– С самого открытия, вот уже больше двадцати лет, – вздохнула она, словно каждый год ложился на ее плечи тяжким бременем.

– Приходилось ли вам за это время контактировать с кем-нибудь из Кинты-дель-Амо?

– Ну конечно! Старая сеньора Грин частенько к нам захаживала. Милейшая женщина была. Она ведь, знаете, передала нам в дар очень ценные издания! Некоторые из них нам пришлось продать, чтобы обновить каталог и кое-что отремонтировать. Правительство совсем не выделяет на культуру бюджет, сами знаете…

– Жаль только, она умерла, так и не успев передать нам самый ценный экземпляр из своего собрания, – раздался мужской голос.

– Серхио, ради бога, прояви уважение, это из гражданской гвардии пришли, не видишь? – Библиотекарша развернулась и с упреком посмотрела на приятного темноволосого мужчину лет тридцати – тридцати пяти.

Он выглядывал из-за компьютерного монитора. Войдя, Валентина с Ривейро его не заметили – он сидел за столом позади Аделы, скрытый монитором и стопками книг.

Адела смущенно заторопилась:

– Это мой ассистент Серхио. Вы уж его извините. Молодежь нынче совсем стыд потеряла.

– Ничего страшного, – ответила Валентина. – А что за ценная книга?

Библиотекарша отмахнулась:

– Не берите в голову. Сеньора Грин пообещала подарить нам настоящий бриллиант. – Адела кивнула на вход: – Видите вон те автоматы?

У входа и правда стояли два автомата, один для продажи напитков, а второй с шоколадками и снеками.

– Знаете, зачем тут эти автоматы? Не задумывались? Мы же не магазин, но без этих автоматов нам не обойтись. Так получается хоть какие-никакие деньги зарабатывать на новые книги. В маленьких городках типа нашего Суансеса вокруг библиотеки вся культурная жизнь вертится. – Адела принялась загибать пальцы: – Мы и встречи с писателями проводим, и обсуждения, и чаепития, и книжные клубы для детей и для взрослых, у нас и лекции бывают, и читальный зал для студентов оборудован…

– Вот поэтому нам тот Коперник пришелся бы кстати, – снова подал голос Серхио. Он встал, подошел к ним и облокотился на кафедру, вызывающе глядя на начальницу. – Но сеньора Грин умудрилась умереть, так и не передав его нашей библиотеке, хотя обещала.

Валентина с Ривейро переглянулись, и сержант вытащил свой блокнот. Дело принимало интересный оборот.

– Так что это за книга? – Вопрос Валентина адресовала Серхио.

Парень был очень высокий, и, отвечая, он надменно смотрел на нее сверху вниз:

– “О вращении небесных тел” Коперника, издание… – Серхио наморщил лоб, – 1566 года. Эта книга стоит порядка двухсот тысяч евро.

Ривейро аж присвистнул:

– Неслабо для книги!

– Сумма и впрямь значительная, но речь идет о редчайшем экземпляре. Это ведь одна из первых работ, где утверждается, что именно Солнце, а не Земля находится в центре Вселенной. Эту книгу даже церковь запрещала.

– А сеньора Грин прямо говорила, что передаст этот раритет библиотеке?

– Да, – закивала Адела. – Но вы же сами понимаете, мало ли кто что говорит. Я даже не знаю, где теперь это сокровище… В Калифорнии небось, хотя внук уверяет, что знать ни о чем не знает.

Валентина приподняла брови:

– Вы обсуждали это с Карлосом Грином?

– А как же! Он как приехал сюда в начале лета, так сразу пришел в библиотеку. Очень вежливый. Пообещал подарить нам книги, которые его бабка хранила в Кинте-дель-Амо. Он же собирается дворец продавать, вы знаете?

– Этот ваш наследник спрятал Коперника под матрас и втихаря увезет в Калифорнию, – усмехнулся Серхио и вернулся за свой компьютер.

Валентина со значением посмотрела на Ривейро. Грин и правда упоминал, что тщетно искал по всему дворцу некую старинную книгу. Не зря они зашли в библиотеку. Здесь явно крылась какая-то загадка, но все же пока не вырисовывалось ни состава преступления, ни подозрительных обстоятельств, лишь скрип ржавых дверных петель в старом дворце. В обязанности гражданской гвардии не входило разбираться со сплетнями и фантазиями, но теперь у них хотя бы есть о чем отчитаться перед капитаном Карусо.

Ривейро устремил на библиотекаршу взгляд:

– А приходилось ли вам слышать какие-нибудь истории про Кинту-дель-Амо?

– Какие истории?

– Ну как же, старинный дворец с башенками… Не ходят ли легенды про, скажем, призраков? – Сержант постарался говорить безразлично.

– А, вот вы о чем. – Адела покачала головой: – Это все старухи болтают. Я в кинте часто бывала, относила книги сеньоре Грин, однако ни разу ничего странного не заметила.

– Вы сами носили туда книги?

– Разумеется, и не раз. Заходила по вечерам, после сиесты, потому что сеньора Грин всегда отдыхала после обеда. – Адела улыбнулась, воспоминание было явно приятным. – Мне ведь не сложно, это совсем рядом, а сеньора Грин столько помогала нашей библиотеке. К тому же последние годы она провела в инвалидном кресле.

– Знаем.

– Такая милая женщина. Однажды мы даже провели заседание книжного клуба у нее в гостиной. Это было великолепно, такая располагающая обстановка, мы обсуждали детектив… дайте вспомнить… “Десять негритят” Агаты Кристи. И вот представьте: сентябрьский вечер, зал во дворце, и мы обсуждаем там детективную загадку! Даже камин разожгли!

– Насколько мы понимаем, сеньора Грин поддерживала добрые отношения со многими жителями Суансеса? – спросила Валентина.

– Сеньора была очень любезна со всеми, но она почти не выходила из дома. Именно в тот вечер, когда мы проводили у нее встречу клуба, она и пообещала нам книгу Коперника. Это было в прошлом сентябре. Вскоре после этого сеньора заболела.

– Вот как?

– Да, увы. Такая щедрая женщина.

– А она при членах клуба пообещала передать книгу или наедине с вами?

– Нет, что же я, выдумывать стану? При всех! В тот день собрался не весь клуб, нас было человек девять-десять. Были я, Серхио, – она указала кивком на ассистента. – Бедняжка Лео тоже был.

– Лео Диас когда-нибудь рассказывал вам, будто видел или слышал в Кинте-дель-Амо что-нибудь необычное?

Адела покачала головой:

– Не припомню такого.

Валентина не стала продолжать расспросы. Они и так услышали больше, чем ожидали. Старинная книга Коперника вполне могла оказаться мотивом, но состав преступления в смерти садовника не просматривался. Оставалось обойти соседей, и можно ехать в Сантандер. Расследовать тут нечего. Попрощавшись с библиотекаршей и ее надменным помощником, Валентина с Ривейро вышли на улицу. В солнечный день трудно было представить, что совсем рядом с ними Карлос Грин набирает номер исследователя паранормальных явлений в Сантандере.

Професор Мачин. Лекция вторая

В кармане Кристиана Валье завибрировал мобильный телефон, но молодой человек его проигнорировал: лекция профессора Мачина казалась ему важнее любого телефонного разговора. После занятия он обязательно перезвонит, но не сейчас. Какой же Мачин прекрасный рассказчик! На слайде теперь был человеческий мозг в разрезе, вид в профиль, а справа – пять иконок с подписями. Под изображением глаза – подпись “зрение”, под ухом – “слух”, под носом – “обоняние”, под языком – “вкус”, а под ладонью – “осязание”.

– Давайте поговорим о человеческом мозге и нашем теле. Удивительный аппарат, правда? Традиционно считается, что мы располагаем пятью чувствами, но некоторые утверждают, что есть и другие, просто наука их не признаёт. Знаете, о чем речь?

В ответ тишина и недоумение на лицах. Профессор едва заметно кивнул, другого он не ожидал.

– Чувство баланса и чувство пространства. Благодаря первому мы держим равновесие. Второе, которое еще называют пропиоперцепцией, позволяет нам определять положение нашего тела, его частей и мышц относительно других объектов в пространстве. Но для лучшего восприятия и понимания окружающего мира в некоторых авторитетных исследованиях выдвигаются научные обоснования более смелой теории. Что помимо этих семи чувств мы обладаем еще одним – экстрасенсорным восприятием. Никакого волшебства тут нет, однако именно это восьмое чувство и могло бы объяснить, почему мы замечаем паранормальные явления. Ведь мы до сих пор, как утверждает сеньор Валье, не полностью познали все законы физики. Но в рамках нашего курса мы не можем игнорировать ответы, которые кроются в способностях нашего тела. Каждому из нас хоть раз в жизни приходила на помощь интуиция. Каждый из нас хотя бы раз оказывался в ситуации, когда одна и та же мысль одновременно приходила в голову и вам, и вашему близкому человеку. Все мы слышали о ясновидении и телепатии. Какое объяснение тут возможно? Чисто физиологическое или все-таки духовное? Что скажете?

По аудитории пробежал шум, Амелия вскинула руку и заговорила, не дожидаясь разрешения профессора:

– Лично я не верю ни в призраков, ни в духов, но невероятные совпадения случаются, это факт. Можно ли объяснить их наличием у нас восьмого чувства, не знаю. Например, после авиакатастрофы или крушения поезда нередко находится человек, опоздавший на рейс по какой-то необычной причине. Даже статистика есть.

– Правда? – удивленно поднял брови профессор. – А как быть с рейсами, которые благополучно приземлились? По ним статистику никто не ведет, а ведь люди постоянно опаздывают на самолеты.

– Это я подробно не изучала, – смутилась Амелия, поняв, что сморозила глупость.

Но профессор тут же пришел ей на помощь:

– Вы ничего неразумного не сказали, сеньорита. Вполне возможно, что интуиция существует. В частности, доктор Роллин Маккрати из калифорнийского Института математики сердца[16] утверждает, что сердце не просто качает кровь, но и играет важную роль в сенсорном восприятии. Пока рановато говорить о том, насколько его теории верны, но он уже двадцать лет проводит вполне серьезные исследования и пришел к выводу, что у сердца есть своя собственная нервная система. Она разными способами взаимодействует с мозгом, в том числе с миндалевидным телом. Еще у сердца есть собственное магнитное поле.

– Магнитное поле?

– Именно. Маккрати измерил характеристики сердечного магнитного поля с помощью самого простого магнитометра. Знаете, что показал прибор?

Амелия покачала головой, потому что никакого разумного ответа ей в голову не пришло. Профессор улыбнулся:

– Что сердечное магнитное поле в пять тысяч раз сильнее, чем у мозга. Как вы считаете, – профессор оглядел аудиторию, – разумно ли предположить, что энергию такого поля под силу почувствовать другому человеку? Звучит не так уж фантастически, и уж точно это достойная тема для исследования. В любом случае наш мозг – инструмент достаточно мощный, чтобы порождать удивительные эффекты. Посмотрите. – И профессор сменил слайд, вместо мозга и пяти чувств на экране появилась фотография фонаря в ночном парке. – Знаете, что такое “эффект уличного фонаря”? Полностью по-английски это называется SLI, Street Light Interference Phenomenon. Тут мы вступаем на территорию пси-феноменов, то есть парапсихологии. Проявления скрытых способностей мозга, которыми обладают некоторые индивиды. Например, в девяностые один юноша обнаружил, что если он проходит мимо горящего фонаря, тот всегда гаснет. А если он идет мимо выключенного фонаря днем, то фонарь, наоборот, загорается. Любопытно, да? Через несколько недель юноша убедился, что дело не в случайности и не в неисправности электросети – эффект повторялся с любыми фонарями. Он принялся искать закономерность и обнаружил, что эффект проявлялся, когда он был уставшим, раздраженным, обеспокоенным. Юноша очень хотел продемонстрировать свой трюк друзьям, но если он был спокоен и не напряжен, то ничего не выходило. Его “способности”, – тут профессор изобразил в воздухе кавычки, – не срабатывали. Делом заинтересовался Принстонский университет. Знаете, к какому выводу пришли ученые?

Все молчали, ожидая сенсационной разгадки.

– Ни к какому! Но ученые тем не менее удостоверились, что мозг юноши и в самом деле проявляет электрическую активность, достаточную, чтобы взаимодействовать с фонарем. Более того, выяснилось, что есть и другие люди, которые могут влиять на электромагнитные поля разных электроприборов, и статистика такова, что это не просто совпадение. В присутствии этих людей меняется громкость у телевизоров, моментально садятся батарейки у бытовых электроприборов, а они даже не осознают, что творится что-то странное.

– Вы хотите сказать, что наш мозг обладает мощной энергией, но мы не подозреваем о ней и не можем ею управлять? – Амелия даже не стала поднимать руку. – Это из серии “мы не задействуем потенциал нашего мозга на сто процентов”?

– Вовсе нет, сеньорита Фернандес. Я вас уверяю, способности нашего мозга мы задействуем ровно в той мере, в какой можем. Не ведитесь на все эти высокомерные идеи, будто потенциал нашего мозга безграничен. Боюсь, что эта весьма популярная идея основана на ошибочных интерпретациях результатов нейроисследований девятнадцатого и двадцатого веков. Вместе с тем совершенно очевидно, что наш мозг обладает неизученной энергией. Прошу внимания.

Клик. Черно-белая фотография. Подперев подбородок рукой, на аудиторию смотрел мужчина средних лет в очках.

– Узнаёте, Амелия?

Всем давно стало ясно, что сегодня профессор выбрал Амелию своей собеседницей. Как и ожидалось, человека на фотографии она не знала:

– Понятия не имею.

– Никто не узнаёт? – Профессор обвел глазами аудиторию. – Это нобелевский лауреат в области медицины. Собственно, это фотография как раз с сайта Нобелевской премии. Джон Экклс получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1963 году. Будучи очень авторитетным ученым, он ввел в научный оборот представления о духовной стороне человеческой природы. Экклс доказал существование энергии мозга, ответственной за телепатию и психокинез. Его теорию поддержали астроном Аксель Фирсофф и психолог Сирил Берт.

– Но ведь это все гипотезы, ни одна из них не доказана, – вырвалось у Кристиана, который даже не осознал, что произнес эти слова вслух, пока профессор не повернулся к нему.

– Вы правы, сеньор Валье. Не более чем гипотезы. Существует множество теорий на стыке науки, познания Вселенной и духовных поисков. Человеку необходимо во всем искать смысл, понять, ради чего мы существуем, – иначе за нашу тысячелетнюю историю не возникло бы столько религий. Пси-феномены существуют, но природа мозговой энергии по-прежнему загадка. Эксперименты продолжаются: Зенеровские карты, телепатия, ясновидение, опыты в университетских лабораториях… Поэтому будут возникать и новые теории: зеркальные нейроны, двойное измерение… Впрочем, я сомневаюсь, что на нашем веку будет сделан прорыв.

– Почему?

Профессор вздохнул.

– Потому что, сеньор Валье, и вам, и всем остальным не повезло родиться во времена, когда правительство не выделяет достаточно средств на науку, если, конечно, не брать в расчет создание вооружений. А вот в семидесятые США и СССР серьезно вкладывались в изучение способностей психики, чтобы расширить возможности для шпионажа. Но, конечно, философия, духовность, поиск истины никогда не были приоритетными. Вот вы когда-нибудь задавались вопросом, почему новорожденный сразу тянется к материнской груди?

– Инстинкт?

– Инстинкт. А что есть инстинкт, сеньор Валье? Импульс, генетически заданное поведение, от рождения присущее всем существам одного вида. Вот только правда ли это задано генетически?

Клик. Новая фотография, современная, цветная: лохматый мужчина с расфокусированным взглядом.

– Знакомы ли вы с теорией морфогенетического резонанса? Английский биолог Руперт Шелдрейк утверждает, что внутри каждого вида заложено некое коллективное бессознательное, некая глобальная память, и все, чему учится в ходе жизни отдельный индивид, сохраняется и становится общевидовым достоянием. Проводилось много экспериментов и в Англии, и в США. Наиболее интересным оказался эксперимент одного психолога в Йеле. Студентам-добровольцам показывали слова на иврите, причем вперемешку слова настоящие и выдуманные. Испытуемые, понятное дело, ивритом не владели. Так вот, оказалось, что настоящие слова запоминались легче. Их даже писать было проще.

Кристиан в недоумении поднял руку:

– Но если это все недоказанные теории, то мы по-прежнему живем в мире, где паранормальные явления существуют и не поддаются научному объяснению.

– Не совсем так, сеньор Валье. Ведь есть вещи, которые еще недавно объяснялись магией, фантазиями, религией и предрассудками, но сегодня у нас есть для них научное обоснование. Со временем мы всё узнаем и про те явления, которые сегодня называем паранормальными, лично я в этом не сомневаюсь. От алхимии мы пришли к химии, от знахарства к медицине, от астрологии к астрономии. И паранормальные явления пройдут тот же путь.

– Но ведь есть феномены, которые наука уже пыталась, но так и не смогла объяснить, – упорствовал Кристиан. – Самовозгорание, биолокация, радиэстезия, резкие изменения температуры при появлении призраков и прочих проявлений потустороннего мира, как бы они ни назывались, психофонии… – Кристиан оборвал себя на полуслове, ему вдруг пришел в голову решающий аргумент: – Вот вы, скептик, как можете научно объяснить опыт людей, побывавших на том свете и вернувшихся оттуда?

– На том свете? – Профессор на пару секунд задумался. – Вы имеете в виду опыт клинической смерти, когда пациента удается спасти, я правильно понял?

– Да.

– Речь идет о так называемых околосмертных переживаниях, – пояснил профессор для остальных. – Насколько мне известно, большинство пациентов, переживших клиническую смерть, описывают одни и те же ощущения: умиротворение, свет, а некоторые даже видят со стороны свое собственное тело, парящее в воздухе, словно призрак. Вероятно, в этих случаях мы имеем дело с играми разума, сеньор Валье. Человек просто грезит. Ведь когда мы спим, мы видим сны, которые порой трудно отличить от реальности, но тем не менее это сны.

– Нет, это невозможно. Есть свидетельства незрячих пациентов, которые точно описывали операционную или другое помещение, где находились в момент смерти. Еще это случается с людьми под общим наркозом, о каких снах тут можно говорить?

– Сеньор Валье, давайте вернемся к тому, с чего мы вчера начали. Вспомните прошлую лекцию. Что, как мы выяснили, нужно сделать первым делом, когда пациент рассказывает о своем паранормальном опыте?

– Убедиться, что он здоров, но…

– И если мы в этом убедиться не можем, то и на серьезное изучение проблемы претендовать тоже не можем. Знаете, что такое кетамин?

– Кетамин? Нет, не знаю.

– Это препарат, который используют для анестезии, обладающий наркотическим воздействием. Его вводили пациентам, которых вы приводите в пример? Есть у вас эта информация?

– Я не привожу в пример конкретных людей, это просто обобщенные данные…

– Ага, – перебил его профессор. – Что ж, тогда я вам скажу, что для общего наркоза применяют кетамин, а один из его основных побочных эффектов – галлюцинации. Ощущение, будто ты покинул собственное тело и паришь в воздухе, нередко возникает у людей под воздействием ЛСД. Каждый случай надо рассматривать отдельно, и для каждого найдется свое рациональное объяснение, даже если мы еще не до конца понимаем все тонкости физики и нюансы работы человеческого мозга. Знаете, что такое криптомнезия?

– Нет, – признал Кристиан, которого буквально придавило таким количеством новой информации.

– Скрытая память. Наше бессознательное ведет учет всего, что мы видим, слышим, делаем или ощущаем. Например, вы выйдете после лекции и ощутите непреодолимое желание съесть гамбургер. Откуда взялось это желание? Может, вы испытываете чувство голода, а может, вам мимоходом попалась на глаза реклама “Макдоналдса”, которую наклеили около дома, кто знает? Так и пациент, переживший клиническую смерть, может, действительно сам видел свое тело, а может, просто пересказывает то, что с детства видел в фильмах. Ведь эти истории стары как мир. Вам не кажется, что мы их запоминаем, а потом воспроизводим? То же самое происходит, если случайно встретить знакомого, с которым давно не виделись, а в тот день вдруг ни с того ни с сего о нем подумали. Но кто проверит, не думали ли вы о нем и раньше? А может быть, вам просто давно кто-то рассказал, что этот ваш знакомый работает как раз на этой самой улице или в этом городе, вы про это забыли или подсознательно отмахнулись как от несущественной информации. А теперь она из вашего подсознания всплыла и создала контекст. Неопровержимых истин для вас у меня нет. Но зато я могу вложить вам в руки ключ к познанию, подарить вам мотивацию, чтобы вы продолжали искать, проверять, делать открытия. Завтра мы поговорим о том, как много места в нашей жизни занимают сказки, привидения и предрассудки. Специально для сеньора Валье я постараюсь привести рациональные научные объяснения некоторых явлений, которые сегодня упоминал. Впрочем, вы и сами сможете убедиться, что по большей части все они вызваны невероятным и мощнейшим феноменом под названием ДДД.

Закончив говорить, профессор подмигнул аудитории и выключил проектор, давая понять, что на сегодня лекция завершена. В кармане Кристиана снова завибрировал мобильный телефон.



Перед Кларой Мухикой на прозекторском столе лежало тело Лео Диаса. Ее ассистентка Альмудена Кардона изо всех сил старалась не зевать от скуки.

– Это у него не первый инфаркт, тут все как по учебнику, – объявила Кардона, изучая грудную полость, на которой был сделан Y-образный разрез. – Явные признаки фиброза миокарда.

– Ты же знаешь, что внешнего осмотра недостаточно, – возразила Клара. Она привыкла, что Кардона всегда торопится с заключениями. – А результаты судебно-гистологического исследования будут не раньше чем через месяц, а то и два.

Мухика вздохнула, извлекла из трупа сердце, чтобы отправить его патологоанатомам в лабораторию в Вальдесилье.

– Отек легких… Надо их взвесить.

– Четыреста девяносто три грамма левое, шестьсот семнадцать правое, – сообщила Кардона.

– Отек однозначно, хотя на курильщика он не похож.

– Небось налегал на жирное и соленое.

– Да, но ты кровь видела? Цвет нормальный, не загустевшая. Посмотрим, что покажет токсикология. Я не понимаю, что за трупные пятна вишневого цвета у него на теле, может, как раз интоксикация.

– Цианид? – предположила Кардона.

– Может быть. Но вообще, если б не эти пятна, соглашусь – был бы хрестоматийный инфаркт. Давай черепно-мозговую полость посмотрим.

Они взвесили мозг (кило двести) и мозжечок (сто шестьдесят три грамма).

– Видишь? – указала Клара на мозг.

– Застой сосудов? – отозвалась Альмудена. – Почему, по-твоему…

– Пока не знаю, не вижу патогномоничных признаков, так что на данный момент имеем инфаркт, но не исключаем и что-нибудь другое. Вот получим данные химико-токсикологического анализа, тогда посмотрим.

– Когда наши друзья в гражданской гвардии узнают, сколько придется ждать этих анализов, их самих инфаркт хватит. Странно, что они не стали тебя торопить.

– Предполагается, что у нас тут ненасильственная смерть. С чего бы им меня торопить?



Карлос Грин нервничал. Что за идиотская затея? Зачем он поддался на уговоры Серредело? Подумаешь, хипстер-адвокат возомнил себя всезнайкой. Удивительно, что бабушка доверила свои дела в Испании этому персонажу. И вот результат: знаменитый писатель Карлос Грин сидит в очаровательной кофейной комнате в своем дворце Кинта-дель-Амо и ждет исследователя паранормальных явлений. Договорились на пять вечера. Не опоздает ли? Интересно, он тоже хипстер? Или богемный тип? Или псих? По телефону голос вроде нормальный.

Мысли Карлоса прервал звук шагов.

– Хорошие новости! – объявил Оскар Серредело, заходя в комнату. Он только что закончил говорить по телефону. – Вечером привезут Пилар Альварес. У нее взяли показания в присутствии моего коллеги из бюро и теперь ее отпустят. Сочли, что нет риска побега или сговора в отношении того дела, в котором она, вероятно, замешана.

– А дело-то серьезное? Мне, знаете, не улыбается пускать в дом серийную убийцу, чтобы она мне тут пыль сметала.

Адвокат с улыбкой замахал рукой, пытаясь развеять опасения:

– Не волнуйтесь, сеньор Грин, ничего ужасного и серьезного. Несколько убийств в прошлом году…

– Несколько убийств? Какая прелесть! Никаких поводов для волнений!

– Нет-нет, убийцу нашли, это не она, точно. Просто были признаки, указывающие на нее, но не доказывающие факт соучастия. Я вас уверяю, судья это все в архив отправит. Потом сами решите, что с ней делать. Хотите – уволим и завтра же найдем замену.

Карлос Грин вздохнул и пригладил рукой светлую шевелюру, сегодня еще более взлохмаченную, чем обычно.

– Не знаю, Серредело, что-то очень уж длинный день выдался. Пусть она пока посидит в своем домике. Завтра с ней поговорю и тогда уже решу, что делать. Тем более что всего через несколько недель я буду в Калифорнии.

– Не хотите на оставшееся время переехать в отель? – предложил адвокат, задумчиво поглаживая бороду. – Чтобы не соприкасаться с… негативной энергией.

– Нет, – отрезал Грин. – Это пока еще мой дом, и я отсюда ни ногой. Мне надо дописать роман и разобраться, что здесь творится. – Он сделал глоток из стоявшего на столе стакана.

– Что это у вас, неужели виски?

– Виски, – признался Грин. – В такой денек, как сегодня, от одного стакана вреда не будет. После истории с садовником, домработницей и женщиной-привидением я это заслужил.

– И то верно. Давайте я составлю вам компанию.

Они неторопливо потягивали в молчании виски. Ровно в пять раздался звонок в дверь.

“Похититель волн” Карлос Грин. Черновик романа

Вернуться. Есть места, куда тебе предначертано попасть вновь, наяву или во сне. В Суансес я вернулся, когда мне исполнился двадцать один год и я как раз занял место на пьедестале на чемпионате мира по сёрфингу в калифорнийском Хантингтон-Бич.

В свое время мне стоило больших трудов убедить отца позволить мне заниматься сёрфингом. Думаю, свою роль сыграл развод: родители, изменившие друг другу, чувствовали свою вину перед сыновьями и старались нас задобрить. Но мы с отцом постоянно спорили, вновь и вновь, в самые неподходящие моменты.

– Тебе пора в университет! Изучай экономику, бизнес, что-нибудь такое, чтобы ты смог вести семейные дела.

– Папа, но я могу зарабатывать на жизнь и сёрфингом.

– Ха! На какую жизнь? Хиппи? Знаю, знаю, ты навыигрываешь кучу этих идиотских чемпионатов, к тридцати годам станешь по спортивным меркам стариком и тебе ничего другого не останется, кроме как открыть на Венис-Бич магазин для сёрферов. Это твоя голубая мечта? Магазин открыть?

– Ну, пап…

– Это еще если повезет, – не унимался отец. – А то хребет себе сломаешь, голову расшибешь или утонешь. Это все мать твоя виновата! Нечего было потакать твоим капризам. А поездки эти твои… Как подумаю, так вздрогну…

Отец говорил о моих приключениях, погоне за волнами. Я ездил на чемпионаты и просто из интереса, в основном все оплачивала мать. Пуэрто-Эскондидо в Мексике, Ментавайские острова в Индонезии, Джеффрис-Бей в Южной Африке…



[…]



В то лето, когда я вернулся в Суансес, моя бабушка овдовела. Потому-то отец и попросил меня поехать туда, побыть с ней пару-тройку недель. Пабло ехать отказался, у него началась летняя стажировка в юридической фирме в Лос-Анджелесе. Наконец в семье появился адвокат. А Том собирался уехать на все лето в Перу, в Куско, по линии какой-то волонтерской организации. Что бы про меня ни говорил отец, из нас троих главным претендентом на роль хиппи был как раз Том. Он собирался поступать на медицинский и спасать мир, работая с “Врачами без границ”.



[…]



Приехав в Кинту-дель-Амо, я удивился, какое все вокруг крошечное. Пространство как будто ужалось. Девять лет назад я словно смотрел на все под другим углом. До боли не хватало дедушки Питера. В доме воцарилась странная тишина.

На бабушку мне было тяжело смотреть. Мы часто виделись в Калифорнии, но здесь, в непривычной для меня обстановке, она вдруг изменилась. Постарела, устала, осунулась. Ноги у нее начали сдавать, но она старалась сохранять бодрый настрой, хотя совсем недавно потеряла мужа. Под предлогом поиска редких изданий она ходила по ярмаркам, посещала книжный клуб, обсуждала писателей и произведения. Ее сестра Грейс, веселая и дерзкая Грейс, погибла в аварии тремя годами ранее. К тому времени алкоголь уже стал главным в ее жизни, она не могла отказаться от него, даже садясь за руль. К счастью, Грейс оказалась единственной жертвой той аварии – она выехала на встречную полосу. Боюсь, это несчастье тоже не могло не сказаться на состоянии бабушки, и улыбалась она теперь не так задорно, как прежде.

– Пойдешь на Пляж безумцев?

– Да, хочу половить волну.

– Друзей не позовешь?

Я рассмеялся.

– У меня и телефонов нет ничьих. Все разъехались, бабушка.

Она молча посмотрела на меня и ушла разбирать почту в свой кабинет, который обустроила около зимнего сада. Там, в таинственном саду, бабушка отрешалась от этого мира и погружалась в свой собственный.



[…]



– Эй, ты! В следующий раз осторожнее, не лезь вперед очереди!

– Прости, не заметил.

– Ага, не заметил, как же, – отозвался мой собеседник, не переставая грести и бросив презрительный взгляд на мою доску (доска у меня была новая, последнего поколения, дорогущая. Серьезно, я отдал за нее неприлично огромную сумму! А доски, какая была у этого парня, уже пару лет как с производства сняли). – В следующий раз, если видишь, что на гребне кто-то есть, жди своей очереди! Что сложного, мать твою?

Я молча греб рядом с ним вдоль Пляжа безумцев. По парню было видно, что он отличный сёрфер, умелый. Но мимика, манера говорить…

– Начо?

Это же Начо! Тот самый пацан, который приделал к доске петлю из шнура от утюга.

Он не сразу узнал меня. Сначала удивился, что я знаю, как его зовут, но потом понял, кто я, и совсем опешил.

– Карлитос, мать твою! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?

– Да вот заехал. Ты прости, я реально тебя не видел, – извинился я, хотя, по правде говоря, пока я не узнал Начо, мне было на него плевать – я не собирался отдавать ему эту волну. Я ничего не мог с собой поделать, мне непременно надо было быть первым во всем. Я любил побеждать. Я ж не виноват, что по натуре своей не умею ждать очереди.

– Да брось, чувак. Рассказывай давай, как тебя к нам снова занесло? Вы все вместе приехали? – Он посмотрел на берег, словно ожидая увидеть там Пабло и бабушку.

– Нет, один я. Бабушка овдовела недавно, первое лето без деда.

– Я не знал. Соболезную. Сколько лет тебя здесь не было? Лет десять?

– Сам понимаешь, ехать далеко, семейные дела…

На самом деле моя мать наотрез отказалась снова отпускать нас в Испанию. Она требовала, чтобы мы проводили лето с ней, не бросали ее одну, ведь она нам мать или кто, а Кинта-дель-Амо превратилась во вражеское логово, потому что дворец принадлежал бабушке по отцовской линии. Кроме того, всегда всплывал то какой-нибудь летний лагерь, куда нельзя не поехать, то какая-нибудь вечеринка, которую нельзя пропустить… А Испания так далеко! Я не собирался посвящать Начо в свои семейные дрязги. Мои родители до сих пор общались исключительно через адвокатов, а дети для них были разменной монетой – нами было так просто манипулировать и шантажировать друг друга.



[…]



– Бабушка, я сегодня вечером пойду потусуюсь.

– Надо же, всего три дня как приехал, а уже готов побеждать! Veni, vidi, vici?

– Что?

– Пришел, увидел, победил, как говорил Юлий Цезарь… Ты что, совсем читать бросил, из воды не вылезаешь?

– Да нет, бабушка, я читаю, но мертвые языки – это не мое. Тебя-то что на латынь потянуло?

– Не говори глупостей. Это такая известная фраза, что уже поговоркой стала. Ну что ж, значит, бросаешь меня одну?

Я смутился. До меня только сейчас дошло, зачем я на самом деле приехал в Испанию. Ради нее. Ведь это ее первое лето в кинте без дедушки Питера.

Бабушка рассмеялась.

– Карлитос, да ты бы видел свое лицо! Ты что думаешь, я теперь буду себя вести, как те крашеные старухи в бигудях, которые строят из себя жертв при первом удобном случае? Иди развлекайся, тебе всего двадцать один год. За меня не переживай, со мной тут кухарка Мэри, Лео…

– Лео?

– Садовник, ты разве его не помнишь? Ступай спокойно. Если ощутим нехватку тестостерона, мы Лео позовем. Он тут неподалеку живет. – И бабушка усмехнулась.

Я попрощался и вышел. Я был готов к встрече со своими старыми друзьями по морю.



[…]



Мы договорились встретиться в баре под названием “Патапало”, и там я сразу заприметил Рут. Она выглядела потрясающе – перекрасилась в блондинку, надела блузку с открытыми плечами и такие короткие шорты, что трудно было не пялиться (в конце концов, мне и правда был всего двадцать один год!).

– Посмотрите-ка, кто к нам пожаловал! Говорят, ты приехал один? Чемпионом по сёрфингу стал? – поприветствовала она меня, чмокнула в обе щеки и обняла так, словно страшно соскучилась.

Меня гипнотизировали аромат ее духов, ее прикосновения, ее взгляд. Впрочем, под ее очарование попала половина мужчин в баре. Никто не мог оторвать от нее глаз – как она поправляла волосы, как двигалась в такт музыке… Воплощение чувственности. Рут сказала, что учится на юридическом в Сантандере. Она наслаждалась молодостью и беззаботной студенческой порой.

– А твой брат сюда больше не собирается?

– Том волонтерит в Перу.

– Хитрец, – лукаво прищурилась она. – Ты же знаешь, про кого я спрашиваю.

– Пабло сейчас на стажировке, он тоже на юриста учится, как и ты.

– Вот это совпадение!

Я начал было рассказывать ей про Пабло и его жизнь в Калифорнии, но понял, что только время теряю. На каждую услышанную от меня деталь Рут выстреливала кучей вопросов. Раньше она вроде не была такой болтливой.

– Слушай, а что Лена? – с притворной легкостью спросил я, будто мне не очень-то и интересно.

– Лена? Так вот же она, позади тебя стоит.

Я обернулся и увидел улыбающуюся Лену с бокалом в руке. Она, судя по всему, уже давно наблюдала за мной. Она больше не носила очки и тоже осветлила волосы (ох уж эта мода девяностых!). На ней было легкое длинное платье на тоненьких бретельках и с глубоким вырезом, от загорелой кожи веяло летом. И все же, несмотря на очарование молодости, в Лене не было и толики той чувственности, которую источала Рут. Сейчас мне кажется, что Лена из тех женщин, которых надо как следует узнать, чтобы в полной мере оценить. Иначе они остаются невидимками, несмотря на всю свою красоту.

Она тоже меня расцеловала. От нее пахло чистотой, цветочным мылом и морем. Из-за гремящей музыки и толпы мы стояли вплотную друг к другу и чуть ли не кричали, подаваясь вперед.

– Сколько лет, сколько зим, похититель волн!

– Да уж, десять лет прошло… А ты очень красивая.

– Спасибо… Ты тоже ничего, уже не прыщавый. Вон даже мускулы отрастил. – Она потрогала мое предплечье (какая изящная у нее рука!).

Вообще-то я был не столько мускулистый, сколько жилистый – приходилось держать себя в форме.

– А ты больше не носишь очки?

Она засмеялась:

– Я теперь шифруюсь… Линзы.

– Пойдем, – потянул я ее на улицу, чтобы поговорить нормально.

Мы устроились на скамейке снаружи, куда музыка долетала, но не мешала слышать друг друга. Долго болтали про всякие глупости, про мои поездки, про то, как моя бабушка теперь жила здесь одна, как изменился за эти годы городок… Наконец мы перешли к более важным вопросам.

– Ладно, не буду тебя задерживать, твой парень, наверное, тебя заждался.

– Парня у меня нет.

– Понятно.

– А у тебя?

– У меня тоже парня нет.

– Какой ты стал шутник.

Я засмеялся.

– У меня нет девушки.

– Бедняга! А я-то думала, по тебе пол-Калифорнии сохнет.

– Увы. И много у тебя было парней?

– Ничего себе вопросики пошли! Тебе-то что?

– Просто чтобы знать. Для разговора. У меня вот была куча девушек! – Шутливым тоном я дал понять, что это неправда.

– Какой молодец! А в свободное от работы Казановой время ты заделался чемпионом по сёрфингу?

– Кто тебе такое сказал?

– Птичка напела.

– Я лишь один чемпионат выиграл. – Мне было приятно, что она в курсе моих побед. – А ты? Как и хотела, работаешь в библиотеке, книги пишешь? Или кем ты там собиралась стать?

– Нет, – покачала она головой. Она не перестала улыбаться, просто теперь за улыбкой пряталось чувство неловкости. – Я учусь на факультете менеджмента, а в свободное время подрабатываю кассиршей.

– Кассиршей?

– Да, стою на кассе в супермаркете моих родителей. Ну, помогаю.

– А, понял. А чем ты вообще занималась все эти годы?

Лена пожала плечами:

– Да ничем особенным. Немножко попутешествовала. Жила себе тут потихоньку. Училась.

– А как же твоя мечта работать с книгами?

Она вздохнула. Ей явно не понравилось, что я не отпускал эту тему, наш разговор вдруг утратил легкость.

– Мечта никуда не делась, но мне надо зарабатывать, чтобы помогать родителям. Богатеньким мальчикам из Калифорнии этого не понять.

– Я не богатенький мальчик.

А она все такая же прямолинейная!

– Да уж конечно…

– Мне пришлось много работать, чтобы добиться успеха.

– Думается мне, у детей миллионеров в жизни побольше возможностей, чтобы красть волны.

– Слушай, мы что, опять ссоримся? Я и приехать-то не успел!

Я не понял, что она хотела сказать. Намекала, что я мог заниматься сёрфингом только потому, что из богатой семьи? С этим спорить я не собирался – это, пожалуй, правда. Но что за украденные волны? Да, я любил побеждать, а кто не любит? Какие ко мне могут быть вопросы?

Лена молча всматривалась в мое лицо оценивающим взглядом, видимо пытаясь понять, в кого я превратился.

– Карлос, я очень рада за тебя и твои успехи, честное слово, – примирительно сказала она. – Ты, наверное, очень доволен. Серьезно, поздравляю! Пойдем выпьем что-нибудь.

– Послушай. – Я схватил ее за руку и показал на усыпанное звездами ночное небо: – Зачем нам внутрь? Давай прогуляемся? Смотри, какая ночь…

– А ты и правда теперь донжуан. Приехать не успел, а уже хочешь затащить меня на пляж?

– Почему на пляж?

Она засмеялась.

– Потому что у нас парочки обычно идут обжиматься на Ракушечный пляж и на Риберу, вот почему. Но от тебя я ожидала более традиционного подхода. Ну сам знаешь, я думала, ты сначала ко всем девушкам в баре подкатишь, а меня оставишь напоследок и целых десять минут станешь меня обхаживать…

Я притянул ее к себе.

– Ты для меня не запасной план, если ты об этом.

– Так ты теперь король вечеринок? Пришел, увидел, победил?

Меня поразили ее слова. Ровно то же самое недавно сказала и бабушка Марта. Пришел, увидел, победил. Неужели я и правда такой?

Неожиданно из бара вышла Рут:

– Вот вы где! Пойдем, Карлос, там все уже собрались, мечтают с тобой поболтать.



[…]



Вечер тот прошел чудесно. Мы с Леной шутили, хохотали, вспоминали старые истории. С этой же компанией – которую я быстро снова стал считать своей – я гулял всю неделю, каждый вечер. Это было незабываемое время. Мы сблизились, много смеялись… Мы были молоды и, казалось, непобедимы. Лето, жаркое солнце, синее небо, нас переполняла энергия, жажда жизни. Мы гуляли допоздна, просыпались на рассвете и бежали ловить волны, а потом весь день ходили сонные и счастливые.

Как-то раз мы отправились бродить по утесам, которые тянулись вдоль Пляжа безумцев, и дошли до Мыса блаженных. В конце пути наш ждал Белый Камень – причудливый маленький полуостров из потрескавшегося известняка, выступающий далеко в море. Издалека он напоминал каменное облако, состоящее из нескольких кусков, которые, казалось, вот-вот развалятся.

– Кто отсюда со мной в воду?

Я уставился на Начо:

– Ты шутишь? – Глядя на скалу, я попытался прикинуть ее высоту.

Не то чтобы с нее нельзя было спрыгнуть, но кто знает, какая там глубина? Может, под водой камни? Море в тот день было на удивление спокойным.

– Ты смотри, наш сёрфер-чемпион струсил!

Не дожидаясь моего ответа, Начо быстро разулся, стянул футболку, подошел к краю обрыва, подмигнул девчонкам и прыгнул. Мы бросились к краю утеса. Через несколько секунд голова Начо показалась над водой. На лице улыбка до ушей, он был весьма доволен собой.