Нечаянный свидетель

Когда в жизни поставлена определенная цель, то само существование приобретает яркий смысл. Жить становится интереснее, и даже самое рядовое начинание получается более красочным. Цель у Геннадия Филоненко, именуемого по паспорту Раскатовым, имелась – мстить власти и людям, ее поддерживающим, за погубленного отца. И совершенно неважно, что непосредственного участия в кончине отца ни бухгалтер авиационного завода, ни водитель грузовика «ЗИС-5», равно как заведующая сберегательной кассой на улице Горького и контролерши сберкассы не принимали. Все они целиком и полностью поддерживали эту власть, а значит, являлись ее составной частью. Стало быть, все они были причастны к гибели отца и должны были понести коллективную ответственность за содеянное. Поэтому никакого сожаления, а тем более угрызений совести по поводу людей, которых он лишил жизни, Геннадий Андреевич не испытывал ни разу. Не возникало даже малейшего сожаления о содеянном.

После налета на автомобиль, везший зарплату работникам Авиационного завода № 387, Филоненко-Раскатов мог бы запросто приобрести неплохой домик где-нибудь в Алупке, Алуште или Евпатории и жить себе спокойно и безбедно, встречая наступающий день в тени развесистых магнолий и слушая плеск волн и гомон чаек. А чтобы не привлекать к себе внимание надзирательных органов, можно было бы устроиться для виду на какую-нибудь необременительную работенку, не требующую ежедневного присутствия. Самое настоящее счастье на бренной земле, воплощение мечты! Многие советские граждане с превеликой радостью поменяли бы свои производственные будни на столь бестягостное существование.

Однако не таков был характер у Геннадия Андреевича, чтобы отсиживаться в тиши, да и цель была совершенно иной. Внутри клокотала ненависть ко всему, что его окружало, и требовала выхода. Его состояние больше походило на давнюю запущенную хроническую болезнь, к которой привык, с которой успел смириться, но вот наступает день, когда уже не в силах ее вытерпеть и требуется немедленное медикаментозное вмешательство, позволяющее хотя бы ненадолго позабыть о ней… И это средство – кровопускание.

Поначалу беспокоили подельники. После того как взяли месячную зарплату, предназначенную для работников Авиационного завода № 387, Сэм и Комса могли потребовать всю свою долю и спокойно уйти. Геннадий прямо-таки чувствовал, что через несколько дней, а то и через день-два это непременно произойдет. Поэтому он свел к минимуму подготовку к ограблению сберегательной кассы на улице Горького. А во время ограбления повязал подельников кровью, заставив убить двух свидетелей. Тем самым окончательно отрезал им пути к отступлению. И если по поводу Сэма у него еще оставались некоторые сомнения, то Комса, вошедший во вкус, готов был следовать за ним, как верная псина за хозяином. Поэтому, ни минуты не раздумывая, он заявил о своем согласии участвовать в очередном ограблении – теперь уже промтоварного магазина, – как только Филоненко завел о нем речь.

– А сколь сламу там можно будет взять? – поинтересовался самый младший из банды.

– Деньги они отвозят раз в неделю, поэтому если мы заявимся в конце рабочей недели, то тысяч семьдесят-восемьдесят можно будет взять, – пояснил Филоненко-Раскатов.

– Восемьдесят косых? Отлично! – воскликнул Комса. – А когда на дело идем?

– В пятницу вечером, – посмотрел на подельника Геша, потом перевел взгляд на Сэма: – Что скажешь?

Тот пожал плечами:

– Ты пахан[24]. Ты бармишь[25], мы сполняем…

Магазин промышленных товаров на улице Баумана был одним из самых крупных магазинов горпромторга. После отмены в конце декабря 1947 года карточек на продовольственные и промышленные товары товарооборот магазина вырос без малого вдвое. Все это Филоненко-Раскатов узнал у товароведа магазина промышленных товаров Ильи Степановича, с которым недавно познакомился и «подружился», что у него очень хорошо получалось. Геннадий Андреевич прекрасно представлял, как следует расположить к себе людей и выведать нужную информацию (чему его обучали в разведывательно-диверсионной школе), а потому уже на третий день знакомства они вместе выпивали и вели задушевные беседы на темы, которые случаются исключительно между друзьями. На пятый день Илья Степанович, сам того не замечая – и выпил-то вроде не так много, – выдал про магазин все интересующие Филоненко-Раскатова данные. После чего у Геннадия моментально созрел план. А когда имеется план, то его следует по-быстрому реализовать, чтобы не спугнуть капризную удачу.

Вечером в пятницу, оставив милицейский «Москвич» на улице Международной, что пересекала улицу Баумана недалеко от драматического театра, которому с месяц назад присвоили имя Василия Качалова, Геша, Сэм и Комса направились к магазину. Прохожих на улице было немного, и мало кто обратил внимание на трех милиционеров, зашедших в промтоварный магазин. Войдя в помещение магазина, работники которого уже проводили всех посетителей, кроме одного, застрявшего в примерочной, и вот-вот готовы были закрыться, капитан милиции запер на засов входную дверь и гаркнул на весь магазин:

– Всем лечь на пол! Это ограбление!

Две продавщицы в синих халатиках с белыми воротничками, проходившие по залу, остановились и недоуменно уставились на милиционеров, не понимая, что происходит.

– Ну, что неясно? – подлетел к ним Комса и, размахнувшись, ударил одну из девушек в лицо. Та, вскрикнув от неожиданности и боли, повалилась на пол. Комса повернулся ко второй продавщице, и та, сообразив, что под обличьем милиционеров скрывались бандиты, послушно легла на пол, прикрыв голову руками, и замерла.

Мужик за прилавком, укладывавший отрезы материи в аккуратные стопки, осознав, что происходит, ринулся в подсобное помещение. За ним тотчас устремился Комса, в то время как Сэм держал на мушке еще одного мужчину в форменном халате.

– А-а, Илья Степанович, – подошел к мужчине Геннадий Андреевич. – Добрый вечер.

– Вы?! – Удивлению товароведа не было границ. Наверное, если бы он увидел сейчас немца в пехотной каске и со «шмайсером» в руках, то удивился бы меньше.

– Я, – широко улыбнулся капитан милиции. – Не подскажете, где лежат деньги?

– Не знаю, – прозвучал нетвердый ответ.

В это время послышался глухой выстрел, после чего еще один. Через минуту в зале появился Комса:

– В спину сначала попал, потом добил его в голову, как ты велел, – отчитался он перед паханом.

Товаровед побелел и умоляюще уставился на Филоненко-Раскатова. Губы его заметно тряслись…

– Ну, так где деньги? – жестко посмотрел прямо в глаза товароведу Геннадий Андреевич, и товаровед понял, что наилучший для него выход – это ответить на поставленный вопрос.

– Т-там – с трудом промолвил Илья Степанович, указав в начало коридора, где находился кабинет заведующего магазином.

Комса дернул за дверь – закрыто.

– Там что, никого нет? – поинтересовался у Ильи Степановича его новый приятель.

– Да там он, там, – негромко, чтобы его, не дай бог, не услышал заведующий, произнес товаровед, наконец сладив с трясущимися губами, и покладисто добавил: – Заперся просто…

Геша шагнул к проходу и выстрелил в замок, после чего пнул дверь. Когда та распахнулась, уверенно шагнул внутрь. И едва не получил удар в голову мраморной подставкой чернильного прибора – в последнюю долю секунды увернулся и ударом левой руки в челюсть сбил высокого мужчину с ног. Тот попытался подняться, но тотчас получил удар ногой в лицо.

– Сидеть, сука!!

Мужчина сплюнул на пол кровь и смерил грабителя злым взглядом. Попыток к сопротивлению не предпринимал – остался сидеть на полу, опершись спиной о стену.

– Где деньги? – навис над мужчиной Филоненко-Раскатов, направив ствол «парабеллума» ему в лицо.

Заведующий магазином моргнул и промолчал.

Недолго думая, Геша опустил «парабеллум» и выстрелил управляющему в ногу.

– Где деньги, спрашиваю? – повторил он.

Скривившись от боли, заведующий указал рукой на большой сейф в углу кабинета.

– Открывай, – приказал Филоненко-Раскатов.

Мужчина, оставляя за собой кровавый след, подполз к сейфу, достал из кармана ключи и, дотянувшись до замочной скважины, открыл дверцу.

– Благодарю вас, вы очень любезны, – с улыбкой произнес Геннадий Андреевич и выстрелил заведующему в голову. Затем начал вынимать из сейфа пачки денег и складывать их в большую хозяйственную сумку.

– А со мной что? – спросил Илья Степанович, когда Геша вышел из кабинета заведующего. – Вы же меня не убьете? – с надеждой заглянул в глаза Геннадия Андреевича товаровед.

– А что с тобой? С тобой – все в порядке. Я тебя убивать не стану, – искренне заверил приятеля Филоненко-Раскатов. – Ведь должны же быть какие-то правила приличия. Как я могу убить своего друга? Комса! – позвал он молодого подельника. И когда тот подошел, произнес, отвернувшись от Ильи Степановича: – Кончай его.

Комса, недолго думая, выстрелил товароведу в лицо.

Покончив с обеими продавщицами – одну застрелил Комса, а другую Сэм, – бандиты скорым шагом покинули магазин. Дойдя до перекрестка, свернули на Международную улицу и, протопав метров тридцать, сели в милицейский «Москвич».

– Ну, сколько там? – садясь за руль, поинтересовался Комса и оглянулся на пахана.

– Ты поезжай давай, – недовольно произнес Геннадий. – Нечего нам тут отсвечивать.

Когда «Москвич» тронулся, Геша поставил себе на колени хозяйственную сумку и принялся подсчитывать добычу. Через пару-тройку минут негромко произнес:

– Семьдесят три тысячи с копейками.

– Неплохо за десять минут работы, – довольно отозвался Комса и гоготнул: – Аж на двадцать пять косух больше, чем в сберкассе взяли. Че, давайте и дальше промтоварные лаухи[26] гимать[27]?

– Поглядим, – отозвался Геша. Сложив часть денег обратно в сумку, сказал: – Я взял тридцать пять косарей. Остальное ваша доля. Разделите между собой.

Где точно проживает пахан, ни Сэм, ни Комса не ведали. Где-то в Кировском районе – на этом познания подельников Геннадия относительно адреса обитания Геши заканчивались. Чем меньше людей знает, где ты проживаешь, тем большая вероятность уцелеть и не повстречать непрошеных гостей в синей милицейской форме и с пистолетами в офицерских кобурах.

Остановив «Москвич» с громкоговорителем на крыше и надписью на боку «М И Л И Ц И Я» недалеко от Дворца культуры имени 10-летия республики, Филоненко-Раскатов вышел из машины и, наклонившись к окну водителя, произнес:

– Даю пару дней на отдых. Предупреждаю: деньгами не сорить, внимания к себе не привлекать. До потери пульса водкой не нажираться. – После этих слов Геша сделал паузу, чтобы Сэм и Комса хорошенько запомнили: пить водку можно, но не до потери сознания. – Встречаемся в понедельник в одиннадцать, как обычно, в Лядском саду на скамейке у фонтана. И не надо опаздывать. Я очень не люблю ждать…

* * *

Вениамин Васильевич Власьев решил наконец приодеться. Деньги копил долго, без малого полтора года. Откладывал по пятьдесят-шестьдесят рублей в месяц. Пришлось отказаться от многих удовольствий, в том числе от посещений ресторанов и чайных – вкусно поесть Власьев очень любил, – и перейти на питание в общественных столовых. Пойти на столь серьезные жертвы заставили обстоятельства: пришла пора (и имелось таковое желание) полностью обновить свой гардероб. А он состоял всего-то из двух полосатых рубашек (у одной была заплатка на локте), вязаной безрукавки, потерявшего первоначальный цвет свитера, заношенных суконных штанов широкого покроя, заправляемых в кирзачи, утепленного ватой тяжеленного драпового пальто, также потерявшего первоначальный цвет и форму, кепки и меховой шапки из цигейки.

Прикопив нужную сумму, Власьев еще не один день решал, в какой именно магазин следует отправиться за покупками: большой промтоварный на улице Баумана или открывшийся год назад универмаг на улице Чернышевского – центральной улице города. Наконец выбрал магазин промышленных товаров на улице Баумана и отправился туда.

Прибыл он на место минут за сорок до закрытия магазина и долго выбирал себе одежду, прицениваясь, щупая материал, расспрашивая продавщиц про качество и покрой и без конца меряя понравившуюся одежду в примерочной. Уже были выбраны две белые рубашки – одна подешевле, для повседневной носки, другая, шелковая, подороже – на выход. Также дожидались оплаты очень понравившийся Вениамину Васильевичу шевиотовый костюм, состоящий из брюк широкого покроя и приталенного однобортного пиджака, казавшегося куцым из-за широких брюк; широкий атласный галстук в полоску и черные хромовые ботинки, в которые из-за великолепной выделки кожи можно было смотреться, как в зеркало. Дело оставалось за пальто и шляпой – этот головной убор начинали носить не только чиновники и партработники, но и рядовые инженерно-технические работники, к каковым Власьев вполне справедливо – он работал техником-технологом – причислял и себя. Вскоре шляпа из коричневого фетра была выбрана. В ней и новом костюме из шевиота он смотрелся настоящим франтом, сошедшим с киноэкрана какого-нибудь трофейного фильма. Вениамин Васильевич в очередной раз прошел в примерочную, где имелось зеркало в полный рост, чтобы примерить понравившееся коверкотовое пальто. Это была последняя из предполагаемых покупок. Он задернул занавесь, надел пальто и услышал металлический звук запираемого засова входной двери, после чего кто-то громко произнес:

– Всем лечь на пол! Это ограбление!!

Через щелочку между двумя половинками занавеси он увидел, как в магазин хозяйским шагом вошли трое милиционеров. Вениамин Васильевич еще подумал: почему служители порядка ведут себя, словно бандиты: лечь на пол… ограбление… Но через несколько минут, когда он услышал выстрел, понял, что это и есть настоящие бандиты. Просто они переодеты в милицейскую форму, чтобы половчее осуществить ограбление. Потом послышались еще выстрелы. Два последних, от которых застыла в жилах кровь, прозвучали совсем недалеко от примерочной…

Власьев не видел, кто конкретно из бандитов стрелял и в кого именно. Он застыл деревянным истуканом в закутке примерочной, отгороженной от близко происходящих страшных событий тонкой занавесочкой, к тому же не до конца задернутой и образующей щелочку, в которую он боялся глянуть. А вдруг бандиты заметят его глаза? Или почувствуют, что на них кто-то смотрит? Ведь так бывает: чувствуешь на себе чей-то взгляд, оглядываешься и видишь: да, на тебя смотрят…

На миг Вениамин Васильевич представил, как кто-то из этих троих, облаченных в милицейскую форму, вдруг решит проверить, нет ли кого в примерочной. Пойдет к ней и резко раздвинет половинки занавеси. А потом… увидит его.

«Ой, а чего это вы тут делаете?» – спросит бандит, внимательно оглядывая Вениамина Васильевича. А затем, осклабившись, достанет револьвер и выстрелит ему прямо в переносицу. На миг он увидит яркую вспышку. Горячий свинец проделает в его мозгу тоннель и вылетит наружу, вырвав из затылка кусок черепной коробки. В этот момент он обо всем забудет. Дальше – небытие! И не надо будет ни нового костюма, ни хромовых ботинок, ни фетровой шляпы. Ничего уже не надо будет. Потому как его, Вениамина Васильевича Власьева, тоже уже не будет… Все останется в прошлом, как и он сам.

Власьев не решился выйти из своего укрытия даже через полчаса после того, как бандиты покинули промтоварный магазин. Он так и стоял в примерочной, как истукан, боясь пошевелиться. И дышал неглубоко, таким образом, чтобы было не слышно даже ему самому. А потом приехали люди. Он слышал, как они ходили по торговому залу, переговариваясь между собой. Один из этих людей подошел к раздевалке и отодвинул занавесь. И увидел Вениамина Васильевича. Он стоял, зажмурившись, а когда его тронули за плечо, тонко вскрикнул и открыл глаза.

– Вы их видели? – не сразу спросил человек, тронувший его за плечо.

– Нет, – машинально ответил Вениамин Васильевич. Потом, взяв себя в руки, сказал правду: – Видел, когда они вошли.

– Сколько их было? – задал человек очередной вопрос.

– Трое, – ответил Власьев и стал снимать с себя пальто. – И одеты они были в милицейскую форму.

– Что? – переспросил человек, раздвинувший занавесь примерочной.

– На них была милицейская форма, – повторил Вениамин Васильевич, опасаясь посмотреть спрашивающему его человеку в глаза.

Потом Власьев повторил показания под протокол. Следователь в очках, что его вторично допрашивал, записал его данные, место жительства и работы и отпустил домой.

– Если вы нам понадобитесь, мы вас вызовем, – предупредил следователь и потерял к Власьеву интерес.

Так Вениамин Васильевич вернулся домой поздним вечером и без покупок. Придя в свою квартиру, он сразу разделся и лег в кровать, пытаясь поскорее уснуть. Но сон не приходил. Как только он закрывал глаза, в его голове возникали разные картины. Вот кто-то из бандитов заглядывает в примерочную. Находит его, спрашивает с ухмылочкой: «Ой, а чего это вы тут делаете?», после чего стреляет ему в лицо. Он даже видел себя с дыркой в переносице и с развороченным затылком, падающим на пол. И как его мозг, смешавшись с кровью, растекается по полу розоватой кашицей…

Закрыв глаза, Власьев понемногу отходил от случившегося, осознавая, что его спас счастливый случай. Хотя что понимать под счастливым случаем? Возможно, что на том свете за него крепко молилась покойная матушка, а может, в самый последний момент своим крылом его закрыл ангел-хранитель, не позволив ему умереть.

Забылся Власьев лишь под утро. Проснулся весь мокрый от пота и с головной болью. Долго лежал, уставившись в потолок. Потом встал, прошел на кухню и достал из буфета початую бутылку водки. Налил полный стакан и залпом выпил, не закусывая. Затем долил в стакан водку – получилось чуть больше половины, – достал кусок черного хлеба, посыпал его солью, после чего сказал вслух:

– С днем рожденья тебя.

Затем допил водку и стал жевать хлеб. На работу в этот день решил не ходить. Не каждому удается родиться дважды…

Глава 12

Предложение майора Щелкунова

Дело об ограблении промтоварного магазина на улице Баумана прогремело на всю Казань и даже чуть ли не на весь Советский Союз. Шутка ли – четыре трупа в магазине на одной из центральных улиц города! На республиканское начальство крепко наседало союзное. Поговаривали, что намечаются серьезные чистки. Шутка ли! Сначала ограбление грузового автомобиля авиационного завода с двумя жертвами и похищение месячной зарплаты его работников! Потом ограбление сберкассы с четырьмя новыми жертвами. И вот теперь – ограбление промтоварного магазина и вновь четыре загубленные жизни!

Республиканское начальство, стараясь реабилитироваться перед союзным руководством, обещало ликвидировать банду в ближайшие сроки и сильно закрутило гайки на местах. Сам министр внутренних дел полковник Ченробисов вызывал по этому поводу в свой кабинет руководителей милицейских служб города и республики и, грозно повышая тональность, задавал им нелицеприятные вопросы, на которые ответов покуда не находилось.

– А пора бы уже что-то иметь на эту банду! – Зиннат Шагалеевич даже стукнул кулаком по столу, что означало наивысшую степень его раздраженности. – Даю две недели, – министр обвел присутствующих негодующим взором, – и чтобы банда была уничтожена!

Неприятности преследовали полковника Ченробисова, начиная почти с самого назначения его на пост министра внутренних дел республики в феврале 1948 года. Сначала проверка из Москвы обнаружила в его кабинетном сейфе дело о злоупотреблениях и самоуправстве начальницы жилищного управления Бауманского районного исполнительного комитета гражданки Миляуши Ядруллиной. Ход дела был приостановлен лично Зиннатом Шагалеевичем неизвестно на каких основаниях, а само дело хранилось сокрытым от посторонних глаз в его сейфе. Ходили непроверенные слухи, что эта Миляуша Ядруллина является любовницей нового министра. Затем вскрылись некие обстоятельства, указывающие на то, что Зиннат Шагалеевич строит себе особняк, не брезгуя помощью строительного отдела МВД республики. Грозил выговор и взбучка по партийной линии. И вот теперь вдобавок ко всему – появление новой банды, которая после ряда кровавых преступлений на слуху у всего города. За это можно было поплатиться уже и партийным билетом вместе с высокой должностью министра республики. Мол, не справляется министр, ату его!..

Вскоре стало известно, что в деле ограбления магазина промышленных товаров было применено то же стрелковое оружие, что и в ограблении сберегательной кассы на улице Горького. В том числе и знакомый уже «парабеллум». Городское управление МВД дело это забрало себе, в отдел по борьбе с бандитизмом и дезертирством. Майор Щелкунов объединил в одно производство дела об убийстве и ограблении Ангелины Завадской в частном секторе Академической слободы и нападении на грузовой автомобиль, везший деньги для работников авиационного завода, когда было совершено двойное убийство. Дела об ограблении трудовой сберегательной кассы на улице Горького, где были четыре жертвы, и об ограблении магазина промышленных товаров, где опять-таки были четыре жертвы, также вошли в объединенное производство.

В последнем деле наконец появился свидетель. В момент ограбления он присутствовал в самом магазине – пошел в примерочную примерять пальто, и в это время в магазин ворвались бандиты. Он и затаился в примерочной. Повезло еще, что остался жив. Правда, свидетель этот мало что видел, судя по имеющемуся протоколу допроса. Надлежало еще раз его опросить – может, вспомнит что-нибудь, о чем запамятовал на первом допросе (все-таки находился в шоке, сейчас уже пришел в себя), – и постараться отыскать иных свидетелей, которые бы видели этих троих, ряженных в милицейскую форму. Баумана в городе исстари улица торговая, людная. Магазины и магазинчики, кондитерские, лавки, два кинотеатра… Не может быть, чтобы никто не видел трех милиционеров, входящих или выходящих из популярного в городе магазина…

Оправдалось предположение, что «ЗИС-5», везший деньги работникам авиационного завода, был остановлен милиционерами. Потому-то водитель и остановился сам. Видно, бандитам понравилось переодеваться в милицейскую форму. Считают, что так понадежнее грабить. Что ж, это какая-никакая, а примета…

После того как начальник уголовного розыска города подполковник Фризин побывал на совещании у министра внутренних дел республики, Абрам Борисович, в свою очередь, собрал оперативное совещание у себя в управлении. Все начальники отделов и исполняющие обязанности таковых собрались в кабинете начальника УГРО. Речь шла о новой банде, орудующей в милицейской форме, что, помимо ее кровавых деяний, еще и дискредитировало органы внутренних дел среди населения города. Не хватало еще, чтобы горожане начали шарахаться от людей в форме милиции. А ведь подобное было уже не за горами. Когда подполковник Фризин обрисовал сложившуюся ситуацию в городе довольно темными красками, он предоставил слово майору Щелкунову. Его доклад о деятельности банды получился обстоятельным…

– На настоящий момент, – начал говорить Виталий Викторович, – в одно производство объединены четыре уголовных дела. Первое дело – это убийство в собственном доме частного сектора Адмиралтейской слободы вдовы профессора Завадского Ангелины Завадской. Совершено оно в ночь с двадцать первого на двадцать второе апреля нынешнего года. Вдова убита двумя выстрелами в сердце, произведенными из пистолета системы «парабеллум». Дом вдовы ограблен. Преступник знал, где хранятся ценности и деньги, а это значит, что он уже бывал в доме Завадской, и, скорее всего, неоднократно. Надо полагать, что это был один из ее непостоянных ухажеров, которых, по нашим сведениям, у нее было несколько… К сожалению, не всех удалось отыскать и допросить… На тот момент преступник пока еще орудовал в одиночку. А вот в начале августа, когда было совершено нападение на грузовик авиационного завода, везший зарплату работникам завода, бандитов, по нашим предположениям, было уже трое. Они были одеты в милицейскую форму, поэтому водитель грузовика на требование милиционера остановился безоговорочно, как ему и предписывают «Правила дорожного движения по улицам и дорогам Союза ССР». Бухгалтер завода Екатерина Пастухова и водитель грузовика Степан Замятин были убиты выстрелами из «парабеллума», из которого в апреле была убита Ангелина Завадская. Деньги в сумме четырехсот восьмидесяти тысяч рублей – вся месячная зарплата работников авиационного завода – были похищены… Затем, – после недолгого молчания продолжил доклад Щелкунов, – банда совершила еще два вооруженных ограбления. Первое – дерзкий налет на трудовую сберегательную кассу на улице Горького, где преступники убили четверых человек – трех служащих сберкассы и одного посетителя – и похитили сорок восемь тысяч рублей. И второе – ограбление магазина промышленных товаров на улице Баумана. Здесь преступники убили опять-таки четверых человек и похитили уже семьдесят три тысячи рублей. В обоих вооруженных налетах снова участвовал человек, вооруженный уже известным нам «парабеллумом». Двое других нападавших были вооружены револьверами. В последнем деле – нападении на промтоварный магазин – имеется свидетель, который видел, как незадолго до закрытия магазина в него вошли трое милиционеров и заперли входную дверь на щеколду. После чего приказали всем присутствующим лечь на пол. Кроме милицейской формы, свидетель больше ничего не разглядел. То есть, в каком звании были эти «милиционеры», как они выглядели, он сказать не сумел. Потому как, услышав первый выстрел, сильно испугался, зажмурился и открыл глаза лишь после того, как бандиты покинули магазин. Я, конечно, постараюсь вытащить из этого свидетеля еще что-нибудь, что, возможно, окажется полезным для оперативно-разыскных мероприятий, и попробую найти еще свидетелей, но надежды на это крайне мало. Надо признать, что в настоящее время эти трое ряженных в милицейскую форму преступников опережают нас во всем. Без сомнения, бандой руководит умный и предусмотрительный человек, просчитывающий все действия наперед, в том числе и наши, и не боящийся оставлять за собой трупы. А жертв преступной деятельности этой банды насчитывается уже одиннадцать человек. Полагая же, что на совершенных преступлениях бандиты не остановятся – а у них имелась возможность лечь надолго на дно или вовсе больше не рисковать и жить себе преспокойно и припеваючи где-нибудь далеко от Казани, когда они взяли четыреста восемьдесят тысяч, – нам нужно действовать иначе…

– Это как? – вскинулся начальник уголовного розыска города подполковник Фризин.

– Надо предпринимать шаги на опережение, – заявил Виталий Викторович.

– И что именно ты предлагаешь? – уперся взглядом в своего подчиненного Абрам Борисович, ожидая подробных пояснений.

– Каждодневное наблюдение за городскими промтоварными магазинами. В крупнейших из них – устроить засады…

– У нас на это не хватит людей, – не очень уверенно возразил Фризин.

– Надо, чтоб хватило… Подключим оперов из районных отделений города, – произнес Щелкунов тоном человека, знающего, что он говорит. Было видно, что этот вопрос майор продумал заранее, и теперь его следует лишь осуществить.

На том и порешили…

* * *

После совещания у начальника уголовного розыска города Виталий Викторович еще раз допросил свидетеля.

– Только давайте так, – предупредил его Щелкунов. – Не торопясь, подробно и с самого начала.

Вениамин Васильевич кивнул и начал…

– Я решил сделать себе покупки. Поизносился, знаете ли, да и война три года как закончилась, можно было себе уже позволить. Ну, подкопил деньжат и пошел… Да, – перебил он сам себя, – я еще выбирал, в какой именно магазин направиться: в этот, на Баумана, или в универмаг на Чернышевского, что недавно открылся. Выбрал тот, что на Баумана. Я там несколько раз бывал, так что с ассортиментом был более или менее знаком. А этот новый… Еще неизвестно, какой там товар… Ну, приехал я, значит. Вечер наступал, смеркалось понемногу. До закрытия магазина оставалось с полчаса, может, чуть больше. Стал выбирать одежду. Я хотел купить себе новый костюм, пару рубашек, галстук, шляпу и пальто. Ну, и еще из обуви что-нибудь красивое и крепкое. Стал, значит, присматриваться, что в магазине имеется для меня подходящего. Мерить, конечно же, стал. А то купишь невесть что, а потом жалеть будешь. Да и денег жалко на вещь, которая нравиться не будет… А обратно ведь не примут… Выбрал, стало быть, костюм из шевиота, две белые рубашки и шелковый галстук. Потом подобрал шляпу и стал мерить понравившееся пальто. И тут, – он шумно сглотнул, похоже вновь начав переживать произошедшее с ним, – я услышал металлический звук. Как будто кто-то резко и с силой задвинул дверной засов. А потом услышал, как кто-то очень громко сказал: «Всем лечь на пол! Это ограбление!» Занавеска примерочной была задернута не очень плотно, и через щелочку между ее половинками я увидел, как в магазин вошли трое мужчин в милицейской форме. Один из них был офицер…

– Стоп. В каком звании был этот офицер? – перебил свидетеля Щелкунов.

– Капитан или старший лейтенант. Не могу сказать точно, – виновато промолвил Власьев.

– На предыдущих допросах вы этого не показывали, – раздумчиво заметил Виталий Викторович.

– Так я только что вспомнил, – сообщил Вениамин Васильевич.

– Хорошо, продолжайте, – произнес Щелкунов, в который уже раз убеждаясь в необходимости и пользе повторных допросов свидетелей. Всегда вспоминается что-то новое, о чем на предыдущих допросах допрашиваемый даже не заикался…

– А потом, через минуту или две, я услышал громкий выстрел. Затем послышались еще два или три выстрела. Я понял, что бандиты в милицейской форме убивают людей, что находились в магазине. А я, – Вениамин Васильевич вскинул взор на милицейского майора, – я ведь тоже находился в магазине. И меня тоже могли убить!

Последовало молчание, в течение которого было видно, как волнуется Власьев. Он то краснел, то бледнел, и у него заметно тряслась нижняя губа. Наконец он совладал с собой и продолжил:

– И я замер. Застыл буквально как статуя. Старался даже не дышать, боясь, что бандиты могут услышать мое дыхание, дойти до примерочной и раздвинуть занавески. А потом… – Вениамин Васильевич снова немного помолчал, пытаясь в очередной раз справиться с волнением. – В общем, они сделали свое дело и ушли. А я так и стоял в этой примерочной, боясь шелохнуться, пока не приехали милиционеры…

– Значит, кто в кого стрелял, вы не видели? – поинтересовался Щелкунов.

– Нет, не видел, – последовал ответ.

– Может, они как-то обращались друг к другу? – продолжал допытываться Виталий Викторович. – Называли какие-то имена, клички?

– Нет, я этого не слышал, – ответил свидетель.

– А их голоса? – не хотел сдаваться майор. – Может, у них были какие-то особенности речи, дефекты, акцент…

– Вроде бы нет, – подумав, ответил Вениамин Васильевич. – Не было ничего такого…

– А тот, капитан или старший лейтенант, какого был роста? – задал новый вопрос Щелкунов. – Высокий или, может быть, наоборот, маленький? Толстый или худой? Может, имелись какие-нибудь особые приметы?

– Он был среднего роста, наверное. Или чуть выше, – добавил Власьев. – И не толстый, и не тонкий. Нормального телосложения… А особые приметы… Не видел, он ведь не близко стоял, метров за двадцать – двадцать пять от примерочной…

– Ясно, – констатировал Виталий Викторович и тотчас потерял к свидетелю всяческий интерес.

…Разыскные действия капитана Рожнова привели к тому, что нашлись еще двое свидетелей: женщина и мужчина. Женщина видела, как на улице Международной недалеко от пересечения с Баумана припарковался милицейский «Москвич». Из него вышли трое милиционеров и направились к перекрестку. Другой свидетель – мужчина – при допросе показал, что три милиционера где-то минут за тридцать – тридцать пять до закрытия промтоварного магазина входили в него и озирались по сторонам. При этом тот, что шел впереди, был в звании капитана милиции.

Больше узнать ничего не удалось. Но то, что старший из бандитов обряжался в форму капитана милиции, и то, что разъезжали они на милицейском «Москвиче», – это было уже немало…

* * *

Опера Карасева из городского отделения в Академической слободе и двух оперативников из городского отделения милиции Суконная слобода определили в засаду в магазин промышленных товаров, открывшийся год назад на улице 9-я Союзная, что в Ленинском районе. Снаружи вели наблюдение за магазином еще двое оперативников из местного отделения милиции. Так что если преступники войдут в магазин, то окажутся в мышеловке. А если надумают из нее вырваться, то их снаружи встретят оперативники.

Первый вечер (да и день тоже, поскольку засады устраивались с самого момента открытия магазина) Карасев с операми просидели без толку. Да, собственно, они и не рассчитывали, что в самый первый день оперативных мероприятий у них что-нибудь произойдет. На второй день вроде что-то клюнуло. Когда до закрытия магазина осталось минут двадцать, зашли трое. Двое сопляков и один постарше, лет под тридцать. Оперативники, сидевшие в подсобке, насторожились, и отнюдь не напрасно. Старший из троих достал наган и громко скомандовал продавцам, что были в зале, готовить денежные купюры и побыстрее.

– Иначе всех положу, – грубо заявил он.

Покуда старший из бандитов держал продавцов на мушке, сопляки, торопя и прикрикивая, принимали от них деньги. В самый разгар ограбления Карасев с двумя операми вылетели из подсобки и с криками «Всем оставаться на месте, милиция!» без сопротивления уложили на пол обоих сопляков. А вот старший очень резво метнулся к двери и успел выскочить из магазина на улицу, где его благополучно приняли двое местных оперуполномоченных. Словом, все было сработано грамотно и четко, и казалось, вот она – удача! Взяли наконец грабителей и убийц, натворивших в городе столько кровавых дел, причем взяли показательно, без единого выстрела! Однако вскоре в ходе проведенных следственных мероприятий выяснилось, что к вооруженным ограблениям магазина промышленных товаров на Баумана и трудовой сберегательной кассы на улице Горького эти трое бандитов никакого отношения не имеют. Равно как к двойному убийству и похищению четырехсот восьмидесяти тысяч рублей, предназначенных для выдачи зарплаты работникам авиационного завода. Никакого огнестрельного оружия у двух сопляков из банды не имелось. А наган, которым размахивал старший в банде, имевший кличку Гвоздь, недавно освободившийся из мест заключения, был без патронов.

Прочие засады тоже ничего не дали. А на третий день после взятия банды Гвоздя пришло сообщение: на улице Большой Красной ограблен продуктовый магазин и взято выручки двадцать четыре тысячи рублей. Убиты две продавщицы и трое посетителей, в том числе заслуженная артистка республики Луиза Волжская. Судя по почерку произошедшего преступления, это было дело рук той самой банды, поскольку две пули, выпущенные в заслуженную артистку республики, были из «парабеллума». Того самого, что уже засветился в нескольких делах…

Глава 13

Последняя роль заслуженной артистки республики

После ограбления промтоварного магазина на Баумана Геша велел Сэму и Комсе снять милицейскую форму и запрятать ее так, чтобы нельзя было найти даже с собаками. И если эту форму все же обнаружат, то чтобы ее никак не могли связать с ними.

– А что так? – спросил пахана Комса, не понимая, зачем надо что-то менять, если все так удачно складывается. Ведь от добра добра не ищут…

– Я не сомневаюсь, что нас видели прохожие, когда мы входили или выходили из сберкассы или магазина промтоваров, – терпеливо ответил молодому подельнику Геша. – И мусора, надо полагать, сделали все, чтобы найти этих людей. И нашли, и опросили их. Так что мусора уже знают про нас, – заключил Филоненко-Раскатов.

– А че знают-то? – спросил Комса, все еще не понимая, зачем надо отказываться от мусорской формы.

– Знают, что мы стопорим в милицейской форме, – поучающе изрек Геннадий, понимая, что у Комсы с соображалкой большая недостача. – Так что с этого момента мы являемся простыми советскими гражданами, ничем не отличающимися от остальных… – заключил он, ухмыльнулся собственной фразе и продолжил: – И машина у нас теперь не ментовская, а самая что ни на есть обыкновенная.

«Москвич» прятать не стали, просто вернули ему обычный вид. В том, что он еще пригодится, не было никаких сомнений.

Какое-то время жили смирно: самое большое прегрешение – злоупотребление спиртным. Потом Геша наколол новое дело – ограбление уже продуктового магазина на улице Большой Красной.

– На месте ментов я бы устроил засады в промтоварных магазинах, делающих большую выручку, – заявил бывший «капитан милиции». – Чтобы, если мы туда сунемся, взять нас тепленькими и с поличным, чтобы все было на виду и ничего не нужно было бы доказывать. Мусорам такой подарок делать мы, конечно же, не станем, так что пока с этой темой завязываем и переходим на продмаги…

– А потом? – спросил малоразговорчивый Сэм, по своему обыкновению не глядя на собеседника, особенно если этот собеседник – пахан.

– Не переживай, потом еще что-нибудь придумаем, – твердо сказал Филоненко-Раскатов.

Брать продовольственный магазин решили в самое удобное для ограбления время – под вечер перед самым закрытием. Покупателей в это время обычно уже немного. К тому же закрытые бандитами входные двери магазина (после того как они в него войдут) за четверть часа до закрытия, согласно режиму работы, будут вполне оправданны: так обычно во многих магазинах и делается, чтобы прекратить доступ новых посетителей, обслужить которых уже не хватит рабочего времени. К тому же выручка к концу дня намного больше, нежели в его начале или середине.

В магазин вошли за двадцать с небольшим минут до его закрытия. Походили по торговому залу, посмотрели на продукты в витринах и даже поинтересовались, свежий ли хлеб, сами же дожидались, когда разойдутся посетители. Когда покупателей осталось всего трое, Геша кивнул подельникам и вытащил «парабеллум»:

– Всем лечь на пол! Это ограбление.

Мужчина-посетитель все сразу понял, первым упал на пол и потянул за собой женщину, очевидно жену. Та сначала медленно опустилась на колени, потом так же медленно легла, стараясь не помять и не испачкать блузку и руки. В зале осталась стоять лишь одна женщина, которая, не моргая, так смотрела на Филоненко-Раскатова, словно вот-вот собиралась его отчитать за какой-то неблаговидный проступок.

– На пол, я сказал! – направил ствол пистолета в ее сторону Геша и подошел на шаг ближе.

– Я – заслуженная артистка республики Луиза Волжская, – громко и четко, словно стояла на театральных подмостках, произнесла женщина и гордо вскинула голову. – И мне не пристало валяться на полу, как…

Филоненко-Раскатов договорить ей не дал – дважды выстрелил прямо в сердце. Заслуженная артистка республики, прославившаяся в роли Катерины из «Грозы» Александра Островского (об этой роли Луизы Волжской – актрисы Государственного академического театра республики – даже писали в общесоюзном журнале «Театр») и замечательно сыгравшая Зулейху из «Молодой жизни» Гафура Кулахметова, рухнула на пол, широко раскинув руки. Женщина, что боялась помять и испачкать блузку, тонко вскрикнула, поскольку ладонь заслуженной артистки с подрагивающими кончиками пальцев оказалась прямо перед ее лицом. Женщина в блузке в ужасе повернула голову в противоположную сторону и беззвучно заплакала, осознавая, что надежды на благополучный исход в создавшейся ситуации нет.

Тем временем Комса вытащил из-под прилавка прячущуюся там одну из продавщиц.

– Где деньги? – сунул он ей под нос ствол револьвера.

– Там, – указала она на дверь позади себя.

– Вставай, – приказал Комса и отступил на шаг.

Девушка поднялась, открыла дверь, и они вошли в кабинет, на письменном столе которого возвышался закрытый металлический ящик.

– Деньги лежат в нем, – указала она на ящик. – Там вся снятая выручка за неделю…

– Открывай, – изрек Комса, поигрывая револьвером и оглядывая ладненькую девушку с головы до ног.

Девушка открыла один из ящиков стола, достала связку ключей и открыла крышку металлического ящика. В нем и правда лежали деньги, приготовленные к отправке.

– Клади сюда, – кинул Комса на стол хозяйственную сумку, с которыми женщины обычно ходят по продуктовым магазинам.

Пока продавщица складывала в сумку выручку, Комса все время смотрел на нее. Когда же ящик опустел, бандит подошел к ней и, глядя на нее в упор, произнес:

– Халатик сымай.

– Что? – Девушке показалось, что она ослышалась.

– Халатик, говорю, сымай, че! – прикрикнул на нее Комса и стал расстегивать на ее халате верхнюю пуговицу.

– Не надо, – попыталась было отвести его руку девушка, но Комса грубо откинул ее руку:

– Не будешь делать, что я тебе говорю, стрельну тебе в ногу, сука…

Под неотрывным взглядом Комсы девушка стала снимать халат. Под ним оказались белый лифчик и нижняя юбка.

– Его тоже сымай, – заявил Комса, указав на лифчик, и сглотнул накопившуюся слюну.

Девушка замешкалась, не решаясь расстегнуть лифчик.

– Ну, кому сказал! – прикрикнул Комса.

Продавщица завела руки за спину, и через пару мгновений лифчик упал на пол. Девушка закрыла груди ладонями и повесила голову.

Комса, снова сглотнув, подошел к ней вплотную, отвел ее ладони от грудей и стал их трогать и мять.

– Сисястая баба попалась!

– Ну что, как дела? – услышал он голос Сэма из торгового зала. – Нашел бабки?

– Нашел, – повернул лицо в сторону двери Комса. – Щас вынесу…

Однако не вынес. Вместо этого взял ладонь девушки, потянул к себе и засунул ее (не без сопротивления) под ремень штанов:

– Давай… трогай его…

– Эй, уснул, что ли, там? – снова послышался раздраженный голос Семена.

– Щас, – крикнул в ответ Комса, продолжая одной рукой мять грудь девушки. – А ты молодец, знаешь, что делать! Хвалю!

После чего выдернул руку девушки из своих штанов и дважды выстрелил ей в голову. Вышел он с наполненной деньгами сумкой, красный, с пылающими ушами и алыми пятнами на шее. Увидев скорчившуюся под прилавком и едва живую от страха вторую девушку-продавщицу, выстрелил ей в голову и, перешагнув через ее труп, вышел в торговый зал.

– Все, уходим, – приказал Геша.

– А с этими что? – указал дулом револьвера на пару покупателей, распластавшихся на полу, Сэм.

– А ты будто не знаешь, – пристально посмотрел ему в глаза Филоненко-Раскатов. – Или мне нужно тебе подсказывать?

Сэм помрачнел, подошел к лежащим на полу мужчине и женщине и выстрелил поочередно им в голову…

Глава 14

Появление свидетелей-очевидцев

В кабинете Щелкунова собрался практически весь его отдел. Речь шла об ограблении продуктового магазина на улице Большая Красная, в котором преступниками было взято двадцать четыре тысячи рублей выручки и убиты две продавщицы и трое посетителей. Магазины грабят нередко, бывает, что и с убийствами. Но даже по такому поводу начальник отдела по борьбе с бандитизмом городского управления милиции майор Щелкунов не собирал весь отдел на оперативное совещание и не раздавал каждому из собравшихся отдельные поручения, которые хоть разбейся вдребезги – но выполни! Однако нынешний случай выдался особым: в теле заслуженной артистки республики Луизы Волжской (настоящее ее имя Луиза Мусеевна Мустафаева) при вскрытии были обнаружены две пули, выпущенные из пистолета «парабеллум». И не просто пистолета, а того самого, пулями из которого была убита Ангелина Завадская, бухгалтер Екатерина Пастухова и водитель грузовика Степан Замятин. Засветился «парабеллум» и при ограблении трудовой сберегательной кассы на улице Горького (опять-таки с человеческими жертвами) и магазина промышленных товаров на улице Баумана, где при ограблении погибли четыре человека. И вот теперь при нападении на продовольственный магазин на улице Большая Красная из этого же «парабеллума» двумя пулями в сердце лишили жизни заслуженную артистку республики Луизу Волжскую. А всего при нападении на продмаг были убиты пять человек… Потому-то Щелкунов и собрал в этот раз отдел в полном составе.

– Я не сомневаюсь, что это одна и та же банда, – заявил, закрывая совещание, майор. – Ее кровавой деятельности надо положить конец, и как можно скорее. Мы не можем позволить бандитам безнаказанно убивать людей и присваивать народные деньги. Или грош нам всем цена, – добавил Виталий Викторович и оглядел присутствующих.

Кажется, собравшиеся сотрудники отдела по борьбе с бандитизмом речью своего начальника прониклись. Многие сидели нахмуренными. Старший оперуполномоченный Валентин Рожнов курил одну папиросу за другой, а лейтенант Зинаида Кац так зло сверкала глазами, что если бы кто из преступников встретился сейчас с ней взглядом – вмиг бы раскололся и попросил бы листок бумаги с ручкой, чтобы написать признательные показания.

За сказанными словами последовали и определенные действия. В городе появились многочисленные патрули – более двух сотен дополнительных парных милицейских дозоров, всматривающихся в прохожих и при надобности проверяющих у них документы. Примерно таким образом происходило патрулирование в годы войны. Около крупных магазинов дежурили милиционеры и люди в штатском, способные пресечь попытку похищения, если она вдруг случится.

Кроме того, были привлечены около ста пятидесяти членов отрядов содействия милиции, которые несли дежурства по вечерам на улицах города. Управление и все городские отделения милиции неусыпно искали трех милиционеров во главе с капитаном, вооруженным «парабеллумом», не зная еще того, что бандиты уже скинули милицейскую форму и теперь «работают» в штатском. И «Москвич» теперь у них не милицейский. Так что поджидать бандитов у магазинов промышленных товаров и высматривать поблизости милицейский «Москвич» было делом совершенно безнадежным.

Валентин Рожнов, не покладая рук и не давая роздыху ногам, искал ряженого капитана милиции. Разумно полагая, что тот вряд ли выбрал местом проживания многоквартирный дом, да еще в центре, Рожнов вел розыск в бывших пригородах Казани, не столь давно вошедших в черту города. Это были городские поселки и слободы, застроенные в большинстве своем частными домами и одноэтажными деревянными бараками для работяг, приехавших в город на работу из сел и деревень. Валентин начал с поселка имени Серго Орджоникидзе. Здесь он когда-то работал простым оперативником под началом тогда еще капитана Щелкунова. Знакомых в поселке у Рожнова было немало, а стало быть, имелась реальная возможность в получении нужной информации. Оказалось, человека, которым интересовался старший оперуполномоченный, здесь никогда не видывали и никакой капитан милиции в поселке за последние пять-шесть лет не поселялся.

Сложнее было разыскивать нужного человека в прочих слободах и городских поселках. Капитан милиции Рожнов исходил вдоль и поперек Адмиралтейскую и Академическую слободы, заглядывая в самые крохотные переулки и тупички и задавая один-единственный вопрос – про «капитана милиции». Прошел с расспросами местных жителей все улочки и переулки немалой по размеру территории Суконной слободы, где скрыться человеку, не желающему, чтобы о нем знал кто-то посторонний, было все равно что раз плюнуть. Побеседовал Рожнов и со многими жителями Пороховой слободы и обошел все бараки Желатинки – поселка имени полярного летчика Виктора Левченко, пропавшего вместе со своим самолетом в тридцать седьмом году в районе побережья Северного Ледовитого океана. Как оно почти всегда и бывает, надежда на благоприятный исход дела уже едва теплилась и готова была, как сгоревшая свечечка, пустить последний дымок, когда нашелся человек, могущий ответить на некоторые интересующие капитана Рожнова вопросы. Человек этот проживал в Ягодной слободе, почти сплошь застроенной частными домами. Следует сказать, перед тем как этот человек нашелся, старший оперуполномоченный долго ходил по улицам и переулкам слободы, задавая вопросы практически всем встречным-поперечным и даже стучась в дома и напрашиваясь на разговор. Однако никто ничего путного сказать не мог. И вдруг случайно встреченная в одном из переулков слободы женщина годов под пятьдесят, Нина Марковна, на вопрос Рожнова, не встречала ли она в слободе жителя в звании капитана милиции, уверенно ответила:

– Милиционера не встречала. А вот нового жителя – встречала, и не раз. Он какой-то родственник Аглае Марфиной. В Межевом переулке проживает. Второй дом по левую руку…

– А вы сами-то где живете? – поинтересовался старший оперуполномоченный.

– На улице Герцена. Это меньше чем в двух кварталах от Межевого переулка, – ответила женщина. – Там у меня золовка живет, аккурат наискосок от дома, куда Аглая этого нового поселенца определила. Дом-то этот отца ее, а сама она в доме мужа покойного живет.

– Знаете, как его зовут? – спросил Валентин Рожнов.

– Не интересовалась, – последовал ответ. – К чему мне? А вот фамилию его знаю: Раскатов. Со странностями он. Ни с кем из наших мужиков не общается. И водку не пьет. Так, ежели бы он с кем за столом посидел и водку попил, за разговорами, кто он да что, непременно бы прояснилось. Так нет… Да и бабы у него нет, похоже. Да и какая баба будет с ним знаться, ежели с головой у него, сказывают, что-то не ладно. Так что дружбу с ним никто не водит: с чокнутым дружиться – себе дороже. Словом, сторонятся его люди… Неизвестно же, что он может выкинуть. Вдруг ножиком пырнет, – вполне резонно заметила Нина Марковна. – И ему за это ничего не будет, потому как с головой не в ладах и справка у него имеется, что он – слегка того…

– И давно он в доме том живет? – задал новый вопрос Рожнов.

– Да почитай лет шесть уже, – немного подумав, что-то припоминая, ответила женщина.

– Стало быть, не такой уж он и новый житель, – вполне резонно заметил Валентин.

– А остальные спокон веков тут живут, – парировала Нина Марковна. – Семка Сидорчук с Большой Песочной улицы лет пятнадцать, как с Бердянска приехал, а по сей день местным не считается. А Колька Проханов с женой и двумя детишками в сорок первом здеся поселился. С Кубани приехали. Так все новоселами у нас почитаются…

– Описать этого Раскатова сможете? – продолжил интересоваться относительно новым жителем Ягодной слободы Рожнов.

– Ну, молодой, лет под тридцать. Статный такой. Росту не шибко низкого и не то чтобы высокого. И глаз у него такой, как у ворона… – добавила женщина и посмотрела на капитана милиции, чтобы удостовериться, понял он, что она хотела сказать, или не понял.

– Что это значит? – не совсем уяснил, однако, что хотела сказать последней фразой женщина, Валентин.

– Ну… колкий…

Более о человеке по фамилии Раскатов узнать ничего не удалось, и Рожнов отправился к местному участковому Каримову порасспросить про этого странного Раскатова. Старший лейтенант Ибрай Каримович Каримов служил участковым еще с довоенной поры и знал практически все о жителях слободы. Каримов поведал, что поселился Раскатов – а зовут его Геннадий Андреевич – в слободе в сорок втором году. Сам Раскатов из Агрызского района республики. В сорок втором году он приехал в город и отправился в военкомат просить, чтобы его отправили на фронт. Но его не взяли – он имел какое-то психическое заболевание.

– А какое заболевание у него, тяжелое или не очень, – я в этом не разбираюсь, – добавил участковый и несколько виновато посмотрел на Рожнова. После чего продолжил докладывать про Раскатова: – Поселился он в доме Аглаи Марфиной, вернее, в пустующем доме ее покойного отца. Он то ли ее дальний родственник какой, то ли хороший знакомый ее подруги, – не уточнял, так как не было в том необходимости… Когда его на фронт не взяли, то через малое время он устроился работать на почту сортировщиком писем. Потом стал разнорабочим в продмаге, что на улице Архангельской. Год назад ушел оттуда и пристроился в промысловой артели надомником. Спокойный такой гражданин, хоть и состоит на учете в психдиспансере. Забот он мне никогда никаких не доставлял, не дебоширит, не пьет и девок к себе не водит, – закончил участковый и уставился на Рожнова в ожидании вопросов. Но таковых не последовало…

Словом, этот Раскатов отнюдь не походил на ряженого капитана милиции, однако Валя Рожнов все же установил за ним наблюдение, которое ничего не выявило. Правда, несколько раз ребята из службы наружного наблюдения теряли его из виду, но это никого не насторожило: топтуны были из нового набора, молодые, не очень опытные и сильно боялись засветиться, поскольку за раскрытие фигурантом слежки за собой в управлении по головке не гладили. Последний раз они потеряли Раскатова, спешащего, как им казалось, на трамвай. Скорым шагом Геннадий Андреевич приближался к трамвайной остановке, шел дворами – так было ближе, – однако на остановку он почему-то не вышел. Подошел трамвай, высадил пассажиров, забрал новых, среди которых Раскатова не оказалось, и уехал. Топтун, что шел за Геннадием Андреевичем, кинулся было обратно во дворы, да куда там! Работник промысловой артели как сквозь землю провалился. Опечаленный работник наружного наблюдения отправился в управление получать положенное «на орехи», в то время как ушедший от слежки Филоненко-Раскатов, постояв в подъезде и понаблюдав за действиями мечущегося сотрудника наружки, вышел из подъезда, когда милиционер ушел, и спокойно направился к трамвайной остановке. Через полчаса или немногим меньше он подходил к Лядскому саду, где на лавочке возле фонтана его поджидали Сэм и Комса, теперь выходящие с запасом времени, чтобы не сердить пахана своим опозданием.

– Есть новое дело, – сообщил он подельникам, и те, придвинувшись к Геше поближе, принялись слушать…

* * *

Филоненко-Раскатов заметил слежку за собой сразу, как только вышел из помещения промысловой артели, где трудился по большей части надомником со сдельно-прогрессивной оплатой труда. Хвост за собой заметить было нетрудно – Геннадий проверился, скосив глаза в стеклянную витрину магазина и заметив небольшого росточка гражданина (про которых говорят «метр с кепкой»), неотступно следующего за ним от самой артели. Оторваться от него тоже труда не составило – обнаружению слежки и уходу от нее учили в разведывательно-диверсионной школе абвера, и учили знатно!

Заметив слежку, Филоненко-Раскатов завернул за угол, потом еще за один и скорым шагом дунул во дворы, после чего скоренько влетел в один из подъездов. Поднявшись на второй этаж, бывший слушатель абверовской разведшколы чуть постоял, после чего осторожно глянул в окно. «Метр с кепкой» растерянно метался по двору, явно не ведая, что ему делать дальше и кляня себя за непростительную нерасторопность. Потом, видимо, топтун смирился с потерей фигуранта и уже неторопливо покинул двор. Геннадий выждал с четверть часа, после чего вышел из подъезда, осмотрелся и бодро зашагал к трамвайной остановке.

Доехал он до конечной остановки и вышел на площади Куйбышева, что не так давно звалась площадью Рыбнорядской. По улицам Бутлерова и затем Толстого поднялся до Лядского сада – постоянного места встречи с подельниками, – где на лавочке возле фонтана его уже поджидали Сэм и Комса, неторопливо и со вкусом покуривая. Филоненко-Раскатов присел рядом и завел с подельниками обстоятельный разговор. Новое дело, про которое он им сообщил, заключалось в ограблении продуктового магазина на улице Щапова недалеко от пришедшего в запустение сада «Эрмитаж». Еще год назад до отмены продовольственных карточек и реформы цен магазин был коммерческим, куда захаживали состоятельные граждане едва ли не со всего города, не обремененные нехваткой денег и отсутствием аппетита. По старой привычке они продолжали посещать этот магазин и в этом году, к тому же ассортимент продуктов здесь был (верно, тоже по старой привычке) получше и побогаче, нежели в остальных продовольственных магазинах города. Стало быть, и выручка в магазине была значительно богаче, чем в остальных городских продмагах. Такими соображениями руководствовался Филоненко-Раскатов, и он оказался прав. Когда трое громщиков[28] вошли в магазин, закрыли щеколду на входной двери, вытащили оружие и положили на пол всех, кто находился в магазине, завмаг в своем кабинетике только что посчитала выручку.

– И сколько тут? – указав на кучу денег, лежащую на завмаговском столе, поинтересовался Геша, с ходу направившийся в служебные помещения магазина, как только в него вошел.

– Шестьдесят одна тысяча восемьсот сорок два рубля, – ответила женщина и покосилась на пистолет в руках бандита: – Берите все, только не убивайте, у меня дети малые, – просительно добавила она, и по щекам ее полились крупные слезы. Преступник с пистолетом лишь хмыкнул: ни слова женщины, ни тем более ее слезы жалости у него не вызвали.

Геша деловито и аккуратно сложил деньги в хозяйственную сумку и хладнокровно выстрелил женщине в голову. При этом выражение его лица ничуть не поменялось. Дело это – убивать людей – очень скоро переросло для него в рутину. Пальнул в человека да и потопал себе дальше. Это как прихлопнуть пятерней комара. О каждом насекомом, что ли, думать? Был комар, а теперь нет его! Вот и вся она, философия.

После выстрела в зале раздался шум, а затем прозвучали два револьверных выстрела и звон разбитого стекла. Филоненко-Раскатов торопливо вышел из кабинета завмага и, увидев спину выбегающего из магазина Комсы, сразу догадался, что случилось.

А произошло следующее… Услышав выстрел и осознав, что все может закончиться очень плачевно для всех находящихся в магазине, один из покупателей-мужчин, а их было двое, вскочил с пола и быстро побежал к входным дверям магазина. Комса это увидел сразу и, не раздумывая, вскинул револьвер и выстрелил, всадив пулю мужчине между лопатками. Но тот продолжал бежать и успел уже открыть щеколду входной двери, как вторая пуля, выпущенная из револьвера Комсы, чиркнув мужчину по шее, выбила стекло магазинной двери. Мужчина все же успел выбежать из магазина и сделать несколько шагов до того, как выскочивший за ним Комса почти в упор выстрелил ему в затылок.

– Все! Уходим! – закричал обеспокоенный сложившейся ситуацией Филоненко-Раскатов и уже на бегу выстрелил во второго мужчину-покупателя, лежащего на полу и прикрывающего голову руками. Сэм побежал за Гешей, не обратив внимания на кассиршу и продавщицу, что забились в угол, дрожа и прижавшись друг к другу.

Прохожих на улице не оказалось. То ли так получилось по чистой случайности, и в этом плане преступникам крупно повезло, то ли люди, что находились поблизости, услышав выстрелы, попросту попрятались от греха подальше и решили не высовываться до поры до времени. И это было вполне объяснимо: никому не хотелось, пережив такую страшную войну, уже в мирное время попадать под пули бандитов.

Так или иначе, но трое грабителей, никого не встретив по пути, скорым шагом направились к своему «Москвичу», припаркованному поодаль, уселись в него всяк на свое место и тронулись. И в это время они сначала услышали, а потом, оглянувшись, увидели мотоцикл с люлькой и человека в милицейской форме, сидящего за рулем и едущего за «Москвичом».

– Давай жми, – скомандовал Комсе Филоненко-Раскатов.

Мотоцикл уверенно следовал за ними и отставать не собирался.

– Стоять! – донесся в полураскрытое окно до Геннадия голос ехавшего сзади милиционера, после чего раздался выстрел.

– Сзади мусор, – неизвестно зачем промолвил Сэм, хотя и без сказанного все было предельно ясно.

– Вижу, – нервно произнес Геша. После чего опустил до конца стекло, высунулся в окно и, прицелившись, дважды выстрелил. Старенький «Harley-Davidson» резко свернул и опрокинулся.

– Жми, жми, давай, – снова приказал Комсе Филоненко-Раскатов и откинулся на спинку сиденья, время от времени раздраженно поглядывая на стриженый затылок Сэма, сидящего впереди: он должен был без всяких проволочек и напоминаний с его, Геннадия, стороны убрать кассиршу и продавщицу. Но он отчего-то не стал стрелять в них. То ли по причине спешки, то ли еще по какой иной. Так что на этот раз они оставили после себя свидетелей. Чего делать было нельзя…

* * *

Старшина милиции Рамиль Шамшурин возвращался после вызова на своем «Харлее» в отделение, когда неподалеку услышал револьверный выстрел. Ехал старшина из Марусовки – малоприветливого места между улицами Пушкина и Щапова. В городе оно имело дурную репутацию, потому как проживал в нем в основном пьющий рабочий люд, самогонщики, проститутки, торговцы краденым, нищие. Правда, перед самым началом войны многие дома Марусовки, превратившиеся к этому времени в настоящие трущобы, посносили, а жителей с сомнительной репутацией распределили по казенным домам. Однако завершить начатое у исполнительной власти не получилось – началась война. Тут уж не до Марусовки, тем более что таких мест в Казани было не одно, а даже и не два, целая дюжина! И ликвидировать их не хватало покуда ни сил, ни средств.

В сорок восьмом году в Марусовке проживало немало граждан, приносивших дополнительные заботы органам правопорядка, и в частности старшине Шамшурину. Среди них был Игнат Феоктистович Полухин, орденоносец (кавалер ордена Красной Звезды) и дважды награжденный серебряными медалями «За отвагу». А давались они солдатам Великой Отечественной не абы как, а за проявленные личное мужество и доблесть. Настоящий герой войны, он потерял ногу в Висло-Одерской наступательной операции в самом конце января 1945 года, когда был захвачен плацдарм на левом берегу Одера, стратегически очень важный для наступления на Берлин.

Крепко подвыпив, Игнат Феоктистович гонялся, громыхая по полу своей култышкой, за женой Матреной. Догнав ее, колотил нещадно, а протрезвев, долго стоял на коленях и вымаливал у Матрены прощение, клятвенно обещая более не пить. Через пару недель, а то и менее история повторялось сызнова. В этот раз, изрядно приняв за воротник, он снова принялся бить жену чем ни попадя, и та верещала так истошно, что соседка Клавдия Осиповна, привыкшая к подобным скандалам и переставшая обращать на них внимание, сейчас вынуждена была накинуть на голову платок и бежать до ближайшего телефона-автомата, чтобы сообщить о происходящем бесчинстве в милицию. После телефонного звонка к Полухиным направили старшину Шамшурина, чтобы усмирить героя-выпивоху или – если все будет складываться очень скверно – привезти его и сдать в отделение под надзор дежурного.

Когда Рамиль Шамшурин подъехал к дому и подошел к подъезду, все вроде бы было тихо.

– Что-то не слышно никого, – обратился он к Клавдии Осиповне, поджидающей его у подъезда. – Что так тихо-то?

– А я почем знаю, – заявила пожилая женщина. – Может, Игнат Матрену-то уже того…

– Чего – «того»? – с опаской посмотрел на Клавдию Осиповну старшина милиции.

– Прибил благоверную, – изрекла Клавдия Осиповна и прищурилась: – И лежит она теперь в кровище и при последнем издыхании и уже не надеется на помощь…

Шамшурин в сердцах чертыхнулся и поспешил по деревянной лестнице на второй этаж двухэтажного дома, где в квартире номер пять проживали Полухины. Дверь была приоткрыта. Старшина вошел и огляделся. Собственно, в пятой квартире он бывал не единожды, и царящий в ней кавардак его если и удивил, то не шибко сильно. А бедлам вокруг наблюдался такой, словно Мамай прошел! Несколько стульев были перевернуты, у одного была отломана ножка и выбито сиденье. Горшок с геранью, вдребезги разбитый, валялся на полу. Возле стола со свесившейся и едва держащейся на нем скатертью валялась деревянная нога Игната Феоктистовича. Сам он сидел поодаль на полу и крепко обнимал жену. На небритой щеке застыла крупная слеза. Плакала и Матрена Дементьевна, тоже сидящая на полу и обнимавшая мужа. Старшина Шамшурин глянул на обоих.

– Милые бранятся, только тешатся!

Покачал головой, молча повернулся и вышел из квартиры, прикрыв за собой дверь. Силовым ведомствам в настоящее время в этой квартире делать было нечего. Когда Рамиль Шамшурин вышел из дома, Клавдии Осиповны возле подъезда уже не было. Верно, ушла подалее, боясь наказания за ложный вызов. Старшина милиции завел мотоцикл и поехал было обратно в отделение, но тут услышал со стороны улицы Щапова пистолетный выстрел. Развернувшись и прибавив скорость, Рамиль Шамшурин поехал на выстрел и увидел, как из продуктового магазина по улице Щапова выбежали трое мужчин и скорым шагом дошли до припаркованного «Москвича», сели в него и резко дали по газам. Старшина, стараясь не отстать, поехал за подозрительными мужчинами. «Москвич», прибавив скорость, начал отрываться, и Шамшурин, крикнув «Стоять!», достал из кобуры пистолет и произвел предупредительный выстрел в воздух. Старшина видел, как из заднего окна высунулась голова мужчины, а затем и ладонь, сжимающая пистолет. Мужчина дважды выстрелил, и Шамшурина отбросило назад, как будто бы в грудь ударили кувалдой; чуть выше сердца полыхало пламя. Мотоцикл, потеряв управление, резко повернул и повалился набок, придавив ноги Шамшурину. А «Москвич» через несколько мгновений уже скрылся из виду. С большим трудом старшина милиции высвободил ноги и отполз в сторону. Потом лег на спину, зажал рану рукой и прикрыл глаза…

Когда приехала скорая помощь, старшина Шамшурин находился без сознания. Он даже не почувствовал, как его осторожно подняли, бережно положили на носилки и погрузили в машину. Не слышал, как к врачу скорой помощи подошел майор Щелкунов и поинтересовался состоянием раненого:

– Как у него дела? Будет жить?

– Ничего не могу сказать вам определенного, товарищ майор. Слишком большая потеря крови. Можем и не довезти…

Щелкунов в ответ на эти слова лишь печально покачал головой. Однако до больницы старшину милиции Шамшурина все же довезли. Живого…

Глава 15

«Любовь нечаянно нагрянет…»

В ту ночь Анастасия Васянина проплакала до пяти утра. Слезы текли сами собой, и остановить их никак не получалось. Настя несколько раз заставляла себя успокоиться, иногда это у нее даже получалось, но всего-то на минуту-другую. Потом на нее вновь накатывало сознание того, что вместе с Сережей ей уже никогда не быть, и слезы рекой лились снова. Было обидно до невозможности, до боли в сердце: ее Сережа, с которым она встречалась три месяца и с которым потеряла самое дорогое для девушки – невинность, – вчера вечером сказал ей, что больше встречаться им не стоит. Сказанное походило на удар обухом по голове, после которого многое в жизни рушится или, по крайней мере, кардинально меняется…

– Но почему? – выслушав парня, спросила Настя, все еще не пришедшая в себя после его слов. Ведь у них все было так хорошо, что многие подруги ей завидовали.

– Потому что я полюбил другую девушку, – таков был ответ Сергея. Честное слово, это было почище, нежели бы ей всадили нож в спину.

– Это Таньку Селуянову, что ли? – зло ощерившись, спросила Настя, метала из глаз молнии и готова была либо броситься на своего бывшего парня с кулаками, либо упасть ему в ноги и со слезами умолять не бросать ее.

– Не Таньку, а Татьяну, – сдержанно ответил парень, чем поверг девушку в безысходную ярость.

– Ну ты и сволочь!

Какое-то время Сергей стоял, переминаясь с ноги на ногу и не смея поднять на девушку взор. Было видно, что ему крайне неловко. Потом он все же нашел в себе силы и произнес:

– Ты это, прости меня, что так оно получилось…

Его «прости» было сродни насмешке. Ну, это как выколоть кому-нибудь глаза или отрубить все пальцы на руке, а потом, понурив голову, попросить прощения.

А как простить такое? И как это возможно? Это же настоящее предательство. Да и кому она теперь будет нужна, потерявшая без замужества честь. Нормальные парни с серьезными намерениями на нее и не взглянут. И уж тем более не возьмут замуж…

В половине шестого Анастасия поднялась, умылась, кое-как привела себя в порядок, выпила чаю с печенинкой и вышла на улицу. В такую рань в воскресный день можно было увидеть только молочниц, что возили на самодельных тележках сорокалитровые бидоны с молоком и, войдя в подъезд жилого дома, кричали так истошно, что их было слышно аж на пятом этаже:

– Кому молока-а-а!..

Свежий утренний ветерок немного освежил Настю и чуток пригладил ее растрепанные чувства. Она словно очнулась и увидела, что идет посреди проезжей части, и, если бы в этот ранний час разъезжали машины, им бы пришлось либо объезжать девушку, либо сигналить, чтобы она уступила дорогу и продолжила движение по тротуару, как и положено пешеходам.

Сколько она бродила по городу – ей было неведомо. Девушка не чувствовала течения времени, не ощущала усталости в ногах. Как будто по улицам города шла не она, а ее чужеродная оболочка. А сама она, настоящая, находилась в ином месте и наблюдала за происходящим откуда-то издалека… Уже и улицы пополнились машинами, а тротуары – пешеходами, а она никак не могла обрести себя прежнюю. Нежаркое солнце через пару часов вошло бы в зенит, а это значило, что времени сейчас уже где-то в районе десяти часов.

Захотелось пить. Васянина нашла взглядом палатку на колесах и, выстояв очередь из трех человек, заказала газировку с вишневым сиропом. Взяв стакан из рук продавщицы, она сделала шаг назад и задела какого-то молодого мужчину с круглой, как у кота, головой, выплеснув половину из его стакана на его же куртку-«хулиганку» на молнии.

– Простите, я нечаянно, – тихо промолвила Настя, даже не глянув на круглоголового.

Молодой мужчина нахмурился и явно хотел сказать что-то обидное, но Настя вдруг всхлипнула и, видно не имея сил сдерживаться, заплакала в голос, что было для нее, а главное, для круглоголового мужчины совершеннейшей неожиданностью.

– Чего ревешь-то? Обидел, что ли, кто? – опешил мужчина, смахивая ладонью воду с куртки.

Она подняла голову и посмотрела на него:

– Ага, обидел. – И добавила не без злости: – Что, заступиться за меня хочешь?

– Могу и заступиться, – спокойно ответил круглоголовый. – Кто обидел-то?

– Да есть один такой, – перестала реветь Настя. – Что, и вправду заступиться можешь?

– Могу и заступиться… Пошли, – невозмутимо произнес круглоголовый мужчина и выпил остатки газировки. – Покажешь его…

Шли они недолго: с улицы Пушкина надо было подняться на Кремлевский холм, пройти по улице Профсоюзной метров двести и войти во дворик одного из нескольких двухэтажных домов постройки начала века. Здесь, сразу напротив слегка покосившегося детского грибка с песочницей, следовало войти в высокую – выше двух метров – массивную деревянную дверь подъезда, подняться на второй этаж и постучать в квартиру номер двенадцать. Все это Настя проделала вместе с молодым мужчиной, который, правда, по ее просьбе остался стоять около подъезда…

– Ты? – удивился Сергей, открыв на стук дверь и увидев перед собой хорошо знакомую ему девушку.

– Я, – ответила Настя. – Можешь выйти?

– Зачем? – последовал в ответ вопрос. – Я же сказал тебе, что между нами все кончено.

– Тебе что, трудно выйти на улицу? – на первый взгляд искренне возмутилась Настя. – Да не буду я тебя умолять не бросать меня, не бойся, Сережа. Просто по-мирному поговорим, вот и все. Не враги же мы друг другу, в конце-то концов…

Парень, чтобы поскорее отвязаться от девушки, быстренько собрался и, ступая за Настей скорым шагом, вышел на улицу. Внизу, у подъезда, он был встречен круглоголовым парнем.

– Ты зачем это девушку обидел? – задал он вопрос парню. – Тебя разве в детстве не учили, что девушек обижать нехорошо? – добавил он и недобро глянул на Сергея.

– А ты кто такой, чтобы мне морали читать? Детей своих учи, что и как делать. И жену свою поучи борщи варить. А меня учить не надо… – Парень был, похоже, не робкого десятка. Или же перед Настей ему не хотелось ударить в грязь лицом. – Что, нового хахаля себе завела? – перевел он взгляд на Настю. – Быстро же ты, однако, замену мне нашла…

Сильный удар в лицо был для Сергея неожиданным. Он охнул и закрылся обеими руками. Но это отнюдь не помогло. Второй удар заставил его согнуться, а третий, не менее сильный, нежели первый, направленный сверху вниз, обрушил Сережу на землю.