Можно было сказать. Вот сейчас же, здесь же.
— Я…
— Вадя, что ж ты белье постельное не снял с балкона! — раздался материнский выкрик.
— Ну ты меня понял, короче. Если надо поговорить, по-мужски, я всегда рядом.
По-мужски, по-мужски, по-мужски!
— Хорошо, пап.
Он вышел с кухни, а Вадим все так же сидел перед столом и держал в руках фантик.
Тогда чей?
16 дней до
В школу он вернулся уже после праздников. Безвылазное сидение дома дало о себе знать: на улицу он выходил с опаской, как кот, которого перевезли в новое место, и ему нужно время, чтобы заново обвыкнуться. Солнце слишком светило, машины слишком гудели, светофоры слишком пищали, люди слишком толкались — весь мир был слишком слишком, будто в том видео, где показано, как воспринимает окружение аутист. Не зная, как спрятаться, он натянул капюшон толстовки и задвинул очки глубже на нос.
В классе бросилась в глаза пустая парта в третьем ряду — ни Алины, ни Антона не было, и на миг он захотел сесть за эту парту, на ее место, словно это могло помочь, словно так, через ее стол, он бы смог восстановить события той ночи. Он подавил порыв, сел с Биланом и кивнул назад:
— А где Антон?
Билан покачал головой:
— Он теперь через раз появляется.
Началась биология. Спустя десять минут после звонка дверь открылась, и в класс зашел Антон. Всклокоченный, в грязно-серой толстовке и старых джинсах, он был не похож на себя, как будто лишившись огранки, он утратил свое сияние и превратился в обычного парня — все еще симпатичного, но уже не того мейнстримно-безупречного мальчика с баннера нетфликсовского сериала.
Взгляд его потускневших серых глаз сразу метнулся к Вадиму, и того прижало к месту.
— Алексеев, почему опять опаздываешь? — устало выдал биолог.
— У меня уважительная причина.
— Какая?
— Беседовал с Еленой Сергеевной о том, как школа занимается ментальным здоровьем. Херово занимается.
— Алексеев, не выражайся.
— А то что?
Биолог вдруг швырнул учебник на стол:
— А ничего. Думаешь, ты здесь один такой страдалец! Всем тяжело, Алексеев. Знаешь, как меня теперь дрючат! А школу! Садись на место и не выеживайся. И без тебя есть кому до… копаться.
Антон прошел за парту. Вадим отвел взгляд и тут ощутил пинок под столом. Он хмуро повернулся:
— Чего?
— Сказать ничего не хочешь, урод?
— Уроду — ничего, — он отвернулся и уткнулся в учебник, делая вид, что ему есть хоть какое-то дело до урока.
После звонка он отправился в единственное место, где ему могли бы помочь. Постучал, затем подергал дверь — не поддалась. Он продолжал стучать без перерыва, зная, что она закрывается, зная, что прячется в кабинете.
— Елена Сергеевна, это Вадим.
Дверь открылась: Елена стояла на пороге и потирала глаза, размазывая тушь. Ему не первый раз подумалось, что она пьет — запирается и потихоньку глотает что-то из этих игрушечных баночек, расставленных в детском шкафчике.
— Чего ты хотел?
— Мне надо поговорить.
— Вадим, я не могу заниматься каждым по отдельности. У меня отчет висит. По Тростянецкой, — добавила со вздохом.
— Я как раз по этому поводу.
Она кивнула и пустила его внутрь. Вадим сразу схватил из коробки игрушечного серого зайца и уселся на диван, прижав его к себе.
— Елена Сергеевна, а вы владеете гипнозом?
— А зачем тебе?
— Мне надо кое-что вспомнить. — Он тихо добавил: — Это важно.
— Это как-то связано с Алиной?
— Не знаю. Возможно.
Елена хмыкнула:
— Так это она та самая девушка, о которой ты говорил?
Он неопределенно пожал плечами, но Елена уже все решила.
— Какой на нее спрос, однако. Самая популярная девочка класса, да?
Насколько же она ничего не понимает. Насколько же они все ничего не понимают.
— Чего я не понимаю?
Оказалось, он выдал это вслух.
— Так вы можете помочь?
— А ты расскажешь, что случилось? — она смотрела с подозрением. — Ты что-то сделал, Вадим?
Он задавал себе этот вопрос каждую секунду — с тех пор как.
Ты что-то сделал, Вадим?
— Я не помню. — Он повторил: — Я не знаю. Мне нужен гипноз. Помогите мне. Пожалуйста.
— Я не смогу тебе помочь, Вадим.
Она подошла ближе и выдернула зайца из его рук и указала на дверь:
— Найди кого-нибудь другого.
Другого.
Он прокрутил чат, нашел адрес больницы, в которой лежала Алина, и приемные часы. Купил почему-то дурацкие гвоздики и отправился к ней. На входе его развернули.
— К Тростянецкой только родственников.
— Я ее брат. Двоюродный.
— Многовато у нее братьев. Третьим будешь?
— К ней еще кто-то приходил?
— Ага, — охранник хохотнул. — Тоже братья. Смотри, после такой в кожвендиспансер приляжешь.
— Она не такая, — отрезал он.
— Все они не такие.
А какой ты?
Он добрался до лавки в парке, сел, открыл телефон и нашел единственного собеседника.
«Привет, Алиса»
«Бонжур»
«Что делать, если я ничего не помню?»
«Сходите в бассейн :)»
«Как это поможет?»
«Никак, зато поплаваете»
Ты не помогаешь, хотел он сказать — сказать им всем и никому.
«Привет, Алина»
Вздрогнул. Она уже и здесь.
Что он мог спросить? Мог ли он спьяну сделать то, чего не сделал бы трезвым? Могло ли это быть сродни лунатизму? Могла ли часть него отвалиться и зажить собственной жизнью, выпустив наружу двойника? И что это за двойник? Как он ведет себя, что он себе позволяет?
Что может сделать человек, который прячется слишком долго?
Вытащил сомнительный джин, взятый в сомнительном магазине, и стал пить из горла, пытаясь поставить эксперимент, где он высвобождает джинна, усаживает его на стул для допроса и светит лампой ему в глаза, но ничего не получалось, так что он просто подложил рюкзак под голову и лег спать.
Проснулся от тычка:
— Слышь, живой?
Подскочил и сел. Рядом — слишком рядом — примостился маргинального вида мужик с седой растрепанной бородой. Когда-то белый плащ распахнулся, под ним оказалась футболка с принтом плейбоя, которая задралась, обнажая сморщенные валики живота поверх ремня.
— Че, из дома сбежал? К нам хочешь?
— Куда?
— Там, покажу.
Вадим покачал головой.
— Боишься меня?
Он кивнул:
— Боюсь.
— Да ладно тебе.
Рука легла на колено и поползла выше.
— Я несовершеннолетний, — соврал он.
— А мы никому не скажем.
Вадим вырвался и побежал сквозь парк, не разбирая дороги. Запнулся — и полетел вниз, в овраг.
Снова.
Явился домой уже за полночь. Мать тут же подняла крик:
— Ты где был? Это что такое?
— На улице напали. Телефон хотели забрать.
— Кто? — заревел отец. — Да я им щас…
— Не надо, это просто шпана.
— И главное, видят же, что мальчик приличный, хороший мальчик, вот к нему и лезут.
— А я хороший мальчик? — он спросил.
— Конечно. Мой мальчик не может быть плохим.
А вдруг может, мама?
Вдруг может?
10 дней до
Алина появилась в понедельник. На ней была желтая футболка с окровавленным смайликом, и в футболках были многие, потому что градусник скакнул почти на двадцать градусов вверх, и все сидели с открытыми настежь окнами, обмахиваясь тетрадями. Но футболка Алины была не такой — она была напоказ, как и перебинтованные запястья, которые сковали разноцветные браслеты.
Он знал, что все это время к Алине ходила почему-то именно Соня, что подарок от всего класса передавал Марк, что Антон у нее чуть ли не ночевал. Он знал, что она придет, и где-то в глубине души хотел, чтобы она не приходила.
Как думаешь, что лучше: жить монстром или умереть человеком?
— Алина, рады тебя видеть, — сказала русичка.
Подойти к ней было невозможно — рядом все время был Антон, рядом все время были все, те самые все, что раньше сторонились ее, а теперь вдруг решили сыграть в заботу, чтобы за неделю до выпуска сделать вид, что не было никакого до.
Вадим смог подкараулить ее только на выходе из женского туалета:
— Алина!
— Чего тебе? — смотрела в сторону, мимо него.
— Надо поговорить.
— Не боишься — разговаривать?
— Я просто хотел спросить, — он тронул ее за браслет, и она тотчас отскочила в сторону:
— Не смей!
Появившийся из ниоткуда Антон впечатал его в стену:
— Тебе что сказано?
— Пусти его, — тихо сказала Алина.
— Только потому, что она попросила, — понял?
7 дней до
— Что ж, ребята, это наше с вами последнее занятие по литературе. Больше вас никто не будет заставлять читать. Мне было приятно провести с вами эти годы. Надеюсь, вам тоже.
— Да-а-а, — загудел класс.
— И давайте пожелаем удачи вашим одноклассникам, которые сдают ЕГЭ по литературе. Чтобы у них все получилось. Чтобы у вас всех получилось. В добрый путь.
Ребята захлопали и загудели, собираясь.
— Корнеев, Тростянецкая, подойдите ко мне, — Нелли тряхнула бланками с тестом.
— Алина, тут все хорошо. Уверена, что через неделю готова?
Та кивнула, глядя в сторону — как и всегда.
— Отлично. А вот у тебя, Вадим, беда. Даже размер стихотворения угадать не можешь. Да что с тобой такое?
— Простите, Нелли Семеновна.
— Давай еще раз.
Он прочертил ударения:
Мой пéр/вый дрýг, /мой дрýг /бесцéнный!
И я́ /судьбý /благо/слови́л,
Когда /мой двóр /уединéнный,
Печáль/ным снé/гом за/несéнный,
Твой ко/локóль/чик ог/ласи́л.
— Ну и?
— Не знаю.
— Тростянецкая? — голос звучит неуверенно, словно боится спрашивать.
— Четырехстопный ямб. С пиррихиями.
— Верно.
Она сняла очки и положила их перед собой на стол, устало растирая переносицу, будто пытаясь разгладить въевшиеся за школьные годы морщины.
— Все, ребята, дальше без меня. Если что, подходите на следующей неделе, но имейте в виду, что я не каждый день на месте.
Алина кивнула и пошла прочь. Вадим плелся за ней по коридору. Наконец она соизволила обернуться:
— Чего тебе?
— Я ничего не говорил.
— Громко думаешь.
— Прости, — он ответил машинально и тут же разозлился: — Хотя мне не за что извиняться.
— Разве?
Он спасовал:
— Или есть?
Алина поставила сумку на подоконник и покачала головой:
— Что ты от меня теперь хочешь?
Он помялся и наконец сказал:
— Я ничего не помню. С той ночи.
— Ничего? — прищурилась.
— Да. И поэтому мне было бы намного легче, если бы ты рассказала, что… произошло.
Она кивнула, взяла сумку и выплюнула в него:
— А с чего ты взял, что я хочу, чтобы тебе стало легче?
Развернулась и пошла вперед, а он так и остался у окна, держась за подоконник.
6 дней до
— Как дела, Вадим?
На плечо легла тяжелая рука, Антон говорил ему почти в ухо:
— Мы тут с Сеней потусить решили вечером, раз завтра занятий не будет. Ты что думаешь?
— Тебе не нужно спрашивать моего разрешения, чтобы дружить с Биланом, — он говорил, не разворачиваясь, осторожно отмеряя слова на весах.
Антон рассмеялся, не отодвигаясь.
— Я спрашиваю, ты что думаешь насчет затусить? У меня батя в отпуск свалил на Байкал. Можем делать все что угодно.
Вадим развернулся и увидел, что Антон улыбается той самой, хорошей, ласковой улыбкой, которую выдавал при встрече каждому на всякий случай, будто боялся кого-то упустить, кого-то недообаять, недопокорить.
— Мне к литре готовиться надо…
— Вадь, ну ты чего такой душный-то? Надо легче. Экзаменов еще сколько будет. — Окликнул Билана, не дождавшись ответа: — Сень, слышишь, Другой с нами.
Билан подошел к ним и предложил жвачки Love is:
— Круто. Берите, я у Бубы отобрал.
Антон развернул свой фантик и показал:
— У меня вот такое: «Любить — это прощать все его недостатки». А у тебя, Вадим, что?
— «Медленный танец вместе».
Он заметил, как смотрит в их сторону Алина, и отвел глаза.
После уроков Антон ждал их у машины. Буба сразу вцепился в брата, требуя снова покататься вместе, но Билан только отмахнулся:
— Давай-давай, сам доберешься. Строит из себя мелкого.
Вадим ожидал, что Антон подключится, но тот лишь молчал.
Они отправились не домой к Антону, а в стриптиз в центре города c претенциозной вывеской «Клуб-театр для мужчин». Охранник покосился и затребовал паспорт — Антон дал ему свой, где между страниц мелькнула пара бумажек. Тот кивнул и пустил их внутрь.
В гардеробе им выдали маски на глаза — черные и белые.
— Давайте заселфимся, — предложил Билан. Рука Антона снова легла на плечо.
В зале в ослепительно-белых лазерных лучах крутились девушки на шестах, а позади горели экраны с кадрами из фильмов — на одном из них он опознал видеоряд «Города грехов». Антон выбрал место в нише с красными диванами недалеко от сцены и заказал кальян.
Девушка в красном латексном купальнике, напоминавшем платье Алины в тот самый вечер, и в черной маске с заклепками принесла им дымящиеся зеленые коктейли:
— Комплимент имениннику. У нас действует акция в течение трех недель.
— Отлично.
— А где у вас?..
Вадим прошел в туалет и встал перед зеркалом, в котором мигали красные огни.
Ты же знаешь, что что-то не так?
Когда он вернулся, Антон уже потягивал кальян, откинувшись на диване.
— Тебя мы и ждали. Выпьем?
— Я не хотел бы… — Прошлое накатило очередной волной тошноты.
— За папу? За маму? За меня? — Антон смотрел прямо в глаза и улыбался. Вадим покорно взял бокал и отпил, зная, что делать этого не надо, но разве мог он ему отказать?
Антон протянул кальян. Когда Вадим потянулся за наконечником, Антон спросил:
— Брезгуешь?
И снова не надо, но он снова послушно сделал: вдохнул и закашлялся от того, как сперло в груди.
К ним подошла девушка с кошачьими ушками и хвостом, к поясу которой цеплялся поводок. Билан ухватился и потащился следом за ней, ближе к сцене. Антон откинулся на диване и положил руку на изголовье, почти касаясь его плеча.
— Хорошо-то как, да? Да ты расслабься.
Вадим утонул в диване и почувствовал, как его клонит в сон.
— Расслабься, а не спи.
— Да как-то плющит немного.
— Ты пей, пей, — Антон улыбался, а его рука сжала плечо и стала поглаживать, и Вадим покосился на нее в неверии, как на руку из «Семейки Аддамс», которой не нужен был хозяин. — Как тебе?
Вадим пожал плечами. Антон продолжил:
— Сиськи-жопы, стараться не надо, только крутить.
— Наверное.
— Не то что мужской, — он кивнул Вадиму. — Мы с отцом были на дне рождения одной тетки, так у нее там только мужики и были.
— Тебе понравилось? — еле ворочая языком, проговорил Вадим.
— Не все. Но некоторые — очень.
Он хотел, чтобы Билан вернулся, чтобы Антон перестал, чтобы он это прекратил. К ним подплыла девушка с черными крыльями на спине:
— Я могу для вас что-нибудь сделать?
— Как тебя зовут, зая?
— Лилит.
Антон кивнул и поднялся.
— Пойдем, Лилит. — И повернулся к Вадиму: — Ты с нами.
Пока они шли через зал, «Город грехов» сменился на «От заката до рассвета». Зазвучала тема Сальмы Хайек, а сцена подсветилась красным. Лилит уже скрылась за тяжелой портьерой, и Антон тянул его внутрь.
Последнее, что он услышал, было:
Falling, falling through the floor
I\'m knocking on the devil\'s door, ye-e-eah… [2]
Лилит завела их в просторную черную комнату, где на одной стене висел телевизор, на другой — плакат с обнаженными девушками. На столике перед диваном стояли песочные часы, которые Лилит перевернула сразу, как вошла, а в углу расположилась конструкция буквой Х.
— Лилит, а расскажи-ка, для чего это.
Лилит взяла с полки флогер и стукнула себя по ягодице. Затем протянула его Антону и прижалась к X. Тот легонько хлопнул ее и упал на диван рядом с Вадимом, положив ему руку на колено. Все время, что Лилит крутилась перед ними, он гладил его, поднимаясь все выше. Дыхание сбивалось, все плыло, а глаза смыкались.
— Будете продлевать?
Песочные часы отмерили последнюю секунду. Антон прошептал Лилит, протянув купюру:
— А давай мы продолжим без тебя?
Лилит кивнула и скрылась за портьерами. Антон повернул голову, наклонился и прижался губами к его уху:
— Хочу на тебя посмотреть.
Ему было жарко, невыносимо жарко, а еще и снова тошнило, и избавиться от одежды казалось самым простым и правильным, так что он без вопросов стянул толстовку, футболку, джинсы под неотступным взглядом Антона.
— Полностью. — Он послушался. — А теперь станцуй для меня.
Комната плыла и качалась — вместе с ним, вместе с Антоном, и он качался, пытаясь сохранить равновесие, как будто удерживаясь на краешке оборванного света. И всюду была музыка, и всюду был Антон, и больше ничего и не было.
Антон наконец встал и подошел к нему. Его рука легла на грудь.
— Пойдем-ка.
Вадим послушно прислонился к X. На его запястьях затянулись ремни. Антон медленно провел флогером по его спине, спускаясь.
— Сейчас будет немного больно.
Первый удар оказался легким.
— Нравится?
Вадим кивнул и тут же взвизгнул от резкого удара прямо по позвоночнику.
— Больно? Ой, прости.
Следующий удар пришелся по ногам.
— И вот так больно? Надо же!
— Не надо, — он едва мог бормотать.
Антон процедил ему в ухо:
— А ведь она тебе это говорила. Да?
Удар.
— Она была очень пьяная, и она не хотела.
Удар.
— А ты решил мне отомстить.
Удар.
— И все равно это сделал.
Удар.
— Нет, нет, нет, — он повторял и повторял. — Я не мог, не мог, не мог…
— А она вскрылась. Из-за тебя, из-за тебя, из-за тебя, сука! — Антон лупил по всем местам сразу.