У тебя был вкус… другой, говорил мне Райн. Я просто подумал, что это из-за того, что я чувствую к тебе.

Словно видя, что я собираю эти кусочки воедино, он пробормотал:

— Это не обязательно должно что-то значить. Просто твое тело так реагирует.

Черт возьми, я поняла, что мое тело должно было отреагировать на Райна, как ни на кого другого. Просто нужно было сделать ситуацию еще более сложной, чем она уже была.

Он убрал руку с моей спины и осмотрел большой палец, все еще окровавленный.

— Но если ты хочешь поэкспериментировать, — сказал он, — мы можем сделать это более эффективными способами, чем этот.

Он слегка приподнял подбородок, демонстрируя свое горло.

Я насмешливо сказала.

— Ты предлагаешь мне свое горло? Это глупо с твоей стороны.

— Может быть. Но у тебя чертовски изысканный рот, и еще лучше язык.

Богиня. Теперь он точно дразнил меня.

— О, да пошел ты, — пробурчала я.

— А вот и она, — усмехнулся он.

Я выдохнула, пытаясь избавиться от тягучего ощущения вкуса Райна и его подавляющей близости. Мне казалось, что его запах теперь покрывает меня, как осадок, прилипший к стеклу.

Я встала, благодарная за то, что между нами появилось хоть какое-то пространство.

— Ты сказал, что нам нужно о чем-то поговорить, — сказала я. — Почему мы здесь?

Его лицо исказилось в гримасе.

— Фу. Ты хочешь поговорить о работе.







Я СИДЕЛА на маленьком обеденном столе в другом конце комнаты, пока Райн говорил. Он непринужденно прислонился к каркасу кровати, каким-то образом эта штука поддерживала его вес, и он умудрялся выглядеть совершенно безучастным ко всему нашему разговору, что я не могла понять, восхищает меня это или раздражает.

— Итак, — сказал он. — Свадьба.

— Так ты собираешься рассказать мне, о чем, собственно, идет речь?

Он одарил меня полуулыбкой.

— Это так очевидно, да?

Я пожала плечами.

— Называй это интуицией.

— Как ты знаешь, у нас есть проблемы. Кроворожденные.

— Независимо от моих приказов, они не ослабевают в своей порочности, — сказал он. — Некоторые районы были полностью опустошены их действиями.

— Хиаджские районы.

— Все они — мое королевство. — Он наклонил голову. — Значит, ты следишь за всем.

Я снова пожала плечами. Это было и мое королевство тоже. Это была моя работа — быть внимательной.

— И мы не приблизились к тому, чтобы найти эту… кровь бога.

Я подумала о кулоне, надежно завернутом и спрятанном в моей запертой спальне. Каким бы загадочным он ни был, он не дал нам никакой информации, сколько бы книг мы ни прочитали и сколько бы заклинаний мы с Мише ни произносили в эту штуку. Мы, к своему стыду, даже не знали, что это такое.

Райн поморщился.

— Нет. Нет, кажется, что нет. К тому же, как ты знаешь, мне пришлось вернуться в Сивринаж из-за мятежа нескольких ришанских дворян.

Он попытался скрыть свое раздражение, даже нечто более глубокое, чем раздражение и не смог. Я наблюдала за ним с морщинкой между бровями.

— Они действительно ненавидят тебя.

Он усмехнулся.

— Конечно, ненавидят. Многие из этих персон были друзьями Некулая, и они видели меня…

Знал ли он, что всегда подбирал слова, когда говорил о тех днях? Его глаза скользнули в сторону, уставившись в пол.

— Они никогда не собирались принимать меня в качестве короля, — сказал он. — Пока что это только некоторые из менее влиятельных, но меня действительно беспокоит один из них, который слишком долго молчит. Саймон Вазарус.

Я узнала это имя.

— Ты убил его брата, в ту первую встречу.

— Тот самый. — Взгляд Райна метнулся в сторону. Выражение его лица было слишком знакомым. Ему не нужно было прямо говорить мне, кем был для него тот дворянин. Я поняла.

— Он придет на свадьбу, — продолжил Райн, и этот тон тоже сказал мне все, что я хотела знать. Он не просто ненавидел этого дворянина — он боялся его.

— Зачем?

— Потому что у него армия больше, чем у меня, и я должен быть с ним вежлив, пока я не найду лучшее решение. — Его губы скривились, отвращение было ощутимо в его голосе.

Лучшее решение. Я. Конечно.

— Кровь бога, — сказала я.

Он испустил длинный вздох и подошел к столу. Он прижал ладони к дереву и склонился над ним на долгий миг, как будто глубоко задумавшись.

— Я пригласил Дом Тени на это мероприятие, — сказал он.

Мои брови взметнулись вверх. Я видела королевских Тенерожденных особ несколько раз. Их редко приглашали на мероприятия Ночнорожденных, но это было неслыханно. Райн был новым королем. Логично, что он будет поддерживать дипломатические связи такого рода — и что Тенерожденные будут заинтересованы в том, чтобы удовлетворить любопытство.

— Король Тенерожденных ненавидит Дом Крови так же, как и мы, — сказал он. — Он не хочет, чтобы Кроворожденные захватили Дом Ночи и приблизились к его границам. Тенерожденные, возможно, самый тихий из всех Домов, но они тоже грозные воины. А их магия разума… — Он пожал плечами, словно говоря: А что еще остается? — Они могущественны. Я лично установил связь с Королем Тенерожденных. Он пришлет одного из своих сыновей. Если я смогу потянуть за нужные ниточки, представить нужный образ, то смогу добиться союза с ними.

Это трудно. Настоящие союзы между Домами были редкостью. Вампиры были независимыми и корыстными существами. Но с другой стороны, если что-то и могло побудить к союзу между Домами Тени и Ночи, так это агрессия со стороны Дома Крови.

— Это будет сложное политическое маневрирование, — сказала я.

Райн криво усмехнулся.

— Уж мне ли не знать. Но Кейрис прав. Свадьба — это возможность представить образ. И я знаю, какой силой это обладает.

Это, я знала, было правдой.

— Мне нужна помощь извне. Нужен образ сильного альянса. Ришанцы… — Он покачал головой, сжимая челюсть. — Старых дворян не убедит ничто, кроме демонстрации силы. Мне нужно показать им, что я так же могущественен, как был Некулай.

— Что Кейрис думает об этом плане?

— Он знает, что я пригласил Дом Тени, но не знает зачем. Никто не знает.

Я удивленно моргнула от такого откровения и от того, что он готов поделиться этим со мной.

— Почему?

Он не сразу ответил.

— Ришанские мятежники, — сказал он, наконец, — знали больше, чем следовало. Мелочи. Ничего серьезного. Это косвенные улики. Но я умею доверять своей интуиции.

Я нахмурила брови, когда меня осенило осознание.

— Ты думаешь, что среди своих у тебя есть предатель.

Он бросил на меня взгляд, который, как я знала, означал подтверждение.

— Ты знаешь, кто это? — спросила я.

И снова он не ответил. Но мой мозг уже заработал. Внутренний круг Райна был так мал. Кейрис и Кетура… он должен полностью доверять им, ведь он оставил Мише на их попечение в ее самом уязвимом положении, что было высшим проявлением его доверия. И Мише, конечно же, никогда бы не предала Райна.

Остался…

— Вейл, — сказала я. — Ты думаешь, что это Вейл.

Вейл был дворянином. Вейл знал Райна двести лет назад, когда тот был всего лишь рабом Некулая. Вейл видел Райна в его самом слабом состоянии. В обществе вампиров было трудно подняться после такого.

Райн ничего не сказал. Но я снова увидела подтверждение, которое он не произнес вслух.

— Что для этого нужно? — сказала я. — Убедить Дом Тени заключить с тобой союз? Они не захотят дать тебе такую власть. Этого не хватит, чтобы выступить против Дома Крови и твоих собственных маленьких предателей.

— Они не будут экономить. Не тогда, когда речь идет о том, чтобы поставить Кроворожденных на место. И если мне удастся завоевать уважение других Домов, этого будет достаточно, чтобы заставить замолчать моих недоброжелателей. — Его бровь дернулась. — И заслужить уважение хиаджей, возможно, с твоей помощью.

Я усмехнулась.

— Ты просто мечтатель.

— Я не смог бы зайти так далеко, если бы не был им.

Он смотрел на меня определенным взглядом, который я сразу же узнала, словно он оценивал меня на предмет чего-то. Это напомнило мне Кеджари и выражение его лица перед тем, как он попросил меня стать его союзником.

Мои глаза сузились.

Он издал короткий смешок.

— И к чему это выражение лица? Что я сделал?

— Когда ты так смотришь на меня, я знаю, что нужно держаться от тебя подальше.

Он коснулся своей груди.

— Ох. Вообще-то, ты очень обрадуешься тому, что я скажу дальше.

— Не сомневаюсь.

— Давай назовем это вызовом. — Он остановился в нескольких шагах от меня, улыбка натянула уголок его рта. — Дело вот в чем, принцесса. Как только я получу поддержку Дома Тени, странные побочные проекты Септимуса перестанут иметь значение. А значит, ты мне больше не понадобишься.

Я удивленно моргнула. Я не была уверена, что слышу то, о чем думаю.

— Мы справимся со свадебным мероприятием, — сказал он. — Ты поможешь мне представить образ могущественного ришанского завоевателя. Я заручусь поддержкой Дома Теней. И если я это сделаю, то ты будешь свободна.

Свободна.

Это слово застряло в моем сознании, как сок в шестеренках механизма.

Я просто уставилась на него.

Я никогда не была за границами Дома Ночи. Черт, до того, как меньше года назад, я даже не выходила за пределы Сивринажа, по крайней мере, в те времена, которые я могла вспомнить. Моя жизнь всегда была заключена в моей комнате, в моем хрупком человеческом теле, в правилах и ожиданиях Винсента, в… в том, что было между мной и Райном.

Я слышала об этом. Животные, которых так долго держали в неволе, что они даже не знали, что делать с открытой дверью.

— Хиаджи — такие же мои подданные, как и ришанцы, и люди, — мягко сказал Райн. — Я буду обращаться с ними справедливо. Надеюсь, я показал тебе, что буду так поступать.

Как бы мне ни было неприятно признаваться себе в этом, но это так.

— Это место отняло у тебя все, Орайя. Даже то, что не имело права просить, когда ты была слишком юна, чтобы дать это. Ты молода. Ты красива. Ты могущественна. Ты можешь делать все, что захочешь. Ты можешь построить любую жизнь, о которой мечтаешь. — Я подняла взгляд от стола, чтобы встретиться с его взглядом. — Ты заслуживаешь счастья.

Счастье.

Эта мысль была смехотворна. Я даже не знала, что такое счастье.

— А что, если ты отпустишь меня, а я развернусь и начну свою собственную войну против тебя?

Он засмеялся.

— Вполне возможно.

Более чем обоснованно. Это было бы единственным вариантом действий, которого от меня ожидают те, кто следует за мной.

— Глупо с твоей стороны отпускать меня.

— Некоторые говорят, что с моей стороны было глупо вообще оставлять тебя в живых. Наверное, я действительно глупый.

Я уставилась на него, нахмурив брови, сжав челюсть, разбирая его непринужденно приятное выражение лица, как будто я могла понять смысл этого, содрав каждый слой его кожи.

— Я не понимаю, — сказала я, наконец.

Это было единственное, что я могла придумать что сказать, и это было постыдно правдиво.

— Подумай об этом. Посмотрим, куда заведет тебя твое порочное воображение. — Он наклонился ближе, и я не могла быть уверена, но, возможно, мне привиделась легкая грусть в его глазах, скрытая под морщинками его забавной улыбки. — Свобода, Орайя. Ты должна была иметь ее всю свою жизнь, но лучше поздно, чем никогда.



Глава

34

Орайя



Свобода.

Слова Райна еще долго звучали в моей голове после нашей встречи и в последующие дни. Они следовали за каждой моей мыслью, пока я занималась своими обычными делами — тренировками, ходьбой, едой, чтением. Райн держался подальше от меня в течение следующих недель, вероятно, потому что он, как и почти все остальные, был занят организацией этой нелепой свадьбы.

Замок Ночнорожденных был охвачен хаотичной энергией, десятки слуг бегали вокруг, чтобы убрать оставшиеся свидетельства беспорядочного переворота и заменить их грандиозными символами ришанской власти — подходящими для кровожадного, могущественного короля одной из самых кровожадных, могущественных империй в мире.

За день до свадьбы я в одиночестве бродила по пустынным залам замка. Было жутко тихо после почти постоянного шквала активности в последние две недели. Накануне свадьбы работа была закончена. Все сидели в комнатах.

Я наслаждалась тишиной этих часов.

Я забредала в различные библиотеки, гостиные, залы заседаний, кабинеты. Туда, куда меня никогда не пускали, когда это место было моим домом. Все они были пусты — пока я не завернула за угол в одну из библиотек, тускло освещенную слабым солнечным светом под бархатными шторами, и остановилась.

Я тут же отступила, но ровный голос сказал:

— Тебе не нужно уходить.

— Извини, — сказал я. — Не хотела мешать.

Запах дыма сигарилл витал в такой маленькой комнате. Винсент был бы потрясен тем, что он пропитал страницы этих книг.

Септимус одарил меня приятной улыбкой. Свет горел, освещая его силуэт, отчего его платиновые волосы казались прямо-таки золотыми.

— Вовсе ты не мешаешь. — Он жестом указал на другое кресло. — Нам давно не удавалось наверстать упущенное. Присоединяйся ко мне.

Я не двинулась с места, и он усмехнулся.

— Я не кусаюсь, голубка. Обещаю.

Я боялась не столько укуса Септимуса. На самом деле, дни, когда зубы были моим самым большим беспокойством, теперь казались немного причудливыми.

Его одежда была растрепана, рубашка расстегнута настолько, что открывала намек на темные волосы на его груди. Его глаза казались более золотыми, чем обычно, больше нитей янтаря в серебре, хотя, возможно, это было просто отражение огня и тьмы, которая их окружала.

— Ты выглядишь уставшим, — сказала я.

— Ты нравишься Райну, потому что так умеешь льстить? — Он снова жестом указал на кресло. — Садись. Насладись тишиной, пока не наступило завтра и это место не превратилось в адское пекло пафосных дворян.

Мне не хотелось соглашаться с Септимусом, но… уф.

Тем не менее, именно мое любопытство больше, чем что-либо другое, заставило меня пересечь комнату. И, ладно, может быть, это была небольшая тяга к смертным удовольствиям, которая заставила меня согласиться, когда он предложил мне сигариллу. Однако я погасила спичку, и сама зажгла сигариллу от маленькой искорки Ночного пламени.

Его брови слегка приподнялись.

— Впечатляет.

— Ты смотрел, как я сражаюсь в Кеджари, и зажигание сигариллы — это то, что тебя впечатляет?

— Иногда маленькие вещи важнее больших.

Он засунул спички обратно в карман. Я наблюдала за движением его рук. Наблюдала за дрожанием мизинца и безымянного пальца на левой руке. Сейчас это постоянно происходило.

Проклятие Кроворожденных. Это был его признак? Симптомы варьировались. Некоторые были почти универсальными — красные глаза, черно-алые вены под тонкой кожей. Безумие, конечно же, в самом конце. Все знали, что Кроворожденные превращаются не более чем в звероподобных демонов, пребывающих в вечном состоянии неистовой жажды крови, не способных думать или испытывать эмоции. Но даже об этом часто говорили шепотом. Кроворожденные хорошо защищались и скрывали всё необходимое. Они хорошо скрывали свои слабости.

— Приятно видеть, как ты бродишь сама по себе, — сказал он. — Вышла из клетки, хотя бы раз.

— Я не в клетке.

— Может быть, не сейчас. Но ты была в клетке. Жаль. Райн — единственный здесь, кто понимает, что он в тебе нашел. Винсент точно бы не распознал этого.

Странно, как много в моем собственном мысленном повествовании в последнее время было гнева по поводу поведения Винсента, но даже малейший комментарий против него от кого-то другого, заставлял меня стиснуть зубы.

— Я хочу задать тебе откровенный вопрос, — сказала я, и Септимус выглядел немного восхищенным.

— Я люблю откровенные вопросы.

— Почему ты здесь? Почему ты помогаешь Райну?

Он выдохнул дым через ноздри.

— Я говорил тебе, какова моя цель.

— Кровь бога. — Я позволила словам пропитаться сарказмом.

— О, сколько яда. Да, голубка. Кровь бога.

— И что ты сможешь сделать при помощи крови бога? Похвастаться своей силой перед всеми остальными Домами? Ради этого ты рискнешь повздорить с богами?

При этих словах он рассмеялся и звук был похож на звук змеи, пробирающейся сквозь кустарник.

— Скажи мне, Орайя, — сказал он, — каково это — расти смертной в мире бессмертных?

— Осторожно, — шипела я.

— Тебя это задело. — Он наклонился вперед, глаза сверкали янтарем в свете камина. — Не стоит. Я уважаю страх. Только глупцы не уважают.

Я усмехнулась, делая затяжку сигариллы, наслаждаясь ее жжением в ноздрях.

Бровь Септимуса дернулась.

— Ты мне не веришь?

— Я не уверена, что ты веришь себе.

Он усмехнулся, его взгляд скользнул к огню.

— Я бы хотел рассказать тебе одну историю.

— Историю.

— Занимательная, обещаю. Полная всех самых мрачных удовольствий.

Вопреки самой себе, мне было любопытно. Он нахмурил брови, приняв мое молчание за молчаливое согласие.

— Давным-давно, — начал он, — существовало королевство руин и пепла. Когда-то, очень давно, это королевство было прекрасным. Но потом, около двух тысяч лет назад, жители этого великого королевства разозлили свою богиню, и… в общем, это не та печальная история, которую я расскажу тебе сегодня.

Ухмылка исчезла с его губ. В свете камина, отражавшемся от резких граней его лица, более впалым, чем несколько месяцев назад, он напоминал статую.

— Нет, — сказал он. — Я расскажу тебе сказку о принце из Дома Крови.

О. О себе. Понятно.

— Королевство Дома Крови страдает уже два тысячелетия, его жители обречены на раннюю смерть, которая не приносит им чести, — продолжил он. — Кроворожденные — гордый народ. Они не позволяют посторонним видеть самые уродливые части себя. Но поверь мне, когда я говорю тебе, что смерть Кроворожденных от проклятия — это уродливая смерть. В то время как два других королевства вампиров процветали, создавая империи на основе дарованного им богиней бессмертия, это королевство пробивало себе дорогу когтями, попав в ловушку бесконечного цикла жизни и вечной смерти. Они лишь выживали, но не более того.

Я сделала еще одну затяжку своей сигариллы. Сигара Септимуса осталась нетронутой, болтаясь между кончиками его пальцев.

— Но, — сказал он, — некоторое время назад король влюбился. Возлюбленная короля была молода и оптимистична. Несмотря на беды своего королевства, она верила, что все может измениться. Король… он не был романтиком. Это нелегкая задача, править пылью разваливающейся нации. Он был сильным, но сила не могла остановить смерть его народа, увядание его королевства или плевки других вампиров в его лицо. — Кривая, лишенная юмора улыбка искривила его губы. — Но любовь — сильный наркотик. Но недостаточно сильный, чтобы убедить его. Недостаточно сильный, чтобы сделать его оптимистом, каким была его молодая жена. Но достаточно сильный, чтобы заставить его подумать об опасном слове: «Может быть».

— Итак, король женился на своей возлюбленной, и вскоре после этого она родила ребенка. Именно в это время, как это часто бывает в королевских семьях, король и королева посетили провидицу.

Я слегка наклонилась вперед, мне стало любопытно. Я слышала, что Дом Крови часто нанимает провидцев, но не очень много о том, о чем они часто узнают от них.

— Но проницательность провидцев, как ты, возможно, знаешь, может быть немного… неоднозначной. Хотя по традиции высокородные женщины Дома Крови посещают провидцев, результаты этих визитов обычно туманны, поражают самолюбие, ибо это предсказания великого мастерства, верности или ума, и все в таком духе. Так что, возможно, именно этого ожидали король и королева, когда посетили провидицу той ночью. Вместо этого они получили пророчество.

Я усмехнулась. Я не смогла сдержаться. Септимус рассмеялся и поднял ладонь.

— Я знаю. У них не очень хорошая репутация. Но эта провидица заслуживает доверия — хотя ее предсказания были несколько туманными, они никогда не были неправдивыми. Когда она завершила свой ритуал, она была потрясена. Она сказала им, что их сын либо спасет Дом Крови, либо положит ему конец. Король был встревожен этой новостью, но королева была в восторге. Она почти не слышала предостережений, только надежду на будущее. Ее сыну было суждено спасти их королевство.

Я уставилась на него ровным взглядом.

— И вот, мы сидим здесь, чтобы ты поведал мне рассказ о том, что ты предназначен спасти Кроворожденных.

Уголок его рта искривился.

— Ты не умеешь наслаждаться поворотами и развязками хорошей истории, голубка. — Он прочистил горло и продолжил. — Прошли месяцы, и вскоре у Дома Крови появился новый маленький принц. Король и королева обожали своего сына. Они осыпали его всем, что только может пожелать ребенок.

Я неловко поерзала в своем кресле. Это было практически неслыханно, чтобы родители-вампиры относились к своим детям с явной любовью. Я видела, как Кроворожденные буквально разделывали своих противников в бою. Мысль о том, что их лидеры могут быть так нежно ласковы… это было чуждо мне.

— Шли годы, и мальчик рос верным, сильным, умным, проницательным. Его обучали искусствам магии, войны, сражений, учтивым манерам. Он был… самым лучшим из нас.

Септимус не отрывал взгляда от огня. Выражение его лица было трудно прочитать — скорбное, гневное, ласковое, все одновременно.

Меня осенило: он говорил не о себе.

— Прошли десятилетия, и вскоре принц Кроворожденных был готов принять роль избранного богом героя Дома Крови. Поэтому он взял своего лучшего генерала и лучших людей и отправился на задание — найти Ниаксию, доказать верность своего народа и вернуть ее любовь к Дому Крови.

— В конце концов, он нашел землю богов. И он и его воины прошли несколько испытаний, чтобы заслужить расположение Ниаксии, хотя они стоили ему многих жизней. А потом он преодолел самые коварные горы богов, чтобы в последний раз найти свою богиню, попросить у нее прощения за грехи своих пра-пра-пра-прадедов, поклясться ей в верности и освободить Дом Крови от проклятия.

Лицо Септимуса стало более холодным и жестоким, улыбка на его губах выглядела так, словно была выколота изо льда. Он наклонился ближе, остатки его последней затяжки полыхнули мне в лицо вместе с его следующими словами.

— И знаешь ли ты, голубка, что тогда сделала эта жалкая сука?

Он не ждал ответа. Не дышал. Не моргал.

— Она посмеялась над ним, — сказал он. — А потом она его убила.

Слова обрушились, как лезвие гильотины.

— Она оставила его генерала в живых, хотя и навсегда запятнанным, и отправила его обратно в Дом Крови с головой принца.

Глаза Септимуса вернулись к огню.

— Я слышал, как моя мать плачет, только один раз, — прошептал он. — Только один раз.

Меня осенило понимание.

— Он был твоим братом, — сказала я.

— Одним из них. Мои родители были необычайно плодовиты для вампирской пары. У меня было семь братьев и сестер. А точнее шесть братьев. Одна сестра.

Было.

Он издал беззлобный смешок.

— Сестра жива. Не то чтобы это сильно утешило моих родителей. Возможно, они сейчас все еще находятся в Доме Крови, пытаясь сделать еще одного наследника мужского пола. Все еще надеются, что их пророчество каким-то образом сбудется.

Он поднес сигариллу к губам.

— Ты знаешь, что это делает со мной, голубка? Это делает меня последней надеждой. Так что, видишь ли… — На его губах появилась язвительная ухмылка, и он выпустил длинную, медленную струю дыма. — Я понимаю, каково это — не иметь времени. Ты и я, мы не имеем века, чтобы играть в наши игры, как они. И я думаю, это делает нас лучше. Более безжалостными. Более готовыми делать то, что должно быть сделано.

Он придвинулся ближе, так близко, что я почувствовала желание откинуться назад в кресле, чтобы увеличить расстояние между мной и голодным взглядом его глаз.

— И я готов сделать все, что нужно.

Мне не нравилось, как он на меня смотрел. Я с юности научилась распознавать, когда вампиры смотрят на меня с желанием, хотя это не было желанием моей крови или моего тела. Это, почему-то, казалось еще более опасным.

— Мне пора идти, — сказала я. — Отдохни немного, прежде чем…

Я начала подниматься, но Септимус поймал меня за руку.

— Моя ставка всегда была поставлена на тебя, Орайя, — сказал он. — И, если мне придется выбирать, моя ставка останется за тобой. Все, о чем я прошу — это верность.

Я изо всех сил старалась сохранить лицо неподвижным. Чтобы ничего не выдать.

Септимус тщательно подбирал слова. Но я знала, что он мне предлагает. Знал, на что он намекает.

И к лучшему или к худшему, я знала, что, если я приму его предложение, он передаст мне корону Дома Ночи. Да, это было бы опасное предложение, корона привязана к большему количеству марионеток, чем даже у Райна.

Мой отец, знала я с внезапной уверенностью, согласился бы на эту сделку.

Месяцы назад я бы это отрицала. Я смотрела на сделку, которую заключил Райн, и ехидно, надменно заявляла, что Винсент никогда бы не опустился до такого. Неважно, что Винсент доказал, что более чем способен пойти на крайние меры. Неважно, что Райн был поставлен в положение, когда у него не было других вариантов — поставлен в это положение, чтобы спасти меня.

Тогда я не могла думать о таких вещах. Было проще игнорировать неудобные истины. Теперь же неудобные истины были единственными, которые остались.

Винсент принял бы сделку. Использовал Кроворожденного как оружие, чтобы выбить у Райна почву из-под ног. Продал бы все, что нужно было продать, чтобы получить власть. С последствиями разбирался бы позже.

В конце концов, он уже делал так раньше.

Несколько месяцев назад я не хотела ничего, кроме как стать Винсентом. Управлять его королевством. Быть достойной его крови. Отвоевать его корону.

Я посмотрела вниз на руку Септимуса, тонкие пальцы которой обвились вокруг сигариллы. Его мизинец был прижат, в основном спрятан, но тем не менее, я могла видеть дрожь. В обеих руках.

— Я лучше знаю что делать, чем заключать сделку с отчаявшейся личностью, — сказала я. — Кроме того, ты прав. Я устала быть в клетке. Я узнаю решетку, когда увижу ее.

Я встала и положила сигариллу в пепельницу, не сводя с Септимуса серебристо-золотого взгляда.

— Спасибо за это, — сказала я. — Увидимся на свадьбе.



Глава

35

Орайя



Платье было неприличным.

Несомненно, его выбрал Кейрис. Все в дизайне было безупречно продумано. Патриотические цвета Дома Ночи, синий и фиолетовый, переданные в слоях богатого, струящегося шелка. Асимметричный вырез, повторяющий стиль ришанских мужских пиджаков — совпадающий, я была уверена, с пиджаком Райна. Серебряная отделка и металлические акценты, цепи на плечах и свисающие вниз по спине. Длинный шлейф. Облегающий покрой, открывающий слишком много.

И, конечно, мантия, плотная темная ткань, накинутая на плечи и застегивающаяся до самого горла — явно предназначенная для того, чтобы скрыть мой знак Наследника.

Кейрис прислал полдюжины молодых женщин, чтобы помочь мне одеться и уделить внимание, казалось, каждой части моего тела — моим волосам, коже, глазам, губам. Сначала я протестовала, практически зарычала на первую бедную девушку, которая набросилась на меня с щеткой. Но они были настойчивы, и в конце концов я поняла, что бороться не стоит. Я позволила им окружить меня, и когда они закончили, они так же внезапно ушли, оставив меня стоящей перед зеркалом.

Я должна была ненавидеть ту версию себя, которую видела.

Я не была уверена, что это так.

Без мантии платье было еще более откровенным, чем то, которое я надела на бал в честь Третьей четверти луны и которое тогда вызвало смешанные эмоции. Сейчас я возилась с мантией, перебирая замысловатую серебряную вышивку. Красиво, конечно. И Орайя не так давно оценила бы это — что-то плотное, чтобы прикрыть мои руки, грудь и горло, еще один слой между моим сердцем и остальным жестоким миром.

Я расстегнула пуговицы одну за другой и позволила ткани упасть с моих плеч.

Мой знак Наследника пульсировал, слегка светясь в полумраке комнаты. Возможно, мои человеческие глаза, гораздо более чувствительные к разнице между светом и темнотой, были более осведомлены об этом, чем глаза моих соратников-вампиров. Казалось, оно так идеально подходит к платью: вырез обрамлял чернильно-красные крылья на развороте моих плеч, глубокий вырез открывал копье дыма между грудей.

Было бы безопаснее надеть мантию.

Прикрыть горло. Прикрыть свой знак. Сделать себя маленькой и незаметной. Циничная часть меня могла бы сказать, что окружение Райна хотело, чтобы я прикрывала знак, потому что так Райн казался более влиятельным, но я знала, что правда была сложнее — знала, что знак также представлял значительный риск для меня, мишень, нарисованная прямо над моим сердцем в комнате, полной кольев.

И, возможно, какая-то часть меня была рада скрывать его, стыдясь того, что значил этот знак, даже когда я все еще так сильно тосковала по тому, кто носил его до меня.

Даже если бы он скрывал это от меня всю мою жизнь.

Я давно не смотрела на себя в зеркало. Мое тело снова стало выглядеть здоровым, мышцы на плечах и руках стали более четкими, а высокий разрез юбки открывал изящные выпуклости бедер. Я повернулась и посмотрела на свою спину. Платье низко опускалось без накидки мантии, оставляя ее обнаженной. Свет костра играл на рельефе моей кожи, обтягивающей недавно развитые мышцы, более крепкие, чем когда-либо, даже на пике моей физической подготовки, омраченной несколькими шрамами, полученными в боях на протяжении всей жизни.

Я была так же сильна, как и раньше. Даже сильнее. Мое тело говорило об этом.

Я снова повернулась лицом вперед, переводя взгляд с ног на лицо. Мое лицо — серьезное и стоическое. Большие серебряные глаза. Низкие темные брови. Щеки, которые начинали наливаться. Рот, который был слишком тонким и серьезным.

Я выглядела как он.

Сходство поразило меня сразу, внезапно и неоспоримо. Цвет волос, конечно, был разный: у меня они были черные, а у Винсента — светлые. Но у нас была одинаковая ледяная бледность кожи. Те же ровные брови, те же серебряные глаза.

Он потратил целую гребаную жизнь на ложь о том, что было ясно написано на моем лице.

Но, таковы были все наши отношения. Он воспитал меня так, что я смотрела на прутья своей клетки и называла их деревьями.

И затем, наконец, мои глаза опустились вниз, за изгиб челюсти, к очень открытой части моего горла. К двум шрамам там — об одном я попросила, а о другом — нет.

Когда я пошла к двери, я оставила мантию на полу.



Глава

36

Райн



Я позволил ему это сделать: Кейрис был чертовски хорошим организатором мероприятий. Каким-то образом при дворе, страдающем от непопулярности, нерешительности, борьбы за власть и двух продолжающихся гражданских войн, ему все же удалось организовать свадебное торжество, которое выглядело так, словно его проводила величайшая из династий Ночнорожденных. Он превратил замок в воплощение вершины ришанского лидерства. Ни за что не подумаешь, что две недели назад здесь все было разграблено до основания, и застигнуто врасплох переворотом.

Нет, сейчас он выглядел точно так же, как и двести лет назад, только новее, вплоть до цветочных композиций. Кто-то другой мог бы удивиться, что он помнит все эти детали, но я его понимал. В конце концов, я был рядом с ним. Ты найдешь много времени для изучения деталей, особенно когда ты отчаянно нуждаешься в чем-то, что отвлечет тебя в самые тяжелые ночи.

Я не мог позволить себе отвлечься сейчас, хотя и хотел этого. Некулай Вазарус не стал бы отвлекаться, он бы упивался этим дерьмом. Я не был им, но все же я вжился в роль так же, как влез в слишком тесный пиджак, в который меня одел Кейрис — неловко, но достаточно уверенно, чтобы это выглядело как вторая натура.

Положение каждой мышцы было намеренным — прямая спина, поднятый подбородок, свободная, непринужденная хватка моего окровавленного винного бокала, стальной взгляд, которым я оглядывал бальный зал.

Пир начался. Начали прибывать дворяне. Все шло, пока что, как надо. Я все ждал, что кто-то проявит свое неуважение. Но этого не произошло.

Но Саймон Вазарус все еще не прибыл.

Не было и Орайи, хотя откровенно раздраженный Кейрис заверил меня, что она придет. С этой женщиной ничего не было просто. Это даже успокаивало.

Я прислонился к стене и сделал глоток из своего бокала. Конечно, человеческая кровь — для такого мероприятия должна быть человеческой, на этом настаивал Кейрис, но эта кровь от хорошо вознагражденных поставщиков крови, и она смешана с кровью вампира и оленя.

Ближе к ночи к празднику присоединятся еще торговцы кровью, чтобы предложить свежие деликатесы. Я утроил им плату, когда никто не обращал на них внимания, и велел Кетуре присматривать за ними. Я знал, что она это сделает. Кетура была вспыльчивой, но, в отличие от большинства членов моего двора, она не считала мои взгляды на людей какой-то полустрашной, полураздражающей эксцентричностью, которой нужно управлять.

Я бы предпочел, чтобы их вообще здесь не было. Но перемены, напомнил я себе, приходят маленькими шагами. Это мероприятие должно было убедить множество важных, ужасных ублюдков, в том, что я — один из них.

Пока что я выглядел соответствующим образом.

Кровь была сладкой и приятной, слегка горьковатой от добавленного алкоголя. Моя биологическая часть говорила, что человеческая кровь всегда будет для меня вкусной — никакие моральные принципы не могли этого изменить. Это казалось чертовой несправедливостью, что человеческая кровь, даже взятая против чьей-то воли, всегда будет вкусной, в то время как идеально приготовленный стейк теперь на вкус как пепел, если только он не кроваво-красный.

Тем не менее, после Кеджари даже человеческая кровь стала не такой привлекательной. Вкус у нее был… однообразный. Либо слишком пикантная, либо слишком приторная.