– Почта? Молочник? Газеты?

– К нам домой ничего не доставляют, Зеб. – Она обернулась назад. – Папа, в Логане кто-нибудь знает, куда мы поехали?

– Доктор Картер, насколько мне известно, в Логане никто не осведомлен о самом факте нашего отъезда. Я многие годы жил в кишащей сплетнями академической среде и приложил большие усилия, чтобы обеспечить себе приватность.

– Ну, тогда предлагаю всем расслабить ремни и прикорнуть. Пока до Логана не останется десять минут ходу, делать нам все равно нечего.

– Доктор Картер…

– Зовите меня просто Зеб, папочка. Привыкайте.

– Хорошо, сын, пусть будет «Зеб». На восемьдесят седьмой странице вашей монографии, после уравнения один-двадцать один, в разделе о вращении шестимерных пространств положительной кривизны, вы пишете: «Из этого следует, что…» – и сразу после этого приводите уравнение один-двадцать два. Как это у вас получается? Я не возражаю, сэр, – напротив! Но в своей собственной неопубликованной работе мне пришлось потратить на это преобразование добрый десяток страниц. Вы к этому пришли интуитивно? Или просто опускаете подробности для удобства публикации? Поймите, это с моей стороны не критика, результат так и так получился блестящий, я из чистого любопытства…

– Доктор, эту книгу написал не я. Я уже говорил Дити.

– То есть как это? Не может же в одном университете быть сразу два доктора по имени Зебулон Э.Картер!

– Конечно, не может. Просто это не я. Меня зовут Зебадия Дж.Картер. Зебулон Э., то есть Эдвард, Картер – уменьшительно Эд – это мой двоюродный брат. Кажется, формально он и правда числится в сотрудниках нашего университета, но на самом деле он на год уехал по обмену в Сингапур. Это не так невероятно, как кажется: в нашей семье у всех мужчин имена начинаются на букву «з». Видите ли, мои дед и прадед оставили весьма своеобразные завещания… Словом, если бы не эта буква, не видать бы нам наследства. Предки были со странностями.

– В отличие от тебя, – съязвила Хильда.

– Спокойно, милая. – Я повернулся к Дити. – Дити, намерена ли ты разорвать нашу помолвку? Я тебе честно пытался объяснить, что ты приняла меня за другого.

– Зебадия…

– Да, Дити?

– Я рассчитываю выйти за тебя замуж не позже чем сегодня. Но мы еще ни разу не целовались. Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Я отстегнул свой привязной ремень и протянул руки, чтобы отстегнуть ремень Дити, но обнаружил, что она уже сделала это сама.

Целуется Дити еще лучше, чем танцует танго.

Во время краткой передышки я шепнул ей на ухо:

– Дити, как расшифровываются твои инициалы?

– Я скажу, только ты не смейся, ладно?

– Не буду. Но должен же я знать. Хотя бы ради церемонии бракосочетания.

– Да, конечно. В общем, Ди-Ти – это Дея Торис.

Дея Торис… Дея Торис Берроуз… Дея Торис Картер!

Удержаться от хохота я не сумел, как ни старался. Я тут же осадил себя, но было уже поздно: Дити обиделась.

– Ты обещал, что не будешь смеяться.

– Дити, дорогая, я смеялся не над тем, как тебя зовут, а над тем, как меня, понимаешь, меня…

– Не нахожу ничего смешного в имени Зебадия. Оно мне даже нравится.

– Мне тоже. По крайней мере я не затеряюсь среди разных Бобов, Эдов и Томов. Но я не сказал тебе, как мое второе имя. Ну-ка, какое смешное имя начинается с «Дж»?

– Представления не имею.

– Я тебе подскажу. Я родился неподалеку от университета, основанного Томасом Джефферсоном. В день окончания колледжа мне присвоили звание младшего лейтенанта запаса аэрокосмических войск. Меня повышали в звании дважды. Мой второй инициал означает «Джон».

Она сообразила менее чем за секунду:

– Капитан… Джон… Картер. Из Вирджинии.

– Великолепный образец настоящего мужчины, – подтвердил я. – Каор, Дея Торис. Рад служить тебе, моя принцесса. Отныне и навеки!

– Каор, капитан Джон Картер. Гелиум счастлив принять тебя[8].

Хохоча, мы повалились в объятия друг другу. Через некоторое время хохот смолк и перешел в новый поцелуй.

Когда мы разомкнули губы, чтобы глотнуть воздуху, Хильда похлопала меня по плечу:

– Над чем это вы так заливаетесь?

– Сказать ей, Дити?

– По-моему, не стоит. Разболтает.

– Еще чего! Чтобы я да разболтала? Я знаю твое полное имя, я держала тебя на руках при крещении – и то ни одной живой душе не сказала. Ох и мокрая же ты была тогда! С обоих концов. Ну, так что?

– Ладно, так и быть, скажем. Нам не надо жениться, мы уже женаты. Очень давно. Больше ста лет.

– Что-что? – встрепенулся папочка. Я объяснил. Он подумал и кивнул: – Логично.

И тут же вернулся к своей записной книжке, в которой делал какие-то пометки. Потом опять обратился ко мне:

– Ваш кузен Зебулон… в телефонной книге его телефона, я думаю, нет?

– Скорее всего, нет, но разыскать его нетрудно, он живет в отеле «Нью-Раффлз».

– Прекрасно. Попробую позвонить и в университет, и в отель. Доктор… э-э… сын… Зеб, нельзя ли вызвать Сингапур прямо отсюда? Мой комкредитный код NA 801-75-39-32 Z*Z. (Коммуникационный кредит категории зет-звездочка-зет! Нечего опасаться, что будущий тесть окажется у меня на иждивении.) – Папа, – вмешалась Дити, – тебе не следует тревожить профессора Картера – Зебулона Картера – в это время суток.

– Но помилуй, дочь, в Сингапуре сейчас время не позднее, там сейчас…

– Знаю, я умею считать. Ты просишь его о любезности, так не прерывай его послеобеденный отдых.

– Но в Сингапуре вовсе не полдень. Там…

– Сиеста. Еще жарче, чем в полдень. Так что подожди.

– Папа, Дити права, – перебил я, – но совсем не поэтому. Насколько я понимаю, то, что вы хотите у него выяснить, – это для вас отнюдь не вопрос жизни и смерти. А вот звонить из этой машины, да еще по вашему коду – это, возможно, как раз вопрос жизни и смерти для нас всех. Пока мы не выяснили, кто такие эти «ребята в черных шляпах», я бы вам советовал звонить только из телефонов-автоматов и притом не по коду, а только за нью-доллары. Скажем, из Пеории. Или из Падьюки. Потерпите, а?

– Ну, раз так, сэр, – потерплю, конечно. Хотя я совершенно не в состоянии поверить, что кому-то понадобилось меня убить.

– На это указывают все имеющиеся данные.

– Согласен. Но эмоционально я все еще не могу это воспринять.

– Его надо бейсбольной битой, иначе он ничего эмоционально не воспримет, – сказала Хильда. – Как я его уламывала, когда Джейн предложила ему руку и сердце!

– Ну что ты, Хильда, милая, это абсолютно не соответствует действительности. Я написал моей покойной возлюбленной учтивое письмо, в котором говорилось…

Я не стал дослушивать их спор и попытался расширить круг имеющихся данных:

– Ая Плутишка!

– Да, босс?

– Займись новостями, голубушка.

– Есть, босс.

– Параметры поиска: время – начиная с двадцати одного ноль-ноль. Регион – Калифорния, Невада, Юта. Персоналии – твой добрый босс; доктор Джейкоб Берроуз; доктор Ди-Ти Берроуз; миз Хильда Корнерс… – Я на секунду задумался. – Профессор Альберт Синус.

Включать в список старого дурака Азинуса было как-то странно, но между ним и папочкой произошел скандал, а много-много лет назад лучший из моих учителей сказал: «Никогда не пренебрегай так называемыми тривиальными корнями уравнения» – и добавил, что за тривиальные корни были присуждены две Нобелевские премии.

– Закончен ли ввод параметров, босс?

Доктор Берроуз положил мне руку на плечо:

– Может ваш компьютер заодно проверить и наличие каких-либо сообщений о вашем кузене?

– Гм… пожалуй, может. Она хранит шестьдесят миллионов байтов, потом стирает все, что не переведено в постоянную память. Но ее память для текущих новостей на шестьдесят процентов ориентирована на Северную Америку. Попробуем. Ая, лапочка!

– Жду распоряжений, босс.

– Дополнение. Вначале поиск по ранее введенным параметрам. Затем поиск по новой программе. Время – от настоящего момента до самого раннего вхождения. Регион – Сингапур. Персоналия – Зебулон Эдвард Картер, он же Эд Картер, он же д-р З.Э.Картер, он же профессор З.Э.Картер, он же профессор либо доктор Картер из университета Раффлз.

– Две последовательные программы поиска. Принято к исполнению, Зеб.

– Ты умница, Ая.

– По-моему, босс, ты такие слова всем девушкам говоришь. Поняла, прием.

– Конец связи, Ая. Выполняй!

– Агентство АЛ, Сан-Франциско. Загадочный взрыв нарушил безмятежную тишину университетского кампуса… – Из сообщения, заканчивавшегося обычным в таких случаях обещанием арестовать виновников «незамедлительно», явствовало следующее: предполагалось, что все мы погибли. Главный коп нашего поселка заявил, что у него есть версия, но он пока что оставит ее при себе – иными словами, ему было известно еще меньше, чем нам. Поскольку мы считались «предположительно погибшими» и поскольку в сообщении ничего не говорилось о каких-либо угонах или иных проделках, которые не нравятся авиаинспекции, я заключил, что в поле зрения полицейских радаров мы не попали, а если и попали, то уже после того как сделались одним из многочисленных пятнышек в небе, ведущих себя вполне законопослушно. То, что в сообщении не упоминалось об исчезновении моей Аи Плутишки, меня не удивило, так как я прибыл и припарковал ее одним из последних, да и вообще мог приехать на такси, на общественной капсуле или прийти пешком. Доктор Синус не упоминался, ни слова не было и о скандале. Гостей допросили и отпустили. Пять машин, припаркованных вблизи места взрыва, получили повреждения.

– Невада – информации нет. Юта – агентство ЮПИ, Солт-Лейк-Сити. Пожар неподалеку от кампуса университета штата Юта в Логане уничтожил… – Снова Черные Шляпы, причем Дити и ее папа, оказывается, погибли дважды, так как полиция пришла к выводу, что они задохнулись в дыму и сгорели. Больше никто не пострадал и не пропал без вести. Причиной пожара была сочтена неисправная электропроводка. – Конец полученной информации, Зеб. Начинаю второй поиск. – Ая замолчала.

– Кто-то очень вас не любит, папа, – заметил я.

– Боже мой! Все погибло, все! – ужаснулся он.

– Может быть, где-то есть другие экземпляры ваших работ? И вашей… установки?

– Что? Да нет, гораздо хуже! Погибла моя невосполнимая коллекция ранних приключенческих журналов. «Таинственные истории», «Аргоси», ранние Гернсбеки, «Тень», «Черная маска» – о Боже!

– Для папы это действительно страшный удар, – шепнула мне Дити, – да и я сейчас, наверно, зареву. Я же училась читать по этой коллекции. «Воздушные асы», «Чудеса авиации», полный комплект клейтоновских «Захватывающих историй»… Все это оценивалось в двести тринадцать тысяч нью-долларов. Дедушка начал собирать, папа продолжал, ну а я выросла среди этого богатства…

– Бедная ты моя, – обнял я Дити. – Надо было их перевести на микрофиши.

– Мы перевели. Но это совсем не то, что держать журналы в руках.

– Да, ты права. Ладно, а как насчет этой… ну, тайны в подвале?

– Что еще за тайна в подвале? – вмешалась Шельма. – Зебби, ты стал изъясняться прямо как Лавкрафт[9].

– Я тебе потом объясню, Шельмочка. Успокой пока Джейка, мы заняты. Ая!

– Слушаю, Зеб. Что стряслось?

– Карту на дисплей, пожалуйста. – Мы находились где-то над серединой северной Невады. – Следование по маршруту отменяется, переходи на произвольный полет. Назови ближайший центр графства.

– Уиннемака и Элко. Равноудалены от нашего местонахождения с точностью до одного процента. Прибыть в Элко сможем раньше, так как необходимое отклонение от курса составит всего одиннадцать градусов к югу.

– Дити, ты хочешь выйти замуж в Элко?

– Зебадия, я буду счастлива выйти замуж в Элко.

– Значит, летим в Элко, но до полного счастья, возможно, придется еще немного потерпеть. Ая, курс на Элко, скорость нормальная гражданская. Сообщи, через сколько минут ожидается прибытие.

– Поняла, курс на Элко. Прибытие ожидается через девять минут семнадцать секунд.

– Ну Джейк, ну милый, успокойся, мамочка с тобой, – проворковала Хильда. Но тут же перешла на свой разносный капральский тон: – Кончай темнить, Зебби! Какая там у вас тайна и в каком подвале?

– Шельма, не суй нос куда не просят. У папочки была одна вещь, теперь она погибла, остальное не твое дело.

– Она не погибла, – сказал доктор Берроуз. – Зеб имеет в виду мой континуумоход, Хильда. С ним все в порядке. Он не в Логане.

– Что это еще за чертовщина – континуумоход?

– Папа имеет в виду, – объяснила Дити, – свою машину времени.

– Ну, так бы и сказал! Кто ж не знает про машину времени! «Машина времени» Джорджа Пэла, классика, можно сказать. Я ее сто раз видела по ящику. Обожаю старые киношки по ночам.

– Шельма, – поинтересовался я, – ты умеешь читать?

– Конечно, умею! Мама мыла раму.

– Ты когда-нибудь слыхала про Герберта Уэллса?

– Слыхала! Ничего себе. Я с ним спала!

– Ты хвастливая блудливая бабка, но не настолько бабка, чтобы это могло иметь место. Когда мистер Уэллс умер, ты была еще девственницей.

– Клеветник! Джейк, побей его, он меня оскорбил.

– Зеб не хотел тебя обидеть, дорогая, я уверен. А бить людей я не могу, даже когда они того заслуживают: мне Дити не разрешает.

– Надо будет за тебя как следует взяться.

– Закончен второй поиск, – доложила Ая Плутишка. – Жду распоряжений.

– Доложи результаты второго поиска, пожалуйста.

– Агентство Рейтер, Сингапур. Об экспедиции Марстона на Суматре по-прежнему нет никаких известий, сообщают местные власти в Палембанге. Экспедиция должна была возвратиться еще тринадцать дней назад. Помимо профессора Марстона и проводников и помощников из местного населения, в состав экспедиции входят доктор З.Э.Картер, доктор Сесил Янг и мистер Джайлз Смайс-Белиша. Министр туризма и культуры заявил, что поиски пропавших будут продолжаться. Конец полученной информации.

Бедняга Эд! Мы никогда не поддерживали близких отношений, и я никак не думал, что это известие причинит мне такую боль. Мне хотелось надеяться, что он вляпался в какое-нибудь сомнительное любовное приключение, а не сложил голову где-то в джунглях от удара мачете, но все говорило скорее о последнем.

– Папа, помните, я сказал, что кто-то не любит вас. Так вот, теперь мне кажется, что этот кто-то не любит математиков, занимающихся n-мерными пространствами.

– Похоже на то, Зеб. Очень надеюсь, что ваш кузен жив – такой блестящий ум! Это была бы огромная потеря для всего человечества.

(И для него самого, сказал я себе. И для меня. Поскольку семейный долг обязывает меня принимать какие-то меры, а это в моих планах не числилось, в них числился медовый месяц.)

– Ая!

– Слушаю, Зеб.

– Дополнение. Третья программа поиска новостей. Параметры поиска идентичны параметрам второй программы. Добавить новый регион: Суматра. Добавить все имена собственные, содержащиеся в информации, полученной по второй программе. Осуществлять постоянно впредь до отмены. Полученную информацию хранить в постоянной памяти. Докладывать более свежую информацию первой. Начинай.

– Начинаю, босс.

– Ты лапочка, Ая.

– Спасибо, Зеб. Посадка в Элко через две минуты семь секунд.

Дити сжала мою руку еще сильнее.

– Папа, по-моему, как только я стану законной миссис Джон Картер, мы все поедем в Гнездышко.

– Что? Ну конечно.

– И ты тоже, тетя Хильда. Домой тебе возвращаться опасно.

– Наши планы претерпели небольшое изменение, моя милая. Будет двойная свадьба. Джейк и я.

Известие явно оказалось для Дити неожиданным, хотя, судя по всему, и не огорчительным.

– Папа?..

– Хильда наконец согласилась выйти за меня замуж, детка.

– Врет, – сказала Хильда. – Джейк меня никогда об этом не просил и сейчас тоже не просил. Я сама ему объявила. Улучила момент: он как раз сокрушался насчет потери своих фанташек и утратил сопротивляемость. Это необходимо, Дити: я обещала Джейн заботиться о нем, и я заботилась – твоими руками – до сегодняшнего дня. Но теперь ты должна заботиться о Зебби, смотреть, как бы он чего не натворил, утирать ему сопли… вот мне и пришлось самолично связать Джейка по рукам и ногам, чтобы не нарушить слово, данное покойной подруге. А то раньше я забиралась к нему в постель только украдкой, от случая к случаю.

– Помилуй, Хильда, что ты говоришь, ты ни разу не была у меня в постели!

– Не срами меня перед детьми, Джейк. Я же испытала тебя, прежде чем позволить Джейн выйти за тебя замуж, этого-то ты не посмеешь отрицать.

– Ну хорошо, милая, не буду спорить, – сдался Джейк.

– Тетя Хильда… ты любишь папу?

– Стала бы я иначе выходить за него, как ты полагаешь, а? Свое обещание покойнице я могла бы исполнить и без этого: препоручила бы его психоаналитикам, и все тут. Дити, я люблю Джейка дольше, чем ты. Гораздо дольше! Но он любил Джейн… откуда следует, что он в глубине души разумен, несмотря на все свои чудачества. Я не стану переделывать его, Дити; я просто буду следить, чтобы он надевал калоши и принимал витамины – как ты следила до сих пор. Я по-прежнему буду «тетя Хильда», а не «мама». Твоей мамой была и остается Джейн.

– Спасибо, тетя Хильда. Мне казалось: вот я заполучила Зебадию, и большего счастья просто не бывает. Но теперь благодаря тебе я вдвойне счастлива. Мне не о чем тревожиться.

(Зато мне было о чем тревожиться. О «ребятах в черных шляпах» и без лиц. Но я не стал об этом говорить, потому что Дити ласково прижималась ко мне и уверяла меня, что тетя Хильда, конечно же, правда любит папу, но вот что она украдкой забиралась к нему в постель – пожалуйста, не надо этому верить… Впрочем, этот вопрос меня совершенно не занимал.)

– Дити, где это ваше Гнездышко и что это такое?

– Оно… оно нигде. Никто не знает где. Это наше тайное убежище. Папа арендовал этот участок земли у правительства, когда решил построить свой времяход, а не просто писать уравнения. Но нам, пожалуй, придется дождаться рассвета. Разве что – скажи, Ая Плутишка умеет находить место по заданной широте и долготе?

– Разумеется! С большой точностью.

– Тогда все в порядке. Я тебе все укажу в градусах, минутах и долях секунды.

– Садимся, – предупредила Ая.

Клерк графства Элко не протестовал, когда его разбудили среди ночи, и был вполне удовлетворен, когда я ненавязчиво вручил ему сотенную. Судья графства оказалась не менее благорасположенной и сграбастала свой гонорар не глядя. Я запинался, но все-таки сумел произнести: «Я, Зебадия Джон, беру тебя, Дею Торис…» Дити отыграла свою часть церемонии так торжественно и правильно, как будто долго перед этим репетировала. Только Хильда все время шмыгала носом.

Хорошо, что Ая Плутишка умеет прокладывать курс сама: я все равно был не в состоянии вести машину, даже при свете дня. Я только попросил ее спланировать маршрут таким образом, чтобы по мере возможности не попадать в поле зрения радаров, особенно на последних ста с чем-то километрах, у самого места. Это в Аризоне, севернее Большого Каньона. Но на подлете я велел ей зависнуть, прежде чем садиться: у меня поджилки тряслись, пока я своими глазами не удостоверился, что третьего пожара не случилось.

Там был домик, достаточно несгораемый, с подземным гаражом для Аи. Только тогда я вздохнул спокойно.

Мы откупорили бутылку шабли. Папа собрался не откладывая наведаться в подвал. Хильда выразила неудовольствие, а Дити и бровью не повела.

Я на руках отнес Дити в ее спальню, нежно усадил ее, посмотрел ей в глаза.

– Дея Торис…

– Что, Джон Картер?

– Я не успел купить тебе свадебный подарок…

– Мне не нужны подарки от моего капитана.

– Дослушай меня, моя принцесса. Коллекция моего покойного дяди Замира, конечно, уступает той, что была у твоего отца… но все же, могу ли я подарить тебе полный комплект клейтоновских «Захватывающих историй»?

Она удивленно улыбнулась.

– И первые издания первых шести книг о Стране Оз, потрепанные, но с оригинальными цветными иллюстрациями? И первоиздание «Принцессы Марса» в почти безупречном состоянии?

Она засияла от восторга, как девятилетняя девочка:

– Да!!!

– Примет ли твой отец в подарок полный комплект «Таинственных историй»?

– Ты еще спрашиваешь! Я их буду брать у него почитать, а то не видать ему моей Страны Оз. Я знаешь какая упрямая. И жадная. И вредная!

– Упрямая – допускаю. Все остальное враки.

Дити высунула язык:

– Вот увидишь! – Вдруг ее лицо приняло необычайно серьезное выражение: – Но я удручена, мой принц: у меня нет подарка для моего мужа.

– У тебя он есть.

– Не понимаю.

– Есть. Красиво упакованный и источающий благоухание, от которого я теряю голову.

– Ах… – сказала она торжественным и счастливым голосом. – Пусть мой муж распакует меня. Хорошо?

Я выполнил ее просьбу.

Больше о нашей брачной ночи никому ничего знать не полагается.

Глава 4

«Потому что две вещи, равные одной и той же третьей, никогда не равны друг другу»

Дити:

Я проснулась рано, в Гнездышке я всегда просыпаюсь рано, удивилась, почему это я вне себя от счастья – потом вспомнила, повернула голову. Мой муж – мой муж, слово-то какое, с ума сойти, – лежал рядом со мной, уткнувшись лицом в подушку, и легонько посапывал. Я предалась тихим размышлениям о том, какой он красивый, сколько в нем ласковой силы и уважительной нежности.

Мне захотелось разбудить его, но я знала, что мой возлюбленный нуждается в отдыхе. Так что я выскользнула из постели, беззвучно уединилась у себя в ванной – у нас в ванной! – и не спеша принялась приводить себя в порядок. Напустить ванну я не рискнула – хотя следовало бы. Я сильно потею, и мне просто необходимо принимать основательную ванну хотя бы раз в день, а если я вечером куда-нибудь приглашена, то и дважды. А уж сегодня утром от меня несло, как от блудливой кошки.

Я решила обойтись душем, это не так шумно, по-настоящему я искупаюсь, когда мой капитан проснется, а пока что буду держаться с подветренной стороны.

Я натянула шорты, начала было надевать лифчик – остановилась и посмотрела в зеркало. У меня симпатичная мордашка и мускулистое тело, которое я содержу в превосходном состоянии. На конкурсе красоты мне не выйти даже в полуфинал, но сиси у меня красивые, на редкость крепкие, торчат не отвисая и кажутся больше, чем на самом деле, потому что моя талия для моего веса, плеч и бедер очень тонкая. Я знаю это с двенадцати лет благодаря зеркалу и отзывам других.

Так вот, теперь я особенно остро ощутила, как мне с ними повезло. Зебадия, как он выразился, «терпеть не может иметь дело с несовершеннолетними». Я была страшно рада, что они у меня такие: моему мужу они очень понравились, и он все время мне это повторял, так что мне делалось тепло и щекотно внутри. Вообще-то сиси мешают, и был момент, когда я на собственном болезненном опыте поняла, откуда эти рассказы про амазонок, которые будто бы отрезали себе все по правому борту ради удобства стрельбы из лука.

Сегодня я наконец поняла, какая умница была моя мама, когда заставляла меня ходить в лифчике и на теннис, и на верховую езду, и всюду-всюду: никаких тебе морщинок, ни следа обвислости. И вот теперь мой муж называет их «свадебными подарками». Ур-ра!

Конечно, от детей они обмякнут, но к тому времени я рассчитывала надежно влюбить Зебадию в себя другими средствами. Слышишь, Дити? Не упрямься, не капризничай, не старайся непременно поставить на своем – а самое главное, не кисни. Мама никогда не кисла, хотя с папой жить нелегко. Например, он не любит слова «сиси». Он считает его вульгаризмом и говорит, что сиси у коров, а не у женщин.

Когда я начала заниматься символической логикой и теорией информации, я стала придавать большое значение точности словоупотребления и попыталась вступить с папой в спор, доказывая ему, что «грудь» обозначает верхнюю переднюю часть туловища как у женщин, так и у мужчин, «грудная железа» – это медицинский термин, а на обычном человеческом языке эта вещь называется именно сисей, вот и словарь подтверждает.

Папа возмущенно захлопнул книгу. «Плевать я хотел на все словари на свете! Пока я глава этой семьи, ее члены будут изъясняться не иначе как в соответствии с моими понятиями о приличии!»

Больше я с папой на подобные темы не спорила. Между собой мы с мамой по-прежнему называли их сисями, а в папином присутствии никаких таких слов не употребляли. Мама спокойно объяснила мне, что логика не имеет никакого отношения к искусству делать мужа счастливым и что тот, кто одержал «победу» в семейном споре, на самом деле потерпел поражение. Мама никогда не спорила, а папа всегда делал так, как она хотела – если она действительно этого хотела. Когда в семнадцать лет мне пришлось сделаться взрослой и попытаться заменить ее, я старалась во всем поступать как она – впрочем, не всегда успешно. Мне досталось в наследство кое-что от папиной раздражительности, кое-что от маминой невозмутимости. Я стараюсь подавлять первую и развивать вторую. Но я не Джейн, я Дити.

Тут я вдруг задумалась: а надо ли мне надевать лифчик? День обещал быть жарким. Папа выходит из себя – и еще как – по самым разным поводам, но только не из-за того, что кто-то ходит голышом. Вполне возможно, что когда-то он и на этот счет показывал норов, но мама легко добилась своего. Я люблю ходить обнаженной и в Гнездышке обычно так и делаю, если только погода позволяет. Папа тоже не очень стесняется. Тетя Хильда у нас на правах члена семьи, мы много раз пользовались ее бассейном, и всегда без купальников – конечно, все делалось так, чтобы посторонних при этом не было.

Следовательно, оставался только один мой милый новенький супруг, но с ним как раз все было ясно: я не могла припомнить ни одного квадратного сантиметра моего обнаженного тела, который бы он не исследовал (и не оценил по достоинству). С Зебадией вообще просто, и в постели, и так. После нашего поспешного бракосочетания я немножко волновалась, не станет ли он интересоваться, когда и как я утратила девственность, но в тот момент, когда об этом мог бы зайти разговор, я начисто забыла про свои тревоги, а он, по-моему, ни о чем таком и думать не думал. Я вела себя как распутная тварь, я и была всегда распутная тварь, и ему это понравилось. Я знаю, что понравилось.

Так почему же, спрашивается, я натягиваю этот гамак для сисек, спросила я себя.

Потому что две вещи, равные одной и той же третьей, никогда не равны друг другу. Это элементарная математика, если исходить из правильного набора аксиом. Люди – не абстрактные символы. Я могла расхаживать голой перед любым из них троих, но не перед всеми сразу.

Я поежилась от неприятного опасения: как бы папа и тетя Хильда не помешали моему медовому месяцу. Но тут же одернула себя: ведь у них тоже медовый месяц, и это еще неизвестно, кто кому больше помешает. Ну и прекрасно, решила я, все устроится.

Я в последний раз посмотрелась в зеркало и пришла к выводу, что мой узенький бюстгальтер, как хорошее вечернее платье, делает меня более обнаженной, чем если бы я была совсем без ничего. Мои сосочки набухли; я расплылась в довольной улыбке и показала им язык. Они остались вздернутыми. Я была счастлива.

Вернувшись на цыпочках в спальню, я вдруг обратила внимание на одежду Зебадии. Удобно ли будет Зебадии явиться на завтрак в вечернем костюме? Ну-ка, Дити, подумай как следует: ты ведь теперь жена. Есть ли где-нибудь поблизости папины вещи? Где-нибудь в таком месте, чтобы можно было их взять, никого не разбудив?

Е-есть! Старая рубашка, которую я реквизировала для применения в качестве домашнего халата, шорты цвета хаки – я отстирывала их, когда мы были тут в прошлый раз, – и все это в моем шкафу в моей (нашей!) ванной комнате. Я прокралась обратно в ванную, достала их и положила поверх вечернего костюма моего возлюбленного, чтобы они непременно попались ему на глаза.

Потом я вышла, закрыв за собой две звуконепроницаемые двери. Теперь можно было не бояться наделать шуму. Кстати, в этом доме ничто не болтается, не хлопает и не скрипит: чуть что не так, папа тут же своими руками приводит все в порядок. Степень бакалавра у него по техническим наукам, степень магистра – по физике, докторская – по математике. Не существует ничего, что он не сумел бы спроектировать и построить. Второй Леонардо да Винчи – или Поль Дирак.

В общей комнате никого не было. В кухонный отсек я решила пока не ходить – лучше займусь зарядкой, покуда все спят. Сегодня я, пожалуй, обойдусь без особых нагрузок, потеть мне ни к чему – так, несколько дозированных упражнений. Вытянуться как можно выше, руки вверх, ноги на цыпочках; теперь достать ладонями до пола, не сгибая колен, десяти раз достаточно.

Я отгибалась назад, когда услышала голос:

– Какой ужас. Юная новобрачная зверски замучена. Дити, прекрати немедленно.

Я сделала кувырок назад, встала на ноги: передо мной стояла папина невеста.

– Доброе утро, тетя Хильдочка. – Я поцеловала и обняла ее. – Почему это зверски замучена? Злодейски захвачена – это еще куда ни шло. Но ведь в обмен на равноценный товар.

– Замучена, замучена, – повторила она, зевнув. – Откуда у тебя такие синяки? Кто тебя так, наверняка муженек твой, как там его зовут?

– Нет у меня никаких синяков, и ты прекрасно знаешь, как его зовут, ты с ним раньше меня познакомилась. А вот отчего у тебя такие мешки под глазами?

– От беспокойства, Дити. Твой отец серьезно болен.

– Что?! Чем?

– Сатириазом. Необузданной похотью. Неизлечимо, надеюсь.

Я облегченно вздохнула.

– Ну и змея же ты, тетя Хильда.

– Не змея, моя милая, а коза. Которую всю ночь разделывал козел, и не какой-нибудь, а самый отменный на ранчо. При том, что ему за пятьдесят, а мне всего двадцать девять. Просто диву даешься.

– Папе сорок девять, тебе сорок два. И ты еще жалуешься?

– Что ты! Знай я двадцать четыре года назад то, что знаю теперь, я бы ни за что на свете не дала Джейн положить на него глаз.

– То, что ты знаешь теперь? Смотри-ка: а вчера ты заявляла, что забиралась к нему в постель, причем неоднократно. Одно с другим не вяжется, тетя Козочка.

– В те разы все было наскоро, – снова зевнула она. – По-настоящему я его не испытала.

– Тетя, ты врешь и не краснеешь. Ты вообще ни разу не была у него в постели до вчерашней ночи.

– Откуда тебе это знать, милочка? Разве что ты сама там была все время? Кровосмесительство, да?

– Чем, скажи пожалуйста, тебе не нравится кровосмесительство, козища ты похабная? Сама не пробовала, так хоть другим не запрещай.

– А ты, значит, пробовала-таки? Ну-ка, ну-ка, детка, расскажи тете!

– Говорю честно все как есть: папа ни разу в жизни меня не тронул. Но если бы тронул… Я бы не устояла. Я без ума от него.

Хильда подошла и поцеловала меня, гораздо нежнее, чем прежде.

– Я тоже, девочка моя. Молодец, что ты так говоришь. Я бы тоже ему не отказала. Но у нас ничего с ним не было. До вчерашней ночи. А теперь я самая счастливая женщина в Америке.

– Не-а. Не самая. Самая счастливая – вот она, перед тобой.

– Ну-ну, это как сказать. Значит, мой шалопай оказался на высоте?

– Видишь ли, он хотя и куклуксклановец…

– Да ты что, милая! Зебби не из таких!

– …но он великий маг под простыней.

Тетя Хильда недоуменно взглянула на меня, потом расхохоталась:

– Сдаюсь. Мы обе самые счастливые женщины во всем мире.

– И самые везучие. Тетя Козочка, тебе будет жарко в этом папином халате. Давай я тебе подыщу что-нибудь из своего. Хочешь безразмерное бикини?

– Спасибо, лапочка, но ты разбудишь Зебби.

Тетя Хильда распахнула папин халат и принялась обмахиваться его краями, как веером. Я поглядела на нее: вот это да! Три, не то четыре раза замужем – на срок по контракту. Не рожала. В ее сорок два мордашка у нее как у тридцатипятилетней, а от ключиц и ниже ей можно дать и восемнадцать. Сиси маленькие, крепенькие – у меня были крупнее в двенадцать лет. Плоский живот, прелестные ножки. Просто фарфоровая статуэтка – я себя рядом с ней чувствовала просто великаншей.

– Если бы не твой муж, – добавила она, – я бы так и ходила в этой старой натуральной шкуре. Действительно жарко.

– Я бы тоже, если бы не твой муж.

– Джейкоб? Дити, он же тебе пеленки менял. Джейн тебя как учила? Соблюдать истинное приличие – значит не соблюдать ложных приличий.

– Конечно, тетя Хильда. Но не сегодня. Сегодня все по-другому.

– Да, конечно. Ты всегда была умницей, Дити. Женщины знают, как надо поступать, а мужчины нет: мы должны их наставлять и уберегать… притворяясь, будто мы беззащитные, чтобы не ранить их беззащитное самолюбие. Впрочем, мне это никогда не удавалось. Я люблю играть со спичками.

– Тетя Хильда, тебе это удается, еще как удается – по-своему. Я уверена, мама знает, что ты сделала для папы, она дала на это благословение и рада за папу. За всех нас – за всех пятерых.

– Да ну тебя, Дити, я сейчас заплачу. Давай-ка выжмем апельсиновый сок, а то наши мужчины того и гляди продерут глаза. Первейшее правило жизни с мужчиной: накорми его сразу же, как проснется.

– Я знаю.

– Да, действительно. Еще бы, конечно, знаешь. С того дня, как не стало Джейн. Зебби-то хоть понимает, как ему повезло?

– Говорит, что понимает. Я уж постараюсь его не разочаровывать.

Глава 5

«…обручальное кольцо – это не кольцо в носу…»

Джейк:

Я проснулся с чувством беспричинного блаженства, потом осознал, что лежу в постели в нашем загородном доме, который моя дочь называет Гнездышком… потом проснулся окончательно и уставился на соседнюю подушку – точнее, на вмятину в подушке. Значит, это был не сон! Значит, блаженство не беспричинное, и может ли быть причина прекраснее!

Хильды поблизости не было. Я закрыл глаза и притворился спящим, так как мне необходимо было сделать кое-что важное.

«Джейн!» – позвал я мысленно.

«Я слышу тебя, милый. Слышу и благословляю. Теперь мы счастливы все вместе».

«Не могла же Дити скиснуть в старых девах только ради того, чтобы ее папашка-старикашка не остался без присмотра. А этот молодой человек, он ничего. Даже очень, просто в энной степени. Я это сразу почувствовал, и Хильда подтверждает».

«Я знаю. Не волнуйся, Джейкоб. Наша Дити никак не может скиснуть, а ты никогда не превратишься в старикашку. Все получилось в точности так, как задумали мы с Хильдой – пять с лишним ваших лет назад. Все было предрешено. Она ведь ночью тебе об этом сказала».

«Да, дорогая».

«Встань-ка поскорей, почисти зубы и быстренько прими душ. Не копайся, тебя ждут к завтраку. Позови меня, когда понадобится. Целую».

И я встал, чувствуя себя маленьким мальчиком в рождественское утро. Джейк мог не беспокоиться, потому что Джейн скрепила все печатью одобрения. Пожалуйста, не надо снисходительных усмешек, о несуществующий читатель, высокомерно кривящий губы где-то там над книгой: Джейн реальнее тебя.

Дух прекрасной женщины вовсе не кодируется нуклеиновыми кислотами, свернутыми в двойную спираль, так думают одни непроходимые зубрилы. Я мог бы доказать это математически, да только ведь математика ничего не доказывает. У математики нет никакого содержания. В лучшем случае она иногда служит удобным средством описания некоторых аспектов нашей так называемой «физической вселенной». И хорошо еще, если так, а то вообще-то большая часть математики бессодержательна, как шахматы.

Я не знаю никаких окончательных ответов. Я всего лишь искусный механик и неплохой математик… а что толку от этих ремесел, когда вглядываешься в непостижимое.

Некоторые ходят в церковь и разговаривают там с Богом, кто бы Он ни был такой. Я, когда чем-то озабочен, разговариваю с Джейн. Я не слышу «голосов», но ответы, возникающие в моем сознании, представляются мне ничуть не менее истинными, чем слова самого непогрешимого из пап, звучащие с амвона. Если вы считаете, что это кощунство, то и считайте так на здоровье, я все равно останусь при своем. Джейн всегда была и всегда будет целой бескрайней вселенной. Мне выпала неслыханная удача – прожить с ней восемнадцать лет, и теперь никакая сила ее у меня не отнимет. В ванной Хильды не было, но моя зубная щетка оказалась мокрой. Я усмехнулся: что ж, логично. Все равно все микроорганизмы, которые во мне обитают, уже перешли к Хильде – а Хильда, при всей своей игривости, женщина в высшей степени здравого рассудка. Перед лицом опасности она ни на миг не растеряется (вот как вчера, например), но встань у нее на пути извергающийся вулкан – она, даже пустившись в бегство, не преминет воскликнуть. «За ваше здоровье!», как будто это бокал шампанского у нее в руке. Джейн не менее отважна, но она обошлась бы без шуточек. Они с Хильдой схожи разве что… нет, и в этом тоже не схожи. Они разные, хотя и равные. В общем, мне достались две несравненные жены. (А также дочка, отец которой считает ее безупречной.) Я принял душ, побрился и почистил зубы за девять минут, а оделся менее чем за девять секунд, я просто закутался ниже пояса в саронг из махровой ткани, который мне купила Дити, – день обещал быть испепеляющим. Да и то ради соблюдения хотя бы минимальных приличий: я ведь не настолько близко был знаком со своим новоиспеченным зятем, чтобы прямо сразу же предстать перед ним в том неофициальном виде, который принят у нас в семье. Это могло бы не понравиться Дити.

Оказалось, что я вышел к столу последним и что все нашли уместным одеться примерно так же. Дити была в чем-то таком, что сошло бы за бикини-минимум («приличное» ровно настолько, чтобы быть неприличным), а моя возлюбленная нарядилась в какие-то завязочки моей дочери. Завязочки были ей явно велики: Хильда ведь миниатюрная, а Дити нет. Полностью одет был только Зеб: он был в моих старых рабочих шортах и в застиранной джинсовой рубашке, которые конфисковала Дити, а обут был в свои вечерние ботинки. В таком виде он вполне мог бы появиться на улице любого городка американского Запада – вот только телосложения мы разного: я похож на грушу, а Зеб на широкоплечего робота из мультфильмов. Мои шорты были ему в самый раз – ну, слегка великоваты. А вот рубашка у него на плечах трещала по швам. От этого ему, похоже, было несколько не по себе.

Я радушно пожелал всем доброго утра, поцеловал свою любимую, затем дочь, пожал руку зятю – рука у него оказалась отличная, мозолистая. После этого сказал:

– Зеб, сними рубашку. Уже жарко, а будет еще жарче. Не стесняйся. Ты у себя дома.

– Спасибо, папа. – Зеб стянул мою рубашку с плеч.

Хильда взобралась на свой стул, почти сравнявшись ростом с Зебом.

– Я воинствующая поборница женских прав, – заявила она, – и мое обручальное кольцо – это не кольцо у меня в носу! Кстати, где мое обручальное кольцо, старый козел? Ты мне до сих пор его не подарил.

– У меня же не было на это времени! Хорошо, милая, подарю при первой возможности.

– Вечно вы, мужчины, оправдываетесь! И нечего перебивать меня, когда я выступаю. Ничто не может оправдать ваших беззаконных мужских привилегий! Если вы, козлищи, вправе одеваться как вам нравится, то мы с Дити – тем более!

С этими словами моя прелестная возлюбленная развязала верх своего бикини и швырнула его в сторону жестом стриптизерки.

– Не пора ли подкрепиться, как говорил Винни-Пух? – сказал я.

Мне не ответили. Вместо этого Дити в энный раз доказала, что я могу гордиться ею. Многие годы она советовалась со мной, принимая важные решения – советовалась хотя бы взглядом. Теперь она взглянула не на меня, а на своего мужа. Зеб сидел с непроницаемой физиономией, никак не выражая ни осуждения, ни одобрения. Дити некоторое время смотрела на него, потом чуть заметно пожала плечами, завела руку за спину, что-то там развязала или расстегнула и тоже сбросила верх своего купальника.

– Так все-таки: не пора ли подкрепиться? – повторил я.

– Обжора, – возмутилась моя дочь. – Вы, мужчины, принимали душ, а мы с тетей Хильдой так и не смогли искупаться, потому что боялись разбудить вас, лежебок этаких.

– Ах вот в чем дело? А я думал, это скунс пробежал. Ну же! Пора подкрепиться.

– Тетя Хильда, за какие-то часы папа разучился всему, чему я его учила пять лет. Папа, все вынуто и разложено, нужно только пойти приготовить. Может ты и приготовишь, пока мы с Хильдой окунемся?

Зеб поднялся с места:

– Я приготовлю, Дити. Я много лет подряд сам себе готовил завтрак.

– А ну, уймись! – оборвала его моя возлюбленная. – Сядь, Зебби. Дити, никогда не позволяй мужчине самому готовить завтрак, а то он начнет сомневаться, нужны ли вообще женщины. Если ты всегда успеваешь его накормить и не вступаешь с ним в дискуссию до того, как он выпьет вторую чашку кофе, то все остальное время можешь выкидывать любые штучки, он не заметит. Когда пахнет беконом, они других запахов не чувствуют. Придется мне тебя кое-чему поучить.

Моя дочь тут же продемонстрировала способность без разговоров усваивать дельные уроки. Она повернулась к мужу и кротко спросила:

– Чего пожелает на завтрак мой капитан?

– Моя принцесса, я с радостью приму все, что предложат твои нежные руки.

И нам действительно было предложено нечто изумительное, едва лишь Дити управилась со сковородкой, а Хильда с тарелками… Гурман с изысканными вкусами, наверное, ужаснулся бы, но для меня это была просто амброзия: многослойная техасская глазунья, то есть высокая-высокая стопка нежнейших сдобных оладий по рецепту Джейн, увенчанная большим яйцом в окружении пышущих жаром кусочков колбасы, и все это утопало в тающем масле и горячем кленовом сиропе, а рядом стоял большой-большой стакан апельсинового сока и большая-пребольшая чашка кофе.

Зеб съел две порции глазуньи. Из чего я заключил, что у моей дочери будет счастливый брак.

Глава 6