Ну что ж, нужно с Карасевой поговорить. Тем более адрес ее он знает, поскольку подвозил до самого дома. И формальный повод имеется — нужно отдать паспорт.
Кирилл не хотел признаваться даже самому себе, что для встречи с Верой имелась еще одна причина — он боялся, что девушка замешана в серьезных криминальных делах. Вспомнил, как она плакала в машине, даже слезы боялась вытереть, чтобы он не заметил. Да что тут замечать-то, все с ней ясно!
Так он думал тогда, когда пожалел ее и подобрал на дороге. Теперь же сердился на себя, что не разглядел в девчонке прожженную опытную личность. Других на такое опасное дело не пошлют. И все же… что-то тут не так, он привык доверять своему впечатлению. Ну не тянет девица на курьера, хоть ты что…
— Я заберу у вас этот паспорт! — заявил Кирилл и, снова положив его в пакет, спрятал в карман.
— Как скажете! — вздохнул Козицын.
Он знал, что с человеком из Управления спорить бесполезно.
Ипполит шагал по крыше.
Вера следовала за ним, стараясь не отставать. Похоже, сегодня это было ее основным занятием.
Перейдя на другой край крыши, Ипполит подошел к слуховому окну. Оно было, видимо, без всяких хитростей и ловушек, во всяком случае, Ипполит открыл его, пролез внутрь и помог Вере сделать то же самое.
Они оказались на чердаке — более темном и тесном, чем первый.
Пройдя его из конца в конец, Ипполит открыл самую обычную дверь, и они с Верой вышли на лестничную площадку. Отсюда лестница вела вверх.
— А я думала, что выше чердака ничего нет! — удивленно проговорила Вера.
— Этот дом выше соседнего, — объяснил ей спутник, — и сейчас мы с вами попадем в очень интересное место.
Лестница кончилась. Перед ними была металлическая дверь — вполне новая и аккуратная, и, как вскоре поняла Вера, запертая на замок.
— И что теперь? — спросила она спутника, ничуть не сомневаясь, что он снова выкинет какой-нибудь фокус — откроет дверь при помощи волшебной палочки или просто пройдет сквозь нее. Но Ипполит на этот раз поступил гораздо проще: он достал из кармана связку ключей и открыл дверь одним из них. — И откуда же у вас взялся ключ от этой двери? Или ваш ключ подходит ко всем замкам?
— Нет, все просто: какое-то время я работал здесь сторожем, ну и на всякий случай сделал копию ключа. Больно уж место интересное… Впрочем, сейчас сами увидите. — С этими словами он распахнул дверь, за которой оказалась очередная лесенка. Ипполит бодро полез по ней, на полпути обернувшись: — Что же вы? Не отставайте! И дверь за собой захлопните!
Вера неохотно полезла вверх, бормоча под нос:
— Ну сколько можно лазить по лестницам? И все вверх, все вверх… Я же не матрос и не цирковая обезьяна…
Однако вскарабкалась до самого верха и оказалась в светлом круглом помещении. Оглядевшись по сторонам, ахнула.
Комната действительно была очень светлой, потому что и стены ее, и потолок были стеклянными. Точнее, здесь не было отдельных стен и потолка — стены плавно закруглялись, смыкаясь над головой.
Собственно, комната, в которой они оказались, представляла собой огромный стеклянный шар, и сквозь его прозрачные стены Вера увидела бесконечное море крыш, а дальше — серебристо-серое лезвие Невы в каменных ножнах набережных.
— Если бы я не знала, что мы находимся на Васильевском острове, — проговорила Вера, когда к ней вернулся дар речи, — подумала бы, что мы находимся в стеклянном глобусе на доме Зингера — Доме книги на Невском проспекте…
— Не только на строении Зингера есть такое стеклянное украшение, — ответил Ипполит, явно довольный восторгом и удивлением, от которых блестели Верины глаза. — Конечно, это здание куда моложе — офисный центр построен всего лет десять назад, но вид отсюда открывается и вправду великолепный.
— Да, спасибо вам за такую экскурсию, только ведь, я думаю, вы меня сюда привели не ради этого зрелища?
— Нет конечно. Как ни странно, это место — очень укромное, здесь нас никто не найдет, и мы можем без помех заняться важным делом: попробовать, не поможет ли ваш ключ открыть тайну моих гравюр.
— Вы считаете, что это — укромное место? — с недоверием проговорила Вера, выглядывая наружу через стеклянную стену. — А мне кажется, что наоборот, здесь мы на виду у всего города. Во всяком случае у всего Васильевского острова.
— Ваше впечатление обманчиво. На самом деле это стекло особое, оно прозрачно только в одном направлении. То есть мы можем видеть все, что происходит снаружи, но нас никто не заметит. Стекло кажется темным, с легким золотистым отливом.
— Тогда давайте займемся вашими гравюрами.
Посреди стеклянной комнаты стояли обычный рабочий стол и пара стульев. Ипполит развернул принесенные с собой гравюры и разложил их на столешнице.
Вера склонилась над ними и стала разглядывать.
Гравюры были покрыты сложной сетью непонятных символов и рисунков. Значки на первый взгляд казались буквами, только какого-то неизвестного, фантастического алфавита, придуманного людьми с богатой фантазией. Рисунки же изображали каких-то странных существ, что-то среднее между животными, растениями и сказочными созданиями. У некоторых были две или три головы, причем одна из них напоминала не голову живого существа, а распустившийся цветок. У некоторых было по пять или шесть ног, у других, наоборот, только одна, но очень большая.
— Вы думаете, что в Атлантиде жили такие чудища? — спросила Вера с явным сомнением.
— Конечно нет! Это вовсе не изображения живых существ, а специальные иероглифы, передающие сложные научные или философские понятия. Сочетание разных необычных частей в одном существе говорит только о взаимосвязи каких-то научных понятий.
— Еще не легче! И что, вы их понимаете, эти иероглифы? Можете прочесть?
— Пока, к сожалению, нет, но надеюсь, что мне поможет в этом ваш ключ. И подозреваю, что те люди, тот человек, который нас преследовал, тоже рассчитывал на ваш ключ. Поэтому он так упорно за ним охотился…
— Ну, с ним, слава богу, покончено!
— Будем надеяться, — осторожно ответил Ипполит. Он положил Верин амулет посреди стола, вокруг него разместил в определенном порядке три гравюры. Взглянув на Веру, пояснил: — Я разложил гравюры по порядку. Их принято называть «Кодекс А», «Кодекс B» и «Кодекс C», в соответствии с этим порядком мы и попробуем их расположить… — Мужчина глубоко задумался, переводя взгляд с гравюр на амулет и обратно, затем его осенило: достав из ящика стола гвоздь, он забил его в середину столешницы и надел на него амулет, продев шляпку сквозь центральное отверстие. Теперь кругляш можно было вращать, как колесо рулетки. При этом рисунки и буквы на нем по очереди указывали на значки и иероглифы трех гравюр. — Кажется, я понял, как нужно пользоваться ключом! — радостно воскликнул Ипполит. — Нужно поворачивать его вокруг оси, совмещая рисунки амулета с соответствующими иероглифами гравюр. При этом те знаки, на которые указывает ключ, нужно выписывать. Они-то и составят истинный текст Изумрудной скрижали.
— А как вы узнаете, с чем совмещать рисунки на амулете?
— По соответствию этих рисунков и иероглифов на гравюрах. Видите — на гравюре «А» изображено существо с одной ногой и двумя головами? В герметической науке, то есть в науке, изучающей наследие Гермеса Трисмегиста, такое существо обозначает любые химические процессы, связанные с окислением, в частности процесс горения. А здесь на амулете маленький значок — человеческое лицо с языками пламени вместо волос. Это символ Узиеля, духа огня в некоторых восточных мифологиях. Значит, нам нужно повернуть амулет так, чтобы эти два обозначения совместились…
Ипполит повернул амулет так, чтобы совпали два значка, и выписал на отдельный лист фрагмент первой гравюры, ограниченный изящными завитками, напоминающими фигурные скобки.
— Здесь тоже похожий значок! — проговорила Вера, найдя на амулете лицо с надутыми губами, словно нарисованный человечек задувал невидимую свечу.
— Очень хорошо! — похвалил ее Ипполит. — Вы нашли значок Сильфа, духа воздуха. А вот тут, на гравюре «B», изображено удивительное создание, у которого нет головы, а лицо помещено в центре груди. Это существо в герметической науке символизирует химические процессы, связанные с воздухом и другими газообразными субстанциями. Так что нам нужно совместить этот иероглиф с рисунком Сильфа на амулете…
Ипполит повернул кругляш, чтобы совпали эти два значка, и выписал на лист еще один фрагмент текста.
Вера увлеклась. Это занятие было похоже на разгадывание увлекательной головоломки, и пока она не задумывалась, что произойдет, когда загадка будет разгадана до конца. Она вместе с Ипполитом искала подходящие друг к другу изображения и радовалась как ребенок, когда ей удавалось найти их раньше старого ученого.
Так они несколько раз проделали всю операцию — осторожно поворачивали амулет вокруг оси, совмещая его с разными значками на всех трех гравюрах, и вскоре лист с записями покрылся непонятным текстом.
— Ну вот, — наконец проговорил Ипполит, выпрямившись и подняв исписанную бумагу, — кажется, мы сделали все, что могли, выписали фрагменты Изумрудной скрижали в нужном порядке. Осталось только прочесть их. Вы понимаете, Вера, что мы находимся на пороге величайшего открытия в истории человечества?
— Ну не знаю… — с сомнением протянула Вера, глядя на загадочные письмена. — По-моему, прочесть это невозможно… Что это за буквы? Не латинские, да вроде и не греческие… Как вы намерены их читать?
— О, это совсем просто! — отмахнулся Ипполит. — Конечно, буквы эти не латинские и не греческие. Ведь хранители Изумрудной скрижали хотели защитить тайное знание от посторонних, поэтому они записали его так, чтобы усложнить понимание, то есть использовали не такие широко известные языки.
— Вы хотите сказать, что латынь и древнегреческий широко известны?
— Разумеется! Ну, сейчас, может быть, не так широко, а в Средние века на латыни свободно говорил каждый образованный человек. Не говоря уж об античной эпохе, когда латынь и греческий были основными разговорными языками…
— Какой же использовали в нашем случае?
— В том-то и дело, что хранители скрижали использовали не один язык, они поступили хитрее. Но за прошедшие века исследователи поняли принцип этой записи: хранители использовали аккадский язык, язык жителей древнего Вавилона и Ассирии, но, чтобы еще больше усложнить понимание, записывали слова аккадского языка буквами алфавита халдеев, сильного и влиятельного народа, обитавшего в древнем Междуречье в одно время с ассирийцами и вавилонянами. Кстати, халдеи были известны еще и тем, что отлично разбирались в магии. От них нам достались многие магические рецепты и заклинания, а также многие имена демонов и духов.
— И вы умеете читать на этих языках? — недоверчиво осведомилась Вера.
— Конечно, умею! — подтвердил Ипполит как нечто само собой разумеющееся. — Иначе как бы я мог всю жизнь заниматься наследием Гермеса Трижды Величайшего?
— Вы не перестаете меня удивлять! — проговорила Вера, удачно скрыв иронию. — Так что же здесь написано?
Ипполит углубился в записи, что-то бормоча под нос и время от времени делая на листе пометки. Через некоторое время он оторвался от работы и повернулся к Вере.
— Знаете, здесь чего-то не хватает… — проговорил разочарованно. — Вот, скажем, в самом начале написано: «Использовать для прочтения данного текста эссенцию знаний, воплощенных Меркурием, проходящим через четвертый дом в условиях полного…»
— Что? — Вера потрясла головой, будто хотела вытрясти из нее непонятные слова, как воду после купания. — Я ничего не поняла! Какая эссенция? При чем здесь Меркурий, да еще проходящий через какой-то дом?
— Да это-то вполне понятно, — поморщился Ипполит. — Это терминология, применяемая в алхимии и в герметической науке. Нечто вроде научного языка Средневековья, и я его понимаю. Беда в том, что на этом месте текст обрывается и начинается новый фрагмент, и это при том, что фраза явно не завершена! И дальше — то же самое. Вот послушайте следующий: «Тройное извлечение соли возвышенного Сатурна невозможно без очищения всех его проток и каналов при помощи синего огня, вызываемого сгущением…» — «Дурдом какой-то», — подумала Вера, постаравшись, чтобы мысль не отразилась на ее лице. — И все! Дальше начинается следующий фрагмент! — Ипполит разочарованно развел руками. — Так что и в этом абзаце недостает очень важной части!
— И что вы предполагаете? — поинтересовалась Вера.
— Не знаю, что и думать! — честно признался ученый. — У меня возникает крамольная мысль, что где-то существует еще одна, четвертая копия Изумрудной скрижали, назовем ее для определенности «Кодекс D». Это будет переворот в герметической науке! — Глаза старика радостно вспыхнули, но тут же погасли, и он добавил: — Однако пока мне не удалось расшифровать текст скрижали, хотя я и воспользовался вашим ключом. И теперь шанс сделать это стремится к нулю, поскольку существование четвертой копии — всего лишь мое предположение. Никто о ней не слышал, и даже если она существует, местонахождение ее неизвестно…
— Ну вы уж так не расстраивайтесь! — Вера попыталась успокоить старого ученого, но тот был безутешен.
— О чем вы говорите? Мне много лет, я всю жизнь бился над загадкой Изумрудной скрижали. И вот я встретил вас, и благодаря вам мне в руки попал знаменитый ключ. Я обрадовался, решил, что смогу завершить дело своей жизни, а в итоге оказался почти так же далек от разгадки, как в самом начале своего пути! — Ипполит закрыл лицо руками и замер в самой горестной позе.
— Знаете, — Вера тронула его за плечо, — думаю, нам обоим надо отдохнуть. Сейчас мне пора домой, день был такой длинный… А завтра мы встретимся и продолжим.
— Что продолжать, — капризно пробурчал Ипполит, — когда нет четвертой части. Что тут можно сделать…
— А все-таки, — Вера улыбнулась, — послушайте меня, и встретимся завтра!
— Хорошо, — Ипполит отвернулся, — если вы так уверены, что это поможет…
Вера ни в чем не была уверена, просто держала в руках амулет и думала, что он, несомненно, подскажет, как отыскать недостающую часть записей. Ведь не случайно все началось, не случайно она оказалась в Помпеях одна, не случайно амулет попал в руки именно ей. «Возможно, я слишком преувеличиваю свою значимость, — усмехнулась она про себя, — но посмотрим, что будет дальше».
В одном она была точно уверена — просто так все не закончится.
Ипполит проводил ее вниз и сказал, что переночует тут же, к себе не пойдет, устал очень.
Утром, едва солнце поднялось над семью холмами Вечного города, едва гуляки, всю ночь воздававшие должное Венере и Дионису, угомонились и отправились по домам, а на улицы вышли, позевывая, уличные торговцы и разносчики, два всадника выехали из Рима через Капуанские ворота и ровной рысью погнали своих коней по Аппиевой дороге в сторону Капуи. Они ехали так до самых жарких полуденных часов, затем завернули в придорожную таверну, чтобы дать отдых усталым лошадям. Да и сами отдохнули в тени деревьев и выпили по чаше холодного разбавленного тускуланского вина.
Через час всадники продолжили дорогу. Видно было, что они куда-то спешат.
При этом они не удосужились оглянуться, иначе заметили бы, что от самой таверны за ними верхом на маленькой выносливой кобыле следует еще один всадник — сутулый человек в темном плаще с надвинутым на глаза капюшоном.
Дорога вскоре взбежала на холм, и перед ними открылась самая красивая панорама, когда-либо виденная человеческим взором.
Оливковые рощи и виноградники, благоухающие сады и зеленые пастбища сбегали по склонам холмов к берегу, а дальше, в обрамлении нежной и сочной зелени, лежало сапфировое блюдо залива. Вдоль его берега, словно драгоценные камни в царской тиаре, выросли прекрасные города и селения — Кумы, Путеолы, Стабий, Геркуланум, Помпеи, Неаполь.
Казалось, бессмертные боги, создавая этот лучезарный край, превзошли сами себя, собрав воедино все лучшее, что может создать природа и человеческий труд.
Именно в ту сторону, в эти чудесные края повернули путники усталых коней.
И туда же повернул свою выносливую кобылу человек в надвинутом на глаза капюшоне.
Два всадника подхлестнули лошадей, должно быть, спешили до темноты достичь цели своего путешествия. Они ехали горной тропой, минуя Стабий и Путеолы, и свернули с этой тропы только в предместьях Помпеи.
В этом прекрасном цветущем городе роскошные виллы римских патрициев и местных богатеев чередовались с благоухающими садами и виноградниками. Многие знатные римляне переселялись в Помпеи на зимние месяцы, чтобы переждать здесь холод и уныние римской зимы. Поэтому жизнь в Помпеях никогда не замирала, озаряемая лучезарным солнцем юга.
Впрочем, в этот день солнце светило на Помпеи не так ярко, как обычно. Оно было затянуто какой-то сероватой дымкой, из-за которой выглядывало, как кокетливая красавица сквозь вуаль.
Два усталых всадника проехали через городские ворота и остановились перед входом в один из богатых домов неподалеку от Большого амфитеатра. Привратник вышел им навстречу и спросил их имена.
Всадники назвались, и их тут же проводили в атриум, где их дожидался хозяин дома.
— Вы едва успели, господа! — произнес он, обменявшись с гостями обычными приветствиями. — Сегодня в полночь звезды выстроятся в том единственном порядке, который благоприятствует нашему делу. Следующий раз такое расположение звезд случится только через тысячу лет, так что нам нельзя упустить случай! Привезли ли вы священный ключ?
— Да, он у меня! — Гай Секвенций показал амулет с отверстием в центре.
Хозяин дома коснулся амулета с почтением, глаза его заблестели.
— Близится великий миг! Уже сегодня нам откроются древние тайны Изумрудной скрижали!
— Однако я слышал, что ритуал сопряжен с большой опасностью…
— Опасно отклоняться от строгого исполнения ритуала. Если же все сделать в точности, как предписывают древние мудрецы, никакой опасности нет. Так что сегодня в полночь мы проделаем все, как подобает. А пока, господа, отдохните и перекусите, вы проделали большой и трудный путь.
Гости искупались в балинее — домовой бане — и направились в триклиний, где гостеприимный хозяин разделил с ними обильную изысканную трапезу. За едой о делах не говорили, лишь перечисляли последние римские новости и сплетни, обсуждали недавние гладиаторские игры и конные состязания.
Обед подходил к концу, когда в триклиний вошел один из живших при доме вольноотпущенников. Низко поклонившись своему господину, он встревоженно проговорил:
— Господин, в городе неспокойно. Люди на Большом рынке говорят, что гора Везувий дымится… Я и сам видел дым над ее вершиной!
— И что с того? — раздраженно осведомился хозяин. — Из-за такой ерунды ты мешаешь нам обедать?
— Извини меня, господин, но многие считают, что близится извержение вулкана. Самые предусмотрительные горожане покидают Помпеи!
— Не говори ерунды! — резко оборвал его хозяин. — Везувий не извергался уже больше двухсот лет! И уж во всяком случае, сегодня не время поддаваться панике, у нас намечено дело чрезвычайной важности.
Вольноотпущенник с извинениями удалился.
Хозяин приказал слугам подать сладости и старый фалерн, потом поднялся с пиршественного ложа и с волнением провозгласил:
— Что ж, друзья мои, пора приступить к тому, ради чего мы собрались сегодня.
Вера подходила к своему дому, когда рядом с ней затормозил черный внедорожник. Наученная опытом последних дней, она метнулась в сторону, завертела головой — кого бы позвать на помощь. Как назло, никого поблизости не было, улица словно вымерла. Ни людей, ни собак, ни котов, спрятаться и то негде. Кричи не кричи — никто не услышит. Да что же это такое, Зоя Михайловна-то куда подевалась? То вечно в окно пялится, а когда нужно, то и нет ее…
Вера решила все же, что дорого продаст свою жизнь, и переложила сумку в левую руку, а в правой у нее оказался зонтик.
В это время дверца внедорожника открылась, и оттуда высунулась седоватая стриженая голова.
— Вера, не бойтесь, это я!
Вера пригляделась к водителю и действительно узнала его: это был тот самый человек, который подвез ее после странного ограбления на дороге из аэропорта. И машина та же. Она немного успокоилась и остановилась, однако проговорила, подражая любимому персонажу:
— Что значит — «я»? «Я» бывают разные!
— Не узнаете?
— Узнаю. Здравствуйте. А как вы меня нашли?
Тут до нее дошло, что вопрос — глупее не придумаешь: ведь он тогда довез ее до самого дома. Правда, тут же возник другой вопрос — что ему от нее нужно, но задать его вслух было бы невежливо. Тем более человеку, который так ее выручил. А она тогда даже не поблагодарила его как следует, да что там — простого «спасибо» не сказала. Нехорошо получилось.
— Здравствуйте, Вера! — проговорил водитель. — Может, сядете в машину? Мне нужно с вами поговорить, а так неудобно, люди ходят. И вообще…
Вера хотела сказать, что он сам учил ее не садиться в машины к незнакомцам, но опять-таки сообразила, как глупо прозвучит — ведь она в его машине уже побывала, и кончилось все хорошо. Вообще, отметила Вера, что-то она в последние полчаса поглупела. Наверно, от всех приключений, что выпали на ее долю. Устала безумно за сегодняшний день, сейчас бы добраться до дому и плюхнуться на диван. Ничего не хочется — ни есть, ни душ принимать. Сил нет… А тут этот добрый самаритянин приехал.
И что ему нужно? Ну, будем надеяться, что ничего плохого он ей не сделает.
— Ладно, давайте поговорим, — согласилась она и села на пассажирское сиденье.
Кирилл оглядел ее еще раз более внимательно. Так-так, перекрасилась, прическу изменила. С чего бы вдруг? Если бы не его наметанный глаз, мог бы и не узнать девушку. И смотрит открыто, глаза не отводит. Может, просто отошла после той ночи, отоспалась, успокоилась? И симпатичная такая оказалась. Ну да, он видел ее зареванной да растрепанной…
— Так о чем же вы хотели со мной поговорить? — Вера чуть наклонила голову и поправила волосы.
— Во-первых, об этом. — И он протянул ей загранпаспорт.
Паспорт был подмокший и мятый. Вера осторожно открыла его — и увидела внутри свою собственную фотографию.
— Ой! — вскрикнула. — Откуда он у вас? И почему такой мокрый?
— Вера, — строго проговорил мужчина, — когда вы последний раз свой паспорт видели?
Вера ненадолго задумалась.
Пожалуй, последний раз она держала документ в руках в аэропорту, когда проходила паспортный контроль. После этого события закрутились с такой бешеной скоростью, что она о паспорте и не вспомнила. Тем более что надобности в нем больше не было.
Ей и наш, российский, нечасто требуется — только если посылку получить или письмо заказное, хотя посылок Вере никто не шлет, равно как и писем. А уж заграничный паспорт теперь очень долго не понадобится, она и не поняла, что он пропал. Как бросила сумку в прихожей, так там и валяется до сих пор, все равно разрезана, выбросить придется. Вера и чемодан еще не разобрала, некогда, мотается по городу, а все без толку.
— Наверное, в аэропорту, — ответила неуверенно. — И все же — откуда он у вас?
— Его нашли в машине одного человека. Скажите, как выглядел тот таксист, который ограбил вас и высадил?
— Молодой, с бритой головой и крупным крючковатым носом… восточного типа…
Тут Вера осознала, что вопросы задают ей слишком профессионально и уверенно. Стало быть, имеют право это делать. Ой, плохо, не хватало ей попасть в поле зрения полиции!
— Да, это он, соответствует описанию. Ваш паспорт нашли в его машине.
Кирилл сказал это таким мрачным голосом, что Вера занервничала.
— А что это вы все спрашиваете? — заговорила она на повышенных тонах. — Вы сами-то кто такой? Я вас знать не знаю! — Она повернулась и нажала на ручку, но дверь не открылась, поскольку Кирилл ее заблокировал. — Выпустите меня немедленно!
— Тихо-тихо… — примиряюще сказал он, — никто вам ничего плохого не делает, что вы волнуетесь. Поговорим спокойно…
— Тогда скажите наконец, кто вы! А то вы обо мне все знаете, а я о вас — ничего.
«И знать не хочу, — добавила про себя Вера, — да, видно, придется…»
Собственно, этот мужчина ничего плохого ей не сделал, только помог, от больших неприятностей спас ночью на пустынной дороге. И вроде бы опасаться его нечего, но вот как-то неприятно. Кто он? И чего от нее хочет?
Он неохотно показал ей свое удостоверение. И хотел уже спрятать, но Вера схватила его за руку. Раньше ей и в голову не пришло бы так делать, сейчас же она прочла вслух:
— Светлицкий Кирилл Леонидович… тут неразборчиво… Из какой вы организации?
— Из очень серьезной. — Он мягко, но настойчиво отобрал у нее руку и убрал удостоверение. — Вера, я не шучу. Лучше вам рассказать мне все подробно.
— Да что говорить-то… Я же тогда вам все рассказала.
От Кирилла не укрылось, как забегали ее глаза. Так и есть, она ему врет. Или, по крайней мере, многого не договаривает.
Эта мысль здорово его расстроила. Надо же, получается, он плохо разбирается в людях. Впрочем, с женщинами всегда сложно.
— А сам он что говорит, как у него в машине мой паспорт оказался? — осторожно спросила Вера.
Кирилл помолчал, потом решился.
— А сам он, Вера, ничего не говорит, он мертв.
— Как — мертв? — Теперь Вера здорово испугалась, и он мог поклясться, что она не притворяется.
А до Веры дошла очевидная вещь. Этот тип из какого-то непонятного секретного Управления думает небось, что это Вера отправила таксиста на тот свет. А что, очень удобная подозреваемая, он сам ее встретил недалеко от того места. И она, как полная дура, рассказала ему, как выглядел тот таксист!
Впрочем, все равно ее паспорт в машине нашли…
— Я об убийстве ничего не знаю, — пробормотала Вера. — Я после той ночи и думать о таксисте забыла…
— Вера, — Кирилл взял ее за плечи и повернул к себе, — чего вы не договариваете? Если вы не расскажете, я не смогу вам помочь. И не волнуйтесь, никто вас не подозревает в убийстве. Его вообще убили через день после встречи с вами. Застрелили и утопили вместе с машиной в реке.
— Понятно…
— Это хорошо, что вам понятно. А мне вот пока не очень. Как вы думаете, что нужно было от вас этому человеку? Ведь вы сказали, что он высадил вас ночью на дороге, обыскал, но ничего не взял. Как вы это объясняете?
Вера закрыла лицо руками, как будто она в шоке от услышанного, сама же напряженно размышляла. Если она расскажет этому Кириллу… как его там… Светлицкому… все про Италию, про амулет, про страшного человека с лицом, похожим на античную маску, попорченную временем, про то, как этот тип преследовал ее еще там, он подумает, что Вера просто морочит ему голову. А если еще добавить, что по его приказу тот таксист, чтоб его черти в аду в кипящем масле сто лет варили, завез ее в глушь для того, чтобы отобрать амулет, которого у нее уже не было, а потом, на следующий день, он к ней вернулся… Да, тогда Кирилл точно уверится, что у нее болезненный бред. А если и про сегодняшние приключения рассказать, пожалуй, он вызовет перевозку из психушки. А что, у них возможности большие…
— Так как вы это все объясняете? — Кирилл чувствовал, что сейчас она сдастся и расскажет ему все, только не нужно сильно давить на нее.
— Никак. — Вера пожала плечами. — Я это никак не объясняю. Разве что… он рассчитывал найти у меня большие деньги или какие-то ценности, но у меня ничего такого не было, все деньги я потратила в Италии, а то, что осталось, вместе с кошельком в аэропорту из сумки вытащили… Сумку, кстати, разрезали. Новая, итальянская… Жалко, теперь выбросить придется…
Кирилл заметил, что она бросила на него из-под ресниц внимательный настороженный взгляд, и понял, что она нарочно уводит разговор в сторону.
— А почему вы не заявили в полицию, что вас ограбили? — прервал он Верины причитания, понимая, что этот раунд он проиграл, девица оказалась крепче, чем он думал.
— Ну-у… Там стали бы спрашивать, что у меня украли, а если он ничего ценного не взял… Наверное, и заявление не приняли бы. Конечно, если бы я паспорта хватилась… — Вера опустила глаза и тяжко вздохнула.
Кирилл снова посмотрел на нее с явным подозрением. Надо же, три дня прошло, как она вернулась из отпуска, а все не разобралась ни с вещами, ни с документами. Нет, определенно она ему врет, полной бестолочью прикидывается. Одинокие женщины все аккуратистки, все у них по полочкам разложено, в квартире чисто и пусто, все блестит. Такой она ему и показалась с первого взгляда. А которая заполошная, бегает, суетится, кипучую деятельность вроде бы осуществляет — это не про нее, не про Веру.
Нет, что-то тут не то, придется сменить тактику.
— Вера… — Он нарочно сделал многозначительную паузу. — Простите меня, я сейчас нарушаю все должностные инструкции. Мне бы следовало не караулить вас возле вашего дома, а вызвать к себе в Управление для официальной беседы.
— Повесткой? — Вера прищурилась.
— Нет, повесткой к следователю вызывают или в суд свидетелем, а мы, если нужно с человеком побеседовать, высылаем…
— Наряд? С автоматами?
— Нет, просто людей в штатском, которые вежливо просят проехать с ними.
— И что? — Вера смотрела широко раскрытыми глазами и даже недоуменно моргнула. — Отчего же вы не сделали так, а отступили от ваших правил?
— Оттого, что вы мне симпатичны, — вздохнул Кирилл, — еще с того раза, когда мы встретились так неожиданно.
Если бы Вера такое услышала недели две назад, она бы поверила. Засмущалась бы, покраснела, опустила глаза, начала что-то мямлить. Потом робко забормотала бы, что такого не может быть, а он стал бы уверять, что может… и так далее.
Теперь же Вера только усмехнулась про себя, не забывая следить за лицом.
«Врет! Думает, я на эту удочку попадусь и все ему выболтаю. Уж это вряд ли… Но вот интересно, он что, за полную дуру меня держит? Я ему, видите ли, понравилась. Когда? Не той ли ночью, когда он меня видел всю в слезах и соплях, раздерганную и едва ли не побитую? Скажите пожалуйста, какой мужчина, разглядел во мне тонкую натуру… Нет, за идиотку меня держит просто…»
Да, видно, наличие амулета помогло Вере посмотреть на себя со стороны и вернее оценивать поступки окружающих людей.
Кирилл молчал и смотрел на Веру в ожидании. Та низко наклонила голову, чтобы скрыть улыбку. После непродолжительного молчания он понял, что теряет время зря. Значит, девица только с виду такая тетеха, а на самом деле — крепкий орешек. Ну посмотрим, как будут развиваться события.
— Что ж, — сказал он, — я вижу, вы устали. Идите домой, отдохните, придите в себя. Я надолго не прощаюсь, потому что… мы еще встретимся.
— Всенепременно! — Вера поморгала как примерная девочка и сделала бы книксен, если бы не сидела в машине.
— Да, вот еще что! — Кирилл разблокировал дверцу, но открывать ее не спешил. — Запишите мой телефон, если что-то вспомните или вам нужна будет моя помощь… — «Обойдусь», — подумала Вера, но послушно достала мобильник. — У вас на щеке синяк, — сказал Кирилл, — прямо под глазом.
— Где? — Вера машинально бросила телефон и сунулась в сумку за пудреницей.
— Давайте я сам запишу! — Кирилл подхватил гаджет и, пока Вера разглядывала себя в зеркальце, ловко разобрал его и вставил внутрь крошечный маячок.
Таким образом он мог отследить мобильник и определить его местонахождение.
— Нет никакого синяка! — возмутилась Вера. — И тушь не размазалась. Все вы выдумали.
— Простите, наверное, освещение такое. — Кирилл подал ей телефон, затем вышел из машины и открыл дверцу. — Всего хорошего, дорогая, берегите себя.
Вера посмотрела с подозрением и вышла, едва кивнув, потому что увидела, как в окне своей квартиры прилипла носом к стеклу Зоя Михайловна.
«Ванну с пеной, и спать, — думала Вера, подходя к подъезду, — и пропади они все пропадом!»
Вера не была бы так спокойна, если бы знала, что человек с лицом попорченной временем античной маски вовсе не разбился насмерть, упав с высоты шестиэтажного дома. Когда он двинулся по шаткому мостику, наступил не на ту плашку и она перевернулась, ловушка сработала: человеку не на что было опереться, и он с криком полетел вниз. Он не успел осмыслить случившееся, только понял, что сейчас разобьется насмерть, в лепешку, так что в теле не останется ни одной целой кости и мозги его разлетятся по неровному асфальту.
Он найдет свой конец в этом чужом холодном и сыром городе, он никогда больше не увидит солнечной Италии, не увидит родных белуджийских гор, а самое главное — не добудет амулет, не сможет расшифровать надписи, что когда-то были записаны на Изумрудной скрижали. Он не оправдал доверия членов Изумрудной коллегии, не выполнил приказа господина Председателя. Осознав все это за долю секунды, мужчина закрыл глаза, затем ощутил сильный удар, и его накрыла темнота.
Пролежав некоторое время, рябой человек очнулся. Вокруг него по-прежнему было темно. Он осознал себя, почувствовал свое тело, оно болело, но боль не была резкой. Тогда он догадался открыть глаза. Стало чуть светлее. Под ним было что-то мягкое и отвратительно пахнущее, все тело немедленно зачесалось. Однако голова прошла, когда он с трудом, но сел, и даже левая рука, висевшая плетью, теперь двигалась и почти не болела. Очевидно, был все-таки несильный вывих и от удара плечо встало на место.
На всякий случай он ощупал себя и не нашел никаких особенных повреждений. Не успев этому удивиться, повернулся, встал на четвереньки и попытался оглядеться. Напротив виднелась стена того дома, с крыши которого он полетел вниз, точнее с мостика, перекинутого между зданиями. Дома на Васильевском острове старые, требующие ремонта. И тот, второй, как раз находился в такой стадии. Судя по всему, находился очень долго, скорее всего, отремонтировали фасад, а потом работы приостановили. Леса со стороны двора так и остались неразобранными до третьего этажа, а на них были свалены пакеты с сухой штукатуркой и утеплителем. Все это валялось под открытым небом не один месяц, мешки усердно поливало дождем, так что утеплитель размок и превратился в отвратительно пахнущую мягкую кашу, поэтому, упав на нее, он ничего себе не повредил.
Рябой усмехнулся, посчитав, что это его берегут неведомые силы. Ну да, он же должен выполнить свою миссию. Следует срочно выбираться отсюда и продолжать искать амулет. Одна беда: от удара или от времени, но связь с амулетом, которую он чувствовал с тех пор, как воспользовался зеркалом мертвеца, пропала. Но он обязательно найдет эту женщину, Веру, он знает, где она живет.
Человек с лицом попорченной временем античной маски потянулся и без особого труда слез по лесам вниз. Эта часть дома выходила во двор, с одной стороны которого был брандмауэр — стена без окон, с другой — старый бетонный забор, а с третьей — задние стенки нескольких гаражей. Так что вокруг было пусто, тихо и пыльно.
Поморщившись и кое-как отряхнув одежду, рябой протиснулся в узкий проход между гаражами, собираясь отыскать свою машину, но оказалось, что он понятия не имеет, где находится. Они бежали за амулетом по крышам и чердакам, по подвалам и тайным проходам, казалось, что все так близко, а на самом деле… Он плохо знал этот город, помнил, что оставил машину на Двенадцатой линии… кажется. Нужно обратиться к аборигенам, вот как раз один из них — из близстоящего гаража показался смуглый коренастый мужчина.
— Послушай, друг! Как мне выбраться на проспект?
Местный обитатель скрылся в глубине гаража, то ли не расслышав, то ли сделав вид. Рябой огляделся и решил еще раз попытать счастья, потому что не видел выхода. В этих дебрях можно до ночи крутиться, если местность не знаешь.
Он подошел к открытой двери гаража, сунул туда голову и крикнул:
— Эй, приятель, дорогу не скажешь?
Он слишком поздно заметил мелькнувшую сбоку тень, попытался отскочить, но сзади на него уже накинули петлю на манер лассо и тут же толкнули вперед. Гараж был небольшой, машины в нем не было, лишь валялись ржавые покореженные железки да какая-то ветошь. Рябой завертелся на месте, пытаясь ногами достать того коренастого и еще одного — помоложе и похудее, но такого же смуглого. Но петля, обхватывающая грудь, затягивалась все туже. Он уже с трудом дышал, когда сзади чья-то сильная рука подтянула веревку. Стало совсем невмоготу, в глазах потемнело.
— Нормально, он слаб, как новорожденный котенок, — сказал голос за спиной.
Коренастый подошел и сковал рябому руки, а молодой обмотал ноги цепью, после чего петлю ослабили. Дышать стало легче.
— Кто вы такие? — еле прохрипел пленник.
Наголо бритый молодой парень кого-то смутно ему напоминал.
— Молчи, собака! — Юнец толкнул его с размаху в грудь, и рябой с трудом удержался на ногах. — Ты ответишь за смерть моего брата! — С этими словами он достал нож. — Я не стану убивать тебя быстро, — сказал он, подходя, — я буду отрезать от тебя кусочки и скармливать их крысам. В этом старом районе очень много крыс.
Едва не задохнувшись, рябой соображал медленно, однако вспомнил, что бритый парень похож на таксиста, которого он убил и столкнул машину в реку. Убил, потому что тот посмел не выполнить приказ, посмел спорить, говорить с ним неуважительным тоном.
Человек с лицом, похожим на попорченную временем античную маску, не прощал подобного никому, кроме господина Председателя.
Теперь же приходилось признать, что его переиграли. Он не дергался и не извивался, пытаясь освободиться, знал — бесполезно. Однако жаль будет, если он погибнет тут, в темном и пыльном гараже от руки мелкого бандита.
Смуглый бритый парень подошел к нему, поигрывая ножом.
— Что, уже дрожишь? — спросил, сузив глаза. — Подожди, я еще больше располосую твое лицо, потом выколю глаза, потом срежу со спины всю кожу, потом…
Рябой молчал, с презрением глядя на парня. Тот замахнулся ножом, но его руку перехватил коренастый.
— Хватит уже, — крикнул он по-белуджийски, — остынь! Ничего ты ему не сделаешь, потому что Рафик Самвелович велел привезти его. Целого и невредимого. Он хочет с ним побеседовать, а потом сам решит, что с ним сделать. Если прикажет убить — так и быть, убьешь его сам. Если же нет — ты его не тронешь. И хватит зря сотрясать воздух, ты же видишь, он тебя не боится.
Рябой, услышав эти слова, усмехнулся и сказал по-белуджийски:
— Уж это точно…
— Он — наш? — спросил бритый изумленнно.
— Возможно, — буркнул коренастый и отобрал у него нож.
Открылись ворота гаража, и здоровенный мужик с длинными, как у гориллы, руками схватил рябого за плечи и втащил в стоявший рядом черный внедорожник. Уложил его сзади вниз и накрыл брезентом, после чего запер ворота гаража и удалился пешком. Смуглый парень сел за руль, коренастый устроился рядом.
Рябой не мог видеть дороги, но ехали недолго и без приключений.
Машина остановилась, кто-то тихо спросил что-то по-белуджийски, коренастый так же тихо ответил, затем открылась дверь, и рябого грубо вытащили наружу. По бокам от него встали двое мужчин, одетых в черную форму охранников, только без нашивок.
Он с трудом разогнул затекшие ноги и огляделся.
Помещение было огромным, очевидно, заброшенный цех какой-то фабрики. Потолок был так высок, что терялся в темноте, кое-где виднелись остатки в беспорядке разбросанных станков.
Смуглый бритый парень здесь вел себя гораздо тише, даже из машины не вышел. Повинуясь знаку коренастого, он дал задний ход, и внедорожник уехал. Двое в черном, схватив рябого за локти, потащили его вглубь помещения. Он не сопротивлялся не потому, что покорился судьбе, просто решил экономить силы.
Очень скоро они оказались в отгороженном углу бывшего цеха. Сломанных станков тут не было, вообще никакого хлама, стояли только старый письменный стол, диван и два стула. Диван был новый, кожаный, и на нем сидел чисто выбритый и хорошо подстриженный мужчина средних лет в дорогом сером костюме. Глаза у него были темные, слегка выпуклые и чрезвычайно выразительные. Кирилл Светлицкий многое бы отдал, чтобы увидеть Рафика Самвеловича Джабраилова в столь непринужденной обстановке.
Рафик Самвелович пил кофе из крошечной чашечки тончайшего костяного фарфора. Увидев рябого, он поставил чашку на край письменного стола и немного помолчал, давая тому освоиться.
— Вот, Рафик Самвелович, — почтительно произнес коренастый, — привез его.
— Вижу, — заметил Рафик звучным выразительным баритоном, — я тобой доволен.
Коренастый, уразумев немой приказ, шагнул в угол комнаты и замер там.
— Я велел привезти тебя, чтобы спросить, — начал Рафик, спокойно глядя на рябого, — зачем ты убил моего человека? Я дал тебе все, что ты просил, думал, что мы договорились. Но мы не договаривались, что ты убьешь его…
— Я просил тебя дать мне смелого и расторопного человека, который сделает все быстро и без лишнего шума, — заговорил человек с лицом, похожим на попорченную безжалостным временем античную маску. — Ты же послал ко мне глупца и труса, мелкую шпану и вора. Я поставил перед ним простую и четкую задачу — найти необходимую мне вещь. Он же не сумел справиться со слабой испуганной женщиной, не сделал того, что мне было нужно, он посмел юлить и оправдываться, прикрываясь твоим именем. Я убил его, потому что он неуважительно отозвался и о тебе, и о том, что дорого мне.
— Пусть так, — Рафик Самвелович на мгновение прикрыл свои выразительные глаза, — мой человек оказался не на высоте. Но это — мой человек, и только я могу решать, наказать его или нет. Я, и только я, могу приказать его убить или наградить! Ты превысил свои полномочия, а я не могу позволить, чтобы здесь распоряжался кто-то, кроме меня. Это — моя территория.
Лицо рябого сейчас больше чем когда-либо напоминало попорченную временем античную маску, все шрамы и морщины были отчетливо видны. В душе его бушевала буря. Этот жалкий удельный князек возомнил себя невесть кем, он думает, что обладает здесь, в этой дыре, неограниченной властью. И выставляется перед своими бандитами — говорит красиво, играет густым бархатным голосом, и жесты такие, будто перед зеркалом выступает.
Зеркало! Зеркало мертвеца! Как бы оно сейчас пригодилось! Если бы дух, которого он видел в его глубине, согласился помочь… в последний раз… Но нет, связь прервалась. Неужели он погибнет тут, в этой дыре, так ничего и не достигнув?
Рябой человек поднял скованные руки и заревел:
— Ты! Ты! Помоги мне!!!
Это было так неожиданно, что Рафик Самвелович на секунду застыл на месте, удивленный. Его телохранители действовали быстрее, они тотчас повисли на руках у рябого и ослабили бдительность, поэтому не заметили опасности.
Мелькнула черная тень, раздались два тихих выстрела, словно кто-то откупорил бутылки вина, и руки телохранителей ослабли. Рябой скосил глаза и увидел, что одна пуля попала в грудь левому мужчине, а другая пробила горло правому. Коренастый, его сопровождающий, выскочил из своего угла и палил в ту сторону, откуда были сделаны выстрелы, но никого не поразил, потому что там было пусто. Зато из другого угла вылетела пуля и попала коренастому в правую руку. Он выронил пистолет и схватился за плечо, чертыхаясь.
Рябой не стоял столбом, он был готов к такому повороту событий — не зря призвал сущность, что общалась с ним при помощи зеркала мертвеца. Один из телохранителей умер мгновенно, ничего не поняв, второй еще дергался, в то время как кровь толчками выходила из перебитого горла, а рябой уже отбросил от себя двоих мужчин и устремился к дивану, на котором сидел Рафик Самвелович. Но цепь, сдерживавшая ноги, мешала, поэтому двигался он недостаточно быстро, и, когда добрался до дивана, там уже никого не было.
Рафик Самвелович, несмотря на дорогой итальянский костюм и отличную стрижку, не утерял былых навыков. Реакция у него была отличная, так что он сразу же оказался за диваном. И выстрелил оттуда, но ни в кого не попал, потому что метил не в рябого, а в неизвестного с пистолетом. Рябой же, не боясь пули, перекатился за диван и ударил Рафика головой. Тот отклониться не сумел, потому что места было мало, а удар так силен, что Рафик осел на пол, но тут же дернулся от пули, попавшей в сердце.
— Хороший выстрел! — не оборачиваясь, сказал рябой. Он отбросил недвижное тело и обернулся. Коренастый лежал на спине, широко открытыми глазами глядя в потолок, вторая пуля поразила его в сердце. — Теперь выходи! — крикнул рябой. — Я хочу видеть твое лицо.
— Ты и так знаешь, кто я такой… — ответил ему негромкий голос.
И в центр помещения вышел высокий мужчина, весь состоящий, казалось, из железных мышц. Скуластое лицо, чуть раскосые глаза, светлая прямая челка, падающая на серые глаза.
— А, это ты… — протянул рябой.
— Ты не очень удивлен, — усмехнулся светловолосый, аккуратно свинчивая глушитель с пистолета и убирая его в карман, — ты ждал помощи.
«Не от тебя», — подумал рябой, он очень не любил этого человека.
Надо сказать, блондин платил ему той же монетой.
— Меня прислал господин Председатель, — заговорил он после некоторого молчания, насмешливо наблюдая, как рябой пытается распутать цепь на ногах и как плохо у него это получается со скованными руками. — Господин Председатель очень недоволен тобой, он дал тебе задание, и ты его не выполнил.
— Я почти достиг цели, — возразил рябой, ощутив, что цепь подается. — Я знаю, у кого находится амулет.
— Ты знал это еще в Италии, — хмыкнул блондин. — Прошло столько времени, но ты ничуть не приблизился к решению проблемы. Ни на шаг.
— Это ты так думаешь.
— Так думает господин Председатель, — холодно проговорил светловолосый, — и он послал меня, чтобы я закончил то дело, что было поручено тебе. У тебя был шанс потрудиться на благо нашего общего дела, ты его упустил, теперь моя очередь. У меня это лучше получится.
— Ну да, — протянул рябой, — ты же родился и вырос в этой стране, только потом пришел к нам…
— Неважно, — перебили его. — Я закончу дело, тебе же надлежит явиться к господину Председателю, он сам скажет тебе, что будет дальше.
Смуглый человек с лицом, похожим на сильно попорченную временем античную маску, вспомнил виллу неподалеку от Неаполя, тенистый сад и каменный грот, неживой равнодушный голос, который разговаривал с ним, и свою помощницу, рухнувшую с резной скамьи на каменные плиты с пулей в затылке, и еле заметно вздохнул. Он знал, чем закончится встреча с господином Председателем, однако ничего не сказал, только деловито распутал цепь и встал, наклонив голову.
— Пусть будет так, — сказал он. — Помоги мне снять наручники, и я расскажу тебе все, что знаю о ключе… Ты ведь понимаешь, как важно расшифровать текст Изумрудной скрижали до того, как звезды расположатся определенным образом?
— Не нужно говорить об этом здесь! — встрепенулся блондин. — Хоть я и очистил это место от его мелких бандитов, — презрительно кивнул он на труп Рафика Самвеловича, — все же не нужно говорить об этом здесь. Я не собираюсь тебя убивать, у меня не было такого приказа.
— Еще бы, в таком случае тебе просто не нужно было ничего делать, этот надутый индюк убил бы меня сам. — Рябой пнул ногой тело и направился в угол, где лежал труп коренастого, обшарил его карманы и перевернул тело так, чтобы оно оказалось ближе к столу, возле которого валялись осколки тонкого костяного фарфора. — А, вот и ключ от наручников! — проговорил обрадованно, вместе с ключом незаметно подхватив самый острый осколок. — Черт… Помоги мне! — он протянул скованные руки.
Блондин усмехнулся и, сунув пистолет в карман, взял ключ. Как только наручники упали с рук рябого, он в ту же секунду вонзил осколок в глаз светловолосому. От неожиданной дикой боли тот взвыл и чуть-чуть промедлил. Этого рябому хватило, чтобы вырвать у него из кармана пистолет и выпустить в него три пули.
Светловолосый упал, тело его дернулось и затихло. Рябой наклонился, внимательно вглядываясь в единственный целый глаз трупа. Все было тщетно, серая радужка подернулась дымкой, ничего не отражая. Без специальной подготовки зеркало мертвеца не работает.
Человек с лицом попорченной временем античной маски вздохнул и выпрямился.
— Вот так, — тихо сказал он, — я это дело начал, я его и закончу. А с господином Председателем разберусь сам. Победителей не судят.
Крадущимися шагами он вышел из цеха. У двери с той стороны валялось тело еще одного охранника. Рябой прошел внутреннее пространство бывшего завода, никого не встретив, свернул не к главному входу, а вбок, поплутал между совсем уж дремучими разрушенными цехами и через пролом в стене вышел в помещение, которое использовалось под гараж. Стояли там несколько машин и один микроавтобус. Мужчина в промасленном комбинезоне копался в моторе джипа, а тот самый смуглый бритый парень, что грозил скормить рябого крысам за убийство брата, сидел, развалившись, на старом сиденье от машины и чистил ножом ногти.
Увидев рябого, он вскочил и схватился за пистолет. Но воспользоваться им не успел, рябой всадил в него пулю и уложил наповал.
— Отправляйся к брату, — прошипел он и заметил краем глаза, как работяга в промасленном комбинезоне крадется к нему с тяжелым гаечным ключом. — Не надо, — серьезно сказал рябой, — не нарывайся. — Механик бросил ключ, руки его тряслись. — В багажник, — велел рябой и указал глазами в какой.
Работяга послушно выполнил команду. Багажник закрылся.
— Ничего, — сказал рябой, — ты умелец, выберешься быстро. Но пока посиди тихо.
Из глубины заводского помещения послышались крики и выстрелы — люди Рафика Самвеловича обнаружили трупы.
Человек с лицом, похожим на попорченную временем античную маску, сел в тот самый внедорожник и выехал из гаража.
Несмотря на безумную усталость, Вера долго не могла заснуть, а когда наконец уснула, ее затянуло в воронку тяжелого странного сна.
Ей снилось, что она идет по длинному мрачному коридору со сводчатым потолком. Идет все быстрее и быстрее, потому что знает, что за ней по пятам гонится кто-то страшный, безжалостный и неумолимый. А коридор вдруг заканчивается глухой кирпичной стеной. Вера понимает, что опасность приближается, и от безысходности начинает колотить кулаками по кирпичам. И стена рушится под ее ударами, а Вера оказывается в просторном музейном холле.
Она видит впереди широкую, изогнутую двойной дугой мраморную лестницу и внезапно осознает, что находится в Эрмитаже перед парадной Иорданской лестницей. Только в Эрмитаже ее сна нет ни души, и холл, и лестница совершенно безлюдны.
Но этот сон обрывается, и без перерыва начинается другой.
На этот раз Вера пробирается через глухой темный ночной лес. За ее одежду цепляются колючие ветки кустов, царапают ее лицо, но Вера стремится вперед, потому что за спиной слышен треск ломающихся ветвей и угрожающее рычание огромного зверя. Она раздвигает ветки — и вдруг оказывается на залитой лунным светом поляне, на которой стоит невзрачная избушка. Вера подбегает к хибаре, дергает дверь, врывается внутрь…
И оказывается в огромном зале музея.
Вокруг ни души, только бесчисленные статуи, мраморные боги и герои античности, окружают Веру молчаливой толпой.
— Эрмитаж! — говорит один из мраморных богов.
На этот раз Вера проснулась, открыла глаза, села в постели.
Судя по освещению, уже не утро.
Во рту было сухо и горько, как в пустыне, голова болела, в висках бухало.
Вера потянулась за будильником, но увидела, что он остановился. Тогда она нашарила на прикроватной тумбочке пульт от телевизора и включила канал, где показывали время.
Оказалось, что она проспала до двух часов пополудни, чего с ней никогда прежде не случалось. По телевизору шли городские новости, диктор рассказывал о выставке, открывшейся в Эрмитаже.
Вспомнив сон, в котором все время оказывалась именно в нем, Вера насторожилась.