которое указывает клиент. Возможно, это несправедливое предположение, но я всегда считала, что юристы немного похожи на хомячков, которые бегают на полной скорости в своих колесах, чтобы угодить.

– Что ж, неловко об этом говорить, но, думаю, именно с этого я и должен начать. Видите ли, Серафина приходила ко мне всего месяц назад, желая внести кое-какие изменения в свое завещание.

Впервые я задаюсь вопросом, не совершила ли бабушка что-нибудь безумное, например, вычеркнула меня. Что, если она оставила все Сильви? Я знаю, что есть какой-то французский закон о наследовании, гласящий, что дети или внуки должны унаследовать определенный процент. Таким образом, вы не можете лишить наследства своего потомка, по крайней мере полностью. Но что, если бабушка по какой-то причине нашла обходной путь? Она и правда сказала, что хочет обсудить со мной свое завещание. Это ужасные мысли, потому что… о боже, даже признаться в этом самой себе кажется невыносимым, но убийство бабушки, кажется, способствовало решению огромной, терзающей меня проблемы.

Как нечто настолько ужасное может стать причиной чего-то хорошего? Но вдруг сейчас все не так, как я предполагаю?

– Дарси, Сильви, мне жаль говорить об этом особенно вам, поскольку, думаю, вы не были посвящены. Вы ведь не знали, что у Серафины был рак? Рак крови, очень редкий. Смертельный.

Рак. Что?!

– Нет, – медленно выговариваю я. – Я не знала.

Я вижу на лице Сильви шок, который, должно быть, написан и на моем.

– Non, – выдыхает она. – У Серафины… рак? Это невозможно. Она сказала бы мне.

– Я думаю, нет. – Он деликатно кивает. – Некоторые клиенты предпочитают держать эту информацию в секрете, чтобы избавить от боли своих близких.

Чтобы избавить нас от боли? Я обмахиваю лицо веером, внезапно вспыхивая. У бабушки был рак и она мне не сказала? Родной внучке! Почему бы, по крайней мере, не сказать мне?

Потому что я стала бы относиться к ней по-другому, осознаю я. Потому что наша последняя встреча была бы не нормальной, а с липким налетом болезни. Потому что я бы убеждала ее пройти курс лечения, бороться – но в ее возрасте любая борьба, вероятно, заканчивается. И простое слово «рак» омрачает ситуацию, затмевает все остальные разговоры и возможные счастливые моменты.

– Серафина сообщила мне во время нашей последней встречи, что пригласила вас всех сюда. Дарси, Арабель, Джейд и Викс. Вы подумали… что вы все думали об этой встрече?

Никто не произносит ни слова. Наконец Джейд приподнимает бровь.

– Просто развлечение?

– Да. Она надеялась, что вы так решите. – Он кивает. – Но у нее была причина пригласить вас сюда. Так она мне сказала. Ей нужно было вам кое-что рассказать. Она волновалась. Я прочитал это в ее глазах.

– Волновалась? – спрашиваю я, мое сердцебиение учащается.

– Да. Ее беспокоило, что вы не слишком хорошо воспримете ее сообщение. Ее беспокоило, что это может вызвать… проблемы.

– Проблемы? Она объяснила вам хоть что-нибудь?

– К сожалению, нет, – качает он головой. – То же самое я сказал жандармам. Можете себе представить, насколько они заинтересовались завещанием и моим последним разговором с Серафиной. Учитывая, что с ней случилось. Честно говоря, я и сам в ужасе от того, что пожилая, напуганная женщина пришла ко мне, а я не… Ну, что я мог? Похоже, у нее были причины для беспокойства. Хотел бы я знать больше, хотя бы подозревать о чем-то. Но увы!

– Полиция уже знает о сути завещания? – интересуется Арабель.

– Oui. – Он кивает. – Итак, давайте перейдем непосредственно к нему? Документ лежит перед Дарси, Сильви и Викс, но я доведу его до вашего сведения довольно легко. Он не сложный, хотя его толщина может указывать на обратное. Большая часть – это сложные формулировки, касающиеся налогов и тому подобного. Что касается соответствующих положений, то основная часть имущества принадлежала мужу Серафины, Ренье. Деду Дарси. И это имущество переходит согласно воле Ренье, указанной в его завещании. Но у Серафины были и свои активы. Доходы от имущества Ренье, инвестированные на протяжении многих лет, приносили неплохие дивиденды. В нашей беседе мы будем считать, что состояния объединены, потому что практически не имеет значения, от кого поступают деньги. Хорошо?

Слова рассыпаются у меня в голове, превращаясь в пыль. Почему мои бабушка и дедушка встретили такой жестокий конец на этой земле? Все это кажется таким диким, когда смотришь на бассейн с его спокойной бирюзовой гладью всего в нескольких футах от себя.

Я понимаю, что месье Дево смотрит на меня, чего-то ожидая.

– А… Д-да. – Я киваю.

Я забыла, на какой вопрос я должна отвечать.

– Отлично. Итак, прежде всего я хотел бы сказать, что вы, Дарси, как единственная наследница своих бабушки и дедушки, поскольку ваш отец умер еще раньше, теперь очень, очень богатая женщина.

Я чувствую, что вздох, который я сдерживала, наконец-то вырывается на свободу.

– Что ж, это… хорошо. – Я чувствую, что все смотрят на меня, и, думаю, они знают, что мне хочется завизжать. А вы бы не стали? Невзирая на обстоятельства, можно сказать, что я выиграла в лотерею. Говорят, счастье за деньги не купишь. Эту поговорку, должно быть, придумал богатый человек.

– Замок ваш, вместе с солидными активами, часть в доверительном управлении, в соответствующих инвестициях, часть напрямую. Мы можем обсудить все детали позже или сразу после этой встречи, наедине, если вы пожелаете.

Я смотрю на свои руки, вместо того чтобы смотреть на кого-либо из присутствующих.

– Да, мы можем обсудить детали наедине.

Месье Дево оживленно кивает.

– Итак, Дарси, у вас есть то, что мы называем остатком имущества. Все, что осталось после уплаты налогов и расходов, а также ряда особых распоряжений. Сейчас я хотел бы перечислить эти распоряжения. Во-первых, мадам Сильви, Серафина оставила вам сумму в пять миллионов евро в доверительное управление, которая после вашей смерти перейдет Дарси.

– Пять миллионов… евро? – Сильви выглядит ошеломленной. – Для чего мне такие деньги?

Я думаю сказать ей, что пять миллионов евро – это не такая уж сумасшедшая сумма, если она обзаведется собственным жильем. Сбережения на случай, если она заболеет, может быть, в конце концов, ей понадобится сиделка, что в ее возрасте восьмидесяти с небольшим вполне вероятно.

Теперь я стала человеком, который считает, что пять миллионов евро – это не огромная куча денег. В подобных ситуациях в фильмах люди дышат в бумажные пакеты. Думаю, мне сейчас такой пригодился бы.

– Серафина хотела, чтобы вы ни в чем не нуждались до конца вашей жизни, – говорит месье Дево. – Так и будет.

– Это слишком много… это просто слишком… – Сильви ошеломленно смотрит на гигантский платан. Тот, который предположительно является самым большим в Провансе. Я с удивлением осознаю, что он теперь тоже мой.

– Теперь мы переходим к мадам Виктории, – говорит месье Дево.

Я наблюдаю, как Викс нервно сжимает руки на коленях. Ее встреча с моей бабушкой – та, о которой она отказывается говорить, – теперь всплывает у меня в голове. Она даже разговаривала с Grande-mere по телефону перед этой поездкой. У них была запланирована тайная встреча.

Но должно быть разумное объяснение включению Викс в завещание. Бабушка всегда питала к ней слабость, как и большинство людей. В Викс есть что-то в высшей степени привлекательное, чего нельзя сказать об остальных из нас. Арабель обладает модельным лоском и невероятно успешна, женщины хотят быть на ее месте, мужчины хотят обладать ею. Джейд слишком худая. Трудно не испытывать жалость к такой худышке. Полагаю, я никогда не связывала симпатию с жалостью, но, возможно, они действительно немного взаимосвязаны. А что касается меня? Я борюсь за серьезные вещи, это правда. Но что касается мелочей, я не всегда понимаю, что мне нужно. Что-то вроде: «Принесите мне чай, то есть кофе. Ой, и еще, наверное, маффин с корицей». Но у меня никогда не было особых предпочтений, кроме моего мужа и моих детей. Человек без особых предпочтений отходит на второй план, слишком блеклый, чтобы его можно было заметить. У Викс предпочтения конкретны. На то, чтобы сделать заказ в «Старбаксе», у нее уходит сорок секунд – я засекала время.

Возможно, бабушка подарит Викс что-то в знак своего восхищения. Украшение или блюдо, которое той понравилось. Викс всегда делает комплименты людям по поводу вещей – это еще одно из ее привлекательных качеств.

– Мадам Виктории Серафина оставила еще пять миллионов евро в доверительное управление до конца жизни.

Слышен вздох, от которого костяшки домино могли бы упасть на стол.

Пять миллионов евро Викс? Но… почему?!

У Викс ошеломленный, восковой вид пожилых пациентов, перенесших пластическую операцию. Когда она, наконец, заговаривает, она произносит «Этого не может быть!» приятным шепчущим голосом.

– Но это так, уверяю вас. Вы можете посмотреть это прямо здесь, в завещании. – Месье Дево листает страницы, указывает на нужный пункт. – Серафина ясно дала мне это понять. Она сказала, что Виктория будет удивлена и одновременно с тем все поймет. – Он подмигивает Викс, как будто она в чем-то замешана.

В чем, черт возьми, она может быть замешана? Почему Викс не должна удивиться, что моя бабушка, которую она не видела почти два десятилетия, оставила ей по завещанию пять миллионов евро?

Джейд язвительно усмехается:

– Если бы Раф не был убийцей, тебе бы не поздоровилось, Виксен.

Затем Джейд морщится. Мы не должны называть ее Виксен сейчас. Да, да.

– Итак, вот оно, – говорит месье Дево. – Есть еще несколько распоряжений, о которых вы можете прочитать на странице…

– Есть ли что-то для садовника? – перебивает Арабель. – Думаю, я не единственная, кто задается этим вопросом.

Месье Дево бросает на меня взгляд, и я не понимаю почему, пока до меня не доходит. Он ищет моего одобрения, чтобы поделиться информацией. Это мера уважения и вежливости, которую он проявляет ко мне, заставляет меня чувствовать себя так, словно я постарела на пятьдесят лет и заняла место своей бабушки. В этом есть смысл, медленно соображаю я. Он деловой человек, и если он хочет продолжать работать со мной, то должен вести себя соответствующе.

Я киваю. Странно, что мой кивок теперь обладает властью.

– Садовник под стражей, насколько мне известно. – Месье Дево кивает. – Рафаэль Аршамбо.

О, какое красивое имя! Я ничего не могу с собой поделать, это первое, что приходит мне в голову. Я всегда думала, что фамилия Оливера немного… простоватая. Односложная. Оливер Белл. Дарси Белл.

«Звоните в колокол к Белл!»[68] Это табличка под нашим звонком. Я ничего не могла с собой поделать.

Демаржеласс. Аршамбо. Это фамилии с историей. Это имена, которые заставляют почувствовать, – у них есть корни, как у платана передо мной. Может быть, именно поэтому Оливер связался с Арабель. У Бель нет корней.

Месье Дево прочищает горло, прерывая мои размышления о фамилии садовника. Похоже, он почтительно ждал, пока моя задумчивость пройдет.

– Я рассказал об этом жандармам, и они были весьма заинтересованы. Месье Аршамбо Серафина оставила прямой подарок в размере пятисот тысяч евро.

Пятьсот тысяч евро садовнику, который собирал эти ужасные вишни? Я не могу сдержать своего негодования. Я вспоминаю о десяти тысячах евро, переведенных на мой счет, которые, по мнению бабушки, должны были решить мои финансовые трудности. Неужели она ничего не понимала в финансах? Предполагать, что такая относительно небольшая сумма может быть существенной для меня, и при этом Викс и садовник получают право на такие суммы? Какая-то бессмыслица. У меня такое чувство, будто это один из тех головокружительных аттракционов на ярмарке, которые в любой момент могут разлететься на части.

– Во Франции, как и в Америке, действует закон: убийца не может наследовать имущество человека, которого он убил, – говорит месье Дево. – Но, если месье Аршамбо виновен…

– Если? – снова не выдерживает Арабель. – Теперь кажется еще очевиднее, что это так. Деньги – фантастический мотив для убийства.

Месье Дево пожимает плечами.

– Я не в курсе расследования. Я сообщаю вам только те факты, о которых мне известно.

– Вы знаете, почему моя бабушка оставила такую крупную сумму относительно новому работнику? – тихо спрашиваю я.

– В мои обязанности как адвоката не входит выяснение мотивов клиента. Но, по-моему, Серафина упоминала что-то о его бабушке.

– Бабушке?

Месье Дево кивает.

– Серафина знала бабушку месье Аршамбо. Это все, что я помню. Больше она ничего не говорила.

Я фиксирую эту информацию. Его бабушка знала мою? Допустим, но даже если это так, почему она оставила ему столько денег в своем завещании?

– Кыш, кыш, – говорит Викс, пытаясь отогнать настойчивую ярко-синюю птичку, которая подлетает к нашему столу в надежде поковыряться в корзинке с хлебом. Ну, конечно. Здесь все живописно, даже животные.

У меня раскалывается голова.

– Мне нужно прилечь, – говорю я, вздрогнув. Я встаю, отодвигаю стул.

– Хорошо. – Месье Дево кивает. – И еще кое-что.

Я замираю.

– Это не имеет отношения к вам, Дарси. Вы можете уйти, если хотите.

Но конечно же мне необходимо это услышать.

Из своего кожаного портфеля месье Дево достает письмо.

– Серафина вручила мне это на случай, если с ней что-то случится; я должен отдать конверт Сильви.

– Мне? – Сильви практически бросается за письмом. Я завидую, но одновременно рада за нее. Я думаю о ее рассказе, как они с бабушкой писали друг другу письма. И теперь она получает одно из них с того света. Это, конечно, трогательно.

– Есть ли письмо для меня? – Я не могу удержаться и не спросить.

Месье Дево качает головой, не без сочувствия.

– Боюсь, только для мадам Сильви.

– Что она имела в виду, говоря, если с ней что-то случится? – уточняет Арабель.

– Да, – соглашаюсь я. – Это странно. Прямо так и сказала?

– И правда странно, не так ли? – пожимает плечами месье Дево. – В то время я думал, что она имела в виду свой рак. Но теперь я не так уверен, кажется, она догадывалась, что находится в опасности.

– Вы сказали полиции? – интересуется Джейд.

– Разумеется.

– Думаю, я отнесу свой чай наверх, – говорит Сильви. – Отдохну в одиночестве.

Теперь меня мучает еще один вопрос. Если бабушка действительно боялась Рафа, боялась за свою жизнь, то почему она оставила ему пятьсот тысяч евро?

Я наблюдаю, как Сильви встает, берет чайник и свою чашку и засовывает конверт под мышку. Арабель пытается забрать у нее чайник, но та отмахивается от нее.

– Оставь! Я вполне способна подняться наверх сама. Я делаю это гораздо дольше, чем вы все ходите по этой земле. – Она поворачивается и коротко кивает адвокату. – Bonne journée, Monsieur Deveaux[69].

Затем направляется в сторону дома.

Я опять вспоминаю ее слова о том, как она обычно пила чай и читала письма Grand-mère.

– Я тоже собираюсь отдохнуть, – объявляю я, затем понимаю, что уже говорила это и мое второе заявление излишне.

– Я плохо спала прошлой ночью. Мне тоже нужен отдых, – говорит Арабель.

Почему она плохо спала? Я сопротивляюсь желанию спросить, не потому ли, что она была в постели моего мужа? Нет. Оливер не стал бы. Не в квартире, когда рядом дети. Или стал бы? У меня такое чувство, что я вообще не знаю своего мужа и других близких людей.

– Я тоже хочу прилечь, – говорит Джейд. Неудивительно. Ей всегда не терпится побыть одной при любой возможности.

– Что ж, если все уходят… – Викс, как и я, никогда не любила вечера в одиночестве. Она берет круассан из корзинки. Я совершенно уверена, что прекрасная птичка только что клевала его, но я молчу. Это потребовало бы слишком много слов, слишком много энергии, которой у меня сейчас нет. Кроме того, я чувствую внезапный и очень острый гнев по отношению к Викс, которая отняла частичку любви моей бабушки. Пять миллионов евро любви, если быть точным. Я расстроена не из-за денег. Если мои подозрения относительно приблизительной стоимости имущества бабушки близки к истине, подарок Викс не сильно влияет на мою часть. Меня беспокоит его секретность, отношения, которые у них завязались и о которых я мало что знаю. И эти секреты, которые Викс все еще хранит, об их несостоявшейся встрече, о телефонном звонке.

Ей повезло, что убийца – Раф. Ей действительно повезло, потому что иначе у меня возникли бы подозрения. Я думаю, любой здравомыслящий человек подумал бы именно так.

– Давайте отдохнем и соберемся позже, – с нажимом произносит Джейд. Ей нравится планировать.

Я не в состоянии утруждать себя ответом. Я даже не потрудилась попрощаться с месье Дево, который, можно сказать, ничего мне не сделал, кроме того, что подарил мне статус очень богатой женщиной. Сейчас я испытываю к нему иррациональную неприязнь за то, что он не уточнил у моей бабушки, почему она столь щедра к Викс и Рафу. За то, что она написала письмо Сильви, а не мне. Будучи последним человеком, близко общавшимся с ней, он тем не менее не обладал никакой информацией.

Повинуясь импульсу, я хватаю булочку из хлебницы в тот самый момент, когда птица подлетает обратно, чтобы наброситься на нее. Мгновение мы боремся, и я выигрываю, вырывая добычу из ее жадного маленького клюва.

Сначала меня переполняет ощущение победы. Потом я осознаю, что испытываю радостное возбуждение оттого, что сумела отобрать булочку у птицы.

Я чувствую на себе взгляды. Взгляды, с которыми не хочу встречаться. Булочка все еще у меня в руке. Я не собираюсь доставлять никому удовольствие, откладывая ее.

Вместо этого, прежде чем зайти внутрь, я заставляю себя откусить от нее большой кусок.

– М-м-м, – тяну я вызывающе, хотя и не уверена, для кого именно.

Но не волнуйтесь, я не откусила ни кусочка от той части, которую клюнула птица. Я не настолько взбешена.

Глава двадцать пятая

Викс

Вздрогнув, я просыпаюсь. В голове крутится сумма в пять миллионов евро. Дарси теперь богатая женщина, но, похоже, я тоже. Протираю глаза, возвращаюсь в комнату. Я спала? Или просто дремала? Мое время, проведенное со словом на букву «р», было убийственно похожим – границы между бодрствованием и сном размывались, поскольку мне было велено отдыхать. Приказано отдыхать. Однако сложно назвать отдыхом время, когда вы лежите на больничной койке или в своей собственной постели, перебинтованная и с колющей болью, отчаянно желая вытащить инородное тело из своей груди.

Мой взгляд натыкается на шкаф, который так ненавидела Серафина. Шкаф ее свекрови. Я думаю о матери Джулиет – очень худой и вечно мерзнущей. Каждый раз, когда я виделась с ней, она куталась в какое-нибудь шерстяное одеяло, хотя в ее квартире жарко, точно в сауне. Она – нытик, она из тех людей, которые серое небо воспринимают как личное оскорбление. Джулиет терпеть не могла ходить к ней в гости, но у них была традиция субботних обедов. Я пару раз присутствовала. Мы сидели за кухонным столом и ели салат нисуаз, приготовленный ее матерью. Всегда салат нисуаз, ровно с тремя оливками на тарелке. Три оливки!? После, сидя в машине с Джулиет, я всегда воздерживалась от комментариев, хотя мне очень хотелось сказать, что люди, которые предпочитают нечетные числа, обычно являются серийными убийцами. У Джулиет могли быть сложные чувства по отношению к своей матери, но никому не понравится, если его мать назовут серийным убийцей.

Мой разум погружается в воспоминания о том, как мы однажды ели пресловутый салат нисуаз и как в определенный момент трапезы мать Джулиет сказала что-то, по моему мнению, довольно раздражающее, но в то же время безобидное. Однако Джулиет это показалось возмутительным.

Я смотрю на шкаф и не могу отделаться от мысли, как это несправедливо, что у меня даже нет злополучной свекрови. Хотя, с другой стороны, у меня есть пять миллионов евро. Эта цифра продолжает крутиться у меня в голове.

Я плохо спала прошлой ночью. Не могу представить, чтобы кто-то из нас спал.

Я голодна. Я взвешиваю все за и против, размышляя, стоит ли покидать комнату. За: я найду еду, предпочтительно овощной суп. Я очень, очень хочу овощной суп. Люди часто думают, что, если ты толстый, значит потребляешь горы углеводов. Я действительно ем углеводы в разумных количествах, но это всего лишь мое тело. Оно делает то, что хочет. Вы думаете, я просила его о раке? Хотелось бы, чтобы люди поняли это, особенно те, кто относится к своему телу как к вещи, которую нужно выпороть, если она выходит за рамки дозволенного. Тела просто делают то, что им заблагорассудится, не советуясь с людьми, которые живут внутри них.

Раньше я очень бережно относилась к своему телу, очень любила его. Я провожу рукой по груди и морщусь.

Овощной суп. О, гаспачо! Разве не здорово, если Арабель приготовит его для меня? Держу пари, она согласится, если я вежливо попрошу.

Минусы выхода из этой комнаты: я столкнусь с вопросами о пяти миллионах евро. О том, почему Серафина хотела поговорить со мной на следующий день после нашего ужина, а ночью ее убили.

Я натягиваю одеяло до глаз. Гаспачо или вопросы? Гаспачо или вопросы?

В конце концов, голод побеждает. Как-нибудь увильну от вопросов, решаю я. В конце концов, у меня двадцатилетний послужной список, доказывающий, что в этом деле я специалист.

* * *

Я иду по коридору мимо комнаты Сильви, подхожу к лестнице, но затем поворачиваю назад.

Дверь Сильви распахнута, что странно. Со дня приезда я видела ее только закрытой. Я медленно возвращаюсь.

– Сильви, – зову я. Я не хочу вторгаться в ее частную жизнь, но есть что-то определенно странное в широко распахнутой двери. – Сильви? – Ее кровать идеально застелена, одеяло и подушки разных оттенков роскошной красной охры. Я подхожу ближе и делаю быстрый мысленный снимок: цветовая гамма кажется идеальной для картины. Красный цвет вызывает смутные ассоциации. Кровь? Я вздрагиваю, затем мое зрение снова фокусируется.

Все в комнате кажется аккуратным и красивым. Сильви, должно быть, вышла, забыв закрыть дверь.

Но как раз в тот момент, когда я собираюсь развернуться, моя нога натыкается на что-то, лежащее у стола, рядом с окном. Я опускаю взгляд и вижу скрюченную фигуру, серые завитки обрамляют безмятежное лицо, глаза закрыты.

– Сильви! – Я бросаюсь к ней, пытаюсь нащупать ее пульс, но, черт возьми, где его искать? На курсах по оказанию первой помощи, которые я так и не закончила, пытаясь стать спасателем во время недолгой фазы увлечения «Спасателями Малибу», у меня это всегда вызывало затруднения. – Кто-нибудь, помогите! – Я все еще не могу обнаружить ее пульс, и это странно, кажется будто я причиняю ей еще большую боль, в тщетной попытке найти его. При этом я натыкаюсь на что-то твердое – перевернутую вверх дном медную кастрюлю рядом с одной из ножек стола. – Кто-нибудь меня слышит? Сильви плохо! Помогите!

* * *

Мы все снова расположились в гостиной вместе с полицейскими. С Сильви, слава богу, все в порядке, или, по крайней мере, так кажется. Она сидит рядом с Арабель, и та одной рукой прикладывает пакет со льдом к голове своей бабушки, а другой, словно защищая, обнимает ее за плечи. Она обводит взглядом каждого из нас, будто кто-то может в любой момент нанести удар.

Мое сердце все еще учащенно бьется, когда я вспоминаю, как обнаружила пожилую женщину на полу. Мне повезло, на этой неделе именно я случайно наткнулась на двух леди, лежащих без сознания.

По крайней мере, эта выжила.

Слава богу, я нашла Сильви вовремя. Слава богу! Она отказалась ехать в больницу, но Арабель позвонила местному врачу, который обычно навещал Серафину. Тот измерил все жизненно важные показатели и сказал, что у женщины будет серьезный синяк, но, похоже, все остальное в норме. Она помнит, какой сейчас год, я проверила это, когда она, наконец, пришла в себя на полу спальни. И когда я подняла четыре пальца, она сказала: «Quatre». Я не была уверена, означает ли это четыре или пять, но Дарси сказала, что это четыре, и я смогла немного расслабиться.

Это ложь. Я совсем не расслаблена. Ни в малейшей степени. Зачем кому-то причинять боль Сильви? Но, помимо этого, на первый план выходит куда более ужасный вопрос. Кто это сделал? Потому что это не мог быть Раф, который все еще под стражей, насколько я знаю. Что означает…

Я яростно мотаю головой, чтобы прогнать эту мысль. Должно быть другое объяснение.

Должно быть.

После того, как я обнаружила Сильви, одна из девочек позвонила в полицию, вскоре прибыл врач, и началась бурная деятельность. Приехали два знакомых нам офицера с куда большим количеством сотрудников, и теперь часть из них рассредоточилась по дому. Я не слишком понимаю, что они все делают, но нам сообщили, что у них имеется ордер. Подозреваю, что они оцепляют комнату Сильви. Дом обрастает полицейской лентой, с каждым днем в огражденную зону добавляется все больше помещений.

Сейчас два главных офицера разговаривают у двери приглушенными голосами. Офицер Дерманен сверяется со своим блокнотом. У нее длинные каштановые волосы, которые локонами спадают ей на грудь. В прошлый раз, когда они было собраны, она чуть меньше походила на королеву красоты, но теперь, с новой прической, она напоминает великолепную, пугающую женщину-полицейского из нереалистичного полицейского шоу, которое все смотрят больше из-за личных проблем героини, чем детективных расследований. Эти суждения не очень-то прогрессивны и, вероятно, несправедливы. Надеюсь, у нее хорошие детективные навыки. В противном случае нам крышка.

– Мадам Карно. – Офицер подходит к дивану и присаживается на подлокотник рядом с Сильви. – Вы можете рассказать нам, что произошло?

Сильви кивает.

– Но сначала, не могли бы вы сказать мне…

В глазах офицера Дарманен мелькает неуверенность.

– Что сказать?

– Мое письмо, – шепчет Сильви. – Мое письмо от Серафины пропало?

Офицеры обмениваются взглядами, и офицер Вальер послушно выскальзывает, чтобы это проверить. Когда он возвращается, по его невозмутимому лицу видно, что так оно и есть. Письмо пропало. Сильви в смятении.

Снова наворачиваются слезы, которые я пытаюсь заглушить, уставившись в окно.

– Почему бы вам не рассказать нам, что произошло, мадам Карно? – произносит офицер Вальер, переводя взгляд на офицера Дарманен. Она коротко кивает, не оставляя сомнений: она главная. Мне нравятся сильные женщины. Джулиет была такой. Ее мнение всегда было немного выше моего. Даже не обязательно для нее, скорее для меня. Я позволяла ему парить над моим, хотя, как правило, я довольно самоуверенна. Полагаю, то же касается моих отношений с Серафиной. Я чувствую, что ерзаю, не желая признавать, как это меня характеризует. Почему я не хочу сама распоряжаться своей жизнью?

– Я была измучена, когда поднялась наверх после встречи с адвокатом, – говорит Сильви. – Мое сердце просто выскакивало из груди. Я не могла поверить, что у меня в руках письмо от Серафины. Оно казалось важным, что бы там ни говорилось. Я хотела быть сосредоточена, когда буду читать, поэтому решила прилечь. Недолго, не более двадцати минут. Я закрыла глаза, просто задремала. Очнулась, сжимая в руке письмо и спустилась вниз, чтобы поставить чайник. Я люблю, когда чай обжигающий.

Едва заметная улыбка трогает ее губы.

– Вернувшись, я села за свой стол, с которого открывается вид на парадный вход. Там пустынно, все в коричневом цвете. Сосны, конечно, прекрасны, но они очень суровы. Я говорила Серафине, что мы должны смягчить пейзаж, но она не согласилась. На заднем дворе все по-другому, вид на бассейн, виноградник и пышная зелень. Серафина предложила мне выбрать любую комнату в доме.

– Да, да, – нетерпеливо перебивает офицер Вальер. Я стреляю в него глазами. – Почему бы не позволить пожилой леди предаться воспоминаниям?

– В любом случае. – Сильви неровно потирает руки. – Вы не нашли письмо. Вы уверены?

– В вашей комнате его нигде не было, – кивает он. – И мы обыскали комнаты других девушек…

– Вы уже обыскали наши комнаты? – У Дарси забавное, почти виноватое выражение лица.

Интересно, видно ли на моем лице то же самое. Они и раньше обыскивали наши комнаты, но сейчас все иначе. Тогда быстро стало очевидно, что вероятный убийца – Раф. Однако теперь, хотя никто не произносил этого вслух, я думаю, что все в комнате сомневаются в этой версии, по крайней мере слегка.

– Да. Мы делаем то, что необходимо. И в настоящее время мы действуем в соответствии с теорией, что человек, напавший на мадам Карно, мог быть связан с человеком, убившим мадам Демаржеласс.

– Вы имеете в виду, это может быть один и тот же человек? – уточняет Арабель.

– Да. Мадам Карно, не могли бы вы, пожалуйста, закончить свой рассказ?

Сильви внезапно отталкивает пакет со льдом и вырывается из объятий внучки и отодвигается от нее на диване.

– Прости, ma petit. Мне просто нужно немного пространства, чтобы дышать. И я чувствую себя как в… будто я в России или Исландии. Точно в ледяной комнате. – Она указывает на пакет со льдом и потирает голову. – Хотя это очень мило с твоей стороны. В любом случае рассказывать особо нечего. Я сидела за своим столом, пытаясь заставить себя открыть письмо. В моей голове столько всего промелькнуло. Почерк Серафины вызвал у меня столько воспоминаний о нашей прошлой переписке.

– Значит, ты прочла его? – спрашивает Арабель. – Что там было, Mamie?

– Нет. Не прочла. – Голос Сильви срывается. – Только надпись на конверте. У нее был такой красивый почерк. Она как-то сказала мне, что научилась у матери Ренье. А потом я просто помню, как что-то твердое ударило меня по голове, боль и тьму. Это все.

– Удар по голове чем-то твердым. Кастрюлей? – Лицо Арабеллы искажается от ярости. – Кто-то ударил мою бабушку по голове и украл конверт. Вы так считаете? – Она пристально смотрит на офицера Дарманен, и мне приходит в голову, что людям – как мужчинам, так и женщинам – легче выместить свой гнев на женщине.

– Да, это наша рабочая версия, – спокойно отвечает та.

– Тогда вы можете найти на ней отпечатки пальцев? Что-нибудь, указывающее на то, кто совершил эту… ужасную вещь? – настаивает Арабель.

Отпечатки пальцев. Вот это хорошая идея.

– Отпечатков нет, – отрезает офицер Вальер. – Тот, кто это сделал, был в перчатках или стер их.

– Итак?.. – спрашивает Арабель.

– Итак?.. – повторяет офицер Дарманен тем же тоном, и я уверена, это разозлит Арабель, потому что меня точно раздражает.

– Что теперь? Что вы собираетесь делать? – Арабель разговаривает с офицером немного снисходительно, словно та – су-шеф, которая испортила соус, а не офицер, ответственный за поиски лжеца, сидящего в этой комнате.

Значит, один из нас ударил милую Сильви по голове и украл ее письмо. Я никогда не была сильна в математике, но здесь расчеты довольно просты.

– Прежде всего я собираюсь спросить, слышал ли кто-нибудь из вас что-нибудь подозрительное? А также уточнить, где все были, когда произошло нападение?

– Мы отдыхали, – отвечает Джейд. – Я имею в виду… – Она оглядывает нас, чтобы заручится поддержкой. – Мы все пошли отдохнуть после встречи с адвокатом.

Я киваю. Как и Дарси, и Арабель.

– Понятно, – произносит Дарманен так, словно видит что-то помимо того, что мы сказали. – Итак ваша история такова: вы все отдыхали и никто ничего не слышал.

– Это не история, – ледяным тоном говорит Арабель. – Это правда. По крайней мере в моем случае.

– Возможно, я что-то слышала, – рискует Дарси. – Теперь, когда я думаю об этом…

– Да? – Офицер Дарманен внимательно смотрит на нее. – Что именно?

– Ну, не знаю. – Дарси краснеет. – В постели меня почти лихорадило. Может быть, мне это приснилось. Но мне показалось, что я услышала шаги в коридоре. И если все остальные отдыхали, то это был именно тот человек, который вырубил Сильви, верно?

– О, как удобно! Исключить себя из числа подозреваемых. – Арабель бормочет это так тихо, что, как мне кажется, только я, стоящая рядом, улавливаю это. И осознаю две вещи – во-первых, ее неприязнь к Дарси. Это совершенно очевидно. Но, во-вторых, мне приходит в голову, что Арабель права. Утверждая это, Дарси отводит от себя подозрения. Однако Дарси не могла причинить боль Сильви. Она бы этого не сделала. Разве что, если в письме было нечто такое, что по какой-то веской причине, известной лишь Дарси, не должно стать достоянием общественности.

– Кто-нибудь из вас знает, что было в том письме? – Спрашивает Дарманен, вторя моим мыслям. – Сильви, у вас есть какие-то предположения относительно того, что хотела сообщить Серафина?

Сильвия печально качает головой.

– Никаких.

– Как это возможно, что вы его не нашли? – недоумевает Арабель. – Если кто-то из нас взял его, то оно должно быть на территории. Его не могли унести далеко.

– Поскольку вы выросли здесь, вы, вероятно, знаете, что территория огромна и здесь много уголков, где можно спрятать вещи, – многозначительно произносит офицер. – Но, уверяю вас и всех присутствующих, мы найдем все, что можно найти. Пока мы беседуем, снаружи ведут поиски еще несколько офицеров. А тем временем я еще раз напоминаю, что вам нельзя покидать регион. Включая вашего мужа. – Офицер Дарманен смотрит на Дарси.

– В данный момент я с ним не разговариваю, – заявляет Дарси. – Но уверена, Арабель сможет ему передать. – Последнюю часть она произносит с намеком на улыбку. Мне от этого очень не по себе. Внезапно я начинаю бояться за свою подругу, бояться, что все происходящее может привести ее к обрыву, который никто из нас пока не может увидеть.

Несколько мгновений никто не произносит ни слова. Я бросаю взгляд на Сильви, чтобы посмотреть, уловила ли она подтекст, но на ее лице такая же боль, как и раньше, и я заключаю, что комментарий Дарси, к счастью, прошел мимо нее.

– Означает ли это, что вы исключаете Рафа из числа подозреваемых? – спрашивает Джейд.

– Месье Аршамбо остается подозреваемым в убийстве, как и все вы. И месье Белл.

– У меня есть алиби, – напоминает Арабель. – На случай, если вы забыли. Ну, и у Олли тоже, – тихо говорит она, хотя Сильви к этому времени уже закрыла глаза, откинув голову на подушку, и ясно, что она полностью отключилась от этого разговора.

– Я не забыла, – возражает офицер Дарманен с нотками раздражения в голосе. – Но вы могли спланировать преступление вместе. Вы могли оба быть в нем замешаны. И потом, простите мою прямоту, у вас дерьмовое алиби. Более того, то, что случилось с Сильви, ставит под сомнение записку, в которой фигурирует месье Аршамбо. Что, если записка была подделкой, например…

– Мне казалось, вы говорили, что почерк Серафины идентифицировали, – замечает Арабель.

– Да, так и есть. Но, возможно, убийца подбросил записку, чтобы ее можно было прочитать вне контекста. Мы не знаем.

Я об этом не подумала.

– Значит, Рафа собираются освободить? – спрашиваю я.

Офицер Дарманен кивает.

– Пока мы разговариваем. У нас и так было недостаточно улик, чтобы задерживать его, но, учитывая сегодняшнее нападение, он больше не является нашим главным подозреваемым.

Моя грудная клетка словно сдавлена, дыхание перехватывает.

– Тогда кто ваш главный подозреваемый?

Офицеры обмениваются взглядами, которые я не могу проанализировать.

– Все вы. – Офицер Дарманен впервые улыбается, и я могу сказать, что в наших обстоятельствах это улыбка не радостная, а печальная. – Боюсь, вы все подозреваемые.

– Даже я? – спрашивает Сильви, приходя в себя. – Думаете, я сама стукнула себя по голове? – Она смеется почти истерически. Я должна признать, что такого я от нее не ожидала. Это вообще правдоподобно? До чего еще доведет нас эта неделя?

И снова офицеры обмениваются взглядами, понятными только им.

– Расследование продолжается, – повторяет офицер Дарманен. – Дам вам несколько советов.

– Да?! – восклицает Джейд. – И что же вы посоветуете? – Она произносит это почти с сарказмом, но я различаю истерику в ее голосе, потому что такая же истерика бурлит и во мне. Мы не можем покинуть страну, поэтому заперты здесь все вместе, и кто-то из нас убийца.

– Закрывайте свои двери на замок, когда идете спать. Таков мой совет. Хотя теперь, когда письмо пропало, мы предполагаем, что Сильви уже ничего не грозит. Как и остальным. Каким бы ни был мотив убийства, мы считаем, что цель достигнута – Серафина мертва. И нападение на Сильви, по-видимому, неопровержимо связано с этим. Письмо украдено, преступник уверен, что ему ничего не угрожает. Так что теперь вы можете спокойно отдыхать.

– О да, когда вы уйдете, мы наденем купальники и пойдем поваляться у бассейна с фруктовыми коктейлями. – Большие глаза Арабель превратились в сердитые щелочки. – Наверное это, по-вашему, означает «спокойно отдыхать»? Просто запереть наши хлипкие двери! Какой замечательный совет!

– Тебе-то что? – замечает Дарси. – Ты можешь пойти переночевать к моему мужу. Остальным некуда деваться.

– Да, бедная маленькая богатая девочка, – говорит Арабель голосом, полным такой ненависти, что у меня замирает сердце. – Тебе некуда идти, но ты везде.

Кажется, все замерло, даже ветерок из открытых окон. Я снова бросаю взгляд на Сильви, но она не в себе, упускает все, намеренно или не намеренно, находясь в своем собственном мире.

Затем гнев исчезает с лица Арабель так быстро, что я чувствую себя немного растерянной.

– Дарси, мне так жаль. Я не это имела в виду. Я просто… мою бабушку…

– Как насчет моей бабушки? Как насчет моего мужа?

Все молчат.

Наконец Джейд говорит:

– Мы закончили?

– Да, на данный момент это все. – Офицер Дарманен встает.

– Я помогу Mamie подняться наверх. – Арабель тоже встает. – А потом после обеда уеду. Мне нужно подышать свежим воздухом. Mamie. – Она гладит бабушку по щеке.

– Я могу сама подняться наверх, Арабель. – Сильви приходит в себя, протирая глаза. – Я вполне способна это сделать.

– Но… – Арабель стоит, вытянув руку, и я вижу, что она колеблется. – Но Mamie…

– Да, да, – Сильви мягко отталкивает Арабель, упирается руками в диванные подушки, чтобы подняться. – Я в порядке. В абсолютном порядке. Я справлюсь, большое тебе спасибо. Теперь я понимаю, что чувствовала Серафина, когда я нянчилась с ней.

– Не забудь запереть дверь! – напоминает Арабель.

– Oui. – Сильви исчезает в фойе, даже не оглянувшись.

– Я просто хочу прояснить для всех присутствующих, – произносит Дарси отстраненным голосом, как только Сильви уходит. – Когда Арабель говорит, что выходит подышать свежим воздухом, она имеет в виду, что собирается повидаться с моим мужем.

Лицо Арабель немного омрачается.

– Дарси, – начинает она грустным, извиняющимся, немного беспомощным тоном. Но сразу замолкает. Что тут вообще можно сказать?

Верно. Арабель собирается повидаться с Оливером. И это катастрофа.

Глава двадцать шестая

Арабель

Я везу Олли в Горд, самый симпатичный городок в Провансе. По дороге мы почти не разговариваем, но держимся за руки, и этого мне пока достаточно. Я все еще перевариваю все, что произошло с Mamie. Я пока не рассказала Олли. Я не готова. Ситуация поменялась, и мне страшно. И прямо сейчас я просто хочу немного побыть с ним в тишине, прежде чем нам придется обо всем поговорить. О многом.

Я резко поворачиваю. Олли отпускает мою ладонь, будто мне это необходимо, чтобы крепче держать руль и не подвергать наши жизни опасности, но я снова сжимаю его пальцы, продолжая вести машину одной рукой. Мне это несложно, я хорошо управляюсь с автомобилем. Олли вцепился в боковую ручку.

Звонит мой телефон, и я отпускаю его руку. Я могу вести машину одной левой, но совсем без рук – никак. Мое сердце начинает колотиться, и это не из-за подъема вверх или скорости вождения. Что, если с Mamie случилось что-то еще? Шок от нападения наконец прошел. Может быть, мне не следовало оставлять ее? Это было эгоистично – бросать ее там одну. Я собираюсь развернуться, но взглянув на телефон, обнаруживаю, что звонит Жанкарло. Несколько мгновений я смотрю на экран, одновременно давлю на газ, чтобы обогнать гигантский грузовик.

– Господи. – Кажется, Олли вспотел.

Я переключаю гаджет на беззвучный режим. Я, конечно, вчера поговорила с Жанкарло, но он не в курсе последних событий и, разумеется, не знает об Олли.

Если Олли и видел, кто мне звонил, он не подал виду.

– Куда мы едем? – интересуется он. – Мы могли бы просто остаться в Сен-Реми. – Он делает паузу.

Да. Сен-Реми полон воспоминаний о его семье, о жене. Я хочу отвезти его в новое место, непохожее на остальные. Куда-нибудь, где по крайней мере на час, мы сможем быть другими людьми, не мужем и лучшей подругой Дарси. И не будем вовлечены в эту паутину ужасных преступлений и насилия.

– Я все еще не могу поверить, что она знает, – признается Олли.

Он о Дарси.

– Понимаю.

– И я все еще недоумеваю, зачем тебе нужно было рассказывать ей.

– Это было наше алиби…

– Но оно нам и не требовалось! У нас нет мотива! И…

– Раф слышал твою машину. Джейд – шаги. Это выплыло бы наружу. И нас бы выставили виноватыми, учитывая, что мы скрыли факт твоего присутствия.

Стало тихо, затем он произносит:

– Ты же знаешь, что она кое-что нашла у меня в кармане. – Это утверждение, а не вопрос.

– Что ты имеешь в виду? Нет, не знаю. – Я бросаю на него быстрый взгляд.

– Перед отъездом. Она нашла одну из твоих… – Он неопределенно тычет в меня, никоим образом не объясняя, на что именно указывает.

– Одну из моих что?

– Тех штучек, которыми ты завязываешь волосы.

– Merde!

– Н-да.