– Кое-какие письма в разделе «Письма читателей», только и всего.

– Все против нас, полагаю.

– Боюсь, что да. Я привезу вам номер вместе с продуктами завтра утром. Сами посмотрите.

– Боюсь, мы отнимаем у вас очень много времени.

– Это дело стало для меня личным, – сказал он.

– Личным? – с сомнением спросила она.

– Мечта всей моей жизни – разоблачить Бетти Кейн.

– Ах… ах, я поняла. – В голосе ее сквозило не то облегчение, не то – не почудилось ли ему? – разочарование. – Что ж, с нетерпением ждем встречи с вами завтра.

Но встретились они гораздо раньше.

Роберт рано ушел спать, но долго лежал без сна: то репетировал телефонный разговор с Кевином Макдермотом, то раздумывал, с какой стороны подступиться к загадке мистера Икс, то спрашивал себя, спит ли Марион в этом безмолвном старом доме или же прислушивается к каждому шороху.

Окно его спальни выходило на улицу, и около полуночи он услышал, как к дому подъехала машина. Затем через открытое окно послышался хрипловатый шепот Билла:

– Мистер Блэр! Ау, мистер Блэр!

Роберт подскочил к окну едва ли не быстрее, чем вновь услышал свое имя.

– Слава богу, – прошептал Билл. – Я уж испугался, что это окно мисс Беннет.

– Нет, ее спальня выходит во внутренний двор. В чем дело?

– Во «Франчайзе» беда. Я еду в полицию, потому что телефонный провод перерезан. Но я подумал, вы захотите знать, так что я…

– Что случилось?

– Хулиганы. Я вернусь за вами по пути назад. Минуты через четыре.

– Стэнли с ними? – спросил Роберт, когда мощная фигура Билла отодвинулась к машине.

– Да, Стэну голову перевязывают. Сейчас вернусь. – И машина помчалась прочь по темной, тихой Хай-стрит.

Не успел Роберт одеться, как услышал за окном тихий шорох и понял, что едет полиция. Никаких воющих в ночи сирен или рева мотора; тихо, словно летний ветерок в кронах деревьев, Закон ехал на место происшествия. Когда Роберт осторожно открыл дверь, не желая будить тетю Лин (Кристину ничто не могло разбудить, кроме трубы Страшного суда), Билл уже остановил машину у тротуара.

– Рассказывайте, – по дороге попросил Роберт.

– Короче, мы все доделали при свете фар – не сказать, чтобы профессионально, но выглядит лучше, чем когда мы приехали, – выключили свет, стали собираться. Спокойно так, спешить было некуда, и ночь больно хорошая выдалась. Только закурили, собрались ехать, и тут из дома донесся звук разбитого стекла. Пока мы работали, мимо никто не проходил, сразу стало ясно, что зашли сбоку или сзади. Стэн взял из машины фонарь – мой лежал на сиденье, потому что мы им пользовались, – и говорит: «Ты давай с одного бока заходи, я с другого, так мы их и прижмем».

– Там можно зайти сбоку?

– Это непросто. У стены живая изгородь. В обычной одежде я бы не сунулся, а в комбинезоне просто лезешь напролом и надеешься на лучшее. Стэну-то хорошо, он тощий. А мне оставалось только навалиться на изгородь и ждать, пока она развалится, иначе никак. В общем, с грехом пополам перелезли и пошли друг другу навстречу. Встретились посередине задней стены, так никого и не увидев. Тут опять послышался звук бьющегося стекла, и мы поняли, что это они так развлекаются. Стэн велел подсадить его, а он, мол, потом меня подтянет. Мне бы это не помогло, но оказалось, что сзади земля поднимается довольно высоко – забор, наверное, прямо в поле вкапывали, – так что перебрались мы без особых трудностей. Стэн спросил, есть ли у меня какое-нибудь оружие, кроме фонаря. Я говорю: есть, гаечный ключ, а Стэн в ответ: зачем тебе чертов ключ, бей кулаком, он больше.

– А он чем собирался драться?

– Сказал, что использует захват, как в регби. В свое время Стэн был неплохим блокирующим полузащитником. В общем, пошли мы в темноте на звук стекла. Они, видимо, просто ходили вокруг дома и выбивали стекла. Мы столкнулись с ними на углу фасада и тут же включили фонари. Их было вроде человек семь. Куда больше, чем мы ожидали, если честно. Ну, мы тут же погасили фонари, чтобы они не заметили, что нас всего двое, и схватили ближайшего. Стэн говорит: «Возьмите этого, сержант!» Я было решил, это он по привычке мое старое армейское звание вспомнил, но сейчас догадался, что это он нарочно, якобы мы из полиции. В общем, некоторые рванули прочь, потому что, когда началась потасовка, против нас явно было не семеро. Вдруг все стихло (до того шум-то был порядочный), и я понял, что они все сейчас улизнут, а Стэн говорит откуда-то снизу: «Хватай их, Билл, пока они не перескочили через стену!» Я опять включил фонарь и рванул за ними. Последнего как раз перетаскивали через забор, я схватил его за ноги и повис. Но он брыкался, будто мул, а мне мешал фонарь в руке, вот он и выскользнул, словно форель, и перемахнул через стену прежде, чем я успел снова его схватить. Тут я уж ничего не мог поделать; со двора стена кажется выше, чем с поля. Ну, я и пошел обратно к Стэну. Он так и сидел на земле. Говорит, его кто-то огрел бутылкой по голове. Выглядел он так себе. Тут на крыльцо вышла мисс Шарп и спрашивает: «Кто-нибудь ранен?» Она нас увидела в свете фонарика. Мы отвели Стэна в дом – старая дама тоже не спала, во всех комнатах горел свет, – и я направился к телефону, а мисс Шарп говорит: «Бесполезно. Не работает. Мы пытались вызвать полицию, когда они только появились». Ну я и сказал, что сам съезжу. А еще, что неплохо бы вас привезти. Но мисс Шарп сказала: нет, у вас был тяжелый день и нечего вас беспокоить. Но я решил, что вас все-таки надо поставить в известность.

– Вы совершенно правы, Билл, надо.

Когда они подъехали к дому, у открытых настежь ворот стояла полицейская машина. Передние комнаты были ярко освещены, а у разбитых окон мягко колыхались на ночном ветру занавески. В гостиной Марион обрабатывала порез над бровью Стэнли, сержант полиции делал заметки, а его помощник собирал вещественные доказательства: битые кирпичи, бутылки и обрывки бумаги с надписями.

– Ох, Билл, я же говорила, не надо, – подняв голову и увидев Роберта, сказала Марион.

Роберт заметил, как ловко она управлялась с раной Стэнли. А ведь эта женщина не умела даже готовить. Он поздоровался с сержантом и наклонился, чтобы изучить вещественные доказательства. Снарядов было множество, но бумажки всего четыре: «Убирайтесь!», «Вон отсюда или мы вас выдворим силой!», «Пришлые суки!», «Это только начало!».

– Вроде бы все собрали, – сообщил сержант. – Сейчас пойдем во двор, поищем следы или еще какие-нибудь улики.

Он профессионально осмотрел подошвы Билла и Стэнли, которые по его просьбе показали ботинки, и вместе с помощником вышел во двор. В этот момент появилась старая миссис Шарп с дымящимся кувшином и чашками.

– А, мистер Блэр, – сказала она, – вы по-прежнему считаете наше дело любопытным?

Она была полностью одета, в отличие от Марион, которая в старом халате выглядела очень человечной и ни капли не похожей на Жанну д’Арк. Судя по всему, происшествие не произвело на миссис Шарп никакого впечатления. Роберт не представлял, что может выбить из колеи эту женщину.

Билл принес из кухни охапку хвороста и разжег погасший камин, миссис Шарп разлила дымящийся напиток – как оказалось, кофе. Роберт отказался. Он уже выпил столько кофе, что утратил к нему интерес. Бледное лицо Стэна вновь зарумянилось. Когда полицейские вернулись со двора, в комнате, несмотря на выбитые стекла, уже царила атмосфера семейного праздника. Роберт заметил, что ни Стэнли, ни Билл не считали Шарпов странными; напротив, они расслабились и чувствовали себя как дома. Возможно, оттого, что сами Шарпы восприняли их присутствие как должное, словно к ним каждую ночь вторгались какие-нибудь незнакомцы. Билл вел себя так, будто жил в этом доме много лет, а Стэнли выставил вперед чашку, намекая на добавку еще до того, как ему ее предложили. Роберт вдруг подумал, что, будь на месте Шарпов тетя Лин, она, несомненно, проявила бы доброту и заботу, но эти двое сидели бы на краешке стула и все время думали о своей грязной рабочей одежде.

Возможно, именно эта способность принимать все как есть привлекла Невила.

– Вы намерены оставаться здесь, мэм? – спросил сержант, когда полицейские вернулись.

– Разумеется, – сказала миссис Шарп, наливая им кофе.

– Нет, – запротестовал Роберт. – Ни в коем случае. Я подыщу вам тихий отель в Ларборо, где…

– В жизни не слышала ничего более нелепого. Конечно, мы останемся здесь. Подумаешь, несколько окон разбили.

– Возможно, разбитыми окнами дело не ограничится, – сказал сержант. – Пока вы здесь, на нас ложится огромная ответственность, но у нас не хватает людей, чтобы с ней справиться.

– Сержант, мне искренне жаль, что мы доставляем вам столько неудобств. Уж поверьте, мы сами не стали бы бросать кирпичи в собственные окна. Но это наш дом, и мы останемся тут. Не говоря уж об этической стороне вопроса, что вообще останется от нашего дома, если мы его сейчас бросим? Если у вас не хватает полицейских, чтобы охранять живых людей, то уж для охраны пустого дома вы вряд ли кого-то найдете.

Сержант слегка смутился, как бывало со всеми, к кому обращалась миссис Шарп.

– Ну, это правда, мэм, – неохотно признал он.

– Ну вот, значит, нечего и говорить об отъезде из «Франчайза». Сахару, сержант?

Когда полицейские ушли, а Билл принес из кухни метлу и совок и принялся подметать осколки стекла в каждой из комнат, Роберт вновь заговорил об отъезде из дома. Он считал, что переехать в отель в Ларборо было бы разумно, однако сам не до конца верил в свои слова. На месте Шарпов он бы тоже не поехал, потому не мог требовать этого от них; к тому же миссис Шарп права насчет того, какая судьба постигнет пустой дом.

– Что вам нужно, так это постоялец! – сказал Стэнли, которому запретили убирать стекла, сочтя его раненым. – Постоялец с пистолетом. Что скажете, если я буду приходить на ночь? Кормить не нужно, просто буду ночным сторожем. Все равно ночные сторожа всегда спят.

Выражение лиц обеих дам дало понять, что они оценили демонстрацию верности Стэнли в этой локальной войне, однако не стали смущать его благодарностью.

– У вас нет жены? – спросила Марион.

– Собственной – нет, – скромно ответил Стэнли.

– Жена – если бы она у вас имелась, – возможно, и не возражала бы, чтобы вы ночевали здесь, – сказала миссис Шарп. – Но как быть с работой, мистер… э… мистер Питерс?

– С работой?

– Если ваши клиенты узнают, что вы стали ночным сторожем во «Франчайзе», они, чего доброго, уйдут от вас.

– Не уйдут, – невозмутимо ответил Стэнли. – Им некуда уходить. Линч пьян по пять ночей в неделю, а Биггинс и цепь на велосипед не поставит. И вообще, что за дело моим клиентам до того, чем я занимаюсь в свободное время.

Когда Билл вернулся, он поддержал Стэна. Билл был женат, и ему бы в голову не пришло провести ночь вне дома. Но то, что Стэнли будет ночевать во «Франчайзе», показалось им обоим естественным решением проблемы.

Роберт испытал неимоверное облегчение.

– Что ж, – сказала Марион, – если уж вы собираетесь оставаться у нас на ночь, можете начать прямо сейчас. Уверена, голова у вас гудит. Пойду постелю вам. Предпочитаете окно на юг?

– Да, – сурово ответил Стэнли. – Подальше от кухни и шума радио.

– Сделаю, что смогу.

Механики договорились, что Билл сунет записку под дверь квартиры Стэнли с сообщением, что тот придет к обеду, как обычно.

– Она беспокоиться не станет, – сказал Стэнли, имея в виду квартирную хозяйку. – Я и раньше, бывало, не ночевал дома. – И добавил, поймав взгляд Марион: – Перегонял машины для клиентов; по ночам вдвое быстрее.

Они прикололи кнопками занавески в комнатах на первом этаже на случай, если до утра пойдет дождь, и Роберт пообещал поскорее заказать услуги стекольщиков. Он решил, что лучше обратиться в какую-нибудь фирму в Ларборо, а то в Милфорде существовал риск получить очередной вежливый отказ.

– Еще я закажу вам ключ для ворот и копию для себя, – сказал он, когда Марион вышла проводить их с Биллом и закрыть за ними ворота на засов. – Хотя бы избавлю вас от необходимости сторожить ворота.

На прощание она протянула Биллу руку:

– Никогда не забуду того, что вы для нас сделали. Вспоминая эту ночь, я первым делом буду думать не о тех остолопах, – она кивнула в сторону выбитых окон, – а о вас троих.

– Остолопы-то были местные, вы, наверное, знаете, – сказал Билл, когда они ехали домой тихой весенней ночью.

– Да, – согласился Роберт, – я уже понял. Начать с того, что они были не на машине. «Пришлые суки» – это попахивает консервативной деревней, как «фашисты» попахивают прогрессивным городом.

Билл отпустил кое-какие замечания по поводу прогресса.

– Зря я вчера вечером поддался на уговоры дежурного полицейского, – размышлял вслух Роберт. – Он уверял, что, чуть стемнеет, все разойдутся по домам. Вот я и поверил. Не стоило забывать то предупреждение насчет охоты на ведьм, которое я как-то получил.

Билл не слушал.

– Странное дело, но в доме с разбитыми окнами делается как-то не по себе, – сказал он. – Представьте, к примеру, дом, у которого рухнула вся задняя стена и ни одна дверь не запирается. И ничего, можно спокойно жить в передней, лишь бы окна были целы. А вот если окон нет, так во всем доме, даже если он цел, становится как-то небезопасно.

Не сказать, что Роберта это замечание успокоило.

Глава 13

– Скажи, дорогой, ты не мог бы купить рыбы? – спросила тетя Лин по телефону во вторник после полудня. – К ужину придет Невил, и мы решили подать дополнительное блюдо из тех, что на завтрак. Честно говоря, не знаю, зачем подавать дополнительное блюдо ради Невила, но Кристина говорит, что это не даст ему, как она выразилась, «посягнуть» на торт, который она снова собирается печь в выходной. Так что, милый, если тебя не затруднит…

Роберту не очень-то хотелось провести лишний час или два в компании Невила, но он был так доволен собой, что пребывал в весьма благодушном настроении. Он договорился с фирмой в Ларборо о замене окон во «Франчайзе», чудесным образом отыскал ключ, подходящий к воротам дома, а завтра будут готовы два дубликата. А еще он лично отвез во «Франчайз» покупки вместе с лучшими цветами, какие только можно было достать в Милфорде. Дамы приветствовали его так, что он почти перестал сожалеть о своем неумении вести непринужденные беседы в духе Невила. В конце концов, необязательно в первые же полчаса знакомства переходить на имена.

В обед он позвонил Кевину Макдермоту и договорился с его секретарем, что, как только Кевин освободится вечером, он свяжется с Робертом. Ситуация начала выходить из-под контроля, и ему требовался совет Кевина.

Он отказался от трех приглашений играть в гольф, поразив товарищей заявлением, что у него «нет времени гонять по полю для гольфа кусок гуттаперчи».

Он съездил к важному клиенту, который с прошлой пятницы никак не мог поймать Роберта и наконец, не выдержав, спросил по телефону, работает ли он еще в фирме «Блэр, Хэйуорд и Беннет».

В офисе он разбирался с делами вместе с молчаливо осуждающим его мистером Хезелтайном, который, хоть и поддерживал Шарпов, все равно, очевидно, считал, что их фирме не пристало вмешиваться в дела вроде истории с Бетти Кейн.

А мисс Тафф, как обычно, принесла на лаковом подносе, покрытом тонкой белой салфеткой, фарфоровый сервиз с синим узором и тарелку с двумя диетическими печеньями.

Сейчас поднос стоял на столе, как и две недели назад, когда зазвонил телефон и Роберт, взяв трубку, впервые услышал голос Марион Шарп. Всего две короткие недели. Он сидел тогда, разглядывая поднос в лучах солнца, и ощущал какое-то беспокойство по поводу своей уютной жизни, будто время пролетало мимо. Но сегодня он спокойно жевал печенье, ведь он уже ступил за грань рутины, которую оно олицетворяло. Он общался со Скотленд-Ярдом, представлял двух женщин, из-за которых разгорелся скандал, стал сыщиком-любителем и был свидетелем беспорядков. Весь его мир изменился. Даже люди, которых он встречал, выглядели иначе. Темноволосая худощавая женщина, которую он то и дело видел в магазинах на Хай-стрит, превратилась в Марион.

Что ж, один из результатов нарушения привычного ритма жизни – это, конечно, то, что теперь нельзя просто так надеть шляпу и пойти домой в четыре часа пополудни. Отодвинув поднос, Роберт приступил к работе. Когда он в следующий раз взглянул на часы, было уже полседьмого, а дверь дома номер десять он открыл лишь в семь.

Дверь в гостиную была распахнута настежь – как часто бывает в старых домах, она открывалась сама, если не запереть на щеколду, – и из комнаты доносился голос Невила.

– Я, напротив, считаю, что ты ведешь себя чрезвычайно глупо, – говорил тот.

Роберт сразу узнал этот тон. С такой же холодной яростью четырехлетний Невил как-то сказал гостю: «Я чрезвычайно сожалею, что пригласил тебя на свой праздник». Видимо, Невила что-то не на шутку рассердило.

Толком не сняв пальто, Роберт помедлил и прислушался.

– Ты вмешиваешься в дело, о котором вообще ничего не знаешь; это отнюдь не говорит в пользу твоего ума.

Голоса собеседника Роберт не слышал, значит, этот юный идиот говорил с кем-то по телефону, из-за чего, вероятно, Кевин Макдермот не мог дозвониться.

– Да никто не вскружил мне голову. Со мной такого отродясь не бывало. Это тебе всякие идеи вскружили голову. И ты ведешь себя чрезвычайно глупо, как я уже говорил… Принимаешь сторону подростка, который явно не в себе, в деле, о котором вообще ничего не знаешь; по-моему, это как раз и доказывает, что тебе вскружили голову… И отцу своему можешь передать от меня, что в этом нет ничего христианского, просто он лезет не в свое дело. Не уверен, что это не считается призывом к насилию… Да, прошлой ночью… Нет, все окна выбиты и надписи на стене… Раз уж он так ратует за справедливость, пускай этим займется. Но подобных вам справедливость не интересует, не так ли? Только несправедливость… В каком смысле «подобных вам»? В прямом. Ты и все твои приятели вечно берете на себя заботу о каких-то ничтожествах и защищаете их перед всем миром. Пальцем о палец не ударите, чтобы помочь хорошему, трудолюбивому человеку, зато как обхаживать всяких нахлебников, так вы в первых рядах, а ваши всхлипы слышно аж в Антарктиде. Меня от вас тошнит… Да, я так и сказал… Надоело! Хватит!

С грохотом брошенная на рычаг трубка подтвердила, что поэт высказался и на этом разговор окончен.

Роберт повесил пальто в шкаф и зашел в гостиную. Невил с мрачным видом наливал себе виски.

– И мне налей, – сказал Роберт. – Слышал твой разговор, – прибавил он. – Это, случайно, была не Розмари?

– А кто же еще? Кто еще в Британии способен на такую невероятную глупость?

– Какую?

– Ах, ты об этом не слышал? Она взялась защищать невинную жертву – Бетти Кейн.

Невил проглотил немного виски и окинул Роберта таким взглядом, будто это он во всем виноват.

– Ну, не думаю, что ее согласие с читателями «Эк-Эммы» на что-то повлияет.

– «Эк-Эмма»! Это уже не «Эк-Эмма». Это «Уотчмэн». Имбецил, которого она зовет отцом, написал письмо в пятничный выпуск этой газеты. Да, ты не зря кривишься. Как будто мы и без этого не завалены по горло напыщенной, извращенной сентиментальностью!

Вспомнив, что из всех газет только «Уотчмэн» напечатала стихи Невила, Роберт счел эти слова несколько неблагодарными. Но характеристика ему понравилась.

– Может, они не станут это печатать?

– Ты прекрасно знаешь, они печатают все, что он им шлет. Когда они в третий раз прогорели, чьи деньги их спасли? Епископа, конечно!

– В смысле его жены.

Епископ женился на одной из двух внучек главы фирмы «Коуанс Крэнбери Соус».

– Ладно, жены. Но епископ использует «Уотчмэн» как рупор. Какую бы дикую глупость он ни ляпнул, они все равно напечатают. Помнишь девицу, которая хладнокровно стреляла в таксистов ради какой-то мелочевки? Самое подходящее дельце для него. Он над ней рыдал горючими слезами. Настрочил в «Уотчмэн» душераздирающее письмо о том, какая несправедливая у нее жизнь, как она выиграла стипендию в среднюю школу, но не смогла поступить, потому что родители у нее нищие, им не на что было купить ей учебники и одежду, вот она и перебивалась кое-как, а потом попала в дурную компанию, а оттуда, видимо, один шаг до убийства таксистов, хотя об этой мелочи епископ почему-то не упомянул. Вся аудитория «Уотчмэна», разумеется, обожает такие истории. Это как раз в их стиле. Если верить «Уотчмэну», все преступники – сплошь падшие ангелы. А потом председатель попечительского совета школы – ну той, куда она якобы выиграла стипендию, – сообщил в ответном письме, что она не только ничего не выигрывала, но и вообще заняла сто пятьдесят девятое место из двухсот; а человеку, настолько заинтересованному в образовании, как епископ, следовало бы знать, что отсутствие средств никому не мешает поступить в школу, поскольку нуждающимся выдают и книги, и денежные гранты. Казалось бы, епископа это должно было смутить, да? Как бы не так! Письмо председателя напечатали мелким шрифтом на последней странице, а в следующем номере наш старик уже рыдал над каким-то другим делом, в котором тоже мало что смыслил. А в пятницу, храни нас бог, он собирается рыдать над Бетти Кейн.

– А может… мне завтра съездить повидать его?..

– Завтра письмо уже будет в типографии.

– Да, верно. Может, позвонить…

– Наивно полагать, что кто-то или что-то заставит его преподобие скрыть уже готовое сочинение от глаз публики.

Зазвонил телефон.

– Если это Розмари, скажи, что я в Китае, – велел Невил.

Однако звонил Кевин Макдермот.

– Ну, сыщик, – сказал он, – поздравляю. Но в следующий раз не трать время, обзванивая гражданских лиц в Эйлсбери, если ту же информацию можно получить из Скотленд-Ярда.

Роберт ответил, что не подумал об этом, так как сам является гражданским лицом, но он быстро учится.

Он сообщил Кевину события прошлой ночи и сказал:

– Больше нельзя откладывать дело в долгий ящик. Нужно как можно быстрее что-то предпринять, чтобы очистить их от этой скверны.

– Хочешь, чтобы я порекомендовал тебе частного детектива?

– Да, наверное, уже пора. Но я вот думаю…

– О чем? – спросил Кевин, когда Роберт замялся.

– Ну, может, мне напрямую обратиться к Гранту в Скотленд-Ярд и откровенно рассказать ему, что я выяснил, как именно девчонка могла узнать про Шарпов и их дом, а еще что она познакомилась с мужчиной в Ларборо и что у меня есть свидетель их встречи.

– И зачем это полиции?

– Чтобы вместо нас проверять, чем девочка занималась в течение этого месяца.

– Думаешь, станут?

– Конечно. Почему нет?

– Потому что это не стоит потраченного времени. Выяснив, что девочка не заслуживает доверия, они с радостью закроют дело. Присягу она не приносила, значит, обвинить ее в лжесвидетельстве нельзя.

– Ее могут обвинить в том, что она ввела их в заблуждение.

– Да, но зачем им это? Уж поверь, установить, чем она занималась весь этот месяц, нелегко. Помимо ненужного расследования, им еще придется готовить дело и представлять его в суд. Вряд ли перегруженный отдел, буквально утопающий в серьезных делах, станет тратить свое время, если можно просто по-тихому похоронить это дело.

– Но это вопрос справедливости. В результате Шарпы останутся…

– Нет, это вопрос законности. Справедливость начинается в суде. Ты сам это прекрасно знаешь. Кроме того, Роб, у тебя нет никаких конкретных доказательств. Ты даже не знаешь, ездила ли она в Милфорд. А то, что она подцепила какого-то типа в «Мидленде» и пила с ним чай, еще не опровергает ее историю о том, что Шарпы ее похитили. В общем, сейчас помочь тебе сможет только Алек Рэмсден, Спринг-Гарденс, дом 5, Фулхэм, юго-запад Лондона.

– Кто это?

– Частный сыщик. Очень хороший, уж поверь мне. У него целый штат помощников, и если он сам сейчас занят, то выделит тебе кого-то из своих подручных. Скажешь, что ты от меня, и он подберет кого-нибудь получше. Хотя он и так никогда не халтурит. Отличный парень. Ушел в отставку из-за ранения, полученного при исполнении. Он тебя не разочарует. Ладно, мне пора. Если что понадобится, звони. Хотел бы я выкроить время, приехать и взглянуть на этот твой «Франчайз» и тамошних ведьмочек. Они начинают мне нравиться. Пока.

Роберт положил трубку, затем связался со справочной и добыл телефон Алека Рэмсдена. Никто не ответил, и он отправил телеграмму, сообщив, что у него, Роберта Блэра, имеется срочное дело, а Рэмсдена рекомендовал ему Кевин Макдермот.

– Роберт! – В комнату вошла раскрасневшаяся от возмущения тетя Лин. – Ты в курсе, что рыба, которую ты оставил на столе в прихожей, протекла на красное дерево, а Кристина сидит и ждет ее?

– На что именно жалуется истец: что рыба протекла на красное дерево или что Кристина ее ждет?

– Право, Роберт, не знаю, что на тебя нашло. С тех пор как ты связался с «Франчайзом», ты так изменился. Две недели назад тебе бы в голову не пришло оставить пакет с рыбой на полированном столе из красного дерева и забыть об этом. А уж если оставил бы, то хотя бы раскаялся и извинился.

– Прошу прощения, тетя Лин, меня терзают муки совести. Но на меня не так часто возлагают столь огромную ответственность, как сейчас. Прости меня, я немного устал.

– Усталым ты мне совершенно не кажешься. Как раз наоборот, более самодовольным я тебя никогда не видела. Ты как будто получаешь истинное удовольствие от этой скверной истории. Только сегодня утром мисс Трулав из кафе «Анна Болейн» выразила мне сочувствие по поводу того, что ты во все это ввязался.

– Правда? Что ж, я сочувствую сестре мисс Трулав.

– Почему?

– Потому что у нее такая сестра, как мисс Трулав. Несладко тебе, бедная тетя Лин.

– Не надо сарказма, милый. Жителям Милфорда неприятно видеть, что сейчас творится в городе. Это всегда было такое тихое и достойное местечко.

– Теперь Милфорд нравится мне куда меньше, чем две недели назад, – задумчиво сказал Роберт, – так что плакать не стану.

– Из Ларборо сегодня приехали аж четыре автобуса – и все только для того, чтобы посмотреть на «Франчайз».

– А кто их обслуживал? – спросил Роберт, зная, что автобусы дальнего следования в Милфорде не жалуют.

– Никто. Пассажиры так разозлились.

– Это научит их не совать нос не в свое дело. Для жителей Ларборо превыше всего их собственные желудки.

– Жена пастора настаивает, что надо относиться к этому по-христиански, но я считаю, она ошибается.

– По-христиански?

– Да. «Не судите, да не судимы будете», ты знаешь. Это слабохарактерность, а не христианство. Конечно, я не обсуждала это дело, Роберт, даже с ней. Мой рот на замке. Но она, конечно, знает мое мнение, а я знаю ее чувства, так что тут и толковать нечего.

Со стороны Невила, утопавшего в кресле, раздался звук, похожий на фырканье.

– Ты что-то сказал, Невил, милый?

Добродушный тон явно смутил Невила.

– Нет, тетя Лин, – стушевался он.

Но поскольку фырканье с его стороны послышалось совершенно отчетливо, легко отделаться ему не удалось.

– Не хочу тебя упрекать, милый, но это ведь уже третий стакан виски? У нас к ужину траминер, но после всего этого спирта ты даже не почувствуешь его вкус. Не стоит приобретать дурные привычки, если собираешься жениться на дочери епископа.

– Я не собираюсь жениться на Розмари.

Мисс Беннет в ошеломлении уставилась на него:

– Как?!

– Уж лучше я женюсь на совете общественной помощи.

– Но, Невил!

– Лучше женюсь на радиоприемнике. – Роберт вспомнил замечание Кевина о том, что Розмари не способна родить ничего, кроме граммофонной пластинки. – Лучше женюсь на крокодиле. – Розмари была очень хорошенькой, поэтому «крокодил», наверное, пришел на ум Невилу в связи с горючими слезами. – Лучше женюсь на рупоре. – Видимо, тут имелась в виду ораторская трибуна. – Лучше даже на «Эк-Эмме»! – На этом он иссяк.

– Но, Невил, милый, почему?

– Потому что она дура. Почти такая же глупая, как «Уотчмэн».

Роберт героически не стал напоминать Невилу, что в течение шести лет тот воспринимал «Уотчмэн» практически как Библию.

– Ох, ладно тебе, милый. Ну повздорили; пары ссорятся, это нормально. Отношения лучше выяснять перед свадьбой. Те, кто не ссорится до свадьбы, в браке на удивление часто грызутся, так что не принимай такую мелочь близко к сердцу. Можешь позвонить ей, перед тем как пойдешь домой…

– Это весьма серьезное разногласие, – холодно сказал Невил. – Я не собираюсь ей больше звонить.

– Но, Невил, милый, что…

Тетю Лин прервали три надтреснутых удара гонга. Драма разорванной помолвки уступила место более насущным заботам.

– Вот и гонг. Лучше возьми стакан с собой, милый. Кристина предпочитает подавать суп, как только добавит яйцо, а она и без того сегодня в дурном настроении, потому что рыбу поздно принесли. Хотя не понимаю, какая ей разница. Рыбу надо всего лишь поджарить, а это быстро делается. К тому же не ей пришлось оттирать рыбные соки от красного дерева – это я сама сделала.

Глава 14

Еще больше тетю Лин расстроило, что Роберт на следующее утро позавтракал в семь сорок пять, чтобы пораньше пойти в контору. Очередное доказательство деградации, к которой привело дело дома «Франчайз». Одно дело – завтракать пораньше, чтобы успеть на поезд, на встречу или на похороны клиента. Но завтракать рано ради того, чтобы прийти на работу ни свет ни заря, как простой клерк, – вот это очень странно и даже недостойно Блэра.

Роберт с улыбкой шагал по тихой, залитой солнцем Хай-стрит. Магазины еще не открылись. Он всегда любил раннее утро, и именно в эти часы Милфорд выглядел лучше всего. Солнечные лучи придавали розовой, бежевой и кремовой краске акварельную нежность. Весна уступала дорогу лету, и мостовые уже излучали тепло в прохладный воздух, а подстриженные липы обросли листвой. Роберт с благодарностью подумал, что ночи для одиноких женщин во «Франчайзе» станут короче. Возможно, если повезет, к тому времени, как наступит лето, их репутация восстановится, а дом перестанет быть осажденной крепостью.

Возле запертых дверей конторы стоял, прислонившись, высокий седой человек, такой худой, что казалось, живота у него нет вообще и весь он состоит из одних лишь костей.

– Доброе утро, – сказал Роберт. – Вы хотите меня видеть?

– Нет, – ответил седой человек, – это вы хотите меня видеть.

– Я?

– Во всяком случае, так говорилось в вашей телеграмме. Вы ведь мистер Блэр?

– Но как это вы уже здесь!

– Тут недалеко, – лаконично ответил незнакомец.

– Проходите, – сказал Роберт, стараясь соответствовать стандартам немногословности, установленным мистером Рэмсденом. В кабинете, отпирая свой стол, он спросил:

– Вы завтракали?

– Да. Съел яичницу с беконом в кафе «Белый олень».

– Очень рад, что вы смогли приехать сами.

– Я как раз закончил одно дело. К тому же я многим обязан Кевину Макдермоту.

Да уж, Кевин, невзирая на его внешнюю колючесть и чрезвычайную занятость, всегда охотно находил время помочь тем, кто помощи заслуживал. В этом он в корне отличался от епископа Ларборо, предпочитавшего тех, кто ничего не заслуживал.

– Наверное, вам лучше прочитать это заявление, – сказал Роберт, протягивая Рэмсдену копию показаний, которые Бетти Кейн дала полиции, – а дальше я сам продолжу историю.

Рэмсден взял печатный текст, сел в кресло для посетителей – точнее сказать, как будто сложился пополам – и погрузился в чтение, как в свое время поступил Кевин в квартире у кладбища Святого Павла. Роберт занялся своими делами, завидуя умению обоих мужчин концентрироваться.

– Итак, мистер Блэр? – сказал Рэмсден через некоторое время.

Роберт поведал ему все остальное: как девочка опознала дом и его обитательниц, как за дело взялся сам Роберт, как полиция решила не продолжать расследование на основании имеющихся улик, как в ответ на это оскорбленный Лесли Уинн продал историю «Эк-Эмме», как Роберт беседовал с родственниками девочки и что они ему сообщили, как он выяснил, что она каталась на автобусах и что в интересующие их недели в Милфорд действительно ходил двухэтажный автобус, и, наконец, что он узнал о мистере Икс.

– От вас требуется узнать побольше об этом мистере Икс, мистер Рэмсден. Альберт, официант из отеля, знает, как он выглядит, а вот список тогдашних постояльцев «Мидленда». Вряд ли, конечно, он тогда жил в гостинице, это было бы неслыханной удачей, но никогда не знаешь… Далее все зависит от вас. Кстати, скажите Альберту, что вас послал я. Мы с ним давно знакомы.

– Очень хорошо. Сейчас же поеду в Ларборо. Завтра у меня будет фотография девочки, а пока, может, одолжите мне номер «Эк-Эммы»?

– Конечно. Но как вы достанете настоящую фотографию?

– Есть способы.

Роберт пришел к выводу, что Скотленд-Ярд, наверное, получил фото, когда было заявлено о пропаже девочки, а бывшие коллеги охотно поделятся им с Рэмсденом; расспрашивать он не стал.

– Возможно, кондуктор одного из двухэтажных автобусов ее запомнил, – сказал Роберт, провожая Рэмсдена. – Автобусы обслуживают Ларборо и окрестности. Их депо на Виктория-стрит.

К половине десятого прибыли все служащие, и раньше всех, как ни удивительно, Невил. Обычно он опаздывал и последним приступал к работе. Входил, раздевался у себя в кабинете, заглядывал в «офис», чтобы пожелать коллегам доброго утра, заходил в приемную, где здоровался с мисс Тафф, и, наконец, располагался в кабинете Роберта, разворачивал какие-то загадочные свернутые в трубочку газеты, полученные им по почте, и принимался делать замечания о плачевном состоянии дел в Англии. Роберт уже давно привык разбирать утреннюю почту под аккомпанемент комментариев Невила. Но сегодня Невил пришел вовремя, скрылся у себя в каморке, плотно закрыл дверь и, судя по грохоту ящиков, без промедления взялся за работу.

Обычный трудовой день Роберта начался, когда к нему зашла мисс Тафф с блокнотом и в ослепительно-белом круглом отложном воротничке. Мисс Тафф вот уже двадцать лет носила платья темного цвета с круглым отложным воротничком; без этого она выглядела бы не до конца одетой, практически непристойной. Каждое утро она надевала свежий воротничок, а предыдущий стирала вечером и откладывала на завтра. Порядок нарушался ею лишь по воскресеньям. Роберт как-то встретил мисс Тафф в воскресенье и не узнал ее, потому что она надела жабо.

В половине одиннадцатого Роберт почувствовал, что ему нужно нечто большее, чем чашка чая, поскольку завтракал он непривычно рано. Он решил сходить в «Розу и корону», выпить кофе и съесть сэндвич. Лучший кофе в Милфорде варили в кафе «Анна Болейн», но там всегда было полно дам, ходивших за покупками. («Как я рада вас видеть, милочка! Нам так вас не хватало на вечере у Ронни! А вы слышали?..») С этим Роберт не готов иметь дело даже ради лучшего кофе на планете. Он пойдет в кафе напротив, в «Розу и корону», затем купит кое-что для дам из «Франчайза», а после обеда мягко сообщит им неприятные новости насчет «Уотчмэна». Не по телефону, поскольку у них он сейчас не работает. Рабочие из Ларборо привезли с собой лестницы, шпатлевку и крепкое стекло и быстро и без лишней суеты починили испорченные окна. Но это, конечно, была частная фирма. Почта же находилась в ведении государства, поэтому приняла вопрос на рассмотрение и действовала, как обычно, медленно и тяжеловесно. Посему Роберт намеревался провести вторую половину дня, рассказывая Шарпам новости, которые не мог сообщить по телефону.

Время второго завтрака еще не подошло, и зал «Розы и короны», отделанный ситцем и старым дубом, пустовал, если не считать Бена Карли, который сидел у окна за столиком с откидной крышкой и читал «Эк-Эмму». Карли никогда особо не нравился Роберту – скорее всего, взаимно, – но их связывала общая профессия (одна из прочнейших объединяющих людей нитей), а в таком маленьком городке, как Милфорд, это превращало их чуть ли не в закадычных друзей. Роберт спокойно подсел за столик к Карли. Все-таки он обязан Бену, ведь тот в свое время предупредил его о том, как местные отнесутся к делу дома «Франчайз».

Карли опустил газету и взглянул на Роберта черными глазами, блестевшими живостью, весьма необычной в безмятежных средних графствах Англии.

– Кажется, сходит на нет, – сказал он. – Сегодня всего одно письмо; видимо, чтобы народ совсем не утратил интерес.

– В «Эк-Эмме» да. Но в пятницу «Уотчмэн» начнет собственную кампанию.

– А «Уотчмэн»-то что, решил пойти по стопам «Эк-Эммы»?

– Им не впервой, – отозвался Роберт.

– Да, наверное, – задумался Карли. – Если поразмыслить, они как две стороны одной монеты. Что ж… Тебе не о чем беспокоиться. Тираж «Уотчмэна» всего двадцать тысяч экземпляров, а то и меньше.

– Возможно. Но почти у всех, кто его читает, есть родственники в государственных структурах.

– И что? Разве государственные структуры когда-нибудь хоть пальцем пошевелили, если дело не входит в их прямые обязанности?

– Нет, но они передают его по кругу. И рано или поздно оно… э…

– Попадет на плодородную почву, – заключил Карли, намеренно смешивая метафоры.

– Да. Рано или поздно какой-нибудь настырный или сентиментальный эгоист, которому нечем заняться, решит, что с этим надо что-то делать, и начнет дергать за ниточки. А ниточки, за которые дергают госслужбы, те же, что в кукольном спектакле. Целая куча кукол начинает хаотично действовать. Джеральд готов оказать услугу Тони, Реджи – Джеральду, и так далее, до бесконечности.

Карли помолчал.

– Как жаль, – сказал он. – Как раз когда «Эк-Эмма» почти отступила. Еще дня два, и они бы окончательно забыли об этом деле. Они и так уже возятся на два дня дольше обычного. Не помню, чтобы они растягивали историю больше чем на три выпуска. Наверное, реакция очень бурная, раз они тратят столько места.

– Да, – угрюмо согласился Роберт.

– Конечно, для них это настоящий подарок. В наше время девушек редко похищают и избивают. Возможность вот так сменить курс бесценна. Когда ты, как «Эк-Эмма», без конца эксплуатируешь всего три-четыре темы, трудно угодить читателям. Дело дома «Франчайз», должно быть, в разы увеличило их продажи в одном только Ларборо.

– Продажи упадут. Это всего лишь приливная волна. Но мне придется разбираться с тем, что она вынесет на берег.

– Позволь заметить, берег пахнет особенно неприятно, – сказал Карли. – Знаешь полную блондинку с лиловыми румянами и подтягивающим бюстгальтером – хозяйку магазина спортивных товаров рядом с «Анной Болейн»? Она как раз у тебя на берегу.

– Каким образом?

– Она, видимо, жила в том же пансионе в Лондоне, что и Шарпы, и теперь рассказывает чудесную историю о том, как Марион Шарп однажды в ярости избила собаку до полусмерти. Ее клиентам очень понравилась эта история, как и посетителям «Анны Болейн». Она ходит туда пить кофе. – Он насмешливо оглядел побагровевшего от злости Роберта. – Думаю, нет смысла и говорить, что у нее есть собака. Избалована донельзя и уже на грани смерти от ожирения, потому что толстая блондинка подкармливает ее каждый раз, когда у нее сентиментальное настроение.

Иногда Роберту казалось, что, несмотря на полосатые костюмы, он мог бы обнять Бена Карли.

– Ну, ничего, скоро успокоится, – продемонстрировал Карли гибкую философию человека, привыкшего пережидать бури.

Роберт удивленно посмотрел на него. В его удивлении выражался протест сорока поколений предков.

– Не вижу, какая нам польза от того, что все успокоится, – сказал он. – Моим клиенткам это никак не поможет.

– А что ты можешь сделать?

– Бороться, разумеется.

– С чем бороться? Вердикта о клевете, если ты на это надеешься, вы не добьетесь.

– Нет. О клевете я не думал. Я предлагаю выяснить, чем на самом деле занималась девочка на протяжении всех тех недель.

Карли услышанное позабавило.

– Вот просто взять и выяснить, – с иронией заметил он, явно подчеркивая, что сделать это будет нелегко.

– Добиться этого трудно, и им, скорее всего, придется выложить кругленькую сумму, но других вариантов нет.

– Они могли бы переехать. Продать дом и поселиться в другом месте. Через год никто за пределами Милфорда и не вспомнит об этом деле.

– Они ни за что не согласятся, а даже если бы согласились, я не могу давать им такой совет. Если к хвосту привязана консервная банка, не получится всю жизнь притворяться, что ее там нет. К тому же нельзя позволить девчонке избежать наказания. Это дело принципа.

– За твои чертовы принципы тебе придется заплатить немалую цену. Но все равно желаю тебе удачи. Тебе не нужен частный сыщик? Я знаю одного очень хорошего…

Роберт ответил, что частный сыщик есть и уже приступил к работе.

Карли не удержался от насмешливой улыбки, пробежавшей по его подвижному лицу при мысли о том, как быстро действует фирма «Блэр, Хэйуорд и Беннет», славившаяся своим консерватизмом.

– Этак Скотленд-Ярд утратит свои лавры, – сказал он. Его взгляд переметнулся к окну, и веселье уступило место напряженному вниманию. Секунду-другую он молча смотрел и затем тихо произнес: – Какая дерзость!

В словах его слышалось не возмущение, а восхищение, и Роберт повернулся к окну посмотреть, что вызвало такой восторг у Карли.

На противоположной стороне улицы стоял старый автомобиль Шарпов, и его выделяющееся по цвету колесо было прекрасно видно. Сзади на своем привычном месте со свойственным ей королевским видом протеста против данного вида транспорта восседала миссис Шарп. Машина стояла у бакалейной лавки; Марион, очевидно, зашла внутрь и делала покупки. Они явно только что приехали, иначе Бен Карли заметил бы их раньше, но двое мальчишек-курьеров, опершись о велосипеды, уже уставились на машину, получая ни с чем не сравнимое удовольствие от бесплатного спектакля. А пока Роберт рассматривал все это, народ уже подошел к дверям соседних лавок, передавая новость из уст в уста.

– Какая редкостная глупость! – разгневался Роберт.

– Может, и глупость, – не сводя глаз с улицы, ответил Карли, – но мне жаль, что они не мои клиентки.

Он стал шарить по карманам в поисках мелочи, чтобы расплатиться за кофе, а Роберт выбежал на улицу. В ту минуту, когда он был уже возле автомобиля, из магазина как раз вышла Марион.

– Миссис Шарп, – строго сказал он, – вы совершаете отчаянную глупость. Вы лишь обостряете…

– А, доброе утро, мистер Блэр, – вежливо приветствовала его старая женщина. – Вы уже пили утренний кофе или сходим вместе в «Анну Болейн»?

– Мисс Шарп! – обратился Роберт к Марион, укладывавшей покупки на сиденье. – Уж вы-то должны понимать, какая это глупость.

– Честно говоря, сама не знаю, – сказала та, – но нам, кажется, просто необходимо было так поступить. Может, это ребячество и всему виной наш обособленный образ жизни, но мы с мамой пришли к выводу, что не можем забыть, как нас тогда встретили в «Анне Болейн». Это как приговор без суда.

– Нас мучает духовное несварение желудка, мистер Блэр. А единственное лекарство – волос укусившей нас собаки. То бишь чашечка великолепного кофе мисс Трулав.

– Но это совершенно ни к чему! Так…

– Мы полагаем, что в половине одиннадцатого утра в «Анне Болейн» должно быть много свободных столиков, – резко ответила миссис Шарп.

– Не волнуйтесь, мистер Блэр, – сказала Марион. – Это всего лишь жест. После того как мы выпьем нашу символическую чашку кофе в «Анне Болейн», ноги нашей больше на пороге не будет. – Она подчеркнула сказанное характерно вычурным жестом.

– Но это лишь обеспечит жителям Милфорда бесплатное…

Миссис Шарп перебила его прежде, чем он успел произнести это слово.

– Милфорд должен привыкнуть к тому, что мы представляем собой увлекательное зрелище, – сухо заметила она, – раз уж мы решили, что не готовы запереться в четырех стенах навечно.

– Но…

– В скором времени они привыкнут видеть чудовищ и вновь начнут принимать нас как должное. Если вы раз в год видите жирафа, он остается для вас особенным зрелищем; если вы видите его каждый день, он превращается в часть пейзажа. Мы намерены стать частью милфордского пейзажа.

– Очень хорошо, вы планируете стать частью пейзажа. Но сейчас сделайте для меня кое-что. – В окнах первого этажа уже раздвигались шторы и появлялись лица. – Не ходите в «Анну Болейн» – по крайней мере, сегодня, – лучше выпейте кофе со мной в «Розе и короне».

– Мистер Блэр, выпить кофе с вами в «Розе и короне» было бы верхом наслаждения, однако это никак не облегчит мое духовное несварение, которое, как говорится, «убивает меня».

– Мисс Шарп, умоляю вас. Вы сказали, что понимаете, какое это ребячество; в качестве личного одолжения мне, вашему представителю, прошу, не ходите в «Анну Болейн».

– Это шантаж, – заметила миссис Шарп.

– Как бы то ни было, мне нечего на это ответить, – Марион слабо улыбнулась Роберту. – Судя по всему, кофе будем пить в «Розе и короне». – Она вздохнула. – А я уже настроилась на определенный жест!

– Какая дерзость! – послышался голос сверху.

Ранее Карли сказал то же самое, однако на сей раз в словах звучало не восхищение, а негодование.

– Здесь нельзя оставлять автомобиль, – сказал Роберт. – Мало того что это нарушение правил, так еще и внимание привлекает.

– О, мы не собирались оставлять его здесь, – сказала Марион. – Мы ехали в гараж, чтобы Стэнли там покопался своими инструментами. Должна заметить, Стэнли смотрит на нашу машину свысока.

– Не сомневаюсь. Что ж, съезжу с вами. Поехали, пока мы не собрали тут целую толпу.

– Бедный мистер Блэр, – сказала Марион, нажимая на стартер. – Для вас, наверное, ужасно больше не быть частью пейзажа, и это после стольких лет безмятежной жизни.

Она произнесла это без всякого злорадства; в голосе ее звучала искренняя симпатия, и эти слова запали Роберту в душу и грели его всю дорогу до Син-лейн. Прежде чем заехать в гараж, где, как обычно, царил полумрак, им надо было попытаться не столкнуться с пятью кобылами и одним пони, выходившими из конюшни в дурном настроении.

Навстречу вышел Билл, вытирая руки промасленной тряпкой.

– Доброе утро, миссис Шарп. Рад, что вы выбрались. Доброе утро, мисс Шарп. Здорово вы залатали лоб Стэна. Рана заросла так аккуратно, будто швы наложили. Из вас бы вышла образцовая медсестра.

– Ни в коем случае. Мне не хватает терпения выносить чужие капризы. Но хирургом я бы могла стать. На операционном столе не до капризов.

Откуда-то возник Стэнли. Проигнорировав женщин, уже вошедших в число его близких друзей, он сразу направился к машине.

– Когда вам нужна эта развалина? – спросил он.