— Я только что отправила тебе фото. Один из этих троих — Фернандо Гарридо, который был на видеозаписи. Знаю, что все время прошу невозможного, но мне нужно, чтобы ты выяснила, кто остальные двое. Сегодня до обеда, Марьяхо, ладно?
Глава 42
В течение двух часов, пока меняли колеса служебной машины, Рейес и Ордуньо продолжали показывать жителям Куэнки фото Серафина.
Наконец на пешеходной улице Карретериа одна девушка, продавщица в магазине одежды, сообщила, что видела похожего человека.
— Только не одного, а двух. И это было не в Куэнке.
— А где?
— На заправке у трассы, недалеко от Таранкона, со стороны Санта-Леонор. Я ехала со своим парнем, мы остановились, и пока он заправлял машину, я пошла в магазин. Те двое сидели в кузове фургона. Проходя мимо, я заметила, что один мастурбировал, глядя на меня. Я сразу побежала назад, пока мой парень не увидел. Он ужасно ревнивый, мог начать разборки.
— Можешь нам еще что-то рассказать? Про фургон или про них самих?
— Ничего, говорю же, я убежала. Даже цвет фургона не помню. Помню только… Короче, неважно.
— Нет, скажи!
— Размер его… его члена. Он был огромный. Такой увидишь — не забудешь. Но больше ничего. Они сидели в кузове, водителя я не заметила. Наверное, он ушел платить за заправку.
— Когда это было?
— Не помню. Незадолго до Рождества. В субботу утром, потому что у моего парня дом в Трибальдосе и по выходным мы ездим туда. Точнее не могу сказать. Вы не подумайте, что я хочу оскорбить этих людей, но мне показалось, что они какие-то ненормальные.
— В смысле больные?
— Нет, не так… В них было что-то звериное; не знаю, как объяснить.
Им пришлось поторопить автомеханика, менявшего колеса, чтобы как можно скорее отправиться на заправку, о которой говорила девушка.
— Думаешь, они так долго хранят записи с камер наблюдения? — спросила Рейес. — Она же сказала, что это было еще до Рождества.
— Понятия не имею. Но пока это единственная зацепка.
Шиномонтаж находился в промзоне под названием Серрахера. Забрав машину, они никак не могли выбраться на шоссе.
— Улица та самая, Камино-де-лас-Виньяс.
— Ага, только мы едем не в ту сторону. Надо найти, где можно развернуться.
— Заблудились, надо же! И какой толк от этого навигатора, если с ним все равно теряешься, — рассмеялась Рейес. — Сверни вон туда.
Через несколько метров они взяли правее и оказались на другой улочке, которая должна была вывести их на шоссе. На перекрестке какая-то машина преградила им путь, еще одна врезалась в «вольво» сзади. Удар оказался настолько сильным, что сработали подушки безопасности. Ордуньо попытался вырулить, но «вольво» зажало между машинами нападающих. Он потянулся к пистолету, но к ним уже подошли двое.
— Даже не думайте.
Мужчины направили на полицейских пистолеты и, судя по всему, были готовы стрелять.
— Вылезайте, — приказал один.
Подошли еще двое и отобрали у Ордуньо и Рейес оружие. Только после этого из старого «мерседеса» вылез старичок — лысый, морщинистый, низкого роста.
— Добрый вечер.
— Что происходит? Предупреждаю вас, что мы сотрудники полиции, — сказал Ордуньо.
— Я прекрасно знаю, кто вы. Сегодня с вами беседовал мой адвокат, и вы отвергли предложение, которое я через него передал. Плохое решение, скажу вам откровенно.
— Что вам нужно?
— Уже ничего. Вам все сказал мой адвокат. Больше предложений нет, двадцать пять тысяч евро вы потеряли. И это не самое ценное, что вам предстоит утратить. У меня бизнес, семья, и все это я намерен защищать.
— Да нам плевать на ваших свиней, — тянул время Ордуньо.
Все взгляды обратились на него. Никто не смотрел на его спутницу, девушку в красном платье, короткой кожаной куртке и кроссовках «Нью Бэланс». Никто не заметил, как она подошла к одному из мужчин и с силой ударила его по горлу ребром ладони. Пока остальные сообразили, что происходит, она успела подхватить выпавший у него пистолет и выстрелить во второго преступника. Ордуньо тем временем бросился на главного, старика, и зажал ему шею локтевым захватом. Двое оставшихся вооруженных мужчин замерли в нерешительности.
— Бросайте оружие, или я сверну ему шею.
Оба подчинились. Рейес ногой отпихнула их пистолеты подальше.
— Ты чего? — крикнул ей Ордуньо. — Подбери!
— Не могу, я, кажется, руку сломала, — извиняющимся тоном ответила Рейес, с жалобной гримасой демонстрируя правую руку, но левой продолжая целиться в противников.
Ордуньо, не ослабляя захвата, подошел к ней вместе со стариком. Несмотря на боль, Рейес, похоже, ликовала.
— Быстро все в жизни меняется, да, сеньор как-вас-там, — рассмеялась она.
Мужчина, получивший удар по горлу, лежал на земле без сознания; у другого выстрелом разнесло коленный сустав, и он, крича от боли, пытался отползти в сторону; еще двое остались без оружия, и Ордуньо уже надел на них наручники. Рейес перевела пистолет на старика.
— Давайте договариваться. Пятьдесят тысяч евро, — сделал он последнюю попытку.
— Вы же сказали, что предложений больше нет, — ехидно отозвалась Рейес.
— Не говорите глупостей, сеньорита.
— А я вам соврал, — сообщил ему Ордуньо. — Нам на ваших свиней совсем не плевать.
Глава 43
В свои шестьдесят Марьяхо давно покончила с чинопочитанием и дипломатией. Она не лезла за словом в карман и на дух не переносила политкорректности. Выполняя задание Элены, она ругалась на чем свет стоит. Буэндиа, уже привыкший к ее манерам, почти не обращал на это внимания.
— Результаты Элене нужны до обеда, мать ее! Она думает, я их рожу? Совсем охренела!
— Это ты так пытаешься сосредоточиться? — поинтересовался судмедэксперт.
— Ты видел, какую говнофотку она мне прислала? Крохотную, двадцатилетней давности, сплошное зерно… Вот что мне с ней делать, Буэндиа?
— Ну уж ты-то что-нибудь придумаешь, я уверен.
— Как же мне хочется на пенсию!
Марьяхо попыталась улучшить качество изображения, прогнала его через программу состаривания лиц, добавив каждому мужчине по двадцать лет. За контрольный образец она взяла Фернандо Гарридо — когда тот погиб в Сафре, его фото разместили в ежедневной газете «Сегодня», выходившей в Бадахосе. Виртуальный портрет отличался от реального примерно как небо от земли. Вслед за потоком обсценной лексики Марьяхо вынесла вердикт: найти двух остальных не получится. Для этого их фотографии должны были появиться в прессе или в каком-нибудь официальном архиве. Какова вероятность, что обычный фермер попадет в СМИ?
Ответ на этот вопрос нашелся у Буэндиа, хотя и не сразу. Все утро судмедэксперт просматривал выпуски газеты «Ла трибуна де Куэнка» в поисках публикаций, которые навели бы их на след Чески. Одного насильника она убила, теоретически могла убить и других. А поскольку все имевшиеся у них зацепки вели в Куэнку, Буэндиа показалось логичным начать с местной прессы. Но он так ничего и не нашел, хотя проверил все выпуски за пять месяцев: ознакомился с протестами экоактивистов против строительства в зоне обитания охраняемых видов, мелкими стычками между соседями и коррупционными скандалами с участием муниципальных властей. В разделе криминальной хроники писали о двух женщинах, убитых бывшими партнерами, одном погибшем в пьяной драке и одном утонувшем в болоте — и больше ничего. Полиция Куэнки, наверное, умирает от скуки, подумал Буэндиа.
Он перешел к просмотру «Вестника Сеговии». В последние месяцы Ческа часто ездила в гости к сестре; возможно, она искала своих насильников в том регионе. Марьяхо тем временем сражалась с алгоритмами обработки изображений, фильтрами и технологиями сравнения лиц. Взлом программного обеспечения Национального разведывательного центра отнял бы у нее несколько часов, но не исключено, что оно того стоило. НРЦ располагал передовыми технологиями, позволявшими установить личность террориста в темных очках, шарфе и бейсболке по форме кончика уха или очертаниям ноздрей. Только вот с каким изображением сопоставить это сомнительное фото, сделанное больше двадцати лет назад?
В этот момент Буэндиа бросил ей спасательный круг.
— Обрати внимание, какая новость. Три недели назад человека, выходившего с животноводческой ярмарки Сепульведы, насмерть сбила машина.
Марьяхо вскочила, подошла и оперлась о стол Буэндиа. В «Вестнике Сеговии» была фотография покойного; его звали Мануэль Санчес. Марьяхо сравнила изображение с увеличенным фото трех мужчин. Сходство не было разительным, но снимок из «Вестника Сеговии» она все же отсканировала.
Спустя два часа ей удалось получить доступ к программе распознавания лиц НРЦ. Она ввела два изображения — Мануэля Санчеса и одного из мужчин со старой фотографии, того, который был отдаленно на него похож. По отсутствию гневных тирад Буэндиа догадался: Марьяхо что-то нашла.
— Буэндиа, это он. Он самый. Мануэль Санчес, которого сбила машина в Сепульведе, двадцать один год назад выиграл вяленый окорок.
Элена и Сарате доехали до Сеговии, чтобы запросить полный список свиноводческих ферм в районе, и там столкнулись с провинциальной бюрократией: к любой бумажке местный чиновник относился, как к государственной тайне, и получить ее стоило неимоверных усилий. Сарате уже был готов выхватить пистолет и, невзирая на последствия, открыть огонь по этой унылой конторе, когда позвонила Марьяхо. Она идентифицировала еще одного мужчину на фотографии. Мануэль Санчес, три недели назад погиб под колесами машины, когда выходил с животноводческой ярмарки в Сепульведе; сейчас она пришлет относительно свежее фото.
— Нам нужно еще что-нибудь, Марьяхо, — ответила Элена. — Его адрес, например. Может, вдова знает, кто третий на снимке.
— Так я поэтому вам и звоню. Вы там близко, километрах в пятидесяти. Покойный жил в Риасе, это район Сеговии.
— Тогда мы поехали. Скинь мне точный адрес.
— Буэндиа просит передать, что ему нужен образец ДНК, а то труп кремировали. Сами знаете, его устроит что угодно, хоть волос с расчески. Он хочет проверить, не отец ли это Ребеки, Ческиной дочки.
— Пусть не волнуется, что-нибудь привезем.
— А вот про третьего вообще ничего не могу сказать. Лицо очень плохо видно: наполовину прикрыто козырьком кепки, да еще и тень на него падает. Была бы это современная фотография, я бы смогла что-то сделать, но она древняя, сплошное зерно… Я, конечно, позвоню в газету, вдруг у них в архиве сохранился негатив и с ним можно поработать, но это вряд ли. Снимок неважный, проходной, а сделан давным-давно.
— Сделай что сможешь, Марьяхо, но третьего ты в некрологах не найдешь. Ческа сейчас у него.
Риаса встретила их начинающимся снегопадом. Парк при въезде постепенно покрывался снегом, который придавал деревне особое очарование. За парком белели крыши домов.
— Тут он красивый! А в Мадриде снег сразу превращается в грязь. Ты здесь бывал?
— Много раз. Проездом был и за покупками приезжал. А когда-то у Сальвадора, моего наставника, был дом в Мадригере, это деревня недалеко отсюда. Мы часто проводили там выходные, а иногда приезжали на день святого Пантелеимона в конце июля.
Мадридский проспект был застроен виллами с большими садами, которые все сильнее заносило снегом.
— Еще застрянем тут без связи, — волновалась Элена.
— Не переживай, дороги здесь хорошие, и мы не на твоей машине, а на настоящей. — Сарате все еще мог смеяться.
— Как раз выбираться из сугробов лучше на старой русской тачке!
Они притормозили у дома Мануэля Санчеса. Площадку перед ним чистила от снега симпатичная женщина лет сорока; из-под шерстяной шапочки у нее выбивались рыжие локоны. Очертания фигуры скрадывал пуховик. При виде полицейских она прервала работу.
— Вы Ана Менсиа? — обратилась к ней Элена.
— Да. Что-то случилось?
— Мы из полиции, хотим поговорить про вашего мужа, Мануэля Санчеса.
Решительным движением Ана сгребла с площадки еще немного снега, как бы давая понять, что ей помешали. Но потом прислонила лопату к забору и позволила полицейским пройти.
В саду двое мальчишек лепили снеговика.
— Мигель, надень пальто немедленно! — крикнула Ана одному из сыновей. — Хочешь подхватить воспаление легких?
— Но мне жарко! — возразил мальчик.
— Надевай быстро. И чтобы через пять минут оба были у камина, погреетесь немного.
Ана толкнула входную дверь, и Сарате с Эленой окутал запах горящих поленьев.
— Мануэль! — окликнула Ана, стряхивая снег с обуви.
В холл вышел мужчина в толстом свитере. На руках у него была маленькая девочка.
— Они из полиции, хотят поговорить с тобой.
Мануэль не скрывал удивления. Но оно не шло ни в какое сравнение с изумлением, близким к ступору, которое испытали Сарате и Элена. Потому что перед ними стоял Мануэль Санчес — человек, насмерть сбитый машиной на животноводческой ярмарке в Сепульведе.
Глава 44
Мануэль провел их в маленький кабинет. Не успели они начать разговор, как зашла Ана.
— Хотите выпить чего-нибудь?
— Не беспокойтесь, — ответила Элена. — Мы только побеседуем немного с вашим мужем.
Ана кивнула, но уходить не спешила. Еще несколько секунд она поправляла жалюзи, чтобы вечерний свет не бил в глаза. Ей явно хотелось принять участие в разговоре, но все ждали, пока она выйдет. Когда за женой закрылась дверь, Мануэль прервал напряженное молчание:
— И чем же я могу вам помочь?
— Не будем ходить вокруг да около, — решительно произнес Сарате. — По нашим сведениям, вы мертвы.
Мануэль приподнял бровь:
— Полагаю, речь идет о человеке, которого сбила машина в Сепульведе?
— В газете написано, что это были вы.
— Ну ясно же, что это ошибка. Я бы посмеялся, не будь она трагической: там погиб мой брат Антонио.
— Но как они могли перепутать? — спросила Элена.
Мануэль совершенно спокойно объяснил, в чем дело: он зарегистрировался как участник ярмарки, но накануне у него случился приступ аппендицита, и его увезли в больницу.
— Тогда мы решили, что поедет брат, он иногда помогал мне с производством кормов. Но мы уже не успевали изменить бронь в гостинице, бейдж участника ярмарки и тому подобное. Так что, поскольку мы с ним очень похожи, он взял мое удостоверение личности, мои банковские карточки и даже визитки. Когда он попал под машину, при нем нашли полный комплект моих документов и сочли погибшим меня. Но я, как видите, жив.
— А фотография в газете ваша или брата?
— Моя, ее взяли с бейджа.
— Вы настолько похожи, что газетчики не заметили разницы?
— Нас вечно путали. Мы хоть и не близнецы, но были очень близки по возрасту и похожи внешне.
Элена положила на стол снимок, сделанный двадцать один год назад.
— А этот человек на фотографии — вы или ваш брат?
Мануэль взял газетную вырезку и стал с интересом ее разглядывать.
— Это же было сто лет назад. С трудом узнаю себя.
— Но как выиграли хамон в лотерею, вы наверняка помните, — подсказала ему Элена.
— Да, это помню.
— Значит, это вы, а не ваш брат.
Мануэль положил вырезку на стол. Он вдруг помрачнел, лицо нервно дернулось.
— Можно узнать, чего вы от меня хотите? Не понимаю, зачем вы задаете все эти вопросы.
— Сеньор Санчес, мы расследуем преступление, совершенное двадцать один год назад. Изнасилование.
— Изнасилование?
— Да.
Элена отвечала коротко и не сводила с него глаз, пытаясь уловить малейший признак угрызений совести или страха.
— А я тут при чем?
Сарате молчал, позволяя Элене вести допрос, — он знал, что у нее это прекрасно получалось. К тому же он был шокирован тем, что в своем крестовом походе возмездия Ческа убила невиновного. Как с ней общаться, если они ее спасут? Ее отдадут под суд, это понятно. Но лично он — сможет ли он простить такое?
— Это случилось в начале сентября, — начала Элена. — Трое друзей приехали в Сепульведу на ярмарку. Они не только заключили выгодные сделки, но и выиграли в лотерею хамон. Это даже попало в местную газету.
Элена снова показала вырезку с фотографией.
— Хамон мы выиграли, это я помню. Но мы никого не насиловали.
— Я не закончила. Отмечать победу они отправились в Турегано, родную деревню одного из них. Там как раз проходил праздник. Друзья пили, веселились, снимали стресс… в общем, отлично проводили время. И вдруг увидели девчонку лет пятнадцати, очень хорошенькую, она была одна и казалась немного растерянной посреди общего веселья. Девочка направилась домой, а трое мужчин последовали за ней, догнали, изнасиловали и бросили на пустыре на окраине деревни.
Произнося это, Элена чувствовала, как ее охватывает дикая злость. Она старалась сохранять спокойствие, сейчас ее дело — следить за реакцией Мануэля, который то ли действительно удивился, то ли сделал вид. Из сада доносились возгласы его детей, судя по всему, игравших в снежки. Его жена крикнула Мигелю, чтобы тот надел пальто. А прислушавшись, можно было различить плач младенца, который, видимо, лежал в кроватке где-то рядом с ними. Голоса всей семьи Мануэля. Все, к чему он стремился, и, наверное, все самое дорогое для него оказалось под угрозой из-за преступления, совершенного в прошлом.
— Я не помню ночи, о которой вы рассказываете. Выпили мы тогда много, это точно. Но уверяю вас, что я никого не насиловал… И в любом случае срок давности истек, разве не так?
— Увы, должна вам сообщить, что закон изменился: срок давности по насилию над несовершеннолетними истекает, когда жертве исполняется сорок лет. А этой женщине сейчас тридцать пять.
— Но это безумие. Какие у нее могут быть доказательства? Спустя столько лет! Эта женщина утверждает, что я…
— Кто этот человек?
Элена ткнула пальцем в самое неразборчивое изображение на фотографии.
— Не знаю его. Не помню.
— Кто он?
— Не помню.
— Вспоминайте. Кто он?
— Слушайте, если меня в чем-то обвиняют, этот разговор должен проходить в присутствии адвоката. А если нет, то уходите. Уже поздно, и мне надо заниматься делами. Потому что у меня большая семья, если вы не заметили. Уж не знаю, кем я был в двадцать с чем-то, но сейчас я уважаемый бизнесмен и образцовый отец семейства.
Уважаемый бизнесмен. Образцовый семьянин. Идеальная жизнь, выстроенная кирпичик за кирпичиком. А на другой чаше весов — давняя ночная пьянка. Что перевесит в час, когда будет решаться судьба этого человека? Элена смотрела на Мануэля и ждала, что он раскается, но этого не произошло. Так что Сарате решил вмешаться.
— Не могли бы вы предоставить нам образец своей ДНК?
— Что?
— Нам бы это очень помогло. Изнасилование имело последствия: несовершеннолетняя жертва забеременела и родила дочь. Надо сравнить ДНК, вашу и этой девушки, чтобы выяснить, не вы ли ее отец.
— Я никогда никого не насиловал.
— В таком случае вас тем более не затруднит дать нам образец ДНК. Достаточно волоса.
Мануэль в ярости поднялся с места.
— Я больше не потерплю оскорблений. Прошу вас уйти.
— Подождите, — произнесла Элена.
Санчес, уже потянувшийся к ручке двери, обернулся.
— Если вы скажете, кто этот человек на фотографии, мы забудем про ДНК, и наш разговор не выйдет за пределы этого кабинета.
Похоже, Мануэль задумался над ее предложением. По крайней мере, он несколько секунд медлил с ответом.
— Откуда мне знать, что вы не обманете?
— Вам придется поверить мне на слово.
— Я не знаю, кто это. Мы не были знакомы. Понятия не имею, кто он.
— Вы лжете.
— Вы тоже. Вы не можете делать таких предложений, это незаконно.
— Даю вам последний шанс, Мануэль. И делаю это только потому, что речь идет о жизни нашей коллеги. Мы считаем, что человек с фотографии ее похитил и намерен причинить ей вред. Либо вы скажете мне, кто он, либо я выведу вас отсюда в наручниках на глазах у жены и детей.
Сарате вздрогнул. Видя, что Элена вне себя от ярости, он наклонился к ней:
— Элена…
Он хотел шепнуть ей, что задерживать этого человека — серьезная ошибка. У них не было не только ордера, но и достаточных оснований подозревать Санчеса.
Мануэль посмотрел на нее с насмешкой:
— Ордер на арест покажете?
Элена резко вскочила и развернула Мануэля лицом к двери. Мгновение спустя она вытащила наручники и защелкнула их на его заведенных за спину запястьях.
— Вас ждут о-о-очень большие проблемы, — пригрозил Мануэль.
— Пошел.
Жестом она велела Сарате открыть дверь. Они прошли через гостиную в холл, оттуда в сад, где играли мальчишки. Из дома выбежала Ана, поскользнулась на тающем снегу и с трудом удержала равновесие.
— Мануэль! Что такое? Куда тебя забирают?
Элена затолкала его в машину. Потом протянула ничего не понимающей женщине визитную карточку.
— Он задержан. Позвоните позже, вам сообщат подробности.
— Но что он сделал?!
Взвизгнули шины, и машина сорвалась с места.
Глава 45
Медики в травмпунктах могут с первого взгляда определить, сломал человек руку при падении или из-за того, что кого-то ударил. Доктору Каудете в больнице Вирхен-де-ла-Лус все стало ясно, как только он увидел рентген руки Рейес.
— Трещина в пятой пястной кости правой руки. Травма боксера либо человека психически неуравновешенного. У вас какая?
— Боксерская, — с гордостью ответила Рейес. — Тому парню похуже пришлось.
— Его я уже осмотрел, он в другом кабинете, под надзором полиции. Знаете, как такой перелом называется на английском? «Кабацкий перелом», поскольку он характерен для пьяных драк в барах по выходным.
— Но я же не пьяная и не в баре дралась. Я сотрудник полиции. Не знаю точно, куда я ему заехала. Частично в челюсть, частично в горло…
— Хороший удар. Запястье болит?
— Нет, только кисть. Вы мне наложите гипс?
— Не хочу, чтобы ваш перелом плохо сросся. Представьте, вот я наложу гипс неправильно, и вы больше никогда не сможете застегнуть пуговицу. Я бы себя возненавидел за такое.
— А я бы стала носить одежду на молнии.
— Пока я просто зафиксирую вашу кисть, а потом специалист посмотрит и решит, как вас лучше лечить. Если хотите услышать мое мнение, вам повезло и хирургическое вмешательство не потребуется. Я вас на минутку оставлю, постарайтесь не шевелить рукой.
Рейес осталась одна. Ордуньо занимался документами: писал заявление, оформлял протоколы. Впервые с прихода в ОКА Рейес оказалась в одиночестве и не знала, что делать: то ли звонить в Мадрид с докладом, то ли подождать. Ей было неспокойно: вдруг руку придется оперировать и расследование продолжится без нее? А ей так хотелось помочь коллегам найти Ческу!
Наконец вернулся Ордуньо.
— Тобой еще не занимались?
— Занимались, но сказали подождать, пока специалист посмотрит. Как все прошло?
— Прямо сейчас местная полиция опечатывает три фермы и два мясных производства. Последнее, что я слышал: задержаны уже пятнадцать человек.
— И Суэкос?
— Да, ветеринар тоже. Похоже, всю сеть накрыли. Теперь тебе необязательно становиться веганом.
— И хорошо! Как все быстро решилось.
— Я не хотел тратить время на все эти разборки со свиньями, считал, что нам надо заниматься исключительно поисками Чески, но Викториано со своим клиентом сами напросились.
— Надо ехать на заправку в Таранкон.
— Посмотрим, отпустят ли тебя.
— Думаешь, у них сохранились записи за предрождественский период?
— Сомневаюсь. Но ехать все равно надо, других зацепок у нас нет. Да и Элена приказала.
— Ты с ней говорил?
— Да. Звонил в отдел, рассказал, что тут было. У них там вроде тоже подвижки намечаются. Нашли второго насильника, живого.
— Живого?
— Так случайно получилось, потом расскажу.
— Может, сходишь за врачом? Скучно сидеть здесь без дела.
— Имей терпение. Кстати, ты отлично себя проявила, когда на нас напали.
— Ты так думаешь?
— Ну ты ему так врезала…
— Просто если бы не врезала, они бы нас прикончили. Вот второму я выстрелила в колено, хотя мне так хотелось попасть повыше.
Доктор Каудете прервал их беседу и сообщил, что кость не смещена. В операции не было необходимости, достаточно фиксирующей повязки.
— Но на следующей неделе вам надо прийти на осмотр.
— Это на следующей неделе! А сейчас перевязывайте меня скорее, мы торопимся.
Заправка находилась рядом с Таранконом, но административно относилась к другой деревне, Санта-Леонор. Начальник заверил их, что никогда не видел человека с фотографии. А записи с камер видеонаблюдения так долго не хранились.
— Мы стираем старые записи, а жесткие диски используем заново. Объем диска у нас один терабайт, камеры пишут круглосуточно. По факту в наличии всегда месяц записи. Закон о защите данных так и предписывает.
Еще одна дорожка привела их в тупик. Но перед уходом Рейес сообразила задать вопрос кассиру:
— А здесь не останавливается заправляться мужчина в старомодной зеленой куртке с рыжей отделкой?
— Мужчина в зеленой куртке? Да… бывает у нас такой. Только я не знаю, как его зовут. Он всегда платит наличными. У него красный закрытый фургончик, то ли «рено», то ли «ситроен». Вроде бы он живет недалеко от Санта-Леонор, я как-то видел его там в баре на площади. «Сарко» называется, у них шикарные фрикадельки.
Глава 46
Мануэль Санчес сидел в допросной. Элена нарочно оставила его там одного: пусть понервничает. Они выдрали у него волосок, из которого Буэндиа извлечет ДНК, чтобы сравнить с образцом ДНК Ребеки. Положительный результат анализа упростит дело: Мануэлю ничего не останется, кроме как признаться в изнасиловании, и тогда они смогут сосредоточиться на единственном, что интересовало Элену, — на личности третьего мужчины с фотографии. Проблема в том, что анализ ДНК требовал времени, которого у них не было.
Элена вошла и села напротив Мануэля.
— Я тут наводила справки, и все отзываются о вас очень хорошо. Похоже, вы порядочный человек.
Мануэль не ответил. Он был серьезен, кажется, немного напуган, но пытался скрыть это под напускным высокомерием.
— Я не хочу разрушать вашу жизнь. Мне только нужно, чтобы вы сказали, кто этот тип.
Она снова положила на стол старую фотографию.
— Я его не знаю.
— А другого, вот этого, знаете? Его зовут Фернандо Гарридо — знакомое имя? Пять месяцев назад его убили выстрелом в голову. И знаете, кто его убил? Девушка, которую изнасиловали много лет назад. Она собиралась убить и вас, но в итоге расправилась с невиновным.
Мануэль опустил голову. Осознание, что он стал косвенным виновником смерти родного брата, тяжелым грузом легло ему на плечи.
— Вы не боитесь, что она повторит попытку? Ваша жизнь в опасности, Мануэль, лучше бы вы нам помогли.
— Я вам уже сказал, что не имею никакого отношения к этому преступлению. Абсурд какой-то, у меня ни одной судимости, да что там — штрафа за нарушение ПДД и то ни одного. Я образцовый респектабельный гражданин.
— Если вы нам поможете, я сделаю все возможное, чтобы в вашей образцовой жизни ничего не изменилось. Кто этот мужчина в кепке?
Пока его везли в отдел криминалистической аналитики и пока он сидел в одиночестве в этой безликой комнате, Мануэль обдумал разные варианты и выстроил отчаянную стратегию. Он не мог признаться в том, что двадцать один год назад изнасиловал девочку-подростка. Это сломает ему жизнь. Он потеряет все, что любит, все, что делает его счастливым, все, чего он с таким трудом достиг. И практически наверняка окажется в тюрьме; предложение сердитой инспекторши Мануэль не воспринимал всерьез. Она все равно не сможет выполнить свое обещание. Значит, он должен во что бы то ни стало настоять на своей невиновности.
У него выдернули волос для анализа ДНК. Он понимал, насколько весомо подобное доказательство, но надеялся, что не окажется отцом ребенка: все-таки их было двое, тех, кто входил в девчонку и кончал в нее. И даже если анализ укажет на него, можно попытаться выкрутиться, сказать, что на фотографии с хамоном — его брат. Ему-то в гробу уже все равно! Мануэль не знал, совпадают ли ДНК у братьев, но сейчас это казалось ему мелочью.
К тому же, если он все-таки окажется отцом ребенка, можно нанять хорошего адвоката, который докажет, что расследование проводилось с многочисленными процессуальными нарушениями, а значит, его результаты недействительны. Ему даже не предложили юридической помощи, а он и не стал просить, предпочитая, чтобы попрание его прав выглядело как можно более вопиющим. Мануэль отдавал себе отчет в том, что вариант с адвокатом, возможно, избавит его от тюрьмы, но не поможет избежать краха в личной жизни. Жена ему, конечно, не поверит, и их идеальная семья разлетится вдребезги. Он скрестил пальцы, задержал дыхание, помолился про себя и решил ни за что не признавать, что насиловал девушку.
Он прекрасно помнил, с кем был в ту ночь. Знал, что Фернандо Гарридо, его старый товарищ, был убит несколько месяцев назад. Антон, тот самый третий, которого искала полиция, уже много лет не ездил на ярмарки, но Мануэль знал, где он живет. И понимал, что говорить этого нельзя. Антон был странным типом, иногда казалось, что у него проблемы с головой. Нелюдимый, угрюмый, застенчивый, он почти все время молчал, но иногда у него в глазах вспыхивал зловещий огонек, и Мануэлю становилось не по себе. Этот человек выдаст его, не колеблясь ни секунды, скажет, что сам он ничего не сделал, что он один не осуществил половой акт. И укажет на тех, кто осуществил. Безумие облегчать полиции поиск единственного свидетеля, который мог подтвердить твое участие в изнасиловании. Второй мертв, и в помутненном от тревоги сознании Мануэля это обстоятельство представлялось удачей.
— Я никогда никого не насиловал. Я приличный человек, у меня семья, красивый дом, чудесные дети.
В допросную вошел Буэндиа:
— Элена…
Она посмотрела на Мануэля с улыбкой, в которой сквозило что-то садистское.
— Похоже, анализ ДНК готов.
Элена вышла вместе с Буэндиа, а Мануэль остался размышлять о своей участи. Пока он ждал решения своей судьбы, на него накатили печаль и уныние. В ту ночь, двадцать один год назад, он поступил отвратительно. Он все помнил, такие вещи не забываются… Он всегда был хорошим человеком, внимательным, воспитанным, обходительным — особенно с женщинами… Всего один раз в жизни потерял над собой контроль. Они выиграли хамон, выпили, Фернандо сказал, что в его деревне праздник; это было недалеко, и они решили поехать. Там постреляли в тире, поучаствовали в лотереях… Он выиграл бутылку дешевой можжевеловой настойки, и они выпили ее целиком. Потом продолжили пить в зоне мангалов: стаканчик «Куба Либре» под шашлык, стаканчик под бекон, и еще, и еще. Поругались с деревенскими парнями, здравого смысла хватило, чтобы уйти. Но свою машину на стоянке они спьяну не нашли, так что пошли пешком по обочине шоссе. И вдруг увидели девчонку, такую красотку, что ужасно завелись. Кто начал, Мануэль не помнил, но насиловали ее они с Фернандо. Третий только держал и лапал за грудь. Больше ничего не смог, не встал у него. Они потом долго смеялись над ним. Вернулись на стоянку, нашли машину, залезли в нее и уснули. Утром, проснувшись на практически пустой стоянке, они вернулись в Сепульведу, где и расстались. Он пошел в свой пансион, принял душ, позавтракал и отправился домой. Обо всем этом он никогда никому не рассказывал. Несправедливо, что одна ошибка двадцатилетней давности теперь портила ему жизнь.
Элена вернулась, держа в руках папку с документами.
— Мы сравнили вашу ДНК и ДНК девушки, родившейся в результате изнасилования. Результат положительный, Мануэль. Вы ее отец.
Мануэль отвечал механически, как робот:
— Видимо, это был мой брат. В тот вечер он тоже меня замещал. Это он на фотографии.
Элена усмехнулась — какая нелепая отговорка! — и подалась вперед, опершись руками о стол.
— Вы в курсе, как устроены программы распознавания лиц? Я в этом не очень разбираюсь, но у нас есть компетентный специалист. Их уже и в банках применяют, в самых продвинутых, а банки не станут платить за оборудование, если не уверены, что оно работает. Моя коллега пользуется самыми лучшими программами, она изучила фото из газеты, ваши снимки, которые мы сегодня сделали, и фотографии вашего брата, которые мы нашли, — он и правда на вас похож. Программы анализируют каждый признак объекта: форму лица, глаз, расстояние между зрачками — вплоть до миллиметра, между ушами… Не смогу объяснить подробнее, потому что я не специалист, меня само слово «алгоритм» вводит в ступор. Но знаете, что показали все эти программы? Что на фотографии вы, а не ваш брат.
— Я никогда никого не насиловал. Я не знаю, кто этот третий, а на фотографии мой брат.
Элене показалось, что она разговаривает с автоответчиком. Кажется, задержанный был не в состоянии воспринимать рациональные аргументы.
— Не хотела я этого делать, зря вы меня вынуждаете. Сейчас вернусь.
Сарате и Буэндиа, наблюдавшие за допросом из переговорной, удивились; они понятия не имели, куда направилась Элена. Сарате вышел ей навстречу и перехватил на пути к помещению, где уже два часа ждала известий жена Санчеса.
— Что ты задумала?
— Он у меня заговорит.
Элена зашла в комнату, где Ана Менсиа нервно кусала ногти, и закрыла за собой дверь.
— Что здесь происходит? Когда мне хоть что-нибудь скажут? Я оставила детей с соседкой.
— Мне придется рассказать вам об ужасном поступке, который двадцать один год назад совершил ваш муж…
Мануэль не утерпел и заглянул в результаты анализа ДНК, которые Элена намеренно оставила на столе. Он был отцом девушки по имени Ребека. Значит, удача ему не улыбнулась. Тем не менее он собирался упорно придерживаться намеченного плана.
Заметив, что дверь открывается, он поднял голову. Изобразил уверенный взгляд, чтобы не дать инспекторше ни единого шанса. Но на пороге стояла его жена и смотрела на него с ненавистью.
— Сволочь! Скажи мне, что это неправда, что ты не насиловал ту девочку!
— Ана, пожалуйста! Я не знаю, что тебе наговорили…
— Скажи мне, что это неправда.
— Ана…
— Скажи мне, что это неправда.
Мануэль не выдержал — закрыл лицо руками и зарыдал.
— Сволочь! — набросилась на него Ана. — Извращенец поганый! Как ты мог?!
Вошедший Сарате попытался усмирить женщину, которая колотила мужа кулаками, как боксерскую грушу.
Элена невозмутимо наблюдала за ними.
Глава 47
Малютка держала нож для забоя скота, который был чуть ли не больше ее самой. Она просунула острие под веревку на правой щиколотке и попыталась ее перепилить. Острие несколько раз соскользнуло и воткнулось Ческе в ногу, выступила кровь, но Ческа не шевельнулась. Спит? Когда веревка упала, Малютка увидела истыканную ножом кожу и виновато посмотрела на узницу — перед ней лежала изможденная женщина со свалявшимися волосами и запавшими глазами. Она даже не пошевелила освобожденной ногой. Над разодранной щекой жужжали мухи.
Со второго этажа доносился шум шагов. Наверное, это Антон и Хулио. Она видела, как они с недовольным видом поднимались к Касимиро. Малютка понимала, что времени мало: сейчас или никогда. Ей хотелось заплатить штраф и еще раз поиграть с Ческой. Она сосредоточилась и начала перерезать веревку на левой щиколотке. Чтобы не поранить Ческу, она пилила медленнее, чем следовало бы. Однако ей удалось удерживать лезвие под таким углом, чтобы не повредить кожу. Упала вторая веревка, но Ческа все еще не шевелилась.
К топоту прибавились крики Касимиро. Лучше не слышать, что именно он кричит. Раздался глухой удар, потом сопение. Видимо, это Антон.
Веревки на руках были завязаны не так туго, наверняка из-за попыток Чески их ослабить. Разрезать их было совсем просто — три раза чиркнуть лезвием снизу вверх, обязательно снизу вверх, чтобы не порезать вены несчастной пленнице, которая так и не открыла глаза. Спит?
Пришла пора это выяснить. Малютка наклонилась к ее лицу. Мухи кружили над раной. Когда девочка замахала на них руками, они разлетелись, но ненадолго.
— Просыпайся, — тихо сказала Малютка.