– Что вам от меня нужно?

Его английский был вполне приличным. Голос его тоже звучал гораздо тверже, чем я ожидала – словно у бывшего когда-то популярным радиоведущего.

– Нам сказали, что ваш отец был книготорговцем, – рискнула я. – Одним из самых популярных в городе.

Я сделала паузу, не понимая, как лучше продолжить. Взяв на себя инициативу, Юрек заговорил:

– Да и в стране, если без ложной скромности. Но, к сожалению, он умер несколько лет назад, а с его смертью пришел конец и семейному бизнесу.

Мужчина говорил очень изысканным языком. Должно быть, он и сам осознавал, что подобные манеры контрастировали с его неопрятной внешностью, и, похоже, получал от этого удовольствие. Словно приводить в недоумение себе подобных было его способом бросить вызов миру. Я воспользовалась его расположением, чтобы рассказать, зачем пришла.

– Я ищу информацию об одном типе, который жил в этом городе много лет тому назад. Он был довольно известным коллекционером книг. Возможно, он имел дело с вашим отцом.

– Если он коллекционировал книги, то наверняка имел, – согласился он. – Мой отец пользовался огромной популярностью. Но у меня мало что от него осталось. По правде говоря, у меня почти нет вещей, кроме тех, что я ношу с собой. – Он вывернул пустые карманы, словно хотел подтвердить свои слова.

– У вас не сохранилось каких-нибудь записей? – спросила я. – Возможно, ваш отец где-нибудь отмечал заключенные сделки, или у него был список основных клиентов.

– Ты испанка?

То, что этот тип вдруг перешел на «ты», сбило меня с толку. Я пристально смотрела на его лицо, пытаясь понять, был ли в этом вопросе какой-то подвох или ему просто показался любопытным мой акцент.

– Я из Мадрида. Бывали там?

– О, я только однажды ездил в Испанию. В Каньос де Мека. Фантастическое место.

Казалось, он воодушевился, словно упоминание этого городка вызвало у него самые приятные воспоминания. Затем он почесал бороду с таким пронзительным скрипом, что его, должно быть, услышали все в радиусе нескольких километров. Шкряб-шкряб. Я не могла не задаться вопросом, как же так вышло, что он начал спать в парке в окружении тех, кто, как и он, отреклись от общества и занимались лишь тем, что наблюдали за окружающим миром из своих палаток.

– Я надеюсь когда-нибудь туда вернуться, – добавил он.

– Мы говорили о вашем отце.

Я не пыталась ему понравиться, потому что не умею притворяться. У меня в голове возник смутный образ Марлы, пристально глядящей на меня и без слов обвиняющей меня в бестактности. Впрочем, моя настойчивость не только не обидела Юрека – он даже согласился со мной, кивнув.

– Мой отец умер семь лет назад. Он был хорошим человеком. Слишком нежным его было не назвать, но в то же время он меня никогда не бил, или что-то в этом роде. – Он сказал это с абсолютной уверенностью, словно был убежден, что не существует чего-то среднего между ласковым человеком и тем, кто избивает собственных детей, что настораживало. – Он всю свою жизнь отдал книжной лавке. В прямом смысле, между прочим. Он даже умер в окружении своих любимых книг.

Хотя Юрек и произнес эти слова с невозмутимым выражением лица, будто заявляя об объективном факте, этот намек меня зацепил. За последние несколько дней я сделала слишком много тревожных открытий, чтобы сейчас упускать эту деталь из виду.

И тут я поняла, что он собирался сказать. Какой-то тоненький голосок у меня в голове подал сигнал тревоги, и я сказала себе, что это невозможно, что это – чересчур и что мне лучше убежать, пока не стало слишком поздно.

– Знаете, он погиб при пожаре. – Мужчина произнес это так, будто это не имело никакого значения. Полагаю, он даже не заметил, как у меня на лбу выступили капельки пота, и как ни в чем не бывало продолжил: – Книжный магазин сгорел дотла, а мой отец остался внутри, пытаясь спасти книги, пока огонь не поглотил и его.

Сходство между смертью Энри Каминского и Марселя Дюбуа, чей обугленный труп тоже был найден после пожара в его ценнейшей библиотеке, было слишком очевидным, чтобы не заподозрить что-то неладное в столь подозрительных и удачных совпадениях.

– При пожаре?

– Магазин располагался в старинном здании, – пренебрежительно махнув рукой, ответил он. – Проводка в нем была старой. Там постоянно гас свет, а еще были проблемы с электрощитком. Нам надо было сделать ремонт еще много лет назад, но отец постоянно его откладывал. Говорил, что бизнес не приносит достаточно денег. В конце концов случилось то, что случилось.

Юрек демонстрировал смирение, которое выводило меня из себя. Как он мог принять такую банальную отговорку?

– Как же так?

– Видимо, проскочила искра, – пояснил он, – от которой загорелись какие-то из многочисленных книг. Ты даже не представляешь, сколько там было бумаги, Грета. Такого количества топлива было более чем достаточно, чтобы все превратить в пепел.

Наверняка было проведено какое-то расследование, впрочем, если даже собственный сын жертвы согласился с подобным объяснением, то следователи из полиции и пожарные тоже вряд ли стали углубляться в этот вопрос. В конце концов, речь шла о старом здании с неисправной проводкой и достаточно большим количеством книг, чтобы при малейшей неосторожности вспыхнуть.

Если бы я не знала о Марселе Дюбуа, то, возможно, и сама смирилась бы с этой версией.

– Мы с отцом долгое время не разговаривали, – добавил он. – Когда он умер, я закрыл магазин и продал большую часть книг из тех, что сохранились, и тех, что лежали у него дома, а немногие оставшиеся оставил возле мусорного бака, чтобы любой мог дать им новую жизнь. Знаешь, я уже давно перестал боготворить книги. Возможно, наблюдая, как отец, окружив себя ими, проводил больше времени в книжном магазине, чем с собственной семьей, я и получил эту своего рода прививку от сентиментальности. Мне не было больно расставаться ни с одним из экземпляров, а взамен я получил достаточно денег, чтобы какое-то время продержаться.

Он сделал жест в сторону своих товарищей. Казалось, он гордился тем, что находится здесь и является частью этого сообщества обездоленных.

– Вы продали все книги своего отца?

Я задала этот вопрос, отчаянно стремясь найти хоть какую-то зацепку. Заметив это, Юрек снова взглянул в сторону лагеря. Если он не поторопится, то его приятели прикончат эти бутылки без него.

– Те, что были подороже, разобрали книготорговцы.

Он произнес это с безразличием. Было очевидно, что эта тема никогда его особенно не волновала.

– А те, что нет?

Фыркнув, он снова почесал бороду, но на этот раз смог скрыть недоверие и принужденно улыбнулся.

– Приятно было с тобой познакомиться, Грета. Если в ближайшее время не уедешь из города, то заходи как-нибудь.

Еще до того, как я нашлась что ответить, он повернулся ко мне спиной и ушел к своим друзьям.

Я понятия не имела, что могла бы сейчас сказать или сделать, поэтому просто осталась там, словно корабль без капитана, глядя в сторону компании бездомных, которые, удобно расположившись на траве, не обращали внимания на мой пристальный взгляд, делясь друг с другом откровениями и вином. Юрек сел рядом с ними и сделал глоток, словно уже забыл о моем существовании.

Я вернулась на скамейку, чтобы дождаться Олега. Беседа с Юреком мало что прояснила, но у меня сложилось ощущение, что он знал что-то еще. Нужно было снова с ним поговорить, сказала я себе.

Чтобы убить время, я покопалась в рюкзаке в поисках телефона, заодно обнаружив немецкую версию «Игры ангела», которую купила в том книжном магазине в Берлине. Однако, к моему удивлению, это была не единственная книга, которую я носила с собой. В сумке лежал еще и экземпляр «Il gioco dell\'angelo» – итальянское издание того же романа, которое я обнаружила утром в лобби нашего отеля. Я и забыла, что взяла ее с собой. Похоже, держа ее в руках во время разговора с Олегом, я просто не отдала себе отчета в том, что сделала. Впрочем, я не чувствовала себя виноватой. Кто-то оставил этот роман в отеле, так что вряд ли найдутся те, кто будет по нему скучать. Пролистнув несколько страниц наугад, я убедилась, что итальянский язык, как мне и говорила Марла, был настолько похож на испанский, что мне не составило труда перевести несколько фраз.

Il mio debutto letterario sopravvisse al battesimo del fuoco e don Basilio, fedele alla parola data, mi offrì l\'opportunità di pubblicare un altro paio di racconti più o meno dello stesso tenore[16].

Погрузившись в чтение столь знакомого фрагмента, я потеряла счет времени и даже не заметила, как пришел Олег и молча сел рядом, чтобы мне не мешать. Подняв взгляд и увидев его рядом с собой, я заметила, что заливаюсь краской, словно меня застукали за чем-то запретным.

– Я не хотел тебя прерывать, – объяснил он вместо приветствия.

– Ты и не прервал, не волнуйся.

– О чем этот роман? Я о нем слышал, но никогда не читал.

К счастью, он не помнил, что уже видел, как я читала экземпляры этого романа на немецком и итальянском, словно это было несущественной деталью. Я попыталась уловить между строк хоть какой-то намек на сарказм, но не похоже, что Олег пытался меня осудить. Просто спросил из вежливости, вот и все.

Закрыв «Il gioco dell\'angelo», я провела пальцами по обложке, размышляя, получится ли у меня вместить в пару фраз весь сюжет этой истории, которая так много для меня значила.

– В «Игре ангела» рассказывается о писателе, который одержимо влюбляется и постепенно начинает сходить с ума. Ему поручает написать странную книгу таинственный издатель, который в результате оказывается… – Я прервалась, осознав, что не способна вот так просто сократить сюжет книги и его многочисленные повороты. Встретившись с Олегом взглядами, я заподозрила, что он думал о том же, о чем и я.

– Тебе стоит самому на нее взглянуть, – протянула я ему книгу. – Поговорим, когда прочитаешь.

Взяв книгу, библиотекарь убрал ее в сумку с Тинтином. Он казался довольным, словно радовался, что спустя столько времени наконец нашел со мной какую-то точку соприкосновения. Затем он указал пальцем на бездомных, которые продолжали пить, не обращая внимания на наше присутствие.

– Есть новости?

Я уже собиралась рассказать Олегу о своем разговоре с Юреком, когда вдруг заметила лежавший рядом с ним пакет.

– Что ты принес? – поинтересовалась я.

Вместо того, чтобы ответить, он раскрыл сумку, чтобы продемонстрировать мне ее содержимое. Там были котлеты, сыр и несколько фруктов. А еще – пара плотно завернутых батонов хлеба, даже через бумагу источавших такой восхитительный аромат, что у меня заурчало в животе.

– Я не знаю, когда у нас еще найдется время, чтобы перекусить, – объяснил он, – поэтому решил запастись провизией как минимум на пару дней.

Мне в голову сразу же пришла идея. Еще не успев разобраться, хороша она или не очень, я схватила пакет, встала и зашагала по тропинке, которая вела в лагерь Юрека. Поколебавшись, Олег последовал за мной.

На этот раз группа бездомных встретила нас уже не такими недоуменными взглядами. Один из них даже поднял свою бутылку, словно предлагал тост, приглашая нас в свой закрытый клуб. Юрек, отнюдь не смущаясь, подмигнул мне. Он был рад, что я находилась там, в их компании.

Я села рядом с ним. Мне пришлось приложить усилие, чтобы не обращать внимания на резкий запах, исходивший от этих людей. Теперь, когда я была к ним так близко, он казался мне еще сильнее. Достав из одного из пакетов пару яблок, я протянула его Юреку, даже не взглянув на него, словно давая понять, что поделиться с ним всей этой едой было для меня чем-то абсолютно нормальным.

Юрек взял сумку и с любопытством заглянул внутрь. Достав оттуда немного хлеба и сыра, он передал ее типу, сидевшему рядом. Буквально через несколько минут уже вся компания наслаждалась этим импровизированным пиршеством, сопровождая его одобрительными возгласами и благодарными улыбками. Устроившийся рядом со мной Олег был явно недоволен тем, что эти мужчины сожрали всю купленную им еду, но удержался от возмущения.

Любой увидевший нас в этот момент решил бы, что мы – группа друзей, наслаждающихся пикником. Мы ели молча, хотя я и заметила, что эти парни то и дело бросали на меня взгляды. Они, наверное, задавались вопросом, откуда я взялась и что все это значило, но никто из них не был против.

46

Со временем почувствовав себя более раскованно, мужчины завели разговор. Как перевел Олег, они обсуждали миграционную политику, ситуацию в Украине и кризис Евросоюза.

– А полиция вас отсюда не прогоняет? – поинтересовалась я.

Нищие поспешили ответить, что нет. Что полицейские время от времени приходят, чтобы проверить, все ли в порядке, и даже для того, чтобы убедиться, всего ли им хватает.

– Они в курсе, что мы никому не причиняем вреда, – сказал Юрек. – От нас никаких проблем, хотя есть и те, кто пытается представить нас преступниками.

Вряд ли полиция проявляла такую снисходительность, как они пытались нас убедить, особенно учитывая, что эта часть парка была гораздо более грязной, чем остальные, и люди сюда забредали гораздо реже. Сомнительно, что полицейские или местные жители были рады тому, что нищие разбили здесь лагерь, впрочем, возможно, они пока не нашли способа убедить их перебраться куда-то еще.

– А еще есть несколько организаций, которые нам помогают. Время от времени нам приносят еду и одежду. И лучше держаться вместе, чтобы иметь возможность друг друга защитить.

Мы закончили трапезу. Несколько мужчин удалились в свои палатки, так что остались только пара нищих, Юрек и мы с Олегом.

– А вообще все не так уж плохо, – заверил Юрек. – Некоторые люди платят, чтобы поесть на свежем воздухе, а мы это делаем каждый день. А ведь есть и те, кто по уши влезает в долги, чтобы жить на природе. – Он с гордостью указал на свою палатку. Казалось, он был доволен своим положением, хотя мне было сложно поверить, что подобному образу жизни кто-то мог позавидовать.

– Поначалу мне было трудно смириться с неопределенностью. Например, не знать, найдешь ли что-то на обед, или пойдет снег, а температура резко упадет и придется искать убежища в каком-нибудь подъезде или ночлежке. Но когда к этому привыкаешь, то это даже бодрит. Наши предки так жили, и у них все было неплохо. – Мне в голову пришло несколько доводов, которые опровергали эту теорию, но я сдержалась и промолчала. Заметив это, Юрек жестом попросил меня проявить терпение. – У меня нашли опухоль, – признался он. – Сказали, что она неоперабельная. Врачи говорили, что мне осталось жить примерно шесть месяцев. Это заставило меня все переосмыслить.

У меня волосы встали дыбом от того, как просто и легко он об этом рассказывал. Казалось, остальных нищих это откровение не удивило. Я предположила, что они уже привыкли к этой истории, словно он регулярно ее рассказывал.

– Ну, в конце концов оказалось, что она операбельна. И те шесть месяцев, что у меня оставались, стали для меня поворотной точкой, которая заставила меня гораздо больше ценить собственную жизнь и прежде всего время. Взгляни на меня, Грета: я – самый богатый человек на земле. У меня в распоряжении все время мира. – Он почесал бороду, не переставая улыбаться. – Когда я думаю о том, сколько времени потратил впустую за всю свою жизнь, то у меня голова идет кругом. Ты когда-нибудь задумывалась, сколько времени мы тратим, пока стоим на светофоре? Мы позволяем этому крошечному устройству распоряжаться самым ценным, что у нас есть, и сообщать нам, когда можно двигаться вперед, а когда надо стоять на месте. Тебе не кажется это нелепым?

Он вдруг поднялся, словно из-за охватившего его волнения не мог оставаться на месте и ему необходимо было ходить, чтобы лучше выразить свои мысли.

– Я на этом зациклился. На потраченном впустую времени, на минутах, которые мы с радостью отдаем. Если бы мы смогли собрать все время, которые провели в ожидании какого-нибудь события, то у нас накопились бы потраченные впустую, выброшенные на помойку недели, месяцы и даже целые годы. И что еще хуже – мы их не ценим, пока не становится слишком поздно.

Он сложил руки на груди, словно был готов поспорить с любым, кто ему возразит.

– Подумай об этом, Грета. Сколько часов в жизни ты слушала гудки в телефонной трубке, ожидая, пока человек ответит на звонок? Сколько раз ты слишком рано приходила на встречу и была вынуждена ждать на улице, абсолютно ничего не делая? Сколько минут ты провела перед кофеваркой, пока варился кофе? Ты когда-нибудь теряла пару часов в аэропорту, потому что авиакомпания, которой ты летела, заставила тебя прибыть туда раньше времени? Это просто нелепо, как ни крути. Самолет же все равно взлетит в свое время, во сколько бы ты ни приехала.

Его товарищи посмеялись над этим замечанием. Олег взял слово, и я испугалась, что он сейчас начнет спорить с Юреком, но этого не произошло.

– У меня на телефоне установлено приложение, которое показывает, сколько времени я им пользуюсь каждый день, – сказал он. – Однажды я заглянул в него и увидел, что ежедневно трачу больше трех часов, уставившись в экран.

– Три часа! – закричал Юрек. – Друг мой, если бы ты тратил три часа в день на учебу, то уже мог бы начать научную карьеру. Если бы тренировался три часа в день, то поехал бы на Олимпийские игры. А если бы вы с твоей девушкой посвящали три часа в день тому, чтобы заниматься любовью, то были бы в миллион раз счастливее, чем сейчас.

Сказав это, он указал на меня, сделав меня героиней какого-то запутанного фильма, который только что смонтировал у себя в голове. Щеки Олега покраснели так сильно, что, казалось, готовы были взорваться, а товарищи Юрека покатывались со смеху.

– Убивать время, – продолжил он. – Существует ли более неудачное, но в то же время точное выражение? Мы позволяем мгновениям ускользать, как будто у нас их в избытке, но при этом наши часы сочтены. Однажды мы оглянемся назад и зададимся вопросом, куда же делись все те минуты, что мы потратили впустую в ожидании автобуса, или пока высохнет лак для ногтей, или пока смотрели все эти бесконечные рекламы, которыми крупные каналы пичкают нас в прайм-тайм.

Он взглянул на каждого из нас по очереди, радуясь, что у него появилась такая воодушевленная аудитория. Мне было трудно воспринять этот монолог всерьез, но надо было признать, что его пылкая речь подействовала на меня заразительно.

– Спасибо, что подарил нам немного своего драгоценного времени, – сказала я.

Юрек с энтузиазмом кивнул.

– Было здорово, Грета. Спасибо за компанию и еду. В следующий раз я угощаю.

Он направился было к палатке, из которой ранее вышел. Побоявшись снова потерять его из виду, я попыталась его остановить;

– Не мог бы ты уделить мне еще немного времени? – Полуобернувшись, он бросил на меня недоуменный взгляд. – Мне нужна твоя помощь, – настаивала я.

Я встала и подошла к нему. Его приятели наблюдали за этой сценой в ожидании развязки. Вряд ли они были бы рады, если бы Юрек сейчас послал меня к черту, учитывая обед, которым они насладились благодаря моей щедрости. И тем не менее я заговорила чуть тише, чтобы никто не услышал нашего разговора:

– Ты мне говорил, что распродал большую часть книг своего отца. А что ты сделал с оставшимися?

Словно прочитав мои мысли, он тоже понизил голос.

– Все это в прошлом. Я об этом уже давно не думаю.

– Мы приехали из Берлина, Юрек. Наше время тоже очень ценно, и мы потратили его на то, чтобы приехать сюда в поисках этих книг.

Он с неохотой улыбнулся. Похоже, ему не слишком понравилось, что я привела его собственные доводы. Казалось, он уже был готов ответить на это какой-нибудь грубостью, но присутствие соратников заставило его сдержаться.

– Почти ничего и не осталось, Грета. А то, что осталось, скорее всего, находится в очень плохом состоянии.

Значит, какие-то книги все-таки были. Этого было достаточно, чтобы вселить в меня достаточно оптимизма.

– Покажи нам их.

Снова поколебавшись, Юрек во второй раз покачал головой.

– Как я тебе уже сказал, мое время – золото.

Судя по всему, он был уверен, что это – самый весомый аргумент, что-то вроде непробиваемой стены, на которую натолкнется любая просьба. Но именно этого я и ждала. Максимально медленно, чтобы он хорошо видел, что я делаю, я достала кошелек, вытащила оттуда несколько купюр и пересчитала их под полными жадности взглядами нищего и его друзей.

– Я хочу купить немного твоего времени. – Отделив от пачки несколько купюр, я убрала остальные деньги. – Я хорошо тебе заплачу.

Юрек колебался. С одной стороны, он горел желанием послать меня куда подальше, но эти деньги показались ему соблазнительным доводом, чтобы вот так легко их отпустить. Я не чувствовала себя виноватой, поощряя его жадность, потому что была убеждена, что другого способа достичь цели у меня просто не было.

После непродолжительной внутренней борьбы он наконец сдался.

Взяв у меня банкноты, мужчина торопливо их убрал. Казалось, он вдруг стал на несколько сантиметров ниже, будто то, как были опровергнуты его доводы, смутило его сильнее, чем он был способен вынести. Он направился к своей палатке, но в последний момент вдруг обошел ее и побрел по тропинке, ведущей к выходу из парка.

Мы с Олегом переглянулись и, не проронив ни слова, пошли за ним. На лицах друзей Юрека, оставшихся сидеть там, читалось недоумение. Они задавались вопросом, какого черта только что произошло у них на глазах.

47

Последовав за Юреком, мы оказались на ближайшей к парку площади, где стояло полдесятка такси, выглядевших так, словно были на ходу годов с девяностых.

– Нам надо поехать в Добромеж, – заявил он. – Я понятия не имела, где находится это место, и, судя по тому, как на меня взглянул Олег, он тоже был не в курсе. – Добромеж – маленькая деревня на юге Польши, – объяснил Юрек. – Мой отец там родился, и хотя он и переехал во Вроцлав, когда был очень молодым, продолжал держать там небольшой склад, где хранил не представлявшие ценности книги: например, те, что покупал на вес, или экземпляры, которые по тем или иным причинам не заслуживали места у него в магазине. От них следовало избавиться, но у него рука не поднималась что-то выбросить.

Это описание показалось мне весьма точным. Я знаю многих коллекционеров, которые не способны расстаться с экземплярами, заполняющими все свободное пространство. Они считают чуть ли не кощунством выбросить или кому-нибудь подарить какую-либо из своих книг. А еще мне встречались типы, которые буквально не могут сказать «нет» ни одному экземпляру: у этих барахольщиков беспорядок царит не только в библиотеках, но и в жизни. Накопительство – довольно распространенный в нашем мире порок.

Не дожидаясь, пока мы дадим добро, Юрек обратился к группе таксистов, которые смотрели на нас, словно пытаясь подсчитать, сколько денег можно с нас содрать, учитывая, что мы – иностранцы. Юрек перекинулся с ними парой слов. Таксисты переглянулись, и после короткого диалога один из них выступил вперед и указал на свой автомобиль – старенький «Форд», увешанный рекламой.

– Он нас отвезет, – заявил Юрек. – Это обойдется нам не слишком дорого.

– А мы не можем поехать автобусом или поездом? – попыталась возразить я, но Юрек решительно отказался.

– В Добромеж не ходят ни поезда, ни автобусы, Грета. Вообще-то мне пришлось пообещать этому таксисту хорошие чаевые.

Благодаря этим словам я смогла составить представление о том, что за место нас ждало. Сделав смиренное лицо, Олег устроился на заднем сиденье рядом с Юреком. Я пока не понимала, правильно ли мы поступили, доверившись этому бездомному, о котором на самом-то деле ничего не знали. А тот факт, что нам еще пришлось отправиться в эту деревню, Добромеж, лишь прибавил мне подозрений и навел на мысли о том, что все это было не более чем огромной ошибкой – неприятностями, в которых мы окажемся по самые уши.

Я думала о Марле и о том, что она скажет, если я поделюсь с ней своими сомнениями. Скорее всего, она не придаст им особого значения и будет настаивать на том, чтобы я следовала чутью. Именно поэтому я решила сесть в это такси, хоть и на переднее сиденье. Мне совершенно не хотелось ехать, втиснувшись между Олегом и Юреком, да еще и терпеть исходивший от последнего отвратительный запах. Таксист не стал возражать и, как только мы устроились, завел свой «Форд», и мы тронулись в путь.

– Я уже много лет туда не ездил, – сказал Юрек, – поэтому предупреждаю вас, что понятия не имею, найдем ли мы что-то. Может, этот склад разграбили, а может, в нем кто-нибудь поселился. Тоже неплохой финал для подобного места.

Стараясь не привлекать внимания, я набрала название «Добромеж» в поисковике своего мобильного и выяснила, что деревня находится примерно в часе езды на машине. Гораздо дальше, чем я ожидала, но сейчас это уже не имело никакого значения.

Юрек еще довольно долго рассказывал о книжном магазине, которым управлял его отец, – одном из самых крупных в стране. Я чувствовала, что он говорил о нем с некоторой язвительностью. Он не только не разделял отцовской страсти к литературе, но даже считал ее безрассудным, эксцентричным увлечением, которое обременяло его жизнь до самой последней секунды. Казалось, он был чуть ли не зол на отца.

Олег ерзал на своем сиденье, смотрел в окошко и отвечал на каждую реплику Юрека вежливой улыбкой, явно взволнованный перспективой оказаться в полной старинных книг кладовке в затерянной деревушке где-то на юге Силезии. Интересно, как долго он мечтал о чем-то подобном.

Было глупо даже предполагать, что там может находиться Библиотека Еврейской общины Рима, но я решила его не разочаровывать. Реальность сама спустит его с небес на землю.

Наконец наступил момент, когда Юрек замолчал, и всю оставшуюся дорогу мы ехали в тишине. По мере того как мы отъезжали от Вроцлава, пейзаж за окном становился все более неприветливым, а небо пепельного оттенка – с каждой минутой все темнее и темнее. Я задремала и внезапно провалилась в глубокий сон, из которого час спустя меня выдернул неожиданно радостный голос Юрека:

– Выглядит знакомо!

Резко распахнув глаза, я поняла, что мы уже, должно быть, добрались до Добромежа, потому что суровый пейзаж сменился мощеными улицами с разбросанными тут и там домишками. Вид этот был скорее не идиллическим, а неряшливым. От него исходило тревожное ощущение заброшенности, которое лишь усиливалось из-за затянутого тучами неба, грозившего в любой момент разразиться ливнем.

Таксист высадил нас. Я заплатила ему столько, сколько он попросил за поездку, округлив сумму так, чтобы ему достались хорошие чаевые, и направилась за Юреком, который, не дожидаясь нас, уже свернул на улицу по правую руку от себя.

Наклонившись ко мне, Олег заговорил тихо, чтобы нищий нас не услышал:

– Думаешь, это хорошая идея, Грета?

Он уже не казался таким уверенным, как до этого. Было заметно, что нахождение в этой унылой деревеньке поубавило его решимость.

– Уже поздновато о чем-то жалеть, – ответила я. – Ну, и раз мы здесь, то ничего не потеряем, если просто взглянем на все одним глазком.

Мы догнали Юрека, уже несколько раз повернувшего с уверенностью человека, находившегося в знакомых для себя местах. Я опасалась, что мужчина помнил все не так хорошо, как утверждал, и что на самом деле понятия не имел, где мы находимся, но было очевидно, что он отлично знал эту деревню. Мы встретили нескольких местных жителей, и те с любопытством на нас взглянули. Время от времени он указывал на конкретное место – площадь, фонтан, здание – но ничего не говорил, лишь улыбаясь и почесывая бороду, словно комментарии были излишни. Шкряб-шкряб. Впрочем, моя уверенность в его способностях начала таять, когда, добравшись до окраины деревни, мы свернули на тропинку, ведущую вдоль пустыря, усеянного редкими чахлыми деревцами. Из-за того, что вокруг не было зданий, ветер и холод казались еще более ощутимыми. И будто этого было недостаточно мне на нос приземлилась пара одиноких снежинок, предвещая грядущую бурю.

– Это точно здесь? – спросила я.

Прежде, чем он успел мне ответить, я заметила, как у меня в кармане завибрировал телефон.

На экране высветилось имя Терезы Солана: словно гость, без приглашения явившийся на приватную встречу. Сдержавшись, чтобы не выругаться, я отстала от остальных, чтобы ответить на звонок.

– Здравствуйте, сеньора Солана.

– Здравствуй, Грета. Как ты там?

Судя по ее резкому тону, звонок был сделан не из вежливости. Я предположила, что Ченчо, должно быть, уже сообщил ей, что мы его провели.

– Неплохо. Следую за парой зацепок, которые могут нас к чему-то привести.

– Отлично.

Ни одна из нас даже не потрудилась говорить искренне. Может, это и к лучшему, сказала я себе. Без лицемерия жизнь выглядела бы абсолютно по-другому.

– Что ж, я звоню тебе по двум причинам. Во-первых, я увидела, что ты сняла наличные с карточки, которую мы выделили на твои расходы.

– Ага.

Женщина начала ждать от меня объяснений. Когда их не последовало, то она вновь заговорила.

– Дело не в том, что я тебе не доверяю, Грета. Просто не хочу, чтобы бюджет, выделенный на это расследование, вышел за рамки. Поэтому мне хотелось бы знать, на что ты планируешь потратить эти деньги.

– Ну, я не знаю, давно ли вы в последний раз были в Германии, но тут много мест, где нельзя расплатиться картой. Этими наличными я в основном плачу за завтраки и покупаю кое-что для своего расследования.

– Понятно. То есть эти деньги нужны, чтобы оплачивать завтраки.

– Точно.

Молчание стало напряженным, превращая наш диалог в бомбу замедленного действия, готовую взорваться в любой момент.

– Жду от тебя отчета, в котором будут четко указаны расходы, – проговорила она. – Сколько у тебя было завтраков и где, пришлось ли тебе заплатить какому-нибудь эксперту, чтобы он дал тебе свое заключение… Ну, и так далее.

– Конечно, можете не переживать.

– А вторая причина, по которой я тебе звоню – я увидела, что ты поехала в Рим. Зачем ты это сделала? Неужели нашла какую-то зацепку, которая означала бы, что книги, принадлежавшие дедушке Фритц-Брионеса, находятся там?

– Да, но боюсь, что это оказалось ложным следом.

Я осознавала, что подобный ответ, произнесенный максимально безразличным голосом, разозлит ее до предела.

– Значит, ты зря съездила в Рим.

– Вроде того.

– Ты же понимаешь, что все это – не игрушки, да? – Я ничего не ответила. Подобный вопрос не заслуживал ответа. – Грета, ты не можешь вот так бессмысленно идти по ложному следу.

– В этом и заключаются ложные следы, сеньора Солана: невозможно понять, что они ложные, пока не станет слишком поздно.

– Если бы я тебе не доверяла, то решила бы, что ты поехала в Рим как турист или чтобы навестить там какого-нибудь друга за деньги сеньора Фритц-Брионеса.

– Хорошо, что вы мне доверяете.

– Тем не менее жду от тебя еще и отчета, в котором ты объяснишь мне, что именно заставило тебя решить, что поехать в Рим было хорошей идеей, а еще – что именно ты там делала.

– Разумеется, я обо всем составлю отчет. Уже утром он будет у вас на столе.

Мы обе знали, что я и не думала составлять никакого отчета, но признать это было бы равноценно тому, чтобы начать перестрелку. Именно поэтому Тереза Солана выждала несколько секунд, чтобы успокоиться, прежде чем задать мне вопрос, который уже давно крутился у нее в голове: он и был реальной причиной ее звонка.

– Где ты находишься?

Я окинула взглядом окружавший меня пустынный пейзаж. Олег с Юреком уже ушли метров на двадцать вперед и остановились перед каким-то полуразрушенным домиком. Неужели это и был тот склад, который мы искали?

– Гуляю.

– Где, Грета?

Она едва сдерживала ярость, исходившую от этих двух слов. Если бы она сейчас стояла передо мной, то наверняка отвесила бы мне пощечину. Или, по крайней мере, попыталась бы это сделать.

– Боюсь, на этот раз вам придется мне довериться, сеньора Солана. Так, для разнообразия.

По понятным причинам она не собиралась этого делать, но, тем не менее, ей удалось выразить свое неодобрение, с резким звуком причмокнув губами.

– Мы отслеживаем все операции по твоей карте, – призналась она. – Не думала, что мне придется тебе это объяснять, но скажу: мы это делаем для твоей же безопасности.

– Очень заботливо с вашей стороны.

– Если с тобой, не дай бог, что-то случится, то мы сможем вызвать полицию, и она быстро до тебя доберется. Конечно, вряд ли это произойдет, но представь, если тебя вдруг похитят или нападут и ограбят в Берлине или даже в Риме.

Тот факт, что она упомянула о произошедшем со мной в Риме, выдал, до какой степени она была осведомлена о моих передвижениях. Я даже задалась вопросом, не ее ли рук это было дело. Возможно, нападение тех трех отморозков было тщательно продуманной инсценировкой, целью которой было меня запугать, чтобы я не смела сделать что-то по-своему.

– Я уже не маленькая, сеньора Солана. Вы удивитесь, до какой степени я способна сама о себе позаботиться.

– Нравится нам это или нет, мы с тобой в одной лодке. Чтобы расследование было успешным, мы должны друг другу доверять. Если с тобой что-то случится…

– А с какой стати, черт возьми, со мной должно что-то случиться? – Я была сыта по горло. Она уже во второй раз намекала, что на меня могут снова напасть. Я не могла отделаться от ощущения, что это предостережение в то же время было и угрозой.

– Как я уже сказала, вряд ли что-то произойдет, – пошла на попятную она.

– Тогда перестаньте меня беспокоить. Я работаю, черт возьми. Не заставляйте меня терять время.

За мгновение до того, как завершить звонок, я услышала, как она начала что-то говорить. Я подождала, уверенная в том, что Тереза мне перезвонит, но этого не произошло. Она, должно быть, догадалась, что пытаться меня в чем-то убедить было бесполезно. Как бы ее это ни бесило, она не могла контролировать меня, сидя в своем симпатичном кабинете в районе Саламанка.

Честно говоря, хотя мне и мало что было о ней известно, я сильно сомневалась, что она вот так просто смирится с подобной выходкой. Скорее всего, рано или поздно она решит отомстить мне за оскорбление.

Что ж, озабочусь этим, когда это произойдет.

Подождав, пока утихнет гнев, я направилась туда, где Юрек и Олег уже ждали меня, сложив руки на груди и сдержанно улыбаясь. Казалось, несмотря ни на что, они прекрасно проводили время.

48

Снежинки были такими мелкими, что таяли, едва касаясь земли. Нам повезло, ведь полноценный снегопад усложнил бы и без того неблагодарную работу, которая нас сюда привела. Юрек остановился перед ветхим домиком с покатой крышей, который, казалось, вот-вот рухнет.

– Как я уже тебе говорил, дом немного запущенный, – оправдался он. Впрочем, это описание было чересчур оптимистичным. Фасад отчаянно нуждался в капитальном ремонте, а старая деревянная дверь рассохлась. Она была заперта на надежный на вид замок, висевший на толстых металлических кольцах.

– Дай-ка угадаю: у тебя нет ключа.

– Я уже давно сюда не приезжал, – виновато посмотрел на нас Юрек. – Уверен, у моего отца где-то был ключ. Когда он умер, я распродал все его имущество. А квартиру, где мы с ним жили, оставил со всеми вещами.

Рассказывая об этом, он не переставал улыбаться, будто потешался над собственной неосмотрительностью. Я направилась в сторону здания в надежде найти какое-нибудь окошко, через которое мы могли бы залезть внутрь. К сожалению, все они были надежно защищены закрытыми изнутри ставнями, очень прочными на вид.

– Придется вернуться в другой раз вместе со слесарем, – вздохнул Юрек. – Или с инструментами.

– Ты уверен, что это здесь?

Он бросил на меня скептический взгляд, а затем, задумавшись, энергично кивнул.

– Мы могли бы взломать замок, – предложил Олег.

Я уже собиралась ответить ему, что этот замок – вероятно, самое прочное, что можно было здесь найти в радиусе нескольких километров. Но не успела я что-то сказать, как Юрек уверенным шагом направился к двери, словно горел желанием принять вызов, заключавшийся в том, чтобы сломать этот механизм.

– Давайте найдем что-нибудь, чем его можно открыть, – предложил он.

Мы разошлись в разных направлениях. Среди сорняков на пустыре валялось много мусора, но я не нашла ничего, что могло бы нам пригодиться. Там были лишь пустые банки от краски, старая шина, автомобильный аккумулятор…

– А что насчет этого? – Олег держал в руках прочный железный прут метра два в длину, который, видимо, использовали на какой-то стройке для укрепления фундамента. Подойдя к нему, Юрек буквально вырвал арматуру у него из рук.

– Может, и подойдет, – заключил он.

Не дожидаясь нас, он вернулся к двери, держа это импровизированное копье над головой. Затем он просунул кончик прута под дужку замка и приступил к взлому.

Лицо Юрека исказилось от напряжения. Приблизившись к нему, Олег повис на заднем краю арматуры, но ничего не произошло. Пару секунд поколебавшись, я тоже подошла к ним и потянула стальной прут вниз. Представляю себе картину, которую увидел бы любой, кто шел бы сейчас мимо: три идиота, висящие на этой арматуре, как свиные окорока. Я бы расхохоталась, если бы все это не было настолько удручающим зрелищем.

Послышался треск, прут выскользнул у него из рук, и мы все одновременно повалились на землю. Рухнувший прямо на меня Олег поспешил встать и попросить прощения. Он протянул мне руку, но я не стала ее брать и поднялась на ноги самостоятельно. Юрек тоже встал и начал осматривать дверь.

Нам удалось ее открыть.

Замок лежал на земле, абсолютно невредимый. Чудо инженерной мысли, по-другому не назовешь. А вот толстые петли, на которых держалась дверь, поддались, оставив в дереве две заметные дыры.

Подойдя к порогу, Юрек отвесил нам театральный поклон, приглашая внутрь:

– Добро пожаловать.

49

Когда дверь распахнулась, то здание словно испустило гнилостный выдох, представлявший собой смесь заброшенности и отчаяния. Была бы я чуть понаивнее, восприняла бы это как предостережение, призывавшее нас вернуться туда, откуда мы приехали, если не хотим, чтобы это место стало нашим последним пристанищем. Казалось, склад не хотел, чтобы в него кто-то заходил, и это было его единственным защитным механизмом.

Впрочем, меня не слишком легко впечатлить, поэтому я безо всяких колебаний вошла в это мрачное здание. Оно было гораздо просторнее, чем выглядело снаружи. Юрек щелкнул выключателем возле двери, но свет был бы слишком большой роскошью. Было очевидно, что прошло уже много времени с тех пор, как здесь в последний раз было электричество.

Чтобы хоть как-то это компенсировать, бродяга подошел к окнам и начал одну за другой открывать ставни, впуская внутрь достаточно света, чтобы мы могли составить общее представление о том, что находилось внутри здания. Склад представлял собой открытое пространство без перегородок и отдельных комнат, с полками на стенах и двумя рядами параллельно стоявших стеллажей, разделявших помещение на три прохода, уходивших в глубину.

Повсюду были книги.

Зловоние никуда не исчезло. Здесь пахло сыростью, гнилью и одиночеством. Книги не слишком хорошо выдерживают испытание временем, особенно если хранятся в таких ужасных условиях. Я взяла пару экземпляров, стоявших на ближайшей полке, и мои опасения подтвердились: книги сгнили. Страницы испортились, покрывшись плесенью и влажными пятнами. Корешки стали жесткими, а некоторые из них обросли таким толстым слоем грязи, что на них с трудом можно было разобрать названия. У большинства экземпляров на краях виднелись следы укусов: вероятно, от армии мышей, которые сейчас, должно быть, наблюдали за нами из своих закутков и задавались вопросом, какого черта мы ищем в их владениях.

Я направилась в глубь помещения. По пути мне удалось увидеть нескольких насекомых и хвост какого-то животного немаленьких размеров, которое бросилось прятаться, заметив, что его обнаружили. Ближе к центру склада обвалилась крыша, похоронив под горой обломков пару стеллажей со всеми экземплярами. Рядом с этой кучей скопилась вода, образовав зловонную лужу шириной в несколько метров, в которую мне пришлось наступить: у меня не оставалось другого выбора. Если бы я не надела свои крепкие туристические ботинки, то промокла бы до носков. Выругавшись, я преодолела лужу, чтобы добраться до дальнего конца помещения.

Оказавшись там, я оглянулась назад и прикинула, что на этом складе хранилось примерно три тысячи книг. Олег изучал полку за полкой, раскрыв рот и погрузившись в созерцание этого гигантского нагромождения томов всех видов и жанров. Единственным, что их объединяло, было запустение. Судя по выражению лица, библиотекарь был жутко разочарован. Он что, думал, что наконец-то нашел Библиотеку Еврейской общины Рима? Ему скорее стоило молиться, чтобы это оказалась не она. Все эти экземпляры находились в таком состоянии, что их лишь осталось бы признать безнадежно и навсегда исчезнувшими. Даже если бы здесь хранилась какая-нибудь редкая или ценная книга, то ее пришлось бы подвергнуть дорогостоящей реставрации, которая вряд ли увенчалась бы успехом. А если речь шла бы о какой-нибудь старинной рукописи, манускрипте или гравюрах – то и подавно.

Это был не склад, а братская могила.

Я уже не в первый раз сталкивалась с тем, что такое огромное количество книг превращалось в хлам, но все же то, что я находилась на юге Польши, в хранилище, которое, как поведал нам Юрек, не открывали семь лет, меня особенно разочаровывал. Больше всего мне было жалко именно его: ведь мы вытащили его сюда напрасно. Впрочем, бездомный, казалось, не жалел об этом. Он бродил по складу, доставал с полок книги, изучал их и ставил обратно, словно не мог найти ничего, что бы его заинтересовало. Заметив, что я за ним наблюдаю, он подошел ко мне.

– Это то, что ты искала, Грета?

В его вопросе не было сарказма – только чистое любопытство. Казалось, он даже был не против здесь находиться.

– Плюс-минус.

– Не знаю, что ты надеешься здесь найти, но я вот только что видел паука размером с пепельницу, – усмехнулся он.

Какой бы безрадостной ни казалась эта задача, у меня не было другого выбора, кроме как изучить все эти книги, чтобы убедиться, что они не были частью ни пропавшей библиотеки, ни коллекции дедушки сеньора Фритц-Брионеса. Не сделать этого было бы упущением с моей стороны. Кроме того, не будет лишним проверить, нет ли здесь каких-нибудь экземпляров, которые тоже могли стать частью добычи нацистских грабителей.

Я как раз собиралась подумать, с чего начать, как меня позвал Олег, сидевший на корточках перед одним из стеллажей. Должно быть, он не услышал, как я подошла, поэтому крикнул мне еще раз:

– Грета!

– Я здесь.

Услышав мой голос так близко, он вздрогнул и чуть не упал на спину.

– Я бы на твоем месте так долго не находилась в согнутом положении, Олег. Особенно когда не видишь, что у тебя под ногами.

– Смотри, что я нашел. Он указал на полку перед собой. Она была шире, чем остальные, и на ней стояло множество офисных папок, которые когда-то были ярких цветов, но со временем выцвели. Он распахнул одну из них, чтобы показать мне. – Это журнал учета. – сказал он. – Отец Юрека был довольно скрупулезным человеком. Тут название каждого экземпляра, сумма, которую он за него заплатил, дата покупки и в некоторых случаях имя клиента, у которого он его приобрел.

Я пробежалась глазами по написанным изящным почерком строчкам. Олег медленно перелистывал страницы, чтобы я успела их получше рассмотреть. На полке стояли еще пять подобных папок.

– Это нам пригодится, – признала я.

Рядом со мной появились ботинки, и я услышала звук почесываемой бороды. Шкряб-шкряб.

– Похоже, у вас здесь много дел, – заметил Юрек. – А меня ждет долгий путь назад. Я, наверное, уже поеду.

В обычных условиях я бы не придала особого значения его отъезду. Именно поэтому мне было сложно признать, что при мысли о том, что, возможно, сейчас я видела его в последний раз в жизни, мне стало горько.

– Тебе незачем уезжать.

Произнеся эти слова, я не узнала собственного голоса. Юрек решительно покачал головой, даже не задумавшись.

– Забирайте все, что захотите. Мне все равно, что будет со всеми этими книгами.

– Серьезно?

– Моего отца больше нет, Грета. И у меня о нем сохранились воспоминания гораздо более приятные и прекрасные, чем этот заплесневелый склад, забитый книгами, которые я никогда не буду читать.

Сложно было поспорить с этим аргументом. Я даже не попыталась переубедить Юрека. Олег, в свою очередь, встал и пожал ему руку.

– Приятно было познакомиться, Юрек.

– Взаимно, приятель. И помни, о чем мы с тобой говорили.

Он подмигнул библиотекарю, и тот залился краской. Ощущение, что я что-то упускаю, заставило меня испытать внезапный прилив ярости, который я с трудом сдержала. Я понятия не имела, о чем болтали эти двое, пока я отвечала на звонок Терезы Солана, но подозрения, что речь шла обо мне, было достаточно, чтобы заставить меня разозлиться.

– Если снова поедете через Вроцлав, заходите в парк Сташица. Я оттуда почти не выхожу.

Юрек протянул мне ладонь. Улыбка мужчины дрогнула, когда он осознал, что я не собираюсь ее пожимать, но, упорно сопротивляясь, он так и остался стоять с протянутой рукой.

Я вынула бумажник, достала оттуда несколько банкнот и вложила их ему в ладонь.

– Надеюсь, этого тебе хватит.

Моя попытка звучать непринужденно оказалась настолько неуклюжей, что Олег с Юреком обменялись многозначительными взглядами. Казалось, то, о чем они и так подозревали, только что подтвердилось.

– Это – гораздо больше, чем я заслуживаю, но спасибо.

Нищий убрал деньги, и мы молча смотрели, как он уходит. Когда мы с Олегом оказались наедине, он вопросительно на меня взглянул, будто не понимая, что делать дальше.

Если он и правда этого не понимал, то я не собиралась ему ничего объяснять.

Взяв одну из папок, я начала более подробно изучать записи. Олег что-то сказал, но я его даже не услышала – настолько я была погружена в информацию, содержавшуюся в журнале. Через несколько минут библиотекарь отошел к другому стеллажу в поисках чего-нибудь, чем мог бы себя занять.

50

Я провела, должно быть, около часа, просматривая эти папки и мысленно сортируя содержавшиеся в них записи. Когда я закончила, то заметила, что Олег стоял совсем рядом. Он делал вид, что изучает какую-то книгу, но при этом не отрывал от меня глаз. Казалось, он не хотел отвлекать меня от работы, но было бессмысленно скрывать от него, что мне удалось обнаружить, так что я жестом пригласила его подойти поближе.

– Вот этот – самый старый, – указала я на журнал в синей обложке. – В нем пометки от 1950 года. А желтый – самый свежий, в нем есть записи семилетней давности. Судя по тому, что нам рассказал Юрек, примерно тогда и погиб его отец. Он говорил, что тот продолжал работать до последнего дня жизни.

– Вот это совпадение, не правда ли?

Он бросил на меня выразительный взгляд. Мне было неохота вступать в эту игру, так что я ничего не ответила. Смирившись, библиотекарь взял в руки одну из папок.

– Очевидно, что его бизнес приходил в упадок, – отметила я. – В первые годы записей гораздо больше. А вот в последние месяцы – только отдельные отметки, и в них – экземпляры, за которые он почти ничего не заплатил, или не слишком ценные.

– Не думаю, что эти журналы сильно отличаются от тех, что хранятся в любом другом книжном магазине мира.

– Иногда Энри покупал книги целыми партиями. – Я показала ему на одну из записей. – Как видишь, тут указана цена, по которой он их приобрел, а дальше по отдельности отмечены названия всех книг из лота. Так обычно делают, когда коллекционер умирает, а наследники распродают его книги, или если кто-то хочет быстро избавиться от своей библиотеки. Цена устанавливается за все сразу, а потом книготорговец перепродает эти экземпляры по одному, чтобы выручить побольше денег.

– А еще что-то нашла?

Я засомневалась. Да, было и еще кое-что, но я не была уверена, что хочу ему об этом рассказывать. Олег, судя по всему, заметил мои колебания, потому что вновь бросил на меня взгляд, полный подозрения.

– Один вопрос, – сказала я. – Тебе знакомо имя Стратос?

Библиотекарь нахмурил брови в неподдельном удивлении.

– А должно быть знакомо?

– Да нет, вряд ли это важно, – пожала я плечами.

– Все равно расскажи. Пожалуйста.

Он очень не вовремя добавил это «пожалуйста». Оно выдавало его страстное желание выслушать любую теорию, даже самую безумную. Именно по этой причине я не раскрывала ему всей информации: последнее, чего мне хотелось, – это дарить ему ложные надежды или распалять его воображение.

Увы, было слишком поздно. В любом случае, если бы я даже ему об этом не рассказала, то он увидел бы все собственными глазами, если бы внимательно просмотрел списки.

– Тут несколько записей с этим именем. – Взяв папку, библиотекарь открыл ее, чтобы в этом удостовериться. – Оно повторяется с одним и тем же промежутком, – объяснила я. – Энри записывал продавца одним словом – Стратос. Возможно, речь шла о его фамилии или прозвище. Но, конечно, оно могло быть связано и с какой-нибудь ассоциацией или даже с одной из соседних деревень.

– Ага, вижу. А почему это привлекло твое внимание?

– Ну, у меня сложилось впечатление, что у этого так называемого Стратоса дела шли весьма неплохо. Старый Энри очень хорошо платил за те книги, что тот ему приносил.

А еще дело было в том, что сделки повторялись регулярно, а некоторые из тех книг, что Стратос продал отцу Юрека, были на немецком, иврите, итальянском и даже испанском. Впрочем, была и еще одна деталь, выделявшаяся среди прочих, и благодаря которой этого типа невозможно было просто так проигнорировать. Я понадеялась, что Олег ее не заметит, но не тут-то было. Поизучав списки в течение нескольких минут, он снова недоуменно на меня взглянул.

– Продажи этого Стратоса вдруг прерываются, – заявил он. – Записи с его именем резко исчезают.

– Вот-вот.