Летом 1689 года вернулся из Крымского похода Голицын. 8 июля по случаю праздника Казанской Божьей Матери Петр и все царское семейство прибыло на крестный ход. Рядом с царем находилась «самодержица» со всеми семью добродетелями. По окончании службы Петр потребовал от Софьи, чтобы в Крестный ход она с ним не ходила. «Самодержица» ослушалась царя, взяла образ и вышла к народу. Царь разозлился, не принял участия в обряде, уехал из Москвы.

В начале августа борьба между Софьей и Петром перешла в решающую фазу. В Преображенском собрались потешные войска. К Кремлю, к Софье стекались стрельцы. Казалось, ни у кого не могла вызвать сомнение победа царевны. 9 августа Петр через слуг поинтересовался у сестры, с какой целью она собирает в Кремле войско.

Софья ответила, что хочет сходить на богомолье в монастырь (какой – не сказала), а для этого ей очень нужно войско. Ответ не удовлетворил Петра. В ту же ночь из Кремля прибыло несколько стрельцов, доложивших сонному царю, что на него готовится покушение.

Петр вскочил с постели, побежал без сапог в конюшню, приказал седлать коня и поскакал в постельном белье в ближайший лес. Он жить хотел. Он помнил бешеные лица стрельцов, бросавших пять лет назад его близких людей на копья, и дрожал от страха, и конь скакал в ночи, чудом выбирая дорогу. В лесу дрожь стихла. Конь остановился. Подоспели люди. Петр оделся и отправился в Троице-Сергиев монастырь.

Троице-Сергиев монастырь был одной из лучших в России крепостей. Но обитель Сергия Радонежского являлась еще и духовной крепостью России, и это понимали все. Рыдающий, испуганный Петр сделал верный ход, сбежав сюда из Преображенского. Монахи и настоятели монастыря не могли не принять человека, которого пять лет назад вся Россия признала царем.

И теперь любое движение Софьи, любая ее попытка занять престол означала бы многое. Идти против всей земли Русской побаивались практически все в ее окружении. Некоторое время правительница хорохорилась, но время работало против нее.

В эти августовские дни в Москве произошли своего рода выборы. Петр посылал в столицу грамоты, призывал в Лавру стрельцов, Софья перехватывала его гонцов, надеялась собрать в Кремле всех, способных постоять за «самодержицу».

В Троице-Сергиев монастырь явился Гордон наперекор требованию В.В. Голицына не покидать Москву. Патриарх Иоаким, посланный Софьей, остался в Лавре. 27 августа к Петру перешло несколько полковников и несколько сот стрельцов. У Софьи оставался лишь один шанс: поднять на Петра землю Российскую, но земля-то не поддержала бы ее ни в коем случае еще в 1682 году. Софья Алексеевна проиграла решающую схватку с Петром, и ее отправили отдыхать от тяжких государственных дел в Новодевичий монастырь. Стрельцов наказали (но еще не очень сильно, щадя, а может быть, побаиваясь), и началась эпоха Петра. Но борьба его с Софьей на этом не завершилась.

Наталья Кирилловна оказала ему неоценимую услугу, переложив на себя, на своих людей бремя власти, предоставив сыну возможность развиваться по той сложной линии, по которой пошел он еще в селе Преображенском.

Но в январе 1694 года она умерла. Царь переживал, плакал, не находил себе места. Он любил матушку, но траур его длился недолго. Оказавшись в центре мощного круговорота дел, Петр не мог из него вырваться даже на некоторое время. В апреле он уже готовится к поездке в Архангельск. В конце месяца Лефорт дает у себя роскошный прощальный пир. Мед, вино там лились рекой. Играла музыка, били барабаны. Не было только танцев (траур еще не кончился, постеснялись пирующие дрыгать ногами).

Петр I любил подобные загульные пиры в Немецкой слободе, особенно у Лефорта, закадычного друга. Именно Лефорт познакомил его с семейством Монсов, с Анной Монс, в которую сильно впечатлительный монарх влюбился и к которой привязался на несколько лет, быстро и навсегда охладев к своей законной жене, к семье.

Поездка в Архангельск прошла бурно.

Затем были тяжелые Азовские походы, организация посольства в страны Европы, поездка туда. Великое посольство было напряженным и полезным… Из Англии через Амстердам Петр I прибыл в Вену, но его путешествие прервали вести с родины, где вспыхнул мятеж стрельцов.

После падения Софьи стрельцам жилось худо. Как это ни покажется странным, конкретных виновников трагедии «русских янычар» нет. Можно во всех грехах обвинить Софью Алексеевну, которую стрельцы уважали и любили и которую, как будет ясно позже, они не предали. Можно назвать виновным в бедах стрельцов Петра, не приласкавшего их. Шакловитый сыграл в трагедии стрельцов не последнюю роль, и другие подстрекатели и полковники Стрелецкого войска. Повинны и сами воины! Не раз на военных пирах они проигрывали потешным войскам. Это бы ладно, с кем не бывает! Но армия, создаваемая Петром I накануне войны со Швецией, уже запланированной перед поездкой в Европу, была более дисциплинированна, отличалась от «русских янычар» высочайшей степенью обучаемости, что являлось гарантом будущих успехов.

Стрельцы ничего этого не понимали и, кем-то руководимые, ничего не хотели понимать.

«Во время бунта 1698 года стрельцами были высказаны, между прочим, следующие жалобы: “будучи под Азовом, умышлением еретика-иноземца, Франца Лефорта, чтобы благочестию великое препятствие учинить, чин их, московских стрельцов, подвел он, Францко, под стену безвременно, и, ставя в самых нужных в крови местах, побито их множество; его же умышлением делан под их шанцы, и тем подкопом он их же побил человек с 300 и больше…”»

Это – очень показательное письмо! Стрельцы ругают в нем любимца Петра I, еретика-иноземца, ни словом не вспоминая любимчика царевны Софьи князя Голицына, который с французскими иезуитами беседовать любил, а оба Крымских похода провалил. Некоторые специалисты считают, что походы Голицына «достигли цели», показали османам мощь Российской армии, но эта демонстрация погубила практически без боев несколько десятков тысяч воинов. Почему же стрельцы забыли Крымские походы и обиделись на руководителей Азовских походов?

Петру I не удалось отыскать переписку Софьи со стрельцами, значит, говорить о том, что царевна являлась руководителем заговора, нельзя. Но косвенные улики показывают (к сожалению, для Софьиных недоброжелателей – не доказывают), что нити бунта 1698 года ведут в Новодевичий монастырь, где находилась на почетном отдыхе Софья, и одной из косвенных улик является письмо, выдержка из которого приведена выше.

Стрельцы в письме не просто жаловались царю-батюшке на худое житье, они говорили ему, что Лефорта он зря в дружки записал, что Азовские походы не такие уж удачные. Они не пожаловались на Софью, наградившую полководцев за две гибельные прогулки в сторону Крыма. А значит, они были довольны этими прогулками и Софьей!

Отправляясь в Европу, Петр I послал четыре стрелецких полка в Азов. Они укрепили город, несли боевую службу. Им на смену было послано ее четыре полка, но из Азова повелели идти не в Москву, а в Великие Луки на российско-литовскую границу. Им-то хотелось к женам, а их послали охранять границу. Тут-то стрельцы и проявили недовольство. Сто семьдесят пять человек при оружии покинули боевой пост и явились в Москву бить челом, просить царя или его людей отпустить их, очень уставших, изнемогших, к родным очагам и женам.

Бояре проявили, впрочем, оправданную мягкотелость: арестовали четырех стрельцов, но остальные вступились за товарищей, отбили их, стали буянить. Их с трудом утихомирили, уговорили отправиться по месту службы. Согласно показаниям следствия, произведенного позже, двое стрельцов побывали у Софьи. Но прямых улик против нее так и не было добыто.

Петр все прекрасно понял: и цели заговора, и очаг, откуда распространялся огонь, и причину «страха бабьего» у бояр, не наказавших стрельцов сурово. Он уже знал, что нужно делать. Но Ромодановский еще сомневался. В конце мая в Москве был издан указ всем стрельцам оставаться на своих местах, а тех, кто покинет службу и вернется в столицу, – посылать в Малороссию на вечное житье. Жить там, тем более вечно, в тот век было несладко.

Стрельцы указ выслушали, но не подчинились ему. Пришлось применить против них силу. В быстротечном сражении Гордон нанес бунтовщикам поражение.

Бунтовщиков переловили и отправили в темницы Воскресенского монастыря. Начался розыск. Царю послали очередное письмо. Он застал его в Вене. Петр, не мешкая, уехал в Россию.

Пока его не было, бояре повесили 56 зачинщиков бунта. Розыск и дознание они вели по всем правилам тогдашней «пыточной» науки, пытаясь отыскать письма Софьи. Но стрельцы не сдали царевну: самые жестокие пытки выдержали они, ни намеком, ни полусловом не обмолвились о письмах. Нас обижали, мы не видели жен и детей, хотели отдохнуть – твердили они. Бояр это устроило. Они повелели повесить «всего» 56 человек, остальных заключили в темницы разных монастырей. (По сведениям Гордона, воевода Шеин, руководивший дознанием, приказал повесить около 130 человек, отправить в монастыри 1845 человек, из которых впоследствии сбежало, на свое счастие, 109 человек.)

В конце августа в столицу явился Петр. На следующий день, 26 августа, в селе Преображенском он начал преображать Россию: самодержец лично обрезал боярам бороды, укорачивал длинные их одежды, приказывал одеваться по-европейски. Стрельцы, борцы за русскую старину, две недели молча наблюдали за происходящим обновлением. Они боялись худшего, и худшее пришло.

В середине сентября царь приказал свезти в Москву и ближайшее Подмосковье провинившихся стрельцов, и началось новое, страшное следствие. В селе Преображенском Федор Юрьевич Ромодановский, получивший нагоняй от Петра, теперь исправлял свою ошибку. В четырнадцати специально оборудованных камерах производились пытки стрельцов. Их руки со спины привязывали к перекладине и били кнутом «до крови на виске». Если пытуемый держал удары кнута хорошо и не сдавался, не наговаривал на себя, то его выводили на улицу, где постоянно горели около тридцати костров: один, например, горел ярким пламенем, «заготавливая» в огне угли, а на другом, в углях уже жарился стрелец молчаливый. Многие пытку углями не выносили, кричали так, что у пытавших что-то вздрагивало внутри, но даже в диком крике стрельцы не сдавали Софью. Не руководила она мятежом, и все. Некоторые воины, пыток не выдерживали, «сознавались»: мы, мол, хотели перебить иностранцев в Немецкой слободе и посадить на русский престол Софью. Но даже поджаренные, истекающие кровью стрельцы, даже в полуобморочном состоянии не сознавались в главном, не сдавали царевну: она не участвовала в мятеже.

Петр повелел пытать еще изощреннее.

И тогда те, что были послабее, не вынесли. Оказывается, стрелец Васька Тума получил письмо Софьино от нищенки, привез его товарищам. Нищую нашли. Васька признал ее. Она не признала его, не созналась ни в чем. Я – нищая, хожу по миру, прошу милостыню, просила и у Софьи. Никаких писем ее никому не передавала.

Никто нищенке не верил. Ее пытали. Она, тихонько шевеля губами, читала молитву. Нищенка умерла тихо. От боли. Душевной и физической. Люди Ромодановского очень старались. Сам царь иной раз присутствовал на пытках, на казнях. На допросы и пытки брали слуг царевны, сестру ее Марфу.

Следствие зашло в тупик. Пора было кончать со стрельцами. В последний день сентября перед воротами Белого города плотники установили виселицы. Патриарх попытался приостановить расправу. Петр I обошелся с ним сурово. Монарху не нужны были патриархи, царь разговаривал с владыкой как с мальчишкой. Остановить Петра не смог бы никто. Если верить некоторым данным, сын Тишайшего собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам, перед тем как длинная вереница телег потянулась из Преображенского к виселицам, аккуратно расставленным перед воротами Белого города.

На каждой телеге со свечами в руках сидели, угрюмо озираясь, по два приговоренных. За телегами шли стрельчихи и их дети, стрельчата. И стоял бабий вой над Москвой. В первый день повесили 201 стрельца.

Затем был устроен перерыв на одиннадцать дней. Царь, видимо, решил, что Казань двухсот одного человека научит стрельцов, и они сдадут Софью. Пытки продолжились.

С 11 по 21 октября в Москве ежедневно казнили, колесовали, вешали, рубили головы. На Красной площади, в Преображенском, у ворот Белого города. Неподалеку от Новодевичьего монастыря, перед окнами кельи, где проживала Софья, повесили 195 человек. В феврале казнили 177 человек. (К делу стрельцов царь возвращался еще не раз, вплоть до 1707 года, когда казнили наконец-то Маслова, читавшего «письмо Софьи» соратникам.)

Уцелевших после казни воинов разбросали по тюрьмам, а тех, кому повезло, сослали в приграничные города на каторжные работы. Некоторые добросердечные люди обвиняют в неоправданной жестокости Великого преобразователя, но жестокость та была оправданной, как это не печально звучит. «Стрелец Жукова полка, Кривой, содержащийся в Вологодской тюрьме, со зверским бешенством кричал перед другими колодниками и посторонними людьми: “Ныне нашу братию, стрельцов, прирубили, а остальных посылают в Сибирь: только нашей братии во всех странах и в Сибири осталось много. И в Москве у нас зубы есть, будет в наших руках и тот, кто нас пластал и вешал. Самому ему торчать на коле”»[27].

На коле торчать охочих мало. Петр I знал о настроениях стрельцов, иллюзий по отношению к ним он не питал, и в делах этих воинов «боярского века», «бунташного века» повинна в большей степени царевна Софья, чем ее великий брат. Это она раздразнила стрельцов просьбами подавать челобитные в Кремль и требовать от Боярской думы, от правительства принятия государственных решений. Политика несостоявшейся «самодержицы», опиравшейся на стрелецкие полки, избаловала воинов: выборные стрельцы и полковники ощущали себя государственными людьми, и это ощущение передавалось несчастным воинам. Софья и только Софья повинна в трагедии 1698 года. После подавления восстания она была пострижена под именем Сусанны в Новодевичьем монастыре, где и умерла в 1704 году.

Евдокия Федоровна Лопухина

Евдокия Федоровна, дочь боярина Федора Лопухина, родилась в 1669 году. В 1689 году она, на радость Наталье Кирилловне Нарышкиной, вышла замуж за Петра Алексеевича. Но радость матушки буйного, активного молодого царя была преждевременной. Петр оставался самим собой. Во всех делах. И в семейных тоже. Евдокия Федоровна родила ему сына Алексея в 1689 году, но это, во-первых, не привязало к ней царя, во-вторых, не изменило его.

Через восемь лет супружеской жизни Петр охладел к Евдокии. По этому поводу существует много разных версий, хотя нет ничего удивительного в семейном разладе чрезвычайно активного, нацеленного на решительные преобразования во всех государственных и бытовых сферах, стремительного, прозападно настроенного супруга и тихой сторонницы русской старины, упрямой в своей кротости супруги, которая, в довершение ко всему, была еще и старше Петра. Удивительно другое: почему Наталья Кирилловна выбрала Лопухину?! Хорошо известно, что сама царица, вдова Алексея Михайловича, отличалась прогрессивными взглядами, да и супруг ее, царь, в последние годы жизни сделал многое для Петра I, заложил основу для будущих преобразований. Почему же она остановила свой выбор на Евдокии Федоровне? Видимо, ей показалось, что Лопухина сможет исполнить роль этакого отграничивающего, сдерживающего фактора в судьбе сына, а значит, и всей страны. Не исполнила. Буйная натура Петра не поддавалась никаким ограничениям.

Связь с немкой Анной Монс, вольные отношения между мужчинами и женщинами в Немецкой слободе, куда зачастил Петр, довершили дело. Петру нравились резвые, открытые иностранки. Можно себе представить, с каким чувством он читал письма Евдокии Федоровны, которая смиренно умоляла его вернуться в семью. Не вернулся царь всея Руси к своей законной жене.

В 1696 году он отправился за границу, ему там было интересно и хорошо. Он многому научился у чужеземцев. И послал из Лондона в Москву письмо, в котором царственно просил Льва Нарышкина и Т.Н. Стрешнева уговорить царицу постричься. Она отказалась.

Чуть позже уже из Амстердама Петр I писал в письме Ромодановскому, который в то время был его правой рукой: «Пожалуй, сделай то, о чем тебе станет говорить Тихон Никитич (Стрешнев. – А.Т.)». Но и Стрешневу не удалась сия акция.

Вернувшись в августе 1698 года в Москву, Петр первым делом отправился к разбитной иностранной бабенке Анне Монс. Любил он ласкаться с ней. Истосковался по ее немецким ласкам. Отдохнув от бурной встречи со своей любовницей, царь принял патриарха всея Руси. Тот, пряча глаза, доложил, что Евдокию так и не удалось добровольно отправить в монастырь, что этому важному государственному делу мешали некоторые бояре и священнослужители.

Недовольный монарх, как гласят легенды, призвал в дом почтмейстера Виниуса непокорную русскую жену и четыре часа говорил там с ней. О чем говорил – неизвестно, но явно не о высокой любви, не о разнице между аппетитными, во всем пластичными и подвижными, бойкими немками и закованными в кандалы обычаев и нравов старорусскими дамами. Высокая любовь политикам подобного ранга и нрава вообще не свойственна, а бить свою супругу, мать престолонаследника Алексея, грубыми словами Петр вряд ли бы решился. Впрочем, как знать!

Евдокию он не любил, это ясно. А когда нелюбимая стоит поперек дороги у такого норовистого супруга, то сказать ей он может любую гадость.

Норовистой оказалась и Евдокия Федоровна, и понять ее можно: как женщину и как представительницу русского старинного рода, а то и целой партии, несогласной с политикой, намерениями Петра I и самой манерой его жизни.

В противостоянии Петра I и Евдокии Лопухиной-Романовой, как в зеркале, отражается та напряженная борьба нового и старого, которая на рубеже XVII–XVIII веков приблизилась по накалу страстей к очередному апогею. Подобное противостояние является составной частью истории любой страны. Новое и старое, а между ними жизнь как форма сосуществования, сожительства старого и нового.

Евдокия Федоровна тем-то и значительна в русской истории, что она не только воспротивилась чисто по-женски произволу со стороны своего агрессивного супруга, но и показала яркий пример преданности идеалам старого, русского образа жизни. Усмешки здесь не уместны, и вот почему.

Значительная часть добропорядочных историков считает преобразования Петра своевременными и необходимыми, вполне обоснованно называя его Великим. Но есть историки, придерживающиеся противоположного мнения. Они обвиняют Петра в неоправданном западнолюбстве, в якобы ненужных для России преобразованиях, в чрезмерно суровых и даже жестоких методах, с помощью которых Петр Великий, первый официально признанный император, осуществлял «очередную в стране революцию сверху». Кто же из них прав?

Права история, которую, как и родителей, не выбирают и которая уже поэтому неподсудна и всегда права. Как не может быть и нет незаконнорожденных детей, так и нет и не может быть «неправильной» истории. История всегда права.

Российская империя совершила в XVIII веке огромный скачок, одержала прекрасные, самые великие в своей судьбе победы, приобрела и начала осваивать громадные территории… Восемнадцатый век в истории земного шара вполне можно назвать веком России. Сторонники Петра I имеют полное право называть своего кумира Великим. Но великие, фундаментальные преобразования и победы Российской державы в XVIII столетии стали возможны еще и потому, что Петру Великому не удалось стереть с лица земли русскую старину, уничтожить так называемый русский дух, превратить русских женщин в жалкое подобие всевозможных Мариномнишек и Анномонсих, а русских мужчин – в аналогичное подобие каких-нибудь шведов, поляков, немцев, датчан, англичан и так далее. Петр Великий победил. Но и Евдокия Лопухина не проиграла, хотя чисто внешне жизнь ее после охолождения к ней царственного супруга выглядит печальной цепочкой неудач, трагедий.

Через три недели после разговора царя и царицы в доме почмейстера Виниуса Наталья, сестра Петра, взяла у Евдокии сына ее, Алексея, и перевезла царевича в Преображенское. Мальчику в то время было 8 лет, очень чувствительный возраст, матерелюбивый, накрепко запоминающий все, что обижает мать.

В те же дни Евдокию насильно посадили в простую карету и повезли без свиты в Суздальский Покровский монастырь. Но и здесь она не предала себя и свои идеалы. Через десять месяцев Петр в отчаянии (а лучше сказать – по злобе) приказал насильно постричь непокорную, разлюбленную супругу. Постригли. Но не сломили могучий дух этой женщины! Она продолжала упорствовать. Царь оставил ее практически без средств к существованию, в то время как бабенка Монс иной раз появлялась в компании царя на роскошных праздниках, в которых участвовали иностранцы. Дипломатия – дело хрупкое. Стараясь ублажить богатеньких и умненьких чужеземцев, Петр выводил на приемы свою иностранную пассию, а Евдокия Федоровна посылала тайные письма брату своему Абраму Лопухину с просьбой прислать ей продуктов, а родственники немецкой бабенки получали в безвозмездный дар от российского монарха дома и вотчины для размножения своего чудесного немецкого потомства. Сильный он был человек и в силе своей – правильный. Потому что если царю нравятся немки, которых ему доставляли даже на воронежские верфи в изобилии, то и многим подданным они могут понравиться, хотя бы из чувства зависти, а коли так, то нужно и о них, о подданных, заботиться, размножая немецкую женскую масть на Руси. В этом деле Петр Великий проявил себя как большой патриот и большой демократ, понимающий человека обыкновенного и все его насущные потребности. Между прочим, его никак нельзя назвать женоненавистником. Расселяя Монсов на Руси, он прекрасно знал, что они будут рожать не только сексуально обалденных немок, но и талантливых, в семье крепких, трудолюбивых, пусть и слегка педантичных, с кем не бывает, мужчин, которых вполне могли полюбить в том числе и русские женщины. Петр I, даруя Монсам дома и вотчины, смотрел в далекое будущее.

Более того, по отношению к своей любовнице он поступил как рыцарь и как хозяин. Когда она ему поднадоела, когда появились у него другие женщины, иностранные, понятное дело, он не стал мешать браку Анны Монс и прусского посланника. Свадьба была у них прекрасная, жаль, что бедняжка Анна Монс вскоре после бракосочетания умерла.

Другое дело – Евдокия Федоровна! Упрямая, она, как насильно (а значит, незаконно!) постриженная, через полгода сбросила иноческое платье и стала жить в монастыре мирянкой. Относились к ней в монастыре хорошо, царица все-таки, а вдруг да вернутся иные времена!

Долгие годы Петр I словно бы не вспоминал о своей первой жене, дел у него было много, и самое главное дело – война со шведами во главе с Карлом XII, которого не зря называли Северным Александром Македонским – так хорошо он воевал.

Евдокия жила в монастыре мирно, хоть и мирянкой, до того момента, пока в 1710 году не появился в Суздале майор Степан Глебов, офицер Преображенского полка. Она знала его с детства. Лопухины и Глебовы жили в Москве по соседству, на Солянке. Были они почти ровесники, оба – в семье несчастные (у Глебова тяжело болела жена). Поговорили они о чем-то, Глебов передал по две шкурки песцов и соболей, отрез парчовый. Служебные дела нет-нет и возвращали его в Суздаль, встречи опальной царицы и неосторожного майора становились частыми и жданными. А там и любовь пришла, и письма полетели на тройках почтовых от него к ней, от нее к нему.

Евдокия, в иночестве Елена, в любви своей размечталась, стала уговаривать Степана Богдановича, чтобы он выпросил у монарха место воеводы в Суздале. Наивная женщина, опальная царица, не понимала, что из крутой воронки Петра Великого нет для нее пути, кроме одного – монастырь. Она любила и верила, что имеет право на любовь, на семью с любимым человеком. В конце концов, почему Петру можно жениться на Екатерине и заиметь от нее ребенка – Петра Петровича, а ей, Евдокии, замуж нельзя?!

В 1718 году погиб от пыток сын Лопухиной и Романова Алексей Петрович. Его похоронили. Петр Великий хорошо наградил тех, кто помог ему убрать с дороги, погубить собственного сына, который, по всей видимости, против своей воли и своего желания стал знаменем для тех, кто мечтал порушить дело отца. Вдовец, он влюбился еще при жизни супруги, Софьи-Шарлотты, в крепостную девицу Евфросинью, мечтал, по мнению некоторых историков, абсолютно не претендуя на престол, жениться на возлюбленной и жить в семейном уединении. Власть слишком обольстительна. А человек – слабое существо. Ему страшно быть слабым. Он верит в то, что власть делает людей, имеющих власть, сильнее. Да, в истории бывали случаи самовольного отречения от власти, но чрезвычайно редко. Петр I прекрасно понимал, что даже если сын Лопухиной очень захочет жить обычной семейной жизнью, то ему, человеку слабохарактерному, не дадут это сделать противники преобразований. Они заставят Алексея Петровича бороться за власть.

Петр Великий на вечную жизнь не рассчитывал. Более того, в слишком воинственное время жил он, и, часто воюя, он знал цену случая. А вдруг с ним что-нибудь случится? Царь не мог оставить свое дело без призора. Верные люди, преданные ему и его делу, тоже как огня боялись воцарения Лопухиных. Именно поэтому погиб Алексей Петрович. Жить бы ему и жить, не будь он самым законным наследником на престол.

Дело царевича Алексея не могло не коснуться его матери. Однажды в келью Евдокии неожиданно ворвался капитан-поручик Преображенского полка Григорий Скорняков-Писарев. Царица, в иночестве Елена, была в мирской одежде, но не это ее напугало до смерти, а решительные действия офицера, посланника царя. Капитан-поручик, сильный человек, распахнул сундуки, нашел два письма из переписки царицы с сыном. Были арестованы Евдокия, несколько священнослужителей, монахинь. Одна из них выдала тайну любви Глебова и Лопухиной. Затем раскололась еще одна монахиня. Глебов был арестован. При обыске у него нашли девять писем царицы Евдокии.

Началось расследование.

Глебов, понимая, что отпираться бесполезно, сознался в блуде с Евдокией-Еленой. От него же требовали того, чтобы он рассказал о связях Алексея с матерью, о ее участии в антипетровских делах сына. Глебов молчал. Начались пытки. Майора, голого, ставили на острые деревянные шипы, на плечи клали груз, тяжелое бревно, шипы медленно впивались в ступни пытуемого, а рядом стояла Евдокия.

Пытали в те века изощренно! Мы не будем в подробностях описывать все то, что видела Евдокия Федоровна, жаль ее – она-то тут при чем, мужчины дерутся за власть, а ей даже влюбиться нельзя!

Трое суток пытали Глебова на глазах возлюбленной. Тело испытуемого превратилось в кровавый ошметок, пропахший запахом паленого мяса. Потом еще некоторое время пытали его, но так и не допытались до главного. А когда поняли, что он ничего не скажет, зато может преждевременно умереть, учинили майору страшнейшую казнь: на Лобном месте в тридцатиградусный мороз Глебова, заботливо укрытого шубами, чтобы не замерз, чтобы не скончался преждевременно, медленно-медленно сажали на персидский неструганный кол. Почему медленно? Чтобы привык? Чтобы привыкла к этому ужасу Евдокия, около которой стояли рядом с Лобным местом два солдата-мордоворота, следивших за тем, чтобы инокиня Елена не потеряла сознания или от душевной усталости не закрыла глаза ненароком. А рядом в теплой карете, в теплых шубах сидел Петр I. Упорный он был человек. Пятнадцать часов ждал, пока умрет медленно насаженный на кол Глебов.

Как только майор испустил дух, по приказу Петра четвертовали еще четверых. Затем их истерзанные, быстро схваченные холодом тела посадили в кружок, в центре которого поместили тело Глебова. И только после этого уставший царь отправился по другим важным делам. Увезли и Евдокию. Но в тюрьму, а не в палаты царские. И даже не в отчий дом на Солянке, что в пятнадцати минутах ходьбы от Лобного места, да все вниз, под горку, легко идти.

Напуганная Евдокия Федоровна помирать казненной не хотела. Она написала царю-батюшке, давно уже не мужу ей, слезное письмо, в котором повинилась во всем, просила прощения и чтобы ей «безгодною смертью не умереть». Петр I остыл в тот хладный день казни Глебова, успокоился, повелел созвать собор священнослужителей для вынесения приговора и, вероятнее всего, подсказал судьям меру наказания.

Инокиню Елену публично высекли, сослали в Ладожский Успенский монастырь. Затем ее перевели в Шлиссельбургскую крепость, где во времена краткого правления Екатерины I она содержалась под особым секретным надзором. Екатерина I и Александр Данилович Меншиков боялись ее пуще прежнего, но их время вышло. Екатерина I умерла в 1727 году, а Меншиков был сослан императором Петром II в Березов, где и умер в 1729 году.

Евдокия Лопухина в 1727 году поселилась в Новодевичьем монастыре в Москве, а чуть позже перебралась в Воскресенский монастырь. Петр II, ее внук, относился к бабке хорошо, часто советовался с ней, но делал все по-своему. Он выделил ей особый двор, она ни в чем не нуждалась. В 1730 году внук Петра Великого умер, на престол взошла Анна Ивановна, племянница Преобразователя. При ней фактическим правителем страны был Э.И. Бирон, немец по происхождению, но это не мешало императрице относиться к Евдокии Федоровне Лопухиной как к царице.

Некоторые, имеющие много врагов и неспособные по разным причинам их победить люди мечтают только об одном: умереть после заклятых врагов, считая подобный исход своей главной жизненной победой. Евдокия Федоровна Лопухина умерла после тех, кто сделал ее жизнь несчастной (Петр I, Екатерина I, Меншиков), но вряд ли она считала себя победительницей в «споре жизни». Слишком уж доброй была эта женщина…

Она умерла в 1731 году.

Екатерина I

Хорошо известно, что золушек и прочих кухарок творят либо добрые сказочники (и только в сказках счастливо живется этим женщинам), либо социальные потрясения, точнее сказать, революции, которые предоставляют смелым либо отчаявшимся людям право, шанс, попытку взлететь над толпами людей, возглавить их, опередить, в худшем случае покрасоваться перед толпой. Этим случаем пользовались все девушки и женщины, попадавшие в поле зрения Петра I и его дружков, больших любителей великих государственных дел и столь же великих, то есть бурных, буйных оргий. Женщин у верных сподвижников-собутыльников Петра I было много. Относились они и сам царь к ним не по-мужски, а по-мужицки, и этого факта стесняться не надо: в оргиях даже самые величественные монаршие особы омужланиваются, потому что иначе просто быть не может: в оргиях ценны не регалии и побрякушки на мундирах, а обыкновенное мужское достоинство и столь же необыкновенные женские прелести. Чем прелестнее оргиянки, тем лучше.

Историки и бытописатели Петровской эпохи стараются не заострять внимания на этой линии сложной судьбы первого российского императора и, следует признать, поступают правильно, мудро. Петр Великий – слишком крупное явление в российской и мировой истории, чтобы, описывая его деяния, анализируя итоги жизни Великого преобразователя, останавливаться на неистребимой тяге этого человека к попойкам и оргиям, где он хоть и оставался всегда первым, но среди… мужичья, а не среди деятелей государства. В бане все равны. В оргиях, еще раз напомним, ценятся мужское и женское, а не социальное. Это – аксиома.

Оргия – это шанс для золушек и кухарок, волею судьбы оказавшихся в «воронках», в поле зрения монархов, особенно во времена революционные.

Но это не значит, что автор данных строк завидует тем, кто получает от судьбы возможность участвовать в подобных «сходках» как со стороны приближенных к владельцам «воронок» или полей зрения царствующих особ, так и со стороны кухарок и их детей. И дело тут не в обостренном чувстве брезгливости, а в историческом опыте.

Еще в Древнем Китае была оглашена чудесная мысль о том, что во времена смутные лучше не проявлять активности, отсиживаться в своем доме, ждать, терпеть. И судьбы многих оргиянок Петра Великого и К° являются яркой иллюстрацией этой древней, как мир людей, мысли.

Ничего хорошего не получила от первого российского императора его первая жена Евдокия Лопухина, которая хоть в оргиях и не участвовала, зато усилиями Натальи Кирилловны была венчана и приближена к телу и трону монарха, возвышена в революционное время, а значит, хотела она того или нет, была обязана быть активной. О печальной ее участи мы уже говорили.

Судьбу Анны Монс, немки (немок Петр обожал), тоже не назовешь счастливой, хотя «развратничала» она и с Меншиковым, и с Петром, а может быть, и с другими, залетевшими в «воронку». Когда же Анна Монс решила выйти замуж за прусского резидента Георга Иоганна фон Кайзерлинга (это нормальное желание для любой женщины земного шара, даже для особо страстных оргиянок!), то Петр Алексеевич и Александр Данилович чисто по-мужицки (не по-мужски) обозвали Анну Монс «подлой, публичной женщиной», а ее жениха спустили с лестницы. Пруссак-то был упрям. К тому же Петр Великий не мог применить к иностранцу других способов воздействия – дыбу, например.

Через четыре года дюже влюбленный Кайзерлинг женился на немке, очень аппетитной в юные-то годы, но спустя шесть месяцев умер. А еще через три года покинула сей мир Анна Монс, одна из первых женщин петровых оргий, так и не вкусившая радости семейной жизни, то есть того счастья, о котором мечтает любая добрая женская душа. Зато уж в любовницах у великих мира сего, мира российского, она от избытка чувств, страстей и материального благополучия не страдала. Но не все женщины позавидовали бы ей, далеко не все.

Не сложилась жизнь и у красавицы Марии Даниловны Гамильтон, участницы «всешутейших и всепьянейших соборов», видимо, очень дальней родственницы Петра Великого.

Она попала в поле зрения Петра I в 1715 году. Он уже три года был женат на Екатерине, но, ненасытный, имел в то время в любовницах, по сведению М.И. Семевского, Анну Кремер, Матрену Балк (сестру Анны Монс), Авдотью Чернышову, Марию Матвееву, княжну Марию Кантемир и Марию Гамильтон, влюбленную, на беду свою, в Ивана Михайловича Орлова, императорского денщика. Недаром люди говорят, что любовь зла. Действительно, злое это чувство, особенно для тех, кто обязан быть любовницами монархов. Полюбила Гамильтон Орлова не на шутку. Бил он ее и обзывал, а она льнула к нему, льнула душой и телом, не имея на это права, то есть монаршего разрешения любить и льнуть.

В 1717 году забеременила Марья Даниловна да в ноябре сына родила втайне. Испугалась она тайны своей пуще смерти и лишила дитя родного жизни. Оправдывать ее в столь гнусном преступлении никак нельзя. Грех это тяжкий. Смелость Марьи Даниловны не только пугает и душу щемит, но и ставит каверзные и страшные вопросы, на которые автор данных строк сам ответить не может, на которые ответить должны все сторонники и несторонники деяний и преобразований Петра. Хорошо известно, что пьяные оргии в петровом круге активно функционировали несколько десятков лет, и принимало в них участие едва ли не несколько сотен девушек, женщин, каждая из которых в любую опасную минуту могла забеременеть, причем от кого угодно. Женская медицина в те годы была в зачаточном состоянии. Так вот, неплохо бы узнать, сколько женщин и в какие годы беременели, сколько детей они родили и скольких задушили, либо раздали, либо втайне воспитали себе на радость?

Конечно же, отцовство этих деток установить будет невозможно. Все они были «оргиастовичами», детьми обезьяньих оргий, с точки зрения права незаконнорожденными, с точки зрения обязанностей – гражданами Российской империи со всеми вытекающими последствиями. Вычислить всех живущих на сей день «оргиастовичей» так же важно для науки и для государства, как, скажем, нарисовать родословное древо любого соотечественника, который, ко всему прочему, сам желает узнать своих предков, скажем, в тридцатом поколении до него… Эти знания, между прочим, напрямую касаются женской темы, и, главное, при современном уровне быстро развивающейся медицины и генной инженерии они могут выявить не просто потомков детей тех буйных оргий, но и… потомков Петра Великого! А это очень важно. В конце концов, из Иванов, не помнящих родства, пора перевоплощаться в Иванов, все знающих о себе и о своих предках.

Некоторые ученые не без оснований предполагают, что отцом задушенного Марией Гамильтон ребенка вполне мог быть сам великий император. Он, узнав о преступлении, рассвирепел, было назначено следствие. Во время обыска у Гамильтон нашли личные вещи императрицы. Подследственная призналась во всех грехах и преступлениях. Ее возлюбленный Орлов отрицал все, что мог: он, де, не знал о беременности Гамильтон, о том, что она задумала сделать с ребенком… Боялся царев денщик дыбы, оговаривал женщину. А кто она была ему? Никто. Зачем ему страдать из-за нее? Незачем.

В ноябре 1718 года приговорили Марию Даниловну Гамильтон к смертной казни. Многие во дворце надеялись, что Петр Великий помилует приговоренную. Вдова Ивана Алексеевича, уважаемая монархом, просила за Марию. Несколько месяцев Петр почему-то откладывал казнь. То ли сомневался в чем-то, всегда решительный? В марте 1719 года приговоренную в нарядном белом платье привели на эшафот, зачитали приговор. Мария Даниловна на коленях умоляла монарха простить ее. Он подошел к ней, царственно обнял, что-то тихо шепнул, она успокоилась, положила голову на плаху. В глазах детоубийцы была надежда. Мария увидела, как царь что-то шепнул палачу, и совсем успокоилась. Даже улыбнулась. Спокойствие овладело всеми любопытными: царь простил одну из своих оргиянок.

Палач поднял меч, и через секунду красивая голова Гамильтон упала на помост. Петр Великий все так же царственно поднял голову отсеченную, поцеловал ее в губы, будто она в этом акте нуждалась…

Петр Великий, весьма занятой человек, присутствовал далеко не на всех казнях, и больше он никогда не целовал в губы отрубленные головы. Быть может, этот посмертный поцелуй насторожил современников тех событий, и некоторые из них посчитали, что Мария Даниловна, фаворитка-оргиянка, умертвила дитя Петра.

И вновь напрашивается вопрос: как много было в том оргиастическом сообществе выживших детей Петра? Для нашей, женской темы это не праздный вопрос. Исследовать – так исследовать. Если, скажем, выяснится, что среди неумертвленных детей петровых оргий было то или иное количество девочек, то неплохо бы узнать о них побольше. В конце концов, они, дети родительских страстей, достойны были счастья, хотя бы потому, что их матери рассчитались за свои грехи перед Господом Богом сполна.

И эти неизбалованные жизнью женщины на своем опыте познали древнюю китайскую мудрость о том, что в смутные и революционные времена лучше не высовываться. Древние же китайцы, и греки, и индийцы, и египтяне, и представители других народов земного шара не раз в своих высказываниях сравнивали повелителей с огнем: он может согревать, он же может и спалить неосторожных людей, слишком уж приблизившихся к пламени, непредсказуемому, как вулкан. Это огненное качество повелителей хорошо прочувствовали женщины «поля зрения Петра I и К°», более того, многие из них догадывались об этом качестве еще до первой оргии, но, во-первых, ни одна из девушек не могла отказаться от предложенной чести быть царственно обесчещенной, а во-вторых, далеко не все претендентки на эту роль были против подарка судьбы, и практически все они принимали его как драгоценнейший дар, как шанс. И не стоит их за это корить, обзывать бранными словами, потому что мужики, участники петровых оргий, были в большинстве своем породистые, либо, как Александр Данилович Меншиков, дебелые, сильные, кровь с молоком, да перспективные. А уж о бесшабашности, веселости, щедрости, неугомонности, интимной ярости, языческой удали и говорить нечего!

Да и причастность к величайшим событиям в российской истории, пусть и на таком, оргиастическом уровне, грела души девушек и женщин, прекрасно понимавших, какую важную роль отвела им судьба в преобразованиях Петра, отдыхавшего в попойках душой и телом. Необходимо ему было сбрасывать с себя хоть на время тяжкое бремя государственных забот, расслабляться по полной программе, размагничиваться, как сказали бы в ХХ веке. Воистину великое дело доверила судьба оргиянкам петровых «соборов».

Эти рассуждения перед коротким очерком о судьбе и смысле жизни дочери литовского крестьянина Самуила Скавронского Марты – императрицы всероссийской Екатерины I, а также вытекающие из них горестные выводы о тяжкой женской доле, о якобы несчастных или, наоборот, якобы очень счастливых участницах монарших попоек сама лифляндская прачка, доведись ей прочитать нашу книгу, даже рвать бы не стала, и вряд ли она их вообще дочитала бы до конца. Потому что Марта-Екатерина была женщиной жизни, золушкой российской истории. А золушкам, выдуманным или реальным, некогда забавлять себя чтением книг и всевозможными рассуждениями на тему прочитанного или услышанного. Золушки не пишут, не теоретизируют. Они – живут, их «древо жизни пышно зеленеет», так заразительно и пышно, что никакими рассуждениями ни один мыслитель не способен, во-первых, до конца осмыслить их судьбу, во-вторых, сделать какие-то оргвыводы для других золушек и, естественно, для собственного прославления.

Первые годы жизни будущей императрицы Всероссийской окутаны тайной, густым туманом неизвестности, что, впрочем, понятно: пока она была золушкой и просто жила, ее биографией никто не занимался, а когда она стала сначала возлюбленной, а затем и женой Петра I, то ей как женщине государственной незачем было вспоминать и афишировать многие детали «кухаркиного» жития.

Не претендуя на роль всеобъемлющего исследователя, автор данной работы предлагает читателю штрихпунктирный абрис биографии преемницы Петра Великого, основанный на «Записках» француза Франца Вильбуа, дослужившегося на русском флоте до вице-адмирала, на работах современного историка и замечательного писателя В.Н. Балязина и других авторов.

В 1684 году в семье литовского крестьянина Самуила родилась дочь Марта. Через три года родители девочки умерли от чумы. Марту взял на воспитание пастор Даут из Мариенбурга. Вскоре чума свела в могилу и семейство доброго пастора. Девочку подобрал пастор Глюк. О других версиях рождения Марты мы говорить здесь не будем. В конце коцов, не в версиях суть, и смысл ее жизни – в другом!

Девочка оказалась не только живучей, но и живой, подвижной, быстро взрослеющей. Пастор Глюк заметил, к великому своему сожалению, что Марта ведет себя слишком уж фривольно, и нашел ей жениха, Иоганна Краузе, немца, трубача в местном гарнизоне. Так наша героиня получила одну из трех своих допетровых фамилий – Трубачева. Вскоре супруг Марты отправился в поход, а в Мариенбург вошло войско знаменитого русского полководца времен Северной войны Бориса Петровича Шереметева, и Марта оказалась в доме русского военачальника, не устоявшего перед ее чарами и женственностью. Некоторые ученые оспаривают «первенство» Б.П. Шереметева, утверждая, что сначала ее любовником из русской армии был небезызвестный генерал Боуэр, а уж потом только Шереметев. В этом щекотливом вопросе точку могла бы поставить сама Марта, но по известным причинам сделать это она не могла и не хотела. В конце концов, это ее личное дело.

В том же году в гостях у Шереметева в Мариенбургском доме оказался А.Д. Меншиков, большой знаток, ценитель женщин, попросту говоря, бабник. Ему очень понравилась Марта, он воспылал к ней тем неукротимым чувством, которое часто распаляет неистовым огнем подобных знатоков, и мудрый пятидесятилетний Шереметев передал свою пассию Александру Даниловичу, как эстафетную палочку. Меншиков дорожил новой служанкой, хвалился ею, но Петру I показывать разбитную бабенку не спешил, будто знал наверняка, что шестнадцатилетняя Марта не оставит равнодушным повелителя. Но жили они не на разных планетах, Петр I однажды увидел новую служанку Меншикова, в тот же день увез ее с собой, упрятал ото всех в небольшой избе, а через некоторое время ввел ее в окружение самых близких придворных.

Все заинтересованные лица быстро поняли, что царь влюбился не на шутку. Современники и позднейшие исследователи в один голос говорят об огромном душевном влиянии, которое оказывала Марта на русского царя, и, похоже, они не лукавят. Во взаимоотношениях царя, будущего императора Всероссийского, и бывшей прачки, будущей жены царя, а затем и императрицы Всероссийской, было нечто более глубинное, нежели примитивная животная страсть шестнадцатилетней секс-бомбы и тридцатидвухлетнего царствующего ловеласа, глубиннее даже самой любви, как бы не обижались на данный вывод всевозможные любители любовных историй типа истории Лейлы и Меджнун, Ромео и Джульетты и так далее. Во всех этих, сотворенных гениальными авторами историях о романтической любви слишком много искусства, искусственного, сказочного. Сказка – всего лишь намек на счастье, всего лишь мечта, а то и целительная ложь, которая так нужна слабым людям для мечтательного прозябания.

В жизни Марты до встречи с Петром I ничего сказочного не было, хотя намеки были. Два раза чума губила ее самых близких людей, а девочку одолеть не сумела. Может быть, потому, что природа вложила в нее слишком много жизненной силы. Эту мощь она не могла сдержать в себе. Да и был ли смысл сдерживать тягу к жизни женщине, дважды одолевшей чуму?! Следует напомнить читателю зафиксированные многими историками факты о потрясающей воображение демографической восстанавливаемости в странах Европы, куда чума начиная с середины XIV века налетала всесокрушающими ураганами с жуткой, леденящей кровь периодичностью до XVIII века включительно. Моровое поветрие (так еще называли страшную болезнь) уносила до семидесяти процентов жителей тех или иных стран, опустошая целые области. Казалось, чума должна была изничтожить род людской. Но нет! Мало того, что население европейских стран восстанавливалось в кратчайшие сроки, а затем быстро увеличивалось, но этот процесс проходил на фоне непрекращающихся разорительных войн, внутренних потрясений и регулярных нашествий чумы.

И корить Марту за фривольность, видимо, не стоит – не это ли качество, манящее мужчин, выработало в ее организме потрясающей силы иммунитет, способный успешно противостоять даже моровой язве?! Нет ли причинно-следственных взаимосвязей между описанными нами явлениями?! А вдруг эти цепкие связи действительно существуют и работают на нас, на человечество, на жизнь людей?! Чума или другие эпидемии приходят, губят сотни тысяч, миллионы людей, оставляя лишь самых сильных, способных быстро восстанавливать род людской…

Вскоре Марта родила российскому царю двойню, Петра и Павла. Мальчики умерли во младенчестве, но монарх уже не мог жить без Марты. Он предложил ей принять православную веру, и она не отказалась. Ее крестным отцом стал Алексей, сын Петра, а крестной матерью стала царица Екатерина Алексеевна, сводная сестра Петра. Марта получила новое имя – Екатерина и отчество – Алексеевна. Родственники царя относились к ней хорошо. Придворные и друзья-единомышленники Преобразователя, даже Александр Данилович Меншиков – с почтением и некоторым подобострастием.

Женился Петр Алексеевич на Екатерине Алексеевне не сразу. Перед этим она родила ему еще трех дочерей: в 1707 году – Екатерину, скончавшуюся через год, в 1708 году – Анну, и в 1709 году – Елизавету, будущую императрицу Всероссийскую. Почему монарх так долго ждал, почему вынудил Екатерину рожать внебрачных детей, сказать сложно. Вряд ли Петр проверял искренность своих и ее чувств, хотя и такое могло быть. Вряд ли у него не было на это важнейшее мероприятие времени, хотя работал он в те годы очень много – шла Северная война, российский монарх, образно говоря, подковывал коня на скаку, то есть создавал новую армию державы в условиях войны с выдающимся полководцем, шведским королем Карлом XII, которого не зря называли Северным Александром Македонским. Кроме этого, Великий преобразователь много сил и энергии отдавал переустройству государственного аппарата… И все же на женитьбу он бы мог выкроить неделю-другую, как выкраивал он время на свои оргии. Отменил бы пару-тройку гульбищ да вместо них закатил бы свадьбу. Не отменил. Не закатил. Восемь лет после знакомства с Мартой, служанкой Меншикова, терпел. Почему? Может быть, сомневался в себе и в Марте, ставшей после крещения Екатериной? Нет!

Петр I только с виду был великим и даже могучим, но факты из его биографии говорят о том, что в детстве и в юности он недополучил своей доли душевной нежности, родительского внимания, родительского же тепла, и в этом он похож на Ивана IV Грозного. Человек взрывной, с хрупкой психологической организацией, Петр I страдал эпилепсией, которая отнимает чрезвычайно много душевной энергии да и физических сил. Он чем-то очень напоминал семимесячных детей, а именно душевной уязвленностью, ранимостью, воспламеняемостью.

Его оргии можно осуждать. Тем более что они не прекратились после женитьбы на Екатерине Алексеевне. Но не будет большой натяжкой, если сказать, что сексуальная несдержанность, как и другие отклонения от нормального уклада жизни, имеет некое наркотическое свойство. Физически сильного и физиологически здорового человека, открытого по природе, легко «посадить на эту иглу», и выбраться из нее так же сложно, как из наркотической зависимости. Петр I увлекся женщинами в юном возрасте, это увлечение преследовало его всю жизнь. Человек мудрый, он прекрасно понимал, что «сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор» не только расслабляет его, но и изматывает. И все же отказаться от них не мог, и никто (кроме Екатерины!) не в силах был угомонить его, прекратить очередную дружескую пьянку, увести монарха домой.

Она действовала на него магически. Она обладала энергией души, созвучной энергии Петра I. Современники не раз были свидетелями того, как Екатерина гасила надвигавшуюся душевную бурю, после которой нередки были приступы падучей. Она подходила к нему, говорила спокойным голосом спокойные слова, он быстро затихал, садился рядом, она почесывала волосы царя, он вскоре засыпал как младенец, положив буйну голову свою на ее большую грудь, и два-три часа он спал. Знатоки экстрасенсорики легко могут догадаться, что описанное выше явление очень похоже на сеанс гипноза. Видимо, Екатерина была «личным экстрасенсом» для Петра I, и, вероятнее всего, это качество врачевателя пришло к ней еще в раннем детстве, когда дважды на ее глазах гибли самые близкие ее люди. А может быть, она и родилась с ним. Ничего тут удивительного нет. Удивительно лишь то, что врачеватель Екатерина была слишком узконаправленный, только один человек быстро реагировал на энергию ее голоса, ее слов.

После короткого сна Петр I пробуждался бодрым и абсолютно здоровым. Очень удачная находка для российского царя, да и для его подчиненных. Известны случаи, когда в припадках бешенства Петр I причинял несчастья подчиненным.

Удачно завершив первый этап Северной войны со шведами славной Полтавской битвой, Петр I выполнял данные союзниками обещания воевать с Османской империей, в феврале 1711 года объявил в Успенском соборе об объявлении войны, а через некоторое время обвенчался с Екатериной, причем тайно, потому что против церкви даже он пойти не мог, то есть жениться при живой жене, постриженной насильно. В этом Петр Великий, упразднивший патриархию, не превзошел женатого семь раз, а то и больше, Ивана IV Грозного.

Так называемый Прутский поход был крайне неудачным для русской армии. Она продвигалась очень медленно, по пути Петр занимался в разных городах государственными мирными проблемами, в Луцке заболел, выздоровел, повел армию дальше. В Молдавии, при Пруте, русское войско в 38 тысяч штыков попало в окружение османско-крымского войска великого визиря Махмета Паши, у которого, по свидетельству русских историков, например Д.Н. Бантыш-Каменского, было 270 тысяч штыков. Прорваться из окружения русским не удалось, припасов оставалось немного, великий визирь организовал герметическую блокаду.

Петр I приказал главнокомандующему, уже известному нам Борису Петровичу Шереметеву, готовиться к решающему сражению. Главнокомандующий вечером созвал военачальников на совет. Поговорить им было о чем. Пробить оборону противника, с честью выйти из трудного положения было сложно. В тот же вечер в стан врага отправился барон Шафиров. Он выполнял план, предложенный Екатериной Алексеевной, которая выложила ему все свои драгоценности, подарки царя, обошла лагерь, собрала золото со всех. С этой взяткой шел к великому визирю Шафиров. Османский полководец принял дар Екатерины, согласился на мир, не зная, что в этот же вечер русские генералы решили в случае неудачной миссии барона сражаться насмерть.

Деньги сделали свое дело, Петру удалось спасти цвет российского воинства, безрезультатный с военной точки зрения поход завершился, а через три года после этой неудачи император Всероссийский учредил орден Святой великомученицы Екатерины. Его девизом являлись слова: «За Любовь и Отечество», в пояснительной записке говорилось, что им награждаются только женщины, которые «трудами сравниваются с супругами».

О дальнейших перипетиях совместной жизни Петра Великого и Екатерины скажем совсем коротко: жили они неплохо. В 1712 году Петр I вступил с ней в официальный брак, а в 1724 году состоялась коронация Екатерины, что явилось своего рода политическим завещанием первого российского монарха.

И тут-то случилось непредвиденное, неожиданное для Петра Великого. Он узнал о тайной любовной связи одного из братьев Анны Монс – Виллима – с Екатериной Алексеевной, а также об огромных взятках, которые брал Виллим.

Началось расследование. Царь знал, что взятки берут многие из его окружения. Но никто – так Петру казалось! – не мог покуситься на жену монарха, на Екатерину. Однако нашелся такой человек! В 1741 году Виллим Монс начал служить у Петра, в 1716 году – у Екатерины. Он был моложе супруги императора, продолжавшего, следует помнить, свои оргии. Екатерина не устояла. Любовная связь между ними продолжалась почти 13 лет, с первого дна знакомства. Большой срок.

Расследование велось строго, впрочем, Виллим Иванович чистосердечно сознался во всех своих грехах, утаив, быть может, количество встреч с Екатериной (да разве такое упомнишь за 13 лет, даже если очень любишь!), количество взяткодателей и суммы, полученные от них (это тоже трудно запомнить даже самому выдающемуся скряге). Не вдаваясь в подробности того двойного дела, скажем сразу: Монса приговорили к смертной казни, приговор привели в исполнение, голову бывшего возлюбленного, а для российских обывателей – страшного взяточника, повесили на кол, показали его специально доставленной на место казни возлюбленной. Как был зол Петр!

Некоторые биографы пишут о том, что император хотел казнить Екатерину, но его отговорили А.И. Остерман и П.А. Толстой, аргументируя это тем, что казнь супруги вызовет нежелательный резонанс за рубежом, чего Петр Великий не хотел, мечтая выдать дочерей своих за сыновей царствующих в Европе особ. Да, тяжелое это дело – монаршее. Захочешь порешить жену за измену – узнай, как на это посмотрят люди с коронами, которых ты знать не знаешь и не хочешь знать!

Пожалел царь Екатерину, но, умирая в 1725 году, не назвал официального престолонаследника, хотя Екатерина на это рассчитывала. Подвел ее Петр под монастырь в самом прямом смысле этого слова, а то и на эшафот. В ночь с 27 на 28 января собрались члены Сената, Синода и генералитет во дворце вопрос решать: кому править Российской державой. Для двух человек этот вопрос ставился так: жить или не жить. Для многих других россиян решение Сената тоже было важным, но не до такой степени. Собравшиеся «верховные господа» разделились на две партии: одна выражала интересы допетровской знати и мечтала посадить на троне малолетнего внука умершего монарха, Петра Алексеевича, другая, из «петровской волны», хотела сделать императрицей Екатерину. Спорили люди.

Незаметно в зал вошли гвардейские офицеры, они одобрительно зашумели во время выступления П.А. Толстого, представлявшего интересы Екатерины, а тут еще раздался гром барабанов гвардейских полков, подкупленных вдовою Петра.

Екатерина стала первой женщиной, официально возглавившей Российское государство, императрицей! Неоценимую услугу в этом ей оказал Александр Данилович Меншиков, которому победа противной стороны не сулила ничего, кроме смертной казни (за взяточничество, например).

О том, как в деталях происходил государственный переворот, в результате которого на российский трон воссела Екатерина, можно прочитать в многочисленных книгах. О том, почему мужчины смирились с тем, что руководить ими будет женщина, мы поговорим чуть позже.

Сейчас важно другое. Бывшие любовники, оба из «кухарок» из рода «золушек», встали у руля крупнейшего государства. Мечта многих завистливых людей сбылась. Мечта всех бедных проституток земного шара сбылась. Сказка стала былью. Золушка у власти. Ни один, даже самый добрый сказочник не додумался до такого изворота сюжета.

Могла ли Екатерина I править долго? Мог ли Меншиков тщеславный осуществить свои, очень уж далеко идущие планы, опираясь на поддержку бывшей любовницы, которая, как утверждают некоторые историки и очевидцы тех времен, почти не занималась проблемами государства, доверив хлопотное для женщины ее склада занятие преданным ей людям во главе со своим бывшим любовником и хозяином? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно помнить о том, что в истории великих держав, как и в судьбах великих людей, много логичного, в чем может убедиться любой трудолюбивый читатель, в том числе и женщина, внимательно ознакомившись с историей, например, Древнего Рима либо с судьбой того же Цезаря и его приемного Октавиана. Кстати сказать, в Петре Великом соединились обе эти выдающиеся личности Древнего мира. Убедившись в правомерности утверждения о том, что в жизни великих держав и в судьбах великих людей много логичного, читатель легко ответит на поставленные выше вопросы, причем отрицательно.

Не могла золушка-прачка долго управлять европейской державой (а тем более евразийской) в начале XVIII века н. э., не могла! Это было не логично. Этого не допустили бы ни европейские монархи, ни азиатские правители. Вспомним, как мыкался безродный Борис Годунов, царь, так и не пристроивший свою красавицу-дочь замуж за какого-нибудь европейского сынишку царственного рода. Случайно ли это? Нет, не случайно. Со свиным-то рылом да в калашный ряд.

Те, кто поддержал Екатерину и Меншикова в первые после смерти Петра Великого часы, о логике истории не думали. И, в конце концов, они проиграли.

Екатерина I не имела ровным счетом ничего для серьезной работы на новой высочайшей – монаршей – должности: ни образования, ни опыта, ни таланта руководителя столь высокого ранга, и, вероятнее всего, именно эти ее качества привлекали некоторых государственных деятелей, надеявшихся управлять государством, управляя Екатериной.

Около двух с половиной лет она была императрицей Всероссийской. Нельзя говорить вслед за некоторыми историками, что ее влияние на государственные дела сводилось к минимуму, что все эти тридцать месяцев страной управлял ее фаворит – Меншиков. Если бы это было так, то Александр Данилович смог бы, пользуясь неограниченной властью и огромными, в том числе и финансовыми, возможностями, обеспечить себе и своей семье, детям своим более достойное будущее. Не обеспечил. Потому что был он всего-навсего фаворитом императрицы и бывшим любимчиком Петра Великого.

Во времена правления Екатерины I российское правительство попыталось осуществить плавный переход работы государственного механизма и всего государства в целом из напряженнейшего состояния Петровых бурных преобразований в менее напряженное, но не менее конструктивное состояние. И надо признать, что в глобальном смысле в данном вопросе было сделано не мало, а значит, и работу Екатерины I, одной из самых удачливых золушек земного шара, на посту императрицы Всероссийской нужно признать положительной. Недеяние есть тоже деяние. Эту истину полезно знать некоторым правителям: не можешь – не мешай. Что и делала Екатерина I, не мешая, но подглядывая.

Экономическое состояние государства по оценкам высокопоставленных сановников было, мягко говоря, плачевным. «Испуганное всеобщим разорением страны, правительство не только не развивает дальше реформы Петра, но и многие из них уничтожает, многие искажает» (С. Вознесенский). Слишком большое ускорение задал Великий преобразователь, слишком много сил и средств потратила страна, устала. Нужна была передышка. Нужно было осознать содеянное Петром, чтобы спокойно, без напряженных рывков идти дальше. На эту передышку требовалось время. Правление Екатерины I тем-то и примечательно, что оно являлось началом «отдыха».

В международных делах правительство первой женщины на российском престоле не изменило традициям Петра и не сдало позиций, которые он завоевал.

В последние месяцы жизни императрица решала важнейший вопрос престолонаследия. В этом вопросе дела ее были плохи. Даже преданные люди не захотели, чтобы она объявила наследником престола ни дочь Анну, вышедшую замуж за герцога Голштинского, ни Елизавету – невесту князя Любского. Екатерина сдалась. Объявила наследником Петра Алексеевича, внука Петра Великого. Это решение не устраивало А.Д. Меншикова, который, как известно, играл в гонениях отца наследника, Алексея Петровича, не последнюю роль. Екатерина I не хотела иметь среди многочисленных своих врагов еще и Меншикова. Именно этим можно объяснить тот факт, что она согласилась на брак Петра Алексеевича и Марии, дочери Меншикова. «Кухаркин сын», выдающийся сподвижник Петра Великого, получил прекрасную возможность сделать еще шаг к престолу. Что из этого получилось, мы узнаем чуть ниже.

В апреле 1727 года состоялось обручение жениха и невесты. До свадьбы оставалось совсем не много. Но 6 мая того же года Екатерина I скончалась. Действительно, в жизни великих людей много логичного. Даже смерть сорокатрехлетней, одолевшей две чумы женщины была, как это не печально для нее и ее дочерей, очень своевременной, то есть логичной. Умри она чуть позже, Мария и Петр Алексеевич поженились бы, и Александр Данилович… Впрочем, произошло то, что произошло, но как же объяснить смерть совсем не старой, крепкой женщины в сорок три-то года?

Любители детективных историй могут, недолго думая, заявить: ей помогли умереть, потому что она, прачка, возвысилась да еще и возвысила Меншикова безродного, беспородного. Для исторических детективщиков эта версия представляет собой интерес. Но дотошным историкам нужны точные факты, доказательства, а не размышления, предположения, натянутые схемы.

Медики могут вполне обоснованно завить о том, что 43 года – не такой уж малый срок для начала XVIII века в России да для женщины, пережившей чуму, много раз рожавшей и так далее.

Быть может, и психологи скажут свое веское слово о том, что, пережив ужасную историю Виллима Монса, увидев его голову на шесте, пережив еще более напряженные дни, когда Петр I решал, жить ей самой или не жить, пережив, наконец, смерть мужа-монарха, Екатерина, как говорится, «надорвалась душевно».

Имеет право на существование и еще одна версия ранней смерти первой женщины на российском престоле. Екатерина, как сказано выше, являлась в своем роде уникальным врачевателем Петра Великого. Усмиряя гнев его, гася могучие ураганы, сотрясавшие впечатлительного монарха, Екатерина, по всей видимости, тратила часть своей внутренней энергии. Подобное часто происходит в так называемых «неравных браках», когда старый супруг (или супруга) буквально откачивает энергию юности у супруги (или супруга) молодой. Первый при этом омолаживается, второй быстро стареет. Екатерина была моложе Петра всего на двенадцать лет. Случай, в принципе, нормальный. Ни о какой «перекачке» жизненной энергии здесь речи быть не может.

Женщины Александра Даниловича Меншикова

В далеком Березове, в тишине стылого Севера, скопил Александр Данилович деньжат и срубил возле острога деревянную церковь. Сам рубил: выходил каждое утро с топором в руках к звонкому кедрачу и рубил с мужиками замки в косую лапу. Ладная получались церковь. Когда наступало время службы, он пел на клиросе, исполнял обязанности дьячка, читал собравшимся книги, успокаивал их души, мятущиеся в забытом Богом уголке, и свою душу тоже. День шел за днем, месяц за месяцем. Ссыльные, простолюдины, солдаты удивлялись силе духа этого человека, который окреп у них на глазах, посвежел.

Вдруг оспой заболела любимая его дочь, Мария, и тихо умерла без врачебной помощи.

Он вышел с топором и кайлом из острога, выбрал место у церкви, сам вырубил могилу, сам опустил в землю, накрепко схваченную тугим поясом вечной мерзлоты, гроб с телом любимой дочери, закопал могилу, сел подле нее и, не боясь слез своих, зарыдал в безутешном горе.

Совсем недавно было у него все, о чем может мечтать человек. Судьба относилась к нему благосклонно, как сказочная золотая рыбка, а он, не в силах остановить себя, требовал и брал у нее все больше, больше! И рыбка золотая, судьба его, обиделась, и даже корыта разбитого, жены любимой не оставила ему – и даже дочери!

Он сидел, содрогаясь в рыданиях, над холодной могилой любимого дитя, и тяжкая мысль зрела в сердце. Пришел домой и, пока силы не покинули его, сколотил при слабом свете лампады из рыбьего жира гроб, сказал детям о последнем желании быть похороненным рядом с Марией, успокоил их словами: «Вы невинно страждете за меня; обстоятельства переменятся…»

Затем исполнил положенные обряды и отказался от пищи, решив уморить себя голодной смертью.

Люди опытные не верили в это, но он был тверд в своем решении, угасал с каждым днем, а судьба, словно пытаясь воскресить его, скрепить в сердце ту струнку, которую называют люди волей, стремлением жить и которая оборвалась у него в трагический час у могилы дочери, воскрешала в памяти незабвенные годы, великие дела, великих людей, битвы, стройки и гульбища по поводу и без повода.

Александр Данилович Меншиков родился 6 ноября 1673 года в окрестностях Москвы. От родителей получил быстрый ум, смелый гордый нрав, красивую внешность, звучный уверенный голос и более ничего. Но распорядился он этим даром великолепно.

К юному Петру I попал от Лефорта, который увидел как-то на улице бойкого парнишку и взял в услужение. Петр I, еще не Великий, но великими планами уже взбудораживший себя, ближайшее окружение, нуждался в сильных людях и мог отыскивать их в толпах людей. Меншикова он взял к себе, и Алексашка стал ему не только верным слугой, но и сподвижником во всех делах. Удачливый бестия – Меншиков, а удачливость, часто повторяющаяся, – признак силы. Кроме того, Меншиков был другом Петра I, «младшим другом». Иначе не объяснишь покорность и терпение, с какими он выносил нередкие вспышки гнева вспыльчивого властелина, который заставлял «Алексашку» даже спать у своей постели.

Первую победу одержал Меншиков еще в роте «потешных», созданной юным царем якобы для мальчишеских забав. Проявил невиданную храбрость при взятии Азова в 1696 году. Через несколько месяцев раскрыл заговор против монарха.

Затем была поездка по Европе, где они с Петром I обучались многому, в том числе и корабельному делу. Каждый день с 30 августа 1697 года по 15 января 1698 года выходили с топорами за поясом на работу и под руководством опытных мастеров познавали секреты плотницкого и корабельного дела.

Первое воинское звание получил в 1698 году, став сержантом гвардии Преображенского полка, после чего звания и подвиги следовали непрерывной чередой в его бурной жизни. Войну со Швецией начал в армии Шереметева. Брал штурмом Нотебург. В критический момент поднял солдат и повел их под косым градом пуль. Стал губернатором Нетебурга, переименованного в Шлиссельбург. Император пожаловал вчерашнему безродному мальчишке достоинство графа Римской империи.

В 1703 году Меншиков – первый генерал-губернатор Санкт-Петербурга. Много сил и энергии уделял строительству города. Воевал со шведами. Осваивал завоеванные территории – царь назначил его губернатором всех новых земель. Получал награды иностранных монархов.

18 октября 1706 года Меншиков одержал блестящую победу над корпусом генерала Мардефельда под Калишем.

В 1707 году Александр Данилович пожалован князем Ижорским. Невиданный взлет простолюдина. Наверху почестей и славы Меншиков не страшился главных сановников государства: почти все они трепетали от страха перед ним. Шереметев да Голицын не преклоняли перед ним головы: тоже могучие были люди в окружении Петра Великого.

В битве под Лесным (1708 год) Меншиков вновь поразил всех своим мужеством. Затем, уже на Украине, свел на нет козни Мазепы, взял приступом город Батурин, где изменник собрал продовольствие, боезапасы, военное имущество для шведов…

27 июня в день Полтавской битвы Меншикову удавалось все. Это он сдержал стремительную атаку шведов на русские редуты, спас от разгрома конницу, которая под его руководством отступила организованно, практически без потерь. Это он налетел ураганом на генерала Рооса, отрезанного от своих, растрепал в клочья большой отряд врага, многих пленил, в том числе генерала Ренцеля. Это он уничтожил трехтысячный резервный корпус противника, вернулся в расположение русских с огромным числом пленных.

В «Истории Карла XII» Вольтер писал о начале Полтавской битвы: «Если Меншиков произвел этот маневр сам от себя, то Россия обязана ему своим спасением, если он исполнил приказание Царя, то Петр был достойный соперник Карла XII».

Под князем Ижорским было убито три лошади, шведские пули искали его в котле сражения, но он, неуязвимый, вскочил на четвертую лошадь и (уже началось главное сражение) атаковал позицию врага – шведы дрогнули. Полки Шереметева, осуществлявшего общее руководство войсками, опрокинули штыками пехоту шведов – и те бросились сломя голову на запад.

Отряды князя Голицына и генерала Боуэра кинулись вдогонку за беглецами. Их поддержал Меншиков – очень кстати. Его напористость сыграла решающую роль под Переволочной, когда десятитысячный русский отряд настиг четырнадцатитысячное войско шведов во главе с Левенгауптом. Воевать с раненным врагом сложно: он за жизнь свою будет драться как дикий зверь. Тем более на его стороне численный перевес. Нужна была дипломатическая хватка, уверенность в себе, чтобы убедить шведов сложить оружие без боя. Меншикову это удалось. Шведская сухопутная армия прекратила существование.

Петр Великий возвел его в чин российского генерал-фельдмаршала. На торжествах по случаю великой победы Меншиков стоял по правую руку от Петра Великого в мундире Преображенского полка с обнаженной шпагою.

Затем он участвовал в осаде Риги, воевал в Курляндии, Померании, Голштинии, участвовал во взятии важной стратегической крепости Тенингена. За мужество и героизм награждали его орденами иностранные владыки, а Фридрих IV подарил полководцу свой портрет, осыпанный бриллиантами. Военная слава Меншикова достигла апогея. В 1713 году он овладел Штеттином, собрал в пользу России много денежных средств и выехал в Санкт-Петербург.

Началась новая страница в жизни князя Ижорского. Петр I доверил ему ключевые должности в государстве, они приносили Меншикову не только славу, но и огромные деньги. А деньги губят многих, кто неравнодушен к блеску золотых побрякушек.

Царь неоднократно спасал верного помощника от суда, но Меншиков ничего с собой поделать не мог: золото кружило ему голову.

Богатство князя Ижорского росло, он стремился к роскоши – вызывающей, оскорбляющей.

«Дом Меншикова находился на Васильевском острову… Украшением комнат служили: обои штофные и гобеленовые, подаренные Государю в Париже; большие бронзовые часы с боем и курантами; люстры из цветного хрусталя с золотыми и серебряными ветвями; большие Венецианские зеркала в зеркальных рамах с позолоченными обручиками; персидские ковры; столы на толстых вызолоченных ножках с выкладками из разноцветного дерева, представлявшими всякого рода зверей и птиц; диваны и стулья, с высокими спинками, на которых изображен был герб хозяина с Княжеской короной. За домом простирался обширный сад, лучший в Петербурге после Царского с оранжереями, сараями фруктовых деревьев, птичками и небольшим зверинцем. Меншиков имел своих камергеров, камер-юнкеров и пажей, из дворян. Последние считались гвардии сержантами. В город ездил он с чрезвычайной пышностью: выходя на берег Невы с многочисленной свитою, любимец Петра садился, обыкновенно, в лодку, обитую внутри зеленым бархатом и раззолоченную снаружи. Они причаливали к Исаакиевской пристани, где ныне Сенат. Там ожидала Меншикова карета, сделанная наподобие веера, на низких колесах, с золотым гербом на дверцах, большою Княжескою короною из того же металла на империяле и запряженная шестью лошадьми. Збруя их состояла из малинового бархата с золотыми или серебряными украшениями. Впереди шли скороходы и служители дома в богатой ливрее; потом ехали музыканты и пахи верхом, в синих суконных и бархатных кафтанах с золотыми позументами по швам; у кареты шли шесть камер-юнкеров, из которых один держался за ручку дверец, отрядом драгун Княжеского полка заключалось шествие»[28].

Роскошью он хотел поразить весь белый свет, но роскошь требовала от него грязных дел. Петр I долго терпел проделки князя и в конце концов лишил его звания Президента военной коллегии, главного источника незаконного обогащения.

Вдруг Великий монарх скончался.

И открылась еще одна черта Меншикова – честолюбие. Он вступил в яростную схватку с чинами империи. С ротой Преображенского полка ворвался в царские покои, взломал двери и провозгласил императрицей Всероссийскою Екатерину I. Меншиков связывал с этой женщиной огромные надежды, и Екатерина I оправдала их. Он вновь Президент военной коллегии с еще большими, чем прежде, полномочиями. Но ему и этого мало!

Он рвался к высшей власти, пытался всеми способами добиться дерзких целей и стать на одну высоту с монархами Европы. Княжну Марию, любимую шестнадцатилетнюю дочь, он насильно хотел выдать замуж за одиннадцатилетнего Петра II… Но враги не сидели сложа руки, плели вокруг Меншикова сети, запоминали каждый его шаг, каждое действо.

В 1727 году скончалась Екатерина I, на трон воссел юный Петр II. В первое время правления нового императора казалось, что взлету Меншикова не будет конца. В тот же день князю Ижорскому присвоили звание адмирала, через пять дней он стал генералиссимусом, а 17 июня перевез императора в свой дом, где 25-го числа свершилось обручение Петра II и княжны Марии. Теряя бдительность и контроль над собой, Меншиков устроил пышные празднества в загородном доме в Ораниенбауме, пригласил царя. Тот отказался, сославшись на плохое самочувствие. И князь совершил роковую ошибку: занял на виду у всех место, приготовленное для императора. Вот о чем грезит в мечтах бывший уличный мальчишка!

Враги были тут как тут. Им наконец удалось уговорить Петра II низвергнуть этого человека, зарвавшегося в своем властолюбии.

Кара последовала незамедлительно. Меншикова лишили всех званий и почестей, сослали в Раниенбург, городок под Рязанью, который сам князь Ижорский когда-то отстроил. Княжна Мария должна была возвратить императору обручальное кольцо. Но и этого показалось мало врагам опального вельможи, сохранившего свои богатства, а значит, и надежду на воскрешение. Его лишили всех надежд.

Богатый кортеж князя был остановлен в Твери, его самого посадили в кибитку, удвоили стражу. Подрезали крылья орлу – не взлететь.

Но самые страшные беды Меншикова, сломившие его неукротимый дух, только начинались. В семи верстах от Твери умерла жена князя. Первая красавица Петербурга, женщина кроткая и мягкая, не вынесла тяжкого удара судьбы, в безутешных слезах потеряла зрение и, переплакав горе, угасла в тихой печали. Дарья Михайловна Арсеньева произошла от древнего дворянского рода, известного с XIV века. Ее уважали все, в том числе Петр и Екатерина, которая в письмах называла ее «дорогой невестушкой», «светом своим». Не вынесла кроткая душа такого потрясения. Ей бы мужа попроще, князя какого-нибудь потомственного, а ей выпало несчастье за уличного мальчишку выйти замуж… Еще ее не помянули, а уж враг подготовил новый удар: в Раниенбург прибыл статский советник Плещеев, провел следствие о злоупотреблениях князя и приговорил его к ссылке в Тобольскую губернию, в город Березов, за 4000 тысячи верст от Санкт-Петербурга.

И вот теперь князь умирал. Память тормошила его, звала на бой, но перед глазами стояли жена Дарья Михайловна Арсеньева, дочь Мария, которую он отдал на заклание своим властолюбивым планам. Она еще в 1726 году была обручена с графом Сапегою, к которому питала нежные чувства. Отец разрушил ее счастье. Она не вынесла тягот березовской ссылки, крушения – не по ее вине, она была чиста перед Богом и людьми! – светлых надежд. Князь искренно плакал над холодным холмиком земли, но искупил ли он, бывший генералиссимус, тяжкую вину перед дочерью? Нет! Он был повинен в страданиях и лишениях близких людей, детей, еще оставшихся в живых. Он обязан был умереть, потому что только после его смерти сильные мира сего могли пожалеть его детей. Только смерть князя Ижорского могла их спасти. Эта мысль сверкнула перед ним в горький час, когда он сидел у могилы княжны Марии. И теперь Меншиков умирал. Отказался от пищи, принимал только два-три глотка холодной воды в день и молчал в глубокой, никем не разгаданной печали.

22 октября 1729 года русский генералиссимус, сподвижник и друг Петра Великого, правая рука во всех начинаниях царя-преобразователя, скончался. Похоронили Меншикова рядом с дочерью у церкви, которую он сам срубил на берегу реки Сосвы.

Памятник герою битв и войн Петровых, организатору строительства русских городов, флота, конечно же, не поставили; разве можно и нужно ставить памятники уличным мальчишкам, посягнувшим на святая святых любого государства – на власть?!

Расчет А.Д. Меншикова оказался точным. Через два года после его смерти, в 1731 году, императрица Анна Ивановна вернула из ссылки семнадцатилетнего сына князя Ижорского – Александра, дочь – княжну Александру.

Сын его служил Отечеству исправно, умер генерал-аншефом в 1764 году, оставив по себе память храброго воина и благонамеренного гражданина.

Дочь на следующий день после приезда из Сибири стала женой Густава Бирона, но в 1736 году, в возрасте 24 лет, умерла.

О других женщинах А.Д. Меншикова говорить нечего: слишком много их было, слишком мал их вклад в российскую историю.

Небольшой житейский словарик

Бархатная книга – родословная книга русских боярских и дворянских фамилий, составленная в 1687 г. по приговору об отмене местничества в 1682 г. и после прекращения составления разрядных книг. Название получила от бархатного переплета.

Бахмутские казаки – казачье население Бахмутской станицы Войска Донского, основанного в XVI в. на р. Бахмуте, притоке Северного Донца. Здесь находились крупные соляные промыслы, куда стекались беглые крепостные. В 1707 г. правительство отправило для розыска беглых на Дон кн. Ю. Долгорукого. Бахмутские казаки с атаманом К.А. Булавиным разгромили отряд Долгорукого, положив начало Булавинскому восстанию 1707–1708 гг.

Великие географические открытия – открытия европейских путешественников XV–XVII веков, такие как открытие Колумбом Америки в 1492 году, открытие Васко де Гаммой Морского пути из Европы в Индию в 1497–1499 годы, и так далее.

Волонтер – доброволец на военной службе.

Гетман – 1) на Украине в XVI – XVII веках глава реестровых казаков, а с 1648 года правитель Украины и глава казацкого войска; 2) в Польше в XV – XVI веках гетманы возглавляли наемные войска, в последующие два века командовали всей армией.

Гетманщина – 1) полуофициальное название Левобережной Украины с центром в Киеве в составе России в 1667–1764 гг., управляемое гетманом. Пользовалась правами автономии; 2) диктатура на Украине, установленная ставленником австро-германских захватчиков в 1918 г. во главе с гетманом П.Н. Скоропадским.

Городничий – представитель местной администрации в России. В XVII в. осуществлял функции полиции в городе, наблюдал за состоянием учреждений. Могло быть несколько городничих, которые назначались воеводой из местных дворян и детей боярских.

Государев двор (дворяне от уездных служилых корпорации выбыли из состава Государева двора к середине XVII в.). Члены Государева двора имели исключительное право владения подмосковными поместьями, им отдавалось предпочтение при назначении на высшие должности. К началу XVII в. Государев двор включал ок. 1200 человек. Прекратил существование после 1713 г. в ходе реформ царя Петра I.

Десятая деньга – в XVII в. чрезвычайный налог на военные нужды с «животов и промыслов» торговых людей (гостей, с членов гостиной, суконной и черных сотен и слобод), посадских людей, захребетников и служилых людей, имевших торговые промыслы. Взимался «с рубля по гривне» в 1654, 1668, 1673, 1678, 1680 гг.

Династия – ряд правящих монархов из одного и того же рода, сменяющих друг друга по праву родства и наследования.

Житейская запись, жилая запись – частный акт в России XVII–XVIII вв., фиксирующий отношения найма на определенный срок (от 1 года до 15 лет, чаще всего до 5 лет) и взаимоотношения мастера и ученика. Работников по житейской записи держали в основном посадские люди, используя их в торговле, на промыслах, мануфактурах. Житейскую запись давали на себя вольные гулящие люди, разорившиеся тяглецы, а с последней трети XVII в. и отпускаемые на оброк феодально-зависимые крестьяне. Наиболее ранняя житейская запись относится к 1607 г. В них указаны имена и происхождение лица, дающего на себя житейскую запись, и нанимателя; сумма денежной оплаты труда, срок, на который дается житейская запись, и т. п.

Задворные люди – класс пашенных холопов в XVII в., по большей части составлявшийся из дворовых. Жили хозяйствами на особых участках, за оброк или барщину. Не входили в состав крестьянского мира. Подушная подать сравнила их с крепостным крестьянством.

Заповедь государева (или государева заповедная грамота) – всякого рода запретительный указ московского царя; так, в отписке лебедянского воеводы 1629 г. читаем, что стрельцам и казакам немногим он позволял курить вино к празднику, крестинам и поминкам, ибо «на Лебедянь о том твоей государевой заповедной грамоты не бывало».

Купецкая палата, приказ Купецких дел, Скорняжная палата, Разценная палата – государственное учреждение России XVII в. при Сибирском приказе. Ведала приемом, оценкой, хранением, продажей и раздачей товарной казны Сибирского приказа, состоявшей главным образом из пушнины. Во главе стоял ежегодно выбиравшийся гость или торговый человек гостиной сотни. Название, забытое к нач. XVIII в., было дано Петром I в 1711 г. вновь открытому учреждению, которое ведало монетным делом государства. Просуществовало до открытия в 1727 г. Монетной конторы.

Купечество в XVII в. С XVII в. заметно усилилась связь купеческого капитала с внутренним промышленным и сельхозпроизводством, что было обусловлено ростом городов, внутреннего рынка и развитием внешней торговли. Крупное купечество стало соединять торговые и ростовщические операции с предпринимательством в соледобывающей, винокуренной (до 50-х гг. XVIII в.) и др. отраслях, а с XVIII в. в металлургии, текстильной, бумажной, стекольной и др., т. е. начался процесс формирования русской буржуазии. Развитие торговли вне города привело к появлению слоя крестьян-купцов. Рост значения городского купечества в XVII в. нашел отражение в законодательстве (Торговый устав 1653, Новоторговый устав 1667 и др.). Происшедшие с XVII в. изменения отразили реформы 1-й четв. XVIII в. Корпорации гостей, торговых людей гостиной и суконной сотен ликвидированы, ибо правительство, опираясь на все купечество, могло обойтись без узкого круга привилегированного купечества. Члены корпораций включены в податное посадское сословие, получившее название купечества, права и обязанности его были такие же, как у посадских людей. Купцы составляли в нем по-прежнему меньшинство. Большинство же занималось ремеслом, мелочной торговлей и «черною работою». В 20-е же гг. XVIII в. правительство установило порядок записи в купечество для торгующих крестьян, стремясь сочетать фискальные интересы государства и интересы крепостников, владельцев торгующих крестьян: в купечество городов записывали крестьян, имевших капитал более 500 руб.; приобретая купеческие права, они оставались крепостными. В течение XVIII в. прослойка крестьян-купцов была немногочисленной (в 40-е гг. – 1943 чел. муж. пола, в 60-е гг. – 3380 чел.). Ее образованию препятствовали крепостники, не желавшие ограничения своих прав. Поэтому в XVIII в. большинство крестьян, фактически ставших купцами, не смогло перейти в разряд крестьян-купцов и не получило прав купеческого сословия. В XVII в. численность российского купечества выросла за счет украинских купцов, составлявших в городах Украины часть сословия мещан, а в 1-й четв. XVIII в. – за счет гильдейского купечества Прибалтики.

Монастырский приказ – центральное правительственное учреждение в России. Основан в 1650 г. для управления монастырскими вотчинами. Противником был патриарх Никон, требовавший его ликвидации. Под давлением высшего духовенства в 1675 г. упразднен, и его функции переданы приказу Большого дворца и духовному суду при патриархе. В 1701 Петр I восстановил монастырский приказ, который осуществлял сбор с монастырских и церковных земель денежных и натуральных доходов. В 1720 г. ликвидирован. С учреждением в 1721 г. Синода снова восстановлен под его контролем. В 1725 г. прекратил существование.

Отдаточные книги – приказные документы 2-й пол. XVII в. В них регистрировалось возвращение («отдача») правительственными агентами беглых крестьян их владельцам. Восходят к «свозным книгам» 1-й пол. XVII в. Состоят обычно из введения, определяющего повод, юридического основания, организаторов сыска («сыщиков») и т. п. и подневных записей об отдаче. Один из важнейших источников по истории крестьянства и крепостного права в России.

Пашенные солдаты и драгуны – служилые люди драгунских и солдатских полков, созданных на южных и северо-западных границах России в 40-е гг. XVII в. В их состав включены крестьяне ряда сел и деревень Воронежского, Лебедянского, Севского и др. южных уездов, на северо-западе – Старорусского и Олонецкого уездов. Сохраняли земельные наделы и вели собственное хозяйство, а за освобождение от тягла и части повинностей должны были служить на границе. Фактически в 50–60-х гг. использовались и в дальних походах во время войн с Польшей и Швецией. Это привело к разорению хозяйства. В 1666 г. пашенные солдаты и драгуны в Карелии снова превратились в крестьян, а на Юге в 1680 г. их приравняли к служилым людям по прибору.

Поверстные книги – рукописные книги, которые содержат перечисление городов России XVII в. с указанием расстояний их от Москвы и друг от друга. Составлялись для того, чтобы служители приказов могли определять количество прогонных денег при посылках. В поверстных книгах сначала перечисляется расстояние от Москвы до дворцовых сел, затем от Москвы до первых ямов. После этого следует перечень важнейших городов по 9 выходящим из Москвы дорогам. Первая поверстная книга составлена в 1606 г., но она не сохранилась. Из сохранившихся известно не менее 12 поверстных книг 30-х и 80-х гг. XVII в. Во 2-й пол. XVIII в. заменены путевыми дорожниками.

Подворное обложение – система обложения населения России прямыми налогами, при которой окладной единицей был двор. Переход к подворному обложению готовился постепенно. С 30-х гг. XVII в. двор периодически становился единицей разверстки некоторых прямых и чрезвычайных налогов. После переписи населения в 1676–1678 гг. и составления переписных книг правительство в 1679 г. заменило посошное обложение подворным обложением, что увеличило контингент налогоплательщиков за счет ряда категорий населения, ранее не плативших налоги (задворные и деловые люди, половники и др.). Высокие ставки налогов с двора платили посадские люди и черносошные крестьяне, значительно более низкие – частновладельч. крестьяне, т. к. правительство учитывало их платежи в пользу своих владельцев. Общую сумму налогов по подворному обложению определяло правительство, а крестьянская община и посад имели право раскладки налогов между дворами – членами общины, исходя из их состоятельности. Сохранялось до введения подушной подати (1724), а на Украине и в Белоруссии – до 2-й пол. XVIII в.

Подьячие площадные – составляли особый род вольных письменных дельцов, действовавших под надзором правительства на городских площадях. Площадь в Древней Руси – это место, где совершались всякие частные акты, писались челобитные, купчие, меновые и т. п. В Москве была, так сказать, главная контора; она помещалась на Ивановской площади в Кремле. В XVII в. здесь была палатка, в которой площадные подьячие совершали крепости и письменные акты. В состав подьячих поступали люди различных, даже тяглых классов, причем площадный подьячий из тяглых освобождался от тягла; но они не считались служилыми людьми. «Промышлять площадью» значило в старину «кормиться пером»; в челобитных иногда встречаются выражения площадного подьячего: «кормлюсь пером», «стою на площади». Площадные подьячие, составляя артель, ручались друг за друга; корпорация их в иных городах простиралась до 12 человек, а в Москве в конце XVII в. – до 24. В Москве они зависели непосредственно от Оружейной палаты, а в городах – от местной дворянской корпорации, так как там большею частью площадным подьячим приходилось писать поземельные служилые акты.

Потешные – отряды из детей и молодых людей, созданные царевичем Петром в 70-е годы XVII века для своих «военных потех». В 1687 году из них были сформированы Преображенский и Семеновский полки, ставшие гордостью русской армии.

Правеж – по древнерусскому феодальному праву способ исполнения судебного решения, принуждение к уплате долгов, пошлин и др. взысканий в форме ежедневного публичного наказания батогами. По Уложению 1649 г. продолжительность правежа определялась из расчета один месяц за каждые 100 руб. долга. В случае неуплаты после правежа имущество должника переходило к кредитору. Если имущества недоставало, должник выдавался кредитору «головой до искупу», т. е. должен был погасить долг работой на кредитора. Помещик-должник нередко выставлял на правеж крепостных. Как и многие другие виды наказания по Уложению 1649 г., правеж рассматривался и как средство устрашения («чтобы иным неповадно было»).

Приказ Большой казны, Большая казна – центральное финансовое учреждение Русского государства в XVII – начале XVIII века, созданное в 1621–1622 годах по инициативе патриарха Филарета. Ведал казенной промышленностью, торговлей и торговым населением. Ликвидирован в 1718 году.

Приказ тайных дел, Тайный приказ – центральное правительственное учрждение Русского государства 2-й половины XVII века, которое являлось одновременно личной канцелярией царя Алексея Михайловича. Создан в 1654 году. Имел очень широкие полномочия. После смерти царя Алексея Михайловича Приказ тайных дел ликвидирован.

Приказы – органы центрального управления в Русском государстве в XVI–XVIII веках. Так же назывались местные органы дворцового управления в XVI–XVII веках и стрелецкие полки.

Пушкари – русские артиллеристы XVI–XVII веков. Являлись служилыми людьми по прибору. Жили в городах, селились обычно слободами. За службу получали хлебное и денежное жалованье, иногда – землю. Ликвидированы в XVII веке после создания «полков нового строя».

Пятина, «Запросные и пятинные деньги» – экстраординарный налог в России, введенный правительством Михаила Федоровича для восстановления хозяйства в нач. XVII в. Следующий сбор пятины назначен в нояб. 1632 г. в связи с русско-польской войной 1632–1634 гг., 29 янв. 1634 назначена новая пятина. Для ее сбора создан специальный приказ. В годы русско-польской войны 1654–1667 гг. дважды взималась «пятая» деньга с посадских людей, а с др. групп населения – по полтине со двора.

Работные люди – рабочие промыслы и промышленные предприятия России XVII – 1-й пол. XIX вв. Термин «работные люди» («работный человек») встречается с XVII в. (происходит от слова «работа», первоначальное значение которого – рабство, неволя, а примерно с XV в. – работа, повинность, служба). В XVII в. работные люди продолжали называться также «ярыжными», «ярыгами», работники речного транспорта, рыбного, соляного и др. промыслов. С появлением мануфактур слой работных людей пополнился их работниками, а с нач. XVIII в. и посессионными крестьянами, которых часто также именовали работными людьми. Формирование кадров работных людей шло за счет как крепостных, так и наемных работников (примерно с 60-х гг. XVIII в. – преимущественно последних).

Раскол – отделение от Русской православной церкви части верующих, не признавших реформы Никона.

Реформация – общественное движение в Западной и Центральной Европе в XVI веке, принявшее форму борьбы против католической церкви. Началось в Германии выступлением М. Лютера. Под идейным знаменем Реформации в странах Центральной и Западной Европы проходили все социальные и религиозные волнения XVI–XVII веков. Реформация положила начало протестантизму.

Секта – религиозная группа, община, отпавшая от господствующей религии. В переносном смысле слова группа лиц, замкнувшаяся в своих личных интересах.

Сектантство религиозное – обособленные религиозные группы, настроенные против господствующей церкви. Возникли как форма социального и религиозного протеста в раннем Средневековье. Некоторые секты были (и остаются) активно враждебными по отношению к иноверцам, другие проявляют лояльность к инакомыслящим. Но практически все они отличаются фанатизмом, догматизмом. Первые секты в христианской религии появились в начале нашей эры. В настоящее время крупнейшими сектами являются адвентисты, баптисты, духоборы, молокане, пятидесятники. Часто деятельность сект принимает уродливые и опасные для их членов формы. Известны случаи, когда руководители сект призывали своих единоверцев к массовым самоубийствам, причем с детьми.

Серебряная палата – придворная производственная мастерская бытовых украшений и церковной утвари; находилась в Московском Кремле. Известна с 1613. С сер. XVII в. наряду с Золотой и Оружейной палатами становится своеобразной высшей художественной школой. Собранные из различных городов России и отчасти из-за рубежа лучшие мастера – знаменщики, резчики, черневых дел мастера, сканщики, басемщики и др. – наряду с производственной деятельностью обучали «записных» подростков «серебряному мастерству». Во 2-й пол. XVII в. штат мастеров превышал 40 чел. В 1700 г. по указу Петра I царские производственные палаты объединены в одну – Мастерскую и Оружейную палату, которая в связи с переводом мастеров в Петербург в 1711 г. утратила значение.

Слово и дело государево – в XVII в. государственные преступления. В Уложении 1649 г. называются «великими государевыми делами». Получили развитие в царствование Петра I, когда всякое словесное оскорбление величества и неодобрительное слово о действиях государя были подведены под понятие государственного преступления, караемого смертью. Под страхом смертной казни установлена обязанность доносить о преступлениях величества (сказывать слово и дело государево). Лиц, сказывающих за собою слово и дело, а также и тех, на которых сказывалось слово и дело, повелено было присылать и приводить из всех мест в Преображенский приказ. Затем последовал указ, чтобы посадских, сказывающих за собою слово и дело, расспрашивать предварительно в ратуше, в Преображенский же приказ посылать только тех, о коих по расспросу подлинно окажется, что они знают нечто, касающееся особы государя. Вследствие обременения лично государя доносами о государственных преступлениях Петру пришлось определить порядок сказывания слова и дела, а также точно определить, какие преступления разумелись под именем слово и дело. Только «по первым двум пунктам» дозволялось сказывать слово и дело караульному у дворца офицеру, который обязан был представить доносчика государю. Под первыми двумя пунктами разумелись два первых пункта указа 1713 г.: 1) ежели кто за кем знает умышление на его государево здоровье и честь; 2) о бунте и измене. По остальным преступлениям величества надо было доносить по команде. Оказывание слова и дела было чрезвычайно распространено в XVIII в.: никто не был спокоен даже в собственной семье, так как члены семьи, опасаясь за собственную жизнь в случае недонесения, часто сказывали один на другого слово и дело; политические доносчики сделались язвою того времени. Екатерина II указом 19 окт. 1762 г. запретила употреблять выражение слово и дело, «а если кто отныне оное употребит в пьянстве или в драке или избегая побоев и наказания (преступники, сказывавшие слово и дело, отсылались в Тайную канцелярию, а наказание отсрочивалось), таковых тотчас наказывать так, как от полиции наказываются озорники и бесчинники». Впрочем, обязанность доносить о политических преступниках не была отменена, но были приняты меры для ограждения лиц, против которых делается донос: доносчика спрашивали, знает ли он, что такое преступление против двух пунктов, имеет ли доказательства; если он не имел доказательств, то его следовало посадить под караул на два дня без пищи и питья; если и после того доносчик подтверждал показание, то он препровождался в губернскую канцелярию или Сенат.

Служилые люди – лица, находившиеся на государственной службе у русских князей или царей в XIV–XVIII веках. Делились с XVI века на служилых людей «по отечеству» (бояре, дворяне, боярские дети) и «по прибору» (стрельцы, пушкари, городовые казаки…). Первые из них владели землей с крестьянами и занимали высокие посты в государстве. Вторые набирались из крестьян и горожан, получали за службу денежное и продовольственное довольствие и освобождались от налогов и повинностей.

Собор – собрание светских и духовных чиновников в Русском государстве для решения важнейших дел. Также называются крупные христианские храмы, в которых богослужения совершают священнослужители высокого ранга.

Соборное уложение 1649 года – свод законов Русского государства, принятый Земским собором 1648–1649 годов. В нем впервые были выделены государственные преступления, законодательно оформлено крепостное право. Этот свод законов являлся Основным законом России до первой половины XIX века.

Станица – казачий отряд, находившийся рядом с засечной чертой для ее охраны в Русском государстве XVI–XVII веков. Позже – в Российской империи – станицей стали называть крупное казачье село.

Старообрядчество – религиозно-общественное движение в России лиц, не принявших церковные реформы середины XVII в. и ставших оппозиционными или враждебными официальной Русской православной церкви. Преследовалось правительством до 1906 г. Движение было неоднородным с момента зарождения и разделилось на поповцев, беспоповцев, беглопоповцев и др. течения. Религиозными центрами старообрядческих общин являются «Старообрядческая Белокриницкая архиепископия Московская и всея Руси», «Беглопоповская архиепископия» и «Высший старообрядческий (беспоповский) совет», расположенный в Литве.

Страна Московия – так называли Русского государство в XVI–XVII веках иностранцы.

Стрелецкий приказ – одно из центральных государственных учреждений в Русском государстве XVI–XVII веках, ведавшее московскими и городскими стрельцами.

Стрельцы – служилые люди в Русском государстве в XVI–XVII веках. Сначала набирались из свободного сельского и городского населения, позже служба стрельцов стала наследственной. Получали жалованье деньгами, хлебом, иногда – землей. Стрелецкое войско упразднил Петр I.

Торговый устав 1653 г. – закон о внутренней и внешней торговле России. Принят в интересах русского купечества и по его инициативе. Гости, члены гостиной и суконной сотен, торговые люди Москвы и др. городов подали царю челобитную с требованием реформы таможенного обложения. После этого прежнее дифференциальное обложение торговых операций множеством различных пошлин было заменено в 1653 г. единой рублевой пошлиной в размере 10 денег с рубля (1 деньга = 1/2 копейки), с продажи соли взималась гривна (или 20 денег); при продаже пушнины и рыбы сохранились особые пошлины. Новую пошлину брали как с местных, так и с иногородних продавцов. Правительство отменило ряд проезжих пошлин, сохранив сборы на гостиных дворах и на перевозах через большие реки. Иностранных купцов обязали платить более высокие пошлины. На основании торгового устава составлена Уставная грамота 30 апр. 1654 г., запретившая взимание проезжих пошлин во владениях светских и духовных феодалов. Положения торгового устава получили дальнейшее развитие в Новоторговом уставе 1667. Вместе с последним торговый устав действовал до сер. 50-х гг. XVIII в., когда был заменен Таможенным уставом 1755 г., по которому русские купцы внутри России торговали беспошлинно, в др. городах иногородние купцы могли торговать только оптом, а сельские торговцы продавали товары не ближе 5 верст к городу. Дворяне же получили право торговать и оптом, и в розницу, и в России, и на внешнем рынке.

Финансовая реформа 1679–1681 годов, по которой плательщики-горожане были связаны круговой ответственностью за сбор налогов, а сам их сбор возложен на выборных из числа горожан. В 1681 г. проведена неудачная попытка привлечь высшее московское купечество к ответственности за полноту казенных платежей во всем государстве. Причиной тому было желание московского правительства поручить сбор городских налогов гостям и людям гостиной и суконной сотен, которые могли бы ответить за недобор своим имуществом.

Царский двор (императорский) – название царской резиденции в Русском государстве (княжий двор, государев двор), а с XVIII до ХХ века – императорская фамилия со штатом придворных, с определенными обычаями и церемониями. Обслуживание царского двора находилось в ведении министерства императорского двора. Члены царской семьи могли иметь собственные дворы.

Царь – официальный титул главы государства (монарха) в России до 1917 года и в Болгарии до 1946 года. Первым царем в России был Иван IV Грозный. В 1721 году, при Петре I, титул царь был заменен титулом император, но существовал наравне с последним до 1917 года.

Шляхта – светские феодалы в Польше, Литве, в некоторых других странах Центральной Европы. Как сословие формировалось в XIV–XVI веках, являясь в те времена рыцарством.

Ямской приказ – центральное учреждение в Русском государстве в XVI–XVIII веках. Ведало ямской гоньбой, устройством и поддержанием ямов и ямских слобод, административно-финансовым контролем над ними, судом над их населением и выдачами подорожных. Упразднен в 1711 году.

Ясачные книги – описи волостей, плативших ясак, с поименным списком т. н. ясачных людей – нерусского населения, и сведениями о взимании с них ясака. Сохранилось более 1700 ясачных книг за период с 20-х гг. XVII в. по 20-е гг. XVIII в. Ценный источник социально-экономической истории Сибири.

Ясачные люди – плательщики гос. налога общего характера ясака, взимавшегося в царской России с народов Поволжья и Сибири. Со взятием Казани (1552) русские цари «перевели на себя ясаки», которые местное население уплачивало казанским ханам. Позднее эта практика была распространена и на народы Сибири. Ясачными людьми считались мужчины от 18 до 50 лет (позднее с 16 до 60), за исключением больных и увечных. Ясачные люди записывались в ясачные книги. Средством принуждения к ясаку, который являлся внешним выражением подданства, была шерть (присяга). Тяжесть ясака и злоупотребления при взимании его вызывали рост недоимок, обнищание ясачных людей и нередко приводили к волнениям и восстаниям. Кроме денежного ясака, ясачные люди несли различные натуральные повинности: дорожную, городовую, ямскую, военную и т. д. Постепенная замена натурального ясака – «мягкой рухляди» – деньгами сближала его с податью. Ясачные люди как категория населения просуществовали у народов Поволжья до 20-х гг. XVIII в., когда вместо ясака для них была введена подушная подать. В Сибири нерусское население приравнено в 1822 г. в правах и обязанностях к русским крестьянам. В отношении некоторых народов Сибири (якуты, тунгусы, чукчи и др.), причисленных к разряду «кочевых инородцев» или «бродячих», обложение ясаком сохранялось до 1917 г. В результате сокращения численности пушных зверей, особенно соболя, и в связи с развитием товарно-денежных отношений в кон. XIX – нач. XX в. «мягкой рухлядью» он взимался только с «носовых» чукчей, юкагиров и с майских тунгусов (эвенков), остальные ясачные люди платили его деньгами.

Из книги В.И. Даля «Пословицы и поговорки русского народа»

Бабенка не без ребенка. Не по-холосту живем: бог велел.

Бабьи враки – девичьи присухи; бабы врут, девкам присуху дают.

Баженый не с борка, а с топорка.

Батюшка Покров, покрой землю снежком, меня молоду платком (женишком).

Башмак бросают через ворота: куда носком ляжет, туда замуж идти.

Без солнышка нельзя пробыть, без милого нельзя прожить.

Без тебя заглох широкий двор.

Без тебя не цветно цветы цветут, не красно дубы растут в дубровушке.

Без тебя опустел белый свет. Без тебя пуст высок терем.

Без тебя, мой друг, постеля холодна, одеялочко заиндевело.

Белила не сделают мила. Подо нрав не подбелишься.

Бояться себя заставишь, а любить не принудишь.

В девках засиделась, так на том свете козлов паси.

В какой стороне в Святки звезда упадет, с той стороны жених.

В милом нет постылого, а в постылом нет милого.

Взяли ходины (бабку), не будут ли родины.

Влюбился, как мышь в короб ввалился.

Влюбился, как сажа в рожу влепился.

Вслед за милым не нагоняешься.

Втюрился, как рожей в лужу.

Выдергивают полено из поленницы: гладкое – бедный жених, неровное – богатый.

Где больно, там рука: где мило, тут глаза.

Где любовь, там и напасть. Полюбив, нагорюешься.

Где любовь, там и совет. Где советно, там и любовно.

Девка парня извела, под свой норов подвела.

Девки слушают под окнами и по разговору заключают о замужестве и о судьбе своей.

Деревенщина Ермил, да посадским бабам мил.

Для милого не жаль потерять и многого.

Дружка нет: не мил и белый свет.

Ей соломка назвала суженого (род гаданья: солома под сковородой, на которую наступают, издает шелест, скрип и называет суженого).

Жена, ты любить не люби, а поглядывай!

Женатого целовать не сладко.

Живот болит, а детей родит. Горьки родины, да забывчивы.

Завязывают лошади глаза, девка садится на нее: если пойдет за ворота, быть замужем.

Запекают иглу в хлеб, и если она девке попадется острием на язык – к замужеству.

Изнизал бы тебя на ожерелье, да носил бы в воскресенье.

Испортила девка паренька. Навела девка сухоту.

Как телята: где сойдутся, там и лижутся.

Кладут ночью руку в овинное окно, и если никто не тронет, в девках сидеть; голой рукой погладит, за бедным быть; мохнатою – за богатым.

Кладут под подушку хлеб и ножницы (или четырех мастей королей) и по сну заключают о будущем.