Кора поморщилась:

– Ты ее кровью заляпаешь.

Рой сделал застежку шире.

– И зачем тебе такая большая башка? В ней же нет ни хрена.

Кора хихикнула, решив, что он пошутил.

– У самого голова с орешек, вот в ней дерьма и полно, – ответила Кора.

Рой неожиданно размахнулся, его ладонь влепилась в щеку Коры, и та ударилась головой о стекло. В такой день могла бы и помолчать, подумал Рой.

– Ай, больно. – Кора опять расплакалась. – Я же шучу. Ты что, шуток не понимаешь?

Рой хотел было снова ей вмазать, но вспомнил, что ему нужна ее помощь.

– Посмотри на меня, Кора. По-твоему, мне охота сейчас шутить?

– Совсем ты меня запутал. Уж не знаю, чего ты от меня хочешь.

– А я тебе объясню, если ты помолчишь минутку. Ладно? – Кора, как ей и велели, промолчала, и Рой повторил: – Ладно?

– Ладно, Рой, ладно. Я же молчу.

– Вот и хорошо. Во-первых, купи мне для уха зажим-бабочку. Ты ведь знаешь, о чем речь? Они обычно там, где все пластыри и прочее дерьмо. Поняла?

Кора молча смотрела на Роя.

– Поняла или нет? Отвечай, пока я снова тебе не врезал.

– Ты же сам велел мне заткнуться. Вот я и молчу.

– Тебе мало? Хочешь еще схлопотать?

– Я хочу, чтобы ты вел себя прилично. Если не будешь вести себя прилично, обратно пойдешь пешком.

“Или сверну тебе шею, – подумал Рой, – засуну тебя в багажник, блядь толстожопая, рвану в Олбани, брошу это ебаное ведро на автовокзале, и тебя найдут, когда ты уже завоняешь”. От Коры и так воняло – какими-то дешевыми духами. При мысли об автовокзале Рой вспомнил, что еще вчера эта сука, бывшая теща, предлагала ему три куска, чтобы он только исчез, и тогда предложение его не впечатлило – лишнее доказательство, что он толком не соображал. Что мешало ему взять деньги, уехать куда-нибудь – может, даже в Атлантик-Сити – и вернуться, когда они кончатся? Хорошо хоть сейчас мозги наконец-то встают на место и Рой понимает, что Кора ему понадобится.

– И апельсиновый сок, окей? – Рой тряхнул пузырьком с таблетками: – Чтобы запить эту прелесть.

– Дашь мне парочку?

Раскатала губу.

– Дам, конечно, – ответил Рой, – разве я хоть раз с тобой не поделился?

Кора потянулась было к двери, но Рой схватил ее за запястье. Ему отчего-то вдруг не понравилось выражение ее лица.

– Даже не думай, – предостерег он.

– Ты о чем?

– Ты думала о том, что в аптеке попросишь кого-нибудь вызвать копов.

Потому что Рой на ее месте именно так и сделал бы.

– Ничего такого я не думала.

– Ну да, конечно. Не заливай. Я по твоему лицу понял.

Кора расплакалась.

– Разве что мелькнуло только, и все, честное слово.

Рой рисковал, выпуская ее из машины, но у него не было выбора.

– У тебя минута, – предупредил он. – Не заставляй меня идти тебя искать.

– А деньги?

– Купи на свои. Я отдам.

– Ты мне со вторника должен.

– В смысле?

– За пиво.

– Ты же меня угощала.

– Нет, я сказала…

– Сходи уже и купи все, что я тебе сказал. А я потом отдам тебе и за это, и за пиво.

– Обещаешь?

– И прихвати пару упаковок пива, – добавил Рой. – Поедем на водохранилище.

– Правда?

– Еще “Принглс” возьми.

Кора вздохнула измученно.

– Ладно.

Не успела она войти в аптеку, как Рой уже уснул – а может, вырубился от боли. Кора вскоре вернулась. Отсутствовала она явно дольше минуты, но ненамного. И держалась Кора спокойно, а если выдала бы его, то наверняка нервничала бы. Кора поставила на сиденье между ними два полных пакета с покупками.

– Сок дай, – приказал Рой.

Она протянула ему большую пластмассовую бутылку, ледяную, как он и хотел. В горле у Роя до того пересохло, что он махом осушил полбутылки и только потом вспомнил про обезболивающее. Вытряхнул на ладонь содержимое пузырька: осталось восемь таблеток. Четыре Рой вернул в пузырек, прочие запил соком и швырнул пустую бутылку на заднее сиденье. Кора, вернувшаяся за руль, уставилась на него.

– Что? – спросил Рой.

– Ты говорил, что дашь мне одну.

– Дам, – согласился Рой. – Когда у тебя половина уха тоже будет висеть на ниточке.

– Мне нравится, как они действуют на меня, – пояснила Кора. – И ты обещал.

– Дорогу до озера знаешь?

Кора кивнула.

– Так поезжай, а то пиво греется.

Кора не шелохнулась.

– За все про все почти двадцать долларов.

– Врешь.

Она показала ему чек. Семнадцать баксов с мелочью.

– А дальше что?

– И почти тридцать тогда у Герта.

– Ты угощала.

– Ладно, отдай мне хотя бы за это.

– Когда приедем на озеро.

– Нет, сейчас.

– Пиво греется, девочка. Ты же знаешь, я не люблю теплое пиво.

Кора повернула ключ в замке зажигания.

– Деньги ты тратить не любишь, вот что ты не любишь.

Тут спора нет. Рой украл пару двадцаток из сумочки Джейни, пока та спала, и вполне мог бы отдать одну из них Коре, но с деньгами оно ведь как – никогда не знаешь, сколько тебе понадобится. Рой по опыту знал, что чем глубже вляпался в дерьмо, тем дороже будет выбираться, а он сейчас в дерьме по пояс. Ясно одно: больше кофе на халяву ему в закусочной не нальют. Он лично убил курицу, которая несла золотые яйца. Точнее, не то чтоб убил, но почти. И черствого пирога старому доброму Рою уже не видать. Но оно того стоило, уж очень приятно было заткнуть наконец эту наглую старую суку, стереть надменное выражение с ее рожи. Костяшки кулаков до сих пор приятно гудели. Позже он достанет список и с удовольствием вычеркнет ее имя.

В глазах Коры читалась грусть.

– Джейни никогда не примет тебя обратно, – сказала она так, будто они только что говорили об этом. Будто она не высосала это из пальца.

– Что я тебе говорил об этом?

На прошлой неделе Рой заявил Коре, что не желает слышать от нее ничего о Джейни. Кстати, ровно после того, как Кора в таверне у Герта упомянула о Джейни, Рой и решил, что за пиво платить не станет.

– Я просто сказала.

– Тебе-то откуда знать?

Кора включила заднюю передачу, посмотрела в зеркала.

– И давай обращайся со мной нормально. Ты нравишься мне, а не ей.

– Если я ей не нравлюсь, почему она со мной трахалась?

Кора врезала по тормозам и, прищурясь, уставилась на Роя:

– Когда это она с тобой трахалась?

– Вчера ночью.

– Врешь.

– Я подремлю, – пробормотал Рой, под действием обезболивающих все было как в тумане. – Разбуди меня, как приедем на озеро.

Рой закрыл глаза и сосчитал до двадцати. Когда он открыл глаза, машина их уже двигалась, они выезжали с парковки. Кора плакала, и Рой обрадовался. Он сомневался, что она поверит ему насчет Джейни. Рой и сам в это верил с трудом, но Кора явно поверила, а значит, впредь будет еще активнее ему угождать. Она, конечно, вряд ли ему понадобится, но вдруг?

Засыпая, Рой думал о Джейни, как сладко было с ней трахаться. Словно она, как и он, сидела в тюряге и точно так же изголодалась по сексу. Им всегда было здорово в койке, Джейни сама это признавала. Окей, она не согласилась сойтись с ним, но ведь и не отказывалась, пока старая сука, мамаша эта, на нее не насела. Все равно Джейни снова была его, пусть только пару часов. Пусть потому лишь, что ей, по ее же словам, просто хотелось трахаться.





Рой проснулся, когда Корина развалюха сползла с асфальта на грунтовку. Выпрямившись, он увидел, что они заехали на стоянку. Девять утра, но уже жарко, и на стоянке, несмотря на рань, полдюжины машин. К полудню там будет битком, а возле воды поднимут визг сопляки в надувных нарукавниках: “Мам, мам, мам, посмотри на меня!” Или хуже: “Мам, смотри, что у дяди с ухом!” Пошли они все. На берегу полным-полно летних домиков, большинство наверняка еще пустует, сезон толком не начался.

– Езжай туда. – Рой указал на грунтовку.

– Туда нельзя, – возразила Кора. – Видишь знак? “Посторонним вход воспрещен”.

Рой прекрасно видел, но плевать на это хотел.

– Это именно то, что нам нужно, – ответил он Коре. – Чтобы спокойно, без посторонних, выпить пивка.

Рой поспал всего-то минут пятнадцать, что они ехали сюда, но ему стало гораздо лучше, ухо и скулу уже дергало не так сильно. И когда он проснулся, в голове его начал зарождаться план, а это всегда внушало Рою сдержанный оптимизм, даже несмотря на то что планы его чаще всего срывались. Да похер. Ему нравилось планировать, всё обдумывать и гадать, выгорит дело или что-то случится и всё полетит псу под хвост.

Рой заметил, что Кора уже не плачет.

– Здесь красиво, – признала она.

Машина медленно ползла по узкой разбитой грунтовке. Как Рой и предполагал, обитаем оказывался от силы каждый шестой или седьмой домик: возле крыльца стоял автомобиль, на волнах у пирса прыгала лодка, на веревке между деревьев сушились купальники. Окна в машине были открыты, от высоких сосен веяло прохладой, густо пахло хвоей. Только раз им навстречу попался автомобиль. Кора, насколько могла, прижалась вправо, приветственно посигналила, широко улыбнулась водителю, и машины медленно разъехались.

– Не привлекай внимания, – окрысился Рой, хотя, если вдуматься, что тут такого? У их машины один бок желтый, другой фиолетовый. И не захочешь, заметишь.

– Может, сюда? – спросила Кора. Домики, мимо которых они проезжали, явно пустовали, свет внутри не горел. – Посидим вон там, на террасе.

– Езжай дальше.

– Почему?

– Потому что я так сказал.

Они поехали дальше, Рой покосился и заметил, что эта тупая баба снова ревет.

– Ты когда-нибудь думал о том, почему одним везет, а другим нет? – проквакала Кора.

По мнению Роя, это все равно что думать о том, почему небо синее. Оно синее, и всё тут.

– Почему Джейни выглядит как Джейни, а я выгляжу как я?

– А ты постарайся не жрать всё, что видишь, – предложил Рой.

– Я и не жру. И на диетах сидела. Ничего не выходит. Джейни вот наверняка никогда не сидит на диетах.

– Не упоминай о ней, сколько можно просить?

– Я об этом и говорю. Она вот такая, и ей везет, а мне нельзя даже упоминать о ней. При этом я к тебе хорошо отношусь, а она нет.

– Вчера ночью она ко мне относилась очень даже неплохо.

– Подумаешь, одна ночь.

Рой пожал плечами.

– Я всего лишь хочу сказать, что это несправедливо.

– А что справедливо?

Кора, всхлипывая, вытерла слезы.

– Ничего, – ответила она. – Жизнь устроена несправедливо.

Рой и рад был бы с ней согласиться, он и сам не раз приходил к такому же выводу, но если ты соглашаешься с тупой коровой, значит, ты сам тупой.

– Вот хотя бы ты, – не унималась Кора. – Едва вышел из тюрьмы, и тебя снова посадят. Другие чего только ни творят. Политики и прочие. Но их не сажают.

– Некоторых сажают.

– Но нас-то чаще. Таких, как мы с тобой. Нас вечно во всем винят. Ты знаешь, что это правда. У какой-нибудь богатой тетки сына не отберут. А на меня посмотрели – и сразу: “Ты никудышная мать”. Посмотрят на тебя – и сразу отправят в тюрьму. Тебя разве это не бесит?

“Меня бесят тупые бабы, – подумал Рой. – Особенно ты”.

– Правда, было бы классно, если бы один из этих домиков был нашим? – помолчав, продолжала Кора. То ли сменила тему, то ли дальше гнула свое, Рой не понял. – Мы бы здесь жили, и нам бы никто не мешал.

– В них даже отопления нет. Ты бы здесь отморозила себе жопу.

– В некоторых наверняка есть.

– Нет, я тебе говорю. Слушай, когда говорят.

– Откуда ты знаешь? Ты что, был там?

Вообще-то был. Однажды зимой Рой обчистил с дюжину таких домиков на этой самой дороге и мог бы еще больше, если б не невезуха. Время к полуночи, он оставил фургон на мощеной дорожке близ домика и, обшаривая его, наткнулся на бутылку отличного виски, там еще оставалось пальцев на пять, а может, и шесть. Забрать с собой – маловато, бросить вроде как жалко. Была середина декабря, в домике жуткий холод, но там нашлось просторное мягкое кресло с пуфиком, Рой был в парке и теплых кальсонах, так что он сел в кресло, вытянул ноги на пуфик и потихоньку прикончил вискарь прямо из бутылки, чувствуя, как жар янтарного пойла расползается от груди к конечностям. Главное не заснуть, подумал Рой, засыпая. Дремал он что-нибудь полчаса, не дольше, но за это время пошел дождь со снегом, и когда Рой собрался уезжать, дорожка уже превратилась в каток. Рой только сейчас заметил, что она идет под уклон к воде. Фургон был заднеприводный, и когда Рой включил заднюю, колеса просто прокручивались на льду. Так он никуда не уедет, разве что попросит кого-то отбуксировать его, а этого Рой, разумеется, сделать не мог. В другой раз он, быть может, вернулся бы в домик, переночевал, а утром попробовал бы уехать, но снегопад обещали сильный, и Рою ничего не оставалось, кроме как под ледяным дождем топать до шоссе. И хорошо, что ушел, потому что в ту ночь навалило почти два фута, а значит, его фургон, набитый ворованным добром, в ближайшем обозримом будущем останется там, где Рой его бросил.

Рой проболел с неделю, но как только пошел на поправку, тут же заглянул к Герту и обрисовал ему свою ситуацию как гипотетические обстоятельства. Герт всегда его недолюбливал, зато был мудрый советчик. Он внимательно его выслушал и наконец сказал, к изумлению Роя:

– Сообщи в полицию, что у тебя угнали машину. Зимой в тех местах бывают разве что лыжники, откуда им знать, что машину там бросил не хозяин этого домика? А как потеплеет, ты вернешься и попробуешь ее завести. Если до той поры кто-то сообщит про нее копам, ты скажешь, что угонщики, по всей видимости, и ограбили те дома. Копы тебе, естественно, не поверят, но доказать ничего не смогут.

Рой поблагодарил за совет – тот показался ему и точным, и здравым. Но снег валил всю зиму, оттепели толком не было, так что до водохранилища Рой добрался уже в апреле. Фургон, разумеется, стоял там, где Рой его бросил, да вот невезуха – на него рухнуло дерево. Когда Рой рассказал об этом Герту, тот задумчиво почесал в затылке и сказал:

– В этом беда криминала. Не предугадаешь, когда именно на тебя рухнет дерево.

Рой понимал его логику, но все же считал, что Герт недооценивает криминал и критикует его за то, в чем тот не виноват. Дерево и впрямь нельзя было предугадать, деревья падают равно и на праведников, и на грешников. Взять хотя бы самого Роя. У него на шее ортез вовсе не потому, что он нарушил закон, а потому что оказался не в то время не в том месте. Дерьмо обрушивается внезапно. Деревья. Стены. Чертовы метеориты. При чем тут вообще криминал? Но в остальном Герт был прав, без вопросов. Копы увидели, на кого зарегистрирован фургон, поняли, что вещи украл Рой, но доказать ничего не сумели, поскольку Рой заявил об угоне и тем самым их облапошил. Но хозяева всех этих летних домиков в основном не отсюда, так что на них всем насрать.

– Наверняка в некоторых из них есть печки, – вещала Кора, твердо уверенная, что они сумели бы пережить зиму на севере штата Нью-Йорк в неотапливаемом летнем домике на берегу замерзшего озера, где до ближайших соседей несколько миль. – Похолодало – подбросил дровишек в огонь и сиди себе возле печки, играй во всякие игры, тепло, хорошо.

– Тебя обнаружат весной, – заверил ее Рой. – Или ту половину тебя, которую не успеют сожрать еноты, когда ты замерзнешь насмерть.

Кора шумно вздохнула, раздосадованная его нежеланием разделить ее приятную фантазию.

– Разве тебе не нравится помечтать? О том, как жизнь станет лучше? Я знаю, что это выдумки, но что с того? Разве тебе не нравится представлять, как было бы здорово, если бы у тебя было то и это, вот хотя бы такой домик или новая машина, и можно было бы везде ездить?

– Прямо сейчас я представляю, как был бы счастлив, если б ты дала отдохнуть своему долбаному языку. – Они доехали до дальнего конца водохранилища. – Сворачивай сюда, – указал Рой.

Кора, вот чудо, сделала, что велят, припарковалась возле дома, который вроде бы пустовал. Поблизости имелись и другие дома, но их скрывали деревья, и машин перед ними не было. На воде кричала невидимая гагара, ветерок шелестел верхушками сосен. Кора недоуменно огляделась по сторонам.

– Не понимаю, – сказала она, – чего мы перлись в такую даль.

Господи, ну и дура.





– Что это еще за хрень? – спросил Рой, достав из второго пакета с покупками пачку зажимов.

Они сидели на шатком причале, болтали ногами в воде. Выбранная ими бухточка была узкая и укромная. Дачи на другом берегу казались маленькими, точно зеленые пластмассовые домики на доске “Монополии”. На середине водохранилища появилась моторка и так же быстро исчезла. Рой уже высосал банку пива и открыл вторую. Кора цедила первую. Оставшиеся девять банок они опустили в прохладную воду под причалом.

Кора недоуменно вытаращилась:

– Зажимы-бабочки, ты же просил.

Ну да, на упаковке именно так и написано, но любой дурак догадался бы, что Рою для уха нужны совсем не такие.

– Они для бумаги, овца.

– Других не было, – пояснила Кора. – Я сказала аптекарю, что тебе надо, он показал мне, где они обычно лежат, но их уже разобрали.

– И ты купила эту хуйню?

Кора пожала плечами:

– Я думала, может, ты возьмешь тот, что поменьше, подложишь тряпочку или бумажку…

Рой молча смотрел на нее.

– Сбросить бы тебя в озеро, вот что.

– Я сделала, что могла. Других там не было, ясно? В “Рексолле” наверняка нашлись бы, но ты же сам меня туда не пустил.

– Я так понимаю, и “Принглс” у них тоже не оказалось? – Рой выудил из пакета большую пачку “Читос”.

– Мне нравятся “Читос”, – сказала Кора. – Тем более что раз я платила, значит, мне и выбирать.

– Деньги за это говно я тебе не отдам.

– Да пожалуйста, – ответила она. – Только тогда уж и “Читос” не ешь. Ходи не жравши. Сиди тут и жалей себя. – Рой поднялся на ноги, и Кора спросила: – Куда ты?

– Тебе-то что? – ответил он.

Обернуть ухо чем-то мягким и надеть на него зажим, как предложила Кора, конечно, идиотизм, но ничего другого Рой не придумал.

– Ты собираешься вскрыть дверь?

– Может, там не заперто.

Дом, разумеется, оказался заперт, но дерево прогнило, и от пары крепких пинков дверь слетела с петель.

– Из-за тебя у нас будут проблемы, – крикнула Кора с причала.

– У меня и так уже проблемы.

Во всем этом гребаном доме зеркало нашлось одно, да и то мутное, в темной ванной. Хозяева, видимо, собирались приехать позже, когда лето будет в разгаре, и электричество в доме еще не включили. В крохотной комнатушке было одно-единственное окно, под самым потолком, Рой отдернул занавеску, но видно было все равно плохо.

Он достал из пачки самый маленький зажим, надавил на железные крылья, раскрыл его зев, раздвинул шире большими пальцами, попробовал прикрепить на здоровое ухо. Нет, все равно слишком туго. Тот, который побольше, выглядел перспективнее, но оказался жестче, Рой не смог пальцами его согнуть. Тогда Рой раскрыл створки зажима, приложил к краю раковины, надавил что было сил, и металл поддался. Но отверстие, к сожалению, получилось слишком широким, и зажим свалился со здорового уха. Сука чертова. На вешалке висела истрепанная мочалка, Рой порвал ее пополам и потом еще пополам. Если сперва обмотать ею ухо, а потом закрепить зажимом… После нескольких мучительных попыток Рою худо-бедно удалось перевязать ухо и при этом не отключиться. Но едва он коснулся зажимом импровизированной повязки, она тут же сползла. Чертова, чертова, чертова сука. Оставалось только одно: ничего другого Рой не придумал. И все равно никак не мог решиться.

– На счет десять, – сказал он вслух и сжал свисающий кончик уха большим и указательным пальцами. Досчитал до пяти и подумал: к чему ждать десяти?

И дернул.





Перепуганная насмерть Кора ждала на пирсе и вскочила на ноги, когда Рой вышел из домика, прижимая к тому, что осталось от уха, насквозь пропитанные кровью бумажные полотенца.

– Я слышала, как ты кричал. У тебя все в порядке?

– По мне разве похоже, что у меня все в порядке? – Рой показал Коре оторванный клочок уха. Кора взвизгнула, шарахнулась от него, и Рой зашвырнул ухо в озеро, оно беззвучно шлепнулось в воду и неторопливо пошло ко дну. – Где мое пиво?

Кора всхлипывала.

– Я поставила его в воду, чтобы не нагревалось. – Кора указала на его банку, торчащую между двух камней.

– Так принеси, – сказал Рой.

– Сейчас, – ответила Кора, но не успела она шевельнуть своей жирной задницей, как на берег набежала небольшая волна – вероятно, от какой-то моторки, – перевернула банку, и пиво вылилось, вспенясь.

– Неси сюда, – велел Рой.

– Оно же пролилось.

– Неси, я сказал.

Кора принесла банку, Рой зашвырнул ее в озеро, банка упала примерно там же, где ухо, и закачалась на воде.

– Другую неси.

Кора повиновалась.

– Прости, что я вечно косячу. – У Коры дрожали губы.

Рой открыл пиво, осушил половину, опустился на край причала и уставился на пустую банку, поплавком прыгавшую в озере.

– Не стой столбом, – сказал он Коре. – Сядь уже.

Кора опасливо села рядом с ним.

– Деньги мне можешь не отдавать, – проговорила она.

– Сам знаю.

– Мне жаль, что так вышло с твоим ухом.

– Мне тоже.

– Ты на меня не злишься?

– Злюсь, еще как, – ответил Рой, хотя вовсе не злился или злился, но меньше прежнего. По какой-то причине гнев его будто вытек вместе с кровью. По крайней мере, Кора прекратит его донимать.

– Я стараюсь, – сказала она, – стараюсь изо всех сил.

Рой только пожал плечами. Вся эта история с ухом теперь виделась ему яснее.

– Ты тут вообще ни при чем, – великодушно ответил он.

Старина Кнут, будь он здесь, сказал бы то же самое. Рой сам во всем виноват, это он допустил, чтобы старый калека вроде Салли подкрался к нему незаметно. Кора, конечно, тупая как пробка, но не она огрела его сковородкой, и она не виновата, что в той сраной аптеке не было нужных пластырей. Да и толку от них? По-хорошему ухо следовало пришить, но это не вариант, и тут Кора тоже не виновата. Ну ладно, с “Читос” она действительно виновата. Надо было купить “Принглс”, как он ей говорил, но Кора, опять же, вроде как в своем праве. Деньги-то ее.

Некоторое время они молчали, наконец Кора спросила:

– Там красиво?

– В домике-то? – Рой допил пиво и понял, что пока хватит, а то не дотянет до вечера. Надо поберечь и пиво, и остававшиеся таблетки. Он начинал понимать, что ему надо делать. – Да вроде ничё так. Сходи посмотри, если хочешь. Что понравится, бери.

– Я бы лучше посидела здесь с тобой в тишине. – Кора накрыла его руку своей ладонью. Рой не любил, чтобы его трогали страшные бабы, и в другой раз такого не допустил бы, но сейчас отчего-то не стал возражать. – Я буду представлять, какие у них там красивые вещи. Мне нравятся вещи такими, какие они у меня в голове, понимаешь?

Рой вообще-то понятия не имел, о чем она, но вспомнил своего старика, папаша всегда повторял: чего-то хотеть – только зря время тратить. И дело даже не в том, что ты разочаруешься, не получив желаемого, а как раз в том, что разочаруешься, получив. Рою навсегда врезался в память тот день, когда отец наглядно объяснил ему эту мысль. Они ехали домой откуда-то, остановились в закусочной, сели за стойку. Им дали меню с фотографиями блюд: грандиозные сэндвичи с индейкой и беконом, сэндвичи с огромными тефтелями, фаршированная индейка и картофельное пюре, утопающее в мясной подливе, открытый треугольный сэндвич со стейком. Рою было двенадцать, ему все время хотелось есть.

– Можно мне… – начал он, но его старик заметил, на что он смотрит.

– Нет, – перебил он. – Закажи что-нибудь из детского меню.

Оно было дешевле, Рой это знал. Хот-дог. Тонюсенький сэндвич с сыром, хлеб наверняка пригорит на гриле. Детская порция спагетти.

Рой обычно не спорил, а то схлопочешь по морде или чего похуже. Но на людях порой отваживался возразить и, когда подошла официантка принять заказ, произнес достаточно громко, чтобы она услышала:

– Для детского меню я уже слишком большой.

– И сколько же тебе лет? – Официантка подмигнула Рою, давая понять, что она на его стороне, и отец это заметил.

– Десять, – ответил отец, опередив Роя. Потому что так было написано на меню: для детей до десяти лет.

– А выглядит старше, – сказала официантка.

Роев старик напрягся, угрюмо уставился на официантку. Рядом с ними за стойкой сидели мужчины в рубашках с галстуками, отец от таких мужчин старался держаться подальше, точно подозревал, что все они судьи и однажды ему придется предстать перед ними в суде; Рой понял, что и сейчас отец их заметил. А значит, не станет устраивать сцен.

– Ты скажешь этой юной леди, чего ты хочешь, – произнес отец, – или она догадываться должна?

– А что можно?

Официантка была старше отца, но ей явно польстило, что ее назвали “юной”, а потому она решила подыграть.

– Да, папочка, что нам можно?

– Всё, что он хочет, – не раздумывая, ответил отец достаточно громко, чтобы мужчины за стойкой слышали.

– Правда? – не поверил Рой. Ему никогда еще не давали такую свободу.

– Только не заказывай больше, чем можешь съесть.

Стейк на открытом сэндвиче с фотографии был толстый, с красной сердцевиной, к нему прилагалась гора тонких ломтиков картофеля фри.

– Даже это? – уточнил Рой, указав на стейк, самое дорогое блюдо в меню.

– Почему бы и нет? – ответил отец, хотя Рой и отметил, что улыбается он как-то криво, будто пытается скрыть настоящие чувства. – Но тебе придется его доесть. До последнего куска.

– Ему это явно по силам, – с добродушной улыбкой заметил один из мужчин в галстуках.

Рой разделял его уверенность. Он хоть и пацан, однако запросто одолеет порцию стейка для взрослого мужика.

Но когда принесли заказ, мясо в сэндвиче оказалось отнюдь не таким, как на картинке. Оно было серое, пережаренное, жесткое как подметка, а дольки картофеля фри – толстые, не ровные, а волнистые, вдобавок рыхлые и холодные. Рой немедленно пожалел, что не выбрал чизбургер, как отец, но ему хватило ума промолчать и не заикаться о том, что мясо вовсе не такое, как на картинке. Рой надеялся, отец сам заметит разницу и пожалуется официантке, но отец этого не сделал. Он доел чизбургер, отодвинул тарелку и притворился, будто читает раздел новостей в газете, которую кто-то оставил на стойке. Рой готов был поклясться, что отец краем глаза наблюдает за ним.

– Всё до последнего куска, – повторил еле слышно Роев старик, заметив, что сын жует медленнее.

– Тут хрящи.

– Их тоже, – сказал отец, его натянутая улыбка исчезла, в голосе слышалась откровенная угроза.

Официантка вернулась за стойку – быть может, поэтому. Судя по выражению ее лица, ей случалось встречать таких мужиков, как отец Роя, и ей это не понравилось.

– Вот молодец! – сказала официантка и, пока отец не возразил, забрала у Роя тарелку с хрящиками – кто будет их доедать? – Хочешь сандей с шоколадным соусом?

– Конечно, – ответил отец, и Рой не успел признаться, что уже сыт. – И непременно с вишенкой. – Отец поднялся и не спеша направился к туалетам.

Сандей был огромный. Рой ухитрился впихнуть в себя пару ложек мороженого и даже проглотить вишенку, хотя всей этой приторной сладости не удалось перебить кислый вкус мяса, стоявший у него в горле. Вскоре Рой понял, что больше в него ничего не влезет, в желудке просто нет места. Отец вернется, увидит, что Рой не доел, и будет скандал. Может, не здесь, не в закусочной, а позже, в машине или дома, отец даст ему ремня. Чего он так долго? – подумал Рой и отклонился на табурете, ожидая, что отец сейчас выйдет из туалета, но отец всё не шел.

Официантка за стойкой уже шепталась с той, которая обслуживала столы, и Рой услышал слова “с черного хода”. Позвали здоровяка в сальном фартуке, работавшего на гриле, Роева официантка что-то ему сказала, здоровяк скрылся в мужском туалете, чуть погодя вышел и покачал головой. Официантка подошла к Рою, он сидел, уставившись на сандей, не в силах более одолеть ни ложки, и гадал, сумеет ли сдержать подступающие к глазам жгучие слезы.

– Как я сразу не догадалась, – сказала официантка, Рой ничего не ответил, только сглотнул, стараясь удержать подступавший к горлу полупрожеванный стейк; официантка продемонстрировала Рою чек с обведенной кружком итоговой суммой. – Что прикажешь мне с этим делать? – Рой знал, как отец посоветовал бы ей поступить с этим чеком, но ему было всего двенадцать, и ответить такое взрослому он впервые осмелился лишь через несколько лет. – У меня это вычтут из жалованья, – добавила официантка.

Все сидевшие за стойкой и в ближайших кабинках смотрели на Роя.

– Ладно тебе, Дарла, – откликнулся один из мужчин в галстуках, – парень же не виноват.

Официантка явно признала его правоту и немного смягчилась.

– Далеко живешь? – спросила она у Роя.

Он ответил, что недалеко.

– Сам доберешься? (Рой кивнул.) Тогда топай.

На парковке, на том самом месте, где они оставили машину, – сейчас оно пустовало – Роя стошнило всем съеденным, включая вишенку, узнаваемую в рвотной массе, и ему немедленно полегчало. К счастью, закусочная располагалась прямо на шоссе 9, до дома четыре мили, можно пройти пешком или поймать попутку. Рой решил, что пойдет пешком: так получится дольше, и отец, быть может, сочтет это достаточным наказанием. Рой плелся вдоль оживленной трассы, подумывая, не разозлиться ли на отца за то, что тот так подло с ним поступил, но в конце концов пришел к выводу, что это ни к чему не приведет. Да и злился он не на отца, а на официантку с ее “как я сразу не догадалась”, вот кого Рой не мог простить: можно подумать, они с отцом так выглядят, что поневоле насторожишься. И когда мужчина за стойкой вступился за него, она так посмотрела на Роя, будто вся его дальнейшая жалкая жизнь промелькнула у нее перед глазами. При мысли об этом Рой сжал кулаки.

И все-таки Рой получил важный урок. Отец прав: хотеть того, чего хотеть не стоит, или мечтать, чтобы что-то там изменилось, – пустая трата времени. Такие бабы, как Кора, – да, собственно, все бабы – никогда этого не поймут, даже если подтверждение этого у них прямо перед глазами. Настоящему Рою Кора предпочитала дурацкий образ, который выдумала сама. Этот козел, несомненно, обращался с ней хорошо. Говорил, какая она красавица, хотя Кора и сама видела, что это не так. Говорил ей, что она хорошая мать, хотя она наверняка забывала своего гаденыша в манежике, и тот сидел с полным памперсом и рыдал в три ручья. Воображаемый Рой наверняка не отказывался отдать ей деньги. И даже делился своими таблетками. Зато Рой настоящий, тот, который сидит рядом с ней на причале, трезво смотрит на вещи. Он знает, что стейк на картинке ненастоящий и воображаемый Рой тоже ненастоящий. И еще он знает, что сегодня днем, когда закончится пиво, в Корину развалюху сядет только один из них.

Рою тогда было всего двенадцать, но он гордился тем, что не стал винить своего старика. Не прошел он и полумили, как раздался гудок, на обочину съехал отец и махнул Рою.

– Ну что, – спросил отец, – усвоил урок?

Рой кивнул и забрался в машину.

– Вот и ладно. – Отец, явно довольный тем, как все обернулось, выехал на дорогу. Рой видел, что старик уже не злится, а значит, пороть его дома не будет.

– Ух она рассердилась, – сообщил Рой, – та официантка.

– Может, в следующий раз не полезет не в свое дело, – заметил отец. – Дважды подумает, прежде чем пасть разевать.

Некоторое время они молчали, потом Рой сказал:

– Все на меня смотрели.

Он до сих пор чувствовал на себе эти взгляды, они провожали его, когда он сполз с табурета, направился к двери и вышел на парковку.

– Кто б сомневался, – хмыкнул отец. – Но ты же не умер, сидишь рядом со мной.

И правда. Не умер и не умрет.

– Дай мне “Читос”, – велел Рой Коре. Вообще-то ему нравились “Читос”, только пальцы от них оранжевые.

Кора протянула ему пакет, и Рой заметил, что там почти пусто. Пока Рой в домике возился с ухом, Кора налегала на “Читос”. Рой хотел было сказать ей что-нибудь на эту тему, вдруг удастся снова довести ее до слез, но в конце концов передумал. И съел пригоршню “Читос”.

– Не такое уж и говно, – признал Рой.

Кора улыбнулась ему оранжевыми губами.

Герт предполагает

Салли стоял у окна, когда вошла Джейни, ее заплаканные глаза так опухли, что превратились в щелочки. В этот ранний час в приемной реанимации не было никого, кроме Салли и Тины, внучки Рут; Салли видел, что Тина сама не своя. У него никогда толком не получалось найти к ней подход. На подколки Тина не отвечала, а других риторических подходов к ее ровесницам Салли не знал. Порой он пытался завязать с ней разговор, но Тина всегда смотрела на него рассеянно, как глазеют на экран телевизора, когда мысли витают далеко. Сейчас, разумеется, все было иначе. Тина оцепенело таращилась в пустоту. Она сидела так тихо, что Салли то и дело косился на нее – дышит ли?

Джейни взглянула на Салли, подошла к дочери и опустилась перед ней на корточки.

– Привет, Куриные Мозги, – проговорила Джейни, явно стараясь подбодрить дочь. – Как ты? – Но Тина даже не моргнула, взгляд ее оставался таким же рассеянным, и Джейни продолжала уже серьезно: – Тина, милая. Я понимаю, что тебе не хочется, но придется вернуться домой, ладно? Дома действительно случилось плохое, я понимаю, тебе кажется, будто здесь безопаснее, но ты не можешь здесь оставаться, ведь это не дом. Помнишь, мы об этом уже говорили? И доктор сказал, что чем дольше откладываешь возвращение, тем труднее ехать домой. Бояться больше нечего. Остались только мы с тобой. И Салли. Он же тебе всегда нравился.

Признаться, для Салли это была новость.

– Ты ни в чем не виновата, солнышко. Ты ведь это знаешь, правда? Я сделала большую глупость. Разозлила твоего отца. Но он ушел, и больше никто никого пальцем не тронет. Понимаешь? И как только ты вернешься домой, мы с тобой все исправим. Бабушка нам поможет. И дедушка, как только мы выясним, где его черти носят. Вы же с дедушкой лучшие друзья, правда?

При упоминании о дедушке Тина медленно моргнула, Салли показалось, что взгляд ее на мгновение стал осмысленным, но тут же вновь застыл. Салли ее понимал. Было заметно, что мать заставляет себя бодриться и оптимизм ее не более чем самоуспокоение. Если что и удастся исправить, то явно не скоро, а может, совсем никогда.

Джейни сникла.