У Лу оригинальный, необычный стиль, который может вобрать в себя буквально все, что угодно. Несколько недель назад она, увидев рубашку на пуговицах с коротким рукавом, белую с зелеными пальмовыми листьями, спонтанно купила ее для него. Он много раз надевал ее и даже взял с собой. Зайдя за глиной в магазин принадлежностей для художественной деятельности, она купила ему новый набор прекрасных карандашей для рисования.

Она заказала ему новый комплект хлопчатобумажных простыней стального серого цвета, потому что он сказал, что у него только один комплект, темно-синий. Она тогда поинтересовалась, почему у всех на свете парней только один комплект темно-синих простыней, он смеялся над этим, хотя Винсент могла поклясться, что так оно и есть.

Сам Лу тоже умеет придумать, что подарить. Когда они увиделись в первый раз после Рождества, он подарил ей орхидею и ванильно-конопляную свечу в фиолетовом стакане. На День святого Валентина он явился с охапкой красных роз и, извинившись за клише, сказал, что он просто не мог смотреть на розы и не думать о ней. А Киллиан, сам того не ведая, чтобы не уступить, прислал ей на тот праздник еще дюжину роз помимо своего обычного субботнего букета.

Неподалеку на траве сидит пара и ругается – не очень громко, но так, что всем слышно. Закончив рассматривать подарок, Лу еще раз благодарит и наклоняется к ней, чтобы поцеловать. Берет из-за уха сигарету и прикуривает, предлагая ей. Она курит, слушая ругающуюся пару.

– Я купила твоему сыну треники, – сердито заявляет женщина. Винсент видит, как она загибает пальцы. – Моя племянница летом выходит замуж, а у нас все разваливается!

На мужчине темные очки, он пьет из стакана что-то коричневое и не произносит ни слова. Под столом в траве проходит маленькая рыжая кошка.

– Моя племянница выходит замуж! – опять говорит женщина.

– Какое отношение это имеет к нам? – наконец спрашивает мужчина.

– Тогда можешь покупать сыну треники сам! – Женщина поднимается и в гневе уходит, скрывшись в гостинице вместе с сумками. Мужчина тоже встает, и на мгновение кажется, что он последует за ней, но этого не происходит. Он тяжело опускается на стул и закуривает.

Винсент и Лу курят и разговаривают, но у них не очень-то получается сосредоточиться на разговоре, потому что женщина, которая купила сыну мужчины треники, все время возвращается в сад, чтобы ему об этом сообщить. Мужчина снова и снова отвечает ей: «Ну и что?» Он садится и встает. Лу интересуется, вернется ли кошка. Винсент тоже хочет снова ее увидеть. В какой-то момент женщина уходит, но опять возвращается лишь для того, чтобы выкурить с мужчиной сигарету на двоих. Спор возобновляется. Возвращается рыжая кошка – вон она! – которая степенно подходит к бордюру и исчезает под кустом. Винсент и Лу пьют малиновый чай, а выпив, решают вернуться в номер, и Лу несет пустой чайник сквозь нежную прохладу темного сада.



– Мальчишки обожают именинный секс, – из-под него говорит Винсент. Она без одежды, на нем джинсы. – Je ne te détruirai pas.

Лу расстегивает пуговицу и молнию.

– C’est toi qui décide, – говорит он, приблизив рот к ее уху.

– Я твоя.

– Правда?

– Да. Говори ты.

– Tu es à moi. Tu es tout à moi[106].

Винсент тянется рукой, шаря в сумочке в поисках презерватива. Их языки прокоптились от травяного чая. Лу тяжело, отчаянно дышит и кладет ладонь на изголовье кровати.

4

Кенсингтон. Лондон. Воскресенье, 15 апреля
Завтра утром мы покидаем Лондон. Две ночи проведем в Лидсе, в старомодной маленькой гостинице с садом и курами, во вторник поедем на машине в Хауорт – там недалеко, – где находится Музей сестер Бронте. Целые дни, наверное, будем там бродить. Лу уже был, я – нет. Лу был практически везде, и он, кстати, вполне осознает, что живет волшебной жизнью. Мне в нем это по-настоящему нравится.
А еще я бы не смогла припомнить, чтобы он хотя бы один раз о ком-нибудь сказал гадость!
Он по-настоящему добрый, вдумчивый человек. Я часто ищу в людях темные стороны и потому с большей вероятностью увижу их, если они есть? Так, наверное, это и работает, но точно я не знаю. В некотором роде я, наверное, до сих пор жду, чтобы меня накрыла тень темной стороны Лу? Не говорю, что он ИДЕАЛЬНЫЙ, нет, он не идеальный – идеальных нет! Иногда он бывает недогадлив… я говорю о чисто мужской черте периодически не знать, что мне нужно от него что-то ДОПОЛНИТЕЛЬНО. Даже кажется, что он будто бы очень минималистичен, когда речь идет о его чувствах… как Тео. У Лу есть тенденция описывать свои чувства очень просто и считать, что остальное я пойму сама. Он не усложняет свои эмоции, и кажется, что разобраться в них ему легко… или легче, чем мне.
Я не люблю, когда Лу говорит, что я его сломлю, будто он знает о нас или обо мне то, чего не знаю я. Может, и можно было бы сказать, что он пытается не усложнять свои эмоции, и оправдать это тем, что все парни такие… но вот Киллиан ВЕСЬ состоит из сложных чувств, да и Колм тоже, так что дело не в этом. Или можно было бы подумать, что это связано с культурными различиями, ведь Лу не американец, но опять же… Киллиан ирландец, так что снова не туда.
По поводу сложных чувств… я до сих пор не поняла, что ощущаю в отношении Батиста и Агат. КАКОЕ МНЕ ДЕЛО?? Они ведь меня никак не предали. И ничего мне не должны. Просто странное ощущение от того, что я не знала. С Лу мы об этом больше не говорили. А хотелось бы. Уверена, что Агат рассказала бы мне все, что хочешь, если бы я спросила… Здесь Лу прав. Не знаю, почему я этого не делаю.
Поглядим, когда вернемся.
По-моему, невозможно даже пытаться посмотреть и сделать тут какое-то значимое количество мест и дел, но здесь все равно прекрасно. Вчера ходили в лондонский Тауэр и на Трафальгарскую площадь. В пятницу все утро и часть дня провели в Британской галерее Тейт.
В музеях так романтично, они действуют успокаивающе, но могут в моем случае приводить и к стрессу. У меня как бы не получается воспринимать все в нужном темпе… слишком много всего приходится в себя вбирать.
Мне нравится наблюдать за Лу, когда он смотрит на что-то, рассматривает. Мне кажется, глупо обсуждать, какой он сексуальный, потому что для меня это ОЧЕВИДНО. Но когда я наблюдаю, как он читает или трогает что-то… мне бывает невыносимо. Он подолгу читал надписи и подходил к каждой картине. Мы вместе долго стояли и смотрели на Уистлера: «Ноктюрн в синем и золотом: Старый мост в Баттерси».
И на Сарджента: «Гвоздика, лилия, лилия, роза».
Могли бы целый день так простоять.
Иногда, когда я подходила и вставала рядом с ним, он ничего не говорил, а просто тянулся и брал мою руку. Не знаю, откуда он знает, что так надо. Иногда мне кажется, что он читает мои мысли, и я чувствую, что схожу с ума. Но! Он отлично умеет распознавать мелочи, вроде этой. Не когда речь идет о словах – здесь он может не догонять, но когда речь идет о касаниях.
Он:
Кладет руку мне на затылок.
Или берет мое лицо в ладони, когда мы целуемся.
Или в постели надолго задерживается на изгибе моего бедра или нежно целует внутреннюю часть предплечья.
(Однажды он касался различных частей моего тела и говорил по-французски: le pied, le ventre, le sein, le cou[107]. Вот такие мелочи… он делает терпеливо. Рождая у меня ощущение, что он не может мною насытиться, хотя и старается изо всех сил.
Киллиан
Киллиан тоже много такого делает но…???
Да, кстати. Конечно, я понимаю: ВАЖНАЯ причина, почему я не чувствую себя настолько виноватой, насколько могла бы в этой ситуации, – я считаю, что Киллиан «заслуживает» этого или чего-то другого за то, что не признался в важных вещах.
Сложность, которая чертовски везде мешает, заключается в том, что я действительно все еще люблю Киллиана.
Да, я мало-помалу подтачивала это чувство еще с лета… старалась изо всех сил любить его меньше, чтобы все это не было настолько болезненно.
И да, молодой красивый любовник делу помогает!
Не знаю, не знаю.
Как можно ждать с нетерпением И ОДНОВРЕМЕННО с ужасом встречи с Киллианом на свадьбе у Колма?
Видите! Хаос! СЛОЖНЫЕ ЧУВСТВА!!!
Лу сейчас вышел купить поесть. Время обеденное, и я на воздухе, в саду при гостинице, пью чай. Здесь же мы утром завтракали. Впервые попробовала мармит[108]. КАКОЙ СОЛЕНЫЙ! Надо будет попробовать еще раз, не на тосте, а на чем-нибудь еще. Я съела яйца с сыром, несколько ломтиков ростбифа. Выпила чайник малинового чая (опять). Лу взял горячий шоколад и блинчики. Как чертовски мило. Он привез с собой скейтборд и хочет пойти в какой-то парк над Темзой. Мы поедем на метро, я возьму с собой книгу.


Кому: TullyHawke@gmail.com
От кого: VincentRaphaelaWilde@gmail.com
Тема: ФИОЛЕТОВЫЙ
Привет, Талли!
Как там у тебя с фиолетовым? В этом месяце я взяла отпуск и не преподаю, но это ничего, я все равно буду давать тебе цвета. Опиши свои фиолетовые воспоминания! Я тайком стащила у мамы и прочла книгу «Цвет пурпурный»[109], когда мне было еще ОЧЕНЬ РАНО это читать. Мой любимый оттенок – светло-лиловый с серым подтоном. Как цвет лаванды, но чуть-чуть бледнее.
На улице снова теплеет. Не верится, что уже весна.
Ты любишь цветы? Я их обожаю! Если захочешь когда-нибудь о них поболтать, расскажи мне о цветах в Дублине или даже пришли фотки. Мне бы это понравилось. Заранее спасибо! 😊
Жаль, что ты не попадаешь на свадьбу Колма, но причина, конечно, уважительная! Порадовалась, что вы там расширяете свой гитарный магазин! Поздравляю! И еще порадовалась, что ты и Колм общаетесь и что он пригласил тебя. Знаю, что Олив тебе тоже написала. Хочу предупредить, что она частенько медлит с ответом. Во время учебы она как черепаха под панцирем. Только об уроках и думает!
Я же сказала, что папе понравятся твои песни!
Я уже писала, но повторю, что ужасно рада этим связям, которые помогли, и теперь у тебя назревает новый контракт с ведущим лейблом. (!!) Снова поздравляю! Я однозначно готова купить билеты на мировой тур Талли Хоука!
А пока присылай свой фиолетовый, когда хочешь, и надеюсь на многочисленные встречи.
С любовью,
В

Они выходят из метро и направляются в скейтпарк. Проезжает «скорая», Винсент крестится. Лу, глядя на нее, делает то же самое: одной рукой крестится, другой держит скейтборд.

– Ты веришь в Бога? – спрашивает Винсент.

– Наверное, раньше не верил, а теперь верю.

– Что изменилось?

– Здесь для меня нет ничего сложного. Мир настолько удивителен, что у него должен быть создатель, – рукой вращая колесо скейтборда, говорит Лу. На нем сегодня худи, он натягивает капюшон на голову.

«Кто ты?» – хочет спросить Винсент, но ей кажется, она и так знает. Если обычно проходит бесконечно долгое время, пока она почувствует, что хорошо знает кого-то, то почему такое чувство, будто Лу она уже познала? Дело в нем или это она изменилась?

– Но ведь мир еще и очень уродлив. Я верю, но это нелегко, – говорит она, пытаясь потянуть за ниточку «покажи мне свои темные стороны». Лу обнимает ее одной рукой и нежно сжимает. – Что будет, если когда-нибудь он станет настолько уродливым, что ты больше не сможешь верить?

– Celui qui vit verra, – говорит он. – Поживем – увидим.



Небо великолепного голубого цвета, такого, что Винсент хочет жить вечно. Темза тоже бессмертна, она жива и масляно сверкает на солнце. Они идут по мосту, и Лу говорит, что в этом скейтпарке никогда не был, но зато был в другом, неподалеку отсюда. Они оказываются у граффити и бетонных изгибов, Лу расстегивает молнию на худи, и Винсент протягивает за ним руку. Он надел рубашку с пальмами, ее подарок. Он подходит к краю чаши, исчезает в ней и возникает снова. Немного понаблюдав, она садится за столик у воды и прикладывает худи к носу, чтобы удостовериться, что сохранит в памяти запах этого солнечного лондонского дня, даже когда их поездка уже закончится.

Кому: VincentRaphaelaWilde@gmail.com
От кого: TullyHawke@gmail.com
Тема: Re: ФИОЛЕТОВЫЙ
Приветик, В. Как делишки? С фиолетовым, кстати, все хорошо. Сегодня на работе мне дали фиолетовую ручку, и у меня случился момент прозрения – ага! – который ни за что бы не случился, не начни мы разговор о цветах. Спасибо, что прислала мне цвет, хотя сама в отпуске. Рад слышать! Надеюсь, что не нарушу пределов дозволенного, сказав, что отдых ты заслужила, но ты отдых ДЕЙСТВИТЕЛЬНО заслужила.
Вчера говорил с Киллианом. Он сам позвонил. Я не сказал ему, что мы с тобой общаемся по мейлу. Он говорил о том, что работает над новой книгой… которая не «угробит ему жизнь». Я просто слушал. Потом он спрашивал меня о музыке и о магазине гитар. Еще спрашивал о моем детстве. По-моему, он мысленно сопоставляет… что он делал в определенные моменты жизни и что делал я. Типа, что он делал в год, когда я пошел в школу, или когда начал играть в футбол, или играть на гитаре… будто мы жили параллельно в совершенно разных измерениях.
Пойми меня правильно… если бы Киллиан был старше мамы, когда она мной забеременела, я бы на него очень злился. Сейчас же, сколько бы я ни копался в себе, ища злость в его адрес, ничего не нахожу. Он совершил катастрофическую кучу ошибок, а я человек не злой. Ты, похоже, тоже. Мама точно нет. Она вообще немножко ангел, вот кто.
Опять же, сожалею, что не смогу приехать к Колму на свадьбу, но если мы можем как-то собраться вместе в середине, или в конце лета, или даже осенью, дай мне знать, а?
Вчера Имер принесла с рынка баклажан… фиолетовый, почти черный. Подозреваю, что она задумала приготовить баба гануш. А на днях небо стало таким темным, что тучи были почти того же цвета, что и баклажан.
Я работаю над песнями для нового альбома. Уверен, что фиолетовый цвет туда каким-нибудь образом просочится. Папа у тебя что надо, и ты тоже.
Надеюсь, Париж обходится с тобой прекрасно. До скорого.
Le grá[110],
Т

PS: шлю фотки нарциссов и колокольчиков из маминого сада. Я считаю, что цветы должен любить каждый.


Пролистав цветы, Винсент поднимает взгляд и видит затылок Лу. Он стоит на краю бетонной чаши и разговаривает с парнем со скейтбордом в руках. Вот целая группа ребят: они подпрыгивают вместе с досками и с грохотом приземляются. Винсент даже насчитала по меньшей мере троих девушек. Она довольна, что Колм не занимается скейтбордингом и скейтпарк не толкает ее на проявление материнских чувств.



Невеста Колма, Николь, прислала Винсент и Олив фото свадебного платья: многоярусная фатиновая юбка, кружева цвета чайной розы. У Винсент на глаза наворачиваются слезы: платье – само совершенство. Она так и пишет обеим, потом сидит и любуется платьем на экране. Ее дорогой сын женится; Олив будет свидетельницей в розово-золотом. Винсент вспоминает, что нужно спросить у Колма про его костюм, чтобы удостовериться, что он темно-синий. Она пишет сообщение с вопросом.

Потом находит глазами Лу: он на асфальте делает кикфлипы. Она знает, как называется этот прием в скейтбординге, но не знает, как и где выучила это название. Винсент наблюдает за Лу, пока ее мобильник не сообщает об ответе Колма.

Эй, мама. Ага, костюм
темно-синий.
Галстук точно такого же
цвета, как Платье Николь,
мне так велели.;)
Коричневые туфли, как ты
предложила.
Остается всего три месяца.
Ощущение СТРАННОЕ,
Но я готов. Повеселимся.
Люблю тебя.
Ура! Хорошо. Я тебя очень
люблю.


Она наблюдает за Лу, когда он попадает в поле ее зрения, но временами он слишком далеко. Она думает: что бы он там ни делал на своей доске, с кем бы ни общался, что бы ни говорил, вечером он будет с ней в постели – и ей это нравится.

Она еще не пыталась по-настоящему оценить свои чувства к Лу, но чувства эти сильные. Сильнее, чем она ожидала.

Quelle surprise, tout[111].



Сидя на солнце и просматривая мобильник, Винсент обнаруживает пропущенное ею вчерашнее голосовое сообщение от Киллиана. Она слушает.

Вин, любимая. Я спросил тебя, не хочешь ли ты устроить на следующей неделе видеозвонок, потому что мне хотелось бы, чтобы впереди у меня было что-то хорошее, что можно предвкушать. Мне нужно что-то предвкушать. Я начал писать новую книгу – понимаю, ты не жаждешь об этом слушать, – но это то, чем я занят. Я даже думаю, не завести ли собаку, черт побери! Здесь одиноко. Только не надо меня жалеть. Я тебе не для того рассказываю. На выходные приезжает Питер. Наверное, займемся скалолазанием. Пожалуйста, дай знать, можем ли мы хотя бы по телефону поговорить? Только бы услышать твой голос. Увидеть твое лицо. Люблю тебя. О\'кей? Люблю тебя.

Даже если бы она хотела на следующей неделе устроить видеозвонок с Киллианом, ничего не получится. К тому же она не знает, хочет ли. Она отвечает:

На следующей неделе
не получится, но скоро
поговорим, обещаю.
И прости, что поздно, но
спасибо тебе за незабудки!


По доброте душевной миссис Лоран спросила у Винсент, не посылать ли ей фото субботних букетов, которые она забирает, пока Винсент в отъезде, и Винсент согласилась. Вчера вечером миссис Лоран прислала фото незабудок в круглой стеклянной вазе на их кухонной стойке.

Винсент отвечает брату на вопрос: «Как Лондон?». Она пишет: «Прекрасно! Завтра Лидс!»

Она сообщила Тео, что берет с собой в Амстердам «друга», и все. Отложив мобильник, она пытается читать, но все время прерывается: смотрит на воду, наблюдает за людьми и за Лу.

Когда он заканчивает, то возвращается к ней, улыбающийся и немного вспотевший. Кладет ладонь на затылок и целует в губы соленым поцелуем, спрашивает, проголодалась ли она.

Лидс. Вторник, 17 апреля
Еще не рассвело. Рядом со мной Лу: лежит на боку, свернулся калачиком, спит. Маленькая гостиница, где мы остановились, прелестна. Вчера вечером, когда мы приехали, то сели пить чай в саду с курами. Хозяева, милая пожилая пара, живут на первом этаже. Весь верхний этаж – наши апартаменты. Здесь есть огромная кухня и стиральная машина с сушилкой. Мы все перестирали и, сидя на полу, смотрели футбол, складывая еще не остывшие вещи. Лу надел на голову мои трусики, промежностью на лицо – такие уж мальчишки, просто не могут не дурачиться.
На ужин мы ели купленные по дороге салат и сэндвичи. Машину всю дорогу вел Лу. На машине я ехала с ним впервые. Мы арендовали маленький «Мерседес». Серый и быстрый. Лу хорошо водит… Мне нравятся его руки, лежащие на руле. Что за странное у меня отношение к мужчинам за рулем? Раньше я обожала смотреть, как ведет машину Киллиан… эти его предплечья. Что за странное у меня отношение к предплечьям? Что за странное у меня отношение к тому, что эти мои путевые заметки получаются, как у тинейджера?? Ни за что не буду стесняться выражать в этом журнале свои чувства. Иначе в чем смысл?
«Одержимость» ЭТО НЕ «рационально».
Чувства/мысли не всегда разумны.
→ ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ И ПРОСТИ МНЕ ТО, ЧТО Я ДЕЛАЮ, ПОТОМУ ЧТО МНЕ ТАК ХОРОШО И Я СЧАСТЛИВА ←
Вчера мы с Лу вместе принимали ванну – я давно такого ни с кем не делала. Киллиан не любитель ванн, так что у нас такое было лишь несколько раз. Но когда мы только начали встречаться, Киллиан и я всегда принимали душ вместе. Если я собиралась запрыгнуть в душ, а он тоже собирался, то я просто ждала его, чтобы мы могли принять душ одновременно.
Иногда я слишком все это усложняю, а иногда сдаюсь и позволяю всему идти своим чередом, что будет, то будет… даже если это какое-то ужасное решение, о котором буду сожалеть всю оставшуюся жизнь, ну и пусть. Потому что у меня навсегда останутся воспоминания:
Как Лу в ванной целует мои ступни, все в мыльной пене
И как он просит меня перевернуться и лечь на него, чтобы ему было удобно мыть мне голову
Как я стою на коленях перед ним, вода стекает с меня струйками…
И потом узел махрового полотенца на его бедре
После завтрака – музей сестер Бронте. Я буду плакать и плакать без конца.


На вересковых пустошах, где витают духи Кэтрин и Хитклиффа, Винсент раньше не бывала. После посещения музея сестер Бронте и церкви Святого Михаила и всех ангелов они гуляют под серым небом Хоэрта и смотрят на обилие зеленых холмов. В доме Бронте, где работали, писали и жили женщины, которых она так любит и которыми восхищается, Винсент наплакалась, и теперь ее преследует головная боль. Эмили здесь умерла, и обе, Шарлотта и Эмили, похоронены возле церкви. Хотя татуировка полураскрытой розы у Винсент и скрыта одеждой от посторонних глаз, но здесь, в Хоэрте, ее связанные с Бронте эмоции написаны у нее на лице.

Она никак не может отделаться от мысли, что могла приехать сюда вместе с Киллианом. Они должны были сделать это вместе. Она стоит, размышляя, и в душе ее пробуждается целая буря чувств. Будущее, которое могло быть у них с Киллианом при наличии денег и времени, когда они, вырастив детей, могли бы делать то, что хочется. Могли бы объездить весь мир.

Если бы Киллиан рассказал ей о Талли, она бы узнала и полностью приняла его, как своего собственного сына. Колм и Олив тоже. Ей бы не пришлось знакомиться в ним через мейлы тридцать один год спустя.

Винсент старается простить Киллиана за то, что он совершил, но она не продвинулась в этом ни на шаг. Она не злится, а снова обижается, зная, что это чувство мимолетно. Ей нравятся периоды, когда удается забыть обо всем, когда разделяющее их расстояние поглощает нежеланные воспоминания. Имя Киллиана означает «церквушка», и Винсент представляет, что убирает все свои чувства к Киллиану в «церквушку» на другом конце света. Крестится, прежде чем выйти. Хлопает дверкой.

– А обо мне ты в своих путевых заметках пишешь? – Они смотрят вдаль, и Лу прерывает «американские горки» ее мыслей. Винсент устроилась на траве, он присел рядом на корточки.

– Да, пишу.

– Мне нравится думать, что ты там пишешь обо мне. Звучит по-детски?

Лу садится и откидывается назад, опираясь на руки. Небо такое, что готово в любую минуту взорваться дождем, и Винсент наблюдает, подняв голову.

– Pas de tout. Мне совершенно не кажется, что это по-детски.

– Я писал о тебе в журнале… во время наших занятий по журналированию. Я описывал множество новых воспоминаний, которые появились у меня… и тех, которые появились у нас, – говорит он.

Винсент поднимает на него глаза.

– Значит, ты напишешь и об этом?

– Наверное, это я нарисую, – говорит он, кивая на простирающиеся перед ними холмы. – Когда приеду сюда насовсем, а ты уедешь к себе домой, – добавляет он.

– Вот ты всегда говоришь о том, что у нас есть срок годности. А зачем? Мне кажется, мы даже и поговорить толком не можем без того, чтобы ты не поднял эту тему. С одной стороны, ты спокоен и невозмутим, но с другой – тревожишься? Думаешь, я в один прекрасный день возьму и испарюсь без предупреждения? – говорит она, не успев скрыть своего раздражения. И тут же открывает рот, чтобы извиниться.

– Обещай, что не сделаешь этого. Обещай, что в один прекрасный день не возьмешь и не испаришься, и я тебе поверю.

– Конечно, я обещаю. Лу, я бы этого не сделала. Как я могу?

– Ты бы сделала, если бы жизнь как-то потребовала бы тебя назад. Ты планируешь после свадьбы Колма вернуться в Париж? Потому что это и есть дата, на которую я мысленно ориентируюсь… дата, которая, я уверен, все изменит. Потому что там будет Киллиан – прости, что здесь и сейчас поднимаю эту тему. Я не собирался. Просто этих мелочей очень много… например, что в квартире всегда полно цветов от него… я же не могу об этом не думать. Винсент, поначалу у меня не было этого чувства, но теперь есть. – Лу, словно извиняясь, качает головой.

– После свадьбы я возвращаюсь в Париж. У меня с самого начала был такой план. Приехать на свадьбу и вернуться в Париж – эти две вещи я четко спланировала еще при отъезде. Их и преподавание в музее. Все остальное… случилось само.

Он касается ее руки.

Сейчас она будто бы живет в книге Бронте: дикие вересковые пустоши, дикие чувства. Ветер, небо, деревья. Будто бы Бог постепенно добавил драматический эффект иронии, а они не догадались и теперь приходится ждать развязки, что бы там ни происходило.

– Лу, хочешь начистоту? Я бы даже взяла тебя с собой на свадьбу Колма, если бы не опасалась навлечь на себя излишнее внимание. Вот до какой степени я убеждена, что между нами с Киллианом все кончено, – говорит Винсент. Она верит в правдивость своих слов настолько, чтобы сказать их вслух. Она представляет лицо Киллиана, если бы она появилась Нью-Йорке с Лу. Она представляет, как он спросил бы: «Сколько ему, черт возьми, лет, Вин?» на своем ирглише, и щеки его загорелись бы.

– Нет, об этом я не прошу…

– Понимаю, что не просишь! Но хочу, чтобы ты знал. И, кстати… я ревную к Доминик и ее идеальной заднице.

– Это у тебя задница идеальная. И ты думаешь, что ревнуешь к Доминик, лишь потому, что она единственная девушка, про которую я тебе рассказал. А тут муж, с которым прожито больше двадцати лет.

– Я ревную и к Ноэми. Потому что вы вместе творите музыку. И даже не хочу знать, спал ты с ней или нет, честно… и не надо мне говорить, – просит она.

Лу молчит.

Это и есть его ответ, но Винсент и так уже знала. Ее обдало холодком догадки, когда она впервые увидела Ноэми на сцене.

– Это было давно, да? – спрашивает она.

– Ты же сказала, что не хочешь знать и чтобы я тебе не говорил.

– Когда?

– Ну, года три назад. Всего один раз, мы оба были обкуренные. Она потом встречалась с Аполлоном. И сейчас почти постоянно с ним, – говорит Лу. – Кстати, с моей стороны ноль сложных чувств. Лишь ночь, когда мы оба накурились лишнего и наделали лишнего. Аполлон и не знает, потому что это неважно. Но она друг… и мне небезразлична. Но не в этом смысле. Совершенно не в этом, – указывая на себя и Винсент, говорит Лу.

– Аполлон с ума сойдет, если узнает?

– Да, ему это не будет давать покоя, даже несмотря на то, что в то время он был с другой девушкой. Просто у него такой характер. Он мне близкий друг, даже брат. И я все ему рассказываю. Кроме этого.

– Но понимаешь, Ноэми об этом думает, когда вы где-то вместе. Смотрит на тебя и думает… «У меня с ним был секс». То есть… я вот так думаю, – говорит Винсент.

И ей это нравится. Она так делала, когда они были в музее и в церкви. Она так делала, когда он читал имена на надгробных плитах и думал о том, что наступит день, когда они оба тоже умрут, но не сейчас, поэтому надо продолжать жить. А она подумала о вечере накануне, когда они засыпали голые. Он обнимал ее сзади. Потом потянулся и легко коснулся ее груди, потер сосок большим пальцем, лишь потому что они в одной постели. Лишь потому, что знал: ей это нравится. Лишь потому, что мог.

– Вообще-то я так думаю о тебе, да, – смеясь, говорит Лу. – Но не о ней.

– Хотя ты бы все равно не признался мне, даже если бы и думал о ней.

– О\'кей, наверное, нет, но все равно не думаю.

Он кладет ладонь ей на щеку. Они Кэтрин и Хитклифф. Они Джейн и Рочестер. Они Гилберт и Хелен в романе «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла». Духи сестер Бронте в этих пустошах витают над ними. Она взбудоражена, чувства разыгрались в крови, а Лу целует ее медленно и страстно, так что ей не составляет труда забыть, где они и кто она, а чувства среди зеленых холмов неистовствуют и накаляются добела.

5

В Котсуолдсе Лу знает все магистрали и достопримечательности – ведь он вырос в Англии. Он показывает Винсент симпатичные места, куда часто ездила его семья, когда он был ребенком. Лавандовую ферму в Сноухилл, которую так любит его мама, пронизанные романтикой булыжные мостовые, будто сошедшие со старой картины. Они едут мимо приходской церкви Святого Иоанна Крестителя и делают остановку в Касл Комб – выпить чаю со сливками и булочками.



До Бата они добрались быстро, и у них осталось время до ужина погулять по мосту Палтни. Пока они ехали из Лидса, шел дождь, а когда добрались до Чиппенхема, выглянуло солнце. Бат утопал в золотых лучах.

Лу рассказывает, что, когда он жил в Англии, он отрывался здесь с друзьями. Как они садились в автобус и приезжали сюда на уикенд. Бат – модное место: здесь любят устраивать девичники накануне свадьбы или играть в азартные игры, почти как было в те времена, когда Джейн Остин в своих книгах отправляла всех в этот город. Когда они проходят мимо одного из домов, где жила Джейн, Винсент подходит к ступенькам и кладет ладонь на кичащуюся этим вывеску.

По пути обратно в гостиницу они минуют закусочную, торгующую жареной курицей навынос, и решают, что на следующий день это будет их ужин. Есть неподалеку и магазинчик с джелато, которое хочет попробовать Винсент. И булочки «Сэлли Ланн», о которых она так много слышала. По вечерам здесь устраивают пешую экскурсию-комедию, и Винсент уверяет, что они просто обязаны туда сходить, так как она никогда не слышала о пешей экскурсии-комедии и понятия не имеет, что это такое.

В вечернее время их гостиница напоминает бумажный фонарик – в высокопрочных оконных стеклах обманчиво мерцает свет. Он здесь другой, как другой он и в Париже. В Штатах такого света Винсент не найдет.

Она в платье с запáхом, мешковатом кардигане и «биркенштоках». Лу надел рубашку с пальмовыми ветками, черные джинсы и пару белоснежных кроссовок Stan Smith, которых Винсент раньше на нем не видела. Явное влияние Батиста. Она мысленно усмехается, представляя как Батист, известный модник, помогает Лу покупать одежду и обувь.

– Ты связывался с Батистом? – спрашивает его Винсент. Лу сидит напротив, читает меню. Винсент пьет вино, и они уже заказали лепешку с розмарином, хумус и оливки «белла ди чериньола».

Ресторан забит парами и группами людей, сидящими в задней части за длинными столами. Лу обводит их взглядом.

– На днях он прислал сообщение, где спросил, хорошо ли мы проводим время, – переведя на нее взгляд, ответил он.

– И ты, разумеется, ответил, что проводишь время ужасно. Кошмарно.

– Ну да. Я написал, что хуже некуда, – улыбаясь, подыграл Лу. – А ты с ним не общалась?

– Он прислал мне сообщение, когда мы были в Лондоне, и я ответила. Но больше нет.

– У тебя, что ли, потребность за всеми поспевать? Что-то вроде материнского инстинкта? – интересуется Лу, но в этот момент к ним за заказом подходит официантка. Он просит, чтобы Винсент заказывала первой.

– Мне, пожалуйста, куриные скалопини. Спасибо, – говорит Винсент.

– И мне тоже, пожалуйста, – обращается Лу к официантке. – Это выглядит лучше всего, – заверяет он Винсент. Официантка забирает меню и сообщает, что их закуски уже почти готовы.

– Материнский инстинкт? Ты думал, я проглочу это только потому, что нас официантка перебила? – после ее ухода говорит Винсент.

– Ах, Ви, я не имел в виду ничего плохого. Наоборот, это в хорошем смысле. Ты умеешь заботиться о людях.

Ви. Обычно Лу зовет ее Винсент или каким-нибудь шуточным прозвищем. Реже Вин. Это больше Киллиан. Винсент нравится, когда Лу зовет ее Ви. Ей нравится смотреть, как он пьет вино и окидывает ресторан взглядом. Ей нравится, что, когда к ним подошла официантка, он, как настоящий джентльмен, повел рукой в сторону Винсент. Что он отодвинул ей стул. Что его взгляд в упор бывает таким пронзительным, что ей приходится отводить глаза.

Это и называют одержимостью?

Наблюдая за ним – за его пальцами, его сильными красивыми руками, – когда он ставит бокал на стол, она мысленно говорит oui.

– Когда речь идет о моих детях, у меня просыпается материнский инстинкт. У меня он есть. Я мать! Разве я не сообщила тебе об этом еще в октябре? – спрашивает Винсент. Ей необходимо обязательно, где бы она ни находилась, быть в постоянной связи с детьми, она вступила в переписку с Талли, написала Шивон… Ладно, пожалуй, бывает так, что право сохранять целостность мира мужчины предоставляют женщинам. Да уж, точно предоставляют. И женщинам это чертовски хорошо удается.

– Я всего лишь имел в виду… ты, наверное, переживаешь обо всех, кто остался в Париже? И о тех, кто дома? И это отвлекает тебя от жизни в настоящем моменте и наслаждения им? – Лу подается вперед и складывает ладони гнездышком, приглашая ее вложить туда свои руки. Она так и делает. Официантка возвращается с хлебом и оливками на деревянной разделочной доске. Они разнимают руки и откидываются назад. Лу благодарит официантку.

– Нет! Я наслаждаюсь, честно. Я бы и телефон выключила вообще, если бы сообщила детям, что уехала из Парижа.

– А ты рада, что не сообщила? – прожевав, интересуется он.

– Думаю, что сообщу, наверное… в конце концов. Они у меня стойкие, – говорит она, в душе жалея, что еще не рассказала Лу о «Полураскрытой розе», чтобы сейчас можно было говорить о том, как жизнерадостно дети восприняли информацию о Талли. Этот разговор с Лу пришпилен где-то в будущем, как и разговор, который у нее состоится с Колмом и Олив о нем – состоится ли он и когда?

– А ты бы рассказал про меня родителям? – спрашивает Винсент.

– Так я уже рассказал.

– Что именно?

– Что у меня кто-то есть. Что ты американка, тебе сорок четыре и у тебя двое взрослых детей, – кивая, говорит Лу.

– А раньше у тебя были женщины старше тебя? По правде говоря, не понимаю, как это я раньше тебя не спросила, – говорит Винсент. Она решила, что она первая, но может быть, нет? Не забыла ли она спросить, потому что не хотела знать? Мозг втихаря вел закадровую оборону?

Наверное.

– Я не смотрю на тебя как на «женщину старше себя». Что это вообще значит? – спорит Лу.

– Именно то и значит. Старше, чем ты. Женщина, а не мужчина.

– Я встречался с женщинами старше себя. А… мужчины меня не интересуют. – Рассмеявшись, Лу кладет в рот оливку. И некоторое время не убирает кончик большого пальца с губ.

Да, это и называют одержимостью.

– Старше на сколько?

– Ей было около тридцати пяти. В начале прошлого лета. В Испании.

Лу рассказывал ей, что в июне прошлого года ездил с Аполлоном в Испанию. Как раз, когда она за месяц до выхода книги Киллиана беззаботно трудилась на художественных выставках, Лу находился в Барселоне и крутил роман с женщиной тридцати с небольшим лет.

– А, muy bien[112]. Что у вас было?

– У нас все продолжалось совсем недолго… а потом мне настало время уехать.

Лу рассказывает ей, что женщина была из Валенсии и приехала с подругами в отпуск, в честь победы над раковой опухолью после тяжелых лет лечения.

– Подруги сподвигли ее подойти ко мне на пляже и признаться в любви. Она это сделала. Потом мы зашли выпить и… ну, было весело, – говорит он.

– Как ее звали? – спрашивает Винсент, немного ревнуя, но в то же время, к своему удивлению, она с удовольствием представляет Лу, загоревшего на испанском солнце, в образе Избранника той женщины, которая проживала восхитительный отпуск под лозунгом «я выжила».

– Она сказала, что ее зовут Эсперанса, но это было не так. Мы решили воспользоваться вымышленными именами. Я был Люк. Поэтому, если взять ее, Ноэми и Доминик, получается, что ты официально знаешь обо всех моих распутных шашнях, – говорит он, и при свете свечи видно, что он немного краснеет. Это так мило, что Винсент хочется схватить его в охапку и поцеловать, но она этого не делает. Просто съедает кусочек хлеба и наблюдает, как официантка расставляет еду на соседнем с ними столе.

– Я не сказала, что ты распутник! Но мне нравится, что ты выбрал это слово. Даже вдохновляет.

– Не стоит благодарности.

– У меня есть немного похожая история… Когда я училась в университете и с группой студентов на несколько недель поехала в Италию, то оказалась в поезде, следующем из Флоренции в Венецию. В Болонье в вагон зашел парень, который сел рядом со мной и через какое-то время предложил поменяться «Уокмэнами»[113]… ты ведь знаешь, что это?

Лу со смехом кивает.

– Я согласилась, и мы поменялись. Ехали и слушали кассеты друг друга. Я обменяла у него Стиви Никс на Ричи Хейвенса, мы немного поболтали. У него осталась моя кассета, у меня – его. Ему было выходить на остановке в Падуе, а я ехала дальше. Мы немного пофлиртовали. Когда до станции оставалось ехать минут пять, он взглянул на мои губы, спросил, можно ли меня поцеловать, и я согласилась. Он сказал, что заключил с друзьями несколько пари, по одному из которых надо было поцеловать в поезде первого встречного. Мы целовались, наверное, полных пять минут, и когда поезд остановился, я встала и обняла его, и он ушел навсегда. Я даже не спросила, как его зовут. Он мог про пари вообще все выдумать… мне было все равно.

– Как он выглядел?

– Он был темнокожий, с темными кудрявыми волосами и зелеными глазами… у него была цепочка с амулетом в виде скарабея, – коснувшись ключицы, говорит Винсент. – Надо же, я очень долго о нем не думала, – заканчивает она, и все, что она помнит о том дне, возникает перед глазами. Как она боялась ехать на поезде одна, но все-таки поехала и как это подняло ее самооценку. Как она в состоянии транса добралась до Венеции и долго не могла забыть мальчика из поезда. Как он сказал, что ему нравятся ее серьги – она их сама сделала. И как его поцелуй на вкус был как кофе и шоколадные сигареты.

– Чудесная история, – замечает Лу.

– Твоя тоже. Романтичная. Ты когда-нибудь вспоминаешь ту женщину?

– Временами. Но кем бы я действительно хотел быть, это тем парнишкой из поезда.

– Поцеловать меня и расстаться навсегда?

– Нет, конечно, но тот парень в моих глазах чего-то стóит. Уважаю.

– Что, если я скажу, что у меня еще случился совершенно бездумный одноразовый секс в последнюю ночь в Италии, но… думала я все время только о мальчике из поезда?

– Вот видишь! Я же сказал, что он чего-то стóит.

– У тебя та же энергетика. Ну то есть, это понятно, – добавляет она. Они едят. – Значит, твои родители знают, что ты сейчас здесь и со мной? – спрашивает она.

– Не то, что я здесь, в Бате, но знают, что я поехал с тобой, да. И Лизетт знает. Я был так воодушевлен, что все им рассказал, – вытирая пальцы о салфетку, лежащую на коленях, говорит Лу. – А чего прятаться? Ты, может, и держишь меня в секрете, а я тебя – нет.

Винсент молча смотрит, как Лу убирает за ухо один непослушный локон.

Брайтон. Воскресенье, 22 апреля.
Мы остановились в «Гранд-Брайтон». Здесь в восьмидесятых ИРА[114] хотели взорвать Маргарет Тэтчер, их план провалился, но несколько человек все же погибли.
Бомба была снабжена таймером…
…Я теперь часто подумываю о таймерах.
Как мы все снабжены таймерами…
…Все мы и все вокруг нас с момента зачатия, так ведь?
Как это утомительно.
День сегодня унылый… наверное, поэтому я много копаюсь в себе. Сейчас я на балконе с видом на воду. Океан мрачный и беспокойный, как и небо над ним. У нас огромная комната, я бы однозначно прожила бы здесь больше, чем запланированные два дня.
Завтра утром уезжаем в сторону Эшфорда, где находится железнодорожный вокзал. По пути мы остановимся у меловых утесов Севен-Систерс в Восточном Суссексе. Мне о них рассказал Лу, они потрясающие. В эшфордской гостинице тоже есть сад и куры. Обожаю маленькие гостиницы. Могла бы просто в них жить. Так тепло и уютно, как в детской книжке!
Из Бата уезжать мне не хотелось. В предзакатный час он великолепен.
В тот вечер, когда мы брали еду навынос, я увидела мужчину такой красоты, какой никогда в жизни не видела. Лу со мной согласился! Судя по виду, мужчина был с Ближнего Востока. Похож на принца. Он вышел из маленькой дорогой машины с еще одним парнем, тоже довольно красивым. Они стали делать заказ, когда мы уже уходили, а оказавшись на улице, Лу спросил меня: «Ты видела там парня… какой красавец?» Мне нравится, что Лу из тех мужчин, которые могут другого мужчину назвать привлекательным. Возможно, это не составляет ему труда, потому что он сам красавец? Хотя он из тех, кто, судя по всему, не осознает, насколько красив. В Париже полно красивых людей… наверное, для него в этом нет ничего необычного.
Лу тоже похож на un petit prince[115], честное слово. Звучит банально, если скажу, что люблю смотреть на него, но – ах, как я это люблю…
На пешей экскурсии-комедии было весело. К нашему восторгу, она оказалась именно такой, как мы и ожидали. Проводивший ее парень был по-настоящему остроумен, и, пока мы ходили по этим забавным улочкам, наш смех эхом отзывался по всей округе. Мы общались с парой из Нью-Йорка и еще с парой из Уэльса. Я люблю значимые разговоры ни о чем (оксюморон?), когда удается поймать восхитительный проблеск чьей-то реальной жизни. Французы, может, и не заставляют себя участвовать в беседах ни о чем так, как это делают американцы, но я не перестаю удивляться, каким количеством информации люди готовы делиться.
Пара из Уэльса рассказала нам, что год назад они подумывали о разводе, но решили остаться вместе.
Пара из Нью-Йорка оставила маленького ребенка с бабушкой в гостинице, и мать все время заглядывала в телефон, нет ли сообщений.
Я никогда не забуду:
Прекрасных принцев в той сверкающей белизной экстравагантной машине
волосы валлийки, темно-рыжие, как яблоки «черный Арканзас»…
ньюйоркца в темно-синей бейсболке «Янки»
Все это я особенно запомню потому, что знаю: путешествуя, не видишь «настоящей жизни».
Для меня это магия.
Все пороговое, переходное, и пространства здесь тоже пороговые → Гостиницы. Лифты. Вокзалы. Прокатные машины. Всем им не суждено продолжаться.
Миссис Лоран прислала мне фото розовых и красных ранункулюсов, доставленных от Киллиана накануне. Я отправила ему сообщение с благодарностью, и он в ответ еще раз попросил о звонке или видеозвонке. Я не знаю, что с этим делать. Что именно я решу, не так уж важно, но я подумываю назначить ему день в следующем месяце, когда вернусь в Париж, чтобы мы поговорили с видео. И пусть недоумевает, почему я откладываю разговор, мне все равно.
Олив очень активно готовится к итоговым экзаменам, но все-таки прислала милое селфи и сообщила, что получила от меня корейскую коробочку для снэков. Колм работает с новым режиссером, которого обожает, над фильмом, задуманным в прошлом году. Я за него ужасно рада!!! Оба как ни в чем не бывало общаются с отцом. У них нет причин прекращать общение, но я все равно периодически проверяю, на всякий случай. Колм и Талли регулярно обмениваются сообщениями, и это замечательно.
Сейчас, на этом балконе, я вполне довольна: передо мной шумит океан, мимо проносятся машины. Лу где-то у воды, катается на доске. Я осталась здесь, приняла ванну и почитала «Bonjour tristesse»[116]. Потом вышла сюда и села писать. Пытаюсь представить, какой буду через год (устанавливаю таймер!)… через пять лет… когда прочту эти слова. Интересно, будет ли мне казаться, что прошла целая жизнь, или мало что изменится?
Где будет Лу? Не хотелось бы терять его из виду, нет.
Но я, наверное, слишком многого хочу?


По дороге в Севен-Систерс Винсент получает сообщение от Агат.

Salut, ma belle![117] Понятия не
имею, где ты сейчас, но спешу
тебе сообщить: к Джиджи
в «Ситрон Клэр» заходила
стилистка Зиллы, и ей ужасно
понравились твои серьги!!!
Она их много накупила.
И еще бусы. Подробности потом!
Рада, что Gideon 7000
на перерыве, да? MDR.
Привет Лу и наилучшие
пожелания!


– Кто такая Зилла? – спрашивает Винсент у Лу.

Он за рулем, справа от нее, и для нее это все еще непривычно. Пластырь на его локте – свежая травма от скейтбординга. Накануне он вернулся в «Гранд-Брайтон» с окровавленной рукой, и Винсент, усадив его на крышку унитаза, заклеила рану.

– Зилла? – переспрашивает Лу.

Машина едет вдоль воды, Винсент смотрит на океан. Они минуют указатель с названием города. Ей очень нравится, когда встречаются длинные и очаровательные характерные названия. Многие включают в себя предлоги «на» и «над», точно определяя, где находятся эти города. Некоторые названия она помнит по карте Северной Англии: Ньюкасл-апон-Тайн, Стоктон-он-Тис. А есть и такие милые, от которых Винсент приходит в полный восторг: Падлтаун, Флитвик и Хамби. Пиклскотт! Ханиботтом!

Они только что проехали Солтдин и двигаются в сторону Ист-Дин и Берлинг-Гэп.

Винсент вслух зачитывает для Лу часть сообщения Агат.

– Великолепно. Да, просто замечательно. Зилла – очень популярная восходящая поп-звезда. Вообще-то уже не восходящая. Просто очень популярная. Ты, наверное, видела афиши с «З»? Они повсюду, – говорит Лу. – Отличные новости! – улыбаясь ей, добавляет он.

Винсент смутно припоминает, что когда-то на прогулке видела огромные афиши с буквой «З» и женщиной, но ничего конкретного вспомнить не может.

– Если она разместит в соцсетях что-то о твоих серьгах, твой магазин взорвется, поверь мне. Тебе придется расширять студию, – говорит Лу.

– Ой! Ну, это же отлично, – говорит Винсент. Радостное волнение! В ее ответном сообщении Агат множество «вау» и просьба передать благодарность Джиджи.

Сейчас мы едем в Севен-
Систерс! Ночь в Эшфорде.
Нет, в Gideon 7000
не нуждаюсь. Лу 7000
работает хорошо.;)
Давай положим конец
этому нелепому разговору.
ПРЯМО СЕЙЧАС. Biz.


Эшфорд. Понедельник, 23 апреля
Мы дали имена двум местным цыплятам, Тикка и Масала[118]! Хохотали, не могли остановиться. Так глупо! Как же я люблю хорошие и глупые шутки. Мне кажется, что здесь люди смеются больше, чем в США. Я и в Париже это заметила. И не только чаще, но и громче. Мне кажется, что в целом здесь люди радостнее или хотя бы свободнее выражают радость… но я не ломала над этим голову. (Пока.)
Радостнее ли мне? До всего этого я была вполне счастлива дома!
Но здесь я СЧАСТЛИВЕЕ?
ДА?
Не знаю.
У меня глубокий ПМС, так что выпить чай в английском саду и посмеяться над милыми цыплятами было верхом блаженства. Там, где заканчивается территория гостиницы, стоят скамейки, и оттуда видны катящиеся по зеленым просторам поезда. Утром мы сядем в один из них и поедем в Париж. Там мы возьмем напрокат «Ситроен» и отправимся ночевать в Лион.
Севен-Систерс – это что-то ГРАНДИОЗНОЕ. Белые скалы! Прибой! Я сделала сотни фотографий. Внизу у воды было довольно много народу, но по крутой тропинке на гору, откуда открывается лучший вид, забирались немногие. Туда мы и пошли. Наверху устроили пикник. Перед приездом мы купили сэндвичей с индейкой и помидорами. Поделили на двоих салат из шпината и бутылку персиковой газировки. Мы оба буквально помешались на одном диетическом печенье с черным шоколадом. Покупаем его на каждой остановке!
Эта гостиница в Эшфорде во многом похожа на ту, что была в Лидсе. Огромные апартаменты со стиральной машиной и сушилкой. Мы опять устроили стирку. В последние месяцы мы с Лу много вместе готовили, но сейчас уже вполне ведем совместное домашнее хозяйство → стирка, готовка, мытье посуды.
Сейчас он крепко спит рядом со мной. У нас был секс, и он очень быстро заснул… как мило. Я просто не могу не гордиться тем, что выматываю его. Если мы спим в одной постели и не занимаемся глупостями, значит, у меня спазмы и кровь. (Он был не прочь и тогда, как он сам сказал. Но я против! Очень уж неопрятно, и мне хочется лишь покоя и спать.)
Мне и от Киллиана в такие дни никогда не требовалось физического внимания. Он очень ласков и бескорыстен в постели.
Вчера, когда я была с Лу, мне почему-то вспоминались мелочи про Киллиана.
Например:
Что именно он делает со мной во время секса
Как именно он пахнет ночью
Я всего этого не забыла.
Я не была с Киллианом девять месяцев, но мы так часто общаемся, что срок не кажется таким уж длинным.
Мне действительно интересно про него и Ханну… Мне интересно, было ли у него что-то с Ханной. Не только секс, но целовались ли они, насколько они вообще сблизились? Сильно ли флиртовали? Не знаю. Не думаю, что она в его вкусе, но не уверена, что мужчина в такой ситуации, как у Киллиана, вообще будет сильно избирателен.
Меня рядом нет, а он нормальный мужчина.
Он становится напряженным и ворчливым, если остается без секса больше, чем на четыре дня. А в университете… каждый день… это было чем-то вроде Нашей Фишки. Как было у нас с Киллианом в университете, так сейчас у нас с Лу.
Вчера вечером Лу все повторял: «Ты такая теплая, ты такая красивая. Почему ты такая теплая? Почему ты такая красивая? У тебя идеальное тело». Он был как в трансе. Он обожает быть вот так близко и поклоняться каждому моему сантиметру. Он чувствителен… в смысле чувственности… то есть ОБОЖАЕТ все трогать руками.
Киллиан тоже бывает таким, но я очень стараюсь, насколько это возможно, избегать сравнений между ними, потому что в моем сознании они живут на двух совершенно разных планетах.
Через семьдесят пять дней я буду в НЙ.
В данный момент я понятия не имею, к чему все это приведет и чем закончится, ни с одним, ни с другим…
…но именно в эту секунду, когда все это пишу… мне это знать необязательно…
«Let the Mystery Be» в исполнении Айрис Демент. Пусть остается тайна.


На вокзал Винсент и Лу приезжают рано. Солнце только взошло. Купив кофе, они находят хорошие места и ждут. Внизу у винтовой лестницы стоит женщина и громко просит помочь ей с посадочным талоном. Говорит она в основном на языке, который Винсент не знает, а Лу считает исландским. Винсент поняла, что язык из группы германских, но больше склонялась к шведскому или норвежскому. Женщина просит все громче, и Винсент становится не по себе, ею овладевает плохое предчувствие. Будь она в Штатах, она бы готовилась к тому, что кто-нибудь откроет огонь, ведь американцам нравится решать мелкие проблемы с помощью оружия.

Винсент делает все, чтобы не обращать на женщину внимания, и, наконец, человек в форме, спустившись по лестнице, делает попытку успокоить ее. Через какое-то время у него это получается, и ее провожают в другое помещение. Винсент представляет, как бы она чувствовала себя вдали от дома, если бы не знала, на какой поезд сесть и куда ехать. Она мысленно молится за женщину, чтобы та благополучно добралась домой. Вспомнив наблюдавшую за ними плакавшую женщину из поезда до Лондона, она молится и за нее тоже. Чтобы наладилось то, что было причиной ее слез.



Винсент и Лу пьют кофе и тихо разговаривают. У нее на коленях лежит книга «Bonjour tristesse». Лу сидит в телефоне. А когда подходит время посадки на парижский поезд, он вскакивает и, цокнув языком, хватает багаж.

– On y va. Нас ждут приключения! – говорит он, с улыбкой катя чемоданы.

6

– Вот теперь, когда ты меня знаешь, как считаешь, со мной легко сблизиться? Или трудно? Киллиан иногда называет меня мучительницей чувств, – спрашивает Винсент.

В номере их лионской гостиницы две высокие стеклянные двери, которые открываются на балкон. Там стоит столик и два стула. Они сидят, завернувшись в тонкие хлопковые одеяла, пьют чай и курят одну сигарету на двоих. Внутри по телевизору идет футбольный матч, громкость небольшая, и Лу едва улавливает, что там происходит. До этого они сходили поужинать, а потом – к собору Святого Иоанна Крестителя. Купили карамельное джелато с морской солью и ели его, глядя на огни, танцующие на поверхности реки Соны.

Когда она отдает ему сигарету, кончики их пальцев «целуются». Винсент думает о том, что в кино во время этой сцены была бы пауза и полумрак.

– Ты мало рассказываешь о Киллиане, – продолжая курить, говорит Лу. – Правда, в твое оправдание скажу, что, помимо базовых вопросов, я особенно и не интересовался, – невозмутимо добавляет он.

На ее вопрос он не ответил.

Она смотрит вдаль, слушает шум улицы: двигатели автомобилей, разговоры, резкий звук велосипедного звонка.

– Я расскажу тебе о нем побольше, когда захочешь, – говорит Винсент.

Но даже не знает, с чего начать.

В конце девяностых он сделал мне кофе-мокко, и я влюбилась по уши. Вот так просто. Он красивый и талантливый. Обаятельный. Его слова рвут меня в клочья.

– Я знаю, что расскажешь.

Она дает обоим фразам отстояться.

– Агат и Батист любят хвастаться тем, как хорошо они меня знают. Я действительно довольно быстро сблизилась с ними, обычно это у меня занимает больше времени, – говорит Винсент.

Вдали слышна сирена «скорой», она крестится. Лу тоже крестится и смотрит на нее с легкой грустной улыбкой. Это так важно, что он тоже так делает, будто это их совместное решение, хотя они его и не принимали.

– Я не думаю, что с тобой легко сблизиться, но и не считаю тебя мучительницей чувств. Что-то не похоже, чтобы этим определением Киллиан мог расположить тебя к себе.

– Ну, он называл меня так, только когда мы ругались.

– Само собой, мне нравится, какая ты. Нравится, что ты сложно устроена. По той же причине я предпочитаю джаз и электронную музыку… другим жанрам, – говорит он.

Винсент берет сигарету, делает последнюю затяжку и тушит ее. Наливает в чашки еще чая, Лу подносит свою к губам.