Нет. Конечно, нет.

В конце концов, мальчик неплохо себя показал в том недавнем деле с «Четырьмя Фонарщиками». Боже, и почему ту ужасную музыку просто нельзя стереть из памяти?

Нет, он просто перебрал эля, это точно. И мучился жаждой. Дело только в этом.

— Опишите этого так называемого монстра, пожалуйста, — попросил Хадсон, и его перо приготовилось записать хоть что-нибудь.

— Подробного описания у нас нет, — немного сконфуженно признался ван Деккер.

Перо вернулось на свое место рядом с чернильницей.

— Джентльмены, — вздохнул Хадсон, сложив свои массивные руки на столе и переплетя пальцы, словно выстроив забор, защищающий его от идиотов. — Вы же не хотите сказать, что никогда не видели этого монстра?

— Кое-кто его видел, — пожал плечами Слит. — Девочка одиннадцати лет. Она описала это существо, когда рассказала о нем своим родителям. К сожалению, из ее рассказа мало что можно было понять: она почти сразу начала плакать навзрыд, ее уложили в постель под присмотром врача. С тех пор она не разговаривает и почти ничего не ест. Это было пять дней назад. Для жителей Брайартуса это стало последней каплей. Мы весьма обеспокоены.

— Последней каплей? Кажется, вы пытаетесь подпихнуть мне стог сена до того, как я построю амбар. Может, начнете с начала этой истории?

— Речь о самой истории Брайартуса, если угодно, — сказал ван Деккер. — Я уверен, вы не удивитесь, узнав, что примерно в пятидесяти милях к западу от Нового Амстердама находится край мира.

— Вы так называете Нью-Йорк? — уточнил Хадсон.

— Я так называю край мира. Новый Амстердам навсегда останется для меня и потомков великих голландских семей, воспротивившихся англичанам после того, как наша колония была фактически украдена в обмен на несколько островов весьма сомнительной ценности. — Изо рта мэра вырвалась слюна, запачкав бумагу на столе Хадсона, а лицо старика под сиреневым перуком скривилось еще сильнее. — Нас предали свои же! Все подлецы! Мы должны были отстоять то, что наше по праву…

— Это дела прошлые, — вмешался Слит, накрыв своей рукой руку ван Деккера, стараясь таким образом сдержать угли мэра от превращения в открытый огонь. — Виллем имеет в виду то, что Брайартус расположен у черта на рогах. Пять лет назад это был единственный торговый пост в тех краях, у нас там был небольшой форт. Затем там обнаружились полчища бобров на болоте Блэк-Оук и в его окрестностях, и внезапно Брайартус обрел несметные богатства. Туда стеклись новые жители, появились новые компании. В общем, мы были обеспечены всем, что необходимо для развития города. К слову, цена на бобровые шкуры продолжает расти по сей день.

— Хм, — нахмурился Хадсон. — А что могавки[12] думают о своей земле, которую у них так усердно отбирают трудолюбивые белые торговцы?

— У нас заключено соглашение с местным племенем. Им платят ежегодную сумму и отдают небольшую часть добытых шкур.

— Очень по-христиански. Но вы играете с огнем. Глупо откупаться от могавков и верить, что однажды ночью они не заявятся в город и не перебьют там каждого мужчину, женщину и ребенка. Если вы думаете, что ваше соглашение будет действовать вечно, то вы очень плохо знаете этот народец.

— Наше соглашение до сих пор было нерушимо, — возразил Слит, слегка приподняв свой плоский подбородок. — Нет никаких оснований полагать, что оно будет нарушено, ведь его условия выгодны как Брайартусу, так и племени.

— Надеюсь, — ответил Хадсон с очередной натянутой улыбкой. Он снова взял перо и еще раз обмакнул его в чернильницу. — Что ж, хорошо. Брайартус разбогател благодаря торговле бобровыми шкурами, и располагается он, как изволил выразиться господин мэр, на краю мира. И где же появляется монстр?

Ван Деккеру потребовалось несколько мгновений, чтобы привести мысли в порядок и заговорить снова.

— За последние пять лет у нас побывало, как минимум, по два охотника-зверолова в год, и все они бесследно исчезли в окрестностях болота. То же самое произошло с молодым человеком, который в прошлом месяце прибыл в Брайартус и собирался осмотреть город, подыскивая место для открытия своего дела. Миссис Хармон в пансионе предупредила его, что нельзя ходить в лес в одиночку, однако она позже рассказала, что этот молодой человек интересовался местной флорой и неразумно проигнорировал ее предостережение. Он, как вы уже поняли, тоже бесследно пропал, а его жена приехала в Брайартус и потребовала выяснить, что с ним случилось. Итак, как вы понимаете…

— Понимаю, — перебил его Хадсон, поскольку уверился, что уже может решить эту проблему. — Вы приписываете монстру проделки медведя, кабана, пантеры, разбойника или индейца, который решил не играть по вашим правилам. — Он пожал плечами. — И я уверен, что каждый зверолов, работающий в подобных местах, понимает, на какой риск он идет.

— Все, что вы говорите, для нас не новость, — сказал Слит, сплетая пальцы на коленях и выставляя свою собственную надежную ограду. — Но, мистер Грейтхауз… если это и вправду хищный зверь, бандит или индеец, то где тела? Да, я понимаю, что болото Блэк-Оук и территория вокруг него — места сложные и почти непролазные, однако мы не нашли никаких следов пропавших. Вообще. Мы отправляли поисковые группы в надежде получить хоть какие-то ответы. И ничего. А в группы входил не один опытный следопыт. Мы даже могавкам заплатили за помощь в поисках, но и они не добились результатов.

— Это не совсем так, — покачал головой ван Деккер. — Прошу, припомните, ведь следы все же были. Только не пропавших.

— Ах, да, те следы! — Слит кивнул, его лицо помрачнело. — Однажды нам удалось кое-что обнаружить. Отпечатки ног. Как раз в случае с молодым человеком, который исчез последним. В том месте явно велась кровопролитная борьба. Однако тело мы так и не нашли. Судя по всему, молодого человека некоторое время тащили по земле, а потом утянули в заросли. Тело, похоже, исчезло в озере. Мы искали, как могли: обыскали берег, но заросли шиповника в том районе просто непроходимые.

— Отпечатки ног, — задумчиво протянул Хадсон. — Вы имеете в виду отпечатки ботинок?

— Нет, — ответил ван Деккер. — Отпечатки босых ног. Вы, как я погляжу, мужчина довольно крупный. Но, держу пари, если всунуть те ноги, следы которых мы нашли, в ваши ботинки, они бы попросту разорвали их.

— Значит, ваш монстр — на самом деле очень крупный мужчина?

— Ну… — ван Деккер бросил взгляд на Слита и неуверенно продолжил: — Следы, сэр… они были странными.

— В каком смысле?

— На левой ноге было четыре пальца, — сказал Слит.

— А на правой шесть, — дополнил ван Деккер.

Хадсон промолчал.

Далекий отзвук грома разнесся по городу. Хадсон посмотрел на лист бумаги, лежащий перед ним, и понял, что его рука и перо работали последние несколько секунд, просто он этого не осознавал. Он вывел: «шесть пальцев на правой ноге» и добавил несколько вопросительных знаков.

— Интересно, — заключил Хадсон, снова взглянув на своих посетителей. Вызов, который ему бросили, начал привлекать его. — Теперь расскажите мне о ребенке.

— Ее имя Андра ван Оттен, — с готовностью ответил Слит. — Как я уже говорил, ей одиннадцать лет. Друзья побудили девочку и еще нескольких детей пройти через лес к озеру Блэк-Оук и вернуться обратно. Возвышенностей, чтобы держаться подальше от болот, в тех местах предостаточно. Андра и остальные пошли в лес, стоял светлый день, и у детей были с собой палки, с помощью которых можно было защититься.

— Палки, — повторил Хадсон, снова приподняв брови. — Полагаю, дети слышали истории об этом монстре от старших?

— Каждый раз, когда исчезает очередной человек, весь город об этом судачит. Но, если у вас есть дети, вы знаете, что они не всё понимают и иногда действуют необдуманно. Родители Андры рассказали мне, что девочка и ее друзья должны были принести болотные розы, чтобы доказать, что они проделали весь путь до озера и обратно. Самый опытный охотник в Брайартусе не пошел бы в те края в одиночку без мушкета, а мы говорим о группке детей с палками. В общем… через некоторое время пути они все струсили и вернулись в город. Все, кроме Андры.

— Расскажите, что с ней случилось, — подтолкнул Хадсон.

— Ах… ну… — Слит несколько раз постучал пальцем по подбородку. — Ее история звучала немного бессвязно, но вот, что мы знаем: Андра возвращалась через лес, солнце уже садилось, и внезапно девочка почувствовала чье-то присутствие. Так ее историю пересказали ее родители. Она повернулась и увидела существо, приближающееся к ней с ужасающей скоростью. Она бросилась бежать и, слава Богу, умела бегать быстро. Хуже всего то, что существо было быстрее, и, когда оно почти нагнало ее, Андра упала на землю и нашла пустое бревно, в которое залезла и спряталась там. Осмелюсь сказать, что именно это спасло ей жизнь. По словам родителей девочки, монстр подхватил один конец бревна и потащил его в сторону болота. Андра тихо выползла с другого конца, поднялась на ноги и побежала, не оглядываясь. Она больше не смотрела на это существо и не думала о том, гонится оно за ней или нет. Девочка спасала свою жизнь. Когда она прибежала домой и рассказала родителям о случившемся, они сразу же пришли ко мне.

— Понятно. Непростой опыт для столь юной девочки. — Хадсон записал, что существо имеет большие размеры и быстро перемещается. Возможно, у него были когти, которые его слегка замедляли? — Что насчет описания?

— Оно бессмысленное, — сказал ван Деккер. — Но даже оно дает понимание, что в наших краях завелась какая-то мерзость.

— Бессмысленное или нет, я хотел бы его услышать. — Хадсон повел пером в воздухе и замер в ожидании.

Слит заговорил первым:

— Судя по тому, что описала Андра своим родителям, существо чем-то похоже на человека, только невероятно огромного. Одежды на нем не было, а его кожа была вся исцарапана шиповником.

— Кожа белая?

— Да, то есть, это определенно не индеец, — кивнул Слит. — И вот мы подбираемся к той части, которая делает это существо монстром в нашем понимании. Большую часть его лица, если верить описанию Андры, занимает рот, полный неровных зубов. Она говорила, что он был лысым, но при этом с темной бородой. А еще… — Он неуютно поерзал на стуле. — Знаю, это странно, но Андра говорила с уверенностью.

— О чем? — Хадсон начинал терять терпение.

— У этого существа был всего один глаз.

— В смысле, один был выбит? Или он слепой на один глаз? — уточнил Хадсон.

— Один глаз, — вмешался мэр. — Ровно посередине.

— То есть, циклоп, — дополнил Слит.

Хадсон переварил эту информацию, прежде чем перенести ее на бумагу. Он подумал, что молодой мистер Корбетт ради такого дела зубы бы себе стер. Хадсон злорадно улыбнулся и взглянул на сидящих напротив него клиентов.

— Я считаю, что мне следует прокатиться с вами в Брайартус. Двадцать фунтов вперед и еще пятьдесят, если мне удастся найти и устранить вашу проблему.

— Мы учитываем ваши интересы. А также интересы нашего города, чье будущее при текущем положении дел находится под угрозой, — с причитающейся моменту серьезностью сказал ван Деккер. — Поэтому мы считаем ваши условия вполне разумными.

— Рад это слышать, — кивнул Хадсон. — Должен признать, я не верю в монстров. Этому должно быть логическое объяснение, и я намерен… — его прервал звук падения, раздавшийся с лестницы за закрытой дверью офиса, — найти это объяснение, — спокойно закончил он.

— Мы будем вам очень признательны, — пробормотал Слит, оглядываясь на дверь. — Но что это, ради всего святого, был за шум?

— Всего лишь местные призраки. — Хадсон отложил перо. — В дождливые дни они всегда пытаются сбросить друг друга с лестницы.

— Ах… — выдохнул ван Деккер, как будто это было самым значимым, что ему доводилось слышать в жизни. Его глаза сузились, он посмотрел на Слита, задавая ему немой вопрос о том, как может человек не верить в монстров, но при этом спокойно говорить о призраках.

— Буду готов отправиться в путь с первыми лучами солнца, — сказал Хадсон. — Если вы, джентльмены, хотите, чтобы я был приятным попутчиком, вам лучше пригласить меня сегодня на ужин в таверну Салли Алмонд на Нассау-Стрит.

— С удовольствием, сэр, — согласился мэр Брайартуса, который вновь обрел самообладание, однако все еще поглядывал на закрытую дверь офиса, за которой бушевали беспокойные духи.

Хадсон улыбнулся и кивнул.

Да, — думал он, — зовите меня хулиганом, бездельником, солдатом удачи, негодяем, но я совсем не против, чтобы кто-то оплатил мой счет в таверне, когда я голоден, как зверь. С помощью этих двоих свою собственную проблему на этот вечер я только что решил.

Глава 2



Хадсон прибыл на край мира.

Он стоял на вершине серого скалистого холма и вглядывался в бесконечную неизвестность. Неизвестность пестрила множеством оттенков зеленого и коричневого. Заросли простирались на многие мили и будто достигали далекого горизонта, где обагрившееся закатом солнце медленно опускалось на запад. Слева от Хадсона, на юго-востоке, можно было разглядеть дома, церковь, здание школы и рынок Брайартуса — все это расположилось на нескольких небольших улицах с грунтовыми дорогами. Справа, на северо-востоке, примерно в двух милях от своего нынешнего местоположения Хадсон видел поляну, от которой поднимался вверх сизый дым. Там находилось поселение могавков с их жилищами из дерева и высохшей глины. Приглядевшись, Хадсон смог рассмотреть загон с несколькими лошадьми и отметил, что индейцы обладали хорошей возможностью к быстрому перемещению. Вероятно, лошади использовались для торговли или обмена с другими племенами. А, возможно, и не только для этого… Прямо перед Хадсоном простиралось овальное озеро Блэк-Оук, в гладкой поверхности которого отражалось идеально голубое безоблачное небо. С этого расстояния болотистая местность, окружавшая озеро, напоминала хитросплетение заросших трясиной луж, перемежавшихся перелесками и зарослями шиповника. В приятном освещении клонящегося к закату солнца это место казалось не более зловещим, чем чей-нибудь неухоженный сад, к которому давненько не притрагивалась рука умелого садовника. У подножия холма расстилался ковер ослепительно белых цветов, вызывавший умиротворение и покой. Хадсону подумалось, что стоило приехать сюда хотя бы ради того, чтобы полюбоваться этой необузданной красотой. Впрочем, как он помнил, именно это и привлекло сюда молодого ботаника Джона Стоддарда… и погубило его.

Хадсон прибыл сюда вчера вечером в компании ван Деккера и Слита. Поездка заняла целых три дня. Утром он поговорил с миссис Хармон и выяснил, что Стоддард и его жена занимались производством мыла и лечебных мазей. Молодой человек приехал в Брайартус с деловым визитом, планировал расширять собственное дело. Его интерес возбудила ваза с ароматными болотными розами, стоявшая на стойке регистрации миссис Хармон. Он начал расспрашивать о цветах и, невзирая на наказ женщины ни в коем случае не отправляться на болота в одиночку, он тут же пошел именно туда с нахальной юношеской уверенностью в собственной неуязвимости и невосприимчивости к любым опасностям. При этом взять с собой заряженный пистолет ума у него все-таки хватило.

Хадсон невольно задумался: не стоял ли Стоддард на том же месте, где он сейчас? За спиной у него должен был раскинуться Брайартус, а впереди — манящая и поддразнивающая неизвестность.

Мягкий ветерок донес до носа Хадсона пьянящий аромат цветочного сада, однако к нему примешивался фимиам солоноватой воды и бездонного болота. Хадсон неуютно передернул плечами: для него этот запах будто послужил предупреждением. Однако Джона Стоддарда такое тонкое, едва уловимое предупреждение не отвратило от роковой встречи с так называемым монстром. Что ж, не отпугнет оно и Хадсона Грейтхауза. Несмотря на повторяющиеся красочные рассказы Слита и ван Деккера, Хадсон все еще был убежден, что этот циклоп — если допустить, что он и в самом деле существует, — должен быть логически объяснимым творением реального мира и, если быть точнее, этой самой земли, а вовсе не царства обезумевших греческих богов.

К походу Хадсон подготовился. На нем были коричневые бриджи и мягкие ботики в тон, облегающая серая рубашка и легкая парусиновая куртка оттенка болотной грязи. Голову прикрывала черная шерстяная шапка. В дорожной сумке, закрепленной на спине, покоился запас пеммикана[13], фляга с водой, трутница и остальные приспособления для разведения огня, два пистолета и достаточное количество боеприпасов. На правом боку притаился нож в кожаных ножнах. В еще одной холщовой сумке, лежащей у его ног, покоилось одеяло и одноместная палатка, которую можно было быстро установить и разобрать. Хадсон готовился провести ночь в царстве циклопов и увидеть то, что ему предстояло увидеть.

Но… одну минуту!

Это еще что? — спросил он себя, выуживая из бокового кармана заплечной сумки подзорную трубу. Он выдвинул ее на всю длину и направил на несколько градусов влево, в сторону леса.

И там, среди густых деревьев, стоял дом.

И не просто дом, а двухэтажный особняк с двухскатной крышей. Он был сделан из темных камней, скрепленных белым раствором, и напоминал шоколадный торт, слои которого перемежались ванильным кремом. В подзорную трубу удалось разглядеть несколько окон — некоторые из них были закрыты ставнями, другие нет. Его удивило, что часть стен оставалась совершенно пустой. Похоже, тот, кто построил этот дом, не горел особым желанием контактировать с внешним миром.

Особняк насчитывал, как минимум, четыре дымохода. Окружающий лес прекрасно маскировал его. Хадсон поводил подзорной трубой из стороны в сторону, осматривая то таинственный дом, то Брайартус. Похоже, особняк находился примерно на полмили западнее города. Возможно, к нему вела какая-то дорога, но разглядеть ее отсюда не получалось. Что ж, получается, что этот дом, кому бы он ни принадлежал, находился еще ближе к краю мира, чем Брайартус.

Еще некоторое время Хадсон понаблюдал за домом через трубу. Никакого движения он не отметил, кроме, разве что, пролетающей стаи птиц. Вскоре Хадсон сложил трубу и убрал ее, хотя взгляд по-прежнему устремлялся в сторону таинственного особняка. Он был довольно большим. Чтобы построить такой, требуется довольно много усилий и, конечно же, много денег. Такой дом вполне может простоять… лет сто, не меньше. Зачем кому-то понадобилось строить его именно здесь, западнее Брайартуса? Почему бы не расположить его в черте города? Хадсон решил, что тот, кто жил в этом особняке, любил искушать судьбу, ведь могавкам наверняка рано или поздно надоест играть с белыми поселенцами в салонные игры, и они вернут себе свои земли с помощью стрел и томагавков. Хадсона поражало, что индейцы закрыли глаза на строительство такого внушительного дома на их исконной территории. Может, их просто забавляла эксцентричность и глупость белого человека, решившегося на подобный шаг?

Что ж, пришлось время спуститься к болоту и отработать свой гонорар.

Хадсон сошел с холма, двигаясь осторожно, чтобы не споткнуться или не угодить в небольшую яму и не покатиться к подножью кубарем. Он слишком далеко зашел в своей жизни, чтобы так глупо погибнуть.

Перед Хадсоном раскинулся ковер из белых цветов и травы. В ветвях деревьев звучали птичьи трели и веселый пересвист. Вокруг тихо жужжали насекомые. От тяжелых шагов Хадсона по земле вверх взвились желтые мотыльки и на несколько секунд зависли в воздухе в его плотной тени. Они будто впитывали прохладу, возвещавшую об окончании лета, и в их мире все было в порядке.

Неплохой день для убийства, — усмехнулся про себя Хадсон. Отчего-то это расслабило и успокоило его. Лучше оказаться на изрытом воронками от пушечных ядер поле боя, слушая симфонию криков боли, звона мечей и треска мушкетов, чем тихо сгинуть невесть где. Смерть в бою, какой бы горькой она ни была, всегда привлекала Хадсона больше. Он всю жизнь боролся, как и любой солдат. И сама жизнь была для него полем брани. Это сильно напоминало ему законы живой природы, где все происходит точно так же: даже сейчас вокруг него шло множество маленьких войн, крохотные существа боролись за выживание, как умели. Таков был мир. Борьба не на жизнь, а на смерть — под какой бы фасад она ни пряталась.

Хадсон направился вдоль поляны, ширина которой составляла около сотни ярдов. Далее показались заросли сорной травы высотой до колен. Хадсон следовал карте местности, которую дал ему Дирк Слит. Он же рассказал, что несколько местных охотников изъявили желание присоединиться к Хадсону и помочь ему в поимке монстра, терроризирующего болото Блэк-Оук. Кого-то эта идея могла бы вдохновить, но не Грейтхауза. Он наотрез отказался от помощи — ему вовсе не хотелось нести ответственность за чужие жизни. К тому же, он уже решил, что это только его битва.

Тема войн и сражений частенько занимала его мысли. С момента встречи со Слитом и ван Деккером он думал об этом все чаще, ведь поездка в эти земли, по сути, привела его в голландский анклав. Конечно же, в Нью-Йорке и его окрестностях голландцев было предостаточно. В Нью-Джерси они строили целые города, но Брайартус отличался от них. Здесь Хадсону казалось, что местные голландские переселенцы до сих пор пребывают в состоянии войны с англичанами — по крайней мере, в собственном сознании. Они поместили свой город вдали от других поселений не только ради бобровых шкур, но и для того, чтобы создать здесь свой собственный маленький мирок. Этот мирок начинался с ветряной мельницы, построенной из расписанных оранжевой краской досок, а дальше тянулось пастбище с пасущимся на нем стадом коров. Вот, каким был этот новый голландский мир.

Интересно, что сказал бы ван Деккер и другие местные жители, узнай они, что он, Хадсон Грейтхауз, будучи шестнадцатилетним юнцом, покинул ветхую лачугу, где его мать скончалась, задохнувшись от приступов кровавого кашля, и оборвал все связи со своим жестокосердным отцом, чтобы присоединился к английской армии в 1677 году? Ведь 1677 и 1678 годы были окрашены кровью, пролитой на франко-голландской войне. Врагами в той войне считались солдаты, маршировавшие под трехцветным оранжево-бело-синим Флагом принца[14]. Хадсон заметил флаг с теми же цветами на флагштоке рядом с ратушей Брайартуса, а второй раз встретил его возле здания местной школы. Голландский язык он знал весьма скудно: все его знания ограничивались просьбами военнопленных, которые молили сохранить им жизнь. В те жестокие годы, полные как страданий, так и бурных страстей, Хадсон не был склонен внимать этим мольбам. Что бы сказал ван Деккер и остальные, услышав все это?

Хадсон продолжил свой путь к болотам. Луг сменился на грубую землю, вдоль которой тянулись заросли шиповника. Однако, как и говорил Слит, здесь было достаточно сухо, чтобы не промочить ботинки. Впереди виднелась граница леса. Хадсон отметил, что солнечного света здесь становилось резко меньше, потому что он входил в царство непроходимых дебрей болота Блэк-Оук. Когда он приблизился к не отмеченной на карте, но вполне заметной глазу границе, с ветки дерева внезапно вспорхнула птица, издав резкий крик, который, как ни странно, заставил видавшего виды Хадсона Грейтхауза вздрогнуть от неожиданности.

Как только он вступил в лесное царство, мысли снова утянули его в воспоминания о войне. Это место, укрытое густыми тенями, напомнило ему момент, когда он и группа других наемников, сражавшихся на стороне Англии и Франции, выследили полдюжины голландских солдат, спасшихся от кровавой бойни при Касселе. Хадсону и остальным было приказано вернуть этих солдат живыми. Но война диктует свои законы, пробуждает жажду крови, стремление к мести, расстилает перед глазами алый туман и губит любой гуманизм, а цивилизованность и манеры уносит прочь на острие меча. Шесть голов, оставленных после того дня в командирской палатке, иллюстрировали это лучше всего.

Хадсон направился по тропе, которую, вероятно, протоптали многочисленные охотники на бобров. Пруды с солоноватой водой гнили по обе стороны от него, а вокруг кружили полчища насекомых. Они не так сильно изводили Хадсона только благодаря мятному маслу, которое он нанес на лицо и руки, прежде чем покинуть пансион миссис Хармон.

Он намеревался подыскать местечко для ночного лагеря поближе к озеру. Большой костер поможет отпугивать бродячих животных, а вот так называемого монстра вполне может привлечь. Эта мысль взбудоражила Хадсона, и он зашагал быстрее в предвкушении, отметив, что заросли шиповника теперь росли вокруг в таком изобилии, что умудрялись образовывать целые колючие навесы над его головой.

Мысли снова утянули Хадсона в прошлое. Он был последним из Лиги Восьми. Восьмой человек и единственный выживший из группы наемников, которые после Касселя добровольно отправлялись на самые опасные задания. По завершении этой войны Лига Восьми приняла решение. Они связали свои судьбы не только документами, но и кровью, поклявшись продолжать свою службу Англии и ее союзникам. По сути, они стали военным отрядом, решающим проблемы. Если было необходимо украсть военные планы, помешать бандитам, творящим беспорядки в королевстве, проделать любую опасную работу, которая пачкала руки в крови — в дело вступала Лига Восьми. За годы, проведенные в этом отряде, Хадсон Грейтхауз не раз видел, как его боевые товарищи сдают позиции и падают со своих пьедесталов. Риджер… Уиндом… Бартлсби… О’Мир… Невировски… Толлман… Кифер. Они погибли разными способами: от голландской или испанской пули, от меча или от отравленного поцелуя. Выжил только Хадсон, и теперь только он помнит историю о шести головах на командирском столе, однако никогда и никому о ней не рассказывает.

После всего, что он пережил, Хадсон покинул бальный зал войны, перестал танцевать с нею в этом адском танце. Однако солдат всегда остается солдатом, даже если пытается жить мирной жизнью. К тому же мир всегда нуждается в солдатах, с этим сложно спорить.

Хадсон много думал о вариантах своего будущего. Он мог бы пойти в кузнечное дело, стать конюшим, владельцем мельницы или даже открыть таверну, где его сложное и ненадежное прошлое отступило бы перед благостным и скучноватым настоящим. Но кем бы он тогда стал? Второй брак завертел его в водовороте распутства и пьянства. И его бы, пожалуй, так и утянуло на дно этой воронки, если б однажды взгляд не скользнул по объявлению в лондонской «Газетт», где было сказано:



Нужны искатели приключений с острым умом и сильной волей.

Подробная информация в агентстве «Герральд».

Рафаэль-Стрит, 12, Найтсбридж.



Так мир Хадсона Грейтхауза, медленно погружавшийся во тьму, снова обрел свет. Он специализировался все на том же самом — решал проблемы, хотя теперь это куда чаще требовало от него разумности и находчивости, чем грубой силы и владения оружием.

Тем временем он углублялся в заросли, следуя по протоптанной тропе. Ботинки постепенно начали сильнее погружаться в грязь. Густую листву над головой изредка пронзали копья солнечного света, повсюду вылезали из-под земли щупальца тумана, придавая и без того пугающему пейзажу окончательно фантастический вид. Хотя солнце продолжало ярко светить в своем медленном путешествии к горизонту, а небо было голубым, без единого признака приближающего дождя, Хадсон мучился болью в старой ране. Шрам от рапиры, полученный девятого октября 1686 года, сегодня донимал его с особенным рвением, а два ребра на правом боку, которые неудачно срослись после перелома, пели свою заунывную песнь о скорой смене погоды и наступлении дождливых дней.

Двадцать минут спустя Хадсон вышел из заболоченного леса, и перед ним открылся прекрасный вид на озеро. От него во все стороны расходились многочисленные ручейки. Вдоль них виднелись бобровые запруды. Похоже, охота и отлов не побудили бобров поискать себе более безопасную территорию. Ручейки и озерная гладь искрились от солнечного света, однако воздух здесь, близ глубокого болота, потяжелел.

Хадсон двинулся дальше, намереваясь следовать за изгибом озера. Идти стало намного труднее из-за обилия зарослей шиповника и черной трясины, то и дело появлявшейся под ногами. Он пересек несколько ручьев и отметил, что все они глубиной максимум по щиколотку. Ему в голову пришла мысль, что какое бы «чудовище» здесь ни скрывалось, оно запросто могло следовать за ручьями в поисках места, в котором можно затаиться. Это могло бы означать, что оно обладает незаурядными умственными способностями. Человеческими способностями, не так ли?

Хадсон покачал головой, сбрасывая с себя мысли о монстре, и побрел вперед. Мельком он заметил крупного оленя и грациозную лань буквально за миг до того, как они исчезли в зарослях. Хадсон провел за исследованием местности еще около сорока минут и вышел на небольшую сухую поляну, располагавшуюся выше уровня болота на западном берегу озера. Поскольку солнце уже ощутимо спустилось к горизонту, он решил, что лучшего места для лагеря он до темноты не найдет. Двигаясь целеустремленно и уверенно, он снял заплечную сумку и занялся установкой палатки. Затем соорудил каменный круг около четырех футов в диаметре и собрал дрова для костра, однако разжигать огонь не торопился — решил подождать наступления темноты.

Когда солнце опустилось, и тьма окутала мир, он воспользовался трутницей, чтобы разжечь пламя. Вскоре его уже согревал большой дымный костер, призванный приманить сюда всех «монстров», обитавших поблизости. Хадсон немного подкрепился пеммиканом и яблоком, которое купил в небольшой лавке в Брайартусе, отпил несколько глотков воды из кожаной фляги и сел, скрестив ноги перед потрескивающим огнем. С костром он все же перестарался — тот оказался слишком горячим и высоким, чтобы согревать одного человека, особенно в такую приятную теплую ночь. Напрасная трата дров, да и только! Впрочем, недостатка в дровах здесь не было, поэтому, поразмыслив, Хадсон не стал сильно ругать себя за такую расточительность.

На усыпанном звездами небе появилась растущая луна. Хадсон прислушался к ночной симфонии: стрекоту сверчков и копошению других насекомых, крикам ночной птицы, далекому уханью совы. Звуки расслабили его, но не настолько, чтобы он перестал думать о двух заряженных пистолетах — одном слева и одном справа.

Хадсон продолжал поддерживать огонь, чтобы пламя оставалось высоким. Он не сомневался, что могавки уже послали свой отряд на разведку. Отряд должен был заметить глупого белого человека, явившегося сюда в одиночку, посмеяться над ним и отправиться восвояси. Хадсон откинулся на спину и некоторое время смотрел на звезды, размышляя о тех других ночах, которые провел под открытым небом, но при иных обстоятельствах. На мгновение он задумался, как там поживает шахматный мальчик в своей экспедиции на темную территорию нечестной игры. Эта мысль породила в нем беспокойство. Он встал, немного походил из стороны в сторону, затем отошел чуть подальше от своего лагеря, чтобы справить нужду. Вернувшись к палатке, он подкинул еще дров в костер, попил немного воды и проверил пистолеты. Подождав еще немного, он забрался в палатку и лег на расстеленное одеяло.

Его глаза закрылись, но сон не сморил его. Хадсон прислушался к уханью совы. Ветер шевелил верхушки деревьев. Пронзительно квакали лягушки, достигая своего почти пугающего крещендо и затихая, как по команде, прежде чем снова начать свою песнь. Вдалеке залаяли собаки — вероятно, в поселении могавков.

Вдруг Хадсон почувствовал, что он здесь больше не один. По крайней мере, он явно перестал быть единственным живым прямоходящим и двуногим существом в радиусе нескольких десятков футов.

За палаткой послышался шорох сорной травы. Хадсон выхватил оба пистолета и сел, едва касаясь головой полотна палатки. Огонь все еще горел ярко. Хадсон притаился, слыша, как кто-то (или что-то?) медленно и с осторожностью приближается к его убежищу.

Затем раздался голос:

— Прошу прощения! Эй, там! Извините, пожалуйста!

Цивилизованный и очень вежливый монстр, — подумал Хадсон, но пистолеты все же взял, когда вылез из палатки и столкнулся со своим ночным посетителем лицом к лицу.

— Я безоружен, сэр, — сообщил мужчина, который сразу заметил пистолеты Хадсона, однако не отступил и не вздрогнул. Вместо того он поднял повыше свой фонарь с тройным фитилем, чтобы ярче осветить собственное лицо. — Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете?

— Охочусь, — коротко ответил Хадсон.

— На кого именно охотитесь?

— На монстра. Вы — монстр?

Лицо мужчины осталось бесстрастным. Хадсон прикинул, что ему было около тридцати. Он выглядел здоровым, был высок и строен. Подбородок был острым, обрамленным аккуратно подстриженной черной бородой, над губами темнели усы. Волосы, собранные в очень тугую косу, тоже казались черными или, по крайней мере, темно-каштановыми, с едва заметными следами седины на висках. Глаза у него тоже были темными, а нос слегка расширялся у ноздрей, хотя переносица была довольно тонкой. На незнакомце был дорогой качественный кожаный жилет с перламутровыми пуговицами поверх бледно-желтой рубахи, бриджи и ботинки того же оттенка. Хадсон уловил в его голосе нотку голландского акцента, которая покоробила его слух, как жужжание насекомых, круживших в свете фонаря.

Прошло несколько секунд, прежде чем мужчина оценил вопрос Хадсона… и рассмеялся. Это был сдержанный смех человека, имеющего хорошие манеры. Он стих довольно быстро, хотя выражение искреннего веселья сохранилось на лице незнакомца.

— Я? Монстр? — Он усмехнулся. — Что за байки они вам скормили?

— Они?

— Прекрасные граждане Брайартуса, разумеется. Это ведь они забили вам голову страшилками собственного сочинения? — Его черные брови поползли вверх. — Кстати, могу я узнать ваше имя? И как вам удалось разбить лагерь в полночь на моей территории?

— На вашей территории? Разве земля не принадлежит городу?

— Весь город и этот участок земли вплоть до поселения могавков — моя территория. Моя собственность. Должен сказать, она принадлежала моей семье и была передана нам англичанами более двадцати лет назад. А теперь… ваше имя и вашу историю, пожалуйста.

— Хадсон Грейтхауз. Приехал из Нью-Йорка по поручению мэра ван Деккера, чтобы…

— Боже мой! — воскликнул мужчина, нахмурившись. — Они со Слитом решили втянуть в это дело человека со стороны? Вы, я полагаю, уважаемый констебль?

— Не констебль, но в некотором смысле уважаемый. — Хадсон криво улыбнулся. — Очевидно, ван Деккер и Слит тоже прониклись ко мне уважением. — Он кивнул в сторону темной границы леса позади мужчины. — Я так понимаю, это ваш дом я увидел в подзорную трубу с холма? Он весьма хорошо сконструирован для жизни в такой глуши. Кстати, как ваше имя?

— Август ван Ремм. Да, мы с сестрой живем в том доме. Он был построен, когда Брайартус был всего лишь маленьким торговым постом. Затем, к нашему большому сожалению, сюда стеклись охотники и звероловы.

— К сожалению? — переспросил Хадсон.

— Наш отец, — с холодком в голосе начал ван Ремм, — не стал бы строить дом так далеко от ближайшего поселения, если бы не жаждал уединения. Но незваных гостей ничем не удалось сдержать, когда здесь началась охота на бобров. — Он замолчал, и Хадсон почувствовал, как взгляд ван Ремма изучает его с головы до ног. — Что ж, — резюмировал он, — по крайней мере, они нашли джентльмена достаточно большого размера, чтобы сразиться с этим воображаемым монстром. Если тот изволит появиться, конечно.

— А вам известно, что монстр давал о себе знать несколько дней назад и напал на маленькую девочку по имени Андра ван Оттен?

Ван Ремм покачал головой.

— Я об этом не знал. Мы с сестрой Леопольдой не общаемся с горожанами больше, чем это необходимо. Но меня огорчают разговоры о зверях и монстрах в этом лесу. Смею вас заверить, это все полная чепуха. — Он нахмурился сильнее, на лбу показались морщинки. — Та маленькая девочка… с ней все в порядке?

— Я не видел ее, она явно перенесла тяжелое потрясение. Ну или она очень испугалась того, что ей привиделось. Что касается физического состояния, в этом смысле ей повезло, потому что она смогла убежать от этого существа.

— И она описала, каким оно было?

— Да. Она сказала, это был крупный белый мужчина, лысый, с темной бородой, без одежды… и в довершение ко всему он был циклопом.

Несколько секунд ван Ремм молчал. Он выглядел оглушенным, как будто кто-то одним ударом выбил из его легких весь воздух. Затем он прерывисто вздохнул и повторил:

— Циклопом.

— Во всяком случае, Андра сказала, что у него был один глаз ровно посередине лба. Думаю, циклопов обычно как-то так и описывали.

— Я никогда… никогда не слышал о таких существах в реальной жизни. Разве что в мифах! Вы производите впечатление разумного человека. Что лично вы об этом думаете?

Хадсон пожал плечами.

— Мне известно, что каждый год в этом районе за последние пять лет пропадало минимум по двое мужчин. Полагаю, вам о них известно?

— Известно. Никто никогда и не говорил, что в этих лесах безопасно.

— Последним пропавшим был ботаник по имени Джон Стоддард. А после этого случилась та история с маленькой девочкой. И мне заплатили, чтобы я разобрался в этом деле. — Хадсон поднял пистолеты. — Как видите, я подготовился ко всему.

— Я увидел ваш костер из окна своего кабинета, — сказал ван Ремм. — И мне пришлось прийти сюда и выяснить, какому глупцу взбрело в голову разбивать здесь лагерь. Я догадывался, что это кто-то… — он помедлил, подбирая слово, — посторонний. Ведь ни один житель Брайартуса не стал бы появляться здесь после наступления темноты.

— А я намерен здесь остаться, — сказал Хадсон. — Вне зависимости от того, является эта территория вашей собственностью или нет. Меня наняли, и я собираюсь закончить дело.

— Как именно закончить? Убить монстра и принести его тело в город, чтобы с него содрали шкуру и повестили на стену ратуши? Сколько денег вы выбили с этих простаков? Я не знаю, что видела Андра ван Оттен, и не знаю, что произошло с пропавшими охотниками, но… циклоп? Вы серьезно, сэр?

— Я знаю лишь то, что рассказала девочка, — пожал плечами Хадсон. — Но я вижу, что вас не слишком пугает возможность наткнуться на чудовище в темноте. Как далеко отсюда до вашего дома? Четверть мили? И вы прошли все это расстояние безоружным? Вы можете не верить в монстров, но разве здравый смысл не подсказывает вам, что на болоте ночью опасно?

— Отсюда к нашему дому ведет тропа. Я очень хорошо ее знаю. — Он указал фонарем в сторону предполагаемой тропы, о которой Хадсон и не подозревал. — Мы с Леопольдой любим гулять в лесу. Здесь тихо и красиво. Скажу вам, что за двадцать лет проживания здесь ни Леопольда, ни я никогда не встречали ничего опаснее оленя с большими рогами. Да, однажды здесь бродил большой медведь, но индейцы убили его. Болота здесь коварные, вы правы, можно сгинуть в них без следа, если не знать местности. Но у нас с этим проблем нет. А вот гигантских циклопов, который ежегодно перекусывает парочкой охотников и запугивает маленьких девочек, я точно никогда здесь не видел. Впрочем, вы можете получить свое вознаграждение от горожан и выпить пару-другую бутылок вина за их счет, даже если не притащите им убитого циклопа, не так ли?

— Ночь только началась, — ответил Хадсон. — Времени у меня достаточно. Я смогу с чистой совестью вернуться к горожанам только тогда, когда разберусь, что здесь происходит.

— Ответом на некоторые вопросы служит лишь человеческая глупость, — заметил ван Ремм. — А иногда ответы бывают и вовсе бессмысленными. — Он слегка поклонился. — В любом случае желаю вам успехов в ваших поисках, сэр. Я также могу предложить вам отведать хорошего голландского эля, если завтра вы решите пойти вон по той тропе. — Август ван Ремм снова указал направление. — Она приведет вас к нашему дому.

— Спасибо. Я подумаю об этом.

— Будем рады видеть вас. Что ж, доброй ночи.

— Спокойной ночи.

Хадсон наблюдал, как ван Ремм развернулся и, освещая себе путь фонарем, пересек поляну, вскоре исчезнув в лесу. Свет совсем недолго играл в тенях зарослей, а затем пропал.

Что ж, этот человек имел полное право недолюбливать горожан Брайартуса. В конце концов, это была его земля, и само наличие поселения наверняка его возмущает. Хадсон решил, что отец ван Ремма должен был быть настоящим отшельником, раз уж решил построить свой дом как можно дальше от любого поселения. А может, он хотел от кого-то скрыться? Или спрятать что-то? Но что, во имя шпилек королевы Анны, можно было так усердно укрывать в этой глуши?

Что-то очень ценное, — подумал Хадсон, уверившись в своей догадке.

Мы с сестрой живем в том доме, — так сказал ван Ремм.

Почему они продолжают традиции отшельничества, начатые их отцом? От чего их семья может скрываться? К тому же, раз Август и Леопольда живут здесь вдвоем, отца, должно быть, уже нет в живых. Или он вернулся на родину. Зачем тогда, оставаясь здесь, наряжаться в кожаный жилет с перламутровыми пуговицами? Кого Август ван Ремм решил здесь впечатлить этим, если жителей Брайартуса он всеми силами избегает? Ночных лягушек он здесь, что ли, пытается очаровать?

Хадсон и сам слегка квакнул. Загадка для него оказалась слишком тяжелой — по крайней мере для столь позднего вечера. До рассвета оставалось еще много часов и, поскольку предполагаемое чудовище могло напасть и при дневном свете, придется оставаться на чеку постоянно. Если и удастся поспать, то совсем немного.

Хотя бы немного…

Хадсон вернулся в свою палатку с пистолетами в руках. Перед этим он последний раз подбросил дров в огонь. Расположившись на одеяле так, чтобы можно было моментально схватиться за оружие, Хадсон погрузился в полудрему, из которой мог молниеносно вынырнуть обратно в реальный мир. Только такой сон и был доступен ему много лет, пока он был солдатом.

Глава 3



К полудню следующего дня Хадсон уже устал подсчитывать количество кружащих вокруг бабочек и наблюдать за работой бобров на плотинах. Он бродил в окрестностях, с трудом пробираясь через заросли шиповника. Трясина заглатывала его ботинки по щиколотку, поэтому вскоре ему пришлось вооружиться длинной палкой и прощупывать болота с ее помощью. Хадсон прислушивался к каркающим воронам, перелетающим с ветки на ветку, исследовал змеиные норы и осинники. К последним он предпочитал близко не подходить.

С запада понемногу надвигались серобрюхие облака. Судя по назойливой боли в ребрах, завтра или послезавтра разразится жестокая гроза.

Хадсон всерьез подумывал принять недавнее предложение ван Ремма, но совесть приказывала ему повременить с этим. За все время своего исследования местности Хадсону постоянно казалось, что за ним наблюдают. Возможно, это были индейцы. Наверняка сказать было нельзя: индейцы никогда не позволят белому человеку легко себя обнаружить. Хадсон подумал, что раз они частенько прячутся здесь в зарослях, то наверняка знают что-то об этом «монстре». Было бы полезно поговорить с ними, вот только вряд ли они захотят делиться с бледнолицым своими знаниями, хотя кто-то из них наверняка сносно говорит по-английски. Взвесив все «за» и «против», Хадсон решил, что попытка того стоит.

Он не стал собирать палатку, но пеммикан, флягу с водой и боеприпасы сложил обратно в заплечную сумку. Водрузив ее на спину, он решительно направился в сторону поселения могавков. Скорее всего, индейцы узнают о его приближении задолго до того, как он доберется до их поселения. Что ж, его это устраивало. Если они не хотят видеть его на своей территории, они найдут способ сообщить ему об этом, однако Хадсон надеялся, что любопытство возьмет над ними верх, и они позволят ему приблизиться без помех.

Прогулка по густому лесу не шла ни в какое сравнение с прогулкой по Бродвею. Прошло почти два часа, прежде чем Хадсон увидел на стволе дерева индейский символ, напоминающий медведя, нанесенный красной краской. Это означало, что он вступает на границу территории, которую могавки считают своей. Он двинулся дальше, пересек небольшой ручей, а затем взобрался на холм, с вершины которого увидел дым от костра, разведенного в индейском поселении всего в паре сотен ярдов от того места, где он находился. Начав спускаться по склону, Хадсон заметил две фигуры, движущиеся в подлеске по обе стороны от него. Он увидел их только мельком. При этом, перемещаясь сквозь густые заросли, они умудрялись не издать ни звука.

Когда Хадсон оказался на тропе, протоптанной сотнями индейских вылазок, фигура, сопровождавшая его справа, издала крик, напоминавший то ли птичью трель, то ли собачий лай. Этот звук настолько поразил Хадсона, что у него волосы на затылке встали дыбом. Крик эхом разнесся в сторону деревни и заставил местных собак поднять тревожный лай. Ответный клич не заставил себя ждать. Он походил на визг совы и звучал не так пугающе. Хадсон осторожно двинулся дальше, и почти сразу понял, что примерно в двадцати футах позади него идет индеец с обнаженной грудью. Он был увешан перьями, мелкими косточками и прочими безделушками. Казалось, на его теле попросту не было места, которое бы он не украсил. Жилистые руки и плечи храброго воина были покрыты синими завитками татуировок, он носил набедренную повязку из оленьей кожи и кожаные сапоги, доходящие до середины икры. На вид он был достаточно свирепым и запросто мог превратить бледнолицего пришельца в заварной крем. Хадсон отметил, что боевой раскраски на теле индейца не было, и посчитал это хорошим знаком. Возможно, ему даже удастся выбраться отсюда, сохранив скальп в целости.

Хадсон продолжил идти вперед, а воины — один прямо позади и двое все еще по бокам, среди зарослей, — следовали за ним по пятам. Когда тропа привела его на широкую поляну, где располагалась деревня, он привлек внимание дюжины собак, которые принялись прыгать вокруг него и тявкать. Люди же продолжали заниматься своими делами, как если бы на их территорию не ступил чужак. Хадсон ждал, и вскоре в его сторону устремились местные любопытные дети, однако воин, стоявший у него за спиной, резко прикрикнул на них на родном языке, и они разбежались. Хадсон изучал местное поселение: хорошо построенные хижины из дерева и высушенной глины, плывущий по округе сизый дымок от костров. Он чувствовал себя призраком, невидимым ни для кого, кроме своры лающих собак.

Татуированный воин сделал неопределенный жест рукой, и Хадсон воспринял его как приказ идти дальше. Двое других его конвоиров, пробежали мимо. Вскоре из завесы плотного дыма показался храбрый воин, с грудью, разукрашенной молниевидными татуировками, и с тремя перьями, торчащими из затылка. Он замер перед Хадсоном, словно неподвижный кусок камня.

— Говоришь по-английски? — спросил Хадсон.

— Достаточно, — произнес индеец с бесстрастным лицом.

— Я…

— Остановился у озера, — небрежно бросил индеец. — В маленькой палатке.

— Все верно. Я здесь, чтобы…

— Боже милостивый! — воскликнул кто-то хриплым голосом. — Англичанин!

Хадсон посмотрел налево и обомлел.

Мужчина, издавший последнее восклицание, был тощим, как жердь. Грудь его была обнажена, через кожу можно было пересчитать почти все ребра. На нем были грязные коричневые бриджи, все в заплатках, и поношенные мокасины. Волосы у него были светлые, почти белые, свисающие на плечи спутанными паклями. Его всклокоченная светлая борода была украшена синими и красными бусинами. И бог весть чем еще — Хадсону не хотелось рассматривать слишком подробно. Ему показалось, что этот джентльмен не мылся с тех пор, как мать в последний раз поднимала его из колыбели двадцать с чем-то лет назад. Мужчина подошел к Хадсону на своих длинных тонких ногах. Его худое крючконосое лицо сияло радостью, голубые, налитые кровью глаза буквально пылали. Он носил на шее маленькое деревянное распятие на кожаном шнурке. Хадсон сразу понял, кто он: один из приграничных проповедников, которые считали своим долгом нести Слово Божье язычникам. Хадсон знал, что большинство этих Джонни-баптистов либо не выдержали испытание веры, которое им предложили индейцы, либо сошли с ума. Этот мужчина был вполне обычным представителем первой категории. У него отсутствовало два пальца на правой руке, а левая была замотана окровавленным бинтом.

— Как прекрасно снова услышать чистый английский язык! — воскликнул мужчина. Хадсон заметил, что его глаза увлажнились от слез. — Неземное удовольствие! — вновь крикнул проповедник, отерев лицо шелушащейся рукой. — Мое имя Джеймс. Джеймс Дэвис, недавно приехал из Бостона. Прости, что не пожимаю руку, брат мой. Я бы обнял тебя, если б ты позволил.

— Не стоит, — буркнул Хадсон.

— О… я понимаю. Я сейчас не в лучшей форме. — Он подчеркнул это заявление, яростно царапая зазубренными ногтями оставшихся пальцев расчесанную макушку. Судя по всему, блохи основали там постоянный лагерь. Как только Дэвис расчесал свой скальп до крови, он снова посмотрел на Хадсона так, словно только что его увидел. — Зачем ты здесь, брат?

— Мое имя Хадсон Грейтхауз. Я прибыл из Нью-Йорка по просьбе мэра Брайартуса. Я разбираюсь с проблемой местного «монстра», который якобы похищает охотников и звероловов. Вы что-нибудь об этом…

Отважный индеец прервал Хадсона, обрушив на Дэвиса скороговорку на непонятном диалекте, и тот ответил ему тем же самым. Индеец несколько секунд обдумывал ответ Дэвиса, а затем бросил на Хадсона такой взгляд, который запросто мог пронзить его насквозь. Он пожал плечами, резко развернулся и направился прочь.

— Куда это он? — спросил Хадсон.

— Он знает, почему ты здесь. Они все знают. Есть только одна причина, по которой ты мог разбить лагерь у озера Блэк-Оук. Мой друг говорит, что это все чушь, придуманная бледнолицыми, и он не желает иметь с этим ничего общего.

— Он здесь главный?

— Старший сын вождя. Сам Томуваэ с тобой говорить не будет, можешь и не просить.

— Что ж, для индейцев все это может быть чепухой, — сказал Хадсон. — Но для жителей Брайартуса эта «чепуха» вполне реальна. По крайней мере, они в нее искренне верят.

— Я так понимаю, ты сам не видел это существо?

— Нет. Я ничего не видел, — признался Хадсон.

— Я здесь уже давно, — сказал Дэвис. На лице снова появилась кривая улыбка, а в глазах зажегся почти безумный блеск. — Не знаешь, как дела в Бостоне?

— Я давненько там не был. Думаю, город разросся, — уклончиво ответил Хадсон.

— У меня были жена и дочь, — доверительно сообщил Дэвис. Хадсону было нечего на это сказать, и он промолчал. — Теперь я посланник Божий, — продолжил Дэвис. — Это важная работа.

— Не сомневаюсь. Что ж… мистер Дэвис, я…

— Брат Дэвис, — поправил проповедник. Он сделал к Хадсону еще один шаг, принесший с собой запах застарелого пота, прогорклого масла, старой мочи, запекшихся экскрементов и еще бог знает чего. В зловонии брата Дэвиса твердая сталь Хадсона почти расплавилась до мягкого олова, он почувствовал, что у него кружится голова, однако не сдвинулся с места. — О, брат Хадсон, я так давно не разговаривал с англичанином! Брайартус… населен в основном голландцами. А сюда белые люди вообще нечасто захаживают. Пожалуйста… не мог бы ты ненадолго составить мне компанию в моей хижине?

Как можно было отказать столь искренней просьбе? Особенно когда на второй чаше весов была лишь бесполезная прогулка по местным зарослям. Хадсон решил, что могавки наделили Дэвиса ролью придворного шута. Скорее всего, в ином случае от него давно остались бы только кости. Впрочем, он и так уже походил на живой скелет. Возможно, голодание было одним из испытаний его веры.

— У меня есть свиной пузырь, полный ежевичного вина, — сообщил брат Дэвис, как будто это могло побудить Хадсона к дальнейшему общению.

Хадсон поднял глаза на серые облака, почти закрывшие солнце. До дождя было еще далеко. Хадсон решил, что у этой двухчасовой прогулки должен быть хоть какой-то смысл. Почему бы и не беседа с Джеймсом Дэвисом, недавно приехавшим из Бостона?

— Что ж, веди, брат, — сказал Хадсон, переходя на более непринужденный стиль общения.

Дэвис вздрогнул и ахнул от облегчения.

Они пересекли деревню, свора собак последовала за ними. Вскоре к животным присоединились резвящиеся дети. Повседневная деревенская жизнь продолжалась так, как будто никаких чужаков здесь не было. Вскоре детские крики привлекли внимание, и одна дородная женщина вышла на улицу и начала хлопать в ладоши и орать. Дети вмиг бросились врассыпную.

Дэвис провел Хадсона мимо загона, где содержалась дюжина красивых лошадей и несколько жеребят. Дальнейший путь пролег мимо переполненного свинарника, где пахло почти так же плохо, как от проповедника. Вскоре показалась небольшая хижина, стоявшая в отдалении от всех остальных. Хадсону показалось, что в качестве скрепляющего материала ее покрыли не глиной, а конским навозом.

— Вот мы и прибыли, — возвестил Дэвис. Хадсон и без него это прекрасно понял.

Они отодвинули тонкую ткань, служившую хижине дверью. В сыром помещении Дэвис ударил своими изувеченными руками по кремню, чтобы разжечь комок грязных тканей. От получившегося маленького пламени он зажег несколько свечей, держащихся на столе с помощью расплавленного воска. Сам стол выглядел так, будто плотник, сконструировавший его, был слепым, и пальцев у него было меньше, чем у Дэвиса.

Распространившийся по хижине свет озарил единственный табурет перед столом, жалкий навал грязных одеял на земляном полу и два ведра — одно для питьевой воды, другое для отходов жизнедеятельности. На одной из стен с помощью узловатых лоз было прикреплено небольшое деревянное распятие, а прямо под ним стоял кусок вырванного с корнем ствола дерева, на котором лежала открытая запачканная Библия. Единственным предметом мебели в этой лачуге был деревянный сундучок, стоявший прямо на земле. Дэвис как раз наклонился, чтобы его открыть.

— Прошу, — сказал он, — садись!

Хадсон сбросил заплечную сумку, отложил ее в сторону и опустился на табурет, который застонал и задрожал под его весом. Лишь убедившись, что табурет не развалится, Хадсон решился передвинуть его так, чтобы сидеть лицом к выходу.

Тем временем Дэвис достал из сундучка темно-коричневый маслянистый на вид свиной пузырь, из которого торчала пробка. Он положил его на стол перед Хадсоном, затем достал из сундука пару деревянных чашек с наросшей корой.

— Не откроешь, брат? — спросил Дэвис. — Я мог бы сам, но провожусь явно дольше тебя.

Хадсон извлек пробку и разлил по чашкам почти черную жидкость, которая выглядела такой густой, что ее вполне можно было жевать. Он уловил сильный аромат ежевики и подумал, что одно глотка этого пойла должно быть достаточно, чтобы монстры мерещились за каждым кустом.

— Твое здоровье, брат! — воскликнул Дэвис, взял чашку и одним глотком осушил ее.

— И твое, — ответил Хадсон. Он отпил совсем немного, даже мышь могла бы заглотить больше, однако и от этого небольшого количества по его губам распространился огонь Судного Дня.

— В нем Дух Господень, — самодовольно сказал Дэвис, наливая себе следующую порцию искупления. Когда его глаза перестали слезиться, он сел на землю, скрестив ноги, и улыбнулся Хадсону. Его зубы оказались темными, словно их измазали в чернилах.

Некоторое время они просидели в тишине. Похоже, Дэвис настолько изголодался по англоговорящему собеседнику, что лишился дара речи от счастья. Хадсон сделал еще один маленький глоток смертоносного вина, откашлялся и спросил:

— Как долго ты уже здесь?

— Несколько лет, — последовал ответ, сопровождаемый легким смешком. — Да, это были долгие несколько лет. Хочешь верь, хочешь нет, но я добился определенного прогресса. Точнее… Господь добился здесь успехов с моей помощью. Я — Его руки в мире дикарей.

— Тогда тебе следовало бы заботиться о сохранности своих пальцев. Что с тобой сделали?

— О, всего лишь небольшие проверки. Небольшие порезы тут, маленькие ожоги там. Сначала это было ужасно, но теперь… теперь я стал сильнее. Они делают для меня это вино. Я пытался поддерживать здесь традиции причастия, но это становится… — он ухмыльнулся, хотя по его лицу пробежала тень, — довольно непросто. Процесс сложно контролировать. Ты наверняка понимаешь.

— Да. — Хадсон подумал снова сделать глоток вина, но не решился. Он беспокойно поерзал на табурете, потому что ухмылка Дэвиса выбивала его из колеи. Со своими сверкающими безумием глазами он выглядел так, будто ждал от Хадсона глубочайшего, почти божественного откровения. Это была просьба, которая буквально звенела напряжением в воздухе. Хадсон чувствовал, что обязан что-то сказать. Что угодно. — Что ж, ты… — он помедлил, подыскивая вопрос. — Ты подумываешь вернуться в Бостон?

— Хм, — протянул проповедник, нахмурив брови. Он озадаченно посмотрел в свою чашку, будто осадок на ее дне мог что-то ему подсказать. — Хороший вопрос. Ответ, пожалуй, будет таким: если Господь пожелает, чтобы я вернулся, я вернусь.

— А что насчет жены и дочери? Разве ты не скучаешь по ним?

— О, да! Конечно, скучаю. Знаешь, я ведь раньше был школьным учителем. У меня были большие планы. Я хотел стать директором школы, но… меня несколько раз обошли. Я начал пить. Сначала понемногу, потом… ну, ты сам понимаешь. Удивительно, как действует Бог! Я думал, что падаю в яму, срывался на свою семью, злился на то, что другим достается то, что должно было по праву принадлежать мне. Я думал, Бог забыл обо мне, а он все это время не спускал с меня глаз. Он сказал, что я должен сделать, чтобы искупить то, что я сотворил с Эстер той ночью, когда она обнаружила меня с деньгами своего отца. Меня должны были отдать под суд. Казалось, выхода не было. И в тот субботний вечер на улице было холодно. Очень холодно.

Хадсон покрутил в руках поросшую твердой корой чашку и уставился на костяшки своих пальцев. Этот бессвязный рассказ был для него бесполезен, и он совершенно не понимал, как его комментировать.

— Можешь налить мне еще? — попросил Дэвис и приподнял свою чашку изувеченной правой рукой.

— Конечно, — ответил Хадсон, налил собеседнику густого вина почти до краев и вернул ему чашку.

Дэвис тяжело вздохнул.

— Я скучаю по своему… по нашему дому, — тихо сказал он. — Это было прекрасное место. Дом стоял на зеленой улице среди других таких же прекрасных домов. У меня был собственный кабинет, камин, прекрасная веранда, где можно было сидеть и мечтать о будущем. — Он улыбнулся, и на этот раз улыбка была горькой. — Но теперь у меня новая цель, и я буду идти к ней, стараясь изо всех сил! Если, конечно, Господь мне позволит. Я принесу любовь и законы Христовы в дикие сердца этих людей, сколько бы это ни заняло времени! Но, как я уже сказал, если Бог пожелает, чтобы я вернулся в Бостон, он укажет мне путь туда.

— Но пока у тебя есть работа здесь, — сказал Хадсон, и брат Дэвис кивнул. Когда он упомянул о прекрасном доме, оставшемся в Бостоне, нечто в голове Грейтхауза вспыхнуло, и он постарался угнаться за этим. — Кстати, а что ты можешь сказать об Августе ван Ремме?

— Ван Реммы? Ну… они жили в том особняке задолго до того, как я сюда приехал. Они не очень хотят общаться с другими. Сестру я никогда не видел, а брата — лишь изредка.

— Что? Хочешь сказать, ты видел его в городе?

— О, нет! Я имею в виду, здесь, в деревне. Но, как я уже и сказал, я очень редко его встречал.

— Стало быть, здесь, — задумчиво повторил Хадсон. — Какие дела могут быть у Августа ван Ремма с могавками?

— Он покупает у них лошадей. — Дэвис поднял чашку и облизнул потемневшие губы. — Обнови, если тебе не трудно.

Хадсон отложил свой следующий вопрос до тех пор, пока не наполнил чашку своего нового знакомца и не вернул ее ему.

— Покупает у них лошадей, — повторил он, возвращаясь к теме разговора. — А зачем ему лошади?

— Понятия не имею. Особенно такие лошади.

— Что ты имеешь в виду?

Дэвис помедлил с ответом, пока еще одна порция этого адского пойла не обожгла ему пищевод.

— Он покупает только старых или больных лошадей. Хромых. Немощных. На сливки стада даже не смотрит — их обычно продают в деревне на так называемом аукционе. Я видел здесь ван Ремма, когда он приезжал договариваться о ценах с Томуваэ. Местного вождя можно назвать хитрым дельцом. Он понял, что ван Ремму нужны лошади, на которых никто больше не позарится, и поднял цены.

Хадсон поразмышлял некоторое время, переваривая полученную информацию.

— Зачем джентльмену, у которого, похоже, нет никакого желания путешествовать или контактировать с другими людьми, — наконец заговорил он, —покупать старых и немощных лошадей? У тебя есть догадки?

— Я не в том положении, чтобы задавать вопросы о делах племени. Насколько я понимаю, Томуваэ получает от Августа ван Ремма больше денег, чем он зарабатывает на бобровых шкурах. Томуваэ, кстати, не берет оплату безделушками и бусами — ему нужно хорошее английское золото. На него он покупает семена для посева, корм для лошадей, инструменты и все, что нужно. Достает он все это на торговом посту в Брайартусе. — Дэвис допил остатки напитка, и его глаза заблестели сильнее и покраснели еще больше. — Брат, — протянул он, — скажи мне, ты верующий человек? Следуешь ли ты по пути Бога-Отца?

— Не будем об этом, — отмахнулся Хадсон. — Я хочу знать, почему Август ван Рем покупает никуда не годных лошадей. Я бы хотел поговорить об этом с Томуваэ. Он точно не захочет меня видеть?

— Однозначно нет. Если бы он хотел с тобой поговорить, он вышел бы поприветствовать тебя, когда ты появился в деревне. А если ты попытаешься приблизиться к его жилищу без приглашения, тебе могут объяснить, что так делать не стоит, причем очень кровавым способом.

— Я все же рискну.

— Это крайне неразумно, брат мой. Они выказали тебе уважение, потому что ты провел ночь на территории этого существа и, похоже, не боишься его. Только поэтому они позволили тебе войти сюда, но не обольщайся…

Хадсон потряс головой, цепляясь за последнюю мысль Дэвиса.

— Погоди-ка, — перебил он. — Ты хочешь сказать, что индейцы верят, что в болоте Блэк-Оук и правда обитает какое-то чудовище?

— Некоторые храбрые воины видели его, — последовал ответ. — Я слышал, как они говорили об этом. Они стараются держаться подальше от его территории, когда выходят на охоту.

— Мне говорили, — нахмурился Хадсон, — что жители Брайартуса просили могавков помочь им разыскать пропавших людей. Они даже просили их помочь выследить чудовище, но могавки не справились.

— Они не «не справились», — фыркнул Дэвис. — Могавки могут выследить все живое. Просто конкретно в этом случае они предпочли не нападать на след.

— Почему?

Дэвис пожал плечами.

— Не знаю. Мне показалось, приказ потерять след чудовища исходил от самого Томуваэ.

— Значит, индейцы вовсе не считают рассказы о монстре выдумками бледнолицых?

— Вовсе нет! Как я уже сказал, это существо видели, но считают его проблемами бледнолицых. Индейцы не хотят иметь дело с этим чудовищем. А теперь… пожалуйста, брат, давай поговорим о твоих отношениях с Господом. — Он растянул рот в улыбке, вновь обнажив свои окрашенные вином зубы. — Я думаю, тебе следует подумать об этом, если ты планируешь провести еще одну ночь во владениях монстра Блэк-Оук.

— Знаю. И я обязательно этим озабочусь, — сказал Хадсон. — Но я все еще не уверен, что верю в чудовищ. — Он встал. Пусть до его палатки отсюда было не больше двух миль, путь предстоял сложный. — А пока мне лучше уйти.

— Прошу тебя! — Дэвис вскочил на ноги и пошатнулся от количества выпитого. У него был такой вид, словно он приготовился пасть ниц перед Хадсоном и слезно умолять его. — Не уходи! Нам ведь еще столько всего нужно обсудить!

Хадсон поднял заплечную сумку.

— К сожалению, я не могу остаться. У меня есть работа.

— Разве ты не можешь остаться хотя бы на несколько минут? Пожалуйста! Расскажи, что ты знаешь о Бостоне! Громовой Человек может подождать, разве нет?

— Громовой Человек?

— Так могавки называют это существо. Те, кто слышал его крик, сказали, что у него очень громкий голос. Прошу тебя, брат… останься ненадолго и расскажи мне о Бостоне! Поделись еще какими-нибудь новостями с нашей родины! Я провожу тебя, когда придет время, но… прошу тебя, и Бог просит тебя через меня… молю, побалуй грешника несколькими крохами со своего стола!

Хадсон уже собирался вновь отказать, но задумался. В конце концов, что плохого случится, если он и впрямь уделит этому несчастному еще несколько минут?

— Ладно, — сказал он, снова снял заплечную сумку и отложил ее в сторону. — О Бостоне и о новостях из Англии. — Он занял свое место на табурете, а Дэвис расположился на земле прямо у его ног, сцепив свои изувеченные руки, словно в молитве. Он глядел на Хадсона, как мог бы смотреть на мессию, словно тот был способен вернуть его обратно в цивилизованный мир хоть на какое-то время. Его измученная душа жаждала бальзама.

Хадсон решил, что свои новости из Бостона и Англии он раскрасит в цвета полевых цветов, растущих вокруг озера Блэк-Оук, и оставит Джеймса Дэвиса пребывать в счастливых иллюзиях. Это принесет немного аромата роз в эту вонючую унылую лачугу. Горькую правду о ненависти, войнах, жадности, бесчеловечности и грехе, которые окутывали мир так плотно, будто только они и составляли истинную природу человека, он решил не освещать.

Он и сам был далеко не безгрешным человеком. Недаром ведь его называли и негодяем, и разбойником, и всем прочим. Но сердце у него осталось, и приукрасить новости из внешнего мира — меньшее, что он мог сделать для этого бедолаги.

Глава 4



Низкий громовой раскат вырвал Хадсона из состояния полусна, и, когда он сел на одеяло в своей палатке, чтобы встретить тусклый рассвет, боль в ребрах подсказала ему, что приближается буря.

Он выглянул из палатки и взглянул на зловещие облака. Дождя еще не было, но воздух сделался душным, пахло сыростью и медью. Хадсон решил облегчиться в отдаленных зарослях, затем вернулся в свое убежище, съел кусок пеммикана и выпил немного воды. Ветер тихо завывал на улице. Хадсон прислушался к его шуму в ветвях деревьев и задался вопросом, где сейчас скрывается сова, которая ухала почти всю ночь.

Настало время составить план действий на сегодня. Скоро начнется буря, и его единственным выходом будет просто затаиться в палатке и ждать, потому что нельзя сказать, насколько затянется непогода.