Сара Мурхэд
Терапия безумия
Посвящается моему отцу Терри, когда-то давшему мне совет: «Тянись к звездам – и доберешься до крыш». Люблю тебя…
Быть может, человек, выбравший зло, в чем-то лучше человека доброго, но доброго не по своему выбору?
[1] Энтони Берджесс, «Заводной апельсин»
Sarah Moorhead
THE TREATMENT
© Sarah Moorhead 2023. This edition is published by arrangement with Johnson & Alcock Ltd. and The Van Lear Agency
© Тулаев В., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Пролог
Двадцать семь лет назад
Грейс затихла, свернувшись клубочком в объятиях матери, словно эмбрион в утробе, и прижалась к ней всем своим маленьким тельцем. Она лежала в полудреме под колючим серым одеялом, мечтая, как позже выйдет играть с другими детьми в огороженный высокой стеной двор. Если они будут вести себя хорошо – получат разрешение сходить в огород. Наверное, ее зернышко уже проросло и зеленый побег проклюнулся над черной землей.
Скоро надзирательница Кейн откроет дверь с шипящим звуком – свишш… Так Грейс ее про себя и называла: Свишш. Обычно мама ко времени прихода надзирательницы уже просыпалась и начинала кипятить маленький чайник, который Грейс трогать не дозволялось. Когда из носика, поднимаясь к окошку, вырывалась струя пара, Грейс воображала, будто следует за ней, выплывая из камеры и перебираясь через стены. Что за жизнь там, снаружи?
Снаружи… О, за стеной огромный пугающий мир, множество людей… Должно быть, среди них полно мужчин. Интересно, они тоже носят форму, как охранники в тюрьме?
В соседней камере запела Лотти – мама Реми. Здесь, среди женщин, Грейс чувствовала себя в безопасности. Конечно, иногда они кричали и ругались – то между собой, то бранили детей. Могли и стукнуть. Все-таки дети бывают вредными, но вот Реми – очень добрый мальчик.
Наверняка он еще валяется на своей узенькой койке за стенкой, хотя скоро уже идти в класс. Опять будет смешить ее на уроке – каждый раз приходится делать ему замечания! Грейс всего пять, а алфавит она уже знает назубок.
Реми на год старше. Кстати, его скоро выпустят. Тут такое правило: если о тебе некому позаботиться, то ты остаешься с мамой, пока не исполнится семь, а потом отправляешься в государственный интернат. Лотти выходит через полгода, так что им с Реми разлучаться не придется.
Мама сто раз уверяла Грейс, что они всегда будут вместе. Это здорово, потому что разлука с мамой даже на одну ночь вызывает настоящий ужас. Они не расставались никогда в жизни. «Не разлей вода», – часто повторяла мама и каждый раз смеялась. Иногда воровали, так что с того? Выживать ведь как-то нужно.
Мама никогда не пела, как Лотти, зато ее заразительный смех поднимал Грейс настроение и заставлял надеяться: все у них будет отлично.
Только не сегодня… Сегодня происходило что-то странное. Почему-то в их камере стояла жуткая тишина. Грейс сделала глубокий вдох и повернулась к маме лицом.
Никто ведь не спит с открытыми веками? Мамины были открыты, и зрачки ее синих глаз превратились в крошечные черные точки.
– Мам?..
Она коснулась пальцем материнской щеки и вздрогнула.
– Мама, просыпайся!
Свишш…
Грейс повернулась к двери.
– Привет, киска, – вздохнула надзирательница Кейн и вдруг остановилась как вкопанная. Не отрывая взгляда от мамы, крикнула: – Лотти!
Какой странный у нее тон… Совсем не такой, как обычно.
– Иду, надзирательница! – прозвучал из коридора мелодичный голос соседки.
Появившись на пороге, она тоже замерла, и ее глаза испуганно расширились.
– Забери ребенка, – тихо приказала Кейн.
– Реми уже с утра о тебе спрашивал, – зашептала Лотти, поднимая Грейс с койки.
Мамина рука тяжело упала на одеяло.
Реми спрашивал? Можно подумать! Он тот еще соня.
– Хочет тебе кое-что показать, – продолжала бормотать Лотти, нежно прижав Грейс к теплой мягкой груди. – Паука, Грейси! Самого большого паука в нашем блоке. Давай-ка поспешим, не то он удерет!
Надзирательница Кейн хрипло заговорила в свою рацию.
Медики? Какие медики? Те самые, что забрали маму Джей, когда она жутко визжала ночью?
Лотти впихнула Грейс в свою камеру и метнулась обратно в коридор. Реми поднял голову: волосы взъерошены, лицо заспанное, помятое, как и наволочка подушки.
– Что такое?
Открыв один глаз, он медленно уселся на кровати, оперся спиной о стенку и подтянул колени к груди.
В их блоке завыла сирена, заглушив завывания Лотти. В коридоре начали собираться женщины.
Реми потер глаза и похлопал ладонью по тюфяку. Забравшись на кровать, Грейс устроилась рядышком с приятелем, и тот укрыл обоих своим одеялом.
Как хорошо, тепло…
Она прикрыла глаза и попыталась выбросить из головы тревогу о маме, забыть о криках в коридоре и о тишине, наступившей после прихода медиков – мужчин в особой форме.
Через несколько минут – а может, через несколько часов – вернувшаяся Лотти присела на колени перед съежившимися на кровати детьми.
– Фельдшеры ничего не смогли сделать, – со слезой в голосе заговорила она. – Твоя мама ушла еще до их прихода, ее уже было не спасти.
Грейс глянула на Реми, словно требуя разъяснений, и в его серых глазах мелькнула несвойственная ребенку мудрость.
– Я о тебе позабочусь, Грейси, – ушел он от ответа. – Клянусь, никому не дам тебя обидеть и ты никогда не останешься одна.
А у Грейс в ушах отдавались слова Лотти: «Ее уже было не спасти…» Пять слов будто выжгли в мозгу каленым железом.
Глава 1
Сегодня
Не такой смерти ожидал Брайан Корриган, не такой…
Уже давно – возможно, несколько лет подряд – он беспокоился, что угаснет от этого кошмарного рака в какой-нибудь больничной палате. Обезболивающее перестанет действовать, а хорошенькие медсестры будут невольно ему напоминать, какой прекрасный мир он покидает.
Еще наклевывался вариант тихо скончаться дома, в окружении любящей семьи. Ничего не вышло: Пола ушла раньше. Брайан вдовел уже двадцать лет, а детям жизнь отца была до лампочки.
На самом деле у него было много лет на обдумывание сценариев собственной кончины. Кто в его возрасте – девяносто три года, без семи сто, подумать только! – не размышляет о том, как все завершится? Любимую жену он потерял из-за сердечного приступа и все еще помнил лицо доктора, выложившего печальные новости. С тех пор мысли о смерти его не оставляли. Более того, Брайан ждал ее с нетерпением.
Только не такую… не настолько грязную и жестокую.
Он ненадолго задумался, в каком виде найдут его труп. Господи, как унизительно! Голова на пропитанной кровью подушке, пижама в бледно-голубую полоску, откинутое на вторую половину кровати одеяло… Каждый вечер со дня свадьбы – в следующем году юбилей, семьдесят лет! – Брайан аккуратно расправлял его для Полы. Машинально выполнял обычный ритуал и после ее смерти будто надеялся, что вот-вот она придет, досмотрев телевизионную программу, и, как обычно, ляжет рядом, источая аромат духов «Шалимар» и зубной пасты «Аквафреш».
Как же это вышло? Слух у Брайана ухудшился уже давно, вот он и не услышал, что в дом вломился посторонний; не слышал ни крадущихся шагов по лестнице, ни скрипа ведущей в спальню двери. Наконец проснувшись, со смятением и страхом обнаружил нависшую над кроватью фигуру.
Вроде бы еще недавно Брайан был молодым, полным сил строителем, вполне способным надрать задницу непрошеному гостю. Когда же он успел превратиться в трухлявое огородное пугало? Время шло, а с ним утекали силы – словно песок в песочных часах.
Такие мысли бродили в его голове, когда Брайан протянул взломщику тонкую пачку денег, зажатую в изуродованных артритом, покрытых старческими пятнами пальцах. Всегда хранил заначку под тюфяком – не доверял ни странным банковским машинам, ни клеркам-роботам. Большинство граждан рассчитывались пластиковыми картами и биочипами – все верно, зачем нужны в наши дни наличные? Разве что покупать наркотики…
От денег взломщик отмахнулся.
– Тогда что вы хотите? Что?..
Голос Брайана от ужаса сорвался на тонкий писк. Первый шок миновал, и теперь его охватила самая настоящая паника.
– Что вам нужно? Я всего лишь немощный старик! Не убивайте меня…
Взломщик молчал.
По морщинистым щекам Брайана потекли слезы, почти скрывшие от него страшную картину: падающая сверху деревянная бита. Он бессильно выставил дрожащие руки навстречу дубинке.
В последние годы жизнь складывалась нелегко. Брайан совсем одряхлел и, потеряв Полу, безвольно и бесцельно плыл по течению. И все же сейчас в нем проснулся древний инстинкт самосохранения: он судорожно цеплялся за оставшиеся ему жалкие дни или годы. Впрочем, к инстинктам примешивалось и чистое упрямство – не так ему хотелось уйти из жизни, не от рук какого-то неизвестного ничтожества.
– Зачем вы это делаете? Пожалуйста, не…
Бита поразила цель с легкостью, с какой чайная ложка разбивает хрупкую скорлупу вареного яйца. Брайан еще услышал низкий издевательский хохот убийцы.
Только тогда до него дошло, чего хотел незваный гость.
Просто увидеть, как Брайан умирает…
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ЛОНДОН11:32Я нахожусь у здания компании реабилитации правонарушителей «Янус правосудие». Сегодня утром здесь собрались толпы протестующих. Общественный гнев вызвало решение правительства одобрить спорную программу лечения под названием «Терапия отвращением», когда преступников заставляют оказаться на месте собственной жертвы.
Как выяснилось, тайные испытания ультрасовременного метода проводились в течение последних двух лет, однако включение правонарушителя в данную программу теперь официально становится одним из возможных приговоров суда, что и вызвало особое возмущение протестующих.
Мне удалось взять интервью у Конрада Бекера, основателя и генерального директора «Янус правосудия». Итак, мистер Бекер, в чем конкретно заключается суть терапии отвращением и в чем, по вашему мнению, причина негативной общественной реакции?
Бекер: Видите ли, Дэн, основной принцип такой терапии – дать преступнику возможность испытать на собственной шкуре моральный и физический ущерб, причиненный его действиями жертве. Естественно, люди настороженно относятся к новым технологиям, однако наш метод является тщательно апробированным и максимально эффективным лечением, которое позволит быстро и с наименьшими затратами реабилитировать преступника, что и составляет главную цель «Янус правосудия».
Дэн: Вы полагаете, что правонарушителям действительно требуется «третий уровень»? Стало быть, первые два недостаточно результативны? Поэтому и приходится прибегать к более жестким мерам?
Бекер: Не совсем так. Первый и второй уровни весьма действенны – однако каждый для своих целей. У всех правонарушителей разные потребности и различные мотивы для совершения преступлений. Например, человек ворует хлеб от голода или по причине психологической травмы – приходилось голодать в детстве; кто-то просто хочет отомстить булочнику за грубость. Мы в «Янусе» идентифицируем подобные мотивы и применяем подходящие к случаю методы «исцеления» правонарушителя, если так можно выразиться.
Дэн: Однако программа исцеления срабатывает не всегда, и порой преступник становится рецидивистом. Это так и есть, мистер Бекер?
Бекер: Оценка в пределах первого и второго уровней не всегда проста. Ряд правонарушителей может быть с равным успехом определен как на один, так и на другой. Именно поэтому порой примененный нами метод оказывается недостаточно эффективным, и тогда они снова попадают в наш центр. Например, на первом уровне мы имеем дело с людьми, совершающими преступления из-за неудовлетворенных основных потребностей – в пище, воде, жилье…
Дэн: То есть вы считаете, что концепция «Новый Лондон» – флагманская программа правительства по обеспечению населения удобным социальным жильем, бесплатным образованием, высококачественной медицинской помощью, по поддержке инвалидов и престарелых, а также достижению полной занятости – провалилась? Ведь если каждый из шагов концепции реализован, причин для преступных действий просто не остается, разве не так?
Бекер: «Янус правосудие» работает в тесной связке с проектом «Новый Лондон» в целях реабилитации правонарушителей, которым каким-то образом удалось проскользнуть сквозь ячейки сети.
Дэн: Что скажете о втором уровне? У многих ли случается рецидив после его прохождения?
Бекер: Позвольте мне закончить мысль. На первом уровне мы реабилитируем преступников, ставя во главу угла их жизненные потребности, однако всегда существует шанс, что они могут вернуться к нам уже на второй уровень – в случае, если правонарушение на самом деле вызвано проблемами психического здоровья, психологической травмой, зависимостью или даже особенностями интеллекта. Нам необходимо помочь этим людям осознать, что именно им предлагается и как наша программа изменит их жизнь, превратив правонарушителя в законопослушного гражданина.
Дэн: Сейчас вы работаете над развитием методов исцеления?
Бекер: За последние семь лет преступность снизилась на пятьдесят процентов, и правительство предусматривает вложение еще большего объема средств на следующую десятилетку. Мы эти деньги осваиваем, создавая революционные методики.
Дэн: Возможны ли рецидивы после прохождения третьего уровня, мистер Бекер?
Бекер: Наше лечение не только результативно, оно еще и обладает долгосрочным эффектом. Если клиент прошел уровень терапии отвращением – он исцелен. Тут мы можем дать абсолютную гарантию.
Дэн: Что вы скажете по поводу общественного возмущения? Ведь протестующие утверждают, что терапия отвращением – всего лишь своеобразная форма мести…
Бекер: Тысячелетиями правосудие придерживалось принципа «око за око», согласны? Не могу взять в толк, отчего именно сейчас люди принялись критиковать этот подход.
Дэн: Спасибо, что уделили время, мистер Бекер.
Дэн Гуннарссон – для «НьюсФлекс».
Когда правонарушитель возвращался в центр, Грейс охватывало разочарование, хотя дело могло быть и не в личности самого клиента, а в обстоятельствах, что привели его обратно.
Она сидела за столом в светлом кабинете для консультаций на двенадцатом этаже здания «Янус правосудия». Окна выходили на Темзу, а на двери висела табличка с ее именем, выписанным золотыми буквами, – Доктор Грейс Гуннарссон. Позади стола на стене красовались разнообразные дипломы: бакалавр медицины, бакалавр хирургии, член Королевского колледжа психиатров… Каждый – в золоченой рамочке. Иной раз Грейс и сама смущалась от их солидного вида. Не приводят ли сертификаты в смятение клиентов? Впрочем, ее босс, Конрад, наверняка так и задумывал.
– Никки, ты вернулась… – Перед ней сидела маленькая женщина, росточком всего-то четыре фута одиннадцать дюймов. – Теперь ты попала на второй уровень, ведь произошел рецидив. Понимаешь? – мягко спросила Грейс. – Дело в том, что первый уровень тебя не исцелил.
Грейс перешла в штат второго уровня программы восемь лет назад – повысили по службе. Начальство решило, что ее медицинское и психиатрическое образование заслуживает использования для более сложных задач. Если у клиентов после прохождения первого уровня оставались проблемы, система обязана была копать глубже; как раз тут и пригодились знания Грейс.
Никки растерянно заморгала.
– Итак, после первого твоего правонарушения мы подыскали тебе жилье, однако эта мера по какой-то причине не подействовала. Поэтому добро пожаловать на второй уровень – посмотрим, как помочь тебе психологическими методами.
Не сумев определить по лицу женщины, дошла ли до нее информация, Грейс продолжила:
– Мы изучим твою эмоциональную сферу, выясним, о чем ты думаешь, и определим, как сделать, чтобы программа твоей реабилитации на сей раз сработала.
Грейс приветливо кивнула, всем своим видом показывая, что клиентке предлагаются прекрасные возможности. Никки кивнула в ответ и пробормотала:
– Чтобы лучше мне помочь…
– Да, верно.
В глазах женщины мелькнуло подозрение. Впрочем, как ее винить?
Клиентов первого уровня служащие центра обычно называли «Отчаявшимися». Грейс никогда так не говорила, однако признавала: прозвище меткое. «Отчаявшиеся» в прошлой жизни бродяжничали, не зная, где и когда в следующий раз удастся добыть еды, питья или получить медицинскую помощь. К этому разряду относилась и Никки при первом своем попадании в «Янус», находящийся в двух милях от мирового суда, где была осуждена за самовольный захват жилья.
Теперь она сидела напротив Грейс, прикрыв лицо засаленным капюшоном и теребя красными обветренными руками поношенные джинсы. Грейс перевела взгляд на ее старые рваные кроссовки и непроизвольно, повторяя движения Никки, разгладила свои кремовые льняные брючки.
– У меня их не заберут? – жалобно, словно обиженный подросток, всхлипнула Никки. Быстро взглянув на Грейс, она тут же отвела глаза в сторону.
– Детей? Не заберут, я об этом позабочусь. Однако взамен тебе придется со мной поработать.
Ей вспомнилась видеозапись с полицейских камер. Полгода назад копы нагрянули в незаконно захваченный дом, и среди находившегося там отребья им попалась Никки – единственная из обитателей притона, кто не употреблял наркотики. Маленькая женщина съежилась в углу, словно бездомная кошка, прячущая своих котят – двух детишек под грязным одеялом. Пытаясь защитить их от вторжения, она плакала так безнадежно, что у Грейс при воспоминании о ее рыданиях до сих пор щемило сердце.
Она провела рукой по черной стеклянной столешнице, и перед ее глазами возникло нескольких цифровых документов. Вся жизнь Никки Пэйтон: отчеты о физическом и психологическом состоянии, заключение специалистов первого уровня, судебные протоколы, даже свидетельства о рождении детей. Также появились обработанные в виде диаграмм показания биосканера, снятые с Никки, как только та переступила порог кабинета: пульс, температура, степень стресса и прочие индикаторы.
Грейс просмотрела отчеты, пока Никки молча ждала с трясущимися губами. Что станет с бедняжкой, если не удастся найти решение? Бедная, кроткая, простая душа, как же ей не везет…
– Никки, милая, это ведь не конец света, а всего лишь второй уровень. Поверь, мы все уладим.
Она протерла столешницу салфеткой и включила эмоциосоник – устройство, распространяющее волны на особой частоте, обладающие свойством успокаивать психику. Затем окинула Никки оценивающим взглядом, пытаясь обнаружить то, до чего никогда не добраться биосканеру. Обесцвеченные светлые волосы, большие карие глаза – клиентку вполне можно было бы назвать хорошенькой, если забыть о затравленном взгляде.
– Вы ведь копаетесь в мозгах? – по-прежнему со слезой в голосе спросила Никки.
– Да, я психиатр, – невольно улыбнулась Грейс. – Исследую работу твоего мозга, спектр эмоций и тем самым помогаю тебе осознать собственные потребности. Это необходимо, чтобы направить тебя на верный путь.
Осознать потребности… Клиенты второго уровня также имели меткое прозвище – «Нуждающиеся». Грейс изучала правонарушителей и предлагала решения, хотя каждый из возможных вариантов укладывался в жесткие рамки государственного стандарта. Сама работа психиатра на втором уровне была исключительно многообразна и требовала специфических знаний и навыков – иначе назревший нарыв не вскрыть. Например, на этой неделе ей удалось выявить у жестокого преступника повреждение мозга после несчастного случая в детстве. Пришлось направить его в хирургическое отделение: возможно, там клиенту помогут избавиться от патологической жестокости – во всяком случае, Грейс на это надеялась.
– Давай-ка возьмем у тебя кровь – возможно, анализ даст нам больше информации.
Грейс поднялась, достала из шкафчика легкий металлический браслет и двинулась к Никки. Та испуганно вжалась в спинку стула.
– Больно не будет. Это секундная процедура.
Наконец Никки вытянула руку. Грейс надела браслет на тонкое запястье, и прибор самостоятельно охватил его плотным кольцом. Уже через секунду-другую браслет разжался. Никки вернула его Грейс и недоверчиво исследовала отпечатавшийся на коже маленький кружок из красных пятнышек.
Грейс вставила прибор в анализатор, и через несколько минут отчет всплыл на столешнице. Она регулярно проводила клиентам скрининг на химический и гормональный дисбаланс, исследуя уровни норэпинефрина, дофамина, серотонина и тестостерона. Сбои идеальных соотношений могли стать чисто физиологической причиной для совершения некоторых видов преступлений. Грейс подозревала, что причина криминогенных наклонностей Никки кроется в серьезном нарушении эмоциональной сферы. Скорее всего, психологическая травма или недостаток родительского внимания в детстве.
С подобными явлениями ей приходилось сталкиваться не раз. Был, например, один ужасный случай с женщиной, воровавшей лекарства для своего младенца, который уже две недели как скончался. Мать его смерть признавать не желала. Крошечный трупик, завернутый в голубое одеяльце, не шел у Грейс из головы.
Хорошо, что Никки Пэйтон не могла заглянуть Грейс в душу, иначе увидела бы, насколько детство психиатра походило на жизнь ее ребятишек. Интересно, стала бы она после такого экскурса доверять Грейс больше?
Прошло много лет после смерти Лотти и исчезновения Реми, и Грейс хранила события своего детства в тайне ото всех, даже от супруга, Дэна.
Никки, как и мать Грейс, была матерью-одиночкой. Теперь детей перестали сажать в тюрьму с мамой, не подвергали наказанию за грехи родительницы. Вне всяких сомнений, в прошлом поступали ровно наоборот с вполне благими намерениями: не разлучать семью. Пожалуй, Грейс отправит Никки с ребятишками в Агрокомплекс, «рекреационный лагерь для преступников», как окрестил его Дэн в одной из самых спорных статей для «НьюсФлекс».
Жизнь Грейс могла сложиться совершенно иначе, если бы ее матери были доступны те виды помощи, что предлагались сегодня. С другой стороны, прошлое стало для нее благословением – оттуда и брали начало инстинктивное желание понять потребности клиента, проанализировать их и выдать ответную реакцию, позволяющую отвратить человека от правонарушений. Профилактика куда лучше, чем лечение, говаривала Лотти. Похоже, правительство наконец-то согласилось с ее теорией.
Концепция «Новый Лондон» оказалась невероятно успешной, и кабинет министров решил инвестировать миллиарды в развертывание аналогичных программ по всей стране. Для начала выбрали Ливерпуль, Манчестер и Ньюкасл. Затраты огромные, однако считалось, что они окупятся сторицей.
Грейс отбросила прошлое в сторону, задвинув его в самый дальний уголок памяти, и сосредоточилась на высвечивающихся на интерактивной столешнице документах:
По решению суда помещена в дом брата в Хэкбридже… Однако сигнал биочипа зафиксировал ее местонахождение в Тауэр-Хамлетс… Нарушила условия… Обнаружена полицией в самовольно захваченной квартире… Уличена в кражах консервированного молока, питательных комплексов и стручкового гороха…
– Почему ты не исполнила судебный приказ? – мягко спросила Грейс.
Никки лишь покачала головой и сжала губы.
– Расскажи, что заставило тебя уйти из дома брата?
Возможно, придется провести сеанс гипноза – иначе до глубинных мотивов не доберешься…
– Никки, я хочу тебе только добра, но ты и сама должна себе помочь.
Тишина…
– Ты уже побывала на первом уровне и сейчас попала на второй. Что дальше? У тебя единственный шанс. Подумай о своих детях!
Никки подняла взгляд, и в ее глазах блеснул гнев.
– Я не дам отнять у меня ребятишек!
– Никто не собирается их отнимать. Однако если ты не будешь сотрудничать…
Никки вскочила с диким криком:
– Вы их не заберете! Я здесь не останусь! Верните мне детей, немедленно!
Грейс тоже поднялась, но голос не повысила:
– С ними все хорошо, Никки. Они внизу, в детской комнате. Если ты хочешь наладить жизнь, надо идти нам навстречу. Так будет лучше… для всех вас.
Сигнал биосканера окрасил столешницу Грейс в красный цвет, когда Никки бросилась к двери.
– Вы их не отнимете! – Она ударила ладонью по цифровой панели на стене и завопила: – Феликс! Эйнджел!
Дверь открылась, и проем полностью заслонила фигура санитара клинического отделения – огромного чернокожего мужчины лет под шестьдесят. Невозмутимо принимая удары от пытающейся вырваться наружу Никки, он посмотрел на врача в ожидании распоряжений.
– Придержите ее, – скомандовала Грейс.
Джордж тут же стиснул Никки в могучих объятиях, прижав ее руки, и развернул лицом к кабинету. Грейс достала из ящика стола назальный спрей-транквилизатор.
– Нет, нет! – закричала женщина, когда Грейс сделала к ней шаг.
Подняв обе ноги, Никки выбросила их вперед, и подошвы ее кроссовок оставили грязные следы на льняных брючках Грейс. Та отлетела назад, выронив спрей, заскользивший по полу в дальний угол.
– Ничего, доктор Джи, – пробасил Джордж. – У меня есть баллончик.
Высвободив одну руку, он пошарил в карманах униформы, продолжая второй удерживать Никки. Та вновь махнула ногой, и Грейс отступила на шаг.
– Полезная штука, – с улыбкой пробормотал Джордж, бросил спрей врачу и вновь мягко сомкнул свой захват.
Грейс распылила жидкость из баллона в нос Никки, и через несколько секунд та перестала сопротивляться. Ее ноги подкосились, и Джордж, аккуратно усадив женщину на стул, негромко сказал:
– Все хорошо, милая. Доктор Джи здесь самая лучшая. Она занималась моей сестрой Алейшей, так что я точно знаю: и с тобой все наладится.
Грейс улыбнулась, вспомнив сестру Джорджа, подмигнула ему, и санитар, неуклюже развернувшись, вышел из кабинета.
Грейс опустилась на колени рядом с тяжело дышащей Никки, сидящей с багровым лицом. Совсем успокоилась она лишь через несколько минут. Как только из глаз пациентки пропали последние признаки ярости, Грейс спросила:
– Так почему ты ушла из дома брата?
– Он меня постоянно бил, точно так же, как и отец, – пробормотала Никки. – Боялась, что примется и за детей.
У Грейс екнуло сердце.
– Чем я заслужила побои? Все меня колотили – и отец, и бывший муж, и вот теперь брат…
– Ох, Никки… Почему же ты сразу не рассказала? Мы могли бы изменить место твоего содержания.
– Опасалась, брат заявит – мол, она все врет. Кто мне поверит? – Она наклонилась и спрятала лицо в ладонях. – Я просто больше не могу…
– Ну-ну, не сдавайся, – подалась к ней Грейс и похлопала по плечу. – Я тебя не брошу. Мне нужно убедиться, что с тобой и детьми все благополучно. Обещаю тебе!
Никки тяжело выдохнула.
– Пишем отчет, – скомандовала Грейс, и на столешнице открылся пустой бланк. Она заговорила, и документ начал заполняться лаконичными рекомендациями. – Никки Пэйтон следует отправить на исцеление в Агрокомплекс сроком на шесть месяцев. Детей необходимо оставить при матери. Конкретные терапевтические меры и медикаментозное лечение согласовать после более подробного изучения. Конец отчета.
Она погладила Никки по спине.
– Там ты будешь в безопасности. Детям понравится, вот увидишь. В Агрокомплексе есть игровые зоны и прекрасные возможности для учебы. Тебя тоже обучат некоторым навыкам – легче будет найти работу, когда выйдешь из программы. Управляющую я хорошо знаю. Шэннон за тобой присмотрит, а я планирую приезжать раз в неделю – погляжу, как у тебя идут дела.
Никки опустила напряженные плечи, медленно моргнула и улыбнулась. Улыбка сразу преобразила ее лицо.
– Вот и хорошо. А теперь пошли заберем детей. Я распоряжусь, чтобы вас начали готовить к отъезду.
Никки неуверенно поднялась и двинулась к двери, тяжело опираясь на руку Грейс. Джордж уже ожидал в коридоре, готовясь сопровождать клиентку. Так или иначе, Никки оставалась правонарушителем.
– Сегодня вы получите горячую пищу и чистую постель. Утром почувствуешь себя куда лучше, я уверена.
Никки зашаркала по коридору, а Грейс, вернувшись за стол, принялась заполнять разнообразные формы. В процессе работы на столешнице высветился бюллетень «Януса», и глаз выхватил из текста знакомое имя в сводке министерства юстиции. Сколько уже лет Грейс ничего о нем не слышала?
Реми Джеймс Уилсон… Черт возьми, что он натворил?
Почему судьба заставляет одного человека выбрать прямую дорожку, а другого – кривую, если в детстве они находились примерно в одних и тех же условиях? Грейс, преисполненная решимости пробиться наверх, выбрала свет. Реми, по всей видимости, тьму.
Палец Грейс завис над ссылкой.
Реми, ее молочный брат, защитник, лучший друг… Любовь, которую Грейс к нему испытывала, была самым чистым чувством на свете.
Конрад Бекер, с шумом ворвавшись в кабинет, грубо прервал ее размышления.
– Грейс, знаю, вы заняты, но у нас сегодня дефицит кадров. Как говорится, свистать всех наверх, – заговорил он с неистребимым американским акцентом, который так и не смог изжить за десять лет, проведенных в Соединенном Королевстве.
Грейс озадаченно взглянула на босса.
– Вы нужны мне на третьем уровне.
Ее сердце пропустило удар.
– Конрад, вы ведь в курсе, как я отношусь к третьему уровню. Кроме того, ко мне сегодня назначено много клиентов. Вряд ли я смогу…
– Простите, Грейс, нам требуется психиатр, иначе мы не имеем права приступить к процедуре. Мириам приболела, а кроме вас, сегодня в «Янусе» других специалистов с необходимой квалификацией просто нет.
– Разве нельзя отложить процедуру?
– Увы, нельзя, – решительно ответил Конрад.
Грейс недоверчиво покачала головой.
– Но я не в состоянии…
– Вы знакомы с правилами? В процедуре должен участвовать психиатр, иначе ее следует отменить. Вам не придется ничего делать, просто присутствовать. Жертва уже в комнате для свидетелей, – зашептал он. – Я не могу предложить ей прийти в другой день. Жестоко заставлять ее мучиться…
Босс смотрел с такой надеждой, что Грейс, неохотно поднявшись, пошла к двери, каждым шагом выказывая несогласие с решением начальства.
Конрад знал ее слабое место.
Глава 2
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ УГОЛОВНЫЙ СУД, ЛОНДОНМесяц спустяНоа Бегброка сегодня приговорили к прохождению третьего уровня (к сеансу терапии отвращением) по обвинению в поджоге дома его бывшей девушки Корины Сондерс, получившей обширные ожоги. «Жестокое и бессмысленное злодеяние, – прокомментировала в заключительном слове преступление Бегброка судья Бамбер О’Мэлли, – целью которого стало желание домашнего тирана покарать Корину Сондерс за решение вырваться из его хватки».
Предполагается, что мисс Сондерс будет присутствовать при отправлении правосудия в «Янусе», в связи с чем возникает вопрос о психологическом воздействии на саму жертву, поскольку она вновь наблюдает перенесенное ею испытание на экране, пусть и в виртуальном исполнении. Подобные компьютерные имитации, так называемые «короткометражки», представляют преступника в роли жертвы, однако некоторые психологи заявляют: подобный опыт способен усугубить травму, пережитую пострадавшим.
Тем не менее терапия отвращением имеет сторонников. Ряд министров правящего кабинета, пресса правого толка и многие представители общественности выразили начинанию поддержку. С их точки зрения, терапия отвращением представляет собой адекватную реакцию правосудия, а жертва вправе сама решать, хочет ли присутствовать при процедуре.
«НьюсФлекс» попытался пообщаться с некоторыми из них, уже наблюдавшими данную манипуляцию над своими обидчиками, однако все они отказались от комментариев, сославшись на подписанное соглашение о конфиденциальности, запрещающее раскрывать любые подробности.
Дэн Гуннарссон – для «НьюсФлекс».
Грейс как могла сопротивлялась желанию сбежать. Зрелище, которое ей предстояло увидеть, не забудется никогда в жизни – это она знала точно.
Раньше она не посещала клиническое отделение третьего уровня, а на этот день Конрад сделал для нее временный допуск. Стены небольшого кабинета были выкрашены в темно-серый оттенок, что многократно усиливало ощущение клаустрофобии. В центре стояло черное кресло с откидывающейся спинкой; в целом складывалось впечатление стоматологии, которую дантист почему-то решил отделать в зловещих тонах, отказавшись от обычного белого цвета.
Температура в помещении начала повышаться, и экран, расположенный перед креслом, замигал оранжевыми и красными язычками пламени. В полумраке его неверный свет отражался от огромного окна напротив двери, за которым находилась комната для свидетелей.
Грейс не могла себя заставить взглянуть в ту сторону.
Убежать отсюда Ноа Бегброк не имел никакой возможности. Перекинутый через грудь фиксирующий ремень надежно удерживал его в кресле, а назальный спрей-транквилизатор лишил желания сопротивляться. И все же преступник был возбужден: его руки совершали беспорядочные движения, а темные глаза неотрывно смотрели на пылающий перед ним виртуальный огонь. Ноа знал, что ему предстоит, – сам заставил свою жертву пройти через подобное испытание.
Грейс тяжело вздохнула. Оказаться бы сейчас этажом ниже, на втором уровне… Там занимались совсем другим: удовлетворяли насущные потребности осужденных. Именно на это она и рассчитывала, устраиваясь на работу в «Янус». Удовлетворять потребности и лечить. На третьем уровне задачи были совершенно иными.
Точно ли люди остро нуждаются в том, что здесь предлагают?
Ее взгляд метнулся к окну. Может, кое-кто и нуждается…
Некоторые считали, что «Янус» заходит слишком далеко; отсюда протесты у здания центра и у парламента.
Имелась и другая точка зрения: приговор к исцелению в «Янусе» – слишком мягкое наказание. Преступники получают прекрасный шанс ускользнуть от тюремного срока, говорили недовольные. Радикальное их крыло представляло собой тайное движение народных мстителей, ни во что не ставящих закон.
Бегброка признали виновным, а затем подвергли скринингу и оценке на втором уровне. Грейс работала в команде, занимавшейся его случаем. Увы, на втором уровне предложить осужденному было решительно нечего: им не удалось выявить ни химического дисбаланса, ни психических заболеваний, ни детских душевных травм. Объяснений жестокости Бегброка не находилось. На первом и втором уровнях обычно определяли побуждающие к преступным деяниям факторы, лежащие в области биологии и жизненных обстоятельств. На третьем же по большей части имели дело с нравственной составляющей.
В комнате для свидетелей было темно, в окне мелькали лишь смутные тени. Ну и слава богу… Грейс отвела взгляд. Температура в помещении поднялась еще выше. Жаль, никто не предупредил, что процедуре подвергнется поджигатель, – ни в коем случае не надела бы джемпер и колготки.
Чертов Конрад, в какую мерзость он ее втянул…
– Не хочу-у-у… – заныл Бегброк, с тревогой уставившись на вставленный в вену катетер.
Он пробежал глазами по шлангу внутривенной капельницы, затем его взгляд добрался до Эбигейл, клинического специалиста третьего уровня, заменяющей флакон с раствором.
– Не хочу… – повторил он.
Грейс изучила стоящий рядом с креслом металлический лоток с упаковками препаратов, названия половины которых она даже не слышала.
– Поздновато для возражений, или ты так не считаешь, Бегброк? – хмыкнула Эбигейл, ничем особо не примечательная женщина среднего роста с пшеничными волосами.
Не слишком привлекательная – разве что глаза необычного цвета, светло-карие с желтым отливом, сверкающие в оранжевых бликах экрана, словно куски янтаря. Грейс никогда не видела таких глаз. Ее невольно восхитили спокойствие и бесстрастность Эбигейл – сама она умением полностью подавлять чувства похвастать не могла.
Господи, как ей удается справиться с эмоциями? Ведь изо дня в день просматривает на своем экране сцены самых разных преступлений! Наказание для злодея оборачивается карой для человека, исполняющего приговор…
Одна из статей Дэна для «НьюсФлекс», популярнейшего новостного сайта, вышла под названием «Тюремщик сам становится узником». Знал бы он…
– Не хватает мужества вспоминать, что натворил? – прошептала Эбигейл, проверяя надежность крепления катетера.
Бегброк бросил на нее умоляющий взгляд. Чего он, собственно, ожидал? Ласк и утешений?
Раствор пошел в капельницу, и через несколько секунд глаза преступника остекленели, остановившись на экране.
Эбигейл провела пальцем по дисплею портативного коммуникатора, затем ткнула в определенную точку. Сквозь прозрачный кристалл проглядывали бледные зеленые и синие прожилки материнской платы. По ярко засветившемуся экрану перед креслом побежали столбики цифр.
Неужели возможно исцелить психику преступника с помощью одной-единственной процедуры? Терапия, которой занималась Грейс, порой растягивалась на несколько месяцев, лишь тогда удавалось добраться до сути проблемы и вернуть клиента в общество законопослушным гражданином. Разумеется, работа сильно сказывалась на ее эмоциональном состоянии. Ирония судьбы, повторял Дэн… К подобной деятельности следует привлекать людей, склонных к эмпатии, а между тем она оставляет неизгладимый отпечаток на их психике.
Вряд ли он обрадуется, узнав, где Грейс пришлось сегодня побывать. С другой стороны, для него как для журналиста ее новый опыт будет любопытен. Все же публика неплохо представляла себе происходящее на первых двух уровнях программы, а вот третий – тайна за семью печатями.
Грейс часто приходилось использовать в своей деятельности различные медикаменты – как правило, анксиолитики и антидепрессанты. Более того, совместно с фармацевтами она участвовала в разработке новых препаратов, способных эффективно помочь пациентам. Должно быть, в емкостях на лотке находятся весьма сильные наркотики, раз Эбигейл вводит их с помощью капельницы. В одном флаконе точно релаксант, в другом – психотропное. Интересно, что в третьем? Уровень терапии отвращением работал в обстановке строжайшей секретности…
Грейс подавила разгорающееся любопытство. Зачем ей знать? Она здесь первый и последний раз.
Эбигейл, словно прочитав ее мысли, шепнула:
– Вы как?
Грейс молча кивнула, хотя и не могла унять невольную дрожь.
Из комнаты для свидетелей послышался слабый вскрик, когда на экране появилось лицо молодой женщины, уставившейся сияющими карими глазами в лицо Бегброку. Длинные темные волосы, расчесанные на прямой пробор, гладкая загорелая кожа с единственным милым дефектом – родинкой в виде слезинки на левой щеке. Девушка улыбалась, не замечая бушующего вокруг нее виртуального пламени.
Мораль Грейс восстала против происходящего, и она ощутила прилив адреналина. Увы, придется выбросить из головы неприятие терапии отвращением, чтобы пережить следующие полчаса. Потом она устроит скандал Конраду, втянувшему ее в эту историю. Разве у них в контрактах не записано: «сотрудник имеет право не совершать действий, не находящих у него нравственного оправдания»?
Интересно, что оправданного с моральной точки зрения находила в процедуре Эбигейл?
Бегброк мелко затряс головой, однако отвести затуманенных глаз от девушки на экране не сумел. Та по-прежнему улыбалась. Знала бы она, на кого смотрит – ей было бы не до улыбок.
– Как тебя зовут? – резко спросила Эбигейл.
– Ноа, – пробормотал преступник, не сводя взгляда с экрана.
– Еще не созрел, подождем пару-тройку минут.
Эбигейл покачала головой и на несколько секунд будто отключилась, а Грейс тем временем с тревогой гадала: – что будет дальше?
– Все, готов, – внезапно ожила Эбигейл. – Видите, как сузились зрачки?
Она уставилась в коммуникатор и снова ткнула пальцем в дисплей. В помещение густо повалил очищенный фильтрами дым. Достав из-за стенной панели две маски, Эбигейл передала одну Грейс.
Очевидно, Бегброк находился под воздействием мощного наркотика, который заставит его взглянуть на свое преступление с другой стороны, и Грейс не могла его не пожалеть. Затем ее мысли вернулись к Корине Сондерс, получившей по вине мерзавца страшные ожоги. Та наверняка согласилась бы на подобную меру наказания. Вероятно, даже потребовала бы. Грейс восстановила внешнее спокойствие, однако чувства внутри так и бурлили.
Эбигейл впилась янтарными глазами в ее лицо и предупредила:
– Включаю эмоциосоник.
Звуковые волны, обладающие терапевтическим эффектом, теперь использовались повсеместно. В спортзале, где к ним добавляли музыкальное сопровождение, – для бодрости, в больнице – для исцеляющего воздействия, в школе – для сосредоточенности и усваивания информации. В «Янус правосудии» эмоциосоники имели схожий функционал, только со знаком «минус»: здесь требовался негатив, чтобы воздействие на правонарушителя оказалось как можно более неприятным.
Собравшихся за окном людей прикрывал тонкий щит из едва заметной, встроенной в стекло сетки, но в кабинете приходилось надевать наушники, препятствующие проникновению волн. Эбигейл передала пару наушников Грейс. Та надвинула их на уши, сделала несколько глубоких вдохов и приняла своего рода оборонительную стойку, словно готовясь отразить удар.
– Вот такой у нас процесс. Ждем, пока медикаменты не начнут действовать, а затем демонстрируем преступнику подготовительные ролики. После них начнется настоящее шоу.
Грейс судорожно сглотнула пересохшим горлом.
Ролик с Кориной повторялся раз за разом – по экрану бежали ее снимки до пожара и после. Воздействие на зрителя было фантастическим: Бегброк как завороженный наблюдал то за счастливой улыбающейся девушкой, то ежился при виде фотографий ее же обугленного, красно-черного лица. Грейс и сама подобную метаморфозу ощущала словно удар под дых.
Эбигейл бросила взгляд на мониторы, отражающие основные жизненные показатели Бегброка.
– Дополнительные меры предосторожности на самом деле не повредят, – пробормотала она, покосившись на окно комнаты свидетелей.
Меры предосторожности?..
– Вы можете не смотреть. Боюсь, зрелище вас немного расстроит, – тактично посоветовала Эбигейл.
Тюремщик становится узником…
Сама Эбигейл отвернуться и не подумала.
Грейс все же бросила быстрый взгляд на экран. Теперь камера показывала гостиную в мягких пастельных тонах. Задернутые шторы, лампы, отбрасывающие рассеянный свет… В большом зеркале над камином отражалась сидящая на диване темноволосая женщина с коммуникатором в руках – должно быть, читает или смотрит развлекательную программу.
Дым стелящимся туманом заволок пол процедурной, а из динамиков зазвучал треск горящего дерева. Бегброк менялся буквально на глазах. Нижняя челюсть отвисла, и он съежился в кресле, уставившись пересохшими глазами в экран.
– Как тебя зовут? – вдруг громко спросила Эбигейл, и Грейс едва не подпрыгнула от неожиданности.
– Корина… – прошептал Бегброк. – Корина Сондерс…
Девушка на экране испуганно подпрыгнула, когда горящая ракета, пробив стекло, влетела в гостиную и упала точно в ее центре. Раздался взрыв, и над полом ярким цветком поднялся шар жидкого огня.
– Что с тобой сделал Ноа Бегброк? – продолжила допрос Эбигейл.
Несколько секунд преступник лишь стонал, закрывая лицо руками, а потом заговорил высоким мягким голосом. Явно не мужским.
– Он мой… он мой бывший парень. Ужасный человек, жестокий. Унижал меня как мог… Я пыталась с ним порвать.
Подробности они знали и без этого рассказа – протоколы судебных заседаний в центре имелись. В любом случае сегодня речь шла не о выяснении обстоятельств преступления – преступника следовало наказать, добраться до самых глубин его души.
Эбигейл снова коснулась дисплея, и дым сгустился. У Грейс создалось впечатление, будто она присутствует на спиритическом сеансе позапрошлого века, наблюдая за ведущей, вызывающей дух жертвы при посредстве медиума-преступника.
– Я сказала ему, что между нами все кончено, но он… он ответил… ответил… – Бегброк закашлялся. – Якобы я никому не буду нужна, когда он со мной распрощается.
Бегброк выпрямился и сжал руками подлокотники кресла. Вены на его покрытых черными волосами предплечьях вздулись, сухожилия запульсировали. Он издал странный высокий звук, а затем тяжело откинулся назад, словно опустошенный медиум, обмякший после окончания спиритического сеанса.
Грейс разглядела на его плече свежую темно-синюю татуировку, которую делали всем правонарушителям перед прохождением курса исцеления, – изображение Януса, двуликого древнеримского божества. Одно лицо было обращено в прошлое, второе – в будущее, а в середине вырисовывалось третье. Над головой бога расцветал пышный красный ореол. Паста, которой наносили рисунок, после прохождения программы выцветала, однако время исчезновения рисунка зависело от тяжести содеянного. Татуировка служила предупреждением и напоминанием.
– Он напал на ваш дом? Все верно? – бесстрастно осведомилась Эбигейл, поправляя вставленный в безвольную руку Бегброка катетер.
Вела она себя совершенно спокойно. Рано или поздно все равно докопаюсь до сути, – прочла Грейс в ее лице.
– Он много раз бывал у меня и последний раз отключил пожарную сигнализацию, – нежным женским голосом заговорил Бегброк. – Думал, пожар застанет меня во сне. Рассчитывал, что я умру!
Его взгляд заметался по кабинету, дыхание участилось.
– Огонь! Вся комната в огне!
Компьютер среагировал на его возбуждение, и треск горящего дерева стал громче, жар усилился, а потом случилось самое мерзкое: помещение заполнил запах горящей плоти.
Грейс едва не стошнило. Пошатнувшись, она закрыла лицо ладонями, забыв, что на ней маска. Эбигейл схватила ее за руку, впилась ногтями в кожу, и Грейс попыталась взять себя в руки – все же они на виду у людей, собравшихся в комнате для свидетелей. Наконец Эбигейл ослабила хватку, взяла с лотка последний флакон и подключила его к капельнице.
Через несколько секунд Бегброк задергался в кресле, пытаясь вырваться из пут. Глаза его дико расширились, он закашлялся и в панике завопил:
– Я хочу выйти! Хочу выйти!
Грейс бросила обеспокоенный взгляд на Эбигейл, однако та стояла с каменным лицом. Бегброк медленно поднял руки, ощупал свое лицо и завизжал.
Черт, да что они ему вкололи? С чего такая реакция?
Грейс обернулась к экрану. Там, пытаясь выбраться из горящего дома, визжала объятая огнем прекрасная девушка.
Грейс решила, что с нее хватит, и в ужасе кинулась к двери кабинета. Пробежала мимо окна комнаты для свидетелей, бросив на него мимолетный взгляд. Кое-что рассмотрела: две изуродованных ожогами руки, прижатые к стеклу. На одной из них то ли не хватало пальцев, то ли они слиплись по два… Последним, что увидела Грейс, стали ладони с красными шрамами и бесформенное обгоревшее лицо некогда прекрасной Корины Сондерс, наблюдающей за отправлением правосудия.