Но я не свалилась со стула в обморок. Это сделала Шанталь.

Около часу ночи Шанталь сумела так отдраить нашу спальню, что они с супругом спокойно могли лечь спать на наш футон без опасности заразиться. Определенно наведение чистоты было ее формой эмоциональной разрядки.

Я после своего невразумительного «да, ну, не знаю, посмотрим, может быть, что сказать, спасибо» больше не смогла изречь ни слова. Сами попробуйте сказать на преданный собачий взгляд решительное «нет»!

Урс и его папочка закончили этот вечер жуткой коньячной попойкой.

И, поскольку у нас не было гостевой комнаты, а наш диван в гостиной не раскладывался, я улеглась на нем под попонкой из «сааба-комби» Урса, а Урс пристроился в своем проверенном в Гималаях спальном мешке на коврике возле дивана.

Урс не храпел, и это было очень мило с его стороны. Я почти простила ему, что он навязал мне на шею своих родителей на три полных дня. И что в их присутствии он сделал мне предложение.

Почти.



4

Бабьей натуры суть воспламеняться мгновенно, в отношении этого псы им не уступят нисколько. Вольный перевод из «Орестеи» Эсхила
Как я воспитываю лучшего друга женщины

Урок 4. Меры против перевозбудимости

Чрезмерная возбудимость может у некоторых собак служить толчком к неадекватному поведению: они истерично лают, гоняются за своим хвостом, лихорадочно чешутся или просятся на руки. Если такое происходит с вашим маленьким любимцем, вам следует своевременно обогатить свой словарный запас, а именно коротким словом «Фу!»

Не талдычьте эту команду бесконечно, как заезженная пластинка, а рявкните ее по-военному четко один- единственный раз и резко дерните за поводок.

Как только ваш песик усвоит слово «Фу!», вы можете чудесно развить этот приказ дальше — рявкайте его громовым голосом уже тогда, когда ваш любимец еще только подумает сделать что-то запрещенное (читайте: нежелательное для вас). И стрелки будут переведены в направление успешного перевоспитания.

На следующее утро я проснулась от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Моя первая мысль была о свекре и свекрови, но те еще сладко спали. Из спальни доносился их храп дуэтом.

Нет, это оказались Зевс и Аполлон, а с ними еще какая-то дворняга. Через большое окно, открывавшее панораму на весь Штутгарт, они могли видеть мою левую грудь, вывалившуюся во время неспокойного сна из чудной шоколадного цвета ночной рубашки. Я урегулировала положение своей мягкой части тела, натянула повыше попонку из «сааба» и бросила на шавок злой взгляд.

И только тут заметила, что третьей дворняжкой был вовсе не пес, а Джерри, безработный братец нашего домовладельца, с которым мы делили этот секционный дом.

Одними губами я изобразила ему «драный козел» и вытянула в его сторону средний палец. Он осклабился и свалил со своей стаей со смотровой площадки.

Бросив взгляд на часы, я сообразила, что до того часа, когда мы обычно встаем по субботам, еще палкой не докинешь. И вообще, чтобы покинуть постель до обеда, в выходные нам требовалась особо важная причина, а под «особо важной» я понимаю нечто более убедительное, чем угроза заработать пролежни. Но раз уж я проснулась…

Я спустила свою шевелюру — которая в последний год отрадно быстро росла, после того как я, не без небольшого разногласия с парикмахершей, утратила мою прежнюю буйную гриву, — с дивана и кончиками волос пощекотала Урсу нос.

А потом еще высунула упругую левую ножку из-под попонки и соблазнительно проскользила пальчиками по спальному мешку.

Урс продолжал ровно дышать, но в мешке определенно нечто шевельнулось.

Я заурчала, как дикая кошка.

И — вжик! — из мешка выстрелила твердая мужская рука и прижала меня к запеленатому телу.

— Доброе утро, сокровище мое, — проворковала я нежно в ушко.

Урс открыл глаза, все еще заспанные, но уже с огнем желания. Он крепче прижал меня к себе:

— Моя будущая женушка!

Урс сиял. А маленький Урс в стремительном утреннем привете встал мне навстречу.

Целую секунду — а секунда может быть бесконечно долгой — я наслаждалась методом своей дрессуры. А потом резко отодвинулась:

— Не надо, милый, оставь это, твои родители могут увидеть.

Я поднялась и направилась в ванную комнату. Последнее, что я уловила краем глаза, было разочарованное лицо Урса, который в смешанных чувствах досады и неудовлетворенности таращился в сторону спальни. Надеюсь, он выучил этот урок.

БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ: Для смышленого двуногого команду «Фу!» можно вполне творчески варьировать — и словесно, и выражаясь языком тела.

Дверь в ванную я основательно заперла — никогда не знаешь… А прежде чем выскользнуть из греховно роскошной ночной сорочки, для перестраховки заглянула еще и за шторку в ванну. Но все было чисто.

Поскольку наш холодильник зиял пулотой — что перед лицом неминуемо скорой голодной смерти ее мальчика обеспечило мне еще один полный укора взгляд Шанталь, — Урс и его родители решили отправиться в «Гранд Кафе Плант» и там почревоугодничать. Я отговорилась от совместного похода тем, что должна позаботиться о подруге. Я дала понять, что опасаюсь самого страшного, изобразила Алекс как склонную к суициду натуру, но благодаря этому получила благословение моего будущего свекра.

— Друзьям всегда надо помогать в беде, — изрек Амадео. — Какое у тебя доброе сердце, моя дорогая дочка!

Я скромно отмахнулась.

Урс, тронутый до слез, поцеловал меня в обе щечки:

— Поддержи ее. А если понадобится помощь, позови меня.

И только Шанталь скосила на меня подозрительный взгляд.

Да, с этой женщиной надо держать ухо востро…

Алекс поначалу вообще не хотела пускать меня в квартиру. Была половина десятого субботнего утра, а, судя по внешнему виду и исходящим запахам, вчера после ламбруско она продолжила возлияния.

— Чего тебе надо?

— Приюта. Давай-ка пропусти меня! — Я отодвинула ее в сторону, что стоило мне примерно такого же усилия, с каким Посейдон убирает с дороги утлое каноэ.

Алекс жила на седьмом этаже дома в стиле модерн, позади кинотеатра «Больверк»[31]. Лифта, естественно, не было, а все комнаты производили впечатление каких-то отсыревших и промозглых. Но зато был пленительный вид на городские крыши, и она могла в любой момент без проблем проплыть в своих «лодочках» от Феррагамо [32] в престижный «Феллини», чтобы сидеть там, игнорируемой породистыми итальянскими официантами.

Раньше я завидовала ей из-за квартиры, но теперь сама жила со своим женихом — ох, к этому еще придется привыкать! — на Киллесберг, а против этого убогая квартирка на правах собственности в центре города не тянула.

— Я смертельно устала! — пожаловалась Алекс.

— Сейчас сделаю тебе кофе. Он поможет.

— Мне бы больше помогло, если бы ты сейчас убралась и дала мне поспать дальше.

Милые бранятся — только тешатся. Алекс явно любила меня. Очень.

А вот ее котяра Микеш меня, напротив, не любил. Он с наслаждением вонзил когти в мою левую икроножную мышцу. Был он животным диким и вел себя прилично только в тех случаях, когда у него под носом появлялась миска, полная молока. Но как верная мамочка своих пичужек, я никогда не подала бы еды заклятому врагу моих сладких пернатиков. И за эту твердую позицию регулярно расплачивалась моя икра.

— Послушай-ка, я здесь, чтобы выяснить, кто из твоих вороватых «Львов по объявлению» спер неприличные фотки и порочащие дневниковые записи и теперь шантажирует тебя. Так что не нервируй меня, а лучше скажи, где у тебя фильтровальная бумага.

— Кто сегодня еще пользуется таким старьем? Просто нажми на кнопку моей супер-дупер-люкс-кофеварки.

Я нажала.

— Он снова написал.

— Что-что?

— Это лежало в моем почтовом ящике, когда я вчера вернулась домой.

С этими словами она сунула мне в руки пахнущую «Угу»[33] бумажонку и на ватных ногах поплелась назад в спальню.

ЕСЛИ НЕ ЗАПЛАТИШЬ, Я ВЫСТАВЛЮ ЭТО В ИНТЕРНЕТЕ. МОЖЕШЬ БЫТЬ УВЕРЕНА. СКОРО СНОВА ДАМ О СЕБЕ ЗНАТЬ.

Он даже не взял на себя труд вырезать буковки по отдельности, а просто выискал фразы целиком. Но больше меня потрясла копия одной фотографии, которая красовалась прямо под наклеенными словами — фото женщины в каучуковой маске на голове, прикованной плюшевыми наручниками к одной из труб в душе. С краю картинки мелькало что-то похожее на кошку с девятью хвостами. Я в жизни не узнала бы, кто эта особа, но предположила, что в данном случае речь шла об Алекс.

Боже мой!

Причем поразили меня не садомазохистские игры и не грушевидное родимое пятнышко на левой ягодице, а тот факт, что с момента этого снимка груди Алекс значительно подросли по объему. Но в ее возрасте это биологически просто невозможно! Да и по собственному опыту я знаю, что с годами груди скорее сжимаются и обвисают, так что пришлось примириться с мыслью, что она сделала пластическую операцию.

Я вошла в спальню. Вот она лежит: беззащитная, потерянная, на краю краха карьеры из-за каких-то нескромных фотографий и писулек… Но все мои мысли были направлены только в одну сторону.

Я подошла и пощупала ее правую грудь.

Алекс взвилась как снаряд и с размаху огрела меня подушкой:

— У тебя все дома?! Что ты себе позволяешь?

— Я просто хотела попробовать, как это на ощупь.

— Ну? Теперь довольна?

Я кивнула:

— Скажи, а морщинки со лба ты, наверное, убрала ботокс-инъекцией?

— Глупая корова! — Алекс натянула одеяло на голову.

— Ну, ладно, тогда перейдем к тому, чтобы изобличить этого парня, пока он не натворил чего похлеще.

Алекс высунула голову из-под подушки.

— Честно? Ты хочешь мне помочь?

— Ясное дело, а ты как думала?

— И ты не потребуешь с меня никакой жертвы в качестве вознаграждения? Я не должна буду отдать тебе своего первенца?

Я дала ей тычка:

— Ты что, дурашка! Я с радостью помогу тебе. В конце концов мы ведь подруги.

Алекс просияла.

И тут ее со всей силой вырвало на белый «Флокати»[34] у подножия кровати.

Папку с материалами на подозреваемых я нашла на кухонном столе. Возле стояла целая батарея пустых бутылок — от абсента, в отношении которого к этому времени уже были вынесены предупреждения о небезопасности приема, до старой испытанной водочки. Я только понадеялась, что не всю стеклотару Алекс опустошила в эту ночь. Такое похмелье не возьмет и мой фирменный рецепт!

Предостерегаю вас от предположения, будто я как одинокая дева частенько прикладывалась к бутылочке! Просто самостоятельная женщина должна выработать в себе сопротивляемость к коктейлям. Иначе безнадежно пропадешь. Мой лимит на тот момент составляли два «Секс он бич»[35] плюс стакан «Просекко». Одним коктейлем больше — и я уже срываю с себя одежды и исполняю танец живота на столе. Ну, это просто такое образное выражение. Поэтому, например, в коктейль-бар «Фонтана» мне вход воспрещен.

Итак, под неодобрительный взгляд кота Микеша я смешала лечебный антипохмельный коктейль, в который входят томатный сок, сырые яйца, секретная смесь из перца, оливкового масла и соуса карри, и влила его в жутко сопротивлявшуюся Алекс.

Полчаса, которые она провела после этого над унитазом, моля о скорейшем смертном часе, я сидела на кухне и последовательно тыкала во все кнопки на ее супершикарной кофеварке, а результаты этого действия щедро закладывала за воротник, что повергло меня в кофеиновый дурман.

Одновременно с этим я изучала «картотеку».

Восемь прозрачных файлов, восемь голов. Вроде бы все субчики выглядели нормально. Ни на одной морде не было написано, что он мошенник. Согласно личным сведениям все они имели достойную работу, любили животных, кино и концерты, а на досуге делали добрые дела для голодающих детей Африки или больных СПИДом.

Ну и как можно определить, кто из них был пройдохой?

Точнее сказать: как мне это определить?

Даст ли на самом деле какой-нибудь результат, если позвонить каждому на мобильник и вежливо спросить: «Эй ты, скажи-ка, случайно не ты стибрил у Алекс парочку фоток с обнаженкой да дневничок, а теперь угрожаешь ей шантажом?»

Я размышляла и потягивала кофе.

Алекс, еле передвигая ноги, притащилась в кухню и без слов плюхнулась на табурет.

— Прошлой ночью я перезвонила всем этим козлам на мобильный и спросила каждого, не он ли обокрал меня, а теперь шантажирует, — наконец разжала она стиснутые зубы. — И они все врали, эти свиньи!

Ну, я же знала!

И в этот самый момент меня осенила своим поцелуем муза Просветления.

Это ведь просто, как на ладони! Я дам похожее объявление и буду ждать, чтобы на него клюнули те же самые парни. Всем ведь известно, что поиск по объявлениям со временем становится манией. Нет, точно должно выгореть!

А потом я вытрясу из них правду. Из каждого по очереди!

— Чего ты скалишь зубы? — вяло поинтересовалась Алекс.

— У меня есть решение всех твоих проблем! Передай-ка мне «С-Трип».



5

Не будите спящую собаку. И ничего не ведающую собаку оставьте в ее неведении. Древняя германо-англосаксонская поговорка
Как я воспитываю лучшего друга женщины

Урок 5. Послушный пес

Ваш маленький любимец не должен знать, почему вы в определенной ситуации даете ту либо другую команду. Ему этого и не понять. Он просто должен покорно слушаться. Это даст ему ощущение счастья, потому что послушание в собачьей натуре.

Утвердите себя как вожака стаи. Вы и только вы решаете, где должен спать ваш любимец, какие игрушки получать и когда настает время кормежки. Как только он усвоит, какой у него статус в стае, он с готовностью примет свое положение. И тогда вы увидите, что нет более активного, приятного, оделяющего вас радостью спутника, чем ваш маленький хорошо воспитанный любимец.

Объявление я лишь слегка изменила:

НЕЖНАЯ ЖЕНЩИНА-МЕЧТА (40, 160, не красавица, но единственная в своем роде, независимая, но романтичная и безнадежная оптимистка) ИЩЕТ СИЛЬНОГО МЕДВЕДЯ С ОТКРЫТЫМ СЕРДЦЕМ (невозмутимого и с чувством юмора, с широким плечом, чтобы прислониться) ДЛЯ РИСКОВАННОГО ОПЫТА. Фото крайне желательно. Рискни! Шифр.

О\'кей, конечно, я была что угодно, только не нежная (в смысле «хрупкая») и на голову выше, но зато еще «до сорока». Но разве не все привирают в таких объявлениях? Просто было очень важно, как можно больше походить на оригинал (читай: Алекс), чтобы выловить нужных кандидатов.

Двадцать евро, которые надо будет заплатить за объявление, пожертвовала Алекс. А я взяла на себя стоимость конверта с маркой. По пути от шикарной собственности Алекс возле кинотеатра «Больверк» к центру города, на Ротенбюльплатц, я проходила мимо почтового автомата.

Пока я сражалась с техникой, меня посетили легкие укоры совести.

Как я объясню все это Урсу? Со времен той давней битвы он стал жутко ревнивым. Поймет ли он, что исключительно ради дружбы я должна принести жертву на алтарь непорочности? Или станет подозревать, что я снова гонюсь за парным мяском, чтобы в случае удачной охоты отделаться от него?

Урс, конечно, сокровище, но порой очень уж правильный. Если я ему все расскажу, он сурово прикажет оставить это дело полиции, а мне держаться от него подальше. Что, может, и правильно, но уж очень скучно.

Нет, каждой женщине нужна ее маленькая тайна, а моей тайной станет именно этот случай. Урс ничего не должен об этом знать.

Блок почтовых марок выскочил наконец из автомата. Я наклеила одну на письмо в «С-Трип» и бросила его в отдельное отверстие для почтовых отправлений.

«Ну вот, — подумала я. — Аети с приветом, вернись с ответом».

И в этот момент на мое плечо легла тяжелая рука.

Должно быть, я вскрикнула. Все-таки нечистая совесть дает себя знать. Во всяком случае, все прохожие разом испуганно отшатнулись, и даже пассажиры, сидевшие в автобусе сорок третьего маршрута, ошеломленно уставились на меня через стекла.

— Боже правый, детка! Что за революционный клич? — застрекотало что-то позади на уровне моей поясницы.

Шанталь Штурценэггер!

— Я… я просто очень пуглива. Прости. — Я с трудом приходила в себя. — А ты откуда здесь взялась?

Собственно говоря, я не хотела, чтобы этот вопрос прозвучал с таким упреком, с каким он сорвался у меня с языка.

Шанталь подняла одну бровь:

— Хотела купить в «Молленкопф» бинокль, пока Амадео с Урсом присматривают в «Интерио» кое-что из мебели для вашего нового дома. Когда завтра вечером пойдем с твоими родителями на «Летучего голландца», я не собираюсь сидеть в партере слепой, как крот.

Мне стало ясно, что Штурценэггеры относятся к той избалованной когорте счастливцев, которые в последний момент еще умудряются достать билеты в оперу.

— Новую мебель? Тогда побегу к ним, чтобы посмотреть.

— Может, лучше выпьешь со мной чашечку кофе, дорогая? Думаю, у нас есть о чем поговорить.

О чем? Сколько она хочет внуков? Или как я ужасно выгляжу в своих туалетах? Но сейчас утро субботы, шопинг-праймтайм[36], тут в большом городе человеку нужен защитный костюм, налокотники и суспензорий, а не лодочки на высоком каблуке и не паутинки от кутюр. Так что на мне был любимый комбинезон всех цветов радуги и розовая кепка — «гаврош».

А может, речь пойдет о том, что я вообще не гожусь им в роли снохи и она хочет принудить меня оставить в покое их единственного сыночка? Немедленно и безоговорочно.

— Кофе? Конечно, с удовольствием. — Я не посмела ей противоречить, хотя к этому моменту в моем теле циркулировало кофе больше, чем крови.

На той стороне площади находилось «Нескафе», и я с опущенной головой побрела вперед — ну прямо овечка на заклание! — а Шанталь гордо шествовала позади меня.

Я люблю «Нескафе». Хотя сиденья в этом кафе жутко расплющенные, а проходы между столиками страшно узкие. По этому поводу мне как-то пришло в голову, что все это специально придумано дизайнером интерьера. Вот, к примеру, поток посетителей значительно увеличится, если, самое позднее, через пятнадцать минут из-за полувисячего положения при сидении возникает опасность, что ягодицы вот-вот отомрут, и посетитель рысью рвется из кафе, чтобы на Кальвер-штрассе, по возможности незаметнее для прохожих, ритмичными сокращениями мышц в области седалища снова вернуть отсиженные ягодицы к жизни.

На это я рассчитывала и в данном случае: в течение пятнадцати минут, пусть даже и с Шанталь, со мной могло случиться бог знает что.

Я отбуксировала ее вперед к стоящему отдельно от остальных столику, где чувствовался хоть какой-то сквознячок. Пустить дело на самотек я не могла. Потом заказала для нас у стойки два «латте мачато» [37].

Первые пять минут сильно напомнили мне мои детсадовские годы. Я черпала ложечкой пену с кофе, а Шанталь со строгостью сверлила меня взглядом. Каждое мгновение я ожидала какого-нибудь наставления вроде «Сядь прямо» или «Не болтай ногами!»

Но первое, что она мне выдала, было:

— Надеюсь, ты больше никогда не причинишь моему мальчику столько боли, как два года назад.

Бац! Точное попадание. Я сглотнула слюну.

— Шанталь, прошу тебя! А ты бы на моем месте что сделала? Он все вечера напролет возвращался за полночь, весь пропахший чужим дамским парфюмом, и избегал всяких расспросов. Что же это могло значить, как не любовные похождения? А поскольку я сама стою на твердых позициях обоюдной верности в отношениях, само собой, я приняла соответствующие меры.

Рентгеновский взгляд Шанталь буравил извилины моего мозга. Что она усекла? Что я искала контакты с холостыми мужчинами, а для приверженцы абсолютной верности это не слишком типичный шаг? Или что безжалостное разорение Урсовой мансарды, Урсовой жизни и Урсовых рыбок было преувеличенной реакцией на предполагаемую измену?

— Урс меня простил. Я его тоже. Мы счастливы, — попробовала я защищаться.

Шанталь заставила себя улыбнуться:

— Что ж, Урс действительно любит тебя. А ты его любишь? Всем сердцем?

Люблю ли я эту неряшливую каланчу со швейцарским акцентом? По крайней мере ради него я отказалась от своей холостяцкой жизни. Похоже, что да. И, несмотря на жуткие сомнения, не стала позорить его перед родителями, когда он сделал мне предложение. Но было ли это той большой любовью, которую воспевали средневековые миннезингеры [38] и пропагандирует современный Голливуд? И выдержит ли эта любовь «до тех пор, пока смерть не разлучит нас»?

Судьба была ко мне в этот день благосклонна. Благодаря веселому тириликанию я была избавлена от необходимости давать ответ.

— Хей! Вот так встреча? Мы рады тебя снова видеть! — Перед нашим столиком вынырнули Кнут, Матце и таксик, тяжело нагруженные пакетами с покупками из всех магазинов Штутгарта. Этот город как был, так и остался большой деревней.

Оба сердечно расцеловали меня, словно мы были старыми друзьями, а не познакомились только вчера на исповеди моей подруги по йоге. Таксик лизнул поочередно мою щеку и мою чашку с «латте мачато».

— А кто эта симпатичная дамочка? — воскликнул Кнут и поцеловал Шанталь.

Шанталь имела совершенно ошарашенный вид.

— Знаю, знаю, — не останавливался Кнут. — Это твоя спутница жизни. Я так сразу и сказал Матце, эта женщина — лесбиянка. Разве я не прав? Комбинезон чик цвета радуги не даст соврать!

Шанталь съехала с табурета, обитого кожзаменителем.

После обеда в этот субботний день Урс мечтал совершить вылазку на природу со своими родителями и со мной. Попутешествовать в Унтертюркхаймер Вайнберген или осмотреть Людвигсбургский дворец, но я наотрез отказалась:

— Я горожанка до мозга костей, мне нужен твердый асфальт под ногами, и пропахший бензином воздух. Когда я отваживаюсь выйти за пределы центра, меня бросает в дрожь!

Урс хотел меня игриво схватить, но промахнулся.

— Ай-я-а-а! — Я взмахнула руками в приеме, смахивающем на кун-фу, и наскочила на него.

И… к несчастью, попала в его мать, которая в этот момент открыла дверь. Синее пятно на ее ляжке быстро почернело.

После чего Шанталь, сославшись на мигрень, исчезла в нашей спальне. Урс и его папочка смастерили нечто вроде защитного экрана от любопытных взглядов на нашей веранде, а я сидела за новеньким кухонным столом из «Интерио» и размышляла, почему это судьба с завидной регулярностью раздает смачные пощечины именно мне.

— Скажите, а ваша дочь на самом деле бисексуальна?

Мы сидели вшестером перед рестораном «Пленум» в Верхнем парке и потягивали шампанское: мое сокровище и я, его родители и мои родители.

Вечернее небо дивно переливалось всеми оттенками красного, а певчие птицы в радиусе трех километров от Старой оперы заливались в полные грудки при виде такой красоты. Слышался смех детей, которые перед сном гуляли с родителями в парке, чтобы сладко слипались глазки. Но все это не могло меня обмануть. Я знала: это вечер в аду.

— Как вам могла прийти в голову такая абсурдная мысль, моя дорогая? — ядовито осведомилась моя мать в сторону моей свекрови «ин спэ», которая задала этот провокационный вопрос.

— У меня есть на то основания, — зловеще возвестила Шанталь.

Моя мать, которая по случаю посещения оперы и знакомства с будущими сватьями облачилась в вечернее платье из «ламе»[39] с золотой нитью и выглядела в нем как опереточная адмиральша, получившая увольнение на берег, поджала ненакрашенные губы.

— Возможно, вам, уроженке консервативной Швейцарии, жизнь моей дочери и видится несколько более свободной, чем вы привыкли, но, поверьте, моя малышка никогда не погрешила против приличия и морали.

Именно этот упрек мать и бросала мне постоянно, а высоконравную жизнь моей до смерти скучной сестры Инки расписывала в ореоле сияющей славы. Но перед лицом Шанталь она защищала меня, как львица своих детенышей.

— Вы, по всей видимости, не космополитка, иначе вам было бы известно, что мы в Швейцарии чрезвычайно прогрессивны, и в общественных воззрениях тоже.

На Шанталь Штурценэггер был длинный до полу ансамбль от Версачи с жемчужной вышивкой.

Не хочу показаться непочтительной, но моя мать и Шанталь, сидевшие друг возле друга, напоминали Дик и Дуф.

Оба отца между тем — неприятно задетые петушиным боем своих супруг — упорно смотрели в свои бокалы.

Мы с Урсом держались за руки.

— Позвольте вам заметить, — рычала моя мать своим командным голосом, — как бы далеко человек ни заехал, он остается самим собой, куда бы человек ни шел, он с собой не расстается. Не сказал ли это уже Ральф Вальдо Эмерсон?

Она толкнула моего отца локтем в бок, требуя поддержки. В результате чего он залил шампанским брюки от смокинговой пары Амадео Штурценэггера.

— Ах, боже мой! — воскликнул папа.

— Водой это быстро смоется! — воскликнул Амадео.

Оба пожилых господина синхронно вскочили и со счастливыми лицами поспешили в недра ресторана в мужской туалет.

Повезло!

А мне где взять машину времени с компенсатором, если потребуется бежать?

— Папочка, подожди, я помогу! — воскликнул Урс и полетел за ними.

Жалкий предатель! Оставить меня одну с этими бойцовскими петухами, пардон, курочками!

— Могу я за вами поухаживать? — попыталась я отвлечь дам, взявшись за бутылку.

Обе смерили меня мрачными взглядами. Шанталь — потому что не хотела терять свое золотце с кем-то вроде меня, а моя мать — потому что была в обиде, что мы с Урсом помолвились за ее спиной и без ее благословения, да еще в присутствии Штурценэггеров [40].

— Спасибо, дорогая, у меня еще есть. А слишком много алкоголя — не признак хорошего тона, — высказалась моя мать и самодовольно повернула голову в сторону Шанталь, которая уже наполовину опустошила второй бокал.

Шанталь залилась краской:

— Хотела бы я знать, что в вашей семье подразумевается под хорошими манерами.

Теперь зарделась моя мать:

— Наше генеалогическое дерево уходит корнями в 1789 год!

— Ха! — с триумфом парировала Шанталь. — В вашем случае я бы говорила не о «генеалогическом дереве», а в лучшем случае, о родовом сучке. Мои корни уходят к реформатору Цвингли [41]!

Посетители за соседними столиками притихли. Если я не слишком обманываюсь, даже утки перестали крякать и развернулись в сторону дерущихся в исступлении матерей. Все любители вечерних развлечений получали трансляцию непосредственно с места событий, бесплатно и в цвете.

— Мама… Шанталь… — сделала я новую попытку, но момент миротворческой миссии был безнадежно упущен, теперь, наверное, могли бы помочь только ведра ледяной воды или три удара молотком.

— Ну, может быть, кому-то и нужны герб и пыльные анналы предков, если в настоящем они ничего из себя не представляют, — бесцеремонно заявила моя мать.

Отчаянная атака. Ведь Амадео Штурценэггер руководил в прошлом крупным швейцарским банком, в то время как мой любимый папа получал свой скромный заработок в должности скромного коммерческого представителя строительного кооператива «Швэбиш Холл».

Шанталь тем временем уже дошла до стадии вареного рака.

Я не стала дожидаться ответной реплики, а рванула в мужской туалет и с силой распахнула дверь. Какой-то посторонний мужчина у писсуара в ужасе поднял на меня глаза.

— Папа, где ты?

— Ангелочек!

Мой отец со шкаликом в руках вышел из кабинки. За ним я увидела в кабинке Урса и его отца, которые радостно помахали мне рукой. Что-то слишком радостно. Я взяла шкалик из его рук, и мне все стало ясно: сорок градусов и почти пустой.

— Не соблаговолят ли господа позаботиться об их супругах? — прошипела я. — Там, наверху, сейчас между блондинками разразится грязный матч по кетчу.

— Матч по кет чу между блондинками? — посторонний мужчина судорожно задернул молнию и сбежал из туалета, даже не вымыв руки.

— Урс, сделай что-нибудь. А то у меня разболится голова, — пригрозила я.

Урс сглотнул. Мои приступы мигрени были ему хорошо известны — они могли для него означать недели воздержания.

Он пихнул своего отца:

— Папочка, а ну, давай поактивнее!

БЕРЕМ НА ЗАМЕТКУ:

Ваш маленький любимец должен слушаться вас, а не наоборот.

А как он будет выполнять это «эн детай» [42], предоставьте решать ему самому.

— Да и правда, нам надо взглянуть на наших женушек, а? — высказал свое мнение Амадео, но прозвучало это не слишком убедительно.

— Непременно, непременно, — согласился отец.

— Наверх! Быстро! — подстегнула я обоих. — Я не хочу стать наполовину сиротой!

Вообще-то в виду разных весовых категорий я больше опасалась, что моей матери скорее удастся раскатать Шанталь — поступок, который, чего доброго, вредно скажется на наших отношениях.

— Урс! — прикрикнула я на своего жениха.

— Сначала надо помыть руки, — возразил он. Я и вправду его слишком хорошо воспитала.

Только годы спустя — по крайней мере мне так показалось — мы дружно выступили на террасу ресторана. Я ожидала увидеть две команды болельщиков, которые толпятся вокруг сцепившихся в смертельной схватке синьорин, но узрела только цивильно болтающих за столиками посетителей и внимающих кряканью уток в пруде.

Шанталь и моя мать сидели в полном согласии на своих местах и выжимали последние капли из бутылки шампанского.

— И тогда она говорит мне: малышка, говорит мне, малышка, два прекраснейших слова в нашем языке и не «люблю тебя», а «она доброкачественная»!

— О, вы так правы, дорогая Шанталь, — кивала моя мать.

Как выяснилось позже, они обсуждали вовсе не бойцовских собак, а опухоли. Обе несколько месяцев назад пережили операции по удалению этих неприятных новообразований в нижней части живота. К счастью, эту общность они обнаружили еще до того, как на алтарь раздора полетели их крашеные космы, искусственные жемчужины и протезированные зубы.

Матери, что возьмешь!

Мои родители стихийно решили — это, значит, решила мать, а отец согласился — остаться еще на ночь в Штутгарте. На следующее утро мы все завтракали в «Гранд Кафе Плант». Много смеялись, большей частью над забавными историями из нашего с Урсом детства, причем так громко, что над нами могли смеяться все, от посетителей до объединенного персонала. Урс воспринял это с хладнокровием.

С шумными приветствиями воскресным днем наши родители распростились друг с другом и с нами.

Рука об руку мы стояли на дорожке у нашего дома и махали вслед «фольксвагену-пассат» с швабскими номерами и «ягуару» с цюрихскими.

— Классно, как наши родители подружились, да? — блаженно вздохнул Урс.

Бедняга ничего не подозревал. Но я-то хорошо понимала, что это значило для будущего, если наши матери выступят единым фронтом.

«Ладно, старушка, когда-нибудь тебе придется сказать Урсу, что ты не станешь его женой».

Урс страстно меня поцеловал.

«Но не сегодня!»

6

Древо познания — не древо жизни. Но собаки поднимают ногу и под ним. Вольный перевод из лорда Байрона
Как я воспитываю лучшего друга женщины

Урок 6. Вы как вожак стаи

Это в собачьей натуре — в первые же месяцы вашего совместного сосуществования проверять снова и снова границы дозволенного: не сможет ли он занять ваше место вожака. Если вы все еще не утратили чувство юмора и осознаете, почему когда-то захотели завести себе маленького любимца, вы преодолеете и эту фазу. Только никогда не отступайте со своей позиции, регулярно давайте малышу понять, кто здесь главный. Вот пара советов.

Овладейте языком тела всех хозяек — держите себя с достоинством и излучайте уверенность. Добивайтесь беспрекословного исполнения своих приказаний. Немедленно корректируйте неправильное поведение, соответственно поощряя и наказывая.

Поощрения лакомствами разрешаются. Позаботьтесь также о том, чтобы ваш любимец все время находился в движении. Утомленный пес — послушный пес. Давайте ему посильные задания, а затем хвалите с теплотой в голосе. Не опасайтесь ставить песику четкие границы ясно и твердо коротким «Фу!», что является эквивалентом ворчания. Если ваш маленький любимец продолжает упрямиться, выкиньте его из своей постели. Спать в одной постели с вами значит для него занимать то же положение, что и вы. Но он ошибается: вы и только вы — бесспорный вожак. Для таких случаев вашему маленькому любимцу следует завести отдельную корзинку подальше от постели своей хозяйки.

Так что купите достаточно большой диван для гостей или оборудуйте отдельную комнату.

Королем клетчатых рубашек является Урс Штурценэггер. Без преувеличений. Там, где Аль Борланд из сериала «Хозяева» кончает, Урс только начинает. А если потребуется выглядеть репрезентабельно, у него есть наготове прекрасный костюм.

Прежде, перед нашей «великой битвой», это был дымчато-серый «Армани». По глупости во время нашего разногласия я оставила фломастером надпись на его брюках: «Попридержи это здесь», а маникюрными ножницами сделала надрез в соответствующем месте. После этого костюмчик потерял свой вид.

Во время размолвки Урс обзавелся темно-коричневым костюмом от Брионии. Очень элегантным. Но чего-то среднего между ними не было. Клетчатые фланелевые рубашки или дорогой «Брионии» — все. Ни то, ни другое не годилось для позднего завтрака у Силки из нашего общества любителей детективного сыска. А мне хотелось провести это мероприятие: представить подружкам моего одетого с иголочки спутника жизни на данный период!

Эрго[43] я должна была приодеть Урса.

— Это еще зачем? Мне ничего не надо! — уперся Урс.

Но в следующую среду мне ловко удалось заманить его в «Бройнигер», самый большой и престижный магазин Штутгарта.

Как в трансе, он позволил протащить себя через отдел дамского белья и этаж с обувью, ненадолго застрял в отделе спорттоваров, надолго в закутке товаров для гольфа, потом выпил со мной по стаканчику свежевыжатого апельсинового сока в одном из фуд-стейшн[44] этого торгового дворца и сам не заметил, как оказался в отделе мужской верхней одежды «де люкс» [45].

— И все-таки тебе надо что-нибудь купить, — настаивала я. — Пристойный костюмчик на выход.

— Я и так пристойно выгляжу.

— Ты носишь одни фланелевые рубашки! — возразила я, как будто уже это было доказательством противного.

— Это не просто фланель. Это португальская фланель! — возмутился Урс.

— О, португальская! Из Португалии поставляют тончайшую в мире фланель, — раздался мужской голос.

Это был продавец. По гвоздике в петлице я определила, что он должен быть старшим в этом отделе. Он смерил Урса взглядом:

— «Баттон Даун» [46], с закругленными полами и встречной складкой сзади, цвет «глен плед» [47], — без сомнения, мастерское произведение!

Урс одарил его сияющим взглядом — он нашел родственную душу.

Я одарила продавца сияющим взглядом — он поймал Урса на крючок. Теперь от этого до оливковой оксфордской рубашки и песочного цвета классических «чинос»[48] остался один маленький шажок.

Пока Урс и продавец развлекались в примерочной, я тайком вытащила из сумочки «С-Трип». Да, вот оно, мое объявление! Между «моложавой домохозяйкой к пятидесяти», которая ищет «ухоженного джентльмена, свободного в дневные часы» для легкого флирта «(Конфиденциальность гарантируется!)», и «мощной блондинкой», которая «умеет ценить лирику Рильке не меньше чем женский бокс и скалолазание в «Швабской Юре».

Шторка перед примерочной шевельнулась. Я быстренько спрятала «С-Трип» обратно.

Мой Урс выглядел в новых тряпках удивительно элегантно.

В дамском туалете на втором этаже центрального корпуса я показала Урсу, как могу быть благодарна, спонтанно и в неположенном месте…

Около шести вечера мы вернулись домой. На небесах пели скрипки, а мир сиял в розовых красках… Пока я не включила автоответчик.

«Урс, золотце мое, это мамочка. Мы у твоей тети на Даго-Маджоре[49]. У нее сегодня день рождения. Не забудь позвонить и поздравить ее. Я на тебя надеюсь».

«Эй, ребята, это София. Я коротенько. Только хочу сказать, что мы обязательно приедем в Штутгарт на день рождения Урса. Но если честно, ваш собственный три-тра-траляля-репертуар дуэтом на магнитофончике жутко раздражает. Не разжиться ли вам для разнообразия записями Хулио Иглесиаса? Пусть себе фонит, а? Брр, терпеть не могу влюбленные парочки! Как сделаете перерывчик в траханье, звякните мне!»

«Привет, это я, Алекс. Подай хоть звук! Я скоро не выдержу! Ты должна мне помочь! В полицию я не хочу обращаться. Эй, отзовись! Помоги!»

— Помочь? В чем это?

Собственно, Урс, заядлый любитель посидеть в ванне, там сейчас и плескался, но, разумеется, просек именно высказывание Алекс. Как назло!

— Ох.

— И при чем там полиция? Ты снова играешь в сыщика?

— Ах…

— Ты ведь знаешь, как это опасно! — Урс относился к тому типу мужчин, которые всегда держат себя под контролем; он никогда не орал, но от его тихого голоса мурашки по спине бегали.

— Сокровище мое… — начала я.

— Мы снова вместе. Наша любовь вспыхнула заново. Мы счастливы. И помолвлены. И все это ты хочешь поставить на карту, пускаясь преследовать убийц?

Прежде Урс был молчаливой тихоней, который с улыбкой кивал или морщил лоб и просто шел спать. Но с тех пор как мы съехались, он все чаще выражал свое недовольство вслух. Может, дело во мне?

— Ни о каком убийстве и речи нет…

— Ничего не желаю слушать. Если дело для полиции, значит, оно опасное. Оставь это! Ради меня! Ради нас!

Возьми он меня в свои объятия и умоляй с преданным собачьим взглядом, я бы, может, еще и дала слабинку, но командовать мной я не позволю!

— Мне не нравится твой ультимативный тон! — холодно заявила я и включила чайник. — Это все еще моя личная жизнь, то, о чем здесь речь.

— Речь о нашей совместной жизни! — Урс выполз из ванной и с силой ударил костяшками пальцев по новому кухонному столу.

Он был не так уж неправ, но я терпеть не могу, когда бьют костяшками по столу.

— Мы не только две стороны в наших отношениях, но еще и личности с собственными интересами и хобби, — отважно прочла я назидание.