Валерий Шарапов

Мелодия убийства

© Шарапов В., 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Иллюстрация на обложке Алексея Дурасова



Подножие горы Машук, КМВ, Ставропольский край, декабрь 1942…

Подмерзшая дорога вела к подножию горного массива, тающего в пепельно-серых облаках. По обеим сторонам от усыпанной щебнем грунтовки не росли, а буквально торчали из блестящего снега чуть заледеневшие деревья и бесформенные коряги, напоминавшие уродливых мифических чудовищ. На одной из таких коряг устроился довольно крупный, хотя и совсем еще молодой орел-могильник и с присущим его сородичам величием осматривал окрестность.

Когда из-за поворота раздался гул, орел встрепенулся, прислушался, после чего взмахнул своими огромными крыльями и воспарил к вершине. Гул усилился, и вскоре из тумана показались два мотоцикла с установленными на них пулеметами, крытый внедорожник «Кюбельваген» и забрызганный грязью тентованный грузовик с «балочными крестами» по бокам. Колонна двигалась медленно, ползла по промерзшему грунту, точно змея. Орел тоже не спешил, но, сделав пару кругов над лесом, как-то внезапно исчез, скрывшись в облаках, а тем временем из дымки вырвалось пронзительное и режущее ухо воронье карканье.

Когда колонна подъехала к развилке и остановилась у оврага, из грузовика тут же стали выпрыгивать солдаты в шинелях цвета хаки и зеленовато-бурых беретах с эмблемами румынских горных стрелков. Высокий пожилой капрал с густыми усами и крючковатым носом, размахивая руками, отдал приказ на румынском; солдаты – их было семеро – выстроились в шеренгу и взяли равнение на двух вышедших из внедорожника немецких офицеров.

Старший – седовласый майор с тонкими усиками и пристальным немигающим взглядом – придирчиво осмотрел румынских стрелков, недовольно поморщился, но, видимо, не желая лишний раз утруждать себя гневными криками и поучать подчиненное ему подразделение союзников, с надменным видом промолчал. Вместо этого майор, словно забыв про вытянувшихся в струнку солдат, небрежно посмотрел на небо и сквозь зубы тихо процедил:

– Стервятники собираются на пир!

Второй офицер – совсем еще молодой обер-лейтенант вермахта – с узким бледным лицом и белесыми глазами вздрогнул и тут же, нахмурившись, уточнил:

– Простите, герр майор, что вы имеете в виду?

Майор, который, еще сидя в кабине машины, успел рассмотреть парящего в небе орла, прежде чем тот скрылся в туманной дымке, все так же тихо продолжил:

– Я говорю, что стервятники чувствуют поживу! Скоро они ее обязательно получат! Да-да… они получат свежее мясо, и, к нашему счастью, в качестве угощения для всех окрестных пернатых хищников сегодня выступим не мы. Сегодня не мы… – майор сделал ударение на последнем слове, – а вот завтра… – Он снял фуражку, вытер вспотевший лоб платком и снова нацепил головной убор на место. – Завтра все может измениться…

– Вы имеете в виду то, что русские наступают? – уточнил обер-лейтенант.

– Я имею в виду то, что в ближайшие несколько дней русские войдут в город, а к концу года, возможно… и вовсе вышвырнут нас с Кавказа, а что будет потом… Что будет потом, страшно даже предположить. – Майор скривил губы и тяжело вздохнул.

Обер-лейтенант, покашляв в кулак, решил не углубляться в неприятную тему и постарался сменить ее:

– Прикажете начинать?

– Начинайте! Пора кончать с этим вопросом, у нас осталось не так уж и много времени!

Обер-лейтенант что-то крикнул румынскому капралу на немецком языке. Тот перевел команду на родной язык, и четверо стоящих возле грузовика солдат запрыгнули в кузов и выволокли оттуда трех окровавленных и обессиленных мужчин и худощавую девушку в разодранном платье. Пленных оттащили к оврагу и выстроили в ряд. Несчастные еле стояли на ногах и дрожали от холода.

Самому старшему из приговоренных было не больше тридцати. Он был высок, бледен, его глаза горели праведным гневом. Второй, с разбитым до крови лицом, был немного моложе и тоже не выглядел испуганным. Третий, почти мальчишка, белобрысый и конопатый, казался безучастным и то и дело моргал глазами. Девушка стояла, расправив плечи, гневно взирала на своих палачей и напевала себе под нос какую-то песню. Румынские вояки отошли в сторону. Седовласый майор пересчитал по пальцам стрелков, назначенных в качестве расстрельной команды, и снова нахмурил брови:

– Один, два, три, четыре, пять… Черт возьми! О чем вы только думали? Ральф!!! – рявкнул на обер-лейтенанта майор, тот встрепенулся.

– Что не так?

– Их только семеро, а значит, нужен еще один! Я хочу, чтобы этих красных свиней расстреливали как минимум восемь человек. На каждого по две пули. Пусть этот румынский капрал встанет в строй и возьмет винтовку!

Обер-лейтенант улыбнулся:

– Кто же тогда даст команду «Огонь!»?

Майор тихо выругался.

– Ты, Ральф! Кто же еще?

Обер-лейтенант изменился в лице, сглотнул и нервно закусил губу.

– Может, лучше мы поручим это кому-нибудь из наших?

Он кивнул в сторону четырех сидевших на мотоциклах немецких солдат. Те, стоявшие по разным сторонам от них и державшие руки на установленных в колясках мотоциклов пулеметах, внимательно следили за тем, что творится вокруг, явно нервничали и не проронили до сих пор ни слова. Подул ветерок, где-то вдалеке раздалась канонада.

– Ты с ума сошел, Ральф! Наши солдаты сейчас должны заниматься своим делом, то есть прикрывать нас. В этих местах полно горных троп, которые местные партизаны знают как свои пять пальцев! А друзья этих подпольщиков, – майор указал на стоявших вдоль оврага пленников, – наверняка не откажутся от возможности освободить своих и пустить нам кровь, если мы не проявим бдительность. Не будь таким чистоплюем, Ральф, или ты не желаешь посчитаться с этим отребьем за едва не взорванный ими мост?

Обер-лейтенант потупился и процедил сквозь зубы:

– Я солдат, и я не хотел бы участвовать в расстреле, тем более что среди них есть женщина!

Майор сжал зубы и процедил:

– Слюнтяй!!! Вот из-за таких, как ты, мы и остановились под Москвой! Застряли под Сталинградом и теперь еще терпим поражение и здесь, на Кавказе! Я всегда был добр к тебе, так как мы были дружны с твоим отцом! Но теперь я не стану миндальничать. Немедленно займи место капрала и отдай приказ…

– Простите, герр майор! Позвольте мне заняться этим большевистским отребьем. – За спиной майора послышалась русская речь, обер-лейтенант и майор обернулись.

Пока шел спор, из легковушки вышел сгорбленный седовласый старик, облаченный в стеганый, местами рваный ватник и шапку-кубанку. Он стоял, чуть согнувшись, и злобно косился на выстроенных возле оврага пленников. Бледное морщинистое лицо, широкие скулы, острый орлиный нос. Он тяжело дышал, руки старика подрагивали.

– Что хочет этот русский? – не без раздражения спросил майор на немецком языке.

Мужчина в кубанке просеменил в сторону обер-лейтенанта и что-то шепнул ему на ухо.

– Я долго буду ждать? Что хочет этот русский? Как там его? Я забыл его имя, – процедил майор сквозь зубы. – Зачем ты вообще приволок его сюда, Ральф?

– Его зовут Демьян Медник! Как вы знаете, именно благодаря ему мы смогли предотвратить диверсию на оружейных складах. Медник ненавидит коммунистов и изначально попросил не лишать его удовольствия лицезреть, как эти красные будут умирать. Более того, Медник готов принять участие в казни этих подпольщиков и просит разрешить ему занять место в строю. А еще он просит принять его на службу. – Обер-лейтенант улыбнулся: – Видя его рвение, я уже обещал ему, что похлопочу за него перед вами.

Майор скривил лицо.

– Ты что, сошел с ума, мой мальчик. Он же дряхлый старик, какой от него прок? Посмотри, у него же даже руки трясутся. Что он вообще может?

Мужчина в кубанке снял шапку, снова пригнулся и что-то прошептал на ухо молодому офицеру. Тот покачал головой и вернулся к майору.

– Этот человек говорит, что готов самолично привести в исполнение приговор и расстрелять всех этих коммуняк.

– То есть лично прикончить каждого из этих четверых? – Майор впервые улыбнулся. – А ты начинаешь мне нравиться, Медник! Вот видишь, Ральф, он не такой чистюля, как ты, у него храброе сердце. Тебе бы следовало этому у него поучиться. Тем не менее я уверен, что он не справится.

Обер-лейтенант возразил:

– Он говорит, что для того, чтобы провести казнь, ему нужна винтовка и всего четыре патрона…

– Что? По одному патрону на каждого приговоренного? Забавно! Сомневаюсь, что он хороший стрелок.

– Медник – местный лесник, так что стрелять он наверняка умеет! Кроме того, расстояние-то здесь не такое уж и большое.

– Да, это так! Попасть в этих русских ему будет несложно, но одно дело попасть, а другое дело убить наповал с одного выстрела. Люди, и особенно эти русские, существа живучие, для того чтобы убить таких, как они, с одного выстрела, нужно особое умение. Уверен, что этот Медник обычный хвастун.

Обер-лейтенант улыбнулся:

– Я полагаю, герр майор, что он справится.

Майор внезапно оживился.

– Что ж, раз ты так в нем уверен, я предлагаю пари. Если после того как этот Медник выстрелит четыре раза, хоть кто-то из приговоренных останется жив, добивать всех выживших будешь лично ты, Ральф! Медник же, если не сдержит слово, пусть убирается ко всем чертям, невзирая на все его заслуги.

Обер-лейтенант побледнел:

– Простите, но я ведь уже сказал…

– Хватит! Будет все, как я сказал, и пусть это послужит тебе уроком, Ральф. Немедленно дайте этому русскому винтовку и четыре патрона.

Спустя пару минут Медник занял нужное место, дослал первый патрон в патронник и вскинул ружье. Первым оказался старший. Когда хлопнул выстрел, он дернулся и осел на землю. Второй приговоренный, перед тем как упасть, сплюнул, чиркнул ногтем себе по горлу и крикнул:

– Ты за это ответишь, иуда! За нас отомстят, старик, можешь в этом не…

Парень не договорил и тоже упал мгновенно, после этого его место занял третий. Белобрысый паренек, совсем еще мальчишка, непрерывно дрожал, но и его покрытое потом лицо казалось суровым и безучастным. Когда парнишка увидел наставленный на него карабин, он вдруг собрался, расправил плечи и почти сразу же тоже рухнул на землю. Грянул выстрел.

Девушка, видя, что осталась одна, перестала шептать. Она тоже расправила плечи, сорвала с шеи платок и звонким, хоть и слегка дрожащим голосом стала в голос петь «Священную войну». Медник презрительно фыркнул, лязгнул затвором, и после фразы о «проклятой орде» возле оврага лежали уже все четверо приговоренных. Медник снова передернул затвор и вернул винтовку одному из румынских стрелков.

Когда дело было сделано, обер-лейтенант, всякий раз вздрагивающий от звука выстрела, облегченно вздохнул. Его явно порадовало то, что ему не самому придется добивать осужденных. Майор же был все так же спокоен, хотя искорки в его глазах говорили о том, что ему в течение всей процедуры было интересно, чем же все-таки закончится этот безжалостный спор. Глядя на лежавшие на снегу тела, майор неспешно раскурил папиросу, подошел, осмотрел каждого подпольщика и одобрительно кивнул:

– Каждому прямо в лоб! Недурно, Медник! Недурно. Ты выполнил обещание, браво! Да уж, Ральф, тебе сегодня повезло. Ну что ж, даю слово, что я самолично прослежу, чтобы и наш славный стрелок получил заслуженную награду. Его включат в одно из вспомогательных подразделений, и он будет сражаться с коммунистами во славу великой Германии.

Пока обер-лейтенант переводил сказанное, майор выбросил недокуренную сигарету и, еще раз вскинув голову, вздохнул, потом снял фуражку и уселся в машину. Тела расстрелянных подпольщиков были сброшены в овраг. Началась погрузка, двигатели затарахтели, колонна двинулась и вскоре растворилась в тумане.

Спустя примерно минуту молодой орел-могильник, недавно исчезнувший в толще облаков, снова появился над лесом. Он сделал пару кругов, спустился на землю и подошел к сваленным в овраге телам. Как и предсказал немецкий майор, пир стервятников начался…

Часть первая

Динамовец

Глава первая

г. Кисловодск, последний день декабря 1951 г.

Солнце светило ярко, точно в июле, падал снежок, а воздух был так чист, что от этой чистоты у Зверева закружилась голова. Выйдя из поезда и покинув здание вокзала, Павел Васильевич бегло оглядел окружавшие его дворовые постройки. Зверев, добиравшийся в Минводы через столицу, улыбнулся: «Да, уж – это, конечно, не Москва, но тоже неплохо!» Все скромно, но со вкусом. Затейливые домишки, витые ограды и заборы вдоль дорог, рыхловатый и местами вспученный асфальт, кривые улочки и редкие пешеходы. Летом здесь наверняка очень красиво, но зима, больше смахивающая на осень, делала город серым и скучным. Впрочем, он ведь прибыл сюда не для веселья и не для того, чтобы любоваться шедеврами архитектуры. Так что повода для огорчения у Зверева не было. Тихий мирный городок, в котором живется и дышится просто и легко. Вот оно то, что Звереву сейчас и было нужно.

Усатый водитель-кавказец, пока они ехали до нужного места, нахваливал свой любимый город и выпытывал у шикарно одетого, по его меркам, пассажира, кто он и откуда прибыл, резко остановил машину у главного входа санатория «Эльбрус». Зверев вышел из машины и расплатился, нисколько не возмутившись тем, что цена, заломленная усачом-таксистом, явно как минимум вдвое превышала его ожидания. После того как таксист утарахтел вместе со своей старенькой малолитражкой, Зверев вошел в главные ворота.

Здание санатория, в котором ему предстояло провести аж целых три недели, тоже впечатлило Зверева. Длинное трехэтажное строение, выполненное в стиле сталинского ампира, с арками, колоннами и пилястрами, украшенными лепниной; надстройка главного корпуса, увенчанного восьмиколонным портиком и куполом, – все это выглядело элегантно и свежо, однако, еще раз оглядевшись, Зверев скривил лицо.

На площадке возле неработающего фонтана, перед главным корпусом санатория гуляла пожилая семейная пара, седовласый и скрюченный пожилой мужчина с клюшкой, рядом на лавочке две совсем уже дряхлые старушки попивали из фарфоровых кружечек нарзан. Зверев поморщился: «Ну вот и приехали! Это что же, санаторий или дом престарелых? Ни одного молодого лица!» Признаться, он рассчитывал на другое! Долгожданный отпуск, судя по всему, может превратиться в нудное времяпрепровождение в обществе пусть и милых, но до ужаса скучных и серых личностей пожилого возраста. Маленький городок, старики и старушки, нарзан, ну и конечно, прогулки по горным тропам. Горы – это, конечно, хорошо, но любоваться на кручи, горных орлов и скачущих по скалам коз Звереву особо не хотелось. Понятно, что все любят Кавказ за его горы, но Звереву этого было мало. Тихий отдых, прогулки по горным тропам – это точно не для него.

Павел Васильевич покачал головой, но тут же оживился, потому что к главным воротам санатория подъехал ярко-красный «ЗИС-АТУЛ», и из него вышла высокая женщина в розовом берете и бежевом дафлкоте[1]. Зверев аж присвистнул: «Так-так… Это уже меняет дело, а может, все не так уж и плохо». Не старше тридцати, стройная и длинноногая, с длинными огненно-рыжими волосами. Правильные черты лица, в зеленых глазах усталость и напряжение (с чего бы это, тоже чувствует себя здесь «белой вороной»?), в руках женщина держала довольно громоздкий кожаный футляр со скрипкой. Зверев невольно остановился возле фонтана, явно решив выяснить, куда направится рыжеволосая красотка. Тем временем та задержалась у автобуса, протянула свободную руку в дверь, ведущую в салон, и помогла спуститься со ступеньки высокому молодому мужчине в огромной кепке и кожаном коричневом плаще.

Ну вот и еще одно молодое лицо. Красивый, крепкий, светловолосый, но тоже какой-то озабоченный и напряженный. Мужчина тоже был с футляром. «Что это у него, – подумал Зверев, – неужто саксофон?»

В следующее мгновение произошло то, что еще больше заставило Зверева не отрывать взгляда от вновь прибывшей пары. Когда мужчина с саксофоном сделал пару шагов, рыжеволосая скрипачка попыталась взять его за руку, но светловолосый отмахнулся и что-то сказал. Женщина покорно закивала, и они чуть поодаль друг от друга прошли по площадке к главному входу в санаторий, поднялись по лестнице и вошли в здание. Пока они шли, мужчина шел довольно уверенно, но для его возраста слишком неспешно. Перед самой ступенькой рыжеволосая скрипачка снова попыталась взять своего спутника за руку, но в последней момент сама же отдернула руку. Когда так заинтересовавшая Зверева странная пара вошла в здание, Павел Васильевич подошел к лавочке, где две старушки пили целебную водичку, и поздоровался:

– Я новый отдыхающий! Я здесь впервые, так понимаю, что мне нужно туда? – Он указал на главный вход, старушки пояснили, где найти администратора, и засыпали вновь прибывшего посетителя вопросами. Кто он и откуда приехал? Зверев представился как Павел, не утруждая старушек отчеством, а также сообщил, что приехал он на отдых из Пскова, и, предвосхищая вопросы о месте работы, Павел Васильевич сам задал вопрос:

– А что это за интересная пара с инструментами? Вы их знаете? Судя по всему, они, в отличие от меня, тут не впервые…

Одна из старушек пояснила:

– Это Юленька и Прохор Глуховы, они не отдыхающие, а работают здесь, в «Эльбрусе», и играют для нас практически каждый день!

– Не только для нас, но и для прочих посетителей санатория! – тут же пояснила вторая бабулька.

– Муж и жена? – уточнил слегка разочарованный Зверев.

– Муж и жена, – подтвердила первая старушка.

– Этот Прохор… Он шел как-то странно? Мне показалось, что с ним что-то не так… или я ошибся?

– Вы не ошиблись. Этот статный и красивый молодой музыкант не совсем обычный парень. Он слепой!

* * *

У стойки администратора Зверев задержался недолго. Сидевшая за стойкой полноватая женщина средних лет со смешной прической и с огромными роговыми очками на носу довольно проворно оформила необходимые бумаги и вручила гостю ключи. Тут-то Зверева снова постигло разочарование.

– Ваш сосед сегодня утром уехал с группой на Домбай, будет только к вечеру, так что, если устали с дороги, вполне можете принять душ и поспать, – сообщила очкастая администратор.

Брови Зверева сдвинулись.

– А что… одноместных номеров нет?

– Есть, но они все заняты! – Женщина развела руками. – Сама не понимаю, откуда столько отдыхающих под самые праздники. – Нормальные люди привыкли, насколько я знаю, встречать Новый год в кругу семьи, а тут всех почему-то потянуло в горы!

– Не всех, – Зверев чертыхнулся сквозь зубы. – Лично я в горы вряд ли соберусь. Знал бы я, что тут будет такое, ни в жизнь сюда не поехал.

– Что-что… простите?

– Ничего!

Понимая, что напрасно сорвал злость на собеседнице, Павел Васильевич махнул рукой и двинулся в сторону лестницы, мысленно ругая управленческого начмеда Карена Робертовича Аганесяна, который надоумил Зверева выбрать именно этот санаторий и поспособствовал в получении путевки.

– А чего же вы не остались с семьей? – крикнула администраторша вслед уходящему гостю.

– Нет у меня семьи и никогда не было! Моя семья – это моя работа!

Зверев поднялся на второй этаж и, открыв дверь, вошел в свой номер. Две кровати у стен, шифоньер, круглый, застеленный цветастой скатертью стол, две прикроватные тумбочки и ковровая дорожка в прихожей. Номер был довольно просторным, и Зверев, поставив у входа чемодан, тут же прошел в помещение и быстро осмотрелся. На подоконнике стояли две бутылки зубровки и хозяйственная сумка, от которой пахло чесноком и чем-то моченым. Если не считать сложенные у окна запасы, помещение было убрано. Зверев разобрал вещи, принял душ и, согласно рекомендации очкастой администраторши, улегся в кровать и уснул.

* * *

Он проснулся оттого, что кто-то тронул его за плечо. Зверев вздрогнул и сел на кровати. Напротив него стоял невысокий, чуть полноватый мужчина лет шестидесяти пяти, одетый в белую футболку и трикотажный спортивный костюм «Динамо». Лоснящуюся лысину новоявленного динамовца дополняли обрамляющие ее седые волосики, крупный с горбинкой нос и довольно узкие бледно-голубые глазенки. На шее у мужчины висело махровое полотенце, в руках он сжимал новенький малоформатный фотоаппарат «Зоркий».

– Хватит дрыхнуть, сосед, а то и Новый год проспишь! Вставай-вставай, знакомиться пора! – буквально сияя, воскликнул динамовец.

Зверев поднялся и посмотрел на часы, его назойливый сосед продолжил:

– Вставай, у нас с тобой ужин через час в местной столовой! Между прочим, это будет праздничный ужин в честь Нового года. Вот только ужина я предлагаю не ждать. Сейчас вот это, – динамовец указал на зубровку, – раздавим, а уж потом и в столовку потопаем. А то как же, нужно ведь замахнуть по трошки за знакомство.

Зверев встал, оделся и скептически осмотрел своего соседа. Говорок необычный, с легким акцентом. По виду деревенский, самый обычный трудяга: хлебороб или механизатор. Вот только руки не как у работяги, уж больно холеные. Может, агроном, а то и председатель колхоза, а может, и просто сельский учитель. Пока Зверев размышлял, его новый знакомый уже достал стаканы и откупорил бутылку.

– За знакомство, говоришь… ну давай, – согласился Зверев, хотя знакомиться с этим чудаковатым типом ему сейчас не очень-то и хотелось.

– Вот и добре!

Еще раз отметив про себя особый говорок собеседника, Зверев буркнул:

– Хохол, что ли?

Мужчина рассмеялся:

– С Гомельщины я! Там родился, там вырос! Меня, кстати, Николаем Николаевичем. Для тебя просто Николай, можно Коля. Коля по-нашему, по-белорусски – Микола! А табе як?

– Павел Васильевич Зверев. Для тебя просто Паша.

– Адкуль приехау?

– Псков.

– Ну дык земляки! А ким працуешь?

– Чего?

– Работаешь кем?

Зверев нахмурился, но решил, что смысла скрывать нет, сообщил:

– В милиции работаю. Оперативник я… майор.

– Ух ты! Аж целый майор! Да еще и оперативник! Сыщик! Так давай, братку, выпьем, чтобы тебе поскорее полковника дали.

Зверев хмыкнул. Динамовец Микола – именно так Зверев про себя нарек своего нового знакомого – тем временем уже положил на тумбочку свой фотоаппарат и стал разбирать сумку. На столе тут же появился толстенный шмат молочно-белого сала, сдобренного чесноком и тмином, моченые рыжики, краюха хлеба, картошка в мундире и кровяная колбаса.

– Жена в дорогу собирала? – усмехнулся Зверев.

– Жена.

Они выпили по полстакана, закусили. Зверев, отметив про себя, что белорусский говорок его собеседника как-то резко куда-то улетучился, как бы нехотя спросил:

– Значит, говоришь, нам сегодня праздничный ужин предстоит?

– Банкет…

– С музыкой?

– А как же? Здесь, в «Эльбрусе», и без праздников каждый вечер музыканты для отдыхающих играют, а сегодня уж наверняка целый концерт закатят.

– Видел я тут каких-то музыкантов. Скрипачку и саксофониста.

– Супруги Глуховы, – пояснил динамовец. – Играют они, скажу тебе, Паша, очень справно. Их тут все обожают.

– Так уж и все?

– Все без исключения, и тебе понравится, вот увидишь.

– Ну раз ты так говоришь, пойдем посмотрим, а заодно и послушаем. – Зверев на этот раз сам налил себе полстакана, выпил, закусив «кровянкой», и вышел из-за стола.

Глава вторая

Довольно просторное помещение столовой санатория «Эльбрус», украшенное картинами, выполненными в жанре раннего соцреализма, состояло из большого зала и двух ниш, одна из которых была завешена шторами. Во второй нише размещалась сцена, на которой стояли рояль, стулья, выстроенные полукругом, и заранее установленные пюпитры. По бокам от сцены в огромных витых горшках росли две перистые пальмы ховеи, напоминавшие засохших гигантских пауков. Высокие потолки, мраморные колонны, громоздкие люстры и светильники из венского хрусталя – все это скорее соответствовало залу дорогой ресторации, нежели помещению обычной гостиничной столовой. За застеленными белыми скатертями и уставленными на них приборами и салфетками сидели отдыхающие обоих полов и разных возрастных категорий. Павел Васильевич прикинул навскидку и решил, что в зале собралось примерно полсотни человек. Как и полагал Зверев, в основном за столиками сидели довольно пожилые люди, но исключения все же были, и Павел Васильевич вздохнул с облегчением.

Зверев вновь сделал примерный подсчет. А ведь все не так уж и плохо, с десяток дамочек были вполне подходящего возраста, как минимум четверо из них, кроме того, были хорошенькими. Новый знакомый Зверева, вошедший в зал вслед за ним, тут же подошел к отдельному столику и что-то сказал сидевшей за ним пышнотелой женщине с «шестимесячной» завивкой. Женщина закивала, и простодушный динамовец вернулся к Звереву.

– Это Галочка Шестакова, администратор обеденного зала! Замечательная женщина! Она тут кухней и залом заведует – официантами, поварами, посудомойками. Я с ней обо всем договорился, – довольный собой, отрапортовал динамовец.

Зверев насторожился.

– О чем договорился?

– Чтобы тебя посадили за мой стол! У нас там как раз одно свободное место имеется! Так что будем сидеть вместе, Паша!

– Ах, вон оно что? Это о-о-очень хорошая новость, – фыркнул Зверев.

«А меня он не догадался спросить, хочу я с ним сидеть или нет?» Динамовец тем временем подхватил Зверева под руку и потащил к пустующему столику у сцены. Когда они уселись, Зверев спросил:

– А это чьи места?

– Ха-ха, ты, наверное, решил, что сейчас сюда подойдут какие-нибудь старички или старушки, но ты ошибся, Паша! Эти два места занимают две замечательные барышни, думаю, что они вот-вот появятся.

– Эти милые барышни такие же замечательные, как ваша Галочка? – помня, как его сосед охарактеризовал толстую администраторшу, съехидничал Зверев.

– Все верно! Замечательные, а вот и одна из наших соседок.

Зверев повернул голову и увидел идущую в сторону их столика высокую пергидрольную блондинку с прической в стиле Гэтсби, с огромной заколкой-брошью в волосах и с сумочкой в руке. Чуть старше тридцати, фиалковое платье, туфельки «Мэри Джейн». Помимо стильного облачения, женщина была недурна собой: правильный овал лица, выразительные серые глаза, пухловатые, но вовсе не портившие ее губы. «Вот уж и мне наконец-то повезло, а наша Галочка и впрямь „замечательная“ женщина, раз умудрилась посадить меня с такой красоткой», – подумал Павел. Первое разочарование, которое Зверев испытал, когда приехал в «Эльбрус», было уже где-то за горами. Когда пергидрольная красавица подошла к столу и поставила на него свою сумочку, Зверев проявил галантность и поднялся.

– Вот она, наша красавица, – не вставая, воскликнул динамовец. – Агаточка, познакомься – это мой сосед Паша!

Блондинка одарила Зверева томным взглядом и протянула руку:

– Агата Ступоневич. Наконец-то в этом зоопарке появилась хоть одна приятная особь. – Павел Васильевич прикрыл рот рукой, не особо оценив брошенный в его сторону сомнительный комплимент.

– Павел Зверев. – Майор пожал тонкие пальцы собеседницы и придвинул для нее стул.

Женщина села и огляделась по сторонам.

– Ого, почти все места заняты. Похоже, нас ждет незабываемый вечер. Нам обещали представление, ну что ж, посмотрим, что это будет. Хотя я сильно сомневаюсь, что увижу что-то шедевральное. Впрочем, какая публика, такой, видимо, и концерт. Боже, тут же не санаторий, а дом престарелых.

Зверев, услышав эту фразу, поджал губы, отметив про себя, что Агата только что сказала то же самое, что пришло и ему в голову по прибытии в «Эльбрус», и почему-то почувствовал угрызение совести.

– А наша Аннушка, как я вижу, снова куда-то запропастилась? – непринужденно продолжала Агата. – Эта глупышка вечно опаздывает. Послала же мне судьба соседку, от которой одни проблемы. Николай, вы ведь знакомы с той толстой теткой, администраторшей?

– С Галочкой? – уточнил динамовец. – В какой-то степени да…

– Тогда, может, вы попросите вашу Галочку, чтобы Аннушку пересадили от нас за другой стол.

– Простите, а зачем?

– Затем, что мне ее и в номере хватает. Нас же, как вы уже знаете, в один номер поселили. Послал Бог соседку: с ней даже поговорить не о чем! Читает свои книжки целыми днями и в номере сидит, точно старая бабка. На экскурсии почти не ходит, в моде не разбирается, только книжки и только процедуры ее интересуют. Она же молодая, зачем ей все эти ванны и прогревания? В общем, скучная она, так пусть к таким же и идет.

Динамовец покачал головой и незаметно подмигнул Звереву.

– Зря вы так, Агаточка. По-моему, Аня очень даже милая и воспитанная девушка. Вы уж простите, но вынужден вам отказать в вашей просьбе. Я не хочу, чтобы бедную девушку швыряли туда-сюда.

Агата фыркнула, отвернулась и надула губки. Зверев с интересом наблюдал за своей новой соседкой. Хороша, ничего не скажешь, а то, что высокомерна, так когда его это останавливало? Вспомнив свои первые впечатления о санатории и то, как он тоже пытался заполучить одноместный номер, Зверев усмехнулся про себя. А ведь, судя по всему, у него с этой фифой много общего. Наклевывается курортный роман? Хотя торопить события пока не стоит, нужно еще какое-то время осмотреться, рассудил Зверев. Опять же из головы Зверева все еще не выходила рыжеволосая скрипачка. По словам его соседа, он скоро ее увидит. Пока Зверев размышлял, Агата перестала дуться и обратилась именно к нему:

– Итак, как вы говорите, вас зовут? Павел? Откуда же вы приехали?

– Из Пскова.

– Из Пскова? – Красотка нахмурила лобик. – Это ведь, кажется, на Урале?

– На Урале Пермь, а Псков находится западнее, на границе с Прибалтикой.

– В самом деле? Ну, ладно. А кем вы работаете?

– Паша у нас оперативник, майор милиции, – вмешался в беседу динамовец.

– О Боже! Еще один сыщик на мою голову! – хмыкнула Агата.

– Еще один?..

– Не один, а одна! Я сейчас говорю о моей Аннушке, точнее, о герое из ее дурацких книг. Наша Анечка помешана на детективах. Когда я пыталась с ней говорить, она мне стала рассказывать про какого-то французского сыщика Дюпона[2], которого она просто боготворит. Я, естественно, не стала слушать эту галиматью и высказала ей все, что я про это думаю.

– Про это – это про что? – уточнил Зверев.

– Про ее книжки. Девушке ее возраста не стоит столько времени тратить на чтение! А если уж так хочется читать, то можно читать любовные романы, но никак не детективы. Детективы – это для мужчин. Все это я ей и выдала, она обиделась, и с тех пор мы почти не разговариваем. Ой, вспомни черта… а вот и она – наша Аннушка! Явилась, наша убогая. Явилась не запылилась.

Обернувшись, Зверев увидел невысокую худенькую девчушку, вошедшую в обеденный зал. Грустные глаза, тоненькая шейка, незатейливое ситцевое платьице в горошек. Девушка подошла к их столику, положила на него потрепанную книгу в бумажном переплете и заняла место напротив Агаты. Когда Аннушка заняла свое место за столом, динамовец проворковал:

– Анечка-дочка, познакомься, это наш новый сосед Павел Васильевич. Он теперь будет с нами за одним столом сидеть.

Зверев скривил лицо, его правая щека дрогнула. Даже на фоне бесцеремонного поведения Агаты, которая выглядела вполне естественно, майора покоробило то, что его новый приятель разговаривает с девушкой так, как разговаривают с маленькими детьми. Девочка и так кажется забитой, а этим наш Микола ее еще больше унижает. Надо будет при случае объяснить ему это. Бедная девчушка. Сколько же ей лет? Скорее на старшеклашку похожа. На фоне роскошно вырядившийся Агаты Анечка и в самом деле выглядела убого.

– Меня Аней зовут. Аня Ткачева, – представилась девушка.

Зверев встал и протянул новой соседке руку. Та, увидев это, замялась, но на рукопожатие ответила. Рука оказалась сухой и на удивление сильной. Девушка выдавила из себя улыбку, отдернула руку и робко склонила голову.

– Наш новый сосед сыщик из Перми, – бодро вмешалась Агата. – Так что теперь у тебя есть с кем обсудить своих Дюпонов и прочих ищеек и сыщиков.

Анна подняла голову и посмотрела на Зверева уже с интересом.

– Вы и в самом деле сыщик?

– Я занимаю должность начальника оперативного отдела в Управлении милиции. Только я не из Перми, а из Пскова…

– Из Пскова или из Перми – какая разница, – фыркнула Агата. – Только давайте уже не будем этот разговор продолжать. Я уже сказала, что не желаю говорить про ваших преступников и сыщиков… Так, нас сегодня будут кормить или нет? Я сегодня столько протопала по горам, что готова съесть целого быка. Где там эти официантки? Николай, может, узнаете у своей Галочки, когда подадут еду?

– Давайте не будем никого торопить, всему свое время, – покачав головой, укоризненно сказал динамовец.

Агата снова надула губки.

Именно в этот момент, к всеобщему удовлетворению, в обеденный зал вошли сразу три официантки в белых халатах и бордовых фартуках, выкатывая тележки, уставленные кастрюлями и тарелками. Пока происходила раздача еды, Агата, которая снова перестала дуться, принялась с запалом рассказывать Звереву про свою поездку в горы, совершенно игнорируя худышку Анечку и Николая.

Когда официантки опустошили свои тележки, они удалились и вскоре появились вновь, раздавая салаты и горячее. Заиграл патефон, штора, закрывавшая вторую нишу, отодвинулась, и оттуда появился длинный как жердь усач в красном бархатном смокинге, поднялся на сцену и, поздравив всех с наступающим Новым годом, принялся гнусавым голоском рассказывать одну из новых миниатюр из репертуара Аркадия Райкина. После этого выступали фокусник и гимнасты, вслед за ними усатый конферансье в дуэте с вышедшей на сцену полноватой певичкой в длинном платье из черного панбархата спел все тем же гнусавым голосом «Прекрасную маркизу». Отдыхающие хлопали в ладоши, смеялись, не забывая о еде и напитках на столах. Сосед Зверева хлопал яростнее всех, красавица Агата то и дело высказывала зачастую нелестные замечания в сторону исполнителей, Анечка же за все это время так и не проронила ни слова.

Когда усатый ведущий объявил Концертную маленькую симфонию Фрэнка Мартина в исполнении Юлии и Прохора Глуховых, две довольно пожилые женщины, которые сидели за соседним столом и постоянно при этом разговаривали, чуть ли не крича, тут же затихли. Пожилой седоволосый бородач-кавказец, до этого тщательно жующий куски шашлыка, тут отодвинул от себя тарелку и вытянул шею. Примерно то же произошло и с остальными. Спустя еще примерно пару мгновений тишина стояла уже во всем зале. Все явно ждали Глуховых, и они вскоре появились. Зверев ощутил общее волнение, его интерес к происходящему усилился.

Прохор вышел на сцену первым и вполне уверенно и без опаски занял нужное место. Несведущий зритель, окажись он на месте Зверева в этот момент, наверняка бы не понял, что молодой красавец-саксофонист – слепой. Вслед за слепым саксофонистом на сцену вышла так заинтересовавшая этим утром Зверева рыжеволосая скрипачка Юлия. Зеленое бархатное платье, коралловые бусы на груди; когда Юлия проходила мимо самого ближнего к сцене стола, один из сидящих за ним гостей санатория – крупный и уже немолодой мужчина с испанской бородкой – встал и попытался коснуться руки женщины, но та отшатнулась и ускорила шаг. Мужчина что-то шепнул женщине вслед, а потом с недовольным видом вернулся за свой стол. Зверев нахмурил брови. Следует присмотреться к этому «красавцу».

Когда Глуховы начали играть, Зверев невольно улыбнулся. Он не считал себя тонким ценителем музыки, но когда тонкий чарующий звук, то бархатный, то густой и строгий, нарушил стоявшую в зале тишину, Павел Васильевич невольно вздрогнул. Юлия начала играть первой. Руки скрипачки перебирали струны, она двигалась в такт исполняемой ею сюиты, смычок то ускорял движение, то неистово взлетал. Когда Прохор Глухов поднял к губам мундштук саксофона, звуки двух инструментов слились в единое целое. Пальцы слепого музыканта бегали по клавишам, щеки слегка надувались, музыка текла, точно горный ручей, кто-то из зрительниц даже проронил слезу. И, пожалуй, единственным в зале, кого совсем не впечатлило выступление супругов Глуховых, стала Агата Ступоневич.

– Довольно слабенькое исполнение, – шепнула она на ухо Звереву. – А уж про ее платье я и говорить не хочу! Талия занижена, плечи излишне обнажены… Одним словом, полная безвкусица и вульгарщина. Да и бусы у нее уж не больно похожи на настоящий коралл, скорее всего, это обычная стекляшка.

– Агаточка! Да прекратите же, наконец! Сколько можно? – не сдержался Николай. – Если вам не нравится, то не слушайте.

– Может, мне еще и уши заткнуть?

– Можешь заткнуть, а заодно и глаза закрой! Так ты и платье ее не будешь видеть, а заодно и бусы, – вдруг тихо проговорила Аня Ткачева. – А лучше всего будет, если ты закроешь свой рот.

И Зверев, и Николай были ошарашены. Ни тот, ни другой не ожидали такого от беспомощной и тщедушной девочки-худышки. Агата побледнела.

– У нашей девочки прорезались зубки. Ну-ну… Вижу, осмелела, ну тогда подожди, я тебе этого не забуду, – едко произнесла Агата.

Она вышла из-за стола, сунула под мышку свою сумочку и, виляя бедрами, покинула обеденный зал. Николай и Зверев переглянулись.

– Давно пора было поставить ее на место, – беззвучно рассмеявшись, заявил Зверев.

Его сосед одобрительно кивнул.

Когда музыка смолкла, под бурные аплодисменты Прохор Глухов поклонился, и вдруг случилось что-то странное. Слепой шагнул вперед и, как будто оступившись, потерял равновесие и выронил саксофон. Юлия среагировала мгновенно. Она подскочила к мужу и ухватила его за руку, уронив при этом скрипку и смычок. Однако удержать мужчину она не смогла. Прохор осел и упал навзничь. В зале раздались крики. Люди, сидящие за столами, вскакивали с мест, администратор Галочка и усатый ведущий в смокинге тут же вбежали на сцену. Юлия упала на колени и стала расстегивать ворот рубашки упавшего мужа, она что-то кричала, но слов было не разобрать. Прохора трясло, он хрипел и тряс головой. Первыми, кто пришел в себя, кроме Юлии, Галочки и усатого ведущего, были Зверев и его новая знакомая Анечка. Они тоже вбежали на сцену.

– Расступитесь! Дайте мне его осмотреть! – рявкнул Зверев и довольно бесцеремонно оттолкнул в сторону сначала усатого ведущего, а потом и бледную, как мел, Галочку. Юлия повернулась и, не отрываясь от корчившегося от боли мужа, безумными глазами посмотрела на Зверева.

– Вы врач?

– Нет! Я из милиции…

– Тогда чем вы сможете ему помочь?

Зверев на мгновение застыл, но тут же присел на колени.

– Дайте мне его осмотреть. Не беспокойтесь, вреда от этого точно не будет.

Юлия нехотя отступила:

– Ради бога, спасите его…

Зверев склонился к слепому музыканту, оттянул слипшееся веко, заглянул в невидящие зрачки, пощупал пульс и повернулся к Галочке:

– Вы уже вызвали скорую?

Галочка вздрогнула:

– Нет…

– Так чего же вы ждете? Срочно вызывайте скорую, звоните в милицию и принесите воды. Я уверен, что вашего артиста отравили.

Галочка побежала звонить, зрители толпились у сцены, бурно обсуждая случившееся. Зверев поднялся и осмотрелся по сторонам.

Когда одна из официанток принесла полный чайник воды, Зверев приказал:

– Заставьте его выпить как можно больше воды.

– Я? – Официантка затряслась.

– Да дайте же мне, – закричала Юлия.

Она все еще стояла у изголовья Прохора и придерживала рукой его голову. Официантка отдала чайник, Юлия с небывалой для женщины ее комплекции силой удерживала трясущегося в агонии мужчину и сумела влить ему в рот с пол-литра воды. Тут Прохора вырвало.

Зверев отошел в сторону и увидел стоявшую неподалеку Аню Ткачеву.

– Спуститесь вниз. Скоро сюда прибудет следственная группа, не стоит отягощать им работу. Вы можете наследить…

– Не бойтесь, я не наслежу.

Девушка достала из кармана носовой платок и, аккуратно обернув им уроненный Прохором саксофон, подняла его и поднесла к носу.

– Понюхайте. Вам знаком этот запах?

Зверев подошел и потянул воздух носом.

– Запах миндаля? Вы хотите сказать…

– Это цианид! Кто-то намазал мундштук саксофона ядом. Если я права, то боюсь, что скорая ему уже не поможет.

Анна оказалась права. К приезду скорой помощи Прохор был уже мертв. Когда тело слепого музыканта вынесли из здания и погрузили в машину, Юлия Глухова стояла в сторонке и смотрела на происходящее безумным взглядом. Зверев курил, придерживая рукой подрагивающую щеку. В эту секунду Павел Васильевич смотрел на в одно мгновение постаревшую на десяток лет Юлию и думал: «А ведь Агата, ругая накануне наряд Юлии, вне всякого сомнения, покривила душой. Платье на рыжеволосой скрипачке даже сейчас выглядит безупречно».

Глава третья

Капитан Зубков, возглавлявший опергруппу, прибывшую на место трагедии спустя полчаса, Зверева совсем не впечатлил: треугольное лицо, изъеденные оспой подбородок и щеки, колючие прищуренные глазенки. Зубков был одет в гражданское и скорее смахивал на обычного кабацкого забулдыгу, чем на бывалого капитана милиции. Пиджак на старшем опере был изрядно помят, застегнутая на все пуговицы рубашка в полоску требовала стирки, а кожаные ботинки буквально молили о гуталине.

Сопровождавший Зубкова белобрысый лейтенант в отличие от своего начальника казался более опрятным: кепка-букле, драповое пальто, широкие брюки и белые «оксфорды» с коричневыми носами. Внешность же парня тоже наверняка не была способна очаровывать женщин. Круглое щекастое лицо, сонные глаза и чрезмерно пухлые губы, как отметил Зверев, делали лейтенанта похожим на огромного бурундука, только что проснувшегося после зимней спячки. Звали парня Никитой Елизаровым. Он повсюду следовал за капитаном, точно телок-переросток, записывал его указания в блокнот и то и дело учтиво кивал.

Остальные сотрудники опергруппы, прибывшие на вызов лишь спустя час после медиков, работали в целом правильно, но несколько суетливо: судмедэксперт при осмотре места происшествия постоянно заглядывал в какую-то книжонку – видимо, справочник; фотограф бесконечно щелкал затвором фотоаппарата, но снимал вовсе не то, что, по мнению Зверева, нужно было снимать; четверо оперативников, разделив всех свидетелей на группы, уже не первый час вели опрос, при этом каждые десять минут отвлекались на перекуры.

Юлия Глухова тем временем сидела за одним из столиков и отрешенно смотрела на происходящее. Зверев устроился за соседним столиком особняком и, несмотря на все свое желание подойти к Юлии, пока что не рискнул этого сделать. Прочие же опрашиваемые из числа отдыхающих и местного персонала то и дело подходили к новоявленной вдове, что-то говорили, сочувствовали и пытались утешить, но женщина никак на это не реагировала.

Когда Зубков лично опросил усатого ведущего и администратора обеденного зала Галочку, он что-то сказал Елизарову и наконец-то подошел к Звереву.

– Мне сказали, что вы из милиции. Вы из какого райотдела, я что-то вас не припомню? – Зубков уселся напротив.

– Оно и не мудрено, я действительно из милиции, но я не местный и являюсь постояльцем санатория, – пояснил Зверев.

– Ах, вон оно что…

– Удостоверение показать?

– Думаю, что лишним это не будет.

Зверев достал удостоверение и вручил его Зубкову.

– Начальник оперативного отдела Управления милиции Пскова, что ж. С этим вопросом разобрались.

Зубков вернул удостоверение.

– Что можете сообщить о случившемся?

– Могу сообщить, что слепого музыканта отравили цианидом. Кто-то смазал мундштук ядом, как результат, мы имеем труп. Что тут еще скажешь?

– Что ж, раз больше нечего сказать, то я вас более не задерживаю. Можете быть свободны… пока.

«Ого! – Зверева покоробило. Он меня отпускает…» Павел Васильевич обернулся и в очередной раз посмотрел на сидящую поодаль Юлию Глухову. Та выглядела такой постаревшей и утомленной, что Звереву снова стало не по себе. Он отвернулся, снова оценил неряшливый вид Зубкова и вдруг решился:

– Слышь, капитан! У меня большой опыт в таких делах, так что… Одним словом, я готов оказать вам помощь в данном расследовании.

Брови Зубкова взлетели, он пренебрежительно фыркнул:

– Вот еще! Мне не нужно, чтобы у меня под ногами путались посторонние. Разберемся как-нибудь без тебя, майор! Приехал лечиться, так лечись, не нужна мне твоя помощь.

Зверев насупился и подался вперед.

– Зря ты так, капитан! Что-то мне подсказывает, что моя помощь лишней не будет.

– Почему это ты так решил?

Зверев решил не обострять ситуацию и соврал:

– Скрипачку уж больно жалко. А я действительно хороший опер. Ты не беспокойся, я тебе мешать не стану…

– Я сказал, нет! Значит, нет!

– Напрасно вы, товарищ, отказываетесь от помощи, – послышался за спиной голос, и Зверев увидел подошедшего к ним динамовца. – Я смотрю, у вас тут все сотрудники молодые, по крайней мере, с виду, а майор из Пскова опытный опер. На вашем месте я бы воспользовался его предложением, как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

– А вы вообще кто такой, чтобы давать мне советы? – окрысился Зубков. – Елизаров, кто этот гражданин, зачем его вообще сюда пустили? Проводи-ка товарища до выхода, пусть не мешает работать.

Елизаров, который как раз перед этим опрашивал соседа Зверева, почему-то не спешил выполнять приказание начальника. Молодой опер открыл было рот, чтобы что-то сказать, но динамовец положил руку ему на плечо и показал Зубкову красную корочку.

– Что это? – Зубков напрягся. – Тоже из милиции? Пенсионное удостоверение? Что?..

Зубков вдруг осекся и вскочил.

– Да, я пенсионер МВД. Зовут меня Медведь Николай Николаевич, в прошлом заместитель начальника Главного управления уголовного розыска города Москвы, комиссар милиции. Надеюсь, что, учитывая мою бывшую должность, вы прислушаетесь к ветерану и его совету.

Зубков огладил подбородок и часто-часто закивал:

– Да… конечно… обязательно прислушаюсь.

– Очень хорошо. Итак, давайте сделаем следующее: вы, товарищ капитан, продолжите расследование данного дела, а майор Зверев будет вам помогать. Здесь у нас чуть ли не сотня подозреваемых. В таком деле любая квалифицированная помощь не помешает. Давайте будем считать, что раз майор Зверев пожелал оказать вам содействие, то пусть он будет при вас, ну, скажем, в качестве консультанта. Вы согласны?

Зубков огляделся по сторонам, словно ища поддержки, и, увидев слегка испуганного Елизарова, снова закивал.

– Вот и добре! – Динамовец повернулся к Звереву: – Ну что, Паша, ты готов выступить в данном деле в качестве консультанта?

Зверев беззвучно рассмеялся: