– Майло? – Он переворачивается на живот и переходит на ленивый брасс. Вода успокаивает, и я чувствую себя более расслабленной, чем когда-либо за долгое время. И храброй. – Можно задать тебе вопрос?

– Конечно.

– Ты скучаешь по своей девушке?

– Чего? – Он недоуменно косится на меня.

– По Белле. Ты по ней скучаешь?

– Она не моя девушка.

– Без разницы. Так что, скучаешь?

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его карие глаза отливают медью в жарком полуденном солнце.

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто так. – Я опускаю лицо в воду и кролем вырываюсь вперед.

И зачем я только подняла эту тему? Опять принялась за старое – мучить себя? Какого ответа я ждала? «Ну конечно, не скучаю. Ведь мне нравишься ты».

Я мысленно встряхиваюсь. Какой глупый вопрос! Это все некая частичка внутри, которая отказывается верить, будто произошедшее между нами на пляже было не простой дружеской поддержкой. Глупая частичка. Очень, очень глупая.

Я мчусь вперед, пока не выдыхаюсь, затем переворачиваюсь на спину, закрываю глаза и позволяю солнцу согреть лицо.

– Эй, ты! Человек-амфибия! – Голос Майло прорывается сквозь залитые водой уши. – Ты меня убить пытаешься?

Я с ухмылкой наблюдаю, как он приближается ко мне наполовину по-собачьи, наполовину кролем. Доплыв, он закатывает глаза.

– Здрасьте! Как бы между прочим, не все тут олимпийские пловцы.

– Хочешь передохнуть?

Мы миновали примерно четверть пути вокруг острова, и посреди джунглей открылась крошечная бухта.

– Определенно. – Майло высовывает язык и дышит по-собачьи. – Пить хочу. Надо было взять с собой воды.

– Можно поискать манго. – Я указываю на деревья у края бухты.

Он кивает:

– Годится.

Выбравшись на сушу, мы падаем на песок, слишком измотанные, чтобы тащиться в джунгли за водой или фруктами. Несколько минут мы молча отдыхаем, затем живот Майло громко урчит, и я смеюсь.

Он перекатывается на бок и глядит на меня:

– Что ты первым делом закажешь, когда мы вернемся в отель?

– Гигантский бургер, картошку фри, луковые кольца и шоколадный молочный коктейль.

– Ты даже не раздумывала!

– Я уже несколько дней мечтаю о нормальной еде.

– Аналогично. Я собираюсь съесть ведро тайского зеленого карри.

Мы снова погружаемся в непринужденное молчание, я рассеянно разгребаю песок.

– Джесси?

– А?

– За нами ведь приедут?

– Родители?

– Ага.

Я поворачиваюсь к нему:

– Ты сомневаешься?

– Ну, я почти уверен, что наши предки начнут переживать, если мы опоздаем хотя бы на пару часов. Только вдруг они не смогут нас найти?

– Обязательно найдут.

– Думаешь?

– Конечно, – быстро произношу я, пока меня не подвел голос.

По правде говоря, я тоже боюсь. Мне даже думать страшно о том, как отреагируют мои родители, когда мы не вернемся в должное время. Они и так через многое прошли, поэтому начнут представлять худшее и… Я устремляю взгляд на море, сосредоточенно смотрю, как солнечный свет отражается от воды, отчего она вся искрится, будто усыпанная блестками. Нельзя позволять себе думать о ужасе на лицах родителей, когда им сообщат, что я не вернулась с острова.

– Хорошо. – Майло вновь ложится на спину и закидывает руки за голову. Пару мгновений я любуюсь его профилем, затем поворачиваю лицо к солнцу и закрываю глаза. После паузы Майло подает голос: – Я тут думал о наших фобиях…

Я напрягаюсь. Он еще не знает о той змее.

– М-м?

– Дэнни уверен, будто они воплощаются в жизнь, но это явное совпадение, согласись? Мы на острове в джунглях, повсюду полно пауков.

Я вздрагиваю, однако ничего не говорю.

– А падение Джефферса со скалы? – продолжает Майло. – Было темно, плюс он потерял очки, поэтому не видел, куда идет.

– В кустах что-то шуршало, – напоминаю я.

– Скорее всего какой-нибудь зверек. Мы вчера были напряжены до предела и пугались теней.

– М-м… я тоже так подумала, – признаюсь я.

Майло морщит лоб, пытаясь прочесть выражение моего лица.

– В чем дело? – спрашивает он. – Ты чего-то недоговариваешь.

Лучше признаться. Дэнни, вероятно, уже рассказал Онор, а та поделится с Мэг, которая обязательно спросит про змею Джефферса, и тогда все будут в курсе, кроме Майло.

Я сажусь и стряхиваю песок с рук и ног.

– Сбылась еще одна фобия.

– То есть? – Майло тоже садится.

– Ты был не один в яме.

– В каком смысле «не один»?

– Дэнни видел змею.

У Майло отвисает челюсть, он смотрит на меня полными ужаса глазами, утратив дар речи.

– Точнее, кобру. Но все обошлось, – спешно добавляю я, – очевидно, она не успела напасть и…

Майло вскакивает на ноги и кидается обратно к кромке воды. Его лицо искажено яростью.

– И Дэнни промолчал?!

– Он не хотел тебя пугать. – Я тоже встаю и кладу руку ему на плечо, однако он ее скидывает. – Майло, если бы он сказал тебе, ты бы окаменел от страха и не смог бы выбраться из ямы. Или запаниковал и сделал бы только хуже…

– Ни черта подобного!

– Мы ведь видели, как ты реагируешь на змей. Помнишь тот поход в зоопарк? Ты наотрез отказался идти в террариум с рептилиями…

– Кто еще знает? – перебивает Майло. – Насчет змеи?

– Только я. Если верить Дэнни.

– Ага, конечно. – Он сухо смеется. – Все знают, верно? И никто ничего мне не сказал, потому что вдруг Майло опять устроит истерику? Вдруг он заплачет?

– Неправда.

– Я… я… гр-р… – Он прижимает ладони к красному от злости лицу и шумно вдыхает через нос.

– Майло. – Я вновь касаюсь его плеча. – Все нормально. Никто тебя не осуждает.

Он опускает руки и смотрит на меня:

– Ну, точно не ты.

– Мне тоже страшно. Вдруг моя фобия сбудется следующей? И я говорю не о страхе рвоты.

– Моя фобия иррациональная. Твоя же вполне логична… – Он замолкает, его взгляд падает на мои руки. – У тебя есть все основания бояться огня.

– Спасибо, что напомнил, – сухо говорю я.

– Джесси… Понимаю, это совсем не одно и то же, но мы тоже скучаем по Тому. Да, он не приезжал на общие каникулы уже несколько лет, но… мы его знали, мы его помним. Я не могу… Мне не верится, что его больше нет. Мне очень, очень жаль.

Я молчу, не в силах ничего сказать. В горле застыл огромный ком. Каждое слово Майло подобно ножу, который вонзается в живот. Я не нуждаюсь в сочувствии, я его не заслуживаю. Это я виновата в произошедшем с Томом.

– Не надо. – Майло хватает меня за руку, когда я неосознанно тянусь к мягкой коже предплечья. – Джесси, прошу, не причиняй себе боль. Поговори со мной.

– Не могу. – Я отстраняюсь и разворачиваюсь. – Просто не могу!

– Джесси, подожди!

Я бегу к морю и бросаюсь в воду. Его голос пропадает, когда я ныряю, а слезы растворяются в соленой воде.

Глава 24

Дэнни

Майло и Джесси нигде не видно, когда Дэнни с пустыми руками возвращается к новому пляжу. Он выходит из моря. Разум все еще бурлит, пытаясь осмыслить увиденное. Может, братья Гримм действительно прятались на острове все это время и украли сапоги Анумана, чтобы подставить Джефферса? Подкрадывались в темноте и подслушивали их разговоры? Тогда зачем они схватили Джесси? Почему не продолжили прятаться и воплощать в жизнь остальные фобии?

И все же… Они выглядели слишком свежими для тех, кто уже несколько дней живет на необитаемом острове, да и Джесси нашла у них в лодке лишь пару маленьких рюкзаков. Скорее всего они все это время болтались у бассейна отеля, все больше распаляясь из-за Джесси, и наконец решили нанять лодку и напугать ее до чертиков. Но кто тогда украл ботинки Анумана? Либо на острове все же есть еще какие-то чужаки, либо это сделал кто-то из своих. Вот только кто? И зачем? Помимо него, не сбылись страхи лишь Мэг и Джесси. Значит, за всем этим стоит одна из них?

Не верится, будто Мэг могла вырыть яму и бросить туда змею специально для своего брата. Значит, Джесси? Два года назад он бы даже допустить подобное не смог, но она явно изменилась. Прежняя Джесси ни за что бы не наступила ножкой стула кому бы то ни было на руку. И все же, зачем ей мучить друзей, воплощая в жизнь их фобии? Может, она считает, что они к ней недостаточно внимательны, и мстит? В ночь перед отъездом на остров, сидя у бассейна, он, Мэг, Майло, Онор и Джефферс обсуждали несчастье с Томом, все хотели что-то сказать Джесси, вот только не знали, что именно…

«Мне очень жаль», – вроде бы так говорят взрослые, когда кто-то умирает?

Как, черт возьми, чья-то жалость должна помочь? С другой стороны, разве есть альтернатива? «Я слышал, твой брат умер прямо у тебя на глазах. Черт, просто жесть! После подобного хрен вернешься к нормальной жизни». Конечно, так говорить нельзя – слишком грубо, слишком прямо. Поэтому Дэнни решил промолчать.

Подходя к тени, где сидят Мэг с Онор, обмахиваясь листьями, он мучительно размышляет, поделиться ли с ними своими подозрениями насчет Джесси или держать рот на замке. Онор чувствует на себе взгляд и поднимает голову.

– Извини, – вздыхает Дэнни. – Твои очки сломались.

Она пожимает плечами, затем наклоняется к Мэг и что-то шепчет ей на ухо. Дэнни отворачивается, однако в голову закрадываются неприятные мысли: что она говорит? Жалуется на него? Рассказывает, какой он ужасный парень и как она намерена его бросить?

В ушах звенит. Дэнни возвращается к берегу. От этого чертова острова у него уже крыша едет!.. Онор, вероятно, даже не о нем говорила. Есть сотня вариантов того, что она могла бы прошептать на ухо Мэг. Почему он вечно предполагает худшее?

Дэнни останавливается у кромки моря, трет лицо руками и смотрит в безоблачное небо. Наваливаются усталость и голод. Естественно, голова совсем не варит. Надо набить живот фруктами и поискать укромное местечко для сна. Наевшись и выспавшись, он почувствует себя гораздо лучше и сможет ясно мыслить.

Да, именно так и следует поступить. Дэнни часто моргает – взглянул на солнце – и опускает взгляд. И снова моргает.

На песке, менее чем в шаге от него, на самом краю пляжа написано послание:

«Один из вас умрет».

Глава 25

Джесси

Я выныриваю, жадно вдыхаю и оглядываюсь на пляж. В этот момент Майло выходит из зарослей с охапкой огромных банановых листьев, кладет на песок два листа, расположенных вертикально, параллельно друг другу, и сверху кидает третий, тем самым образуя букву «П». Затем выбирает еще четыре листа и складывает рядом прямоугольником, напоминающим «О».

Я жду, когда Майло обернется на меня, однако он продолжает выкладывать буквы.

«ПОГОВО»

Когда материалы заканчиваются, он вновь уходит в джунгли, а через несколько минут возвращается с новой охапкой банановых листьев и продолжает выкладывать:

«РИСО»

И только бросив последний лист, он оборачивается на меня.

«ПОГОВОРИ СО МНОЙ».

Сердце сжимается в груди. Не знаю, получится ли. Я ни с кем не обсуждала произошедшее в прошлом году. Ни с родителями, ни с учителями, ни со школьными друзьями – ни с кем. Родители заставили меня сходить к психологу. Я добралась до его кабинета и села в кресло, однако едва он склонил голову и поинтересовался, как у меня дела, нежным голосом, похожим на теплый мед, я тут же вылетела за дверь.

Мама просто отвезла меня домой, где я убежала в свою комнату и заперлась. Конечно, беспокойство родителей в сложившейся ситуации вполне понятно, тем не менее я была не в состоянии вытащить себя из ментальной ямы. Мне не хотелось ни с кем разговаривать; мне хотелось, чтобы планета остановилась и я смогла сойти.

Любовь вовсе не так прекрасна, как говорят. Любовь – самое ужасное чувство на свете. Если бы я не любила Тома, то не ощущала бы себя так, будто мне вырвали сердце из груди. Я видела лишь один выход – перестать чувствовать. Навсегда. Я даже гуглила в интернете: «Как отключить чувства?», только ответы меня не удовлетворили. Мне не хотелось пить таблетки или заниматься медитацией. Не хотелось учиться приглушать чувства или их принимать. Я хотела перестать чувствовать. Полностью.

Зная о том, что социопаты умеют контролировать свои чувства, я пересмотрела все фильмы о них. И ни один ничему меня не научил… Кроме исторической драмы «Опасные связи» с Джоном Малковичем и Гленн Клоуз в главных ролях, повествующей о мужчине и женщине, которые борются друг с другом за контроль, при этом безжалостно жонглируя жизнями других. Сперва я смотрела фильм безучастно, потому что не видела никаких параллелей с моей жизнью. А потом героиня Гленн Клоуз сказала нечто такое, что меня зацепило: будто внешне она кажется спокойной, однако внутри сражается с эмоциями; когда она начала выходить в свет в пятнадцать лет, за обедом она была жизнерадостной, а под столом втыкала вилку в тыльную сторону руки. Даже не знаю, почему этот образ так прочно засел в моем сознании. Именно тогда я начала щипать и скручивать кожу на предплечье – это, конечно, не вилку втыкать, но похоже.

Я смотрю на друга, стоящего на пляже у банановых листьев. Он хочет поговорить.



Майло пристально заглядывает мне в лицо, пока я иду к нему по песку, потирая руками предплечья – вовсе не от холода.

– Это… э-э… – Я склоняю голову в сторону фразы из листьев. – Оригинально.

Он слабо улыбается:

– С тобой не бывает легко, верно, Джесс?

– Ха! Кто бы говорил.

– Так что?.. – Выражение его лица меняется. Из взгляда пропадает веселая искорка, на смену приходит напряженная серьезность, столь ему несвойственная. Майло тоже нервничает, судя по тому, как сжимаются и разжимаются его кулаки. И растерян – чувствует необходимость поговорить со мной о Томе, но боится.

Я сама не знаю, как отреагирую – могу расплакаться, могу забиться в угол и раскачиваться взад-вперед, могу закричать, могу начать себя щипать, могу убежать. А могу сделать все сразу, по порядку. Я так долго прятала чувства в темном ящике под замком, что боюсь, если приоткрою крышку, боль, страх и вина, подавляемые все это время, выплеснутся наружу и ошпарят нас обоих.

– Майло, – наконец начинаю я. – Я готова с тобой поговорить, только не о Томе.

В его взгляде отражается облегчение.

– Ладно, хорошо. Как скажешь, Джесси.

– Может, присядем?

– Да, конечно.

Мы плюхаемся на песок прямо там, где стоим, – нас разделяет полметра или около того. Я собираю волосы и выжимаю морскую воду, затем осматриваю свои ногти. Теперь, решив серьезно поговорить, мы оба растеряны и не знаем, с чего начать.

Краем глаза я вижу, как Майло неловко трет шею.

– Нам… нам кое-что нужно прояснить.

– Что же?

– Я не влюблен в свою бывшую.

Он вскидывает на меня дерзкий взгляд, будто ожидает возражений.

– Ясно. – Я скрещиваю руки на груди, внезапно сознавая, что на мне лишь нижнее белье, а на нем только шорты – мы оба почти голые. – Твоя сестра, кажется, придерживается иного мнения.

– Мэг считает, я все еще люблю Беллу? – Его брови сходятся на переносице. – Я сам с ней порвал! Наши отношения зашли в тупик. Мы часто спорили, я постоянно был на нервах.

– Мэг сказала Дэнни, будто ты от нее без ума. Да и Джефферсу вроде бы.

– Твою ж… – Майло шумно выдыхает. – Белла была… и остается лучшей подругой Мэг. Поэтому она злится на меня за то, что я ее бросил. Наверное, когда мы приехали на каникулы, она увидела, как я… – Внезапно он замолкает и отводит взгляд.

– Что увидела?

У меня отчаянно колотится сердце, дыхание частое и поверхностное, даже голова начинает кружиться.

– Как я… – Он с трудом сглатывает и вновь поднимает на меня взгляд. – Увидела, что мы с тобой проводим много времени вместе. И… наверно, она… она…

В груди екает и ноет. Тянет разрыдаться, вскочить на ноги, убежать или закрыть уши и закричать «ЛА-ЛА-ЛА!» во весь голос, однако я словно окаменела и даже глаз от него оторвать не могу.

– В общем, она… – Майло вновь шумно сглатывает. – Думаю, она поняла, что я… я… – Он прерывисто вздыхает. – Знаешь, когда мама рассказала нам о случившемся с Томом, я хотел тут же запрыгнуть в метро и примчаться к тебе. Хотел… просто крепко тебя обнять. Мне была невыносима мысль, что ты переживаешь боль в одиночку.

«Вовсе не в одиночку», – мысленно возражаю я. Со мной были родители. И все же… ведь болью нельзя поделиться – нельзя зачерпнуть горсть и отдать кому-то, чтобы облегчить свою ношу. Возможно, другие испытывают нечто похожее, и вы можете поплакать вместе, обняться, поговорить, тем не менее твоя-то боль никуда не денется.

Майло по-прежнему пристально смотрит на меня, его взгляд переполняют всевозможные чувства. Протяни я руку, смогу до него дотронуться. Вот так просто – достаточно вытянуть руку, чтобы преодолеть разделяющее нас расстояние.

Он роняет голову на грудь, опускает плечи, руки безвольно висят по бокам. Будто душа ушла в пятки, потянув за собой все тело.

– Прости, Джесси. Не надо было взваливать на тебя… Знаю, ты видишь во мне просто друга…

Не раздумывая, я подаюсь ему навстречу и беру за руку. Когда наши пальцы соприкасаются, он резко втягивает воздух через рот и вскидывает на меня глаза, озадаченно вглядываясь в лицо.

– Я вижу в тебе не только друга, Майло.

У него уходит несколько мгновений на то, чтобы осмыслить мои слова, затем выражение лица Майло смягчается, губы приоткрываются, он подается мне навстречу и целует.



– Все нормально? – спрашивает Майло, когда мы плывем мимо джунглей и приближаемся к клочку пляжа. Заплыв вокруг острова отнял у нас все силы. За поцелуем в бухте последовал еще один, и еще, и еще… Наконец оторвавшись друг от друга, мы продолжили экспедицию. Пришлось максимально ускориться, дабы вернуться в лагерь до вечера. К счастью, мы получили ответ, который искали, – на противоположной части острова не оказалось ни людей, ни даже пляжа. При виде скалистого берега Майло радостно вскинул руки в воздух, а я вскрикнула от облегчения. Больше не надо прятаться – не надо ходить крадучись и в страхе оглядываться через плечо. Можно спокойно выдохнуть! Затем мы продолжили плыть в том же направлении, только уже без спешки. Нигде никаких признаков Джека, Джоша или их лодки. Они определенно уплыли.

– Джесс? – зовет Майло и повторяет свой вопрос: – Все нормально?

Нормально? Кажется, с моих губ не сходит улыбка. Мы пролежали на песке в бухте целую вечность, просто глядя друг на друга, улыбаясь и болтая. Мы также молчали – при этом Майло поглаживал пальцами мою щеку и качал головой, будто не мог поверить в происходящее. Впрочем, не он один. Мы дружим буквально с пеленок и теперь вот лежим почти нагишом на мягком белом пляже, заглядывая друг другу в глаза; такое впечатление, что мы только-только начали жить по-настоящему. Все мои тревоги, страх впустить Майло в сердце, исчезли в тот момент, когда наши губы соприкоснулись.

Наконец мы заставили себя оторваться друг от друга, встали и кинулись в море, смеясь и дурачась, как малые дети, брызгаясь и ныряя. Только когда солнце начало клониться к горизонту, мы вспомнили, чего ради, собственно, пустились в плавание.

– Нормально, – отвечаю я Майло. – Только умираю с голоду. Надеюсь, Джефферсу удалось что-нибудь поймать.

– Как думаешь…

Я переворачиваюсь в воде, чтобы взглянуть на него.

– А?

– Ничего, если о нас узнают остальные?

Это «нас» вызывает у меня очередную улыбку. Пока мы дурачились и целовались, мы не успели «серьезно поговорить» – обсудить совместное будущее, поэтому «нас» позволяет мне надеяться, что для Майло наши чувства не просто летний роман.

– Не-а, конечно, пусть знают.

Выходя из воды, едва волоча ноги от усталости, мы не держимся за руки, однако «случайно» соприкасаемся плечами, переглядываемся, как заговорщики, и ухмыляемся, едва сдерживая широкие улыбки. Только слепой не заметит перемен в наших отношениях. Тем не менее когда мы подходим к остальным, никто не забрасывает нас вопросами, нас даже взглядом не удостаивают, лишь рассеянно кивают. Девчонки сидят вместе, прислонившись к толстому стволу пальмы, и перешептываются, Джефферс бродит с копьем по мелководью рядом со скалой, а Дэнни сидит, прижав колени к груди и устремив взгляд в костер, который, видимо, ребята успели развести, пока мы плавали.

– Здорово, Дэн, – говорит Майло, устраиваясь рядом с другом. – Мы осмотрели весь остров. И не обнаружили никаких следов братьев-акробатов.

Он ждет его реакции, однако Дэнни не двигается. Затем поднимает голову и смотрит на меня, когда я натягиваю футболку поверх мокрого лифчика. На его лице весьма странное выражение, от которого мне становится жутко. Я натянуто улыбаюсь, стараясь не замечать явной неприязни.

– Все хорошо?

Он усмехается:

– А у тебя?

Я перевожу недоуменный взгляд на Майло, который, похоже, понимает не больше моего. Что, черт возьми, произошло за время нашего отсутствия?

Я плетусь к девчонкам. Они замолкают при моем приближении, однако в отличие от Дэнни улыбаются дружелюбно. Ну, по крайней мере Онор. В темных глазах Мэг мелькает подозрение, которое я игнорирую, присаживаясь рядом. Столь длительное плавание совершенно меня вымотало, и мне хочется лишь растянуться на песке и поспать. Только надо сперва выяснить, что стряслось с Дэнни. Может, он все еще считает, будто Майло меня обманывает? Тогда почему злится не на него? Бессмыслица какая-то.

– Все нормально? – спрашивает Онор. – Вас не было целую вечность. Вы их видели? Они еще здесь?

Я качаю головой:

– Не-а, отчалили.

– Слава богу! – Она облегченно выдыхает. – Одной проблемой меньше.

– Кстати, о проблемах… – Я оглядываюсь на Дэнни, который все еще смотрит в огонь; Майло что-то ему говорит, но тот будто бы даже не слушает. – С ним все нормально?

– Вроде да, а что?

– Точно? Ничего не случилось, пока нас не было?

– Да нет. Дэнни сплавал в старый лагерь. Я просила найти мои очки, а Джефферс – поискать рыболовные крючки. Но он вернулся ни с чем.

– Там ничего не произошло?

– Он не говорил. А что?

– Просто он… не знаю, как-то странно на меня посмотрел.

– С чего это?

– Понятия не имею.

Онор хмурится:

– Он сам не свой уже несколько дней. Очень нервный.

Я опять гляжу на Дэнни – у него осунувшееся лицо, и даже загар не придает ему здорового вида.

– Осталось пережить две ночи, и мы наконец вернемся к нормальной жизни.

Нормальной жизни? Я уже забыла, какая она, нормальная жизнь. Не знаю насчет остальных, а меня остров сильно изменил. К примеру, я теперь могу раздеться до нижнего белья не моргнув и глазом. И дело не в Майло и не в произошедшем в бухте – еще раньше в голове что-то перевернулось. Наверное, нападение Джека и Джоша нас значительно сплотило, и я теперь не чувствую себя изгоем. Мы все в одной лодке (увы, лишь метафорически).

– Ребята! – Джефферсон бредет к ним, таща за жабры рыбу среднего размера. Когда он подходит к костру, Дэнни что-то бросает Майло, затем вскакивает и отходит.

– Видишь, – шипит Онор. – Он не только с тобой ведет себя странно, а со всеми.

– Думаю, надо собираться, – объявляет Джефферсон. – Переночуем в старом лагере. Я за пару минут разведу новый костер.

Майло качает головой:

– Не выйдет. Дэнни сказал, его разгромили. Эти неандертальцы не могли просто уплыть, верно?

– Мой лагерь тоже разгромили, – печально говорит Джефферс.

– Ты там был? – спрашиваю я.

– Ага. Удалось отыскать кое-какие уцелевшие мелочи, в основном то, что висело на деревьях. – Он кивает на свой рюкзак: – Тут все, что у меня осталось. Остальное сгорело.

– Сожалею.

– Это просто вещи. – Он пожимает плечами и снова смотрит на Майло: – Они сожгли все дрова в старом лагере?

– Вроде нет. Дэн рассказал про беспорядок, пожара не было.

– Бессмысленно рубить здесь кучу деревьев, когда можно использовать ту древесину. Предлагаю вернуться через джунгли и привести лагерь в порядок. Скоро стемнеет, надо выдвигаться прямо сейчас, чтобы успеть подготовиться.

– Я «за». – Мэг встает и протягивает руку Онор.

– Ага, – кивает та. – Я тоже.

Майло поднимается на ноги и смотрит на меня:

– Идешь?

Я киваю и хватаюсь за протянутую руку, однако при попытке встать ноги подкашиваются, и я плюхаюсь обратно.

Майло улыбается:

– Неужели наш олимпийский чемпион устал?

– Выжат как лимон. Но не могу же я скинуть всю тяжелую работу на вас, ребята.

– У меня идея, – говорит Джефферс. – Почему бы тебе не остаться здесь с рюкзаками? Налегке мы быстрее проберемся через джунгли. А как закончим, вернемся за остальными вещами. Ты пока вздремни. Выглядишь неважно.

– Дэнни! – кричит Онор. – Мы возвращаемся в старый лагерь. Ты с нами?

Тот не отвечает – молча стоит у кромки воды в дальнем конце пляжа, глядя себе под ноги.

– Оставь его, – Джефферс трогает ее за плечо. – Он не в настроении. Идешь, Майло?

– Вы идите, я вас догоню.

Мы наблюдаем, как Джефферс и Онор исчезают в джунглях. Мэг чуть отстала. Она оборачивается, переводит взгляд с брата на меня, хмурится, затем догоняет остальных.

– Она все поняла, – говорю я.

– Разумеется.

– И по-моему, ее это не радует.

– Ничего, привыкнет. – Майло наклоняется, чтобы меня поцеловать. – Хотел бы я остаться здесь, с тобой…

– Что тебе мешает?

– Кто-то же должен работать! – Мы смеемся, затем снова целуемся. – А если серьезно… хочешь, чтобы я остался?

– Не, – я улыбаюсь. – За меня не волнуйся. Мне просто нужно поспать полчасика.

Сняв со спины рюкзак, он достает тонкое покрывало.

– Только не спи слишком близко к огню. – При последнем слове до него доходит, какую глупость он сморозил.

– Не переживай. – Я протягиваю руку и сжимаю его пальцы. – Я поняла.

Глава 26

Дэнни

Дэнни смотрит под ноги; внутри все сводит и скручивается в тугой узелок. Послание на песке исчезло.

«Один из вас умрет».

Его наверняка смыло морем. А может, и вовсе никогда не было? Да нет, конечно, было, он своими глазами видел. Он бы не бросился к Онор и Мэг с колотящимся сердцем, в холодном поту без всякой на то причины. Однако, подойдя к ним и взглянув на их встревоженные лица, Дэнни не сумел произнести ни слова. Перед ним встал выбор – сказать правду и перепугать девчонок до чертиков либо держать язык за зубами и самому во всем разобраться. Он выбрал второй вариант. Вот только пока ни с чем не разобрался, верно? Он тупо протирал штаны у костра и пялился в огонь, будто решение само должно прийти к нему неким волшебным образом.

Конечно, можно было рассказать о случившемся Джефферсону – эта мысль сразу пришла в голову. Но тот немедленно возьмет бразды правления в свои руки и начнет командовать Дэнни, как сопливым детсадовцем, который ничего не в состоянии сделать сам. Нет уж, обойдется без Джефферса. Вообще сперва надо понять, кто за всем этим стоит.

Однако послание так поразило Дэнни, что он не в состоянии мыслить здраво.

«Один из вас умрет».

Умрет. Не угодит в яму со змеей, не проснется ночью весь в пауках, не сорвется со скалы в воду, а умрет. По-настоящему. К тому же это не какая-то невнятная угроза, а послание, предназначенное именно ему: «Следующим сбудется твой самый большой страх, Дэнни, – погибнет Онор».

До прибытия помощи осталось всего две ночи, двое суток – сорок восемь часов. Сущий пустяк. Как выходные. Дома они пролетают в мгновение ока. Вот пятница, и он бежит после школы домой; миг – и уже утро понедельника, пора в школу. Но сорок восемь часов на острове – совсем другое дело. Сколько всего может произойти за такой промежуток времени?

Как ее попытаются убить – утопят? Дэнни не отпустит ее в море одну. Сожгут? Он инстинктивно оборачивается на Джесси, свернувшуюся калачиком у костра. Трудно представить, через что ей пришлось пройти. Впрочем, представлять и не хочется. Кроме того, она в списке подозреваемых.

Может, Онор попытаются заколоть ножом? Зарубить топором? От этих мыслей Дэнни начинает мутить.

Какой выход? Не спать – сидеть без сна двое суток, присматривая за Онор, пока не придет помощь.

Сердце стучит как барабан, в ушах шумит, руки дрожат. «Дыши, – мысленно говорит себе Дэнни. – Дыши. У тебя приступ паники».

Не помогает. Он весь горит, пот катится градом – его будто спеленали пищевой пленкой, туго стянутой на груди. Тем временем сердце и не думает успокаиваться. Дэнни падает на колени и умывается прохладной морской водой. Однако, стоит закрыть глаза, перед мысленным взором четко вырисовывается лицо Анумана – жесткая серая кожа, отвисшая челюсть, синий язык, вывалившийся изо рта.

Смерть не поддается контролю.

Дрожь в руках усиливается; Дэнни прижимает ладони к лицу, кончики пальцев постукивают по скулам и вискам – тук-тут, тук-тук. Дыхание резкое, хриплое. Зрение затуманивается, а сердце, громогласно стучащее о грудную клетку, дает сбои.

«Это приступ паники. Обычный приступ паники».

Тело совершенно перестало прислушиваться к разуму. Море перед глазами отступает, и мир погружается во тьму.

«Так вот какая она, эта смерть», – раздается в голове. Дэнни пытается позвать на помощь, однако воздуха не хватает даже на дыхание. Напрягая остатки сил, он отползает подальше от воды.



Дэнни лежит на песке целую вечность, ожидая, когда сердце ударит в последний раз и замрет навсегда. На удивление, оно не перестает биться, а он по-прежнему в сознании. Напротив, медленно, но верно пульс успокаивается, дыхание становится глубже, зрение приходит в норму. Дэнни зарывает пальцы в песок и начинает разгребать его, сосредоточившись на ощущении мягких крупинок на коже. Мышцы превратились в пюре, а сознание – в мокрую вату. У него был приступ паники, только и всего. Он не умрет. Онор не умрет.

С дальнего конца пляжа доносится тихий стон. Затем повторяется уже громче. Дэнни поднимает голову и смотрит в сторону Джесси – единственного человека на пляже, помимо него. Она спит у костра, завернувшись в покрывало. Уголок материи охвачен пламенем, которое стремительно разгорается.

Глава 27

Джесси

Полтора года назад



Том уже несколько недель сам не свой. Ему и раньше не нравилось проводить время с семьей, во всяком случае, лет с тринадцати, а теперь мы его почти не видим. А ведь у него даже нет работы – он уволился из закусочной на заправке пару месяцев назад и сидит дома, целыми днями играет в «Плейстейшн» и смотрит фильмы, время от времени пробираясь в сарай на краю сада, чтобы тайком выпить и покурить.

Родители совершенно растеряны и не знают, как на него повлиять. Они пытались с ним серьезно поговорить. Папа выбрал суровую тактику, мама подошла к делу более мягко, однако ничего не возымело эффекта. Мой брат будто выстроил вокруг себя невидимую стену, которую никто из нас не может пробить. Мама даже связалась с парой его друзей, пытаясь разузнать, в чем дело; те заявили, что уже давно не видели Тома – они звали его посидеть в баре, но он либо забегал на минутку, либо вообще не появлялся.

По мнению папы, Том тоскует по школьным друзьям, большинство из которых разъехались по стране, поступив в разные университеты, а затем устроились на работу, в то время как мой брат отучился в местном колледже на повара. Я видела странички некоторых его одноклассников в «Инстаграме», где они хвастаются модными автомобилями, красивыми подружками и насыщенным событиями отдыхом. Том по-прежнему живет с родителями, а полгода назад расстался с девушкой. Когда я спросила его почему, он пожал плечами и ответил: «Бывает».

Думаю, именно тогда Том начал впадать в депрессию. Может, я и маленькая, но не глупая, мне ясно, что именно из-за депрессии он забил на работу, а после увольнения почти не вылезает из постели. И хотя отчасти мне его жалко, в основном меня охватывает ужасная злость. Родители только о нем постоянно и говорят: Том то, Том се, ах, что же делать с Томом? Они записывали его на прием к семейному врачу, только брат не пришел. Когда мама потребовала объяснений, он заявил: «Да все со мной нормально, просто оставьте меня в покое».

Сегодня вечером я делала домашнее задание за обеденным столом, и он вошел в кухню, держа в руке одновременно бутылку водки и пачку сигарет, затем прислонился к столешнице и уставился на меня. Я подняла взгляд и спросила:

– Все нормально?

Он медленно покачал головой:

– Не совсем.

– Что не так?

– Жизнь.

– Что именно?

– Все.

– Тогда измени ее.

Брат сухо рассмеялся:

– Так просто?

– Найди работу, это поможет.

– Полагаешь?

– Ну, не знаю. По крайней мере у тебя появятся деньги.

– Зачем они мне? Чтобы покупать всякий ненужный хлам? На бары? На поездки? Все это бессмысленно.

– Вовсе не бессмысленно!

– Ну, в пятнадцать-то, может, и нет.