Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

* * *

Сомерсета арестовали. Сэр Фрэнсис Энглфилд получил очередную порцию новостей от своего друга при дворе. Очевидно, герцог, почувствовав, что в воздухе попахивает заговором, закрылся вместе с королем в Хэмптон-корте, откуда пытался призвать лондонцев встать на его защиту. Марии было страшно подумать, каково было Эдуарду, беспомощному заложнику лорд-протектора, оказаться в центре конфликта, сущности которого он, скорее всего, толком не понимал. Узнав, что Уорик собрал войско и готовится к походу на Хэмптон-корт, Сомерсет, вытащив короля из постели, перевез его в более безопасный Виндзорский замок – крепость, которую, насколько было известно Марии, Эдуард ненавидел. Оказавшись там, герцог определенно потерял самообладание и обещал пойти на условия Совета в обмен на обещание сохранить ему жизнь. Однако он был незамедлительно арестован и посажен в Тауэр по обвинению в заговоре против своих коллег.

Поздно ночью Мария в одиночестве читала в своей комнате письма, искренне удивляясь, сколько зла таил в себе Сомерсет. Впрочем, она предпочла бы, чтобы у власти был не скользкий Уорик, а бесхребетный Сомерсет, и собиралась молиться за него, хотя и боялась, что душа его навеки потеряна. Какое счастье, что она находилась вдалеке от двора и не замешана во всех этих мерзостях!

Вскоре в Кеннингхолл пришло письмо, где перечислялись предполагаемые преступления Сомерсета и уведомлялось, что он смещен со своего поста. Сомерсет, оказывается, намекал на то, что Мария вступила с ним в сговор с намерением стать регентшей брата, но, к счастью, ему никто не поверил.

Мария задохнулась от возмущения. Совет мог ухватиться за этот предлог, чтобы выступить против нее. Но по здравом размышлении она поняла, что кто-то состряпал эту клеветническую историю, чтобы сместить лорд-протектора, и можно было легко догадаться, кто именно. Она написала ван дер Делфту, рассказав о случившемся:

Естественно, во всем этом не было ни капли правды. Уориком и его приспешниками движут исключительно зависть и амбиции. По моему мнению, граф является самым ненадежным человеком в Англии. Вы увидите, что произошедшие изменения ни к чему хорошему не приведут, но это кара Небес и, возможно, еще только начало наших невзгод.


Она при всем желании не могла смотреть на события по-другому. Это было Божественным возмездием государству, заразившему ересью свой народ.

В октябре Мария узнала, что Уорик решил занять пост не лорд-протектора, а лорд-президента Совета, став, таким образом, фактическим правителем Англии, поскольку Эдуарду было всего двенадцать. Несомненно, Уорик постарается воздействовать на мальчика своим пресловутым поверхностным обаянием в надежде, что благодарный суверен оставит его у кормила власти. Мария с содроганием представила, как граф будет затягивать Эдуарда в свои сети, подчиняя его волю своей.

Однако Уорвик, похоже, сдержал обещание насчет истинной веры. Он вернул в Совет нескольких лорд-католиков и объявил, что в церквях снова можно проводить мессы. В Кеннингхолле царило ликование. Мария распахнула двери дворца, пригласив собравшихся снаружи людей присоединиться к ней в часовне. Народу было так много, что толпа выплеснулась в зал, а капелланы продолжали раздавать хлеб и вино до обеда. О, это был радостный день!

Но вскоре друзья Марии при дворе сообщили, что Уорик обхаживает радикальных протестантов, таких как подстрекатели Джон Нокс и Джон Хупер, епископ Глостерский. Поговаривали, что ожидается массовое разорение часовен и усыпальниц для изъятия даров и драгоценностей, которые, как подозревала Мария, прямиком попадут в карман графа и его приспешников. Что было верхом безнравственности и самым настоящим беззаконием!

С каждой неделей становилось все более очевидным, где на самом деле лежат интересы Уорика. Ван дер Делфт сообщил, что даже архиепископ Кранмер впал в немилость, поскольку задуманные им реформы оказались недостаточно радикальными, чтобы удовлетворить лорд-президента, а епископ Латимер в своей проповеди высказал крамольную мысль, что у богачей имеются свои обязательства перед бедняками. Бо́льшая часть духовенства, опасаясь за свою жизнь, безропотно согласилась с политикой, проводимой Уориком. «Его превозносят как бесстрашного воина Христова, как гром, молнию и грозу папистов», – написал в заключение возмущенный посол.

Марию это не удивило. Она отлично знала истинные склонности Уорика, но волновалась за свое будущее. Если при Сомерсете ее жизнь отнюдь нельзя было назвать легкой, то при Уорике она определенно станет во сто крат тяжелее. Она не могла скрыть своего отчаяния, когда всего через неделю мессу вновь запретили, не удосужившись объяснить, будет ли новое правительство соблюдать обещание, данное ей Сомерсетом.

В письме ван дер Делфту Мария призналась, что со страхом ждет, как с ней поступит Уорик. Для нее стало крайне неприятным ударом, когда посол написал в ответ, что Совет уже подозревает ее в том, что она собирает вокруг себя католическую фракцию.

Они говорят, что Ваше Высочество является каналом, через который крысы из Рима могут пробраться в твердыню Англии, и я действительно опасаюсь, что под этим предлогом Совет может возбудить против Вас уголовное дело и что все предыдущие заверения Сомерсета не стоят ни гроша.


Мария уронила письмо на пол. Ее первым порывом было покинуть королевство, чтобы избежать реальной угрозы ареста, в результате которого она, как и Сомерсет, окажется в Тауэре.

– Мадам, что вас тревожит? – спросила Сьюзен, оторвавшись от вышивания; на ее пухлое лицо легла печать озабоченности.

– Я только сейчас поняла, что милорд Уорик видит во мне угрозу лично ему и его политике. И для Уорика я на самом деле являюсь величайшей угрозой, так как способна стать центром притяжения для тех, кто хочет избавиться от ереси. – Мария схватила Сьюзен за руку. – Моя дорогая подруга, похоже, у меня нет другого выхода, как бежать за границу.

– Нет, но действительно… – Сьюзен не скрывала своего ужаса.

– Неужели, по-вашему, я хочу покинуть Англию? – глотая слезы, спросила Мария. – Наша страна – это вся моя жизнь. Я люблю ее как мать. Но оставаться здесь для меня опасно. Если я хочу выжить, чтобы способствовать восстановлению старой веры, то отъезд – это единственный выход. – Она содрогнулась. – Я чувствую себя загнанным в угол животным. Время не ждет. Я должна попросить помощи у императора.

Сидя за письменным столом, Мария вспоминала, как планировала побег много лет назад, когда Анна Болейн жаждала ее крови. Но на сей раз определенно придется бежать. Другого выхода не было.

В знак того, что она в отчаянии и умоляет дать ей убежище, Мария послала ван дер Делфту кольцо для Карла и стала с трепетом ждать ответа. Ответ оказался не таким, на какой она рассчитывала. Император выражал опасение, что если она покинет Англию, то может навсегда потерять шанс когда-либо стать королевой, чего он, император, не может допустить, поскольку это противоречит интересам империи.

Ван дер Делфту было велено отговорить Марию от разработанного ею плана. Посол предупреждал:

Мой господин боится, что тайком переправлять Вас из Англии – слишком опасное мероприятие. Однако лучшим выходом для Вашего Высочества будет брак с каким-нибудь католическим монархом, и я уполномочен Вам сообщить, что Дом Луиш Португальский готов к Вам посвататься.


Марию охватила паника. Ее кузен Дом Луиш входил в число тех, кого в свое время ее отец рассматривал в качестве возможных кандидатов в мужья для дочери, но затем отверг. В свои сорок три года он был на десять лет старше Марии, и ее не слишком привлекала перспектива стать его женой и жить в Португалии. Она всего лишь хотела найти убежище во владениях императора. Тем не менее сейчас во главе угла стояла личная безопасность. Отбросив сомнения, Мария сообщила ван дер Делфту, что, если император одобрит этот союз, она примет предложение Дома Луиша, хотя предпочла бы другие способы спасения, но, если император не сумеет сделать так, чтобы брак состоялся в самое ближайшее время, он должен помочь ей укрыться во Фландрии, так как в Англии для нее оставаться небезопасно.

Она подозревала, что посол, как и Карл, считал побег слишком рискованным предприятием. Их опасения можно было понять. Если попытка провалится, последствия будут ужасными, но даже в случае успеха это может спровоцировать войну или причинить ущерб дипломатическим отношениям между Священной Римской империей и Англией. Тем не менее Марию обуял такой ужас, что по сравнению с нависшим над ней дамокловым мечом все остальные соображения казались незначительными. Ведь ее могли арестовать с минуты на минуту. Она писала ван дер Делфту:

Если король умрет, Совет скорее предаст меня смерти, чем позволит католичке занять престол. Хотя в таком случае я предпочту уехать в другую страну, где смогу спокойно исповедовать свою религию, и не стану претендовать на корону.


Посол ясно дал понять, что ему не хочется рассказывать императору о ее опасениях, однако он это сделал, причем очень своевременно, поскольку в конце ноября Уорик исключил всех католиков из Совета, а парламент принял решение принудительно проводить в жизнь Акт о единообразии.

Получив от короля письмо с приглашением ко двору на Рождество, Мария, естественно, усмотрела в этом зловещий знак.

– Я не поеду, – заявила она Сьюзен. – Я скажусь больной и останусь в Бьюли с моими настоящими друзьями и слугами. Если даже они и не замышляют моего ареста или попытки дискредитации, боюсь, они заставят меня присутствовать вместе с королем на их богослужениях и принимать их причастие. Нет, я ни за что на свете туда не поеду.

– И это правильно! – согласилась Сьюзен.

Мария схватила наперсницу за руку:

– Скажите, у вас никогда не возникало страхов, что Господь покарает Англию? Бог ожесточил сердца членов Тайного совета, как когда-то ожесточил сердце фараона. Взять хотя бы тот мор, что Он наслал на Египет! Мне просто хочется спасти страну от гнева, который Он может на нее обрушить.

Мария поняла, что ее слова звучат слегка истерично. Хотя чего еще можно было ожидать от человека, живущего в постоянном страхе?

Сьюзен обняла подругу:

– Господь милостив! А вот они что посеют, то и пожнут.

Мария не могла без слез думать о своем брате. У нее сердце обливалось кровью при мысли о том, что мальчик, который когда-то обожал свою сестру, стал противником старой веры. Тем, кто все это сотворил, придется по всей строгости ответить за то, что сделали ребенка судьей в вопросах вероисповедания. Но если бы ей удалось остаться наедине с Эдуардом, она наверняка сумела бы объяснить ему, что его советники должны проявлять большую толерантность.

Игра стоила свеч. Она сообщила ван дер Делфту, что после Нового года собирается провести четыре-пять дней в своем доме в Лондоне. Там она сможет навестить Эдуарда в частном порядке, не вызывая лишних вопросов. Но потом у нее внезапно возникли сомнения, правильно ли она поступает. Ей никак не удавалось избавиться от беспокойства. Причем опасения не были совсем уж беспочвенными. Она постоянно жила в страхе преследования и находилась во власти безжалостных людей, а фанатичные протестантские священнослужители клеймили ее в своих проповедях. В конце концов Мария отказалась от планов отправиться в Лондон.

У ван дер Делфта больше не оставалось сомнений в том, как ей следует поступить.

Самое страшное преступление, которое человек может совершить в Англии, – это быть добрым католиком и вести праведную жизнь. Вашему Высочеству нужно бежать. Для Вас это единственный выход.


Император не согласился с послом. Марии следует остаться на тот случай, если в Англии будет восстановлен католицизм. Император, со своей стороны, надавит на советников и походатайствует за нее, однако он категорически не желает, чтобы она стала беженкой. Узнав об этом, Мария залилась слезами. Карл занял очень удобную для себя позицию, но он не жил в Англии под страхом ареста, а может, чего и похуже.

Глава 23

1550 год

Ван дер Делфт слышал, как советники спорили по поводу судьбы Сомерсета. В феврале посол сообщил Марии, что, после того как Сомерсет признал свои ошибки, его выпустили из Тауэра и восстановили в Совете. Однако он был уже сломленным человеком, вынужденным во всем поддерживать политику Уорика. Надежды на то, что Сомерсет займет более либеральную позицию, растаяли как дым. Уорик стал полновластным хозяином страны.

В марте Мария переехала в Хансдон с целью изменить свое положение, которое с каждым днем становилось все более невыносимым. Тем не менее у нее еще теплилась надежда, что император передумает и придет ей на помощь. Она узнала, что Елизавета в сопровождении пышной свиты посетила короля, который очень любезно принял сестру, охотно согласившуюся соблюдать новые законы. Еще одна заблудшая душа, с грустью подумала Мария. Она сокрушалась по поводу того, с какой легкостью Елизавета поменяла веру, но при этом с тоской вспоминала те счастливые времена, когда они с сестрой еще были близки.

Ван дер Делфт написал, что Уорик отказался заплатить за приданое Марии, чтобы она могла выйти замуж за Дома Луиша. Таким образом, еще один путь к спасению был отрезан.

Но она не даст себя запугать. Против нее пока не было предпринято каких-либо действий, и она немного успокоилась. У себя дома она продолжит служить мессу. Непоколебимость Марии по отношению к вере ни для кого не составляла секрета, а потому аристократы и джентри, исповедовавшие католицизм, все чаще смотрели на нее как на вдохновляющего лидера и пытались пристроить ей в услужение своих дочерей. Каждую неделю к Марии приходил полный надежд отец, мечтавший, чтобы дочь воспитали в истинной вере.

Император настоятельно требовал от Совета предоставить Марии свободу вероисповедания, но единственное, в чем советники пошли на уступки, – это позволили совершать мессу при закрытых дверях в присутствии двух-трех помощниц. Уорик дал ясно понять, что Совет потворствует ее невежеству и слабоумию, и строго-настрого предупредил, что она не должна давать повода для скандала, допуская всех домочадцев на богослужение. Разрешение действовало лишь ограниченный период времени. Когда Мария будет готова принять протестантизм, его должны были отозвать.

Мария дошла до белого каления, читая письмо ван дер Делфта. На секунду ей показалось, будто у нее остановилось сердце, и пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть. И даже заверения посла, что теперь она наверняка не омрачит свою совесть отказом от старой религии, не могли усмирить бушевавшую в груди ярость.

Сэр Фрэнсис Энглфилд забрал у Марии письмо посла и, внимательно прочитав, хмыкнул:

– Он определенно разозлил милорда Уорика! Он говорит, Уорик был так зол, что мог вполне прибить его превосходительство, если бы его не остановили другие члены Совета.

– Пусть видят, что представляет собой этот человек! – пробормотала Мария, понимая, что обидные слова Уорика будут еще долго звенеть у нее в голове. Невежество… слабоумие… Да как они смеют?!

Но хуже всего было то, что рано или поздно ей вообще запретят служить мессы, поставив ее в положение, когда она будет вынуждена отвечать за нарушение закона. Именно так считали друзья при дворе. Каково это быть заточенной в Тауэр? Предоставят ли ей роскошные покои королевы, где в свое время содержали Анну Болейн? Или это будет сырая камера с окнами, открытыми дождям и ветрам.

Но она тоже не из робкого десятка! Совесть подсказывала, что ее священный долг – позволить правоверным католикам приходить к ней домой на мессу, пусть даже в нарушение предписаний Совета.

Однако ситуация приняла более зловещий характер, когда Англия подписала мирный договор с Францией, но не заключила аналогичного соглашения с императором. Похоже, препятствием для создания альянса стала безоговорочная поддержка Карлом своей кузины. Мария уже получила официальную жалобу на проведение публичных месс с прозрачным намеком на то, что Уорик намерен принять против нее самые жесткие меры. Она попыталась протестовать на том основании, что в свое время получила твердые заверения Сомерсета, но все было тщетно. А затем и сам король начал забрасывать сестру письмами, в которых уговаривал ее обратиться, так сказать, к истинной вере.

Мария отвечала сперва терпеливо, напоминая Эдуарду, что он слишком молод, чтобы судить о подобных вещах. Когда он сделался более настойчивым, она отправила ему более резкий ответ, упомянув их отца, который не потерпел бы изменений, совершавшихся от имени нового короля. Итак, обмен аргументами между Эссексом и королевским двором продолжался, становясь все более напряженным.

Она серьезно встревожилась, когда Совет сообщил, что к ней сватается протестант – маркграф Бранденбурга. Ах вот как они решили от нее избавиться! Опасаясь, что Уорик даст согласие на этот брак, она ответила, что не сделает ничего без одобрения императора, которого почитает за отца. Но будет ли этого достаточно, чтобы удержать недругов?

В апреле Мария переехала в Вудхэм-Уолтер-холл, маленький дом в Эссексе на морском побережье, в двух милях от Молдона. Отсюда, как она вполне резонно полагала, ей будет легче совершить побег по морю. Отчаянно желая выбраться из страны, она решила посоветоваться с ван дер Делфтом, для чего пригласила его к себе.

Мария с грустью отметила про себя нездоровый вид гостя. Оставалось уповать на то, что она не слишком утомила посла постоянными просьбами о помощи. Когда она справилась о его самочувствии, он ответил уклончиво, но бледность и чрезмерная худоба не могли не настораживать. Ведь именно болезнь разлучила Марию с дорогим Шапюи, по-прежнему занимавшим особое место в ее сердце.

– Что мне делать?! – воскликнула она, меряя шагами столовую, где на столе остывал нетронутый обед.

– Ваше высочество, вам следует набраться терпения и посмотреть, что будет дальше, – ответил посол.

– И в результате выйти замуж за еретика или оказаться в Тауэре! – вспыхнула она. – Неужели вы забыли о безбожности Совета? Я уверена, они собираются сделать из меня мученицу!

– Мадам, умоляю, успокойтесь!

– Но ведь они не боятся Бога, для них нет авторитетов, они потакают лишь своим прихотям. В глазах Господа мое дело правое, и, если его императорское величество придет на помощь, я медлить не стану. Повторяю еще раз: добрые друзья предупредили меня, что в скором времени я должна буду признать Акт о единообразии. Я, естественно, откажусь. Если я не смогу слушать мессу, то снова приму страдания, как и при жизни отца. – Она опустилась на стул рядом с ван дер Делфтом и посмотрела ему прямо в глаза. – Я должна срочно бежать. Они собираются запретить мне находиться ближе тридцати миль от любой судоходной реки или морского порта и лишить меня преданных слуг. После чего они смогут сделать со мной что пожелают. Сэр, я скорее пойду на смерть, чем позволю запятнать свою совесть. Умоляю, спасите! Я, словно невинный ребенок, думаю лишь о служении Господу и своей чистой совести, а отнюдь не о богатстве и мире вокруг. Если сейчас опасно уезжать и опасно оставаться, я должна выбрать меньшее из двух зол.

Посол бросил на Марию беспомощный взгляд и, к ее величайшему разочарованию, повторил все доводы императора, пытаясь отговорить от попытки покинуть королевство.

– Нет! – воскликнула она. – Нет! Нет!

– Я вижу, ваше высочество решительно настроены не ждать очередного удара, – наконец произнес он.

– Да, я ни за что на свете здесь не останусь.

– Я попробую узнать, нельзя ли уговорить императора возобновить переговоры с Португалией насчет вашего замужества, – задумчиво произнес посол.

– Только не это! – отрезала Мария.

– Тогда я вынужден согласиться, что ваше высочество следует тайно эвакуировать из Англии, причем безотлагательно. Как только вы окажетесь в безопасности во владениях императора, его агенты смогут помочь английским католикам скинуть Уорика и злобных приспешников этого негодяя.

– Я не стану просить его величество заходить так далеко. – Мария опасалась, что восстание против Совета может перерасти в бунт против короля.

– Мадам, я понимаю, что вы оказались в сложной ситуации, и глубоко вам сочувствую. – Похоже, в душе ван дер Делфта проснулись рыцарские чувства, и Мария мысленно взмолилась, чтобы они взяли верх над долгом перед императором. И действительно, ван дер Делфт с улыбкой добавил: – Хорошо. Давайте обсудим, как можно осуществить ваш побег.

Они разработали два плана побега. После чего, к ужасу Марии, посол признался, что в скором времени его должны отозвать в Брюссель.

– Все дело в моем слабом здоровье, мадам. Думаю, вы понимаете. Однако в результате мой отъезд будет нам только на руку.

Марии было грустно терять дорогого друга, но ее грела мысль, что она сможет уехать вместе с ним.

– Итак, давайте уточним. Или я, изменив внешность, нахожу способ подплыть к вашему кораблю, который будет ждать в устье Темзы, или вы посылаете корабль в Молдон под предлогом торговых интересов, и я поднимаюсь на борт в удобное для меня время. Как думаете, какой план лучше?

– На ваше усмотрение, ваше высочество, поскольку приготовлениями придется заняться вам лично. Но по-моему, последний вариант безопаснее.

– Согласна. И мне хотелось бы взять с собой двоих слуг…

– Нет, мадам! – неприкрыто встревожился ван дер Делфт. – Побег и без привлечения посторонних – весьма опасное мероприятие. Император обеспечит вас новыми слугами.

Мария кивнула, хотя по-прежнему была твердо настроена взять с собой Сьюзен.

Перед тем как откланяться, ван дер Делфт предложил Марии все хорошенько обдумать на свежую голову и дать ему знать о принятом ею решении.

– Я не стану колебаться, – заявила она.

– Тогда я безотлагательно сообщу императору. И да хранит нас Бог!

* * *

Мария терпеливо ждала инструкций. В данный момент ван дер Делфт наверняка готовился к завершению своей миссии и ждал назначения преемника. И она пока не рассчитывала получить от него письмо.

Дни шли томительной чередой. Она не знала, то ли паковать вещи, чтобы быть наготове, когда дадут сигнал, то ли делать это в последнюю минуту. В свои замыслы она посвятила лишь Сьюзен и сэра Роберта. Домочадцы не должны были знать о предстоящем побеге. Чем меньше людей будет в курсе грядущего, тем лучше. Мария, конечно, доверяла своим слугам, но береженого Бог бережет.

И вот наконец пришло письмо от ван дер Делфта, вложенное в невинное официальное послание и доставленное личным секретарем. Мария унесла письмо в свой кабинет и под отчаянный стук сердца сломала печать. Новости были хорошими. Императора удалось убедить, что побег – лучший выход из положения, и его императорское величество скрепя сердце дал согласие. Он заручился поддержкой своей сестры Марии, регентши Нидерландов, и они остановились на втором варианте, чреватом меньшими рисками бросить тень на посла, если план побега сорвется.

Итак, это реально происходило. Преодолевая нервную дрожь, Мария выглянула из окна. Она наконец осознала, что навсегда покидает Англию – страну, которую она любила, которая жила в ее душе и которой в один прекрасный день она будет править. Она думала об остающихся здесь дорогих и любимых людях, хорошо понимая, что, даже если в чужой стране ей будут оказаны королевские почести, она никогда не сможет заменить своих с таким трудом подобранных домочадцев.

Опустившись на колени перед аналоем, Мария просила помощи у Всевышнего. Набраться мужества ей помогала уверенность, что побег – единственно правильное решение, поскольку дальнейшее пребывание в Англии угрожало ее жизни… и будущему католицизма в этой стране. Но с помощью сильного союзника, императора, за границей она сможет свободно бороться за торжество истинной веры.

* * *

Ван дер Делфт собирался отплыть во Фландрию в начале июня, что было не самым удачным временем для побега. Марию посетил лорд-лейтенант Эссекса, который специально приехал, чтобы предупредить об отголосках восстания.

– Мадам, вам не стоит бояться. – С этими словами лорд-лейтенант выглянул из окна, словно собираясь найти в саду злоумышленников. – Я распорядился, чтобы жители прибрежных деревушек и городов были настороже, и приказал домовладельцам останавливать всех подозрительных личностей на тихих проселочных дорогах, особенно по ночам.

– Весьма дальновидно с вашей стороны. – Мария растерялась, услышав об этих предосторожностях; она еще не оправилась от шока, поскольку решила, что лорд-лейтенант со своими людьми пришел ее арестовывать. – Похоже, в нашей стране по-прежнему неспокойно.

– Это последствия недавних народных бунтов, – объяснил он.

– Куда бы я ни поехала верхом, я везде вижу множество солдат и констеблей, охраняющих дороги.

– Мы принимаем меры предосторожности, так как поговаривают, будто император готовит вторжение.

Мария удивленно подняла брови:

– Надо же! Для меня это новость.

Лорд-лейтенант бросил на нее проницательный взгляд:

– Мадам, если император начнет вторжение, то исключительно из-за вас.

Марию ошарашила подобная прямолинейность.

– Надеюсь, что нет! Неужели кто-то мог подумать, будто я способна участвовать в подобных вещах?! Я верная подданная моего брата!

«Осторожнее! – остановила себя Мария. – Не стоит так страстно протестовать!»

– Разумеется, нет, мадам. Я вовсе не хотел сказать…

– Я знаю, что нет, – улыбнулась она. – Если вам понадобится подкрепление, я могу предоставить своих латников.

– Благодарю вас, мадам, но они вам и самой могут понадобиться. Проверьте, хорошо ли защищен ваш дом.

Ван дер Делфт знал о принятых в стране мерах безопасности. Он писал:

Это представляет собой серьезную угрозу нашим планам. Нет ни дорог, ни перекрестков, ни гаваней или бухт, ни даже судоходного канала или истока реки, которые не охранялись бы всю ночь.


Мария разделяла страхи посла. Она понимала, что ей придется переодеться для маскировки и пройти пешком три мили до Молдона с багажом и с одним или двумя сопровождающими. Но в таком случае ее в любую секунду могут схватить. Перспектива в лучшем случае весьма устрашающая, которая становилась еще более безрадостной от осознания высокой вероятности разоблачения.

Ван дер Делфт навестил Марию якобы для того, чтобы попрощаться. Она приняла его в зале в присутствии своих советников и придворных дам для внешнего соблюдения этикета.

– Прибыл новый посол, – сообщил ван дер Делфт. – Его зовут Жан Шейфве, он из Фландрии. Полагаю, ваше высочество увидит, что он весьма любезный и услужливый человек.

Они побеседовали о королевском дворе, о погоде в Брюсселе, о месте назначения ван дер Делфта, о его планах после ухода в отставку. Затем Мария предложила послу выпить с ней кубок вина, и они удалились в ее личные покои.

– Шейфве не в курсе наших планов побега, – сказал ван дер Делфт. – И если его допросят в Совете, он будет искренне утверждать, что пребывал в неведении.

– А мы сможем следовать нашему плану? – Марии не терпелось поскорее покинуть страну.

– Да, но со мной вам уехать не удастся. Риск слишком велик. Мой господин боится спровоцировать войну.

– Но вы ведь пришлете за мной судно – любое судно, пусть даже рыбацкую лодку, – чтобы перевезти через море?

– Я сделаю гораздо лучше, – заверил Марию ван дер Делфт. – Я вернусь за вами как можно скорее. Я вас не подведу.

* * *

И снова томительное ожидание. Неизвестность плохо сказывалась на здоровье Марии. На смену маю незаметно пришел июнь, а Мария по-прежнему была заперта в Вудхэм-Уолтер-холле. Именно там она с сожалением узнала о смерти малышки Марии Сеймур, дочери покойной Екатерины. Бедная малютка даже не успела отпраздновать свой второй день рождения. Но теперь она была на Небесах, в окружении невинных младенцев, и воссоединилась со своей матерью.

К концу июня Мария уже начала опасаться, что ван дер Делфт ее бросил. Однако еще оставался сам император. Он наверняка не отдаст кузину на растерзание волкам!

Утром второго июля ее разбудила Сьюзен:

– Мадам, вставайте! Сэр Роберт срочно хочет вас видеть.

Выбрав себе в спутники сэра Роберта и Сьюзен, Мария знала, что требует от них слишком многого, ибо им обоим придется чем-то пожертвовать и, возможно, подвернуть себя опасности, однако они согласились без колебаний.

Моментально смахнув с себя остатки сна, Мария накинула домашний халат и поспешила в свой кабинет, где ее уже ждал гофмейстер.

– Ваше высочество, у меня сообщение от мессира Дюбуа.

Марии стало трудно дышать. Жан Дюбуа был секретарем ван дер Делфта. И она несколько раз с ним встречалась.

– Его судно в два часа утра бросило якорь в гавани Молдона. Дюбуа передал, что все готово для вашего побега.

У Марии екнуло сердце. Решающий момент наступил, застав ее врасплох. Ведь она еще даже не успела собрать вещи. При мысли о том, что ждет впереди, она задрожала, охваченная внезапной паникой. Действительно ли побег – это правильное решение? Ну а кроме того, Марию все сильнее беспокоила еще одна вещь: страх моря. Она не могла не думать об ужасном морском путешествии, которое ее мать пережила много лет назад и о котором часто рассказывала дочери. Но нет, она, Мария, не вправе поддаваться трусости! Вперед, вперед! Она должна принять решение!

– В чем дело, мадам? – спросил сэр Роберт. – Если вы по-прежнему настроены бежать, нам необходимо поспешить.

Мысль о том, что она подвергает своих слуг смертельной опасности, еще больше подстегивала сомнения.

– Нет, не могу. Я пока не готова. Ой, даже не знаю. Я не могу решить. – Мария растерянно провела рукой по волосам, живо представив, как она взойдет на борт корабля, отдавшись на волю бушующих волн. Нет, она была не в силах это сделать. – Отправьте моего конюшего Генри в Молдон. Пусть сделает вид, будто приехал для закупки зерна. Поручите ему предать мессиру Дюбуа, что я остаюсь здесь.

Мария залилась слезами, и Сьюзен, заключив госпожу в объятия, велела сэру Роберту не стоять столбом, а срочно начать действовать.

* * *

К моменту возвращения Генри Мария уже успела взять себя в руки, хотя и продолжала сомневаться в правильности принятого решения.

Она удивилась, увидев, что конюший привел с собой высокого, широкоплечего мужчину, который представился мастером Маршаном, зятем мессира Дюбуа.

– Ваше высочество, – с тяжеловесной любезностью произнес он, – мессира Дюбуа чрезвычайно встревожило ваше сообщение. Он приплыл в Англию по приказу императора. Его императорское величество отправил четыре больших имперских военных корабля и четыре корабля поменьше, все под командованием адмирала флота и вице-адмирала. Корабли пришли сюда, несмотря на штормовые условия, под предлогом борьбы с шотландскими пиратами и теперь ждут в Молдоне и Харидже, чтобы отвезти вас в безопасное место. Мессир Дюбуа назвался капитаном торгового судна с грузом пшеницы из Нидерландов, приплывшего под защитой военных кораблей из-за угрозы пиратства. Он уже продал товар в Молдоне и теперь ждет возможности незаметно провести ваше высочество на борт и, присоединившись к флотилии, отвезти вас в Антверпен или Брюссель.

Мария не могла унять дрожь. Она чувствовала себя виноватой. Ведь император ради нее приложил столько усилий. Если она откажется ехать, то никогда больше не сможет просить его о помощи. Что касается ван дер Делфта, то, стоило Марии подумать о том, сколько он сделал для реализации их плана и как сильно она его подвела, ей стало не по себе. Сейчас не время проявлять трусость, уговаривала она себя. Еще не поздно передумать.

– Скажите, а мессир Дюбуа прибыл один или вместе с послом? – Мария знала, что будет чувствовать себя гораздо спокойнее, если ван дер Делфт окажет ей поддержку на борту корабля.

Лицо мастера Маршана помрачнело.

– Увы, мадам, после возвращения его здоровье стало стремительно ухудшаться. Он умер меньше двух недель назад. Да упокой Господь его душу!

Мария, с трудом сдерживая слезы, осенила себя крестным знамением:

– Он был хорошим человеком. Мне будет его очень не хватать. Я буду молиться за него и его семью.

– Но сейчас, мадам, если вы едете с нами, вам нужно поспешить, – сказал Маршан. – Промедление смерти подобно. Мессиру Дюбуа придется отплыть со следующим приливом. Если он здесь задержится, то возникнет риск разоблачения. Ваше высочество, более удачной возможности, чем эта, у вас точно не будет. В нашем предприятии участвует столько людей, что оно день ото дня становится сложнее, и, боюсь, нам не удастся долго держать все в секрете.

Мария снова запаниковала, раздираемая противоречивыми чувствами.

– Позвольте мне подумать, – взмолилась она. – Это очень трудный шаг. Всего несколько часов. Возвращайтесь на свое судно, и сэр Роберт известит вас о моем решении.

И Маршан, сокрушенно качая головой, удалился.

* * *

– Не думаю, что вашему высочеству следует ехать, – высказал свое мнение сэр Роберт.

Задержавшись в покоях Марии после полуночи, заговорщики взволнованно спорили о том, как ей поступить. Сьюзен и сэр Фрэнсис стояли горой за скорейший отъезд, однако Мария по-прежнему пребывала в нерешительности.

– Мадам, усиление бдительности властей сделает ваш побег вдвойне опаснее, – возражал сэр Роберт. – В вашем окружении, возможно, есть шпионы, внедренные Советом, а в таком случае они могут пронюхать о наших планах. Неужели вам и впрямь так уж необходимо покидать Англию? В последнее время вас никто не тревожил. Вероятно, вам больше не грозит непосредственная опасность, а вот после побега вы можете лишиться права на престол. Я прямо вижу, как Уорик с удовольствием вас вычеркивает. – С последним заявлением Мария была полностью согласна, а сэр Роберт между тем, понизив голос, продолжил: – Более того – я не хотел вам этого говорить, – но недавно я советовался с двумя астрологами, и они оба предсказали, что король в течение года умрет. Мадам, если бы я действительно считал, что над вами нависла угроза, то отдал бы свою правую руку на отсечение, лишь бы вывезти вас из страны в безопасное место.

– Это единственный способ обеспечить ее безопасность! – всплеснула руками Сьюзен. – Никогда не знаешь, что этот демон Уорик сделает завтра. Оставаться здесь крайне рискованно. Мадам, умоляю вас, уезжайте!

– Я согласен с леди Сьюзен, – подал голос сэр Фрэнсис. – Император не позволит, чтобы ее высочество лишили права на престол. В его интересах сделать так, чтобы Англией правила королева-католичка, и я не сомневаюсь, что он будет готов начать войну, чтобы ее защитить.

Мария думала о предсказании астрологов, толком не зная, стоит ли им верить. Ведь согласно всем сообщениям Эдуард пребывал в добром здравии. Ей было неприятно слушать, как другие обсуждают ее восхождение на трон, так как это могло произойти лишь после смерти Эдуарда, о чем не хотелось думать, поскольку она хорошо помнила, как дорожил своим единственным сыном отец и как брат когда-то ее любил.

– Нет, это никуда не годится, – обняв себя за плечи, сказала Мария. – Уже слишком поздно, и я не могу собраться с мыслями. Вероятно, мессир Дюбуа сумеет помочь мне принять решение, ведь он прибыл от имени императора. Кто-нибудь из вас сможет привезти его сюда?

– Я сам за ним съезжу, – вызвался сэр Роберт.

– Нет, это слишком рискованно, – возразила Мария. – Если узнают, что вы с Дюбуа планировали мой побег, вас обоих приговорят к смертной казни: вас – как предателя, а Дюбуа – как шпиона.

– Тем не менее я отправлюсь за ним прямо с утра, – настаивал он. – Я хорошо замаскируюсь.

Мария опасалась за сэра Роберта. Но в глубине души надеялась, что он объяснит Дюбуа свои резоны, и тогда тот просто уплывет из Англии.

Когда сэр Роберт ушел, Сьюзен настояла на том, чтобы начать складывать вещи для путешествия. Мария неохотно согласилась и принялась засовывать какую-то одежду в мешки для упаковки хмеля: ничего помпезного, ничего слишком тяжелого. Она оденется для поездки, как обычная селянка, и будет держать в руке корзинку.

* * *

Весь следующий день Мария провела в состоянии нервного возбуждения, опасаясь за безопасность сэра Роберта. Однако после захода солнца он вернулся вместе с Дюбуа. Сьюзен провела их в личные покои Марии и осталась сторожить у дверей.

– Мы вернулись тайным путем, – сказал сэр Роберт. – Нас никто не видел.

Выражение четко очерченного, обветренного лица фламандца Дюбуа свидетельствовало о его явном неудовольствии задержкой.

– Ваше высочество, у нас слишком мало времени для раздумий. Вам следует решить прямо сейчас, вы едете или остаетесь.

– Я знаю, мастер Дюбуа, – ответила Мария. – И я чрезвычайно благодарна за все, что вы и адмирал для меня делаете. Но я еще толком не успела подготовиться. И самое главное, я не знаю, как император отнесется к тому, что я не смогу уехать прямо сейчас, учитывая мои настойчивые просьбы помочь мне покинуть страну.

Дюбуа окинул Марию долгим взглядом:

– Мадам, император будет вполне доволен вашим решением остаться в Англии. Если вы не желаете составить мне компанию, я тайно покину вашу страну, но если вы едете со мной, медлить больше нельзя.

Марию по-прежнему терзали сомнения.

– Если вам придется уехать без меня, вы сможете для сохранности взять с собой мои драгоценности?

– Ваше высочество может с таким же успехом сопровождать свои драгоценности, – ответил он.

В разговор вмешался сэр Роберт.

– Мадам, если предсказание астрологов оправдается, – тихо произнес он, – и вы по-прежнему будете в Англии, то станете королевой. Не забывайте об этом.

У Марии разболелась голова.

– Что мне делать? – растерянно спросила она, понимая, что, скажи она «да», ей придется столкнуться лицом к лицу с безжалостной морской стихией. – Я действительно хочу уехать, но у меня еще не все готово к побегу. Мессир Дюбуа, не могли бы вы подождать еще два дня? Мы со Сьюзен будем на берегу в четыре утра. Насколько мне известно, в это время происходит смена часовых и берег свободен.

– Ждать так долго – это подвергать себя чрезвычайной опасности, – возразил Дюбуа. – Вы, ваше высочество, должны все бросить и ехать немедленно. Император обеспечит вас всем, что необходимо. Я уже продал пшеницу, и у меня больше нет повода задерживаться в Молдоне, поскольку в противном случае это может вызвать серьезные подозрения. Если уж пытаться бежать, то прямо сейчас.

У Марии голова шла кругом, мысли путались.

– Времени действительно в обрез, ибо дела хуже некуда, – сказала она, обращаясь скорее к себе самой. – Недавно они убрали из королевского дворца все алтари.

В этот самый момент послышался громкий стук во входную дверь, и заговорщики сразу притихли. Сэр Роберт поспешно покинул комнату, но вскоре вернулся в сопровождении какого-то бедно одетого человека.

– Все очень плохо, – встревоженно заявил сэр Роберт. – И тут уж ничего не поделаешь. Мастер Дюбуа, это мой проверенный человек, мастер Шурц из Молдона. Он прискакал оттуда, чтобы предупредить, что бейлиф и местные жители собираются арестовать ваше судно. Они подозревают, вы имеете какое-то отношение к военному кораблю, бросившему якорь у побережья.

Сообщение явно потрясло Дюбуа, а Мария задрожала от страха.

– Что нам делать?! – воскликнула она. – И что теперь со мной будет?!

– Мессир Дюбуа, советую вам отчалить прямо сейчас, ибо местные жители настроены не слишком дружелюбно, – сказал сэр Роберт. – Мастер Шурц проведет вас обратно лесом. Теперь, как пить дать, о побеге можно на время забыть.

– Мадам, сегодня ночью они собираются усилить стражу, – сообщил Шурц. – И поставить людей на церковную колокольню, чтобы те могли обозревать окрестности. Они также планируют зажечь большой маяк, чтобы предупредить жителей соседних деревень о надвигающейся опасности. Эти дураки искренне верят, что нам угрожает вторжение врага.

– Но что будет со мной?! – Мария уже начала жалеть, что вовремя не воспользовалась возможностью осуществить побег. Королеву Изабеллу наверняка не напугало бы плавание по бурному морю, и ей, Марии, следовало брать с нее пример.

– Ах, мадам, не стоит так убиваться! – Сьюзен обняла госпожу материнской рукой.

Однако Дюбуа, похоже, начал терять терпение.

– Мадам, – раздраженно произнес он, – я рисковал жизнью, чтобы помочь вашему высочеству, и теперь могу услужить вам лишь тем, что немедленно покину ваш дом.

– Нет! – Мария протянула руку, чтобы его остановить. – Если я через несколько дней уеду в Бьюли, не могли бы вы вернуться за мной? Я пошлю гонца с инструкцией, как нам устроить встречу в Стансгейте, на берегу.

Дюбуа посмотрел на нее как на сумасшедшую.

– Я не покину ваше высочество, обещаю, – произнес он и поспешно откланялся, оставив Марию в слезах.

– Сейчас я его верну, – заявила Сьюзен. – Он не может вот так вас бросить!

– Нет! – вскричала Мария.

Но Сьюзен, схватив плащ, уже направилась к выходу.

– Я езжу верхом лучше большинства мужчин! – отозвалась она.

Сьюзен вернулась через час, ее лицо раскраснелось от гнева.

– Где сэр Роберт? – спросила она.

Мария вызвала Рочестера и, когда тот с обескураженным видом явился, сказала:

– Леди Сьюзен хотела вас видеть.

Повернувшись к нему лицом, Сьюзен возмущенно начала:

– Я проследовала за мастером Шурцем и мессиром Дюбуа до Молдона, но не осмелилась их перехватить, так как их остановила шайка из двадцати стражников, и мне пришлось прятаться за деревьями, пока Шурц подкупал стражников, чтобы им дали пройти. Однако я не заметила никаких признаков враждебности или подозрительности со стороны стражников: на самом деле они хохотали вместе со Шурцем и Дюбуа. А когда мы добрались до Молдона, в городе было совершенно спокойно. Тишь да гладь да божья благодать. На церковной колокольне я тоже никого не увидела. Сдается мне, сэр Роберт, что мастер Шурц придумал эту сказку, чтобы отговорить ее высочество от побега. Интересно, кто бы мог его надоумить?

– Понятия не имею, на что вы намекаете, – холодно произнес сэр Роберт, и до Марии постепенно начало доходить, что решение было принято за нее. – Откуда мне было знать, что происходит в Молдоне? Естественно, я поверил Шурцу на слово. – (Сьюзен окинула его сердитым взглядом, ясно говорившим: «Я вам не верю», но не решилась открыто называть его лжецом.) – Однажды, мадам, – обратившись к Марии, продолжил сэр Роберт, – вы еще скажете мастеру Шурцу спасибо.

Глава 24

1550 год

Император наложил вето на дальнейшие планы побега Марии, и его сестра, регентша Нидерландов, выразила надежду, что у кузины хватит здравого смысла больше не поднимать этого вопроса. Каким-то образом Совет пронюхал о планируемом побеге, и по стране поползли слухи. Шейфве сообщил Марии, что для умиротворения народных масс была выдана версия, согласно которой император, желавший женить своего сына принца Филиппа на наследнице английского престола и таким образом заявить права Габсбургов на Англию, попытался выкрасть Марию, однако его план провалился. Официальной позицией властей Англии стал шок пополам с недоверием, что Карл мог замыслить подобную вещь, и английским послам в Европе было приказано высказать свое негодование и выразить правомерный гнев Совета столь недостойным поведением.

Группы вооруженных всадников нагрянули в Эссекс с целью пресечь все дальнейшие попытки выкрасть Марию. Она получила письмо от лорд-канцлера Рича и сэра Уильяма Петре с требованием явиться ко двору, чтобы обсудить ее поведение. Мария категорически отказалась. Ее отнюдь не прельщала перспектива попасть в лапы Уорика.

В день отъезда из Вудхэм-Уолтер-холла в Бьюли Мария выслала вперед доктора Маллета, одного из своих капелланов, чтобы тот приготовил к ее прибытию все необходимое для проведения мессы. Однако путешественников задержали в пути разбитые дороги, и, когда они приехали в Бьюли, служба уже закончилась, что немало встревожило Марию, ибо по указу Совета мессу разрешалось служить лишь для нее и нескольких избранных домочадцев.

Среди ее окружения наверняка был информатор, решила Мария, когда шериф Эссекса задержал доктора Маллета и доктора Барклая, помогавшего служить мессу, по обвинению в нарушении закона.

– Не обращайте внимания! – увещевала их Мария.

– А я и не собираюсь! – заявил отец Барклай.

Но в ту ночь отец Маллет исчез – залег на дно, как подозревала Мария, крайне расстроенная.

Она замерла в мучительном ожидании того, что сделает Совет. Ее домочадцы, занимавшиеся своими обычными делами, докладывали о растущем военном присутствии в окрестностях Бьюли. Все порты, естественно, тоже находились под наблюдением на случай, если Мария попытается совершить побег. Атмосфера в доме становилась все более напряженной.

Удар был нанесен в августе, когда пришел приказ от шерифа, именем короля запрещающий ее капелланам проводить незаконные богослужения.

Мария рухнула в кресло. Как долго ей придется бороться за право служить мессу? Что ж, она не отступит! Они увидят, что она гораздо сильнее, чем кажется.

Она отправила Шейфве письмо, излив свои страхи и возмущение, и тот обещал написать императору. Посол сообщил, что многие верят в возможность скорой войны, спровоцированной Марией, причем слухи эти намеренно распространяют сами советники, чтобы получить одобрение народа на любые предпринятые против нее действия. После чего Мария поняла, что действительно оказалась в крайне опасной ситуации. Теперь она сожалела, что не воспользовалась имевшейся возможностью и не уехала из страны. Какой же она была идиоткой!

У нее на глазах появились слезы облегчения, когда в сентябре император потребовал от Совета дать твердую гарантию, что Марии разрешат молиться так, как она пожелает. Она лично написала Уорику, напомнив ему, что получила на это официальное разрешение.

Однако Шейфве вскоре сообщил ей, что Уорик опроверг наличие подобных договоренностей. Посол писал:

Понимаю, что могу вызвать Ваше недовольство, но все же хочу посоветовать Вам писать лорд-президенту в менее приказном тоне, чтобы не навлекать на себя его гнев.


Мария тут же отправилась в свой кабинет и, достав чистый лист, решительно села за письменный стол.

– На чьей ты стороне? – раздраженно пробормотала она себе под нос, обмакнув перо в чернила.

Если я выберу более мягкий подход, то он решит, что я капитулировала. А теперь не могли бы Вы оказать мне любезность и надавить на императора для решения данного вопроса?


Мария попыталась выбросить из головы все тревоги, поскольку ее ждал обед со своей кузиной Фрэнсис Брэндон, маркизой Дорсет, дочерью «королевы Франции», и ее супругом Генри Греем. Фрэнсис арендовала гейтхаус упраздненного аббатства Тилти в Эссексе, которое находилось менее чем в двадцати милях от Бьюли. Мария с удовольствием приняла приглашение в гости, поскольку у нее сохранились самые теплые воспоминания о том, как в детстве они с Фрэнсис, будучи ровесницами, часто играли вместе. Их матерей тоже связывала нежная дружба, пока не появилась Анна Болейн и все не пошло прахом. Но когда в октябре Мария направлялась верхом в аббатство, ее внезапно начали одолевать сомнения, был ли предстоящий обед просто светским мероприятием.

Маркиз и маркиза приняли Марию исключительно радушно. В последнее время Мария видела свою кузину Фрэнсис лишь изредка, и хотя за прошедшее годы та превратилась во властную, жесткую даму, но не утратила былой любезности. Маркиз, грубоватый, но славный малый, который и в подметки не годился своей жене, с ее острым умом, старался быть занимательным, насколько способен человек, помешанный на охоте. Марию угощали роскошным обедом, она чувствовала себя здесь желанной гостьей. Вопреки ее ожиданиям, не было предпринято ни единой попытки уговорить гостью сменить религию – вопрос веры даже не поднимался. Вместо этого Марии пришлось выслушивать хвалебную песнь в адрес трех дочерей благородной четы, которые послушно сидели за столом, одетые, как подобает благовоспитанным девушкам-протестанткам, в простые черные с белым платья, хотя родители, насколько заметила Мария, выбрали более помпезный стиль одежды: Фрэнсис была просто увешана драгоценностями. Как печально, когда юных девушек лишают возможности носить красивые наряды!

Старшей дочери Джейн минуло четырнадцать лет. Это была неприметная худенькая девочка с веснушчатым лицом и соломенными волосами, но при всем при том чрезвычайно интеллектуальная. Она говорила на четырех языках, включая греческий, и даже изучала иврит.

– Она переписывается с учеными, – похвасталась Фрэнсис. – Они восхищаются ее интеллектом и говорят, что среди женщин ей нет равных.

– Да что вы! – удивилась Мария и сразу задала вопрос по-латыни, на который Джейн, посмотрев на собеседницу как на тупицу, без запинки ответила. – Отлично! – кивнула Мария. – Ну а вы, Катерина? Вы тоже отличаетесь большой ученостью?

– Я стараюсь, мадам, – прошептала десятилетняя Катерина.

– К сожалению, у нее нет способностей Джейн, – заметила ее мать.

Возможно, подумала Мария, но зато она превзошла сестру внешними данными! Белокурая Катерина и впрямь была украшением этой семьи, в отличие от пятилетней Марии, несчастной горбуньи, которой наверняка запретили лишний раз открывать рот.

– Мы собираемся в скором времени нанести визит королю, – сообщила Фрэнсис.

– Непременно напомните ему обо мне и передайте, что я интересовалась его здоровьем, – попросила Мария.

Она очень давно не встречалась с братом и уже почти мечтала оказаться при дворе, но только не сейчас, когда Уорик и его приспешники готовят ей там ловушку.

Оставшаяся часть обеда прошла вполне приятно, хотя под конец Марию утомили постоянные попытки Фрэнсис заявить о себе. После обеда было устроено представление с участием странствующих музыкантов и актеров, присланных графом Оксфордом. Действо доставило Марии огромное удовольствие, поскольку в последнее время ей не часто удавалось порадовать себя подобными развлечениями. Утром она тепло поблагодарила хозяев, пригласив их до отъезда из Тилти навестить ее в Бьюли, и поспешила домой, чтобы подготовиться к приему высоких гостей.

После того как она распорядилась проветрить спальни и закупить на рынке мяса, до нее вдруг дошло, что гости могут косо посмотреть на отсутствие часовни, где они могли бы молиться на свой еретический манер. Однако им придется принять ее, Марию, такой, какая она есть. В любом случае навряд ли они пробудут здесь больше недели. И даже ради них она не станет пропускать мессу.

Визит прошел не слишком успешно. Гости крайне неодобрительно отнеслись к тому, что в часовне регулярно служат мессу. Как-то утром Мария увидела на галерее Джейн Грей, наблюдавшую с поджатыми губами за проведением католической службы, и услышала, как та осуждающе шепнула Катерине:

– Суеверное идолопоклонство!

Дабы не нарушать правил гостеприимства, Мария поборола первый порыв отругать девчонку, но в глубине души продолжала возмущаться ее высокомерием. Возмутительно, что родители сумели настолько промыть ей мозги!

На следующий день Энн Рэдклифф, одна из придворных дам Марии, подошла к ней с раздосадованным видом.

– С меня хватит! – фыркнула она. – Я проходила по часовне и присела в реверансе перед гостией на алтаре. Но тут в часовню вошла леди Джейн Грей и спросила, кому я выражаю свое почтение. Она думала, что вы тоже здесь. Потрясенная подобной невежественностью, я объяснила, что выражаю свое почтение Ему – Тому, кто нас всех создал. И знаете, что она мне ответила? Она спросила, как Он – Тот, кто нас всех создал, может быть здесь, если Его создал пекарь?

Мария пришла в ужас.

– Какое богохульство! – прошептала она. – Я была о Джейн лучшего мнения. И даже проявила к ней доброту, о чем сейчас сильно жалею!

Она старалась быть любезной с девушкой до конца визита ее семейства, хотя та не вызвала особых симпатий, особенно после того, как имела наглость заявить одной из придворных дам, что католический Бог – это отвратительный идол, придуманный римскими папами и мерзкой коллегией лукавых кардиналов! Мария была рада, когда визит подошел к концу.

– Никогда больше! – заявила она Сьюзен, глядя, как Дорсеты в сопровождении пышной свиты покидают Бьюли.

* * *

Мария уже давно с ужасом ждала вызова ко двору, а когда этот вызов наконец пришел, решила его игнорировать. Однако Совет проявил настойчивость. На сей раз она отказалась под предлогом плохого самочувствия, что, впрочем, не было ложью, поскольку она страдала от обычных осенних приступов тошноты.

Лорд-канцлер Рич забрасывал Марию грозными письмами, требуя помочь шерифу Эссекса призвать к ответу ее капелланов за нарушение закона. Она не видела доктора Маллета с тех самых пор, как шериф выпустил свой указ, и очень боялась потерять и доктора Барклая тоже. Она неоднократно ссылалась на данное ей Советом разрешение отправлять религиозные обряды по своему желанию. Рич категорически отрицал факт подобного разрешения и настоятельно требовал, чтобы Мария явилась ко двору. В конце концов она согласилась встретиться с ним и сэром Уильямом Петре в бывшем монастыре в Приттлуэлле, недалеко от побережья Эссекса.

Мария с трудом держалась в седле, настолько ей было плохо, и мужчины, увидев, что она не в состоянии слезть с лошади, поспешили на помощь.

– Миледи Мария, мы и не подозревали, что вы настолько нездоровы, – произнес Рич, но она проигнорировала протянутую им руку, поскольку, увидев лед в его глазах, напомнила себе, что он из тех мужчин, что способны собственноручно пытать на дыбе обвиненную в ереси женщину.

Из них двоих Петре был более любезным. Он с поклоном подал Марии руку и, проводив в бывшую трапезную, вручил ей официальные бумаги:

– Мадам, это письмо, подписанное королем и Тайным советом, гарантирующее вашу безопасность, если вы прибудете ко двору. Совет чувствует себя обязанным переместить ваше высочество подальше от побережья на случай, если будет совершена очередная попытка увезти вас за границу.

– Посмотрите на меня, – ответила Мария. – Вы видите, в каком я состоянии. Стать жертвой похищения и оказаться за границей не входит в мои намерения. Я просто хочу остаться в Бьюли.

– Перемена обстановки и другой воздух могут благотворно сказаться на вашем здоровье, – заявил Рич.

Мария покачала головой:

– Причина моей болезни – отнюдь не мой дом и не здешний воздух. Все дело во времени года. С началом листопада на меня нападают хвори и недуги, особенно в последнее время. А теперь, милорды, если вы любезно позволите мне вернуться домой, я буду вам крайне признательна.

Они разрешили Марии вернуться домой, однако Рич, решив не пускать дело на самотек, принялся умасливать ее подарками и льстивыми письмами. В ноябре он приехал в Бьюли вместе со своей вечно недовольной женой, чтобы пригласить Марию на охоту, поскольку к тому времени она уже пошла на поправку. Но когда он пригласил ее в гости, Мария решительно отказалась.

– Я еще не готова для дальних поездок, – ответила она Ричу и по выражению его лица сразу поняла, что он начал терять терпение.

* * *

– Ваше высочество! – К ней в покои без предупреждения ворвался запыхавшийся сэр Роберт. – Боюсь, у меня плохие новости. В Челмсфорде только что объявили, что принято постановление убрать алтари из всех церквей страны.

– Язычники! – прошипела Сьюзен, со злостью воткнув иголку в вышивание.

– Будет ли конец этому беспределу? – устало спросила Мария.

– Это еще не все, мадам. – Лицо сэра Роберта страдальчески скривилось. – Начиная с сегодняшнего дня наказанием за так называемую ересь будет смертная казнь. Одну несчастную женщину уже сожгли на костре.

Мария потеряла дар речи. Она знала, все дело в ней. Они искали предлога, чтобы избавиться от нее. При мысли о том, на что способны эти люди, мурашки поползли по спине. Нужно быть сумасшедшими, чтобы преследовать наследницу трона. Они должны знать: попытка наказать ее за исповедование своей веры означает войну с Карлом, и это с учетом пустой казны. У них не имелось денег, чтобы противостоять всей мощи империи. Нет, она не должна паниковать. Главное, не падать духом и уповать на Господа.

И все же она пришла в ужас, когда ее священникам велели предстать перед Советом, хотя и была преисполнена решимости защищать их и своих людей от преследования. Она отправила членам Совета возмущенное письмо, в котором заявила, что данные ей обещания распространяются также и на ее слуг.

Если вы не вспомните о данных обещаниях, я буду знать, что вы лжецы. И в глубине души вы это тоже знаете. Не может быть и речи, чтобы я позволила своим священникам предстать перед вами, да и в любом случае в настоящее время их нет среди моих домочадцев.


Марию тяготили мрачные мысли, а потому наступившее Рождество было не в радость, и даже запланированные слугами празднования не могли поднять настроения. Мир вокруг показался еще мрачнее, когда она получила длинное назидательное письмо от советников. Они признали, что ей были даны некие обязательства относительно отправления ею религиозных обрядов, однако обязательства эти распространялись исключительно на нее, двух капелланов и двух слуг, причем мессу следовало проводить при закрытых дверях или в личной часовне. Данное разрешение не распространялось на остальных домочадцев, а также на службы, проводимые в отсутствие хозяйки дома, и любой, кто нарушит установленные правила, будет преследоваться по закону. Марии хотелось вопить от отчаяния!

Письмо заканчивалось вызовом в Гринвич, и Мария знала: если она хочет защитить своих капелланов от наказания, то придется повиноваться. Затем пришло другое письмо, на сей раз от короля Эдуарда, который в высшей степени настойчиво призывал сестру последовать примеру его верных подданных и, отказавшись от старой веры, перейти в протестантство. Мария не верила, что брат способен сочинить такое письмо. Наверняка это дело рук Уорика с приспешниками, а письмо – всего лишь преамбула к тому давлению, которое будет оказано на нее при дворе. Она ответила брату в своей привычной манере, мягко пожурив его за попытку наставлять ту, что была гораздо старше и мудрее его.

Мария получила в ответ письмо из Совета, которое ставило ее в известность, что его величество велел им осудить столь своевольную трактовку королевского приказа. Чтобы показать, что приказ исходит непосредственно от него, король своей рукой приписал целый абзац.