– Не вижу препятствий, – заверила гувернантка.

Лежать Штефану было удобно, но он сразу же понял, что руки и ноги у него связаны. Он открыл глаза. Машина ехала на средней скорости. Он лежал на заднем сиденье, и на поворотах его почти не качало. Должно быть, он оказался в дорогом автомобиле, возможно, немецком. Воспоминания нахлынули вспышками. В душе пробудился гнев. Последнее, что он помнил, – Петер хватает его за шею…

Он попытался сесть. Его голландский приятель был за рулем.

В игровой комнате хранился деревянный корабль, который бороздил океаны, – для чего Финли корпел над картой, попутно узнавая о континентах, островах и их обитателях. Миссис Норидж полагала, что лучше всего запоминается то, во что с упоением играют.

– Что мы забыли в этой машине? – зло поинтересовался Штефан. – И куда ты меня везешь?

– Смалкотты утомительны, – устало бросила Реджина, поднимаясь по лестнице. Подол ее светло-лилового платья волочился по ступенькам. – Финли, ступай в свою комнату и переоденься. Через час к нам придут мистер и миссис Флетчер.

– Я тебе все объясню, – спокойно пообещал Петер. – Как ты себя чувствуешь?

Мальчик убежал. Навстречу хозяйке заторопилась горничная, на ходу заправляя волосы под чепец.

Штефан дал волю своему гневу:

– Харлоу, скажи кухарке, чтобы приготовила что-нибудь на скорую руку. У нас будут гости.

– Как я себя чувствую? Можно подумать, ты тут ни при чем! Теперь, конечно, ты объяснишь! Расскажешь, почему я связан и почему ты позволил этим мерзавцам забрать Валерию!

– Но миссис Гроу, слуг дома нет, – растерянно пробормотала Харлоу. – Вы же отпустили их на этот вечер.

– Так было нужно, – лаконично ответил Петер.

– Кусок дерьма! – в бешенстве выкрикнул Штефан.

– Значит, сделай это сама, – отрезала Реджина. – Ты в состоянии порезать ростбиф и выложить на блюдо бисквитный пирог.

Оттолкнувшись от спинки сиденья, он бросился вперед, пытаясь ударить Петера головой. Машину занесло.

Она быстро прошла в гостиную, шурша юбками. Подбородок гневно выпячен вперед, глаза мечут молнии – и даже у Харлоу хватило ума не задавать вопросов рассерженной хозяйке.

– Перестань, – прикрикнул на товарища Петер. – Из-за тебя мы оба погибнем!

Эмма поднялась к себе, размышляя, от кого Реджина узнала о готовящемся обвинении. Она готова была прозакладывать любимую шляпку, что гнев миссис Гроу вызван именно этим. Общество шепчется, что Верити виновна в убийстве? Значит, Реджина пригласит ее в гости. «Стоять наперекор» – вот ее девиз.

Но Штефан не слышал. Он метался, как бешеное животное. Петеру приходилось то и дело с силой его отталкивать, но это не помогало.

Ужин был устроен камерный. Миссис Норидж помогала Харлоу накрывать на стол. Реджина кусала губы и выглядела нервозной.

– Мерзавец! – орал Штефан. – Ты позволил им уйти!

– Мама! Мама! – ныл Финли, трогая ее за руку.

Петер резко ударил по тормозам, шины заскрипели, и автомобиль развернуло поперек дороги. Штефана бросило на приборный щиток, тело его тяжело осело. Петер воспользовался моментом, чтобы припарковать машину на лужайке у дороги. Не теряя спокойствия, он отстегнул ремень безопасности, вышел из автомобиля, обошел его спереди и открыл дверцу со стороны пассажира.

– Прекрати или будешь есть в своей комнате! – прикрикнула мать.

– А теперь, – сердито сказал он, – поговорим серьезно.

– О, прошу тебя, не делай этого! – Тихий мелодичный голос принадлежал Верити Флетчер.

Он схватил компаньона за ворот и вытащил из машины. Ударом ноги закрыв дверцу, он потащил Штефана к растущей неподалеку группе деревьев.

Она вошла в гостиную, за ней Элиот – взъерошенный, с покрасневшими глазами. Финли с радостным возгласом подбежал к гостье.

– Что ты собираешься делать? – спросил потрясенный происходящим Штефан.

– Скоро увидишь, – сердито сверкнул глазами Петер.

– Не понимаю, отчего мы разрешаем ему сидеть за одним столом со взрослыми, – уже спокойнее сказала Реджина. – Это все твое пагубное влияние, дорогая. Здравствуй, Элиот.

Он бросил Штефана, словно мешок, на густую траву. Молодой человек ударился спиной о ствол березы.

Миссис Норидж показалось, что приветствие в адрес мистера Флетчера прозвучало суховато.

– На чьей же ты стороне? – задыхаясь, спросил Штефан.

Верити обняла подругу. Она казалась совершенно безмятежной; на губах ее играла легкая полуулыбка.

Взбудораженный, Петер метался взад-вперед, словно дикий зверь в клетке.

– Как я рада быть здесь. – Она огляделась, словно запоминая обстановку комнаты. – Здравствуйте, миссис Норидж. Не наказываете ли вы моего любимца?

– Я не узнаю тебя, – напряженным голосом продолжал Штефан. – После «маркировки» ты сам не свой…

– И поверь мне, с этим не так-то легко смириться, – зло ответил Петер, запуская пальцы в растрепанные волосы.

– Боюсь, такое случается, миссис Флетчер. Но Финли дает все меньше поводов.

Он был напряжен до предела.

Верити Флетчер выглядела бесподобно. Бледно-лавандовое платье подчеркивало голубизну ее глаз. Светлые волосы были зачесаны вверх, в них поблескивали шпильки с мелким жемчугом. Рядом с Элиотом и Реджиной она казалась совсем хрупкой.

– Отпусти меня, – взмолился Штефан. – Развяжи меня и забудь о моем существовании.

Миссис Норидж находила любопытным тот факт, что субтильная Верити обрела друзей и защитников в людях, каждый из которых был вдвое крупнее ее.

Создавалось впечатление, что в сознании Петера происходит ожесточенная борьба. Он не мог стоять на месте, каждое движение выдавало крайнее напряжение.

Харлоу хлопотала вокруг стола. Реджина, Элиот и Верити завели беседу об Индии. Финли притих и слушал рассказы матери.

– Мне все равно, кто ты, – продолжал настаивать Штефан. – Во имя того, что мы пережили за эти несколько дней, отпусти меня. Я освобожу Валерию, и ты никогда больше о нас не услышишь…

– Перед путешествием в Индию мы с Гербертом были в Китае. И там мне дали прекрасный совет, хоть и весьма приземленный, – сказала Реджина. – «Если хотите вязать, возьмите в Индию серебряные спицы».

Петер стремительно опустился на колени и наставил указательный палец на своего пленника.

– Но почему серебряные? – удивился Элиот.

– Ты никуда не пойдешь, – сказал он, и вдруг глаза его закрылись.

– Все объясняется просто: металлические спицы ржавеют. Этот ужасный климат… Я так и не смогла привыкнуть к нему.

Острая боль пронзила мозг. Петер застонал. Штефан подумал, что его компаньон теряет сознание. Он увидел, что кулаки Петера судорожно сжались.

– В Индии я постоянно болел, – сообщил Финли тоном человека, который хвастается достижениями. – Все боялись, что я умру.

– Штефан, выслушай меня, – попросил Петер.

– Не говори глупостей, – нахмурилась Реджина.

Ожидая худшего, Штефан поспешно кивнул, соглашаясь. Он боялся. Он чувствовал, что его жизнь в опасности. Петер был рядом, очень близко, и такого взгляда, как сейчас, Штефан у него никогда не видел. Все лицо его вдруг переменилось: губы стали тоньше, исчезла присущая юности свежесть. Петер изменился. Он постарел.

– Этот ужасный климат! – Финли воспроизвел интонацию матери. – А здесь я хворал всего два раза!

– Я не знаю точно, что со мной произошло, – начал голландец, – но я чувствую, что эксперимент с пробуждением памяти о предыдущей жизни сработал…

Гувернантка поймала взгляд, которым обменялись Харлоу и Элиот. Это был взгляд людей, объединенных общим секретом.

Страх Штефана перерос в ужас. Он был на грани паники.

Эмма насторожилась.

– В ночь после эксперимента мне снилось много снов, я видел множество образов и картинок. Сначала они казались нереальными, фантастическими. Но теперь я чувствую, что эти образы, эти воспоминания поглощают меня. Мало-помалу они смешиваются с моими собственными воспоминаниями. Память другого человека постепенно прибавляется к моей памяти.

– А вы не были в Индии, миссис Норидж? – обернулся к ней Элиот.

Стефан в ужасе смотрел на компаньона.

– Мне довелось работать там около года, мистер Флетчер.

– До пробуждения этих воспоминаний я не умел вычислять правительственных агентов. Не будь их, я не смог бы сохранить хладнокровие, видя, как уводят Валерию, не смог бы усыпить тебя, нажав на сонную артерию, как мастер боевых искусств…

– Бог мой, да вы полны сюрпризов!

– Кто же ты? – настороженно спросил Штефан.

– Как и каждый из нас, осмелюсь заметить.

Петер встал, с силой растер лицо ладонями и посмотрел Штефану в глаза.

– Что вы имеете в виду? – неожиданно резко спросила Реджина.

– Ты должен верить мне, – сказал он. – Тебе нужно преодолеть свой страх и довериться мне, потому что в противном случае…

– Я полагаю, миссис Гроу, что даже люди, которые кажутся предсказуемыми, способны на самые неожиданные поступки. Мы плохо знаем собственную натуру.

– В противном случае что? – обеспокоенно спросил Штефан.

– Сюрпризы, сюрпризы… – Элиот оглядел стол и позвал горничную, стоявшую возле стены: – Есть ли у вас сюрприз для меня, Харлоу?

– А то, что у меня ничего не получится. Ты не увидишь Валерию, и мы никогда не выпутаемся из этой истории.

Та встрепенулась, по лицу расплылась улыбка:

– Кто ты? – упорствовал Штефан.

– Я не полностью в этом уверен, – с сомнением сказал Петер, – но, по-моему, я – тот, кто преследовал вас двадцать лет тому назад…

– Как не быть, мистер Флетчер!

Штефан ощутил, как по его телу пробежала дрожь. Вдоль позвоночника скатилась капля пота. Он окаменел от неожиданности.

Она исчезла и вскоре вернулась с блюдом, источавшим сильный рыбный запах.

– Ты – агент секретной службы, – прошептал он, не в силах поверить в услышанное. – Ты – «шакал»… Вот почему ты хотел сдаться властям…

– Отыскала у кухарки в погребе. Вас дожидалось!

– Я – Петер. Да, память этого человека слилась с моей памятью, но не разрушила ее. Я не выдал тебя. Ты не имеешь права думать, что я на стороне противника. До этого момента я пользовался опытом другого человека только для того, чтобы нас защитить.

– Сардины? – удивился Финли, вытягивая шею.

Штефан протянул к нему связанные запястья:

– Я питаю к ним слабость, – объяснил Элиот. – Твоя мама знает об этом и держит для меня небольшой запас.

– Если так, развяжи меня. Пока ты еще можешь себя контролировать, отпусти!

Он попробовал сардину и нахмурился. Казалось, ноздри его шевельнулись над блюдом.

– Что-то подсказывает мне, что этот, как ты говоришь, «шакал» не был плохим…

– Что-то не так? – осведомилась Реджина.

– Все замечательно, – торопливо ответил Флетчер.

– Петер, ты несешь чушь! Он – один из тех, кто непрерывно шпионил за Дестрелями, хотел отнять у них их открытие, чтобы использовать его в военных целях! Этот тип подтолкнул Дестрелей к самоубийству!

Миссис Гроу переключилась на его жену:

– Он не делал ничего подобного.

– Дорогая, ты почти ничего не съела. Хочешь бисквит?

– Ты защищаешь его, потому что он – часть тебя, ты себя защищаешь! Кто был этот тип? Как мне теперь тебя называть?

– Благодарю, я сыта. – Верити пересела в кресло.

Что-то странное было в ее отрешенной улыбке и в том, как судорожно она прижимала к себе мальчика. Эта странность витала над всеми, собравшимися в гостиной дома Герберта Гроу. Каждый знал о расследовании, о том, что завтра к миссис Флетчер явится полицейский инспектор – и все же все делали вид, что ничего особенного не происходит. Элиот изо всех сил старался поддерживать разговор. Реджина кусала губы и притворялась заинтересованной. И только Верити выглядела спокойной, даже удовлетворенной.

– Прекрати! Я был и остаюсь Петером. Что до подробностей, то я не успел прочитать статью и поэтому знаю немного. Его звали Фрэнк Гасснер, он был полковником американской армии, служил в Агентстве национальной безопасности.

Штефан выругался.

Да, это был один из самых зловещих ужинов, на которых доводилось присутствовать миссис Норидж. Хотя любой, заглянувший тем вечером к Реджине Гроу, решил бы, что перед ним заурядная добрососедская встреча, сопровождаемая милой, ни к чему не обязывающей болтовней.

– Кто бы ты ни был, развяжи меня! – напустился он на приятеля. – У нас с тобой нет ничего общего! Ты – наш злейший враг!

Эмма замечала, как старательно все участники ужина избегают любого упоминания Патриции Олденбрук. Однако напряжение не рассеивалось. Даже Финли то и дело встревоженно взглядывал на гувернантку.

Петер отвернулся. Штефан извивался на земле, стараясь дотянуться до веревки, которой были связаны его щиколотки.

– С вашего разрешения, выкурю сигару. – Элиот поднялся и вышел на веранду.

Круто повернувшись, Петер подошел к нему и схватил за руки.

Блюдо с сардинами опустело, и Харлоу унесла его.

– Штефан, прекрати! Я не знаю, что со мной происходит. У меня в голове все плывет. Но у меня такое чувство, что эта память не несет в себе ни зла, ни жестокости. Мне нужно еще немного времени, может, еще одна ночь, не знаю… Не усложняй мне жизнь.

В отсутствие Флетчера беседа потекла живее.

– Что? По-твоему, я должен послушно ждать, пока тип, который убил меня двадцать лет назад, перевоплотится, чтобы взяться за старое?

– …твоя мама однажды защитила меня от нападения зловещей собаки, – рассказывала Верити мальчику, а тот слушал, округлив глаза. – Мы с ней прогуливались в сторону холмов, и вдруг, откуда ни возьмись, выскочил огромный пес. Бог мой, что это было за чудовище! Пасть оскалена, с нее свисают клочья пены…

– Я чувствую, что тут совсем другое…

– В жизни не слыхала подобного преувеличения, – с улыбкой заметила Реджина.

– Я не желаю знать, что именно! Валерия далеко, совсем одна и, наверное, умирает от страха. Лучше бы они забрали меня! Мне нужно действовать!

– Я знаю. Именно поэтому ты должен довериться мне. Если ты будешь один, у тебя ничего не получится.

– Он несся прямо на меня! Я оцепенела и ждала только, когда он приблизится, чтобы перегрызть мне горло. Видит бог, мне хотелось, чтобы это случилось поскорее, – до того мне было страшно. И что ты думаешь? Твоя мама хладнокровно дождалась, пока собака окажется рядом, и раскрыла зонтик прямо перед ее мордой.

Но Штефан не слушал. Петер с сокрушенным, но решительным видом покачал головой.

– Обыкновенный зонтик? – замерев, переспросил Финли.

– Ты умеешь быть невыносимым, – пробурчал он.

– Самый обычный зонтик от дождя. Собака, завизжав, бросилась прочь, словно ее высекли кнутом. Какую же мораль ты извлечешь отсюда, мой дорогой?

Петер склонился над своим компаньоном, который лежал, широко открыв глаза от страха. Голландец положил руку ему на шею и точным нажатием снова погрузил его в забытье. Бесчувственный Штефан упал на спину. Петер, как затравленный лис, посмотрел по сторонам, желая убедиться, что вокруг по-прежнему пустынно. Он с сомнением посмотрел на собственную руку, пораженный автоматической точностью своих движений. Ни тени сомнения, ни дрожи в пальцах… И если он не знал, откуда у него эти навыки, Гасснер без труда ответил бы на этот вопрос.

– Я думаю, надо знать слабые места своих врагов, – решил мальчик. – Собака была труслива. Мама использовала это против нее.

Женщины засмеялись.

Глава 23

– Вообще-то я вела к тому, что хладнокровие и выдержка – твои верные помощники в любой ситуации, – сказала Верити.

Реджина насмешливо погладила сына по голове:

– О двух других ничего не слышно?
– Мы просматриваем записи камер наблюдения аэропорта, пытаемся их вычислить.
– Что говорят медиумы?
– Они говорят, что появился новый поток, который им мешает.
– Мы можем заставить их поднапрячься?
– Мы только этим и занимаемся, причем с самого начала. Повысить мотивацию медиумов можно, разве что прикончив одного из них.
– Я об этом подумаю.
– Я пошутил.
– А я – нет.


– У мальчиков мир всегда полон врагов, сколько бы лет им ни было.



– А у девочек – опасностей.

Стюард парома поспешил помочь молодой женщине с ребенком на руках, уронившей ключ от своей каюты. Улучив момент, Петер проскользнул в служебную дверь. Ступая очень осторожно по звенящим металлическим ступенькам, он спустился по лестнице, ведущей на нижнюю палубу, отведенную под автотранспорт. Судно тихонько покачивало. Воспользовавшись системой аварийного отключения, он заставил открыться тяжелую, герметично закрывающуюся дверь.

Дверь приоткрылась, и в гостиную шагнул Элиот.

С первого взгляда миссис Норидж поняла, что что-то не так. Он покачивался, на лбу у него блестели крупные капли пота. Элиот словно попал под дождь. Однако одежда его была сухой.

В машинном отделении, расположенном на той же палубе, легковые автомобили, автофургоны для кемпинга и прицепы стояли плотно друг к Другу. Освещение здесь было минимальным. Юноша пробрался к своему элегантному темно-синему «Роверу». Подойдя к багажнику, он прижался ухом к металлической крышке багажника и стал напряженно прислушиваться, хотя шум двигателей порядком ему мешал. Он достал из кармана ключ и отключил центральный замок, потом положил руку на замок багажника и после недолгого колебания открыл его.

– Дорогой, что случилось? – испуганно спросила Верити, приподнимаясь с кресла.

Там лежал Штефан, опутанный веревками, как палка колбасы, и заботливо обложенный одеялами. Глаза пленника были закрыты.

– Не притворяйся спящим, – сказал ему Петер, держась на безопасном расстоянии. – Твоя уловка не сработает. Если ты снова попытаешься меня ударить, я закрою крышку и ты останешься в багажнике до конца пути.

Элиот слабо махнул рукой:

Штефан открыл глаза:

– Грязный мерзавец!

– Сожалею, старик, но я не могу поступить по-другому.

– Все в порядке. Всего лишь накатила дурнота. – Он вытащил из кармана платок и вытер испарину. Сделал шаг к креслу, но затем явственная гримаса исказила его лицо, и он сдавленно выговорил: – Простите, я вас ненадолго покину…

– Ты мне за это заплатишь!

Элиот вышел, стараясь держаться прямо. Реджина и Верити переглянулись в нерешительности.

– Твоя свобода зависит от тебя. Пока ты выпендриваешься, лежа в багажнике, я делаю все, что в моих силах, ради спасения Валерии.

Штефан посмотрел на свои красные кулаки – в течение многих часов он тарабанил в железную крышку.

– Возможно, надо отвезти его к доктору…

– Я мог задохнуться.

– Это невозможно. Если однажды мне захочется тебя убить, я знаю, как это сделать. Хорошо проветриваемый багажник машины – не лучший способ. Поверь, вот уже два дня у меня есть все необходимые навыки…

– Дождемся, когда твой супруг вернется, – решила Реджина. – Надеюсь, доктор не понадобится.

– Где мы?

– Где-то между Шотландией и Ирландией.

Горничная, собиравшая посуду, уронила вилку. С громким бряцанием та ударилась о блюдо с пирогом и отлетела на пол. Женщины вздрогнули. Харлоу метнула в хозяйку негодующий взгляд и закусила губу.

Петер посмотрел на наручные часы:

– Через два часа мы должны сойти на берег в Белфасте. Там попытаемся сесть на самолет.

– Что ты копаешься? – раздраженно спросила Реджина. – Поживее!

– И сколько времени я еще буду тут лежать?

За то время, что мистер Флетчер отсутствовал, Финли успел оторвать голову картонному драгуну, разрыдаться и успокоиться. Наконец дверь распахнулась, и Элиот, слабо улыбаясь, показался на свет.

– Пока твое поведение будет угрожать провалом нашей миссии.

– Надеюсь, вы не слишком беспокоились…

Впервые за много часов Штефан посмотрел Петеру в глаза:

– Как ты себя чувствуешь?

– Если я пообещаю вести себя спокойно, ты меня развяжешь?

– Благодарю, мне намного лучше.

– Ответ утвердительный.

Остаток вечера прошел без происшествий. Около восьми Элиот взглянул на часы:

Штефан задумался. Он знал – Петер не шутит, обещая продержать его в багажнике еще много часов. Конечно, он не испытывал к новому Петеру доверия, однако и болтаться в этой металлической клетке было невыносимо. Ему становилось дурно при мысли, что крышка багажника снова опустится у него над головой и он останется в темноте, упакованный, как какая-то посылка.

– Дорогая, нам пора! Прогуляемся пешком? Свежий воздух – лучшее лекарство от любых недомоганий.

– Ты объяснишь мне свой план? – спросил он.

Реджина с сыном вызвались проводить их.

– Да, потому что ты мне понадобишься…



– Миссис Норидж, вы составите нам компанию?

Порывистый ветер раскачивал корабль. Желающих прогуляться на палубе было не слишком много. Опершись локтями о леер, Петер смотрел на едва различимый вдалеке берег Ирландии. Штефан растирал запястья, которые сильно болели.

– Еще два дня назад я страдал морской болезнью, – сказал Петер. – Стоило ступить в лодку или на корабль – лицо сразу же зеленело и меня нещадно рвало.

– С удовольствием, миссис Гроу.

– И благодаря тому, другому, это переменилось?

Южный ветер усилился. Светлые сумерки опустились на Эксберри и окрестности, а в небе повис тонкий, как нитка, месяц. Короткий путь вел через поле, засеянное клевером. Над ним в облаках сладкого благоухания купались запоздавшие пчелы.

– Полагаю, что так. Честно говоря, я уже не могу отличить воспоминания моей собственной жизни от его воспоминаний. Это странно, но я ощущаю себя более взрослым и более уравновешенным, что ли. Словно бы Фрэнк передал мне свой жизненный опыт. От одной мысли об этом голова идет кругом…

Финли бежал впереди и сбивал палкой головки цветов. Верити и Реджина следовали за ним, ведя неспешный разговор; отрывки их беседы долетали до Эммы и Элиота, которые из деликатности немного отстали. Впрочем, миссис Норидж понимала, что Элиоту не терпится поговорить с ней.

– Где ты раздобыл машину и деньги, чтобы заплатить за паром?

Так и получилось.

– К моему величайшему стыду, это было довольно просто. Я украл и то и другое в аэропорту Глазго. Я выбрал жертву, и, надо сказать, мое новоприобретенное чутье меня не подвело: у этого типа были при себе наличные и даже немного еды.

– Вы что-нибудь выяснили? – негромко спросил он. – Можете доказать, что Верити невиновна?

Мимо них с криком пролетела чайка. Какие-то секунды они следили глазами за ее полетом.

– Боюсь, вы ждете от меня слишком многого, мистер Флетчер. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы узнать правду. Но и вы должны быть со мной искренни.

– Мне жаль, что так получилось с Валерией, – тихо начал Петер.

– Ну разумеется! Я расскажу вам обо всем, что вы пожелаете знать.

Штефан обернулся к нему. На лице компаньона он увидел тревогу и грусть. Наконец-то перед ним был тот Петер, которого он знал.

– Ты тут ни при чем, – вздохнул Штефан. – В любом случае, думаю, у нас бы не получилось ее освободить.

– Что случилось за ужином? – спросила Эмма. – Вы плохо себя почувствовали?

– Я виноват уже в том, что не предотвратил случившееся. Я их недооценил. И теперь злюсь на себя за это.

– Что ты сделал с чемоданчиком?

Элиот замялся.

– Он в надежном месте. Я его спрятал.

– Мне вдруг стало дурно, – наконец сознался он. – Я едва не потерял сознание. Быть может, слишком крепкая сигара…

– На корабле?

Гувернантка перервала его:

– Нет. Он остался в Шотландии.

– После того, как вы избавились от съеденных сардин, наступило облегчение?

Штефан сомневался, стоит ли задавать вопрос, вертевшийся на языке.

Элиот поперхнулся.

– Мне кажется, ты не горишь желанием рассказать мне, где ты его спрятал.

– Бог мой, как вы прямолинейны. Что ж… Да. Да, я отправился прямиком в туалетную комнату, раз уж вам так хотелось это услышать. После десяти минут, проведенных там, мне стало легче. Хотя я до сих пор чувствую себя не вполне здоровым. Но вы, ей-богу, придаете случившемуся чрезмерное значение. Сардины были подпортившимися. С рыбой такое случается. А мой чувствительный организм… Впрочем, это низкая физиология, я не должен оскорблять ваш слух подробностями.

– А раньше у вас бывали подобные приступы?

– Думаю, так будет лучше.

Элиот задумался и даже остановился.

– Ты мне не доверяешь?

– Речь идет не о доверии. Я только теперь понял, на что они способны, когда хотят «разговорить» человека.

– Сейчас, когда вы спросили, я припомнил кое-что, – с некоторым удивлением проговорил он. – Иногда я действительно чувствовал недомогание после визита к Гроу. Кухарка Реджины не отличается кулинарными талантами.

– А кто сказал, что от меня они узнают больше, чем от тебя?

– Фрэнк Гасснер.

– Благодарю вас… – Миссис Норидж споткнулась и, чтобы не упасть, вынуждена была ухватиться за руку мистера Флетчера.

Штефан опустил взгляд и задумчиво стал следить, как пенится, убегая от корпуса корабля, кильватерная струя.

– Первое, что мы должны сделать, – это освободить Валерию, – сказал Петер. – Когда мы снова будем вместе, мы решим, что делать с этим чемоданчиком.

Мимо них с негромким жужжанием пробежал мальчик, разведя в стороны руки. В другое время Реджина, несомненно, сделала бы ему замечание. Но она была увлечена беседой.

Штефан пару секунд молчал, потом произнес:

– Финли становится все больше похож на отца, – с улыбкой заметил Элиот.

– Я отдам все, лишь бы узнать, где сейчас Валерия.

– Но у тебя, славный мой Штефан, кроме доброго сердца, ничего нет. Поэтому не порти себе кровь. Тем более что я знаю, куда они ее увезли.

Миссис Норидж не наблюдала сходства, если судить по многочисленным портретам мистера Гроу, но вслух сказала только, что не имеет чести быть знакомой с отцом Финли.

Штефан повернулся к компаньону:

– То есть?

– Эта возможность вам в скором времени представится.

– После эксперимента я понял несколько вещей, о которых не знали даже Дестрели. Например, то, что наша память и коллективное сознание обмениваются информацией, пока мы спим. Я заметил, что воспоминания Гасснера примешиваются к моим собственным во сне. Несколько часов назад, пока ты бесновался в багажнике, я немного поспал. Каждый раз, просыпаясь, я в течение нескольких секунд ощущаю, что мои знания и восприятие расширились, потом, очень быстро, это ощущение проходит. Моя память снова становится монолитной, полностью усвоив очередную «добавку».

– В самом деле?

– И какое отношение это имеет к Валерии?

– Это имеет отношение не только к ней, но к вам обоим.

Он озадаченно взглянул на нее:

Петер внимательно посмотрел на Штефана и продолжил:

– Я думаю, что реинкарнации как таковой не существует. Или этот термин толкуют неверно. Мое тело – это тело Петера, история рождения и взросления моего тела в этой жизни тоже связаны с Петером, но мое сознание представляет собой смесь сознаний Петера и Фрэнка. Фрэнк не обрел новую жизнь, но его душа слилась с моей душой.

– Вам не рассказали? Герберт вскоре возвращается. По крайней мере, так он написал мне месяц назад.

– Черт бы побрал эту спешку! – выругался Штефан. – Если бы мы все трое успели пройти «маркировку» и разбудить память о предыдущей жизни, мы бы были сейчас куда лучше подготовлены к происходящему!

– Вы хорошо его знаете? – спросила Эмма.

– Не думаю. Вы с Валерией унаследовали души двух ученых. А они, так скажем, закончили свою миссию до того, как умереть. Единственная ценность в жизни, которая у них оставалась, – это любовь. Они решили поставить свои научные достижения на службу своим чувствам, хотя многие годы все было наоборот. В новой жизни они хотели посвятить себя друг Другу, своей любви.

Даже в сумерках по голосу Элиота было слышно, что он улыбается.

– Как тогда объяснить твой случай?

– Мы знакомы с детства, как и с Реджиной. Герберт был невообразимым шалопаем. Я считался серьезным юношей, подающим надежды, а на Герберта его семья махнула рукой. И что же! К двадцати семи годам он вдруг кардинально переменился. Мы все, знавшие его, с трудом могли поверить, что с нами тот самый разгильдяй.

– Я мало что понимаю. Это парадоксально, но мне почти ничего не известно о Фрэнке Гасснере. Я ощущаю связь с ним, но информации о нем у меня мало. Обратного хода нет. У меня такое впечатление, что он не убивал Дестрелей. Наоборот, он расстроился, узнав, что с ними случилось. Он испытал гнев и грусть… И я спрашиваю себя, не решил ли он отправиться за ними следом, чтобы все исправить… Как бы то ни было, именно это я и хочу сделать.

– С чем вы связываете эту перемену?

– Это что – угрызения совести?

– Не только. По моим ощущениям, он разочаровался в системе, которой честно служил и которая предала его идеалы. – Петер улыбнулся и добавил: – Я думаю, Фрэнк был куда наивнее, чем я…

– С рождением сына, – без тени сомнения ответил Элиот. – Герберт обожает Финли. В Индии мальчику грозила нешуточная опасность, иначе он никогда не отослал бы его так далеко от себя. Я, признаться, не ожидал, что они с Реджиной появятся здесь.

– Радостно слышать, что у Финли любящий отец, – заметила гувернантка.

– И куда, по-твоему, они ее увезли?

– О, вы оцените его доброту! Финли – самая сильная привязанность в жизни Герберта. Признаться, когда-то я полагал, что только женщины преображаются, познав счастье материнства. Но, наблюдая за своим другом, понял, что жестоко ошибался.

– Туда, где они могут кого угодно допрашивать, пренебрегая законной процедурой, – в штаб-квартиру АНБ, в США.

– Нам туда не проникнуть, она же наверняка охраняется, как крепость.

Усадьба Флетчеров была ярко освещена: в окнах пылал закат. Кроваво-красные всплески напоминали пожар, и Верити, бросив взгляд на дом, негромко вскрикнула. Элиот тотчас оказался рядом:

– Я знаю, как там все устроено. И каждую ночь узнаю новые детали. Я работал там больше пятнадцати лет…

Штефан выпрямился и посмотрел на Петера:

– Ну что ты, дорогая. Это всего лишь прощальный привет солнца. Не волнуйся.

– Признаюсь, иногда ты меня пугаешь…

– Думаешь, мне самому не страшно? Ни с того ни с сего я стал мыслить, как стратег. Эта история изменила течение моей жизни. Главное для меня – это Дестрели и их труды, я каждую минуту помню, что им пришлось перенести. Все, что я узнаю, каждый обрывок информации, который я получаю, – все направлено на достижение одной цели. У меня теперь нет собственной жизни, Штефан, я превратился в орудие навязчивой идеи, которая появилась у меня больше двадцати лет назад…

Навстречу Элиоту из зарослей выскочила черная собака. Это была сильно изуродованная дворняга, припадавшая на переднюю лапу. Она ожесточенно виляла хвостом, выражая восторг. Элиот присел на корточки и потрепал ее за ухом.

– Роза, хорошая девочка, – ласково приговаривал он. – Умница моя! Кто о тебе позаботится, кроме меня!

Глава 24

– Девушка будет здесь меньше чем через час.
– Все готово?
– Как никогда. Но не ждите немедленных результатов. Нам понадобится время.
– Как раз времени у нас нет. На этот раз я не желаю оказаться в проигрыше.
– Наши исследования уникальны. Мы вышли за рамки объяснимого.
– H что с того?
– Яне думаю, что интересы государства или чьи-либо амбиции имеют значение в области, о которой идет речь…