Антон смотрел на него сквозь дымную завесу и совершенно искренне не понимал, на что намекает этот въедливый Корнейчук.
– У меня другие данные, – отрывисто, заговорил Стас. – Чтобы ты, да безвозмездно… Где ж это видано?! Не смеши! Ты единственный, кто ей мог помочь, больше обратиться бедняжке было не к кому. Иначе мама умрет. Такая нехитрая диспозиция. И ты воспользовался ее безвыходностью по полной.
– На что ты намекаешь? – прищурился Антон, стряхнув пепел в хрустальную пепельницу. – Говори конкретнее.
– Какие уж тут намеки! Ты прямо дал ей понять, что выход у нее один – через твою постель. Других вариантов не просматривалось.
– Да ну, – притворно удивился бородач, затушив сигарету. – Ай, как интересно! Какой же я эгоист! А еще в партию вступил… Райкомом комсомола руковожу. Какая же я сволочь!
Стас вновь заговорил:
– У тебя все обставлено так, что не подкопаешься. Хочешь конкретики – получи. Ты отправил Макса на север области на два дня, позвонив от имени папы главреду «Молодой гвардии». Возможно, звонил папа, не ты, но это дела не меняет. Ты сам во время застолья проговорился, что такая практика существует, не увиливай. Разумеется, вы оба – и ты, и Лена – держали язык за зубами. Только шила в мешке не утаишь.
Антон тяжело поднялся, направился к двери:
– Похоже, без Макса нам не прийти к общему знаменателю. Ты уже для себя, вижу, все решил, и моих аргументов тебе мало. Пусть журналист сам нас рассудит, ты согласен?
Стас почувствовал себя туристом, сплавляющимся по бурной горной реке на плоту, который вдруг стал распадаться на отдельные бревна. Он был не готов к такому повороту событий, но виду не подал:
– Валяй! Зови его.
– Макс, – рявкнул Антон, открыв дверь. – Можно тебя на минуту?
Импровизация на пьяную тему
Стас видел, как сложно журналисту передвигаться без посторонней помощи. Пока он добрался до кухни, казалось, прошла целая вечность. Впрочем, для человека, потерявшего не так давно жену, это было вполне допустимое состояние.
– Что с-с-случилось, др-руги? – кое-как сформулировал вопрос появившийся в кухне Макс. В следующий момент ноги его подкосились, и он рухнул прямо на хозяина дачи. Кое-как совместными усилиями им удалось посадить Седых на табурет.
Антон, привычно теребя бороду, попытался изложить почти невменяемому однокласснику суть вопроса:
– Вот Стас утверждает, что я когда-то устроил твою тещу на операцию… И за это потребовал… ни много ни мало…
– Прекрати, – оборвал его Стас. – Ты не видишь, что он не в состоянии давать показания? В любом суде его бы до зала не допустили, а ты сейчас хочешь…
– А что делать? Надо же как-то мое честное имя…
– Оставим твое честное имя в покое, не боись. У меня есть еще вопросы. А пока потерпи пару минут.
Стас помог Максу выйти из кухни. Он уже хотел усадить журналиста перед телевизором, как вдруг почувствовал недюжинное сопротивление и горячий шепот в ухо:
– Поднимаемся по лестнице, спокойно, поддерживай! За нами следят, подыграй. Все натурально чтоб выглядело!
Стас мгновенно включился в игру журналиста:
– Эк ты нажрался-то, Максик, однако! Надо мне помогать убийцу искать, а ты…
Макс в ответ прогудел нечто нечленораздельное.
Кое-как они доковыляли до комнаты журналиста. Когда дверь за ними закрылась, «пьяный» мгновенно протрезвел, преобразился, опьянения как не бывало.
– Запомни, ты как будто уложил меня в кровать, – вполголоса затараторил он, – прямо в одежде, наискосок, как мертвую Ленку. А сам вернулся. Сейчас возвращайся, если задержишься, будет подозрительно, Стас, давай, по-шустрому!
– Ты проводишь свое следствие? – спросил потрясенный Стас. – Что-то я не пойму. Зачем нужна эта инсценировка?
– Запомни, – словно не услышав вопроса, вполголоса пояснил журналист. – Пощечину Жанке залепила Валентина. И неслабую. Сам видел. Но это пока всё, что я могу сообщить. Всё, давай выметайся, с пьяным не о чем разговаривать, в темпе, в темпе…
Стас не верил своим глазам: перед ним на кровати сидел абсолютно трезвый журналист и давал указания. Как ему это удавалось?
Сыщик решил, что не уйдет, пока не выжмет из ситуации максимум информации:
– А по поводу операции на сердце у тещи?
– Лучше не вспоминай, и у Антона не спрашивай. Все быльем поросло. Мы уже разобрались, я ему челюсть сломал за это в свое время. Он с тех пор бородатым ходит. С него хватит. Всё, шагай, Стас, огромное спасибо. А то я не знал, как мне в постели оказаться. С твоей помощью вроде натурально получилось.
Стас уже взялся за ручку двери, когда сзади услышал что-то типа: «Запомни, мы на связи гарант…» Макс не мог говорить громко, так как сыщик уже открывал дверь, за которой были чужие уши.
Может, ему послышалось? Если журналист хотел сказать, что они гарантированно на связи, то как-то странно сформулировал.
За считаные секунды, пока Стас спускался обратно по лестнице, он так и не понял, что хотел сказать напоследок журналист. Может, предупредить хотел о чем-то? Но о чем?
Антон по-прежнему курил на кухне, Жанна с Лёвиком смотрели телевизор, где знаменитый дуэт Аль Бано и Ромины Пауэр исполнял свою уже изрядно надоевшую «Феличиту».
Секретная кнопка
Стас не помнил, на чем конкретно был оборван разговор с Антоном – так его вывел из равновесия трюк Макса, – но бородатый хозяин дачи сам вернулся к прерванной беседе.
– Интересно получается, – брюзжал он, – прозвучало обвинение, оправдаться мне не дали… И что? Как будто ничего и не было, едем дальше? Да ты орел, как я посмотрю.
Стасу стоило нечеловеческих усилий, чтобы не провести апперкот в бородатую челюсть говорившему, но он сдержался. Хватит с него перелома челюсти в недавнем прошлом.
Поскольку вопрос с Максом как бы отодвинулся на неопределенное время, сыщику ничего другого не оставалось, как идти ва-банк.
– Хватит рефлексий на сегодня! – процедил он сквозь зубы. – Сыт ими по горло! Я знаю точно, что кто-то пытался недавно вскрыть вашу дачу. Ты установил, кто это или нет? Это важно.
– Да? – раскрыл от удивления рот Снегирев. – И откуда такие сведения? У меня таких сведений нет.
– Что ж, тогда я пойду сейчас и нажму на кнопочку под подоконником, а потом посмотрим, каков будет результат, – с этими словами он развернулся и направился с кухни прочь, чеканя на ходу каждое слово, – Аплодисментов, правда, не гарантирую, но все точки над i встанут сами собой.
Обернувшись на выходе, он увидел, что произнесенные им слова стерли ухмылку с лица хозяина дачи, он помрачнел на глазах.
– Стой! Сыщик хренов! – прошипел угрожающе Антон. – Зайди на кухню и закрой дверь! Быстро! А то орешь на весь дом!
– Мне скрывать нечего, у меня жену убили!
– А мне есть что, – в тон ему огрызнулся бородач. – У меня жена пока жива! Короче, так… Тебя устроит такой ответ, что эта кнопка не имеет никакого отношения к тому, что здесь происходит?
– Нет, не устроит, – стоял на своем Стас, сжимая кулаки. – Еще одно слово мимо кассы, и я тебе повторно сломаю челюсть, как Макс когда-то. Борода не спасет! Хочешь?
Услышав грозную тираду, Снегирев рефлекторно схватился за челюсть, что для Стаса явилось лучшим доказательством, что он на верном пути.
– Что я должен делать? – миролюбиво поинтересовался Антон.
– Ты должен ответить на все вопросы. Рассказать всё! Как на духу!
– Хорошо, – мотнул головой Антон. – Черт с тобой. Видит бог, не хотел я это говорить, но ты припер меня к стенке! Только вряд ли тебе это понравится. Да, было у нас с Ленкой пять лет назад. Но, если хочешь знать, она сама мне переспать предложила… За то, что запишу ее матушку… без очереди в Горький на операцию.
– Врешь! – вскипел Стас. – Сейчас на покойницу можно всякую гадость повесить! Не могла это она тебе сама предложить!
– Вот тебе крест! – рыкнул хозяин дачи и тут же перекрестился.
Видеть рьяного комсомольского вожака, осеняющего себя «животворящим» крестом, сыщику еще не приходилось. Он даже растерял все свои заготовленные аргументы и в первую минуту после увиденного не мог произнести ни слова.
– Ты сейчас можешь вешать мне лапшу на уши, – наконец протянул он, чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу, – ведь опровергнуть твои слова некому.
– С какой стати мне на нее сейчас наговаривать, – бородач с прищуром взглянул на бывшего одноклассника, – если нас никто не слышит, если челюсть, как ты говоришь, сломана, стреляет от резких движений и никакой выгоды мне с этого нет?! Подумай сам, Пинкертон!
– Ладно, проехали, – махнул рукой Стас, намереваясь на досуге крепко поразмыслить над услышанным. Сейчас же времени терять было нельзя. – И Макс с тобой разобрался по-мужски, сломав челюсть?
– Ты и про это, вижу, знаешь, – усмехнулся хозяин, почесав бороду. – А мне он клялся, что будет молчать, якобы самолюбие удовлетворено… Вот гнида! Правду говорят, что все журналюги продажные…
– Он и молчал, – поспешил Стас реабилитировать одноклассника. – Это я из других источников узнал. Хочешь верь, хочешь нет.
– Скажешь тоже! – взбрыкнул бородатый. – Какие у тебя могут быть источники?! Не бреши!
Сыщик едва не брякнул про записи в телефонной книге, но вовремя сдержался и повернул разговор в иное русло:
– Поменьше нужно свою сломанную челюсть гладить и морщиться от боли при этом! Да про стоматологическую хирургию трепаться направо и налево! Я уж не говорю, что бороду ты отпустил аккурат пару лет назад, чтобы скрыть все деформации и шрамы на челюсти.
На сказанное Стасом Антону было нечего ответить. Он лишь помотал со злостью головой да хрустнул суставами рук, сцепив кисти в замок.
– Ладно, проехали. Мне наплевать, откуда у тебя эти данные.
– Кстати, Мила знает про твои шашни с Леной?
– Ты что! Нет конечно. – Ноги бородатого подпрыгнули, словно оказались голыми пятками на горячей сковороде. – Не проболтайся только!
– Что ты ей про сломанную челюсть наплел? Ведь скрыть такое невозможно.
Антон усмехнулся, словно ему задали задачку за второй класс:
– Что еще можно тут сказать – подрался на улице с хулиганами. Напали вчетвером на одного и попинали. Короче, навесил лапши на уши. Надеюсь, я ответил на все твои вопросы?
– Не на все, – рубанул ребром ладони воздух Стас. – Есть еще одна пикантная деталь, про которую ты не хочешь говорить.
– Что еще за деталь?
– Про попытку взлома вашей дачи. Или ты забыл? Ответить придется! Кто пытался это сделать и когда?
– Да что ты привязался к этой попытке взлома? Откуда я знаю кто? – чуть не подпрыгнул вместе с табуреткой, на которой сидел, Антон. – Может, месяц назад… Может, больше… Сработала сигнализация, всех разбудила, менты понаехали. Замок был взломан, я его тут же поменял. Скорее всего, вор испугался сирены и слинял.
– Можно послушать сию незабываемую мелодию?
– Зачем лишний раз ментов беспокоить? – вспылил повторно Снегирев. – Мы, кажется, с тобой это уже обсуждали. Эта кнопочка, кстати, ее и заводит. Ну, которая под подоконником.
– А то, что на даче два трупа, тебя не смущает? Кстати, не факт, что до утра это количество не увеличится.
Антон сверкнул глазами на Стаса:
– Ты этого не допустишь, надеюсь? Ведь преступление почти раскрыто, разве не так? Менты нам не понадобятся.
«С тобой все ясно, – подобно колоколу гулко стукнуло в голове Стаса. – Ты остаешься на своем. Как бык, уперся…»
– Ничего еще не раскрыто, – решил напоследок «обрадовать» оппонента сыщик, уже собираясь покидать кухню. – Нет общей картины преступления, неясность в мотивах убийств полная… Кстати, что касается секретной кнопочки. Как-то странно ее размещать под подоконником, тебе не кажется?
– Претензия не ко мне, а к моему папашке. Его изобретение. – Антон взглянул на свои ладони, словно увидев их впервые, криво усмехнулся. – Вот ты говоришь, два трупа на даче. Это, конечно, большая трагедия. Но чтоб ты знал… Так, для общей информации. Буквально неделю назад под Лешуконским разбился «Ан-24».
– Лешуконск? – не понял Стас. – Это где? Не знаю даже.
– Лешуконское, – поправил его бородач. – Недалеко от Архангельска, по-моему, село такое. На борту было сорок девять человек. Экипаж не справился с управлением, но это неважно.
– Это очень печально, – выдавил из себя потрясенный Стас. – Но зачем ты мне всё это рассказываешь?
– Затем, что об этом не будут писать газеты, ты об этом знаешь только потому, что папашку моего недавно вызывали в Москву по этому делу. Затем, что всё в этой жизни относительно. Из сорока девяти, ты только подумай, пятеро остались в живых. Причем из экипажа – только стюардесса, а четверо – пассажиры. Как тебе такие детали?
– В это невозможно поверить. – Стас присел на подвернувшуюся табуретку. – Я думал, у нас самолеты не падают.
– Еще как падают. Ты только подумай. – Антон покачал перед глазами бывшего одноклассника потухшей сигаретой. – И всего неделю назад! Вспомни, что ты делал неделю назад. Прочувствуй! Насколько хрупкая вещь – жизнь!
– И эти пятеро выживших, – прохрипел Стас, так как у него от услышанного пропал на время голос. – Как им дальше жить? Даже нет, скажу точнее – как им находиться среди живых?
– Никогда не знаешь, где тебя поджидает твой кирпич, чтобы упасть тебе на голову. Жизнь этих пятерых осложняется еще тем, что про катастрофу нигде официально не объявят. Ее словно не было, усекаешь?
– Ты это говоришь, чтобы я поменьше зацикливался на трупах?
Антон покачал головой, вновь раскуривая потухшую сигарету:
– Чтобы ты поменьше зацикливался на ментах! Может случиться так, что никто ни о чем не узнает.
– Погодь, – опешил сыщик. – Но у погибших есть родственники, друзья, коллеги по работе.
– Им можно будет наплести что угодно, не упоминая моей дачи. Но это уже не твоя забота. Не забывай главного, всё в этом мире относительно.
Потрясенный услышанным, Стас покинул кухню. У телевизора увидел супругов Игнатенко и Милу.
Тут же возникла мысль: «Почему Игнатенки не едут домой? Почему Макс не покидает дачу? Лёвик хотел вызвать такси, почему-то не вызвал. Что их всех здесь держит?»
Присев рядом, взял с тарелки несколько виноградин.
– Да, незабываемый Новый год получился, – протянула хозяйка дачи. – Не до веселья что-то. А у нас еще торт есть. Не пора ли чай пить?
– Ой, нет, – замахала руками Жанна, поднимаясь из-за стола. – Я и так нарушила диету, последствия буду ощущать не один день.
– Поддерживаю, – закивал Лёвик, направляясь вслед за двинувшейся к лестнице женой. – Что-то в желудке тяжеловато. Может, через часик поедим торт. Впрочем, если вы со Стасом желаете почаевничать, мы ничего против не имеем.
Я никого здесь не держу!
Когда супруги Игнатенко скрылись наверху у себя в комнате, Стас придвинулся к Миле и вполголоса поинтересовался:
– Не расскажешь по-дружески, что за ссора произошла между ними примерно год назад? Ну, или около того.
– Ты откуда знаешь? – раздраженно бросила хозяйка дачи, тут же отодвинувшись от него.
– Неважно, – решил не раскрывать свои источники информации Стас. – Важно, что это правда и ты об этом знаешь. Ты в курсе их семейных дел, не так ли?
Мила какое-то время сидела, уставившись в одну точку, потом зыркнула глазами туда-сюда и неспешно начала рассказывать:
– Да, мы дружим много лет. Пожалуй, со школы. А не так давно они серьезно поссорились. Кажется, Жанка приревновала Лёвика к кому-то.
– Погоди, я всё правильно понял: Жанна уличила мужа в измене?
– Кажется, на все сто я не уверена. Они ведь не из тех, кто выносит сор из избы. Для меня это был нонсенс… Чтобы Игнатенки – и адюльтер… Сам посуди, где они и где адюльтер! Неслыханно! Собрались даже подавать на развод, но вроде все уладилось. Причем совсем недавно. Долго дулись друг на дружку.
– Уладилось всё не без твоей помощи? Вы с мужем как-то пытались их примирить? Кто пошел на компромисс? – так и сыпал вопросами сыщик. – Не может так быть, чтобы решили разводиться и вдруг – сошлись снова. Тут, скорее всего, кто-то помог примирить.
Хозяйка сжала кулачки:
– Тише ты! Муж не в курсе. Зачем ему такие подробности?
– По-моему, он как раз в курсе.
Мила бросила взгляд на журнальный столик:
– Вот оно что! Я-то думаю… Теперь понятно… Нехорошо чужие телефонные книги читать! Не ожидала от тебя!
– Нехорошо скрывать преступления и отключать телефонные аппараты, – вскипел Стас подобно чайнику на плите, – когда на даче происходят одно за другим убийства! Может, нажать на кнопочку под подоконником? Приедут спецы, они быстро разберутся, что к чему. Сокрытие убийства – само по себе тягчайшее преступление!
Хозяйка обернулась в сторону кухни и, убедившись, что муж ее не слышит, вполголоса заговорила:
– Лично я никого здесь не держу! Нажимай! Можете уматывать хоть сейчас! Все! Это Антоша трясется, как заяц под кустом. А мне скрывать нечего! Пусть милиция приедет и всех повяжет. Мне так даже спокойнее будет. Чтобы два покойника на даче… И на чьей? На нашей! Если бы не Антон, я бы первой ментов вызвала.
Поднимаясь к себе, Стас подумал, что, узнай Мила про измену мужа с бывшей одноклассницей, она тотчас стала бы подозреваемой номер один. Почему он не продумал такой вариант? А ведь это первое, что приходит на ум! Самый очевидный из мотивов!
«Эх, Пинкертон… Ты про измену Антона узнал полчаса назад. У тебя физически не было возможности всё обмозговать! Смотри, чтоб у тебя череп не треснул от мыслей. Столько версий на твою головушку одновременно».
В комнате он прилег на диван и закрыл глаза. А ведь версия, пришедшая ему в голову только что, имела все шансы на то, чтобы оказаться ключевой. Предположим, Мила случайно узнаёт, что Антон и Лена стали любовниками. Каковы ее действия? На Антона она руку не поднимет – готова молиться на него, он в семье бесспорный фаворит. Жена готова ему всё простить… А вот учительница – совсем другое дело, ее следует наказать.
А Валентину почему укокошила? Та оказалась случайной свидетельницей? Не слишком ли все прямолинейно, сыщик?
Однако была одна подробность, услышанная полчаса назад, которая не давала ему покоя. Что, если Антон прав и Лена действительно сама ему предложила переспать? За то, что он сделал для ее мамы. В принципе, одно с другим соизмеримо. Фактически Антон спас жизнь самому близкому для нее человеку. Ни много ни мало. Можно представить степень благодарности дочери.
Конечно, о покойнице плохо думать не хотелось, и даже если закрыть глаза на ее смерть, все равно не мог Стас представить, что Лена Седых способна на такое. И всё же, всё же…
Вдруг почувствовав, что засыпает, Стас вскочил, отхлестал себя по щекам. Еще не хватало, чтобы он уснул в самый неподходящий момент! Не бывать этому!
«На мороз! Там не поспишь! Шагом марш!»
Запретный плод перестает быть запретным
Оказавшись на улице, Стас подумал о том, что будет, нажми он сейчас на эту злосчастную кнопку. Приедет наряд милиции, обнаружит в сарае трупы, всех повяжут. Начнется расследование. Подключится папаша Антона, задействует все свои связи. А их у него достаточно, чтобы направить следствие в нужную ему сторону.
Не факт, что в такой ситуации следователь докопается до сути дела. Даже до того, что на данный момент известно Стасу. Не факт!!! Он вообще не уверен, что следствие состоится.
Нет, он не имеет права сходить с дистанции! Убиты две женщины, погибли, можно сказать, в самом расцвете лет. Виновный должен быть наказан! Настоящий убийца, а не тот, кто окажется с краю, кто устроит всех и на кого укажет… партийная номенклатура!
Стас подумал, что за эти несколько новогодних часов он узнал про бывших одноклассников больше, чем за всё время, прошедшее после школы. Конечно, они изменились, никто не спорит. Но… Со всей услышанной и разведанной информацией для настоящего убийцы он сейчас представляет нешуточную угрозу. И на него самого может быть объявлена охота. Поэтому надо быть осторожным.
Заплачена самая высокая цена – жизнь любимого человека.
Нет, нажимать на кнопку сейчас он не будет, а доведет расследование до конца. Сам. Чего бы ему это ни стоило!
Из того факта, что Лена (допустим невероятное) сама предложила Антону переспать, вытекает одно весьма нежелательное обстоятельство. Раз Лена допустила подобную расплату за услугу, то, вероятно, для нее это не такая уж запредельная модель поведения.
Вряд ли Антон ей действительно нравился. Если вспомнить школу, ничего особенного с ее стороны по отношению к Снегиреву Стас не помнил. Со стороны Антона – другое дело, в кого он только не влюблялся в школе, тот еще ловелас…
Не верилось сыщику и в то, что после школы между Антоном и Леной ни с того ни с сего могла вспыхнуть бешеная любовь. Здесь дело в другом. В чем же?.. Если Лена сочла возможным такой способ «расплаты», то что ей мешало расплатиться подобным образом еще с кем-то? И здесь неприкасаемый пуританский образ учительницы младших классов размывался, подобно замку на песке во время прилива.
Запретный плод переставал быть таким уж запретным! Это казалось абсурдным. Если Мила дружила с Игнатенками, то Корнейчуки дружили с семьей Седых. Казалось, никаких секретов друг от друга не было. Казалось… до новогодней ночи. А сейчас что? Уже не кажется?
Ему вновь вспомнился танец с Валентиной. Как она, бедняжка, мучилась от множества чужих тайн, свалившихся на нее. Возможно, среди них была и тайна Лены Седых. Он о ней не знал, а Валентина, возможно, знала. И поплатилась за это знание?
Стас остановился под одним из фонарей, взглянул на часы.
Ровно три! По идее, глубокая ночь, когда видишь один сон за другим и один нелепее другого. Но ему спать категорически запрещено. И как тут уснешь, когда догадки, всплывающие в голове, ошарашивают не хуже ледяного душа.
Получается, Лену Седых он совсем не знал? Раз она способна на такое. Может, точкой отсчета является вовсе не то, о чем Стас думал уже несколько часов?! А совсем другое. Ведь как было до недавнего времени? Ну, переспала Лена с Антоном, и что? Очевидное, что следует из этого, что лежит на поверхности – пострадали два человека. Мила и Макс. Макс набил морду Антону, а Мила вколола Лене яд. И возможно, она же как свидетельницу укокошила Валентину. Ножом. В сердце.
Вздор, конечно, но…
Так было раньше. А теперь, с учетом открывшихся обстоятельств, в которые сыщик категорически отказывался верить, за что хвататься? А вдруг Лене отомстили за адюльтер, но… не с бородачом?! Вернее, не только и не столько с ним, а еще за что-то, такое же пикантное и неприличное.
Дурдом! Психиатрия! Светопреставление!
Все версии, существовавшие до этого, переворачивались с ног на голову. Срочно требовалось переключиться на что-то более простое, понятное и постоянное. Требовалось найти какую-то константу, чтобы к ней приткнуться. И он нашел!
Луч света на снегу
Что за яд был использован при убийстве Лены? Валентина догадывалась, похоже, но… Теперь уже не узнать.
До сих пор никаких намеков на источники появления яда Стас не раздобыл. А ведь яд не так просто достать! Особенно если ты не работаешь в каком-нибудь секретном НИИ. Насколько он был в курсе, никто из бывших одноклассников там не работал.
Возможно, у Антоши есть какие-то каналы для того, чтобы добыть яд, но зачем ему убивать Лену? А вот его жене – есть за что. Она могла использовать яд, который достал супруг, возможно, для чего-то другого. А Мила взяла и…
Стас остановился. Так можно далеко зайти, сыщик!
Вдруг странный звук привлек его внимание. Словно что-то упало в снег. А последовавший за этим звук закрываемой рамы на втором этаже укрепил в мысли, что из окна что-то выбросили. Он взглянул наверх, но ничего не увидел – окна заслонял балкон.
И из какого конкретно окна что-то выпало, сейчас тоже уже не установить. На эту сторону выходили окна и Макса, и Игнатенок, и его, Стаса.
Он внимательно осмотрелся: все рамы были плотно закрыты, никаких силуэтов в окнах. Потом бросил взгляд на снег. Куда именно упал некий предмет? Хоть глаз выколи – не видно ни черта! Если бы все происходило ясным днем, при солнечном свете – другое дело, а ночью, при свете окон и одного тусклого фонаря отыскать что-то – дело гиблое!
И все же он стоял и всматривался. Он помнил, откуда раздался звук, привлекший его внимание. Если бы падению предмета помешала елка, с веток бы осыпался снег, но все ели стояли как на подбор в снегу.
От неожиданной мысли, пришедшей в голову, у Стаса, кажется, добавилось силы. Он в два счета оказался на крыльце.
Хозяева и Лёвик сидели за столом вокруг блестящего самовара, пили чай с тортом. Антон, по-видимому, проводил политинформацию, так как до Стаса донеслись слова:
– Буквально позавчера в Москве открылась девятая сессия Верховного Совета, был принят план и бюджет на 1984 год. Начинается выдвижение кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР… Как вы, советские граждане, можете всего этого не знать?
– Так кандидат всего один, – робко возразил Лёвик, прихлебывая из красивой чашки чай. – Насколько я понял, это Юрий Владимирович, его портреты повсюду, на собраниях рабочие со слезами на глазах голосуют на него. По-моему, на ЗИЛе было собрание, сам по телевизору видел.
– А ты что-то имеешь против кандидатуры нашего генерального секретаря? – поинтересовался Снегирев, взглянув с прищуром на фотографа.
Сыщик едва не запустил в него шапкой. На даче два трупа, а он о выдвижении кандидатов идеологическую работу проводит.
– Нет, мы ничего против не имеем, – примирительно заворковала Мила, делая тайные знаки мужу, дескать, хватит трепаться на эту тему. – Тем более что изменения в обществе налицо…
– Кто-то должен бороться с коррупцией, разве нет? – горячо твердил бородатый, разливая по рюмкам себе и Лёвику водку. – Директора гастрономов оборзели. До чего дошло! Чиновники покупают дефицитную еду из-под полы, директор ее списывает, а должности в магазинах продаются.
– Это ты про Елисеевский, небось, – поинтересовался фотограф, чуть придерживая горлышко бутылки, чтобы Антон не очень увлекался, наполняя его рюмку. – То ж в Москве! У нас вроде все тихо.
– Там такие суммы крутятся, вернее, крутились до недавнего времени, – продолжал подвыпивший Антон, не замечая знаков супруги. – Включая ГУМ, всего арестовано больше восьмисот человек. В московской торговле КГБ выявил коррупционную схему списания и подпольной продажи… этих… дефицитных продуктов питания.
– Откуда такие данные? – удивленно развел руками Лёвик.
– Данные проверенные, не боись. В Краснодарском крае вскрыта схема хищения земли, фруктов и продажи путевок коммунистами, стоящими на высоких должностях. Секретарь Краснодарского крайкома КПСС, у которого нашли пятьсот тысяч рублей и ведро золота, арестован. А его босс, первый секретарь крайкома, понижен в должности.
– Но с тунеядством явно перегнули, – вставил Лёвик, ложечкой зачерпывая из вазочки вишневое варенье. – Получается, если не работаешь на заводе, попался на улице в рабочее время и у тебя не оказалось паспорта, то ты потенциальная нероботь…
– Стас, присаживайся, – предложила Мила, указывая на место рядом с собой. – А то нас этот идеолог совсем задолбал.
– И давно он вас здесь долбает? – как бы из простого любопытства поинтересовался Стас.
– Минут пятнадцать минимум. А что? – с иронией взглянул поверх очков Лёвик. – Лично я стал за это время намного подкованнее идеологически. Прям почувствовал, как мой идеологический уровень… того, повысился. И горжусь этим!
– Хотите, чтоб и меня подолбал немного? Типа моя очередь?
«Значит, выбросить что-то из окна вы, ребятки, точно не могли. Это значительно облегчает дело», – заключил для себя сыщик. И хотя чаю с мороза очень хотелось выпить, он решил довести задуманное до конца.
– У Стаса свое особое задание, – строго напомнил присутствующим Антон. – Просьба его не отвлекать, отнеситесь с пониманием. Он занимается архиважным государственным делом.
«Если бы не крайняя необходимость, – подумал со злостью Стас, – ох и врезал бы я тебе! Мало бы не показалось, идеолог хренов!»
– Я как раз по поводу этого задания.
– Весь внимание, – отозвался бородатый.
– Мне нужен хороший фонарик, а еще лучше – мощный фонарь.
– Без вопросов, правда, мощного не гарантирую, но… – Антон тотчас вскочил и направился нетвердой походкой в подвал. Через минуту он появился оттуда с длинным фонариком в руке. – Батарейки новые, луч надежный.
– Я бы тебе мог предложить фотофонарь, – с прежней иронией пробубнил напоследок Лёвик, – но, боюсь, провода не хватит. Да и светит он только красным светом, и слабо к тому же.
– Спасибо, дорогой, я ценю твою готовность помочь.
Сектор между елями, куда упал подозрительный предмет, он запомнил хорошо. Луч света на снегу заметили, Стас уловил шевеление занавесок в комнате Игнатенок и тень человека на шторе. Но когда он резко посветил в окно, там никого не оказалось.
«Так-с, теперь противник знает, что я ищу то, что он выбросил. Понятно, кто противник. – Жанна. Лёвик сидел внизу с хозяевами и слушал политинформацию. Хотя факт того, что она выбросила в форточку мусор, еще не делает ее противником. Не накручивай, Пинкертон!»
Стасу ничего другого не оставалось, как продолжить поиски, которые вскоре увенчались успехом. Небольшую дыру в снегу он сначала не заметил, лишь скользнув по снегу лучом несколько раз, заподозрил неладное. Изрядно начерпав в ботинки снега, всего на метр приблизился к цели. Сделав еще шаг, разглядел торчащее из снега горлышко бутылки.
Ближе подходить не стал, пустая бутылка не представляла никакой ценности для следствия. Скорее всего, ее из окна выбросил Макс, хотя это не характеризовало его с положительной стороны.
Муж вернулся из командировки
Отряхнувшись от снега, Стас вошел в дом. Троица по-прежнему сидела у самовара, только на этот раз вместо осточертевшей всем политинформации обсуждали недавно вышедший фильм «Мы из джаза».
– А я вам говорю, не мог этот толстый, который саксофонистом у них был, – неистовствовал Лёвик, размахивая очками в воздухе, – так быстро научиться импровизу… Это ж талант нужен, а они ему раз объяснили, два объяснили – и он понял! И начал играть. Так я и поверил! Не смешите меня!
– Погоди, не тараторь, – невозмутимо проговорил подвыпивший Антон, – импровиз, как я понимаю, это импровизация по-нашему?
– Разумеется, – возвратив очки себе на нос, пожал плечами знаток джаза и по совместительству фотограф. – Это полет души, если хотите. Такому научить невозможно, он или есть, или его нет.
– Левочка, это же кино, – примирительно сказала Мила, сложив лодочкой ладони и прижав их к груди. – В нем всё можно, в том числе и научиться за короткое время импровизации.
– Давай лучше партейку в шахматы, – похлопал фотографа по плечу Антон, поднимаясь из-за стола. – Тем более Стас вернулся с мороза, пусть чайку попьет.
– Нашли что-нибудь, ваше высочество? – поинтересовался Лёвик, поднимаясь вслед за бородачом. – Ах, простите, я забыл, данные следствия не разглашаются.
В гостиной царила идиллия, будто и не было двух трупов в сарае. Их как будто вычеркнули из бытия.
– Найдешь тут у вас, кажется… В таком глубоком снегу, – проворчал он, скидывая пальто и возвращая фонарик хозяину. – К утру еще навалит, все улики засыплет. Если что-то и было, то…
– А что, собственно, было? – не унимался Антон, доставая шахматную доску из шкафчика.
– Мы же договорились о неразглашении, – напомнил Стас, изобразив обиду.
Первый же глоток обжигающего ароматного чая так расслабил сыщика, что ему захотелось выложить перед бывшими одноклассниками все результаты расследования. Но он сдержался. Мила подвинула к нему блюдце с куском торта:
– Отведайте «Праги», мистер Пуаро.
– Ну, «Прага» не брага, с него не захмелеешь, – ответил Стас, принимая блюдце и благодаря хозяйку.
Бросив взгляд на часы, которые показывали половину четвертого, он сосредоточился на торте.
Антон с Лёвиком тем временем расставили фигуры на шахматной доске, разыграли цвет, и фотограф сделал первый ход белой пешкой.
– Видал, как Каспаров с Корчным разобрался в Лондоне в полуфинале претендентов? – поинтересовался Снегирев, прыгая конем через пешечный строй. – А мы еще помним матч в Багио, знаменитый счет пять-пять, когда у всех нервы были на пределе
[1]. Ох тогда понервничали!
– Гарри Каспаров – восходящая звезда, – пробубнил фотограф, делая ответный ход. – Думаю, он весной разберется и со Смысловым в финале, да и Карпову в матче за звание чемпиона мира осенью не поздоровится.
– Согласен, согласен… В любом случае советская шахматная школа одержит победу, кто бы ни выиграл. Это лучшая система подготовки шахматистов в мире. Никому мало не покажется!
– Да? – усмехнулся Лёвик, срубив первую пешку противника. – Что ж тогда она в семьдесят втором году подкачала, в Рейкьявике, когда Спасский продул Фишеру так крупно?!
– Это единственный случай в советской истории шахмат. До этого и после этого советские шахматисты надежно удерживали мировое первенство.
Наблюдая за шахматистами, Стас вспомнил, как оба – и Лёвик, и Антон – занимались когда-то в районном шахматном клубе, обоим прочили шахматную карьеру, да только почему-то не сложилось.
Сыщик вдруг уловил движение на втором этаже. Из комнаты Игнатенок выглянула… волосатая голова Макса. Оглядевшись по сторонам, журналист заметил смотрящего на него Стаса и приложил палец к губам. Дескать, не выдавай, земляк!
Мила, сидевшая лицом к Стасу, видеть его никак не могла. Шахматисты – тем более, они так были увлечены игрой, что не заметили бы и снежного человека, случайно зашедшего к ним на огонек.
Журналист старался не поднимать лишнего шума.
У Стаса едва не отвисла челюсть от удивления, когда он увидел, как Макс в одних трусах и босиком, с узлом одежды под мышкой, на цыпочках передвигается из комнаты Игнатенок к себе. Перед тем как войти, Макс еще раз сделал Стасу знак, мол, будь человеком, не закладывай.
Едва журналист скрылся в своей комнате, Стас перевел взгляд на Милу, потом на шахматистов и понял, что секретный «вояж наверху» остался никем не замеченным. Кроме него самого, разумеется. Но он не в счет.
После только что увиденного сыщик, прихлебывая чай, пытался лихорадочно как-то устаканить мелькавшие в голове мысли.
Ситуация напоминала анекдот. Макс как две капли воды напоминал любовника, которого застал врасплох муж, вернувшийся из командировки раньше запланированного срока. Только любовники обычно линяют через балкон, а не через дверь, в которую входят законные мужья.
Сказать, что Стас был шокирован, – значит не сказать ничего. Журналист, не так давно овдовевший, умудрился совершить короткий адюльтер, пока муж Жанны пил чай! Неподражаемо! Не вписывается ни в какие рамки.
Рисковал ли Макс? Не то слово! Лёвик мог подняться к себе в любой момент, и тогда пиши пропало… В конце концов, любой из игроков мог задрать голову. Хотя Макс был, безусловно, рисковый парень. Ему вечно недоставало адреналина, он то и дело искал приключений на свою пятую точку. Кажется, был единственным из класса, кто прыгал с парашютом. Это было сразу после возвращения из армии, насколько помнил Стас.
Рисковый-то рисковый, но не в направлении слабого пола. Здесь единственной дамой его сердца была первая красавица класса Леночка Чащихина, ставшая впоследствии Седых. Никаких других кандидатур близко не просматривалось.
И уж тем более – невзрачной пышечки Жанны Журавлевой, впоследствии ставшей Игнатенко. Ничего подобного сыщик не помнил. Ни в школе, ни после ее окончания. Конечно, подобные отношения не афишируют, тем более когда оба участника любовного тандема несвободны. Но шила в мешке, как говорится, не утаишь.
Разумеется, больше всего Стаса возмущала моральная сторона вопроса. Тело жены, как говорится, еще не остыло, а вдовец уже налево шастает. И как земля под ним не разверзлась!
И Жанна тоже хороша! И ведь не испугалась! Такое отчебучить! При всем, как говорится, честном народе, совсем стыд потеряла!
Сделав еще глоток чаю, он начал думать в несколько ином направлении. Может, тебе, вообще, показалось, сыщик? Сказались нечеловеческое нервное напряжение, потеря близкого человека, принятый алкоголь… Наложилось одно на другое. Хотя после того, как убили Лену, Стас не брал в рот ни капли спиртного. Официально приступил к расследованию, так сказать, а оно с алкоголем несовместимо. Хотя, честно признаться, чертовски хотелось. Особенно после убийства Валентины.
Стас напряг память: а до убийств сколько выпито? Кажется, пару рюмок водки и бокал шампанского. Не должно в принципе сказаться. Но кто его знает!
В доску пьяный убийца
Мила увидела, что чашка Стаса опустела, долила заварки, плеснула кипятка из самовара, отрезала еще торта. Положив кусок «Праги» ему на тарелку, заметила:
– А я люблю фантастику читать. Недавно повезло – подруга подкинула новую книгу Кира Булычева, называется «Лиловый шар», там Алиса, профессор Селезнев и Громозека летят на планету, называющуюся Бродяга…
– Можно читать и фантастику, конечно, – с оттенком усталой обреченности согласился Лёвик, оторвавшись от шахматной доски. – Но есть еще и самиздат. То, что не подвластно цензуре. Это, можно сказать, штучные экземпляры.
– Что за овощ? – деловито поинтересовался бородатый Антон, делая ход слоном едва ли не через всю доску. – Приведи примеры.
Лёвик несколько секунд молчал, размышляя то ли над следующим ходом, то ли над тем, стоит ли продолжать разговор, есть ли в этом какой-то смысл. Наконец решился и сказал:
– Например, знаете ли вы таких писателей, как Солженицын, Войнович, Аксенов? Роман Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» читали? Он раскрывает такие подробности жизни советских людей… в местах не столь отдаленных, что начинаешь многое видеть иначе. Через совсем другую призму.
– А в каком полушарии или… или океане… этот архипелаг… чисто географически… расположен? – поинтересовалась Мила.
Лёвик сдержанно хохотнул:
– Он вообще-то в СССР. В нем люди жили и живут. Правда, не очень счастливо, не так, как мы с вами. Бутерброды с икрой не едят. Скорее – лагерную баланду.
– Это тюрьмы, что ли? – неохотно произнес Антон. – Ты давай ходи, не отвлекайся на всякую ерунду.
– Они, родимые, – кивнул Лёвик, передвинув на несколько клеток ладью. – И это далеко не ерунда! А знаете ли вы, что в ушедшем году вышел роман «Норма» никому не известного писателя Владимира Сорокина? Он настолько шокирует, что я не буду здесь говорить, о чем он.
Надо же, Стас ни за что бы не подумал, что фотограф читает подобную литературу. В школе он, конечно, слыл эрудитом, поражая одноклассников энциклопедическими знаниями. Здорово считал в уме, складывал трехзначные числа, иногда даже быстрее учительницы алгебры и геометрии решал задачи.
Сам сыщик ничего, кроме детективов, не читал, поэтому в разговоре не участвовал. У него после демарша Макса, словно раковая опухоль, внутри стало разрастаться беспокойство. Не мог журналист так, в трусах, по второму этажу дефилировать. Не мог!
Ощущение было таким, что вот-вот должно что-то произойти. Взорваться! В воздухе чувствовалась наэлектризованность, казалось, спичку достань, и она вспыхнет.
– Интересно, что сейчас Жанна делает, – заполнил он возникшую паузу. – Вроде должна уже появиться.
– Да, кстати, долго не спускается, – согласилась Мила. – Отлучалась ненадолго, инсулин вколоть, а уже с полчаса не возвращается.
– Так и Макса нет, – с иронией заметил сыщик. – Возможно, они проводят время вместе. У нас своя свадьба, у них – своя.
– Не исключено, кстати, – подмигнув, как бы между прочим заметила хозяйка и, понизив голос до шепота, чтобы не услышали игроки за доской, сообщила: – По секрету тебе скажу, что Макс Жанне со школьной поры нравится. Это с его стороны полное равнодушие, а с ее… совсем наоборот.
– Только инсулин, говоришь, вколоть? – ей в такт, тоже шепотом поинтересовался Стас. – А Лёвик все это время здесь оставался?
Мила заговорщицки подмигнула Стасу:
– Я, конечно, не разбираюсь, кто какую игру ведет, но только ты поднялся к себе после нашего с тобой разговора, Жанка с Лёвиком тотчас вернулись и ну меня выспрашивать, о чем мы с тобой беседовали. Такое впечатление, что они наблюдали за нами сверху и ждали, когда ты уйдешь.
– Ты, надеюсь, рассказала все подробности нашей беседы? – закивал сыщик, разведя руками. – У тебя ведь никаких секретов от них нет?
– Ну, в общих чертах, – обтекаемо сообщила хозяйка. – Как только они узнали всё, что хотели, Жанка предположила, что сейчас ты отправишься на улицу погулять – на морозе, дескать, лучше соображается, и они скрылись на кухне. Только скрылись, как на грех – ты спускаешься, одеваешься и выходишь. Я ничего не понимаю. Ты что-нибудь понимаешь?
Стас вскочил:
– Кажется, да. – И опрометью кинулся мимо шахматистов. – Взлетев через две ступеньки на второй этаж, рванул на себя дверь Игнатенок. Снизу послышался недовольный возглас Лёвика:
– Ты бы хоть постучал, Стас! Совесть иметь надо или хотя бы ее остатки. Всё же не к себе любимому…
– Поднимись сам и посмотри! – крикнул вниз что есть силы сыщик, кое-как держась на ногах. – Тут некому стесняться. О какой совести ты говоришь?! Совесть… Тут… вообще… никого нет. Из живых, я имею в виду.
– Что ты хочешь этим сказать? – уточнил фотограф, крутя в руке выигранную фигуру. Потом, когда до него дошел смысл сказанного, он выбросил фигуру, вскочил и почти бегом поднялся наверх. – Такое наговорил, что… не сразу и…
Увидев привязанную за горло к шведской стенке мертвую жену, он всхрапнул, дернулся и повалился на Стаса.
– Антон, бегом сюда! – рявкнул сыщик, с трудом удерживая обмякшее тело Лёвика. – Может, ее можно еще как-то спасти. Скорее, скорее! Шевелись!
– А что случилось? – спросил хозяин дачи, быстрыми шагами поднимаясь по лестнице. Застыв в проеме дверей, выдохнул: – Ух ты! Ни фига себе!
Зрелище было не для слабонервных: Жанна с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, словно крича что-то, висела привязанной за горло к шведской стенке. Веревку убийца перекинул через верхнюю перекладину, протянул до нижней и на ней закрепил.
Впечатление было такое, словно Жанна чего-то испугалась, взлохматила волосы, хотела закричать, да так и застыла, убийца лишь приподнял ее на пару ступенек вверх.
Когда общими усилиями удалось отвязать покойницу, привести в чувство Лёвика, сыщик первым делом направился к Максу. Теперь уж журналюге не отвертеться, он заставит его во всём признаться!
– Ты куда? – поинтересовался Антон, увидев решительные движения одноклассника и предугадав их направление. – Он дрыхнет без задних ног, в дугу пьяный. Ты сам его кое-как поднял наверх, помнишь?
– Помню, – ответил Стас, выходя из комнаты Игнатенок. – Еще как помню, поэтому и иду. Пойдем со мной, при тебе он будет сговорчивее.
– Я тебя не понимаю, – пробурчал бородатый, направляясь вслед за сыщиком. – Он же не в состоянии!..
Войдя к Максу, одноклассники увидели красноречивую картину. У Стаса даже возникло ощущение дежавю. По диагонали двухспалки, поверх покрывала, совсем как недавно его мертвая супруга, ничком лежал одетый журналист. Одна из подушек валялась в углу комнаты, уголок другой торчал из-под кровати.
– Ну вот, что и требовалось доказать. Как говорится, картина маслом, – воскликнул Антон, указывая на Макса, – как ты его положил тогда, так он и дрыхнет до сих пор в отрубе. Зуб даю! Еще когда мы пили, он лыка не вязал.
– Еще недавно он был трезв! – Подходя к кровати, сыщик рванул Макса за плечо. – И в одних трусах. И выходил из комнаты Жанны. Это я видел собственными глазами.
Двойник журналиста
У Стаса было такое ощущение, словно он пытался перевернуть бездыханное тело. Когда ему это удалось, на него пахнуло перегаром от человека, находящегося в крайней степени опьянения. Не открывая глаз, Макс принялся шевелить губами, пытаясь что-то произнести в свое оправдание.
– Ты что, оч-чумел? Какие т-трусы? Какая Жанна? – усмехался хозяин дачи, стоя в дверях и крутя пальцем у виска. – Даже не пытайся от него что-то добиться, он выпил столько, что очухается, думаю, не раньше Рождества.
– Ты интересуешься церковными праздниками? – удивленно заметил Стас, шлепая Макса по щекам. – Вот уж никогда бы не подумал.