— Так отчего он умер? Его акулы разорвали? — спрашивает Тони.

Глава 7

— Скорее всего, от огнестрельного ранения, — отвечает Стив. — Акул привлекла кровь.

— Я бы не хотел, чтобы меня съела акула, — говорит Джон. — Однажды в Португалии меня ужалила медуза. Больно было, жуть.

Капитан Савин сидел в кабинете и задумчиво смотрел в окно. Сумерки окутывали город, отдел опустел, старлей Якубенко и тот ушел час назад, и только он никак не мог решиться покинуть здание РУВД. После заявления старшины Ныркова оперативники побросали недоеденное угощение Митрича и поспешили по названному адресу. По дороге Савин не мог отделаться от мысли, что неопытный старшина что-то перепутал и его сообщение окажется неправдой. Но нет, Александра Ивановна, так звали женщину, занимавшую дачный участок по улице Речной, действительно узнала девушку. И не просто узнала, а призналась, что та снимала у нее комнату на протяжении недели.

— Джйоти, скажи, правда, если медуза ужалила, нужно помочиться на ожог?

Это была настоящая удача, и старшина Нырков просто светился от счастья, что обход по улице Речной выпал именно ему. По дороге Нырков ввел оперативников в курс дела, но, придя на место, Савин решил провести опрос повторно. Александра Ивановна против повторения рассказа не возражала. Девушку с фото звали Инга Ярыгина. Впервые у Александры Ивановны она появилась в июле прошлого года. Адрес ей дала знакомая Александры Ивановны из приемной комиссии театрального института. Покорять театральную Москву Ярыгина приехала из Хабаровска, к тому времени ей исполнилось двадцать три года, и она уже успела пять лет отработать на судостроительном заводе. Как и многие провинциалки, Инга искала жилье на время, отведенное для поступления в институт. В городе в эту пору найти квартиру или хотя бы комнату становилось настоящей проблемой, а Александра Ивановна, будучи женщиной одинокой, была не против компании, да и дополнительный заработок карман не тер.

Доктор исторических наук кивает:

— Да. Моча нейтрализует токсины.

В театральный не поступила, но в Хабаровск не вернулась. В разговорах с Александрой Ивановной Инга упоминала, что после смерти матери в родном городе ее никто не ждет и что лучше попытать счастья в столице, чем прозябать в одиночестве на краю земли. Вещи свои Инга забрала еще до окончания вступительных экзаменов. Сказала, что нашла работу сиделки с проживанием. Александра Ивановна за девушку порадовалась, ведь не каждому так везет: приехать в Москву и сразу получить и кров, и стол, и зарплату. Еще раз Александра Ивановна встретила девушку в сентябре. Александра Ивановна шла с электрички, а Инга прогуливалась по дорожке, ведущей к поселку. Женщина радостно приветствовала Ингу, и та вроде тоже была рада ее видеть. Тогда-то она и рассказала о провале на экзаменах, но заверила женщину, что не унывает и что у нее все отлично. Еще она сказала, что скоро выйдет замуж и станет настоящей москвичкой, однако имя избранника не назвала и о том, что делает в поселке, не сказала. Но женщина особо и не настаивала. На этом встреча закончилась.

— А кто его застрелил? — интересуется Джон.

Стив пожимает плечами:

Савин, естественно, удивился, почему в прошлом году, когда на пляже нашли девушку, Александра Ивановна не рассказала оперативникам то, что сообщила сейчас. Ответ оказался до банальности прост: женщина на шесть месяцев покидала поселок и о погибшей девушке не знала. Делала она это каждый год. Первого октября она уезжала в Тверь, где работала гардеробщицей, и возвращалась в поселок только первого мая. Больше женщина ничего добавить не могла, но и того, что узнали оперативники, было достаточно.

— Спрошу у Эми, она должна знать.

Оставив Ныркова и Якубенко продолжать опрос жителей поселка, Савин поехал в Школу-студию им. Немировича-Данченко при МХАТе им. Чехова, благо Александра Ивановна знала точно, где сдавала вступительные экзамены Инга Ярыгина. Надежды на то, что там он получит полезную информацию, почти не было, но Савин не привык делать дело наполовину. Поездка оказалась напрасной: никто из членов комиссии Ярыгину не помнил, а опрос студентов, поступивших для обучения в прошлом году, оказался невозможным, так как до сентября все они разъехались по домам.

Эми всегда с удовольствием говорит об убийствах. На взгляд Стива, даже с чрезмерным удовольствием. Они никогда не обсуждали ее детство, но он сумел кое-что разузнать, а о чем-то догадался. Судя по всему, насилие присутствовало в ее жизни всегда. Она воспринимает его так спокойно, что Стиву становится грустно.

Из МХАТа он вернулся в отдел и отправился на доклад к майору Кошлову. Ему требовалось получить повестки на тех свидетелей, которые отказались сотрудничать на месте. Так как по правилам подобные повестки выписывал следователь, а Фарафонтова с дела уже сняли, Савину необходимо было выяснить, как поступать. Выслушав доклад, Кошлов набрал внутренний номер телефона следователя Чижова и лично попросил его выполнить просьбу Савина. Получив добро на вызов свидетелей по повестке, Савин вернулся в кабинет.

Там он связался с Главным управлением МВД города Хабаровска. Объяснив ситуацию, он попросил посодействовать в поисках сведений о девушке. К пяти часам на столе у Савина лежал отчет хабаровских коллег, который доказывал: девушка, найденная на пляже в поселке «Красный бор», является Ингой Ярыгиной. Почти в это же время в отдел подтянулись Якубенко и Нырков и доложили, что дальнейший опрос жителей поселка никаких полезных сведений не дал. Отпустив Ныркова, оперативники занялись систематизацией полученных данных.

— И как Эми работается с Рози Д’Антонио? — спрашивает Джон.

Узнав историю Ярыгиной, они больше не удивлялись, почему никто ее не искал. Из Хабаровска девушка уехала, не оставив нового адреса, так как сама его не знала. Когда она не вернулась в сентябре, немногочисленные друзья решили, что она осуществила свою мечту, и у них не было повода для беспокойства. В учебное заведение она не поступила, поэтому не имела сокурсников и преподавателей, которые заметили бы ее исчезновение. Коллег по работе у Ярыгиной, судя по всему, тоже не появилось. Даже от Александры Ивановны она ушла, забрав свои вещи, и женщина не могла предположить, что с той случилась беда. Вот как вышло, что в многомиллионной стране человек просто исчез.

— Кажется, она довольна, — отвечает Стив; он рад отвлечься от гнетущих мыслей. — Ей там весело.

Наметив план действий на следующий день, Савин отправил Якубенко отдыхать и теперь, сидя в одиночестве, размышлял над тем, что стало с Ингой после ухода от Александры Ивановны. Женщине она сообщила, что устроилась на работу сиделкой. Правду ли она сказала? Каким образом нашла место? Не связана ли ее смерть с этой работой? И почему она оказалась в поселке, если уже не жила там? В доме Александры Ивановны девушка прожила совсем недолго. Почему? Действительно ли ей повезло подыскать более удобный вариант или была иная причина?

— Еще бы, — кивает Тони. — А я бы с этой Рози замутил, если что.

— Я передам Эми, — говорит Стив. — Спрошу, интересуют ли Рози механики с камнями в почках.

Ответов на вопросы у него не было, оставалось лишь гадать, но это не входило в привычки капитана, поэтому он достал из письменного стола чистый лист и карандаш и начал рисовать схему, которая помогла бы ему более четко представить картину. Этому методу научил его преподаватель в школе милиции, опер с сорокалетним стажем сыскной работы. «Когда заходишь в тупик, – поучал он будущих милиционеров, – лучшего средства, чем грифельный карандаш и девственно-чистый лист бумаги, не найти. Только так разрозненные детали встанут на места, а абстрактные версии обретут форму».

— А ты брал у нее интервью, Джон? — спрашивает Джйоти. — У Рози Д’Антонио?

– Итак, что мы имеем, – как всегда в таких случаях, Савин начал диалог сам с собой. – Мы имеем два убийства. Рассмотрим мотив и возможность.

— Нет, — отвечает Джон. — Мне особо интервью не поручали. Помню, был один парень в Андовере, он написал книгу про лошадей. Я брал у него интервью про жизнь писателя и все такое прочее.

Нарисовав на листе два прямоугольника, Савин вписал в них имена Инги и Ильи.

— А этот Эндрю Фэрбенкс, которого съели акулы, — интересуется Джйоти, — он тоже знаменитость? Я правильно понимаю, Стив?

Сверху над именами он вписал возможные мотивы преступлений. Как ни странно, результат получился почти одинаковым. И Ингу, и Илью могли убить для того, чтобы не допустить огласки определенных действий. Разумеется, если придерживаться выработанной им теории.

— Впервые о нем слышу, — говорит Стив. — Но я современных знаменитостей не знаю.

Далее он вписал фамилии тех, кто так или иначе был связан с убитыми или привлек внимание оперативников при опросе. Под именем Манюхова список получился солидный. Савин внес в него тех, кого упоминал в докладе майору Кошлову, плюс пара фамилий, на которых настоял старший лейтенант Якубенко. Под именем Инги пока значилась одна Александра Ивановна.

Стив снова думает про восемнадцать тысяч подписчиков. Что-то тут не так. Это не его дело, но инстинкт следователя включается автоматически. И агентство в Летчуэрт-Гарден-Сити? Такого просто не может быть. Если бы он по-прежнему занимался расследованием убийств, начал бы искать там. Но он не занимается убийствами, поэтому ничего делать не станет.

Заместителя директора пошивочной мастерской Цыпина, комментатора Бабурина и секретаря партийной ячейки Мелькомбината № 3 Луганцева, которого опрашивал Якубенко, Савин из списка исключил. Комментатор Бабурин отпадал, так как в момент убийства Манюхова его не было в городе. Эту информацию Савин смог проверить не выходя из кабинета. Все, что ему было нужно, это позвонить в авиакомпанию и выяснить, воспользовался ли Бабурин авиабилетом. У секретаря партийной ячейки мелькомбината Луганцева алиби было, что называется, железным. В то время, когда исчез Манюхов, гражданин Луганцев ехал из поселка в Москву в карете скорой помощи. Тяжелый приступ панкреатита, как он сказал Якубенко, подтвердился после звонка в городскую клиническую больницу. Луганцев провел в больнице сутки и никак не мог быть причастным к смерти Манюхова. Цыпина Савин отмел по иным причинам: разговор с ним и его супругой произвел на капитана положительное впечатление, и непричастность заместителя директора пошивочной мастерской к смерти Манюхова для Савина казалась очевидной.

— Он из «Инстаграма»^◊, — говорит Тони, и остальные кивают.

Так как за отправную точку Роман взял предположение, что на снимке, найденном у Ильи Манюхова, Инга изображена именно с убийцей, что подкреплялось словами Зюзи, который слышал, как девушка угрожала мужчине, ему пришлось убрать из списка еще троих. Приметы убийцы соответствовали следующим критериям: среднего роста, крепкого телосложения, с короткой стрижкой, возраст от сорока до пятидесяти пяти лет, носит дорогие костюмы классического кроя. Всех, кто не подходил под это описание, Савин вычеркнул без раздумья. В результате остались всего пять фамилий. Теперь Савину предстояло пройтись по списку и попытаться «вписать» каждого подозреваемого в общую картину преступления и посмотреть, что из этого выйдет. Кроме того, следовало помнить: тот, кто убил девушку, тот же расправился и с фотографом. Следовательно, у кандидата на роль убийцы должна была быть возможность встретиться с фотографом Манюховым в ночь с воскресенья на понедельник.

Официантка приносит еду и ставит на стойку. Два пастушьих пирога, рыба в пивном кляре с жареной картошкой, баранья рулька. Они всегда заказывают одно и то же. Тони берет приборы и салфетки из жестянки в конце стойки и раздает друзьям.

— На парковке всю ночь стояла голубая машина, Стив, — рассказывает Джон и затыкает салфетку за шиворот, как слюнявчик. — Непонятно, откуда она взялась.

Напротив фамилии сотрудника милиции Арутюняна Савин решил поставить знак вопроса. Его отказ от сотрудничества настораживал Савина, хотя он допускал, что такая реакция продиктована всего лишь дурным характером. И все же вычеркивать Арутюняна из числа подозреваемых он не стал.

— Видел, — кивает Стив и зачерпывает вилкой пастуший пирог.

— А под сиденьем — пакетик из «Греггс», — продолжает Тони. — Значит, не местный. Я рассказывал про свои мусорные баки?

Фамилию актера МХАТа Стрельчикова Савин выделил особо. Тому было несколько причин. Во-первых, Стрельчиков работал в театре, при котором располагалась Школа-студия. В эту студию Инга подавала документы на поступление, следовательно, у Стрельчикова была возможность познакомиться с девушкой. Во-вторых, супруга актера имела слабое здоровье, и это давало повод считать, что Стрельчиков мог предложить Инге работу сиделки. В этом случае все складывалось весьма гладко. Приехав в Москву, Инга знакомится со Стрельчиковым, тот предлагает ей ухаживать за супругой, и она соглашается. В какой-то момент их отношения выходят за рамки деловых и между ними начинается роман. Стрельчикова все устраивает, но Инга хочет большего, и она угрожает тем, что расскажет об их связи супруге актера. Тогда, опасаясь разоблачения, Стрельчиков избавляется от Инги. И тут в дело вступает фотограф. В причастность актера Савин не слишком верил, но, прежде чем отмести эту версию, ему предстояло проверить алиби актера на момент убийства Манюхова. Слова Стрельчикова о том, что он все рассказал супруге, ничем не подтверждены, так что версия вполне имеет право на жизнь.

— Нет. — Стив подает сигнал бармену, заказывая вторую кружку пива.

По той же причине Савин включил в список подозреваемых еще одного кандидата, предложенного старлеем Якубенко. Администратор Малого театра Константин Ануфриев привлек внимание не только тем, что принадлежал к театральной среде, куда стремилась попасть Инга, но и тем, что во время опроса вел себя более чем странно. Когда старлей протянул ему фотоснимки девушки и фотографа, Ануфриев решительно отказался смотреть на них. Он заявил, что рассматривать покойников означает навлекать на себя гнев духа мертвых. Несмотря на настойчивость старлея, ему так и не удалось заставить Ануфриева взглянуть на фото. При этом он сильно нервничал и на вопросы отвечал невпопад. Якубенко же считал, что Ануфриев намеренно изображал из себя придурковатого, чтобы запутать следствие. И хоть на пленках Манюхова гражданина Ануфриева они не обнаружили, да и приметам подозреваемого он отвечал только частично, решено было проверить его алиби и на момент убийства Инги, и на момент убийства Ильи.

— Кто-то подбрасывает в них мусор, — говорит Тони. — С вечера выставляю бак для стекла, а утром просыпаюсь и вижу, что кто-то выбросил в него коробки из-под пиццы и всякую всячину. С этим можно что-то сделать?

А вот гражданина Плотникова из общей массы Савин выделил, потому что в первый момент он заявил, что Илья Манюхов ему знаком, но потом вдруг пошел на попятный. Обознался, так он объяснил причину, по которой изменил показания. Савин ему не поверил ни на грош и решил непременно проверить его алиби.

Стив задумывается.

Пятым в список был внесен реставратор из Третьяковской галереи Майков. Он идеально подходил под приметы, даже строгий классический костюм присутствовал, и у него, на взгляд Савина, были серьезные причины избавиться от фотографа Манюхова. Во время беседы он вел себя вызывающе, и Роман сделал вывод, что такой человек легко мог выйти из себя. Главной проблемой капитан видел то, что его предпочтения никак не вязались с личностью Инги Ярыгиной. И все же проверить его алиби было не лишним.

— А можно я пригоню машину после обеда? Сцепление барахлит. Тогда и обсудим твои мусорные баки.

Пробежавшись по списку, Савин недовольно поморщился. Столько трудов, а чувства удовлетворения так и не было. Видимо, метод старого сыщика на этот раз дал промашку.

— Спасибо, Стив. Ты настоящий друг. Слышал, что можно поймать хулиганов с помощью дверного звонка. Может, попробуем?

– Нет, результат мне совершенно не нравится. Что-то я упускаю, что-то важное, что сдвинет расследование с мертвой точки. А пока все подозреваемые в списке выглядят ненатурально. Слишком они инертные, слишком изнеженные жизнью, чтобы решиться на преступление. Кроме, пожалуй, реставратора.

— Идеально, — соглашается Стив. — Пока ты чинишь сцепление, я просмотрю запись.

Савин смотрел на исписанный лист бумаги: к прямоугольнику с именем «Инга» шли всего две линии. С ним соединялись фамилии театралов Стрельчикова и Ануфриева. Подумав, Савин провел еще одну линию, от фамилии Арутюняна. При жизни Инга выглядела привлекательно – блондинка со стройной фигурой и наивным взглядом. Почему бы распутнику Арутюняну не заинтересоваться ею? Надо только понять, каким образом они могли встретиться, и версия обретет новое направление. Чуть помедлив, Савин написал над стрелкой: подходящий типаж. И поставил жирный вопросительный знак.

— Какую запись?

Снова пробежал список глазами. Лист под именем Инги выглядел до безобразия пустым. Там значилось «Александра Ивановна» и больше ничего. «Должно быть еще что-то, – размышлял Савин. – Что-то, что я видел или слышал. Только вот что? Возможно, следует еще раз пообщаться с Александрой Ивановной. Порасспросить ее, с кем из поселка она водит дружбу. Быть может, тогда найдутся люди, которые могли встретиться с Ингой у Александры Ивановны».

— Запись с камеры на дверном звонке, — объясняет Стив. — Ее можно скачать.

Он понимал, что надежды на это мало: Александра Ивановна не входила в число состоятельных людей. В среде дачников поселка «Красный бор» она оказалась по чистой случайности. Стечение обстоятельств, как сама она выразилась. Участок вместе с домом принадлежал не ей, а ее двоюродной сестре, которая вот уже десять лет как кочевала с мужем-военным по гарнизонам. В Москву они наведывались очень редко, но продавать дачу не хотели. Для общего удобства сестры договорились, что Александра Ивановна будет поддерживать дом и участок в достойном виде до тех пор, пока не вернется сестра с мужем. Ну или пока ей самой не надоест.

— На моем звонке камера?

– И все же десять лет – срок немалый, – вслух произнес Савин. – За это время хотя бы с ближайшими соседями должен был наладиться контакт.

— А какой у тебя звонок, Тони?

— Без понятия, — отвечает Тони. — Тот же, что был в тысяча девятьсот восемьдесят пятом. Как дом купил, так его и не менял.

Он перевернул лист бумаги и написал: определить круг соседей, выяснить насчет знакомства с лицами из списка, встретиться с женщиной, которая направила Ингу в поселок. Отложив ручку, он прочитал последнюю фразу и остался ею доволен. В этот момент дверь в кабинет приоткрылась и показалась голова дежурного. В эту ночь дежурил старший лейтенант Тришкин, с которым Савин был почти незнаком.

— Ясно, — говорит Стив. — А как, по-твоему, ловят преступников с помощью дверного звонка? Просто интересно.

– Товарищ капитан, вы домой собираетесь? Мне журнал заполнять, а вашего ключа на месте нет. – Слова из Тришкина вылетали быстро, как из пулемета. – Товарищ начальник, подполковник Шибайло, очень строго за журналом следит, все записи проверяет. Так вот я хотел узнать, пойдете вы сегодня домой? Ставить мне отметку о том, что ключ сдан, или оставить графу пустой?

— Снимают отпечатки, — предполагает Тони.

– Да, да, Тришкин, ухожу.

Стив кивает. Недаром Тони единственный из них четырех не участвует в викторине.

– Так мне ключ забрать или сами принесете?

— А что он там делал? — интересуется Джон.

– Иди, Тришкин, я скоро.

– Лучше я здесь подожду, а то вы опять заработаетесь. – Тришкин открыл дверь чуть шире, собираясь войти.

— Кто? — спрашивает Стив. Иногда за обедом теряется нить разговора.

– Подожди в коридоре, я быстро.

— Да парень с яхты, — говорит Джон. — Которого акулы съели.

Он отложил лист на край стола, убрал папки с текущими делами в сейф, закрыл его на ключ и, поднявшись, направился к выходу. Он дошел до двери и вдруг резко развернулся, подошел к столу, развернул лист, на котором составлял схему, и быстро вписал несколько фраз. Посмотрев на результаты, он удовлетворенно кивнул, прошел к двери, щелкнул выключателем и вышел из кабинета. Закрыв кабинет на ключ, подмигнул дежурному.

— Снимался в рекламе, — отвечает Стив. — Он туда специально прилетел сняться в ролике энергетического напитка «Свежачок».

– Пойдем, Тришкин, будем вносить запись в журнал, которым так сильно интересуется подполковник Шибайло, – шутливым тоном произнес он.

— Ты бы сразу раскрыл это дело, — заявляет Джйоти.

— Ну уж нет. Я убийствами больше не занимаюсь.

– Давно пора, товарищ капитан, – чуть фамильярно проговорил Тришкин. – Без четверти одиннадцать. Вам хоть на метро? Если на автобус, то вряд ли вы теперь его дождетесь.

Но энергетический напиток «Свежачок» — еще одна нить. При чем тут «Свежачок»? Почему они выбрали именно Эндрю Фэрбенкса для рекламной кампании?

– За меня не переживай, Тришкин. Мне недалеко.

Они сосредоточиваются на еде.

Савин расписался в журнале, сдал ключи и вышел на улицу. Погода стояла тихая, воздух остывал после дневного жара, небо усеяно звездами. Савин с наслаждением втянул воздух в легкие, с шумом выдохнул и двинулся в сторону Красногвардейского бульвара. Вдруг он услышал позади себя шаги, кто-то спешил за ним следом. Савин оглянулся, уличный фонарь едва светил, оставляя бо́льшую часть двора в темноте.

— На яхте нет дверных звонков, — замечает Тони.

– Товарищ капитан! – услышал он знакомый голос. – Подождите.

— Мудрые слова, Тони, — говорит Стив. И верно, в «Пивном бочонке» таких умных разговоров и не жди.

– Нырков, ты что здесь делаешь? – Роман сделал пару шагов назад и увидел, как старшина выходит из тени.

– Здравия желаю, – Нырков поравнялся с капитаном.

– Из дома выгнали или бессонница одолела? – пошутил Савин.

– Я вас ждал, – сообщил Нырков. – Не думал, что вы так задержитесь.

– Нырков, я тебя домой в половине шестого отправил, а сейчас одиннадцать! Ты что, все это время сидел и ждал?

– Так точно, товарищ капитан. – Нырков смущенно улыбнулся. – Вы домой? Разрешите я вас провожу.

– Я не барышня, Нырков, чтобы меня до дома провожать. – Савин посмотрел на старшину и понял, что тот настроен решительно. – Ты зачем ждал-то?

– Разговор есть, – осмелел Нырков, поняв, что капитан не сердится.

– Почему в отдел не зашел? Могли бы в спокойной обстановке поговорить.

– Не хотел вас отвлекать. Вы ведь тоже не от скуки допоздна сидели, верно?

– Верно, Нырков, не от скуки, – согласился Савин. – Ладно, пойдем, куда от тебя денешься.

Какое-то время они шли молча, наслаждаясь тихим вечером. Савин незаметно наблюдал за старшиной, тот шел, сосредоточенно глядя на дорогу, и беззвучно шевелил губами, словно репетировал речь.

– Ну, хватит молчать, – прервал тишину Савин. – Выкладывай, что у тебя на уме.

– Не знаю, важно ли это, – начал Нырков. – Просто посчитал, что стоит поделиться соображениями.

– Посчитал – значит, делись.

– Когда мы были в доме Александры Ивановны, я видел у нее в спальне целую кучу фотографий. – Нырков бросил взгляд на капитана, но тот молчал, и он продолжил: – Ведь мы же искали тех, кто знаком с фотографом, вот я и подумал, что, если это он делал фотографии для Александры Ивановны?

– Ты что же, не предъявил ей фото Манюхова? – Савин нахмурился.

– Не предъявил. Об этом я и хотел сообщить. – Нырков сконфузился и принялся оправдываться: – Когда она сказала, что знает девушку, я про остальное забыл. Так обрадовался, что Манюхов у меня из головы вылетел. А потом прокручивал в голове события, вспомнил про все эти снимки, и меня как кипятком обдало: фото Манюхова я ей не предъявил!

– И ради этого ты прождал пять часов? Напрасная трата времени, Нырков. То, что не показал снимок Манюхова, не критично. Завтра с утра поедешь и исправишь оплошность. А вот что вместо отдыха сидел столько времени в засаде – поступок глупый и незрелый.

– Я понимаю, товарищ капитан. – Нырков приуныл. – Надо было вызвать вас и рассказать. Глядишь, и сегодня бы успел все исправить. Электрички до «Красного бора» допоздна ходят.

– Незачем по ночам людей беспокоить. Нам все равно снова туда возвращаться, так что Александра Ивановна от нас не убежит. – Савин взглянул на часы. – Ты как до дома собираешься добираться? Время позднее.

– У меня друг недалеко живет, к нему напрошусь. – Нырков немного помолчал, потом осторожно спросил: – Товарищ капитан, вы позволите мне продолжить расследование вместе с вами? Обещаю впредь быть внимательнее.

– Приходи завтра к восьми утра в РУВД. Уверен, работа для тебя найдется.



– Спасибо, товарищ капитан! Я не подведу, не сомневайтесь. – Глаза Ныркова радостно заблестели. – Тогда я пошел?



– Иди, Нырков, и смотри не опаздывай. Я этого не люблю.



– Доброй ночи, товарищ капитан! – Нырков махнул рукой и бегом припустил в обратную сторону. – До завтра!



Роман улыбнулся, проводил старшину взглядом и зашагал прочь.



* * *





На следующее утро в отдел капитан Савин пришел в восемь двадцать. Просидев накануне допоздна, он не услышал будильник и проспал. Проснулся от лая соседской собаки, посмотрел на часы и чертыхнулся. Собравшись в считаные минуты, он выскочил из дома, даже не позавтракав. «Вот ведь незадача. Вчера предупреждал Ныркова, как не люблю опоздания, а сегодня сам отличился», – досадовал он. Выбрав кратчайший путь, он почти бежал и все равно пришел самым последним. Даже старлей Якубенко, любитель понежиться в постели, и тот, несмотря на субботний день, уже восседал за рабочим столом.



11

– Прошу прощения за опоздание, – поспешно извинился Савин, входя в кабинет. – Будильник не прозвенел.

— Сначала убили женщину, Беллу Санчес, — рассказывает Эми, потягивая джин-тоник через крученую соломинку и прикрывая глаза от палящего южнокаролинского солнца. — Клиентка «Максимальной защиты». Я видела ее в «Реальных домохозяйках Чешира», потом в «Чеширских разводах», в «Свиданиях со знаменитостями» и в «Реальных домохозяйках Чешира», второй сезон.

– Видимо, потому что ты забыл его завести. – Якубенко откинулся на спинку стула и широко улыбнулся: – А вообще полезно иногда побыть в моей шкуре. По крайней мере, теперь ты понимаешь, как я себя чувствую, когда прихожу последним.

— Вот это карьера, — присвистывает Рози. — Она мне уже нравится.

– Ныркова еще не было? Он собирался присоединиться к нам сегодня, – окинув взглядом кабинет, спросил Савин. Втайне он надеялся, что парнишка тоже опоздает.

— Она полетела на Сент-Люсию, вроде сниматься в рекламе. Надо было просто написать пост в соцсетях, а платят за это целое состояние.

– Как же не было? Он здесь с семи утра, если верить словам дежурного, – улыбка на лице Якубенко расползлась еще шире. – Надеялся, хоть перед ним извиняться не придется? Напрасные надежды. Товарищ старшина еще и завтрак нам приготовил!

— У нее миллионы подписчиков? — спрашивает Рози. — Мой «Инстаграм»^◊ ведет кто-то в издательстве. Наверное, это к лучшему. Если бы с утра я сама стала вести аккаунт, к обеду меня бы отменили.

– Какой завтрак? – Савин удивленно округлил глаза. – И с какой стати?

– Просто парню нравится облегчать людям жизнь. – Якубенко указал на тумбочку, заставленную свертками. – Сказал: мать его друга, у которого он провел прошедшую ночь, работает в кондитерской и кое-что дала ему с собой. Не хочешь взглянуть?

— Без понятия, — отвечает Эми. — Достаточно, наверное, чтобы с ней захотели подписать контракт.

– Сам-то он где? – Савин проигнорировал вопрос напарника.

— Хорошее название для книги. «К обеду меня бы отменили», — размышляет Рози. — Про убийцу, который работает только по утрам или что-то в этом роде. А я в восьмидесятых рекламировала «Дюбонне»10. Его еще производят?

– Пошел добывать кипяток. Наш кипятильник приказал долго жить, – объяснил Якубенко. – А ты, я смотрю, времени даром не терял?

— Увы, не знаю, — отвечает Эми. — Вы дадите мне рассказать об убийстве или нет?

Он помахал в воздухе листком бумаги, на котором Савин составлял схему.

Рози жестом приглашает Эми продолжать.

– И кто только тебя научил хватать документы с чужого стола? – беззлобно проворчал Савин, забирая листок бумаги у товарища.

— Я просто пытаюсь разузнать детали, дорогая.

– Так любопытно же! Я пришел, никого нет, а он есть, – зубоскалил Якубенко. – Что мне оставалось? Надо же мне было как-то время скоротать. Между прочим, хорошая работа. Кстати, насчет Арутюняна я с тобой согласен. Вызвать на допрос его, может, и стоит, чтобы спесь немного сбить, но вряд ли он наш человек. Будь собеседник Инги армянин, Манюхов обязательно упомянул бы об этом.

— Итак, она приехала в отель на Сент-Люсии, — рассказывает Эми. — У нее назначена встреча…

– Продолжай. – Савин расположился за столом и внимательно слушал товарища.

– О Стрельчикове мне сложно судить, я с ним не общался. Из того, что рассказывал ты, мне также трудно представить его убийцей. Хотя к нему ведет больше всего ниточек, тут не поспоришь. А вот почему ты внес в список гражданина Пуляевского, совсем непонятно. – Якубенко ткнул пальцем в надпись в нижней части листа.

— С кем?

— Не могу сказать, да это и не мое дело, — говорит Эми. — В общем, у нее была встреча в люксе в пентхаусе. На последнем фото перед смертью она подносит к свету гель для увеличения губ. Она его рекламировала. А потом ее застрелили в голову. Одной пулей.

– Я и сам не до конца понимаю. Вписал его в последнюю минуту, обдумать толком и то не успел. – Савин наморщил лоб, пытаясь освежить в памяти ощущение, которое заставило его вчера вернуться к столу и написать имя Пуляевского на листке. – Понимаешь, я ведь самого Пуляевского даже не видел, разговаривал только с женой. Но что-то в этом разговоре не дает мне покоя. Вчера я сидел здесь и пытался воссоздать разговор целиком, чтобы заново прочувствовать впечатления. Пытался ухватить то, что меня насторожило, но, кроме реакции женщины на фотоснимок девушки, ничего вспомнить не сумел.

— Как Эндрю Фэрбенкса.

– А что не так с реакцией? – поинтересовался Якубенко.

– Да не то чтобы что-то было не так. Не знаю. Кроме ощущений у меня ничего нет, – признался Савин.

— Точно как его. И, как его, ее подвесили вниз головой с балкона, и на следующее утро все ее увидели.

– Попробуем разобраться вместе? Ты опишешь реакцию женщины, а я послушаю, – предложил Якубенко.

— Хм, — задумывается Рози, — вниз головой? Какой театральный жест. И она была клиенткой «Максимальной защиты»?

– Хорошо, давай попробуем. Все равно старшину ждем. – Савин чуть прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться и начал рассказывать: – Эмма, так зовут жену Пуляевского, провела меня в дом, сославшись на недомогание. У нее анемия, и из-за этого она постоянно мерзнет. Мы сидели в большой комнате, она лицом к окну, я спиной. Когда я протянул ей фотографию, она резко встала и подошла к окну. С одной стороны, реакция вполне естественная: женщина просто подошла ближе к свету. Но у меня создалось впечатление, что она не хотела, чтобы я видел ее реакцию. Понимаешь?

— Да, платиновой, — отвечает Эми.

– Вполне логичное предположение, – заметил Якубенко. – Но ведь это не все, верно?

— А я почему не платиновая?

– Не все. Она молчала добрых пять минут, а потом заговорила. Тон звучал резко, и сам характер слов выдавал то, что тему разговора она принимает слишком близко к сердцу.

— Платиновый — наименьший уровень угрозы, — поясняет Эми. — Есть платиновые клиенты, есть платиновые плюс, платиновые «икс эль», платиново-золотые, платиново-бриллиантовые и платиново-платиновые. А вы янтарный клиент, потому что вас хотят убить.

– Поясни, что это значит, – попросил Якубенко.

— А что значит платиновый уровень?

– Она сказала, что девушка ей не знакома, но если она и попала в беду, то сама в этом виновата. Сказала, что знает подобный тип женщин, охочих до чужого счастья. – Савин покачал головой. – Это ее слова, не мои. Но слышать их мне было неприятно. В ее голосе слышалось столько горечи и, пожалуй, гнева. Как думаешь, есть в этом что-то странное?

— Консультация, совет. Базовые проверки безопасности по мере необходимости. Но мы ее не охраняли. У платиновых клиентов не бывает телохранителей.

– Не думаю. Ты говорил, что она не отличается крепким здоровьем, так?

— Эндрю Фэрбенкс тоже был платиновым?

– Да, все верно, – подтвердил Савин.

Эми кивает.

– Возможно, она просто завидует всем молодым и здоровым женщинам. Более привлекательным, более свободным в своих действиях и поступках. Легких и уверенных в себе, полных жизни и надежд на будущее, – выдвинул предположение Якубенко.

— Через месяц после убийства Беллы Санчес еще один платиновый клиент «Максимальной защиты», Марк Гуч, финансовый блогер, летит в Ирландию.

— Ой-ой.

– Не знаю, – с сомнением протянул Савин. – Хотя все может быть. Мне показалось, что она слишком утрированно радуется своему замужеству и положению в обществе. Все то время, пока я был в ее доме, она нахваливала своего мужа, то, как он о ней заботится, как старается во всем угодить и побаловать. Но в словах мне послышалась фальшь. Как будто она сама себя пыталась в этом убедить или, что более вероятно, убедить меня в том, чего нет на самом деле. Словно она боится, чтобы люди узнали о том, что ее брак не идеален.

— Летит рекламировать винный бренд «Панк уайн» на виноградник в графство Корк.

– Боится оказаться не на высоте? И ты думаешь, что совершить преступление могла сама Эмма?

— Виноградник в Ирландии?

– Не знаю. – Савин помолчал, прежде чем добавить: – Скорее нет, чем да. И все же мне хочется встретиться с Эммой еще раз, а заодно побеседовать с ее мужем.

— Глобальное потепление.

– Собираешься снова ехать в «Красный бор»?

— И он тоже делает предсмертное фото?

– Придется, Саня. Мы там еще однозначно не закончили. Вчера Нырков на радостях не показал Александре Ивановне фотографию Манюхова. Мелочь, но эта мелочь может смазать всю картину расследования. Да и у меня к ней есть пара вопросов.

— Он тоже делает предсмертное фото, — подтверждает Эми. — Сидя на дереве, голый по пояс, пьет вино из баклажки. Через час находят его тело.

Договорить Савин не успел: дверь кабинета открылась, и вошел старшина Нырков. Он нес алюминиевый электрочайник, из носика шел пар, возвещая о том, что с поставленной задачей Нырков справился. Увидев Савина, он просиял.

– Товарищ капитан, доброе утро! А мы тут с Саней решили чайку сварганить. Вы не возражаете? – Он поставил чайник на тумбочку, рядом со стаканами.

— Дай угадаю: его подвесили к дереву вниз головой?

– Не возражаю, Нырков. – Савин отметил, что старлея Якубенко старшина назвал по имени, но не стал акцентировать на этом внимание. – С удовольствием к вам присоединюсь, я сегодня без завтрака.

— Прибили к стволу, — отвечает Эми.

– Вот и хорошо. Сейчас я все организую, – засуетился Нырков.

— Для разнообразия, — кивает Рози. — Но, кажется, я поняла. Три смерти, все связаны; отличная завязка истории. А какую роль в этом играешь ты? Героя или злодея?

Пока старшина разливал кипяток по стаканам и раскладывал на вощеной бумаге угощения, Савин успел освежить в памяти вчерашние записи. Подкрепившись сдобными булочками с начинкой, оперативники вернулись к работе.

— Эндрю Фэрбенкса убили в восьмидесяти километрах отсюда, — говорит Эми.

— Около того, — соглашается Рози. — И?

– Нужно определиться, как лучше выстроить работу, чтобы дело двигалось быстрее. – Савин взял листок бумаги со схемой. – Думаю, начать лучше с Ануфриева и Плотникова. Они меньше всего вызывают подозрения, и все, что нам от них нужно, это выяснить, где они находились в воскресенье, и по возможности узнать, что они делали в сентябре прошлого года. Для начала соберем сведения, потом будем проверять.

— А когда убили Беллу Санчес, я тоже была на Сент-Люсии.

– Согласен, так будет продуктивнее, – сказал Якубенко. – Только давай поменяемся. С Ануфриевым поговорю я, а ты возьмешь на себя Плотникова. Тогда у нас обоих будет более четкое представление о том, чем дышат эти ребята.

– Отлично. Арутюняна, как и говорили, оставим напоследок. А вот с Майковым лучше побеседовать сегодня. Саня, возьмешь его на себя? Быть может, с тобой он будет более откровенным, – предложил Савин.

— Ага, — отвечает Рози. — Значит, ты все-таки не герой?

– Легко, – согласился Якубенко.

— Я была примерно в часе езды от того места, где нашли ее тело. И тогда подумала, что это странно, но особого значения не придала.

– Тогда так и поступим. В первую очередь Плотников и Ануфриев. Затем ты идешь к Майкову, а я прогуляюсь до Александры Ивановны. Затем встречаемся и идем к Пуляевскому. Хочу, чтобы ты взглянул на Эмму.

— А что ты делала на Сент-Люсии?

– А что должен делать я? – растерянно спросил Нырков.

— Охраняла одного музыканта.

– Ты будешь со мной, – ответил Савин. – Посмотришь, из чего состоит работа оперативника.

— Какого?

Больше вопросов для обсуждения не осталось, и оперативники покинули кабинет. На улице их ждал жигуленок Митрича, Савин еще с вечера предупредил водителя, что намечается сверхурочная работа, поэтому водитель прибыл в отдел к восьми и уже успел подготовить машину. Работа в выходные Митрича не напрягала и даже поднимала настроение, рождая осознание собственной важности, но только не сегодня. Утром он проснулся с зубной болью, попытки избавиться от боли таблетками не помогли, и теперь он сидел на водительском месте и то и дело прикладывал руку к челюсти.

– Проблемы, Митрич? – вместо приветствия произнес Савин.

— Неважно, — отвечает Эми. — Но я…

– Зуб, будь он неладен. – Митрич жалобно застонал. – Три таблетки проглотил, и все без толку.

— Да ладно тебе, скажи.

— Не могу, вы же знаете.

– Может, к зубному сходишь? Здесь недалеко стоматология, дежурный кабинет работает круглосуточно, – предложил Савин.

— Так, значит… Сначала говоришь, что тебе нужна моя помощь, а потом не хочешь рассказывать.

— Ладно, ладно. Я была с Элтоном Джоном, — признается Эми. — Теперь можем мы…

– Ну уж нет! К этим мясникам я не пойду! Им бы только людей кромсать. Повыдерут последние зубы, чем я жевать буду? Надо мной и так внучка смеется, говорит: деда Митич шамкает. Ей от роду три года, сама половину букв не выговаривает, а туда же! Нет, Роман, я лучше с вами покатаюсь, авось отвлекусь и пройдет боль.

— Ох, мы с Элтоном в свое время так веселились… — Рози пускается в воспоминания. — Он умел веселиться. Сейчас немного успокоился, но с возрастом все успокаиваются. Он тебе понравился?

– Как скажешь. – Савин не стал настаивать. – Тогда грузимся, и в «Красный бор».

— Да, — отвечает Эми.

Якубенко занял место возле водителя, Савин и Нырков устроились сзади, Митрич завел двигатель, и автомобиль покатил по дороге. Приехав в «Красный бор», условились, что Митрич, как и в прошлый раз, будет ждать возвращения оперативников у продуктового магазина, и разошлись каждый по своему адресу.

— Кто тебе больше нравится — он или я?

— В данный момент — он, — отвечает Эми.

С Плотниковым старлей Якубенко разобрался быстро. В этот день Плотников ждал гостей, поэтому появление представителя правоохранительных органов его не обрадовало. Его супруга хлопотала на кухне, а сам Плотников занимался расстановкой мебели под старой, давно не плодоносящей яблоней. Поначалу он, как и прежде, сказал, что не знаком с фотографом Манюховым, но, когда Якубенко заявил, что готов провести у него во дворе весь день, лишь бы получить нужную информацию, сдался. Он заявил, что несколько лет назад приглашал фотографа для съемки семейных фото. Снимки тот сделал безупречно, но слишком назойливо лез в семейные дела. В частности, он пытался выведать, чем Плотников зарабатывает на жизнь, и это ему, начальнику инкассаторской службы московского банка, показалось совершенно неуместным, поэтому он свел отношения с фотографом к минимуму и больше в свой дом его не приглашал. В сентябре прошлого года, когда погибла Инга Ярыгина, Плотников со всей семьей находился на даче, подтвердить это могли лишь родственники. А вот на воскресенье у него было железное алиби. На прошлой неделе он с женой и дочерью ездил к теще в Казань, вернулись они только в понедельник в полдень и всю ночь провели в поезде. Проверить алиби не составляло труда, поэтому Якубенко со спокойной совестью от Плотникова ушел.

— Ладно. Продолжай. Итак, ты оказалась рядом уже с двумя трупами…

К реставратору Майкову Якубенко пришел в десять тридцать. Оказалось, что в это время служитель богемной профессии еще спит. Якубенко с трудом удалось разбудить Майкова и убедить впустить в дом. Бумага, требующая от Майкова явиться в Краснопресненский РУВД в качестве свидетеля, реставратора только разозлила.

— И угадайте, где я была, когда обнаружили Марка Гуча?

– Вы в своем уме, товарищ? С какого бока я свидетель? Чему я свидетель? – не успев толком проснуться, принялся возмущаться Майков. – Это форменное безобразие!

— Рядом? — предполагает Рози.

– Давайте не будем развлекать соседей, – миролюбивым тоном произнес Якубенко. – Наверняка про вас и так ходит много сплетен, так что давайте пройдем в дом, выпьем по чашечке крепкого чая и спокойно поговорим.

— Рядом, — кивает Эми.

– А вы куда любезнее того хлыща, что приходил вчера, – изумленно произнес Майков. – Проходите в дом, только не обращайте внимания на беспорядок. Вчера у меня были гости.

— И у тебя в руках был молоток с гвоздями?

– Нам ли, холостякам, заботиться о порядке? – Якубенко мысленно усмехнулся и вошел в дом следом за хозяином.

— Я была в Дублине.

– Кофе или все-таки чай? – спросил Майков.

— С Боно?

– Лучше чай, – ответил Якубенко. – Привычнее.

— Нет, с мужем. Примерно в часе лету на вертолете.

– Да, с привычками не поспоришь. Я вот жизни не представляю без утренней чашки кофе. Правда, сейчас достать приличный напиток не так-то просто.

— У меня есть вертолет, — говорит Рози. — Кажется. Точно помню, покупала. Самолет у меня точно был.

Он налил в электрический чайник воду из эмалированного ведра, включил штепсель в розетку и взялся за чашки. Тонкий фарфор, расписанный под гжель, выглядел элегантно. Майков всыпал пару чайных ложек чая в заварной чайник от того же сервиза, рядом поставил сахарницу. Из холодильника достал молоко в стеклянной бутылке и блюдечко с нарезанным ломтиками лимоном.

— Тут у меня уже началась паранойя. Сначала Белла Санчес, теперь Марк Гуч. Возможно, совпадение, но я заподозрила, что что-то не так.

– Завтрак не предлагаю, вчерашние гости смели все под чистую, – блаженно улыбаясь, произнес Майков. – Ваш товарищ успел рассказать вам о моих гостях?

— А потом я прочла тебе заметку про Эндрю Фэрбенкса.

– О гостьях? – поправил Якубенко. – Рассказал. Нам без этого нельзя, иначе работа встанет.

— Три убийства, три наших клиента, и всякий раз я поблизости. Кто-то явно пытается связать меня с этими убийствами.

– Без чего нельзя? Сплетни не разносить? – съязвил Майков.

— Не могу не спросить: а это не ты их убила? — уточняет Рози. — Говори правду, я все пойму. Жить в капитализме непросто. Всякий может сорваться.

– Кому сплетни, а кому оперативные данные, – снова поправил Якубенко. – Ну да шут с ними, с гостьями. Как мужчина мужчину я вас прекрасно понимаю. Вы вольная птица, ни детей, ни жены, так почему бы не развлечься так, как вам нравится? Общественный порядок вы не нарушаете, а тем, кто заглядывает в чужие окна, должно быть стыдно.

— Я их не убивала.

— Или, может, тебе заплатили? — продолжает расспрашивать Рози. — За инсайдерскую информацию. То есть курок спустила не ты, но твои руки в крови? За приличную сумму?

– Вот-вот, я так ему и сказал. – Слова Якубенко обрадовали реставратора. – Нечего, говорю, по чужим окнам шариться, тогда и этические чувства ничто не заденет! А мусор собирать большого ума не надо.

— А что подсказывает вам инстинкт, Рози?

— О, я знаю, что ты не убивала, — отвечает Рози. — Человек с такими ушами не способен на хладнокровное убийство. Значит, кто-то пытается тебя подставить и свалить на тебя три трупа?

Эми качает головой. Она сама не знает, что творится. Подает сигнал телефон. Она смотрит на Рози.

— Джефф пишет.

— Начальник?

– Ну зачем же так? Товарищ капитан всего лишь выполнял свою работу, а не «собирал мусор», как вы выразились. – Якубенко осуждающе покачал головой.

Эми кивает и читает сообщение.

– Какой капитан? – Майков удивленно воззрился на старлея.

– Так вы не о нем?





– Нет, конечно! О фотографе. Он раза три ко мне приходил со своими картинками. Все грозил, что вывесит их на центральных дверях Третьяковки. Каков наглец! Но я ему не поддался. Знаете, в моей жизни мало чего стоящего есть, но работа – это святое. Я не боялся, что он осуществит свою угрозу, никто ему такого не позволит, но сам факт, что этот недочеловек осмелился даже подумать о том, чтобы осквернить храм искусства! Такого я стерпеть не мог.

Помнишь Франсуа Любе? Он за этим стоит, и мы оба влипли. Возвращайся в Лондон. Все обсудим. Береги себя.

– Согласен с вами полностью, – поддакнул Якубенко, желая подогреть откровенность реставратора.

Франсуа Любе. Контрабанда налички. Они охраняли женщину, которая на него работала. Хэнк тогда рвал и метал, что они согласились работать на знаменитого преступника. Тогда-то они с Джеффом и поссорились.