Где-то там, среди звезд, находился ответ на захлестнувшие его трудности, и он страстно

желал, чтобы этот ответ поскорее прибыл и со всем покончил.

На миг он задался вопросом: неужели Мул был прав, и Обращение отняло у него твердое,

острое лезвие уверенности в себе? Или то была просто надвигающаяся старость, объединившаяся со

всеми тяготами последних лет?

Ему, в сущности, было все равно.

Он устал.



Губернатор Россема прибыл без особой помпы. Его единственным спутником был человек в

форме, управлявший мобилем.

Мобиль выглядел роскошно, но Притчеру он не особенно понравился. Разворачивался он

неуклюже, не раз заметно дергался – видимо, при слишком быстрой смене передач. Один лишь взгляд

на его конструкцию позволял заключить, что мобиль работал не на атомной, а на химической энергии.

Ределлский губернатор мягко ступил на тонкий слой снега и двинулся вперед между двумя

шеренгами почтительно стоящих Старейшин. Он быстро вошел в здание, не глядя на них.

Старейшины последовали за ним.

Два человека Союза Миров Мула наблюдали за происходящим из отведенного им помещения.

Губернатор был полного телосложения, довольно коренаст, невысок ростом, с невыразительным

лицом.

Но что из того?

Притчер выругал себя за излишнюю нервозность. По правде говоря, на его лице ничего не

отразилось. Он не унизился перед Чаннисом – но ему было прекрасно известно, что его кровяное

давление подскочило, а в горле пересохло.

То был не физический страх. Притчер ни в коей мере не принадлежал к числу тупоумных,

непробиваемых людей, состоящих из лишенной нервов плоти, слишком глупых даже для того, чтобы

испугаться – но физический страх он мог унять и отбросить в сторону.

Здесь все было по-иному. Этот страх был другим.

Он быстро взглянул на Чанниса. Молодой человек беспечно рассматривал ногти на одной руке

и лениво подправлял какие-то незаметные нарушения идеального порядка.

Что-то внутри Притчера исполнилось негодования. Стоило ли Чаннису бояться ментального

воздействия?

Притчер мысленно перевел дух и попытался рассуждать в обратном направлении. Каким

твердокаменным демократом он был раньше, до того, как Мул Обратил его? Это было трудно

вспомнить. Он не мог представить себя таким даже мысленно. Он не мог порвать цепкие узы,

эмоционально привязывавшие его к Мулу. Рассудку его было известно, что когда-то он пытался убить

Мула, но несмотря на все усилия, он никак не мог припомнить своих ощущений в то время. Впрочем,

это могло быть самозащитой его сознания, ибо даже интуитивные догадки о природе забытых чувств,

одно лишь постижение их направленности вызывали болезненные корчи в желудке.

Что если губернатор уже вмешался в его сознание?

Что если нематериальные, мысленные щупальца Второго Установителя вползли, извиваясь, в

эмоциональные расщелины его менталитета и разъединили его, и изменили его…

В тот, первый раз он ничего не почувствовал. Не было ни боли, ни разлада в мыслях – ни даже

ощущения разрыва. Он, оказывается, всегда любил Мула. Если когда-то давным-давно – пять

коротких лет назад – он думал, что не любит его, что ненавидит его, это было просто дикой иллюзией.

Мысль об этой иллюзии заставляла его нервничать.

Но боли не было.

Будет ли встреча с губернатором воспроизведением того, через что он уже прошел однажды?

Присоединится ли все ушедшее – вся его служба при Муле, вся его жизненная ориентация – к

туманной, потусторонней мечте, хранившей слово \"демократия\"? Мул тоже станет сном, и Притчер

сделается верным одному лишь Ределлу…

Он резко повернулся.

Возникло острое чувство тошноты.

И тут голос Чанниса раздался в его ушах:

– Я думаю, что это за нами, генерал.

Притчер снова обернулся. Один из Старейшин бесшумно открыл дверь и встал на пороге,

храня выражение достоинства и спокойного почтения. Он сказал:

– Его Превосходительство Губернатор Россема от имени Властителей Ределла имеет

удовольствие дать соизволение на аудиенцию и требует вашего появления перед своей персоной.

– Все ясно, – Чаннис рывком подтянул пояс и поправил на голове россемский капюшон.

Притчер стиснул зубы. Начиналась настоящая игра.

Губернатор Россема имел невзрачный облик. К тому же он был с непокрытой головой, и его

редеющие, светло-каштановые с проседью волосы придавали ему благодушный вид. Его костлявые

надбровные дуги были хмуро сведены, а глаза, окаймленные тонкой сеткой морщин, казались

хитроватыми, но свежевыбритый подбородок имел мягкие очертания и, по всеобщему мнению

приверженцев псевдонауки, читающей характер по чертам лица, выглядел \"безвольным\".

Избегая его взгляда, Притчер рассматривал именно подбородок губернатора. Он не знал,

могло ли это помочь – если им вообще что-либо могло помочь.

Голос губернатора был пронзительным, интонации – безразличными:

– Добро пожаловать на Ределл. Мы приветствуем вас с миром. Вы уже ели?

Его рука – с длинными пальцами и с проступающими венами – почти царственным жестом

простерлась в направлении подковообразного стола.

Они поклонились и сели за стол. Губернатор расположился с наружной стороны основания

подковы, они – с внутренней, а по бокам разместился двойной ряд молчаливых Старейшин.

Губернатор разговаривал короткими, отрывистыми фразами, нахваливал импортированную с

Ределла провизию, – каковая и в самом деле несколько отличалась по качеству от более грубого

угощения Старейшин, – и поругивал россемскую погоду; одновременно он ненароком затрагивал и

вопросы, касающиеся сложностей, с которыми приходится сталкиваться в космических

путешествиях.

Чаннис говорил мало, Притчер вообще помалкивал.

Подошел конец обеда. Небольшие запеченные фрукты были съедены, салфетки использованы

и отброшены. Губернатор откинулся в кресле.

Его маленькие глаза заискрились.

– Я интересовался вашим кораблем. Естественно, я хотел бы проследить, чтобы он был

должным образом обслужен и отремонтирован. Мне сообщили, что его местонахождение неизвестно.

– Действительно, – с легкостью ответил Чаннис. – Мы оставили его в космосе. Это большой

звездолет, подходящий для длительных странствий, в том числе и во враждебно настроенных местах,

и мы посчитали, что его посадка здесь может вызвать сомнения в наших мирных намерениях. Мы

предпочли высадиться одни, без оружия.

– Это дружественный акт, – без особой уверенности прокомментировал губернатор. – Большой

корабль, вы говорите?

– Это не военное судно, ваше превосходительство.

– Кхм, кхм. Откуда вы прибыли?

– С небольшого мира в секторе Сантанни, ваше превосходительство. Возможно, вы и не

подозреваете о его существовании, поскольку он ничем не знаменит. Мы заинтересованы в

установлении торговых связей.

– А, торговля? Что есть у вас на продажу?

– Всевозможные машины, ваше превосходительство. Для обмена на продовольствие,

древесину, руду…

– Кхм, кхм, – казалось, губернатора одолевают сомнения. – Я мало разбираюсь в таких делах.

Возможно, удастся договориться ко взаимной выгоде. Возможно. После того, как я ознакомлюсь с

вашими полномочиями, – ибо, как вы понимаете, для того, чтобы дела могли двинуться дальше, мое

правительство затребует дополнительную информацию, – и после того, как я осмотрю ваш корабль, не

исключено, что для вас будет иметь смысл проследовать на Ределл.

Ответа не было, и отношение губернатора к гостям стало подмерзать на глазах.

– Во всяком случае, необходимо, чтобы я увидел ваш корабль.

Чаннис сказал отчужденно:

– Корабль, к несчастью, в данный момент находится на ремонте. Если ваше

превосходительство не будет возражать против предоставления нам сорокавосьмичасовой отсрочки,

звездолет будет к вашим услугам.

– Я не имею привычки ждать.

Притчер впервые столкнулся взглядом с глазами губернатора, и его дыхание на миг

прервалось. Его охватило чувство, будто он тонет, но через секунду он оторвал взгляд.

Чаннис был непоколебим. Он заявил:

– В течение сорока восьми часов звездолет не может быть посажен, ваше превосходительство.

Мы здесь, безоружные. Можете ли вы сомневаться в искренности наших намерений?

Последовало долгое молчание. Затем губернатор ворчливо произнес:

– Расскажите мне о мире, из которого вы прибыли.

Этим все и кончилось. Выражений неудовольствия больше не было. Выполнив свой

официальный долг, губернатор, видимо, потерял дальнейший интерес, и аудиенция уныло сошла на

нет.



По возвращении в комнату Притчер встряхнулся и занялся самопроверкой.

Осторожно, затаив дыхание, он \"ощупал\" свои эмоции. Без сомнения, он не казался себе

изменившимся, но должна ли была проявиться хоть какая-нибудь разница? Чувствовал ли он себя

иным после Обращения Мула? Разве и тогда не было впечатления, что все идет как надо?

Он принялся экспериментировать.

Безучастно и намеренно он прокричал внутри безмолвных тайников своего сознания: \"Второе

Установление должно быть обнаружено и уничтожено\".

И в ответ в нем пробудилась искренняя, без малейших колебаний ненависть.

А затем он попытался мысленно заменить слова \"Второе Установление\" на \"Мул\", и тут же

дыхание его прервалось, а язык онемел.

Пока что все было хорошо.

Но если им управляли по-другому, более тонко? Если внесены были только самые мелкие

изменения? Изменения, которых он не может обнаружить, ибо само их существование искажает

характер его рассуждений?

Выяснить это было невозможно.

Но он по-прежнему чувствовал абсолютную преданность Мулу! Раз это осталось неизменным,

все остальное не имело значения.

Он снова заставил свой ум действовать. Чаннис возился в своем углу комнаты. Ноготь

большого пальца Притчера коснулся наручного коммуникатора.

И, получив ответ, он ощутил, как его затопил прилив облегчения – и схлынул, оставив чувство

изнеможения.

Внешний облик Притчера оставался невозмутимым, но все внутри кричало от радости – и

когда Чаннис обернулся к нему, генерал знал, что фарс заканчивается.



Ч Е Т В Е Р Т А Я И Н Т Е Р Л Ю Д И Я



Двое Спикеров повстречались на дороге, и один остановил другого.

– Первый Спикер уже сообщил мне кое-что.

В глазах собеседника замерцало легкое беспокойство.

– Точка пересечения?

– Да! Дожить бы нам до рассвета!



5. Один человек и Мул.



Если Чаннис и заметил перемены в поведении Притчера и в их взаимоотношениях, он этого

никак не показывал. Откинувшись на жесткую деревянную скамейку и вытянув ноги перед собой, он

спросил:

– Как вам губернатор?

Притчер пожал плечами.

– Ничего особенного. Он явно не произвел на меня впечатления ментального гения. Очень

плохой образец Второго Установителя – если, конечно, он и в самом деле является таковым.

– А вы знаете, я не думаю, что он в самом деле Второй Установитель. Не знаю, как это

пояснить. Предположим, что вы – Второй Установитель, – Чаннис задумался, – что бы вы сделали?

Предположим, вы имеете представление о наших задачах здесь. Как бы вы справились с нами?

– Обращением, конечно.

– Подобно Мулу? – Чаннис резко вскинул голову. – А если бы они нас обратили, разве это

стало бы нам известно? Любопытно… А что если они – просто психологи, но очень умные?

– В таком случае я приказал бы прикончить нас побыстрее.

– А наш корабль? Нет, – Чаннис покачал пальцем. – Против нас блефуют, старина Притчер. Это

элементарный блеф. Даже если они имеют наготове эмоциональный контроль, то ведь мы – и вы, и я -

просто фасад. Они должны бороться с Мулом; с нами они будут осторожны так же, как и мы – с ними.

В предположении, что им известно, кто мы такие.

Притчер безразлично взглянул на него.

– Что вы намереваетесь делать?

– Ждать, – процедил Чаннис. – Пусть они явятся сами. Они обеспокоены. Возможно, из-за

корабля, но более вероятно – из-за Мула. Они блефовали с губернатором. Это не сработало. Мы не

утратили бдительности. Следующим номером они явно пришлют Второго Установителя, и он

предложит какую-нибудь сделку.

– Ну и что тогда?

– Тогда мы эту сделку заключим.

– Я так не думаю.

– Потому что вы полагаете, будто это означает обмануть Мула. Но вы не правы.

– Нет, Мул в состоянии справиться с любым обманом, со всем, что вы надумаете. Но, по-

моему, дело не в этом.

– Значит, вы полагаете, будто мы не сможем обмануть Установителей?

– Очень может быть. Но и это не главное.

Чаннис дал своему взгляду опуститься на предмет, который его спутник сжал в руке, и сказал

угрюмо:

– Вы хотите сказать, что причина вот в этом.

Притчер помахал своим бластером.

– Правильно. Вы под арестом.

– За что?

– За измену Первому Гражданину Союза.

Губы Чанниса плотно сжались.

– Что тут происходит?

– Измена! Как я уже сказал. И мой долг – ее ликвидировать.

– Ваши доказательства? Или свидетельства, предположения, видения? Или вы сошли с ума?

– Нет. А вы? Или вы всерьез считаете, что Мул просто так посылает юных молокососов с

головокружительными миссиями? Уже тогда это мне казалось сомнительным. Я только понапрасну

терял время, сомневаясь в себе. Зачем он должен был послать именно вас? Потому что вы красиво

улыбаетесь и одеты с иголочки? Потому что вам только двадцать восемь лет?

– Вероятно потому, что мне можно доверять. Или объяснения, основанные на простой логике,

вас не устраивают?

– На самом деле – потому, что вам нельзя доверять. При виде того, как оборачиваются дела, это

объяснение выглядит достаточно логичным.

– Мы что, соревнуемся в парадоксах? Или это игра в слова – кто, говоря больше, скажет

меньше?

Бластер приблизился, а за ним – Притчер. Теперь он возвышался над молодым человеком.

– Встать!



Чаннис неторопливо подчинился. Его живот не свело, даже когда дуло бластера уперлось ему

в пояс.

Притчер сказал:

– Мул желал найти Второе Установление. У него это не вышло, и у меня это не вышло. Секрет,

который ни один из нас не в силах разгадать, должен быть укрыт весьма тщательно. Так что

оставалась одна неиспользованная возможность: найти такого разыскивающего, которому место

укрытия известно заранее.

– И это я?

– Судя по всему, именно так. Тогда я, конечно, не знал об этом, но если мой разум и

становится медлительным, он все равно движется в правильном направлении. Как легко мы

обнаружили Звездный Предел! Как удачно вы нашли нужное поле звезд Линзы из всех бесконечных

возможностей! И, сделав это, как успешно мы избрали именно нужную точку для наблюдения! Вы,

неуклюжий дурак! Или вы настолько недооцениваете меня, что решили, будто я способен проглотить

любую комбинацию невероятных случайностей, внезапно осенившую вас?

– Вы имеете в виду, что я слишком удачлив?

– Любой лояльный человек не мог бы и вполовину быть таким везучим.

– Значит, вы такого низкого мнения о моей везучести?

Бластер подался вперед, хотя только холодное поблескивание глаз выдавало нарастающий

гнев на лице, взиравшем на Чанниса.

– Просто Второе Установление вам платит.

– Платит? – безмерное презрение. – Докажите это.

– Или же вы находитесь под их умственным воздействием.

– Без того, чтобы это стало известно Мулу? Смешно.

– Мулу об этом известно. Именно это я и имею в виду, вы, лопоухий сопляк. Мулу об этом

известно. Неужто вы думаете, что иначе вам дали бы корабль – как какую-нибудь игрушку? Вы

привели нас ко Второму Установлению, как и предполагалось.

– Из этой собачьей чуши я пытаюсь выудить хоть какой-то здравый смысл. Например, какой

мне был резон вести вас ко Второму Установлению? Почему бы нам не рыскать по Галактике, весело

скакать туда-сюда, и найти не больше, чем вы?

– Из-за корабля. Потому что люди Второго Установления, явно нуждаются для самообороны в

атомном оружии.

– Вам придется придумать что-нибудь получше. Один звездолет не решает их проблем, а если

они думают, что изучив его, они смогли бы построить атомные энергостанции, то эти Вторые

Установители поистине безмозглые простофили. Я бы сказал, простофили того же порядка, что и вы.

– У вас будет возможность объяснить все это Мулу.

– Мы возвращаемся на Калган?

– Напротив. Мы остаемся здесь. А Мул присоединится к нам минут через пятнадцать. Вы

думаете, он не следил за нами, о мой проницательный, остроумный сгусток самодовольства? Вы

отлично разыграли роль приманки – только наоборот. Вы не заманили наших жертв – вместо этого вы

привели нас к нашим жертвам.

– Могу ли я сесть, – спросил Чаннис, – и пояснить все на пальцах? Пожалуйста.

– Вы останетесь стоять.

– Ладно, я могу говорить и стоя. Вы думаете, что Мул следил за нами, потому что в системе

связи был установлен гипертрассер?



Покачнулся ли бластер или ему показалось? Чаннис не мог бы в этом поклясться. Он сказал:

– Вы не выглядите удивленным. Но я не буду терять времени на сомнения. Да, я знал об этом.

А теперь, продемонстрировав, что мне известно то, о чем, по вашему мнению, мне знать не

полагалось, я расскажу кое-что, неизвестное даже вам.

– Вы позволяете себе слишком длинные вступления, Чаннис. А я-то думал, что ваше чувство

изобретательности смазано куда лучше.

– Определенная выдумка действительно имеется. Предатели – или вражеские агенты, если вы

предпочитаете этот термин – существовали в самом деле. Но Мул узнал об этом весьма необычным

образом. Понимаете, создалось впечатление, что кое-кто из Обращенных им людей подвергался

некоему странному воздействию.

На этот раз бластер дрогнул. Без сомнения.

– Я хочу это подчеркнуть, Притчер. Вот почему Мул нуждался во мне. Я – Необращенный.

Разве он не указал вам, что нуждается в Необращенном человеке? Независимо от того, сообщил ли он

вам истинную причину этого.