– Оставлять тебя здесь было бы слишком расточительно, такими подарками не разбрасываются, – произнес он. – Помнится, Снайпер носил тебя в руке, где ты превращалась в жидкий металл. А ну-ка…
Он отдал мысленный приказ – и вздрогнул от боли, когда нож начал погружаться к нему в ладонь. Следом пришло чувство распирания в предплечье, словно между локтевой и лучевой костями ворочалось некое существо, устраиваясь поудобнее…
Когда же нож полностью погрузился в руку, Захаров улыбнулся.
– Теперь ты часть меня, верно? Надеюсь, алгоритмы этой фараоновой гробницы сработают правильно и ты не останешься без хозяина.
Решительно скинув с себя одежду, академик полез в автоклав – и невольно застонал, когда несколько игл одновременно впились в его тело. Но нужно было продолжать, лечь полностью, и лишь тогда крышка автоматически закроется. И Захаров, кляня на чем свет стоит собственную тупость, резко, с размаху упал внутрь саркофага – и чуть не потерял сознание от адской боли, пронзившей все его тело.
Но это было еще не все.
Крышка автоклава начала медленно опускаться, и при этом боль от металлических жал, проткнувших тело ученого, внезапно многократно усилилась – это включилась система, подающая через иглы специальный кислотный раствор, растворяющий живую плоть…
Легкие и глотка ученого непроизвольно исторгли жуткий вопль – но при этом Захаров улыбался.
Он наконец-то решился на самый страшный и самый великий эксперимент в его карьере, ради которого любой настоящий ученый готов рискнуть чем угодно.
Даже собственной жизнью.
* * *
– Остановить Захарова будет не так-то просто, – сказала Грета.
– Я в курсе, – кивнул я. – Но даже его знаменитых кибов можно убить, если знать, куда целиться.
– Кибов я отключила, когда покидала бункер. Так что дело не в них.
– А в чем? – поинтересовался Бесконечный.
– У академика есть оружие последнего шанса. Я не знаю, где оно спрятано, но я нашла несколько старых стертых файлов в центральном компьютере, которые мне удалось восстановить. Согласно им, мой создатель изобрел технологию трансформации человеческого тела в его нановерсию.
– Ты хочешь сказать, что он умеет превращать живых людей в подобие тебя? – удивился Циркач.
– Да. Но для этого нужно специальное устройство, и я не знаю, где Захаров его прячет. У меня такое впечатление, что он сам боится своего изобретения. Но если хозяин решится на такую трансформацию, он будет намного сильнее меня.
– Почему? – поинтересовался я.
– Судя по тем файлам, наноботы его изобретения будут обладать способностью к мгновенному самовоспроизводству при условии наличия рядом достаточного источника энергии. А здесь, в Зоне, таких источников предостаточно.
– Поконкретнее можно? – попросил я. – О каких именно источниках речь?
– Аномалии, – ответила Грета. – По сути, это сгустки энергии, которые Захаров сможет пожирать, подпитывая себя и строя из своего нанотела что угодно. Я так могу только с очень слабыми аномалиями, сильная меня просто уничтожит. Он же, если решится на трансформацию, сможет подпитываться любыми аномалиями.
– Прекрасно, – проворчал Бесконечный. – Захочет, в сфинкса превратится, а захочет – в танк. И как тогда с ним воевать?
– Возможно, если мы поторопимся, то успеем до того, как он станет непобедимым чудовищем, – сказала Грета.
– Так чего мы тогда стоим? – спросил Циркач. – Судя по моему КПК, до озера Куписта осталось всего-то пара километров.
…Циркач не ошибся.
Даже отсюда были видны знакомые скрюченные деревья, что росли по краю огромной воронки, на дне которой находился бункер ученого, расположенный на берегу гнилого озерца Куписта. Когда-то на этом месте находился целый научный комплекс. Но академику не повезло: здание разбомбили военные, и от величественного храма науки остался лишь бункер, похожий на железобетонный ДОТ без амбразур.
Впрочем, помнится, потеря здания, которое по сути было маскировочным прикрытием для бункера, не очень огорчила Захарова. Сердцем научного комплекса была лаборатория, уходившая под землю на несколько этажей. А глухой бетонный ДОТ надежно прикрывал ее от нежелательных гостей.
И не только он.
По окрестностям озера Куписта любили шастать зомби, а в самом озере жили снарки, плотоядные человекообразные твари, обладающие отменной прыгучестью и неуемным аппетитом.
И в последнее время, кстати, они изрядно расплодились. По Зоне пошел слух о несметных богатствах, хранящихся в подземельях Захарова, поэтому к ученому периодически начали наведываться любители легкой наживы.
Но их ждало разочарование.
Академик умел за себя постоять, и результатом атак ловцов удачи на его укрытие становились лишь трупы тех самых ловцов удачи. Которые, разумеется, хоронить никто не собирался, ибо в Зоне мутанты – самые лучшие могильщики.
В данном случае это были снарки. И, поскольку мертвых тел было довольно много, снарков в этой локации тоже стало намного больше, чем раньше. Никто не знает, то ли плодились они как-то в шоколадных условиях наличия большого количества свежей человечины, то ли новые откуда-то набежали, но теперь в окрестностях озера Куписта бродили целые стаи этих тварей.
И на одну из них мы как раз и нарвались, когда спустились в котлован и направились к бункеру…
Снарки словно из-под земли выросли. Только что не было никого – и вот уже нас пытается окружить стая голов в двадцать, приседая и похрюкивая в предвкушении обильного обеда…
И не только похрюкивая.
Я прекрасно помнил, что вокруг озера бродили и зомби тоже – мертвые сталкеры, попавшие под Выброс, умершие – и ожившие благодаря блуждающей аномалии «роженица». Существа малоприятные, плохо передвигающиеся, неважно стреляющие, но в больших количествах доставляющие серьезную головную боль тому, кто попадется им на пути. А порой и излечивающие от мигрени и остальных болезней, причем сразу и радикально. Ибо убить их было непросто, а при виде добычи у мертвецов просыпалась стайная способность окружать потенциальную еду – и ускоряться практически до возможностей живого человека.
И тогда уйти от стаи адски воняющих, полуразложившихся трупов было уже крайне проблематично.
В данном же случае, похоже, зомби оценили преимущества совместной охоты со снарками и теперь обходили нас с другой стороны. Кто бы мог подумать, что у них хватит на это интеллекта – а может, нам просто так «повезло», и не корпоративная это была охота, а конкуренция со снарками. Соревнование на тему, кому больше человечины достанется.
Разумеется, мы начали стрелять, но толку от этого было немного. В вертлявого снарка очень сложно попасть, а медлительного зомби крайне непросто убить. Конечно, и Бесконечный, и Циркач попадали в тварей, да и я, стреляя одиночными, довольно быстро уложил с полдюжины снарков и столько же зомби – если попасть живому трупу точно между глаз, он гарантированно откинет копыта, а я недостатком меткости никогда не страдал.
Но мутантов и мертвецов оказалось слишком много.
И бежать нам было некуда. Как-то слишком быстро и те и другие появились из тумана, скопившегося в низине, при этом никто не ожидал, что их будет столько…
Одного снарка, бросившегося на меня, я встретил пинком в разорванный противогаз, с грехом пополам натянутый на гнилую рожу – своей кожи у этих тварей на морде зачастую нет, потому они пользуются резиновой, благо старых советских противогазов по Зоне разбросано немерено.
Мутант взвизгнул, ударом его отбросило назад – и следом его догнала моя пуля, вошедшая в нижнюю челюсть мута и на выходе из затылка вынесшая из черепной коробки ошметки почерневшего мозга.
Но следом на месте этой твари появились две новые. Одну я тут же успокоил пулей в круглый иллюминатор противогаза, брызнувший во все стороны кровавыми осколками. Вторая же бросилась на меня справа, и выстрелить я уже не успевал…
Снарк прыгнул, впился зубами в приклад моего автомата и повис на нем, словно бультерьер, пытаясь достать меня когтями. Я отвесил мутанту боковой удар ногой в брюхо, но толку от этого не случилось вообще никакого: по ходу, снарк был готов сдохнуть, лишь бы не разжать зубы.
И в этом был смысл, так как со всех сторон на меня бросились еще три твари.
Мне ничего не оставалось, кроме как швырнуть автомат им в морды и выхватить из ножен «Бритву», готовясь подороже продать свою жизнь…
Но тут внезапно головы снарков начали лопаться одна за другой, словно проколотые воздушные шарики. Бах – и во все стороны летят обломки черепа и черные ошметки мозгов, а на серую траву Зоны валится обезглавленный труп, сокращаясь в предсмертных конвульсиях.
Я сперва подумал, что откуда-то работает грамотный снайпер.
Но тут же пришло понимание, что даже мегакрутой специалист не сможет методично класть пулю за пулей точно в головы вертлявых тварей, которые ни мгновения не стояли на месте и постоянно двигались.
Это было что-то другое.
Вернее, кто-то другой, если нанодеву можно было так назвать…
Да, причиной странной и эффектной гибели снарков была Грета.
Сейчас она стояла неподвижно и выглядела… полупрозрачной. Контур ее тела лишь угадывался, и лучи скудного солнечного света свободно проникали через него. Она стояла, протянув руки к снаркам, и от этих рук на несколько метров вперед протянулось еле заметное облако тончайшей пыли, практически полностью накрывшее атакующую стаю мутантов…
И не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что происходит.
Грета часть своего тела превратила в это самое облако, состоящее из наноботов, которые, проникнув в носы, рты и уши снарков, легко просочились дальше, внутрь их голов – и благополучно взорвали их не хуже ручных гранат…
Снарки в целом твари сообразительные.
Поняв, откуда уходит угроза, остатки стаи развернулись и помчались в сторону озера Куписта, на дне которого было их логово. Сейчас они нырнут в грязную стоячую воду этой большой лужи и будут лежать на ее дне, закрыв глаза и заткнув все отверстия тела собственным разбухшим мясом. Есть мнение, что у снарков коллективный разум и что, впадая в анабиоз, они могут продуктивно общаться друг с другом на ментальном уровне. И если это так, после сегодняшнего фиаско им точно будет что обсудить.
Я поднял с земли автомат, на прикладе которого отпечатались следы зубов снарка, и развернулся в сторону зомби, готовясь стрелять…
Но стрелять было не в кого.
Общение со снарками явно пошло на пользу живым трупам. Увидев, что союзники чешут в сторону озера, сверкая пятками, зомбаки как один развернулись и, покачиваясь, направились в противоположную сторону.
Передумали, стало быть. Вот и ладушки, вот и хорошо.
Тратить патроны на ходячие трупы, не собирающиеся продолжать атаку, у меня желания не было. У остальных членов нашего маленького отряда – тоже. Вот только Грета выглядела неважно.
После того как снарки чесанули подальше от места битвы, Грета втянула в себя обратно смертоносное облако, но при этом сейчас стояла покачиваясь…
Точнее, со стороны казалось, что она качается от слабости. На самом деле было понятно, что этот эффект происходит не от того, что Грета устала – вряд ли деве, состоящей из мириадов наноботов, знакомо это чувство. Просто ее тело сейчас было нестабильно, и, похоже, Грета прикладывала немало усилий, чтобы не рассыпаться на месте…
– Что случилось? – поинтересовался я.
– Энергия, – еле слышным голосом проговорила Грета. – Принимая форму стабильного нанотела, я получаю большой спектр возможностей, но лишь при условии достаточного энергоснабжения. Боюсь, что у меня не получится добраться до бункера – мои оставшиеся энергоресурсы составляют лишь три процента.
– Что может их восполнить? – быстро спросил Бесконечный – видимо, оценил помощь нанодевы, отчего в его голосе даже проскользнули нотки участия.
– Любое мощное энергополе, – отозвалась Грета. – Либо аномалия. Или, на худой конец, артефакт с достаточным уровнем заряда…
– И что будет, если у тебя закончится энергия? – продолжал допытываться Бесконечный.
– Я просто рассыплюсь. И восстановить меня не получится – при отсутствии энергетической подпитки наноботы мгновенно погибают.
Я посмотрел в сторону бункера.
Эх, блин… Нам до него максимум полкилометра осталось, а уж у академика точно найдется, чем подпитать свое детище. Но Грета – это не девушка, которую взял на руки и потащил туда, куда тебе надо. Это просто плотное облако нанороботов, которое сейчас к тому же на глазах теряло свою плотность – того и гляди на глазах рассыплется, превратившись в кучку черной пыли…
Бесконечный нахмурился, собрав складки на лбу, потом крякнул:
– А, была не была!
Интересно, конечно, это выглядит, когда невидимая рука расстегивает один из карманов на разгрузке и достает оттуда артефакт…
От тела бармена отделился и поплыл по воздуху редкий арт с золотистым «зрачком» внутри, который иногда находят в Зоне после Выброса. Был этот арт, похожий на красный глаз, крайне редким и очень ценным – потому что, являясь колоссальным источником энергии, мог при ранении восстанавливать поврежденные ткани до изначального состояния, а также дать своему хозяину способность не уставать несколько суток, выполняя самую тяжелую работу.
И сейчас Бесконечный протягивал Грете этот уникальный артефакт.
– «Глаз Выброса»! – восхищенно выдохнул Циркач. – Я его только на рисунке видел. Думал, это легенда.
– Ты еще много чего не видел, парень, – скривился бармен. И прикрикнул на Грету: – Ну, забирай уже, пока я не передумал!
– Благодарю, – еле слышно прошептала нанодева.
Ее серая рука удлинилась, тонкие черные пальцы осторожно забрали подарок – и внезапно «Глаз Выброса» рассыпался в пыль, с неимоверной силой сжатый ладонью Греты.
Пыль, образовавшаяся от разрушенного артефакта, загорелась на мгновение нестерпимо ярким светом – и тут же потухла, поглощенная телом нанодевы, которая сама замерцала местами, словно была соткана из звездного неба.
– Потрясающе! – восхищенно проговорила она. – Никогда не чувствовала себя настолько бодрой. Что ж, пойдемте.
И первая направилась к бункеру.
* * *
Старость – это болезнь, медленно, но верно убивающая любого человека, каким бы сильным, ловким и умным он ни был. Грустно сознавать, что с каждым годом ты становишься на двенадцать месяцев ближе к смерти, но с этим ничего не поделать. Таков закон жизни, и однажды любой человек уходит для того, чтобы молодые пришли на его место…
Но Захаров в свое время твердо решил обмануть смерть для того, чтобы жить вечно, продолжая свои грандиозные свершения. Он нисколько не сомневался, что имеет на это полное право. Иначе зачем Провидение дало ему возможность придумать и воплотить в жизнь одно из величайших изобретений на планете?
Однако страшно было воспользоваться им сразу, ибо был очень высок риск умереть внутри автоклава от сильнейшего болевого шока, который может не выдержать сердце. И, сколько ни бился Захаров над решением этой проблемы, выхода он так и не нашел.
Тянуть дальше не было смысла. Несмотря на все усилия по омоложению организма, старость продолжала разрушать тело ученого, повышая вероятность летального исхода во время крайне мучительного перерождения, несмотря на все предосторожности.
И Захаров наконец решился…
…Боль оказалась еще страшнее, еще запредельнее той, что он мог себе представить. Суть того, что происходило в автоклаве, была в следующем: полностью заменить живые клетки тела их совершенными нанокопиями… после чего бесполезные исходники необходимо было уничтожить.
Если б крышка автоклава была прозрачной и у наблюдателя оказалось достаточно терпения, можно было бы увидеть страшный, но реально завораживающий процесс…
Человеческое тело корчилось в страшных муках, однако автоматика не позволяла мозгу выключиться и кануть в спасительное небытие. Та же автоматика следила за сердцем, взяв его полностью под свой контроль, иначе б оно давно разорвалось от немыслимого болевого шока.
А все остальное автоматику полностью устраивало.
Как дрожат нервы, словно натянутые струны…
Как крючатся мышцы, сведенные судорогой…
Как хрипят голосовые связки, через которые уже не может прорваться из груди вопль запредельной боли – безумные крики академика сорвали их напрочь. Теперь изо рта ученого вылетали лишь брызги кровавой слюны, залепляя изнутри непрозрачную крышку автоклава омерзительной розовой пеной…
И в то же время, если абстрагироваться от неприятной картины человеческих страданий, тот наблюдатель мог бы стать свидетелем очень любопытного процесса.
Морщинистая кожа академика, в силу преклонного возраста потерявшая упругость, разлагалась на глазах. Происходящее и правда напоминало многократно ускоренный распад тканей мертвого тела. Довольно большие участки кожи и плоти под ней темнели, чернели, расползались, отваливаясь пластами, местами обнажая кости – но отмершие ткани тут же заменялись шевелящейся серой массой с металлическим отливом. Казалось, словно мириады стальных муравьев спешат заполнить собой образующиеся прорехи в человеческом теле…
Наиболее жутко процесс стал выглядеть, когда «муравьи» добрались до головы академика. Почернели и отвалились губы, растрескались в пыль зубы, нос мгновенно сгнил и провалился внутрь, глаза полопались и вытекли из глазниц омерзительной черно-белесой жижей.
Но все потери немедленно восстановила металлически-серая масса. Даже волосы, и те возродились вновь аккуратно зачесанными назад так же, как и раньше, – только цвет их изменился с блекло-седого до насыщенно-серебристого…
– Замена органических соединений на клеточную наноструктуру завершена на сто процентов, – наконец скучным голосом произнесла автоматика.
Крышка автоклава открылась, и из него медленно, неуверенно вылез человек…
Человек ли?
Скорее, статуя, состоящая из подвижного текучего металла, с виду очень похожая на оживший памятник академику Захарову.
Ученый провел ладонью правой руки по пальцам левой, пошевелил ими.
– Потрясающе, – проговорил он. – Феноменально! Самочувствие восемнадцатилетнего! А возможности…
Повинуясь мысленному приказу, пальцы кисти дугами выгнулись в обратную сторону, ногтями коснулись запястья… и, войдя в него, превратились в кольцо. И сразу же – в квадрат. А после, внезапно исчезнув, вновь выросли из руки на полметра, слившись воедино и превратившись в широкий, зловеще поблескивающий меч без гарды.
Захаров улыбнулся металлическими губами. Трансформация происходила без малейшего физического усилия с его стороны, достаточно было лишь подумать – и тело послушно меняло форму. И, когда надобность в трансформации отпадала, само возвращалось к «заводской комплектации».
Которую нужно было немного подправить.
Академик вышел из автоклавной и приблизился к зеркалу, висевшему над раковиной в лаборатории, из которого на него посмотрела статуя из черного металла с серебряными волосами и глазами без зрачков.
Захаров поморщился. Видеть себя таким было и непривычно, и неприятно – все-таки академик за много лет привык к своей обычной внешности, а в его возрасте менять привычки уже не хотелось.
Мысленно он послал сигнал об изменении верхнего слоя тела – и трансформация произошла буквально за несколько секунд. Из зеркала на Захарова смотрел… он. Такой же, как до замены его тела на многомиллиардный упорядоченный рой нанороботов.
Ученый улыбнулся.
– Ну, настолько близко к оригиналу не обязательно. Морщины на лбу, пожалуй, уберем, носогубные складки уменьшим, дряблая кожа на шее тоже ни к чему… А вот благородную седину оставим. И металлическую радужку в глазах – тоже, так они смотрятся впечатляюще инфернально. Мускулатуры добавим… нет, пожалуй, это чересчур, подойдет типаж гимнаста, а не культуриста. Да, так, пожалуй, нормально для исходника.
Академик не сдержался и улыбнулся вторично. Кому ж не хочется легким усилием мысли корректировать собственное тело как ему заблагорассудится? И это не просто секрет красоты. Это рецепт вечной молодости с нестареющим телом и идеальными внутренними органами – которые, в общем-то, этому телу, питающемуся от внешних источников энергии, не нужны. Ну, может, только для того, чтобы получать удовольствие от еды и чувствовать себя человеком. Первое время это, наверно, необходимо чисто психологически. А потом необязательную внутреннюю начинку можно будет убрать, если на то возникнет желание. И моментально возродить вновь, когда вдруг захочется покушать чего-нибудь вкусненького.
– В моем новом мире такое тело будет высшей наградой для особо отличившихся, – проговорил академик, любуясь своим творением. – Вершиной, к которой станут стремиться все, но достигнут лишь единицы… – И, подумав, добавил: – Или не достигнут. Тот, кто сравнялся с богом, сам непременно захочет стать им, а моему новому миру это точно не нужно. Впрочем, что-то я слишком замечтался. Мою новую вселенную еще нужно построить, а для этого придется работать и работать. Ну-с, посмотрим, как справляются с заданием мои репликанты.
Он подошел к пульту управления, пробежался пальцами по клавиатуре, на ускоренной перемотке просмотрел записи боя в Чистогаловке – и нахмурился.
Отряд пока что задание не выполнил.
Более того, Кречетов повел его заведомо опасным путем – видимо, решил, что репликация сделала их всех неуязвимыми.
И ошибся.
Отряд едва полностью не погиб, его спасла чистая случайность. К счастью, обошлось без потерь, но сейчас двое членов отряда были небоеспособны, а остальные довольно сильно измотаны. Если они в таком состоянии пойдут штурмовать хорошо укрепленный блокпост боргов, то с высокой вероятностью ничем хорошим этот штурм не закончится.
– Ничего этому Кречетову поручить нельзя, – прорычал академик. – Как был самоуверенным выскочкой до репликации, таким и остался. Что ж, все как всегда: если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, приходится это делать самому. Заодно и протестирую, на что способно мое новое тело. Грета, я ухожу, запечатай бункер…
И тут же чертыхнулся, вспомнив, что электронной помощницы у него больше нет.
– Да ктулху же побери, что ж сегодня за день такой! Даже дверь в мой храм науки приходится закрывать самому, вручную, словно я не величайший ученый современности, а какой-нибудь недотепа-лаборант, ничего не достигший в жизни.
* * *
Дверь в бункер ожидаемо оказалась заперта, но Грету это не остановило.
Зрелище было, конечно, то еще, когда женщина, целиком состоящая из черного металла, внезапно стала истончаться, превращаясь в полупрозрачный шлейф, протянувшийся к бронированной двери.
Миг – и эта невесомая субстанция просочилась в едва заметную щель между дверью и косяком и исчезла, словно рядом с нами только что не стояло вполне осязаемое существо, так похожее на живую статую.
А потом толстенная стальная дверь медленно отъехала в сторону, и мы зашли в бункер Захарова, очень хорошо мне знакомый. Помнится, разными путями попадал я сюда и по-разному выбирался. И каждый раз не сказал бы, что это приключение доставляло мне удовольствие.
Грета ждала нас рядом с прилавком, за которым Захаров покупал артефакты у сталкеров. От покупателей ученого отделяло бронированное стекло, и я даже испытал легкий приступ ностальгии, вспомнив, как первый раз оказался в этом месте. Каким бы паскудным ни было прошлое, оно всегда твое прошлое. Достояние именно твоей памяти, которое вспоминается как пресловутые «старые добрые времена», когда ты еще не был циничным, прожженным сталкерюгой и ждал от Зоны новых приключений, а не очередной пакости.
Так же легко Грета открыла нам проход к лифту, спустившему нас в лабораторию Захарова, пустую, как гроб ожившего зомби.
И, кстати, в самой лаборатории обнаружился интересный автоклав, с виду напоминающий гроб фараона, но изнутри обильно измазанный какой-то кроваво-черной слизью, воняющей как разложившийся труп. Автоклав стоял в секретной комнате, которую никто не потрудился закрыть. Я и не знал, что тут спрятано что-то типа склепа – с виду стена и стена, кто бы мог подумать, что часть ее отодвигается, открывая один из очередных секретных схронов безумного ученого. Интересно даже, сколько их тут еще запрятано в стенах, под полом и, может, даже в потолке – с Захарова и такое станется.
– Он ушел, – проговорила Грета, увидев автоклав в виде гроба. – Переродился – и ушел.
– Переродился – это как? – поинтересовался Циркач.
– Стал таким же, как я, – ответила нанодева. – Только намного более совершенным, так как использовал следующее поколение нанороботов с расширенным спектром возможностей. Так что он больше не человек, не академик Захаров. Это его оцифрованная копия, способная делать со своим телом что угодно.
– Час от часу не легче, – проворчал я. – Он и в прежней своей ипостаси был еще той занозой в глазу, а теперь, по ходу, с ним вообще хрен справишься.
– Справедливое замечание, – проговорила Грета, подходя к пульту управления лабораторией. – А если он воссоединится со своим отрядом репликантов, то они все вместе станут занозой в теле всего мира.
– И как их остановить? – поинтересовался Бесконечный.
– Понятия не имею, – покачала головой Грета.
– Погоди, – сказал я. – Ты вроде говорила, что он записал ключ от памяти репликантов на какой-то кристалл, а ты смогла внести в их программу памяти некий баг, способный вернуть им воспоминания. Я ничего не путаю?
– Все так, – кивнула Грета. – Вон он, тот кристалл, до сих пор лежит в приемнике – без меня его никто убрать не удосужился.
– И как с его помощью вернуть память моим друзьям? – спросил я.
– Думаю, способ есть, – сказала Грета. – Но он вряд ли тебе понравится.
* * *
Это было потрясающее ощущение!
Наноботы легко трансформировались в любую форму. Захаров решил пробежаться по Зоне волком – и тело мгновенно приняло волчью форму. Академик сразу же оценил преимущество бега на четырех лапах.
Спина не напрягается, пытаясь сохранить неустойчивое равновесие тела.
Все мышцы тела работают слаженно, а не как у прямоходящих, когда ноги бегут, а руки болтаются туда-сюда, только мешая процессу.
Ну и хвост служит как дополнительный баланс при резких поворотах.
«Похоже, наши предки предприняли не очень удачный эксперимент с хождением на двух ногах, – с иронией думал Захаров, легко перепрыгивая ямы, рытвины и гнилые стволы мертвых деревьев, валяющиеся на пути. – Вон медведи тоже порой на задние лапы встают, ан не дураки же, бегают все равно на четырех. В отличие от шибко умных хомо сапиенс».
Думать на бегу было приятно.
Два удовольствия в одном.
Хотя нет, три.
Третьим, основным, было непередаваемое ощущение мощи собственного тела… которая стремительно уменьшалась. Большие затраты энергии требовали ее восполнения, иначе был серьезный риск рассыпаться прямо по дороге, превратившись в кучку микроскопической пыли, состоящей из мертвых нанороботов.
Но, к счастью, Зона была местом, где источников неконтролируемой, бешеной, аномальной энергии было более чем достаточно…
Небольшой «электрод» размером с волейбольный мяч висел над телом дохлой гнилой собаки, не спеша протягивая свои молнии то к одной части ее тела, то к другой. Когда разряд касался мертвой плоти мутанта, она немедленно обугливалась – и тогда аномалия слегка вздрагивала, получая удовольствие от кормежки. Конечно, свежее мясо было бы предпочтительнее для пищеварения, но «электрод» был пока что скромных размеров и не решался нападать на живых взрослых мутов – можно было запросто огрести, не рассчитав сил. Бывали случаи, когда особо ретивых сородичей те же ктулху просто втаптывали в землю, и тогда обесточенная аномалия погибала – а мутант лишь садился на землю и принимался зализывать обожженные пятки.
Подобные воспоминания надежно хранились в общей памяти электрических аномалий. Стоило двум «электродам», кочующим по Зоне, встретиться, как они тут же на время переплетали свои молнии, обмениваясь информацией, – полезный навык, однозначно способствующий эволюции этих уникальных созданий…
Но тут «электрод», занятый скудной кормежкой, внезапно почувствовал хорошую возможность конкретно подзарядиться – и, возможно, даже вырасти. К нему быстро приближалось энергетическое облако, стремительно теряющее силы. Но при этом оно обладало солидной массой, которую можно было бы трансформировать в новые молнии! «Электрод» мгновенно считал это на расстоянии с силового поля, связывающего мириады мельчайших частиц, идеально пригодных для переплавки и трансформации в постоянные электрические разряды.
Такую возможность нельзя было упускать. И «электрод», оторвавшись от наполовину обугленного трупа собаки, двинулся навстречу приближающемуся облаку…
Захаров знал, что аномалии Зоны обладают своим собственным интеллектом. Примитивным, но вполне достаточным для того, чтобы распознавать опасность. И потому он встроил в свое детище «алгоритм пищи» – так академик назвал собственное изобретение, по мере необходимости транслирующее предполагаемой добыче сигнал, что он сам является идеальной добычей.
И сейчас Захаров с удовольствием наблюдал, как алгоритм мгновенно распознал тип ближайшей аномалии, послал ей этот сигнал – и «электрод», оторвавшись от пожирания какой-то мертвечины, двинулся навстречу плотному облаку наноботов…
Это было похоже на электрический взрыв, словно молния ударила в трансформаторную будку.
Во все стороны полетели искры, и несколько длинных разрядов, треща, запутались в ветвях ближайших деревьев, прожигая насквозь толстые, корявые сучья…
Все это длилось недолго, пару мгновений, и сопровождалось серьезной болью, словно академик внезапно оказался на электрическом стуле.
Но неприятное ощущение быстро прошло, сменившись осознанием того, что его тело заряжено энергией на сто процентов. Вокруг разумного облака нанороботов даже появился ореол, белое сияние, образовавшееся от переизбытка энергии. А «электрод» просто исчез, полностью поглощенный более хитрым и могущественным противником. Закон природы безжалостен: более слабый погибает для того, чтобы дать силу тому, кто и так силен.
Захаров по-волчьи крутанулся на месте, от восторга куснув собственный хвост, торжествующе взвыл – и побежал дальше, наслаждаясь силой и скоростью, которые никогда не будут доступны обычным людям.
А когда он пробегал мимо Чистогаловки, на него напал ктулху.
Эти человекообразные чудовища однозначно являются самыми опасными мутантами Зоны. Даже головоруки, обитающие в подземных лабораториях ЧАЭС, предпочитают не связываться с ктулху и при встречах стараются ретироваться. Ибо головоруки хоть и мощны, но неповоротливы. И, случись им схлестнуться, далеко не факт, что победа останется за непропорциональной горой мышц, а не за быстрым, ловким и сильным мутантом, способным одним ударом лапы вырвать горло любому обитателю Зоны.
Но с Захаровым все оказалось не так просто.
Ктулху бросился на него из засады, и академик, не ожидавший подобного, среагировать не успел.
Когтистая лапища ударила сверху вниз по шее бегущего «волка» и разорвала ему шею на две трети. Для любого живого существа такой удар был бы фатальным, и ктулху, растопырив щупальца, издал победный рев, предвкушая, как сейчас окунет морду в поток свежей крови и начнет хлебать ее как не в себя…
И он действительно хлебнул, даже никуда ничего не окуная.
Упругий поток хлынул ему прямо в пасть, мгновенно заполнив не только желудок, но и легкие. Мутант выпучил глаза и попытался выплюнуть то, что залетело в него так быстро и неожиданно – и внезапно понял, что его голова вдруг взлетела вверх… Он даже успел увидеть, как его тело, оставшееся внизу, буквально взорвалось, словно внутри него сработали несколько зеленых ребристых яиц, которыми так любят обороняться хомо.
А потом резкая боль в шее ударила по мозгу…
Ктулху попытался закричать, но у него ничего не вышло, ибо невозможно орать, когда твои разорванные легкие только что попадали кровавыми лоскутами на серую траву Зоны.
Захаров же быстро собрал себя воедино – и довольно рассмеялся. Это был интересный эксперимент: заполнить собой все биологические полости мутанта, а после просто резко увеличить расстояние между наноботами в пять раз. Можно было бы и больше, но ученый побоялся потерять энергетическую связь промеж микроскопических частичек своего нового тела.
Впрочем, и того, что получилось, оказалось вполне достаточно. Ошметки ктулху разлетелись во все стороны… но при этом память наноботов сохранила сведения о теле мутанта до мельчайших деталей.
– А почему бы и нет? – сказал Захаров – и мгновенно черный мускулистый волк трансформировался в здоровенного ктулху. Конечно, для этого пришлось немного увеличить расстояние между наноботами, что было чревато лишними расходами энергии, но уж очень хотелось ученому ощутить себя в теле самого ужасного мутанта Зоны.
И то, что он ощутил, ему понравилось.
Волк – это, конечно, прикольно, вот только по сути он не что иное, как большая собака – зверь симпатичный, но примитивный по сравнению с высшей ступенью эволюции…
Именно ею чувствовал себя Захаров, несясь по Зоне, перепрыгивая рытвины и кочки, легко отталкиваясь от земли непривычно сильными ногами. Удивительно, что, создавая свои армии для покорения планеты, он постоянно выдумывал новые формы жизни, вместо того чтобы присмотреться к существам, которые нередко бродили вокруг его научного комплекса, охотясь на беспечных снарков. Вот кого надо было создавать! Разумных ктулху! Только мозгов им побольше в черепушку напихать, и получится самая совершенная на свете машина для убийства.
* * *
Чем ближе отряд подходил к Новошепелицкому лесничеству, тем заметнее становился повышенный радиационный фон. Об этом Кречетову сообщила Настя, у которой счетчик Гейгера был встроен в нервную систему.
– Сам вижу, – буркнул ученый, в очередной раз бросив взгляд на часы, где тот же счетчик показывал довольно неприятные значения. Захаров говорил, что после перерождения человеческие организмы станут менее восприимчивыми к радиации, но по факту из стопроцентных людей в отряде был только сам Кречетов.
Данила, скорее, человекоподобный мутант, специально выращенный для охраны Кремля.
Рут Захаров замодифицировал до состояния, когда фиг поймешь уже, человек это или же живой ходячий манекен, набитый смертоносными сюрпризами.
Арина, дочь Захарова, изначально была мутом-псиоником.
А Савельев с Юки, похоже, вообще какие-то японские мифические существа, особенно дочка Японца, способная превращаться в ходячий кошмар.
Про Фыфа и Рудика речи не идет, те изначально мутанты, которые радиацию переносят вполне себе сносно.
А Настя и вовсе киборг, изначально сконструированный для боевых действий в зонах радиоактивного поражения.
Кречетов вздохнул.
Похоже, от острой лучевой болезни подыхать придется ему одному. Он, конечно, уже закинул в себя тройную дозу радиопротекторов из аптечки, но если фон поднимется еще выше, то выхода два: или готовиться к медленной и мучительной смерти, или же использовать защиту от радиации расстоянием – проще говоря, смыться подальше из опасного места.
В целом лесничество оказалось похожим на обычную заброшенную деревню, которых в Зоне довольно много. Разве что для деревни поселение было маловато: несколько полуразвалившихся деревянных домов – и двухэтажная кирпичная коробка, которую борги превратили в настоящую крепость.
На крыше здания обосновались два пулеметных гнезда – для крупнокалиберного ДШК и для легкого пехотного пулемета, заряженного трассерами, которые наблюдателями используются в основном как указка для «крупняка». Увидел «легкий» в мощный бинокль нежелательное движение, дал пару огненных очередей по цели – и тут же к теме «тяжелый» ДШК подключается, долбя туда же бронебойно-зажигательными пулями с сердечниками из вольфрамового сплава. Такую пулю даже экзоскелеты последней модели не держат, особенно на расстоянии до ста метров – именно такой радиус борги зачистили вокруг здания до травы, чтобы никакие деревья или развалины не загораживали обзор.
Ну и дополнительно в этот радиус мин напихали, о чем предупреждали таблички, довольно часто натыканные перед домом для большей доступности восприятия информации.
Сам дом борги тоже доработали – на окна наварили бронелисты с амбразурами, дверь поставили мощную, тоже снабженную длинной амбразурой. А к самому дому еще одно помещение пристроили, без окон и дверей, просто кирпичная коробка.
– Там склад у них, сто процентов, – сказал Савельев, выглянув из-за дерева. – Захаров говорил, что борги готовятся к атаке на «Вектор», занятый вольными. И, скорее всего, в этот хорошо охраняемый опорник свозится все, что может понадобиться для штурма.
– И лезть на эту крепость нашими силами бесполезно, – заметила Настя. – Мой сканер сообщает, что насчет мин они не шутят. Борги ими тут все как картошкой засеяли. Проход есть только один, и довольно широкий – легковой автомобиль вполне проедет. Но на этот проход как раз и направлены оба пулемета.
Рут с Ариной к тому времени пришли в себя, но обе были никакие – еле на ногах стояли. Остальные члены отряда вроде выглядели более-менее, однако Кречетов прекрасно понимал: вшестером лезть на пулеметы либо атаковать опорный пункт через минное поле было лишь выбором способа самоубийства. И потому отряд, укрывшийся в небольшом лесочке, просто отдыхал, что после бойни в Чистогаловке было необходимо всем.
А Кречетов думал.
Задание не давало отвлечься на посторонние мысли. Оно сидело в мозгу, словно огромная заноза, и сейчас ученый ощущал себя психопатом, одержимым навязчивой идеей. Там, в мозгу, помимо бесящей занозы, была еще запертая дверь, открыть которую Кречетову не удавалось, сколько он ни пытался. И ясно было, что там, за дверью, скрыто нечто очень важное и необходимое, которое откроет простор для мыслей…
Но, увы, блок был слишком мощным. А задание – слишком важным. И не выполнить его было нельзя, так как в занозе наглядно так отсчитывали секунды эдакие условные часы. И только Кречетов знал: если до заката задание не будет выполнено, сработает некий нейро-алгоритм, и в роще, где они прятались, останутся лежать девять трупов, умерших далеко не самой легкой смертью – Захаров позаботился о том, чтобы донести до коллеги, какие ощущения ждут репликантов, не оправдавших надежды…
– Смерть от медленно нарастающего болевого шока, верно?
Кречетов вздрогнул от неожиданности.
Рядом с ним стоял Фыф и смотрел на него не мигая своим единственным глазом.
– Как ты узнал?
Шам пожал узкими плечиками.
– Захаров оставил мне мои способности, правда, заблокировал что-то в голове, отчего я ощущаю себя дебилом. И я услышал то, о чем ты подумал. А еще я мысленно видел тех, кто охраняет этот блокпост. Это уже не люди, хотя они внешне похожи на них и носят боевую униформу. Кто-то здесь, в Зоне, разработал препарат, изменяющий людей. Если его вколоть, человек перестает быть восприимчивым к радиации, у него начинают стремительно расти мускулы и ранения заживают прямо на глазах. Но за это наступает расплата. Препарат жутко уродует лицо, тело покрывается неизлечимыми язвами, которые не зарастают, в отличие от ран, нанесенных оружием. Этих уродов в здании два десятка, и они очень ждут, когда хоть кто-то пойдет в атаку на них, потому что их самое лакомое блюдо – это свежее, кровоточащее мясо. Неважно чье.
– Интересно, – почесал переносицу Кречетов. – А как у них с мозгами? Обычно подобные мутации снижают когнитивные способности.
Фыф усмехнулся.
– Военному совсем не обязательно быть эрудитом. Военный должен уметь хорошо выполнять приказ. И с этим у защитников блокпоста проблем нет.
– И как звучит их приказ?
– Они должны стрелять в любого, кто приблизится к охраняемому ими объекту, если это не члены их группировки.
Кречетов задумчиво посмотрел на Фыфа.
– В бою с монстрами Чистогаловки ты использовал жизненную силу Рут и Арины. Но у нас есть еще Данила, Рудик, Настя, я и Японец с дочерью. Конечно, мы все не на пике формы, но если мы все подключимся к тебе как батарейки, сможешь ли ты запудрить мозги боргам и провести нас через безопасный проход?
Фыф вновь пожал плечами.
– Их там двадцать боевых единиц, а мы все измотаны до предела. Боюсь, что даже если мы и войдем в здание, то много не навоюем.
– Но если мы не возьмем это здание, то ты сам все видел. Считай, что мы отвоевались.
– Понимаю, – кивнул шам. – Ну что ж, тогда привал окончен. Давайте готовиться к ментальному маскараду, который с высокой вероятностью станет для нас последним.
* * *
Они шли.
Впереди Фыф, остальные – за ним, положив руку на плечо впереди идущего. Со стороны это могло показаться странным, но для тех, кто из опорного пункта смотрел на отряд Кречетова, это были бойцы в униформе боргов. Да, идущие как-то странно, но – свои. В которых стрелять не положено.
Правда, метрах в пятидесяти от стальной двери их остановил голос, мало похожий на человеческий. Скорее, так мог бы реветь медведь, если б умел говорить.
– Стоять! Че это вы друг за дружку держитесь?
– Потеря зрения в результате действия аномалии, – крикнул Фыф. – Надеюсь, временная.
– «Слепой гром», что ли, встретили?
– Не знаю. Грохнуло что-то, и зрение осталось только у одного в отряде.
– Он самый, «гром» и есть, – рявкнул голос. – Ни фига это не временное, попрощайтесь со своими гляделками. И это, слышь, коротышка. Разворачивай своих инвалидов. Здесь вам не лазарет, веди их в Припять на базу. Или лучше в гравиконцентрат. Если б я глаз лишился, я бы лучше туда сходил, чтоб не мучиться.
Из недр здания раздался многоголосый хохот.
– Вот уроды, – прошептал Кречетов, чувствуя, как его покидают последние силы – для поддержания наведенной галлюцинации Фыф качал жизненную силу членов отряда не стесняясь.
Его план не удался. И понятно было, что силы Фыфа на исходе – как и всех остальных. Еще немного, и маскировка спадет, после чего их всех просто расстреляют пулеметчики…
Но тут справа раздался взрыв!
За ним – второй!
Третий!
Кречетов повернул голову и увидел, как по минному полю длинными прыжками к опорному пункту несется огромный черный ктулху.
Неестественно огромный.
И неестественно черный, словно сама тьма бежала сейчас прямо по минам, не обращая внимания на осколки. Да они и не причиняли вреда монстру, пролетая сквозь его тело – рваные отверстия моментально затягивались.
Пулеметное гнездо, смонтированное на электротурели, мгновенно развернулось в сторону ктулху – борги еще не поняли, с кем имеют дело. Две синхронные очереди разорвали тишину над Зоной. Пули рвали тело мутанта, стремительно приближающегося к опорному пункту, но вреда ему также не причиняли…
Кречетов понял: вот он, шанс!
И это же поняли остальные члены отряда, бросившись вперед, в «мертвую зону», где их не достанут ни пулеметчики с крыши, ни автоматчики из оконных амбразур…
Данила бежал впереди всех, разгоняясь для удара.
И ударил!
Но не в стальную дверь, а плечом в кирпичную стену возле нее, которая, не выдержав напора живого тарана, рухнула внутрь.
Борги внутри здания такого явно не ожидали. Только что их главный расслабленно прикалывался над инвалидами, а в следующую секунду два пулемета на крыше зашлись в истерической пальбе длинными очередями, а на первый этаж вломилось что-то громадное с автоматом в одной лапище и с обнаженным мечом в другой.
Впрочем, борги, рассредоточившиеся на первом этаже вдоль оконных амбразур, все равно среагировали правильно, не зря ж их тренировали на базе группировки до мозолей на пальцах от спусковых крючков и кровавых ссадин на фалангах, стертых о затворные рамы.
Полдюжины стволов развернулись в сторону Данилы – но Фыф, сконцентрировавшись, нанес ментальный удар такой мощности, что Рут, едва пришедшая в себя, застонала и упала на колени, схватившись за голову.
И тем не менее атака шама, выполненная из последних сил и выпившая последние крохи энергии из отряда, возымела действие.
Шестеро боргов синхронно выронили автоматы и зашатались, поймав ощущение нокдауна, родившееся прямо в центре мозга.
А прийти в себя Данила им не дал.
Дружинник выпустил длинную и не особо прицельную очередь из автомата, после чего бросил его и, обхватив обеими ладонями рукоять меча, вихрем пронесся от одного края помещения до другого…
И, обессиленный, упал на одно колено, едва не выронив меч.
Он сделал все, что мог. Шесть трупов – кто с отсеченной головой, а кто разрубленный надвое – валялись на полу. Но сверху по бетонной лестнице уже грохотали подкованные подошвы других боргов, спускавшихся вниз, – и на них у Данилы сил уже не осталось…
Но тут в дыру, проломленную им, ворвалось бесформенное черное облако, еще немного напоминающее очертаниями огромного ктулху, но лишь немного…
Борги, бежавшие вниз по широкой лестнице, увидев странное явление, тормознули, вскидывая автоматы…
Впрочем, огнестрельное оружие никак не могло помочь им против живой аномалии.
Облако ринулось на них, мгновенно обволокло, на секунду превратив каждого автоматчика в черный манекен, бестолково размахивающий руками…
А потом борги начали лопаться один за другим, словно перезревшие арбузы, в которые кто-то шутки ради напихал зажженных взрывпакетов.
Выглядело это жутко, когда только что живого человека вдруг разрывает изнутри и во все стороны разлетаются ошметки одежды и мяса… Те борги, которых еще не успело накрыть смертоносное облако, увидев такое, ломанулись на крышу, откуда начали прыгать вниз…
Но внизу было минное поле.
Снаружи прогремело несколько взрывов, и все было кончено…
…Захаров собирал себя подчеркнуто медленно.
Солидно, как и положено уважаемому академику.
И, разумеется, на этот раз собрал он уже не ктулху, а самого себя.
Пусть значительно помолодевшего и слегка расширившегося в плечах, но – себя. Вплоть до белого халата и ботинок, начищенных до блеска, – наноботы позволяли сформировать любой цвет создаваемого предмета.
Другое дело, что данные предметы были на самом деле неотъемлемой частью самого Захарова. То есть снять ботинки или халат, конечно, можно, но смысла в этом не было никакого – все равно что разобрать единый объект на части…
Измотанные члены отряда один за другим заходили в здание через пролом в стене и, обессиленные, рассаживались вдоль стен. Фыф выкачал из них практически всю жизненную энергию, и даже такие супербойцы, как Настя и Японец, ощущали себя полностью истощенными.