- Сначала о папке – улыбнулся он, похлопав по картонному кирпичу – Ты закончил?
- Закончил. Полностью оцифровал, несколько раз проверил. Готов загрузить данные куда надо.
- С этим к моей помощнице. Готов взять следующую папку?
- Готов. Но хотел бы взять сразу две или даже три папки.
- Хотел бы? Или хочешь? Две или три папки?
- Хочу. Три.
- Причина?
- Мой график – ответил я чистую правду – Я либо бегаю – либо читаю. И то и другое у меня никак не нормировано. И то и другое может длиться часами. Проще взять сразу несколько архивных папок, оцифровать и так же вместе принести.
- А работа? Ты ведь где-то подрабатываешь?
- Подрабатываю. В рыбных прудах Якобс и только в ночную смену. Это еще одна причина взять несколько папок сразу – днем я обычно отсыпаюсь.
Чуток помедлив, Босуэлл медленно кивнул:
- Резонность твоих доводов признаю. И разрешаю взять сразу три папки. Следующий вопрос – он уперся пальцем с аккуратным маникюром в картонную крышку папки – Ты забрал что-нибудь отсюда, Амос? Но давай без вранья.
- И не собирался – ответил я – Взял из папки две фотографии. Документами их не считаю, сами фотографии оцифрованы. А для меня это предметы семейного характера. Умалчивать не собирался – планировал рассказать в конце нашего разговора.
- Смело ты… смело… Ладно. Предположим, я твою смелость оценил по достоинству, но как докажешь, что собирался рассказать, а не надеялся, что я просто не задам этого вопроса?
- Доказать? – почесав лоб, я указал взглядом на папку – Доказательства в самой папке. Там в конце пустая страница для примечаний архивариуса. Я, конечно, не он, но вписал туда, что забрал две фотографии.
Отхлебнув из своего бокала – не сводя при этом с меня испытующего взгляда – Инверто неспешно распутал завязки одной рукой, перевернул кирпич, открыл папку и проверил последнюю страницу. Тихо рассмеявшись, прочитал вслух:
- Амадеем Амосом изъято две фотографии – за номером четырнадцать и семнадцать. Причина: пополнение семейного архива. Ни с кем не согласовано, изъято самовольно. – допив бокал, он утер губы и тихо рассмеялся – Охренеть просто… Ты понимаешь, что сам на себя написал признание пусть в небольшом, но все же преступлении.
- Понимаю – кивнул я.
- И на что расчет? Что я не сочту это чрезмерной наглостью?
- Верно. Я взял лишь пару старых фотографий из никому ненужной папки, годами валявшейся в каком-нибудь пыльном шкафу.
- Логично… Ты продолжаешь удивлять, Амос. Скажи честно – ты ожидал, что я задам эти вопросы или надеялся на удачу, а эти заметки сделал в расчете, что их никто никогда не прочтет и папка уйдет в переработку?
- Ты должен был спросить.
- Почему?
- Потому что знал о фотографиях моих родителей и не мог не понять, что это окажется важным для меня. Думаю, это еще одна проверка или что-то вроде.
- Что-то вроде – повторил Босуэлл, наливая себе следующую порцию – Ты убедил меня, Амос. И нет, это не очередная проверка. Но сурвер познается не на словах, а на своих делах – явных или тайных. Фотографии можешь оставить себе.
- Спасибо.
- Не за что – эта папка уже завтра отправится на измельчение и переработку. Допивай свой коктейль, и я налью еще порцию.
- Мне лучше не торопиться с выпивкой – возразил я – С меня хватило недавного похмелья.
- Пить надо уметь.
- Прямо вот надо?
- В политике – надо. Большая часть дел решается в приватных беседах с нужными людьми и с хорошей выпивкой. Так было до ядерного конца света – так продолжается и после него.
- А сейчас у нас именно такая беседа? Приватная и с нужным человеком?
- Конечно.
- Я просто чистильщик.
- Я знаю – кивнул Инверто, наливая мне новую порцию – Но у меня не бывает пустых бесед с ненужными людьми. Зачем тратить свое время зря?
Коктейль, кстати, оказался не слишком крепким, вкусным, но не сладким, как я ожидал, а опять соленым и с легкой приятной кислинкой. Похоже, сегодня точно день зеленых коктейлей с красной чертой.
- Поговорим о твоем кратком запое? – спросил Босуэлл, глядя мне в глаза.
Я невольно поморщился и возразил:
- Да не запой это был. Просто решил выпить после того, как получил плохие новости.
- А кроме этого что-нибудь делал?
- Лежал. Спал. Пил. Что-то вроде… прострации?
- Ты впал в апатичный ступор, Амос. Так это называется на клиническом языке.
- Звучит страшновато. Но я ни во что такое не впадал.
- Точно?
- Точно – подтвердил я – Просто выпил, выспался и на этом закончил.
- Ну и хорошо – он снова улыбнулся и показал мне большой палец – Молодец, Амос.
- А в чем вообще такой интерес? Ну выпил я немного…
- Плевать на выпивку. Хочешь – пей, если умеешь пить. Но какими бы ни были плохие новости не впадай в безделье, Амос. Что бы не случилось – действуй. Читай, ходи, выполняй поставленные задачи. Смотри на мир хоть с ненавистью – но делай все, чтобы не выпасть из рабочего режима.
- Выполнять поставленные задачи? Кем поставленные?
- В первую очередь - тобой самим – ответил он – Задачи, поставленные тобой самим – самые важные. И если не выполняешь их, то саботируешь самого себя. Ты сурвер, Амос и должен понимать, что полагаться можно только на себя самого. В этом мире тебе никто и ничего не должен, а если и должен, то скорей всего постарается этот долг не отдать. И да я помню про братство сурверов и кодекс взаимопомощи, но мы ведь тут не дети на школьном умилительном празднике лжи, верно? И мы знаем, что рассчитывать можно только на себя. Вкалывай в поте лица, надрывай задницу, зарабатывай, становись сильнее, умнее и лучше других. Выживание – кредо сурвера.
- Кредо сурвера… - задумчивым эхом я повторил конец древнего высказывания – Я все еще не могу понять к чему такая забота обо мне? Я вам не дальний родич и не друг.
- Думаешь обо всех родичах следует заботиться? – Босуэлл удивленно фыркнул – Ну уж нет! Да и не забочусь я о тебе, Амос. Помнишь, что я сказал? Я тебе – ты мне. Вот так это и работает. Так устроен мир.
- Надеяться, что я когда-нибудь окажу ответную услугу…
- Почему «когда-нибудь»? Можно и сегодня сделать небольшое доброе дело на благо ВНЭКС – допив второй коктейль, он щелкнул пальцем по опоясывающей его красной линии – Знай меру, да?
- Меру надо знать – кивнул я, отставляя недопитый бокал – Доброе дело на благо ВНЭКС? М-м-м… нет, неинтересно.
Инверто медленно кивнул, не сводя с меня внешне безразличного взгляда.
- А вот конкретно тебе, Инверто, я готов помочь, если смогу – дополнил я, глядя ему в глаза.
- Быстро учишься, сурвер – усмехнулся он – Быстро учишься… О… чуть не забыл спросить – а твоя подруга Галатея обращалась в медицинские учреждения со своей проблемой?
- Не знаю. Как-то не пришло в голову спросить.
- А их семейные документы? Архивы? Медкарты?
- Если и было такое, то все у них дома. А там давно уже копошится Культ.
- Там копошится Культ – повторил Босуэлл и, кивнув, резко отодвинул пустой бокал в сторону – Вот что тебе нужно для меня сделать, сурвер Амадей Амос…
**
Юкатанский Крест – так назывался перекресток, где сходились проспекты Рошшара и Центральный. Два главных коридора при «столкновении» образовали самое объемное пространство нашего этажа. И, само собой, здесь же находился главный лифтовый и лестничный створ, который подобно четырем вертикально поставленным иглам проходил через весь Хуракан, словно нанизав на себя все его уровни. Всего шесть вместительных лифтовых кабин – по три с каждой стороны в скошенных ради пространства противоположных сторонах перекрестка. Помимо лифтовых кабин был еще два пути вверх или вниз – куда более привычные сурверам лестницы. И надо признать, что каждая такая лестница была сделана на совесть – достаточно широкая, чтобы по ней могли плечо к плечу подниматься или спускаться сразу пятеро, шероховатые ступени были идеальной высоты и не знали сноса.
Помимо своей основной функции перекресток играл значимую общественную роль в жизни шестого уровня – как и каждый из точно таких же перекрестков на других этажах. Именно здесь в любой время дня и ночи можно было увидеть наибольшее количество сурверов, разбившихся на различные группы, занявших причудливо изогнутые скамейки, усевшихся прямо на пол под погибшими сухими оливами, с ветвями украшенными гирляндами огней и разноцветными ленточками. На стенах многочисленные барельефы и мозаичные панно, изображающие полуобнаженных индейцев среди джунглей, бредущих по мелководью гиппопотамов, исследующих местность инженеров, оценивающих местность на пригодность для постройки убежища, танцующие вокруг костра девушки в простецких белых длинных рубашках, с венками на головах и зеленеющими березами на заднем фоне. В общем на стенах была полная мешанина, но мешанина красивая и талантливая – в свое время стены перекрестка украсила творческая молодежь Хуракана и работы длились несколько лет. Та молодежь давно уже мертва и сгнила в грибницах, а их творения продолжают жить и радовать взгляды прохожих.
Мне нравились эти творения, и я был бы рад приходить сюда почаще, но на Юкке, как прозвала перекресток все та же молодежь, не был очень давно. И по все той же застарелой причине – потому что я чмо, я Анус, сын дохлой уборщицы и вообще мне здесь не место. Разумеется, так решил не я сам, а мои куда более сильные и агрессивные сверстники, еще со школьной поры хорошо втрамбовавшие в мою голову эти прописные истины. И я проникся, все уяснил и появляться здесь перестал.
Да и зачем? Смотреть издалека с завистью как уверенные в себе парни знакомятся с красивыми девушками и понимать, что мне такого не светит? Не потому, что я урод – мне просто не позволят те самые «учителя» с их крепкими кулаками и злобными насмешками.
Но сегодня я сюда пришел. Хотя последние метров триста и выбора особого не было - меня неудержимо тащила по проспекту Рошшара возбужденно гомонящая человеческая волна. Большей частью тут молодежь, но хватает и куда более взрослых сурверов. Приливной волной нас выплеснуло на перекресток, где громко играла ритмичная музыка, а на мертвых деревьях радостно мигали огоньки гирлянд. Под высоким потолком крутились зеркальные шары, пара закрепленных там же проекторов слали на свободные участки стен кадры знаменитых у нас старых фильмов.
Причина такого оживления проста – официально снимается запрет на перемещение между уровнями Хуракана и заодно объявлено праздничное мероприятие в честь победы над перхотной чесоткой и в знак благодарности всем сурверам шестого уровня, проявившим такую взаимовыручку, терпение и солидарность. Будут танцы, угощения, фильмы и веселье.
Ну да… и сразу на ум приходят гребаные Шестицветики с их шипастыми битами и мячами из литой резины.
Я, погруженный в свои тихие дела, как-то пропустил информацию об этом событии. Но даже и знай заранее – не пришел бы. Все по тем же простым причинам что и прежде.
Но сегодня я здесь. В чистом комбинезоне. Свежевыбритый. Пахнущий дешевым одеколоном. У меня в руке старая брошюра с крепкой самодельной картонной обложкой и аккуратно выведенным названием «ВНЭКС: главные цели и ценности партии». А в голове у меня четко поставленная цель и примерные координаты нужного места. Свернув, я отделился от медленно расплывающейся на отдельные группки толпы, дошел до одной из «лестничных» стен, где с проемов уже были убраны решетчатые заграждения и тем самым оказался максимально далеко от уже построенной трибуны для выступлений. Со своего места я разглядел выставленные в ряд микрофоны и расхаживающие там фигуры в традиционных для нас комбинезонах с яркой расцветкой – это давно уже что-то вроде национального костюма сурверов.
Люди продолжают прибывать, становится все людней. В клубящемся хаосе постепенно выстраивается определенный порядок. У самых стен скапливается молодежь, а сурверы постарше занимают почетные места ближе к центру. Коротко оглядевшись, я нашел взглядом еще не полностью занятую пристенную бетонную скамейку с пластиковым покрытием, добрался до нее, сел на свободный край, открыл книгу в случайном месте и погрузился в чтение. На стандартной трехметровой скамейке кроме меня сидит еще четверо незнакомого молодняка – им лет по пятнадцать. Ведут себя прилично, на меня внимания не обращают. И это взаимно.
Я старательно читал минут двадцать, не отрывая глаз от страниц, заполненных невероятно пафосной хренью про истинное предназначение сурверов Хуракана, про наше великое будущее и роль ВНЭКС во всем этом. До начала мероприятия оставалось еще около четверти часа, когда рядом со мной раздался тихий, но максимально властный и полный угрозы голос:
- У ну скамейку освободили живо!
Секунда замешательства на том конце… и четверка подростков бесшумно снялась с насиженного места и растворилась в толпе. Я остался сидеть и продолжал вдумчиво читать, пытаясь продраться через фразы вроде «и лишь неустанными звонкими усилиями…».
- А ты не расслышал что ли? – в хрипловатом голосе послышалось удивление – Эй!
За говорящим послышалось девичье хихиканье, рядом со мной кто-то усаживался, воняя одеколоном, алкоголем и едва уловимым дымом тасманки. Я продолжал спокойно читать.
- Охренеть он глухой… или тупой…
Впритык ко мне плюхнулся обладатель угрожающего голоса, навалился на меня плечом, дыхнул в ухо:
- Эй, придурок…
Повернув лицо, я спокойно вгляделся в лицо наваливающегося на меня всем весом незнакомого парня в желто-сером костюме. Ему чуть больше двадцати. Сидящим за ним примерно столько же. Между ними извиваются и смеются зажатые парнями девушки еще младше.
Я сказал Босуэллу, что для меня сделать это совсем не проблема и не вызовет никаких эмоций.
Оказывается, я ошибался. Эмоции были. Вернее, всего одна, но очень сильная эмоция, возникшая при первом же наглом толчке в мое плечо. Я едва сохранял спокойное выражение лица, а изнутри меня прямо рвало. В затылке запульсировала острая боль.
Нет, я не боялся. Это был не страх.
Злость. Кипящая и рвущаяся наружу злость, требующая схватить дышащего мне перегаром в лицо ублюдка за голову и начать его бить лбом о край скамейки.
- Ты что-то хотел, сурвер? – тихо спросил я, старательно отводя глаза.
- Ты что-то хотел, сурвер… – пропищал он, пародируя меня и продолжил уже своим голосом – Да хотел! Чтобы ты свалил с этой скамьи нахрен и прямо сейчас!
Высказавшись, он оглянулся на сидящую рядом с ним блондинистую девушку с пышными формами и слишком ярким макияжем. Девушка с готовностью рассмеялась.
- Я первым занял это место – ответил я – Прошу не мешать моему чтению, сурвер.
- Где-то я его видел – задумчиво произнес кто-то из сидящих дальше, наклонившись, чтобы рассмотреть мое лицо – А ну поверни-ка харю сюда.
Я проигнорировал его вежливую просьбу и перелистнул страницу.
- Охренеть – повторил сидящий со мной лидер их группы – Книги читает, а тупой и не понимает… Свали нахрен отсюда!
Я молчал.
- Где-то я его видел… реально видел… - продолжал гнуть свою вялую линию сидящий поодаль – Не вижу лица…
- Он тебя не уважает, котик – огорчилась сидящая рядом с главным блондинка.
- Он нарывается – процедил парень.
- Я первым здесь сел – напомнил я и плеснул немного огня – Что-то не нравится – пересядь куда-нибудь.
- Чё сказал?!
- Ты слышал.
- Тебя же просили показать харю, плесень – выдохнул парень и в следующую секунду его руки обхватили мою голову и начали выворачивать ее, чтобы повернуть в нужную ему сторону.
- Отпусти! – просипел я, ощутив боль – Отпусти!
Перед глазами потемнело, я начал проваливаться в какую-то подсвеченную багровым яму, в пальцах затрещала сгибаемая книга.
- Отпусти!
- Покажи личико, урод! – не выдержав, он на миг отпустил правую руку и с силой впечатал мне ладонью в скулу – Сам захотел по-плохому! – и еще один тычок ладонью – Тебе предлагали свалить! Предлагали! Предлагали! – тычки следовали один за другим и каждый отдавался в мозгу странным писком, будто моя голова была резиновой игрушкой со вставленной в жопу свистулькой – Предлагали! Предлагали!
По плану сейчас мне следовало упасть и закричать. Следовало скрючится больной креветкой, постараться расцарапать лицо о бетонный пол и закричать.
Да… следовало… я попробую…
Книга упала на пол, я рухнул на колени следом за ней, на автомате подхватил, успел услышать издевательский смешок той блондинистой суки, я уже хотел завалиться на бок, но послышалось странное звяканье металла и на моем правом ухе будто раскаленные клещи сжались, резко дернув его в сторону.
- Ты у нас глухой да? Глухой?! Я тебе прочищу уши, с-сука! – шипел схвативший меня уже за оба уха парень, пригибая меня к полу и наваливаясь всем весом – Глухой, да?!
- Пал, хватит уже – на этот раз в голосе девушки звучал легкий испуг – Люди вокруг…
- Харэ, чувак – согласился с ней кто-то еще.
- Прекращай, Пал!
- Да он же сам начал – клещи на моем ухе сжались сильнее… и в голове у меня что-то лопнуло.
Выронив книгу, я схватил его за ноги и с ревом выпрямился, вложив в этот рывок всю имеющуюся силу и накопленную злобу. Парня перевернуло на скамейке, он разжал свою хватку, попытался ухватиться за скамейку, но я дернул его на себя, стаскивая на пол и с наслаждением услышал глухой стук его башки о бетон, после чего протащил его еще метр, а затем подпрыгнул и обеими ногами приземлился на его искаженное в крике лицо. Под ногами что-то влажно хрустнуло, мерзко поддалось нажиму, парень завыл и засучил ногами, схватил меня за лодыжки, и я рухнул на пол, врезавшись плечом и скулой. Вскочил я мгновенно и рванул обратно к катающемуся на полу ублюдку, прикрывшему ладонями лицо. Только сейчас отмерли остальные из его толпы и повскакивали.
- Палли! – пронзительно завопила блондинка, оставаясь при этом на месте – Палличка!
Моя нога уже летеле в пинке, нацеленным на подставленный бок распластанного парня, но кто-то схватил меня сзади и оттащил, зло шипя на ухо:
- Уймись, Амос! Уймись! План был другим!
Слово «уймись» на меня никак не подействовало, а вот напоминание про план сработало, и я замер. Хватка тут же разжалась, и я остался стоять, чуть дрожащей рукой вытирая лицо, хотя, скорее растирая по нему кровь из рассеченной скулы. Меня неудержимо трясло от выброса адреналина, вокруг сомкнулась толпа гомонящих людей, отсекая от скамейки, а я, не обращая на них внимания, успел незаметно вытащить, открыть и «насадить» на нагрудный карман свой членский билет ВНЭКС.
- Книга! – сказал я – Не затопчите мою книгу!
- Ты что устроил?!
- Эй! Не трогай парня! Он защищался – тот первым его ударил несколько раз! Я видел!
- Да этот стоит – а то лежит с перекошенной челюстью! Вот же ур-род жестокий! На лицо прыгнул лежачему!
- Тот первым начал! А этот просто книгу читал и никого не трогал! Я свидетель!
- А это не Амадей Амос? Не он тот парень из газет?
- Да нет вроде… хотя лицо в крови…
- Эй! Тебя Амос звать?
- А ну расступитесь! Дайте пройти охране! Расступитесь!
Чуть повернувшись, я искоса глянул вверх и убедился, что на потолке, чуть в стороне от работающего кинопроектора, установлена направленная в мою сторону камера наблюдения.
- Вот твоя книга, парень – мне в испачканную кровью руку втиснули погнутую книжонку – Ты не волнуйся – я все видела собственными глазами. Ты защищался!
- Я просто читал – улыбнулся я сострадательному лицу вернувшей мне книгу женщине – Просто читал и никого не трогал…
- Я свидетель – повторила она – А эти малолетки в конец оборзели! Что творится на шестом этаже, а? Куда смотрит Охранка?!
- Нет вы реально не видите картины в целом? – разорялся невысокий крепыш с редкими длинными прядями, облепившими продолговатый череп – Этот – стоит и мрачно зыркает! А тот – лежит, едва ворочает перекошенной челюстью и не может встать! И кто больше пострадал?
- А не надо было лезть к парню! – рявкнул вставший рядом со мной мужик лет сорока с небольшим, в чистом, но продолжающем пахнуть машинной смазкой зеленом комбинезоне – Я на соседней скамейке сидел и за всей ситуацией наблюдал от начала до конца! Знаю этих дерганных придурков, любящих повыделываться перед девками! А еще я вижу, что сломанную челюсть наглого и явно обкуренного негодяя вы разглядели хорошо, а дырявое ухо давшего ему отпор парня в упор не замечаете!
Я невольно дернулся в сторону, когда он чересчур резко ткнул пальцем в мое горящее огнем ухо, едва не коснувшись его:
- Отсюда вижу дыру и даже не царапины, а борозды у него на ухе! Охренеть! А теперь взгляните на руку этого хныкающего ублюдка – на правую! Эй! А ну не тронь! Отошла живо!
Я тоже успел заметить, как сидящая рядом со своим стонущим бойфрендом блондинка попыталась незаметно стянуть с его пальцев что-то блестящее и красное одновременно, но ее попытку мгновенно пресек сначала вопль мужика в зеленом комбезе, а затем и крепкие руки подоспевшего патрульного с яркой повязкой на правом рукаве. Бесцеремонно схватив девушку за шиворот, он оттащил ее на метр назад, глянул на скребущие по полу предметы и громко объявил:
- Прекращаем толпиться, сурверы! Драка закончена! Беспорядки пресечены!
- Но не вами! – буркнул мужик в зеленом, нравящийся мне все сильнее.
- И спасибо за это неравнодушной общественности! – сориентировался патрульный, продолжая стоять над затихшим гадом – Прошу всех занять свои места – скоро начнутся торжественные выступления! – понизив голос, он сменил интонацию на менее официальную и попроси – Ну реально хватит, сурверы. Не портите сами себе праздник. Сейчас будет больше музыки и танцев, подарки раздадут старикам нашим любимым, а потом угощение от пуза всем желающим. Веселитесь!
- Полностью поддерживаю вежливую просьбу представителя правопорядка! – знакомый голос раздался из-за спин, тут же раздавшихся в сторону столпившихся и в круг, ступил Инверто Босуэлл собственной персоной, сопровождаемый ассистенткой шатенкой и двумя офицерами охранки при всем параде.
Босуэлл тоже выгодно выделялся из толпы – но не формой, нет, на нем был тот же самый комбинезон, по крою такой же как у большинства сурверов. Он выделялся чем-то иным – возможно яркостью своей зажженной на максимальную мощность харизмы. То, как он стоял, как держал голову, как широко развел руки в сторону, как ослепительно горела его мягкая улыбка и как добро и понимающе светились глаза – вот чем он выделялся на фоне толпы. Они просто стояли тесным неровным кругом, а он будто выступал перед ними, успевая улыбнуться каждому.
- Друзья! Возвращаемся к празднику! – Инверто указал в сторону трибун – Насладимся этим днем, когда снова широко распахнулись отделявшие нас от других этажей Хуракана двери. Потанцуем! Немного выпьем! Прогуляемся по любимым лестницам и даже покатаемся в лифтах – а почему нет? Мы сурверы умеем довольствоваться малым, равно как и радоваться этому же. Мы сурверы! Мы сплоченная крепкая нация и ничто нас не сломит, да? А драки… они случаются… Но уверен, что доблестная служба внутренней охраны шестого уровня обязательно разберется в произошедшем и наведет порядок, чтобы впредь такого не случалось.
Пока он говорил поверженного мной противника уже унесли, а следом увели пару девчонок и одного парня – остальные успели смыться. Кто-то прошелся по полу шваброй, стирая кровь и прочие следы. Но все эти спешные быстрые действия были почти никем не замечены из не столь уж маленькой толпы – ведь толпа завороженно внимала продолжающему говорить и улыбаться Босуэллу.
- Жаль, что меня не пригласили на сегодняшние публичные выступления и прения – улыбался Инверто – Видимо ВНЭКС не столь популярен среди слушателей. Что ж! Возможно, однажды вы узнаете ВНЭКС лучше, а мы сумеем завоевать ваши сердца и поддержку! Но хорошо, что находился на семейном ужине не столь уж далеко отсюда – в ресторанчике Вкусноежка…
Ну как ресторанчик… это обычная дешевая кафешка с исцарапанной вечной мебелью, простеньким интерьером, сотнями фотографий на стенах и вроде как действительной вкусной семейной кухней. Поход во Вкусноежку раз в неделю могла себе позволить каждая нормальная сурверская семья из специалистов не слишком высокого уровня.
Все это я додумывал на ходу – меня мягко тронули за плечо, направив в нужном направлении. В сопровождении спокойно улыбающейся невысокой женщины лет пятидесяти, пахнущей мылом и духами, то и дело поправляющей повязку патрульного, мы прошли сквозь ряды собравшихся и вдоль стены двинулись к выходу. И все это время за моей спиной продолжал говорить Инверто Босуэлл, рассказывающий, что он подоспел сюда не из любопытства, а узнав, что в происшествии замешан один из членов партии ВНЭКС – сурвер Амадей Амос. И, само собой, он не собирается покрывать Амоса, если тот перешел черту разумной самообороны. Но надо и признать, что не Амос начал этот конфликт, что, как ему уже известно, могут подтвердить многочисленные свидетели события. Последнее что я услышал от мягкого, но звучного голоса Босуэлла так это то, что ВНЭКС категорически против любых конфликтов между сурверами и считает, что это происходит из-за слишком малой территории нашего обитания. Дайте просторы, дайте новые территории и новую работу – и никаких конфликтов не будет! Многие в толпе – напрочь позабывшей обо мне и упырке с разбитой челюстью – согласно загомонили. Мне и самому стало интересно, но я не стал сопротивляться, когда ведущая меня женщина показала мне жестом, что надо свернуть на проект Рошшара.
**
Меня отвели не в участок, как я ожидал, а прямиком доставил в уже знакомый медпункт. Сидя на синем пластиковом лежаке, я наклонил голову чуть в сторону, чтобы медсестре было удобнее обрабатывать мои раны. Она закончила бы быстрее, но пришлось дождаться прибытия офицера охранки, освидетельствовавшего мои раны и даже сфотографировавшего их при помощи висящей на груди фотокамеры какой-то россогоровской модели. Парадокс нашего сурверского существования – сурвпады и цифровые камеры каким-то образом сочетались с такими вот фотоаппаратами, делающими прекрасные черно-белые снимки, не используя при этом пленки.
- На этот раз ты легче отделался, да? – пробубнила медсестра, наверняка вопреки всем инструкциям по санитарии держа в плотно сжатых губах пару скоб – Головой о пол не били?
- В этот раз не били – ответил я, глядя на сидящего за небольшим столиком офицера, что-то записывающего в блокнот.
- Кто начал?
- Не я – односложно ответил я и зашипел от боли, когда ее пальцы сжали края раны слишком сильно.
- Терпи, сурвер. Я не собираюсь тратить обезболивающее на простые царапины – пусть и глубокие.
- Терпеть – тоже кредо сурвера? – съязвил я и тут же добавил – Извините… это я так.
- Знаешь народную мудрость?
- Какую?
- Не шути с официантом и врачом, так как первый забудет муху у тебя в супе, а второй скальпель в желудке…
«Только вы не врач, а простая медсестра» - хотел парировать я, но вовремя прикусил свой внезапно ставший слишком болтливым язык и пробормотал:
- Помню. Извините.
- То-то же – удовлетворенно ответила она и воткнула куда-то там в ухо вытащенную изо рта скобу – Вот так… тебе даже идет…
С трудом удержавшись от еще более крепкого язвительного замечания, я кивнул и предпочел сосредоточиться на вспоминании столь же тупых поговорок про сурверских врачей, выдуманных сурверами.
«Не улыбайся так широко – стоматологам не нравятся здоровые улыбки».
«Рентген покажет недостатки твоей ауры, сурвер».
«Возлюби проктолога - пока он не возлюбил тебя».
«Не ссы на рану, сурвер! Дай поссать травматологу!»
«Одну таблетку съешь сам – другие верни в аптеку!».
И все прочее столь же несмешное, но иногда появляющееся на стенах рядом с медицинскими учреждениями. Этот неумелый юмор был горьким – учитывая вечный недостаток лекарств и жесткую экономию всего и вся. Легко перетерпеть боль в изорванном ухе, ведь рана заживет, но попробуй верить в кредо сурвера, если страдаешь от хронических болезней или проклятых мигреней, не имея при этом нормального запаса действенных лекарств.
А что делать такому придурку как я? Я вечно израненный, а если они и поджили, то я регулярно ушатываю себя непомерными беговыми тренировками, отчего потом мучаясь болями во всем теле.
Что делать? А ничего не делать. Просто терпи, сурвер. Просто терпи…
Медсестра, оставив скобу у меня в ухе, унесла в хромированном кювете горку окровавленных марлевых тампонов, и я ненадолго остался один. Выпрямив шею, взглянул на свое отражение в потушенном сейчас блестящем светильнике, грустно склонившем туловище-штатив у лежака. Отражение выглядело странно – тощий лысый парень с зажившими рубцами на голове, с очищенным от крови изорванным ухом, с явно нездорово блестящими воспаленными глазами и странноватой кривой усмешкой. Кого-то я себе напоминаю… что-то из прочитанного? Да нет… просто я, наверное, не могу поверить, что этот улыбающийся тип – я. И я себе сейчас нравлюсь куда больше, чем раньше. Я точно больше не терпила Анус, готовый с жалкой улыбочкой молча вынести любые унижения и оскорбления.
Пронзительно зазвенел стационарный телефон на письменном столе в дальнем углу, но я никак не отреагировал на звук, продолжая изучать свое отражение. Судя по раздавшемуся голосу трубку, взял патрульный. Произнеся несколько односложных фраз, он опустил трубку на рычаги и, обращаясь к вернувшейся медсестре, сообщил:
- Того второго на операцию везут. Челюсть сломана в двух местах.
«Жаль, что не в пяти» - хотел произнести я, но снова удержал рвущуюся наружу злобу за стиснутыми зубами.
- Ты вообще думал, что творишь, парень? – спросил офицер.
Отвечать я не собирался, но и не успел бы – в дверь бодро вошли трое. Инверто Босуэлл. Шатенка. И кто-то в старших чинах Охранки – чернокожий, седоволосый, с узким лицом хорька и недовольно выпученными слишком большими губами. Ему лет пятьдесят, парадная форма сидит идеально, за поясом торчат сложенные белые перчатки, в поясном чехле рядом плотно сидит портативная модель сурвпада, а в нагрудном кармане виден край зелено-синего партийного удостоверения партии Константы. Ну это и неудивительно – члены Константы занимают кучу важных должностей Хуракана и, по сути, правят убежищем десятилетиями.
Сам офицер мне знаком очень смутно – он точно не с нашего этажа.
- А тебя уполномочили задавать потерпевшему какие-то вопросы, офицер? – поинтересовался чернокожий.
Сникший служащий торопливо помотал головой и отступил обратно к столу.
Угомонив этого, спрашивающий повернулся ко мне, внимательно оглядел и перевел взгляд на улыбающегося Босуэлла – Все уладим миром, верно?
- Никаких заявлений и претензий с нашей стороны – кивнул Инверто – Но в ответ ожидаем, что их с их стороны…
- Даже не пикнут! – буркнул офицер на чьих погонах блестело немало золотых искорок – Забирай своего и закончим на этом.
- Договорились.
- И я уже выразил правлению шестого сектора свое удивление ущемлениями прав ВНЭКС на выступление. Праздник продлен еще на один день и вам выделено получасовое окно. Одна просьба, Инверто – пусть все выступления будут в спокойном ключе и без упоминания псевдоспортивных группировок…
- Будут. И без упоминаний. Но они уже беспредельничают…
- Не волнуйся – угомоним. И пусть этот – тяжелый взгляд почти черных глаз уперся мне в лоб – Посидит дома… подлечится… Считай моей личной просьбой. Уж очень у него странный взгляд…
- Договорились – еще шире улыбнулся Босуэлл – Договорились…
**
- Красивый снимок, правда? – спросил Босуэлл, покачивая в руке прозрачный бокал с красной чертой.
Инверто сидел в своем кресле, максимально откинув его спинку, забросив ноги в дорогих туфлях на стол и выпуская в потолок тонкую струйку дыма. В его пальцах тлела на моих глазах самолично и ловко скрученная самокрутка из лоскутков тончайшей полупрозрачной бумаги и крупных кусочков темного, почти черного табака. Включенная на максимальную вытяжку вентиляция жадно заглатывала тянущиеся к ней струйки дыма. Я сидел на уже привычном для меня месте, делал мелкие глотки зеленого соленого коктейля и разглядывал большой и еще влажный черно-белый снимок, пахнущий химикатами. Задав вопрос, Инверто продолжил покачиваться в кресле, о чем-то думая и забыв о тлеющей самокрутке.
- Не сказал бы – наконец произнес я, поднося фотографию ближе к глазам.
На снимке был я. Неизвестный мне фотограф запечатлел меня явно на такой же старомодный фотоаппарат как тот, что висел на груди дежурного офицера. И запечатлели меня в тот момент, когда я находился в прыжке, чем-то походя на бешеную хищную птицу. Руки раскинуты, пальцы растопырены, полусогнутое напряженное тело, выпрямляемые в полете ноги, зависшие в считанных сантиметрах от задранного подбородка лежащего на полу парня, лежащего боком к объективу. Мы все в профиль. Только его профиль испуганный, а вот мое лицо, вернее его видимая половина, больше походит на гипсовую маску какого-то злобного монстра. Я поднес фото еще ближе, удивленно разглядывая свое изуродованное гримасой злобы лицо. Сжатые челюсти, разошедшиеся в сторону губы показывают оскал бешеного зверя, суженные глаза полны темноты, даже переносица пошла волнами как у рычащего зверя.
- Ну почему же – возразил Босуэлл после большого глотка освежительного – Снимок действительно красив. Даже неповторим. Девушка умелая, но еще ей повезло с освещением и моментом. И вот родился снимок, какой при всем желании не сможешь повторить. Но я тебе его не отдам.
- Жаль – обронил я, с неохотой опуская высыхающую бумагу на стол – Впервые в жизни я выгляжу на фото не жалкой курицей.
- Жалкой убиваемой курицей выглядит тот распластанный на бетоне парень, чью челюсть сейчас сокрушат твои пятки, Амос.
- Это только повышает для меня ценность снимка. Как ты его получил, Инверто?
- Фотограф – одна из ВНЭКС.
- И ты послал ее туда заранее – понял я.
- Конечно – усмехнулся он – Нельзя полагаться на случай. Ее целью было сделать праздничные фото и словно ненароком оказаться рядом в тот момент, когда начнется небольшой конфликт. Девушка старательная. Умная. И не подвела. Вот только эта фотография свидетельствует не в твою пользу, Амос. Скажи, разве я этого просил, когда отправлял тебя сыграть роль обычного читателя на окраинной скамейке Юкки?
- Я терпел до последнего – произнес я.
- Это не ответ.
- Это ответ – возразил я, поднимая голову – Я терпел до последнего. Я терпел даже когда меня несколько раз ударили по лицу, терпел, когда столкнули со скамейки, терпел, когда злобно хихикали те гребаные девки… но потом он взял и проткнул мне чем-то ухо… И только тогда мое терпение кончилось.
Несколько секунд мы мерялись взглядами. Я отвел глаза первым, снова уставившись на снимок. Рядом стоял бокал и я сделал из него пару глотков, прежде чем Босуэлл снова заговорил уже чуть более спокойным голосом:
- Хорошо. Признаю твою правоту – ты терпел до последнего. Более того – я признаю тот факт, что это я ошибся.
- Ошибся во мне?
- Нет. И да – он предостерегающе приподнял ладонь – Стой, не ершись сразу.
- Да я и не…
- Ты может и не шевельнулся даже, а вот глаза вспыхнули недобро. Да, Амос, я ошибся в тебе. Но не в тебе как в старательном младшем партнере и верном соучастнике, а в твоей психологической оценке. На самом деле я ошибся очень сильно, послав тебя побыть мальчиком для битья, жалкой жертвой, посчитав, что с твоим соответствующим жизненным опытом это для тебя вполне привычно. Да… вот только я не учел, что ты перестал быть безответной боксерской грушей и уже доказал всему этажу, что с Амосом Амадеем надо считаться. И я, как теперь вижу, слишком поздно осознал простой факт – ты лучше умрешь, чем снова превратишься в чью-то игрушку для вымещения злобы… Я прав?
Я медленно кивнул:
- Да. Мне было очень тяжело сидеть там, слушать льющуюся из его пасти хрень, а потом терпеть его удары ладонью.
- Автоматически смягчает наказание в случае попадания дела в Охранку, если агрессор бил открытой ладонью, а не сжатым кулаком – Инверто озвучил прописную истину, известную каждому бузотеру Хуракана.
Вот только он может и не знал, что получить по лицу жесткой умелой ладонью порой больнее, чем кулаком. А тот парень бить умел. Гнида…
- Мне было тяжело терпеть это здесь – я постучал себя пальцем по лбу – Физическую боль я терпеть умею без проблем.
- А еще та девка мерзко хихикала аккомпаниментом каждому его удару, да? – заметил он как бы вскользь, внимательно изучая меня своим фирменным взглядом.
- Да – подтвердил я – Это добавляло злости.
- Это моя ошибка, Амос – вздохнул он и кивнул на мой стакан – Пей.
- Я слишком часто начал пить алкоголь. Не самый обычный напиток.
- Ну так и дела у тебя теперь не самые обычные – рассмеялся Инверто и постучал пальцем по красной черте – Главное не забывать меру, сурвер.
Кивнув, я взял свой почти полный бокал и выпил половину, больше утоляя жажду. Быть пьяным не хотелось, но этого я и не боялся – Инверто действительно знал меру и все его коктейли были «дамскими» как сказал бы с презрением какой-нибудь бывалый сурвер.
- Вот – на стол со звоном легла стопка монет – Пятьдесят динеро.
- Я вроде как у вас на зарплате – сказал я, глядя на деньги.
- Это бонус за внеурочные – усмехнулся Инверто и на стопку опустил еще две монеты по десятке – И еще двадцатка как небольшая компенсация за мою ошибку. Ну и вот еще кое-что специально для тебя.
На стол лег непрозрачный пластиковый пакет – достаточно плоский и вроде как с мягким содержимым. На мой вопросительный взгляд Босуэлл пояснил:
- Там пара новых футболок. Серая и черная. Несколько пар носков и трусов. Считай это вещевой компенсацией за испорченные вещи.
Я опустил взгляд на плечо, но увидел только застиранную синюю ткань. Мои испачканные кровью и пылью вещи лежали свертком с той стороны двери, рядом с ящиком, где запиралось все содержимое карманов посетителей, прежде чем они войдут в кабинет Инверто Босуэлла. А на мне была принесенная девчонкой из внэксовцев старая футболка и слишком большие для меня черные шорты.
- Эти вещи тоже оставь себе – пригодятся как домашнее – добавил Инверто – Допивай коктейль, и я налью тебе еще. Ну и поясню кое-что важное. То, что ты должен понять сегодня раз и навсегда, Амос. А если не поймешь – наши пути разойдутся.
- Ого – невольно вырвалось у меня.
В несколько неспешных глотков допивая коктейль, скрывая донышком бокала часть лица, я задумался о его словах. О его предупреждении, если не угрозе. Мне хочется терять эту работу?
Ответ пришел сам собой после того, как увидел стопку монет, пакет с вещами, после того как вспомнил его поддержку ранее. Нет. Я не хочу «расходиться» с Босуэллом и ВНЭКС – по крайней мере пока что.
- Слушаю внимательно – чуть сипло произнес я, отдавая пустой стакан.
- Закуришь?
- Нет.
- А я сверну еще. Хотя, честно говоря, я курю меньше десяти самокруток в год и по большей частьи они просто тлеют у меня в пальцах. Но так мне лучше думается. Осуждаешь?
- За что?
- За бесполезную трату ресурсов.
Подумав, я пожал плечами:
- Табак и должен сгорать.
- Но у меня сгорает впустую, а другой сурвер получил бы удовольствие, не упустив ни единой затяжки.
- Табак всегда сгорает впустую и всегда во вред. Зараза, подсаживающая на наркоманскую привычку, убивающая легкие и другие органы. Курение – враг сурвера.
- Сказано четко и громко как в лозунгах.
- Оттуда и взято – признался я – Они висели на стенах школьного спортзала. А еще я бегун и курение точно не для меня.
- Так ты историк или бегун? Бегущий историк?
- Может и бегущий – улыбнулся я.
- Но точно не убегающий, да? – поставив перед мной очередную порцию смешанного зеленого коктейля, налитого строго по красную черту, он глазами указал на по-прежнему лежащий на столе снимок, где я «пикирую» на челюсть врага – Ты атакуешь.
- Я не сдержался – признал я очевидный факт – И ударил в ответ.
Босуэлл наставил на меня палец:
- А вот это уже ложь, Амос! Или как минимум искажение и умалчивание…
- Не понял…
- Ты не ответил – ты сорвался. Глядя на этот снимок, что ты видишь, парень?
- Ну… через секунду кому-то сломают челюсть – попытался пошутить я, но Инверто никак не отреагировал и я добавил – Я вижу себя.
- Нет, Амос. И ты, и я, и все, кто посмотрит на этот снимок, сразу скажут, что они видят безумного отморозка и несчастную жертву. Отгадаешь, где тут жертва, а где отморозок?
- Я явно не жертва.
- Вот тут ты прав! И никогда больше не говори, что ты просто «ударил в ответ». В ответ бьют кулаком, сурвер. В ответ могут пнуть. Могут повалить на пол обидчика. Но подпрыгнуть и приземлиться ногами на голову живого человека, чья голова лежит на железобетонном полу… это не ответ ударом на удар, Амос. Нет. Так поступают только отморозки. Психопаты – он снова постучал пальцем по снимку – Просто взгляни на свое лицо. Похоже оно на лицо дающего сдачу?
- Нет.
- И снова верный ответ. Это лицо алчущего даже не крови, а смерти отморозка. Попади этот снимок в руки любого судьи – и он без долгих раздумий признает тебя виновным. Понимаешь?
- Понимаю – вздохнул я – Мой ответ был… чрезмерным?
- Это не подходящее слово. Ты должен благодарить судьбу, что ты не случилось самого страшного. Ты вообще понимаешь, что мог убить его? Его череп мог треснуть под твоими ногами как гнилая тыква! И все – человека нет. Да он молодой тупой придурок со спермотоксикозом. Но это не лишает его права на долгую жизнь.
- Я понимаю – повторил я.
- Хорошо – кивнул Инверто и щелкнул зажигалкой – Хорошо, раз понимаешь. А теперь ответить мне, Амос – разогнав дым ладонью, он посмотрел на меня – Ты отморозок?
- Нет – ответил я, возможно выдержав слишком долгую паузу – Я не отморозок.
- Ты полностью уверен в этом, парень?
- Полностью.
- Хорошо – он снова кивнул и, отложив самокрутку на край древней как сам Хуракан мраморной пепельницы с эмблемой СурвМаунтинс, постучал пальцами по столешнице – С отморозками я не работаю, Амос. Никто не работает с отморозками. Да их порой используют в своих целях втемную, но потом списывают со счетов, запирая в тюрьме, отправляя во внешнюю разведку, где они быстро погибают, но я сам с отморозками не работаю никогда. И знаешь почему?
Я настолько поразился его словам «используют отморозков втемную, чтобы потом запереть в тюрьме или отправить на смерть в разведку» - у нас в Хуракане?! – что не сразу сообразил, что от меня ждут ответ:
- Почему?
- Потому что отморозкам в целом незнакомо самое главное для меня и наиболее уважаемое для меня слово и понятие. А с такими я не работаю. Догадаешься, о чем я говорю?
- Сегодня даже пытаться не буду – я слабо улыбнулся – Устал…
- Понимаю – кивнул он – Тогда я назову тебе это слово и помни, сурвер, что это слово и это понятие наиболее важно для каждого разумного человека. И это слово – самоконтроль. Если он у тебя есть, то я буду работать с тобой не взирая на твои убеждения, принципы, религию, принадлежность к партии и всю прочую мишуру, обрамляющую каждого человека.
Выдержав его взгляд, я кивнул, давая понять, что понял его посыл.
Самоконтроль…
- Без самоконтроля – мы просто бешеные похотливые животные – продолжил Босуэлл – А самоконтроль, как и друг, познается в беде. В обычной рутинной ситуации легко сдержаться. Но куда тяжелее проявить выдержанность и сохранить трезвость мышления, когда какой-нибудь ублюдок схватил тебя за ухо заточенными когтями-медиаторами. Да это больно. Да это бесит. Да хочется убить ублюдка. И пусть хочется! Самоконтроль не о желаниях. Он о умении управлять своими поступками, Амос. И если он у тебя есть – мы сработаемся. Если же ты продолжишь прыгать людям ногами на лица…