Шериф Каньона Галч

Он еще счастливо отделался… Несколько минут Александр Джонс наслаждался сознанием того, что жив.

Потом он огляделся вокруг.

Местность могла быть Землей, и даже родимой Северной Америкой. Он стоял посреди обширной прерии, от горизонта до горизонта под высоким ветреным небом тянулись ее тускловатые травы. Над головой шумела стая перепуганных птиц (да уж, такая посадка кого хочешь напугает); на вид они почти не отличались от земных. Полоса деревьев вдали обозначала реку, над ними столбом поднимался пар — там было место последнего купания его разведывательной шлюпки.

Сквозь дымку на востоке виднелись голубоватые холмы, за которыми, как он знал, расположены горы, а еще дальше — темные, дремучие леса, и наконец, — море, на берегу которого лежит «Дракон»… И это очень, просто-таки чертовски далеко.

Но главное — он жив, невредим, а планета — двойник Земли. Состав атмосферы, тяготение, биохимия, клонящееся к закату солнце — все это можно было отличить от земного только очень точными приборами. Период обращения 24 часа, сидерический год — 12 месяцев, наклон оси вращения — одиннадцать с половиной градусов. А то, что в небе две луны, а третья прячется где-то с другой стороны планеты, то, что очертания материков совсем иные, чем на Земле, то, что на камне греется змея, сложив прозрачные крылья, то, что он находится, чтоб не соврать, от Солнца в пятистах световых годах — это всего лишь незначительные детали. Пу-стя-ки.

Он засмеялся.

В окружающем безлюдье смех прозвучал так громко, что Алекс подумал, что торжественная тишина куда более соответствует его званию офицера и даже, согласно Акту Парламента, ратифицированному недавно Сенатом США, джентльмена. Поэтому он решил действовать соответственно — расправил свою темно-голубую флотскую форму, четким движением разгладил складку на флотских штанах, обтер сверкающие ботинки о флотский же парашют и потянулся за Аварийным Ранцем.

Небрежно откинув со лба темные волосы, Алекс скинул ранец с плеч и усмехнулся. Задерживаться здесь он не собирался.

Тяжелый ранец был единственной вещью, которую он успел захватить при аварии шлюпки, но он же был и единственно необходимым. Руки у него подрагивали, когда он расстегивал замки, спеша найти небольшой, но мощный передатчик.

В Благодатном я встретил трех стрелков своей пешей связи. Они шли из Левидан пешком и, руководясь указаниями конного разведчика, разыскивали меня. В Шавлишках еще не было ни одного офицера штаба, и ни одного донесения для меня. Нужно было принять какие-нибудь меры для заполнения 3-километрового зияющего интервала между д. Гени и окопами Ходского. Я послал одного конного разведчика к командиру III батальона, в район д. Гени — с приказанием возможно скорее снять батальон с участка Гени, где не слышно было больше ружейной стрельбы и, не теряя ни минуты, вести его к Шавлишкам. Другой разведчик должен был скакать в тыл, приказать снимать последнюю телефонную линию Левиданы Антокольцы, сообщить в обоз I разряда о том, что мы заняли старые окопы, направить в Шавлишки знамя со взводом прикрытия, патронные двуколки, походные кухни, оркестр, офицерское собрание, сообщить всем, что позиция взята, и что надо все отбившиеся группы направлять в Шавлишки. С этим конным разведчиком в Шавлишки пошла и моя верховая лошадь.

Вместо передатчика он вытащил книгу.

Книга была незнакомой, но, может, пока он сидел в учебном лагере, в штабе выпустили новый свод инструкций?

Если бы у меня был больший запас конных, то я продолжал бы командовать верхом, по-старинке, и это было бы несомненно лучше. Но разъезжать в одиночестве по полю сражения было мало производительно. Пришлось в достаточно невыгодных условиях смешать старое с новым и опираться только на свою пешую связь, когда исчез последний конный разведчик. В районе Дукшт были видны отдельные группы наших стрелков. Я решил направиться туда, чтобы попытаться там организовать какой-нибудь резерв для усиления правого крыла. Из двух имевшихся дорог я выбрал более удаленную от неприятеля и двинулся с 3 стрелками связи.

Он открыл книгу, рассчитывая, что там будет раздел «Радио. Особое положение. Применение», и прочел первую попавшуюся страницу: «… счастливое и, казалось бы, совершенно невероятное историческое развитие, было, тем не менее, абсолютно логичным. Относительный спад политико-экономического влияния Северного полушария в конце двадцатого века, смещение центра цивилизации в Юго-Восточную Азию и бассейн Индийского Океана — регион с более богатым природным потенциалом, все это, вопреки предсказаниям пессимистов, отнюдь не привело к падению западной культуры.

Скорее наоборот, авторитет англосаксонской демократии и либерализма только укрепился, благодаря тому, что Азиатский регион, державший в своих руках бразды правления Землей, в свою очередь управлялся преимущественно Австралией и Новой Зеландией, которые сохранили верность Британской короне. Последующее возрождение Британского Содружества наций, распространение его по всему миру, создание Интерпланетного Правительства, усиленного вступлением в эту структуру Америки, — все это естественным образом привело к упрочению западной цивилизации и проникновению ее во все детали повседневной жизни. И это было характерной чертой того времени…

По пути мне встретился подпрапорщик, фельдфебель какой-то роты II батальона, двигавшийся мне навстречу с 5 стрелками. Он доложил мне, что по слухам, к застенку Дукшты подходит командир I батальона Патрикеев, что на левом крыле до Вилии все благополучно; как расположены роты и какие — сказать не может, так как стрелки всех рот и пограничники совершенно перепутаны. В 300 — 400 шагах от дороги, по которой я иду, в канаве лежат 3 немца; они не сдаются и отстреливаются; он перестреливался с этими немцами, но теперь сдал этого противника подошедшей группе стрелков другой роты; его беспокоит полное отсутствие наших войск справа; он оценивает опасность оттуда грозной и просит меня направить туда, что можно; он раньше в составе II батальона занимал участок на крайнем правом фланге полка, знает, какие там в кустах имеются прекрасные подступы, и по собственной инициативе пробирается в район д. Тржецякишки для охраны полка справа. Я ему сообщил, в каком окопе сидит рота Ходского, поблагодарил за службу, одобрил его намерение, приказал о появлении немцев справа сообщать Ходскому и в штаб полка, в Шавлишки, и обещал ему выслать в Тржецякишки возможно скорее подмогу. На том мы и разошлись.

Тенденция еще более усиливалась благодаря неожиданно раннему изобретению сверхсветовых космических кораблей и установлению контактов с разумными существами иных миров.

Я был положительно поражен отчетливой, чеканной тактической мыслью этого подпрапорщика, фамилия которого ускользнула теперь из моей памяти. Воспитанный годом пребывания на полях сражения, полуграмотный подпрапорщик несомненно ярче меня, дебютанта, представлял себе требования поля сражения в целом и выбирал для сохранившихся в его подчинении 5 стрелков самую важную тактическую цель; мне кажется, под хорошим обстрелом этот самородок вышел бы победителем в споре с ученейшим из тактиков. Произвести на поле сражения с 5 стрелками рокировку на протяжении 3 км — это значит уметь оценить обстановку в целом. Вот таких именно вождей требует современная групповая тактика, но будут ли они готовы к первому месяцу войны?

Все это вместе взятое привело к созданию в Солнечной Системе современной социальной формации, которую наши предки считали безнадежно утопической, но которую Служба, действуя совместно с Лигой Миров, стремится распространить среди всех разумных рас…»

— Грх… — только и смог сказать Алекс.

Он захлопнул книгу и лишь теперь заметил название:

По сторонам дороги в двух местах попались мне группы из 2–3 тел убитых немцев. Их легко было отличить от наших по голубоватому цвету их шинелей. Здесь по-видимому немецкая цепь, отступая, пыталась задержаться, а убитые появились не без участия встретившегося мне подпрапорщика. На большой дороге (северной) Благодатное — Дукшты, в канаве еще держались 3 ландвериста, но только изредка отвечали на огонь нашего отделения, подобравшегося к ним широким загоном на двести шагов. На таких прохожих, как я, следовавших в 400 шагах, затравленные ландверисты уже не обращали внимания, можно было идти безопасно; они так и не сдались и были застрелены.


РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ
Составлено Адалбертом Парром — главой контрольной службы комитета культурного развития Министерства иностранных дел Объединенного содружества наций Столица Лиги, Новая Зеландия, Сол III.


— Не может быть! — воскликнул Алекс.

Он принялся яростно рыться в ранце — там должен лежать передатчик… компас… лучевой пистолет… запас пищи… Но нашел он только пять тысяч бланков формы ЦДС Дж-16-ЛКР, предназначенные для раздачи просителям, а также бланки Ж-776802 и В-2-ЗГУ.

В двух сотнях шагов южнее костела Дукшты я встретил наконец командира батальона. Это был Патрикеев. Он был бледен, миокардит давал о себе знать; он положительно задыхался от перебежек при движении батальона в атаку на протяжении 4 км; без помощи поддерживавших его стрелков он упал бы на землю. Маленький, шустрый Патрикеев бросался вперед, не рассчитывая свои силы, и загонял себя до последнего. Около него и в Дукштах было не менее половины его батальона, сверх того разрозненные стрелки и целые отделения II батальона, пограничников и, как ни странно, 495-го и даже 494-го полка, с самого крайнего правого фланга моего участка — всего около 500 опьяненных победой бойцов. Дукшты находились в крепких руках. Стрелки Патрикеева находились в районе захваченных орудий и считали их своими трофеями.

Глаза у Алекса вылезли на лоб, челюсть отвисла, и он долго стоял, как громом пораженный, думая только об одном — как убог и бесполезен английский язык, и просто невозможно на нем выразить чувства, которые ты вдруг начинаешь испытывать к штабным крысам.

— Дьявол! Дьявол! Дьявол! — сказал, наконец, Александр Джонс.

После этого он встал и пошел на восток.

Пока я поздравлял Патрикеева с одержанным успехом, меня окружила кучка стрелков с жалобой на наши гаубицы, посылавшие каждую минуту тяжелую бомбу по кладбищу у костела Дукшты, представлявшему почти центр I батальона. Уже 2 часа гаубицы с удивительной точностью долбили одну и ту же цель и вызывали теперь в I батальоне нервность. Стрелки просили меня заставить эти гаубицы замолчать. Но они стояли в 5 км слишком позади и средств связи у меня не было; сама гаубичная батарея умом по-видимому не отличалась и о высылке передовых наблюдателей и о связи с наступающей пехотой не заботилась. Мне осталось посмешить солдат, обратив их внимание, что батарея не принесла вреда ни одному немцу, и что конечно она не подстрелит русского; надо только обходить на 100 шагов кладбище, а уж на меткость наших гаубиц можно рассчитывать — не подведут. Их бомбы правда сильно сотрясают воздух, но ведь это вечно продолжаться не будет — если мы не успеем остановить энергию наших артиллеристов, то когда-нибудь они исчерпают же свои снаряды. Но меня не столько в этот момент поразила тактическая безграмотность командира мортирной батареи, как потом, когда он возбудил ходатайство о награждении его георгиевским крестом за взятие Дукшт, и просил меня дать свидетельское показание по оказанному им подвигу.

Он проснулся на рассвете, и некоторое время лежал, не желая окончательно открывать глаза. Долгое путешествие на пустой желудок, бесплодные попытки уснуть на голой земле, плюс перспектива пути в несколько тысяч километров — все это не способствовало радостному настроению. И звери, которые всю ночь бродили вокруг, кажется, тоже были голодными.

— Смотри, человек.

— Угу. Только одет не по-человечески.

Я объяснил Патрикееву основную задачу — приводить скорее стрелков в порядок и выслать мне в Шавлишки хотя бы две роты. Он должен послать своих связных разыскивать позади части II батальона и возможно скорее направлять их занимать старые окопы на правом фланге полка. Пограничники должны собираться в окопах у Дукшты. Когда подойдут ко мне роты III батальона от д. Гени, я вышлю их также на участок Дукшты, а его батальон весь соберу в резерв, к штабу полка. Нужна быстрая и энергичная работа по устранению ужасного перемешивания частей четырех полков. Легче всего это удастся, если широко разгласить — все на старые места, которые мы занимали 29 августа, накануне боя. Затем я заторопился в Шавлишки, где уже должен был организоваться аппарат управления полком.

Алекс изумился. Голоса говорили… на английском с тягучим техасским акцентом.

— Не может быть! — всхлипнул он и зажмурился.

Вечерело. Накрапывал дождь. Становилось холодно. Я был в летнем кителе и с завистью посматривал на стрелков, раскатывавших свои шинели. Другие, потерявшие или почему-либо не имевшие при себе скатки, в том числе мои связные, накинули на себя голубоватые немецкие шинели. Я выразил сожаление, что мне не удалось найти оброненной немцем шинели. Расторопный стрелок связи доложил, что он одну такую приметил; за пять минут моего разговора с Патрикеевым он успел сбегать за ней, иясудовольствием завернулся в нее, шагая под дождем назад, в Шавлишки. Проходя мимо убитых немцев, я заметил, что их тела более уже не голубеют, так как шинелей на них больше нет. Тут я понял, как немецкий ландверист обронил накинутую на меня шинель; спереди, на том месте, где шинель должна была прикрывать левую сторону груди, на ней виднелась дырочка, такая крохотная, что ее трудно было бы и заметить, если бы не что-то красное, запекшееся на ее краях. За 11 лет, протекших со времени моего командования ротой в Манчжурии, я отвык от подлинной войны, у меня сложились предрассудки, и мне стало неприятно. Дойдя до Шавлишек, я поспешил сейчас же отделаться от этой шинели.

— Текс, он проснулся.

Голос был высокий, тонкий, какой-то нереальный. Алекс свернулся в клубок, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума…

Изрядно устав, уже близко к 18 час., появился я в своем штабе, который начинал функционировать в Шавлишках. Вскоре подошли и телефонисты, размотавшие провод от Левидан; по этому проводу можно было вызвать штаб дивизии, чем я немедленно и воспользовался. По телефону со мной говорил начальник связи штаба дивизии Миловский. Он заторопился рассказать мне, что 5-й полк успешно продвигается, захватил немецкую батарею и передал просьбу начальника дивизии проявить на своем участке крайнюю энергию. Я отвечал, что мы занимаем Дукшты и почти все старые окопы, за исключением крайнего правого фланга, в которых немцев тоже нет и которые будут заняты, как только роты разберутся, а что касается батареи, захваченной 5-м полком, то нам это не диво, так как мы захватили целых 3 батареи. Пусть штаб дивизии поскорее похлопочет, чтобы из парков или от артиллерии были присланы запряжки, чтобы их вывезти, а то еще, чего доброго, немцы их у нас отберут. В этот момент на телефонной линии произошло повреждение, и связь прервалась. В соответствии с этим разговором, штаб 2-й Финляндской дивизии доносил штабу корпуса в 19 час. вечера, что части левого участка заняли свои окопы, захватив у противника 1 зарядный ящик; о взятых батареях не было ни слова.

— Эй! Вставай-ка, приятель. В это время вредно лежать на сырой земле.

На дворе штаба полка собирались пленные; их было поразительно мало — всего 18 нераненых ландверистов 38-го полка, и два офицера, из коих один майор, командир батальона. Раненных пленных не было или они каким-нибудь образом были эвакуированы в тыл помимо перевязочного пункта 6-го полка. Из числа указанных пленных, лейтенант — командир роты и 12 ландверистов были приведены пограничниками 8-й сотни, которая начала наступление из района восточнее д. Вайчелишки, охватила справа группу немцев и прижала ее к р. Вилии. По словам пограничников, до полутора десятков ландверистов, не желавших сдаться, попробовали спастись на другой берег Вилии, прыгнули в воду и утонули. Я обласкал пограничников и приказал адъютанту выдать расписку в приеме пленных.

— Нет… — пробормотал Алекс. — Скажите мне, что я сплю. Скажите, что я сошел с ума.

— Ну, нет, — опять произнес тот же голос, но уже не так уверенно. Смотри-ка, а говорит-то он тоже не по-человечески…

В конце концов Алекс решил, что отказывать голосам в праве на существование было бы нелепо. Их обладатели вроде бы никак ему не угрожали, если, конечно, не считать угрозы рассудку…

Командир батальона, взятый в плен, держался чрезвычайно самоуверенно; узнав о том, что его отправят за 25 км, в Вильну, он с достоинством требовал, чтобы ему как штаб-офицеру (старший командный состав) был предоставлен экипаж. Убедившись, что он не ранен, я извинился, что не могу предоставить ему экипажа, так как располагаю сам только верховой лошадью, хотя и занимаю высшую должность командира полка. Дождь перестал, дорога в Вильну прекрасная, ему придется пройти пешком 10 км до штаба дивизии, а там может быть найдутся перевозочные средства. У некоторых офицеров являлось желание острить над несколько надутым видом майора, но я оборвал их; может быть это лучшая поза, которую может занять командир, на которого внезапно обрушивается несчастье плена.

Он поднялся на ноги и вытаращил глаза.

Алекс помнил, что первая экспедиция на планету сообщала о наличии на ней двух разумных рас — хокасов и слисси. Судя по всему, перед ним стояли хокасы. Непривычному земному глазу они казались почти одинаковыми: ростом примерно метр, с золотистой шерсткой, круглыми головами, тупоносыми мордами и хитрыми черными глазками. Если бы не руки с короткими пальцами, они больше всего походили бы на огромных плюшевых медвежат. И между прочим, первая экспедиция ничего не сообщала ни об их английском с техасским выговором, ни об одежде в стиле Дикого Запада конца XIX века.

После первого взгляда на их одежду Алекс вспомнил все американские исторические стереофильмы сразу. На хокасах были десятигаллоновые шляпы с полями шире плеч, потрясающие красные шейные платки, кричащие клетчатые куртки, штаны с бахромой и высокие сапоги со шпорами; на сдвоенных поясах-патронташах, обернутых вокруг пышных талий, болтались, свисая чуть не до земли, кобуры с тяжелыми шестизарядными кольтами.

Около 19 час. ко мне прибыл командир III батальона, и вскоре подошел командир II батальона. Деревня Гени оборонялась ротой немцев, и около 16 час. была взята дружной атакой 10 рот — 6-го Финляндского, 494-го и 4-го пограничного полков, развернувшихся широким полукругом — с востока, юга и юго-запада. Когда наши стрелки подошли на близкую дистанцию и поражали немцев перекрестным огнем, последние, подавленные огнем и превосходством наших сил, бежали из деревни. 494-й полк захватил 5 пленных. Деревня Гени представляла собственно 4 хутора, разбросанные по углам довольно значительного квадрата, и была открыта взорам немецких батарей у с. Кемели. Небольшая группа 494-го полка продолжала свое движение с востока на запад и попала к с. Дукшты, но вся масса, как бывает всегда при концентрической атаке на населенный пункт, страшно перепуталась. Пришлось задержаться и разобраться.

Один туземец стоял с землянином, другой сидел на своем скажем так животном. Животные были ростом с пони, на четырех ногах с копытами, с хлыстообразным хвостом, клювастой головой на длинной шее и чешуйчатой зеленой шкурой. Ну да, подумал Алекс, вон еще и лассо на луке седла. Разве бывает ковбой без лассо?

— О, я вижу, ты проснулся, — подал голос стоящий хокас. — Привет, незнакомец. — Он протянул руку. — Я — Текс, а это — мой добрый друг Монти.

— Рад встрече, — пробормотал Алекс. Он, как во сне, пожал хокасам руки. — Меня зовут Александр Джонс.

Немецкая артиллерия почему-то беспокоила не слишком сильно, но все же надо было заставить эту массу принять известный боевой порядок, что при наличии в 494-м полку одного офицера на 2 роты и недостаточной вымуштрованности солдат было нелегко. Спорили, искали и подбирали снаряжение, брошенное немцами при их поспешном бегстве. В реляции 494-го полка остановка дальнейшего наступления объясняется тем, что роты 6-го Финляндского полка, пройдя д. Гени, начали окапываться на ее северной опушке, а так как финляндцы являлись для 494-го полка образцом, то и они присоединились к ним и также начали окапываться, утратив соприкосновение с немецкой пехотой. В общем, после взятия д. Гени прошло два часа, прежде чем установился полный порядок и III батальон выступил по новому назначению. Существенное значение имело то обстоятельство, что 2 конных разведчика, посланные мной, достигли командира III батальона с известным опозданием.

— Не понял, — с сомнением произнес Монти и, обращаясь к Тексу, добавил: — Зовут его тоже не по-человечески.

— Ты человек, а, Александрджонс? — спросил Текс.

По натуре своей более стойкий, чем стремительный, командир III батальона находился у д. Гени не в легком положении: соприкосновение 494-го полка с частями вправо утратилось, лучшая его 9-я рота исчезла, влево тоже никого не было, разыскать командира полка посланные от батальона не могли — все это толкало его к ожиданию; воспитание командира III батальона и его долголетняя служба в полку не развили в нем инициативы. Мне приходилось пенять не на него, а на себя; если бы я находился позади III батальона или прибыл бы на его участок, мне бы вероятно удалось толкнуть его вперед на добрый час раньше. Вскоре после того как III батальон пришел в Шавлишки, двинулся вперед, в район Видавчишки, и 494-й полк; на моем участке он был больше не нужен; до района Видавчишки 494-й полк дошел беспрепятственно, где в глубокой темноте и вступил в связь — налево с 6-м Финляндским полком, направо с частями среднего участка (124-й и пограничной дивизиями), подчиненными командиру 5-го Финляндского полка; последние без боя выдвинулись вечером в район Утеха. Ночью 494-й полк был изъят из моего ведения и вошел в средний участок.

Внимательно оглядев себя, космонавт ответил, тщательно выговаривая слова:

— Я — младший лейтенант Александр Джонс из Исследовательской Межзвездной Службы Земли, приписан к экипажу корабля Ее Величества «Дракон». — Хокасы смотрели недоуменно, и он устало добавил: — Короче говоря, я с Земли. Я — человек. Вы удовлетворены?

— Наверно, — произнес Монти, но видно было, что он все еще преисполнен сомнений. — Пойдем-ка в город, Александрджонс, там с тобой поговорит Слик. Он больше нашего понимает в таких делах. Грешно упустить шансы в наше тяжелое время.

II батальон (без 5-й роты), более слабый качественно и не энергично предводимый, натолкнулся у д. Адамчишки и в перелесках по соседству на ожесточенное сопротивление немцев, которое оказалось сломанным только тогда, когда немцы оказались обойденными с фланга и тыла I батальоном и действовавшими с последними пограничниками. Две роты II батальона несомненно принимали горячее участие в бою. Куда делись немцы, находившиеся перед II батальоном, было не совсем ясно — частью рассеялись, частью были перебиты. В лесном бою части II батальона и пограничники настолько перепутались, что ни ротные командиры, ни командир батальона не могли отдать себе отчета, кто, где, когда и с кем дрался. Отдельные группы II батальона прорывались в лесу между немцами с самого начала и были одновременно с I батальоном в Дукштах.

— А почему нет? — спросил Текс с неожиданной горечью. — Что мы теряем? Впрочем, пошли, Александрджонс, мы доставим тебя в город. Мне совсем неохота, чтобы нас тут застукал отряд индейцев.

— Индейцев? — переспросил Алекс.

— Ага. Их целая армия и они идут сюда. Мой пони понесет двоих, нам надо поскорее убираться.

Уже в начинающейся темноте II и III батальоны, далеко еще не в полном составе, двинулись по перекрещивающимся направлениям занимать знакомые им участки: III батальон — левый, у Дукшт, II батальон — правый; I батальон, выдвинув одну роту в район Тржецякишки, с охранением в сторону Кемели, постепенно собирался в полковой резерв к Шавлишкам. Потери моего полка за 29–30 августа были незначительны: 33 убитых, 240 раненных, 35 пропавших без вести — преимущественно не разысканных в лесу убитых, 2 раненных офицера. У пограничников потери были ничтожные, за исключением энергичной 8-й сотни, потерявшей 2 убитых, 17 раненных,2 пропавших без вести. В 494-м полку потери были около 50 человек. Несмотря на ничтожность этих потерь и на то обстоятельство, что в 6-м полку они довольно равномерно распределялись по ротам (за исключением 2 рот II батальона), наличность людей в ротах и пограничных сотнях вечером 30 августа была невелика: оставалось еще много бродячего элемента, разыскивавшего свои части; другие стрелки выносили раненых и еще не вернулись. Наконец образовалась нештатная команда из добровольцев I батальона — свыше сотни, под командой прапорщика К., ожидавшая полной темноты, чтобы начать откатывать в наше распоряжение немецкие пушки и зарядные ящики, находившиеся за нашим проволочным заграждением.

Алексу не особенно понравилась езда на нервной рептилии в седле, приспособленном для хокаса. Впрочем, зад у хокаса оказался довольно широким, и седло пришлось землянину почти впору. «Пони» двигался на удивление быстрой и ровной рысью. Похоже, что рептилии на Токе — так первая экспедиция назвала планету (от слова «земля» в языке наиболее развитой расы, то есть хокасов) — куда как дальше продвинулись по пути эволюции, чем их собратья в Солнечной системе. Развитое четырехкамерное сердце и разветвленная нервная система делала их почти равными млекопитающим.

Если бы эта тварь еще не воняла!

Около 21 час. телефонная связь со штабом дивизии восстановилась; по-видимому какой-то бродячий немец в нашем тылу умышленно перерезал провод в нескольких местах. Я сообщил начальнику штаба дивизии Шпилько об отправке мной пленных, о подъеме духа полка вследствие успешной атаки и спросил когда прибудут запряжки для захваченных орудий. \"Каких орудий?\" с удивлением ответил мне начальник штаба дивизии. \"Да тех самых, о которых и говорил начальнику связи дивизии 3 часа тому назад, когда он мне сообщил о взятии батареи 5-м Финляндским полком. \"5-й полк никакой батареи не брал\". Недоразумение выяснилось: 5-й полк только обозначил переход в наступление и вперед вначале вообще не продвигался; мой правый фланг во время наступления был совершенно открыт, и если бы наступление гвардейского корпуса не связывало немцев по рукам и ногам, они жестоко могли бы наказать нас фланговым ударом. Миловский давал умышленно неверную ориентировку: в традиции нашего штаба дивизии было сообщать полкам ложные сведения об энергии и успехах соседей, чтобы пробудить дух соревнования, подтолкнуть вперед, изъять беспокойство за фланги. Миловский имел поручение сообщить мне ложные данные о взятии моим соседом справа батареи. Когда же я в ответ заявил о 3 батареях, взятых 6-м Финляндским полком, то он даже обиделся на меня: он подумал, что я разгадал его ложную информацию и отвечаю на нее насмешкой. Узнав, что пушки подлинные, немецкие, каких давно в 10-й армии никто не видел, штаб дивизии заволновался: очень скоро запряжки были высланы, началось обсуждение наград.

Алекс оглянулся. Прерия была все такой же пустой и огромной, и до корабля было все так же далеко.

— Меня, конечно, это не касается, — сказал Текс, — но скажи, приятель, откуда ты тут взялся?

— Долгая история, — ответил Алекс рассеянно. В данный момент все его мысли были заняты исключительно едой. — Так получилось, — сказал он нехотя. — «Дракон» наносил на карту новые планетные системы, и наш курс пролегал рядом с вашим солнцем. Мы знали, что здесь уже побывала экспедиция, и решили немного отдохнуть в землеподобном мире. Я вылетел на маленькой шлюпке, чтобы осмотреть континент, но что-то сломалось в двигателе, и спасся я просто чудом. Шлюпка упала в реку, а я катапультировался. Вот теперь иду к своему кораблю.

Ночь на 31 августа в 6-и полку прошла беспокойно. Прапорщик К. был избран мной для откатки пушек на том основании, что он первым оказался у немецких орудий и был естественный кандидат на высшую награду. Если бы я лучше разбирался в людях и более основательно изучил полк, я конечно воздержался бы от того, чтобы выдвигать К. в главные герои. Его партизанские тенденции, нежелание действовать регулярно, под командой непосредственного начальника, были неисправимы. В данном случае, когда все шло успешно, они вытолкнули его вперед, но в критические для полка минуты выдвигали его во главу беглецов. Первое, что сделал этот младший офицер I батальона, когда его рота углубилась в лес, это отбиться в сторону — не случайно, а с дюжиной спевшихся с ним полуразведчиков — полупартизан. Эта группа, избегая столкновения с немцами, перебралась на северную опушку леса, увидела в стороне немецкую цепь — около взвода — перестреливавшуюся с нами, и открыла огонь ей во фланг. Немцы бежали к Дукштам, группа К. бежала наравне с ними, в 200 шагах сбоку, — настоящее параллельное преследование, очень стеснявшее немцев, имевших с другой стороны основного врага — роту I батальона. Немцы не имели возможности остановиться, не допустив К. еще дальше им в тыл. В этом беге немецкий взвод понес тяжелые потери, задохся и растроился. Вправо от К. оказались отступающие немецкие батареи. Он открыл по ним огонь, стреляли помимо него и еще 2 — 3 кучки из состава I батальона и 9-я рота, но когда немцы бросили орудия, К. оказался первым у немецких орудий. Это фактически ничего не означало, и прапорщик Ходский, стрелявший по орудиям с другой стороны, разумно сделал, не выслав к ним даже дозора, а занял окоп и продолжал бой с живыми немцами.

— Неужто твои друзья тебя не спасут?

— Ну, они, конечно, будут меня искать, хотя не представляю, как они смогут найти обломки шлюпки на дне реки, ведь придется обыскать почти полматерика. Может, и стоило бы выцарапать каким-нибудь образом на траве 803, но время… Ведь нужно еще что-то есть и пить… Я решил, что лучше идти. Между прочим, сейчас я съел бы целого… бизона.

Но в пехоте есть свои предрассудки, которые игнорировались Ходским — сесть первым на неприятельскую пушку, вступить в фактическое владение захваченным трофеем. Героем такого предрассудка и явился К. Мое представление его к ордену Георгия глубоко обидело ряд других гораздо более достойных офицеров, но никто мне не сказал о нем дурного ни слова, даже командир роты, распоряжения которого К. игнорировал с самого начала боя. Офицеры инстинктивно уклонялись от всего, похожего на донос или на проявление зависти, и от этого информация командира полка очень страдала. Всего своими глазами не увидишь.

— Вряд ли в городе найдется мясо бизона, — невозмутимо ответил хокас. — Но парочку хороших бифштексов ты получишь.

— Ох, — вздохнул Алекс.

К. отвратительно организовал откатку орудий. Одна пушка была доставлена мне еще засветло. Это была нескорострельная пушка, совершенно устарелой системы 1896 г.; мы такими пушками еще считали возможным пользоваться в небольшом количестве в 1904 г., вследствие наличия у них гранаты, необходимой для разрушения каменных построек. Заставить русского солдата и офицера драться с такой устарелой уже в момент своего рождения неудачной пушкой в мировую войну было решительно невозможно; немецкий ландвер по нужде очень не плохо сражался и с таким жалким вооружением; глядя на эту старую пушку, я думал о различии политической подготовки и сознательного отношения к мировой войне русских и немцев.

— Да уж, долго б ты не продержался, — вступил в разговор Монти. — У тебя даже пистолета нет.

Алекс в сердцах даже сплюнул.

— И не говори! — пробормотал он. — Я надеялся, что сумею сделать лук и стрелы.

Но немецкое начальство очень не одобрило оставление в наших руках этого полумузейного имущества, и как только стемнело, двинуло ландверистов и уцелевших артиллеристов откатывать орудия в свою сторону. В совершенной темноте, впереди нашей проволоки, происходили ожесточенные схватки, при явном перевесе немцев. Были случаи, когда к одному орудию привязывались обеими сторонами постромки и лямки, и его тянули в разные стороны. Следовало бы сделать энергичную вылазку одной-двумя ротами и прогнать немцев; но мне не слишком хотелось призывать смертельно усталых стрелков к новым жертвам из-за этих жалких орудий; при этом мое внимание было отвлечено новым инцидентом.

— Лук и стрелы? — Монти подозрительно на него покосился. Признавайся, что ты делал у индейцев?

— Да не был я… Да не видел я ни одного индейца, черт подери!

— Лук и стрелы — индейское оружие, незнакомец.

— Если бы так, — пробормотал Текс. — Мы и горя не знали, пока шестизарядные револьверы были только у нас. Теперь они есть у индейцев. Значит, нам крышка. — По его смешному лицу поползла слеза.

Около полуночи командир III батальона из землянки к югу от костела Дукшты телефонировал, что немцы прорвались через нашу проволоку, что он чуть не был захвачен ими, но бежал к своей резервной роте. Кругом него бродят немцы, он их видел сам. Из окопов сообщали, что все благополучно. Но вдруг в окопах поднялась суматоха, и началась очень нервная стрельба. Я немедленно направил на помощь командиру III батальона 2 роты из полкового резерва. У меня осталась в резерве только 1 рота. Положение было очень напряженное. Могло быть, что один из участков окопов остался незанятым и немцы проникли через этот разрыв. Вскоре 2 роты III батальона донесли об отбитой ими атаке, о том, что немцы прыгали через их головы, о какой-то штыковой свалке, о 12 взятых пленных, понять, в чем дело, было трудно; нервность после бессонных ночей и боя была явно повышена.

Если ковбои — плюшевые медвежата, подумал Алекс, то кто же тогда индейцы?

— Тебе просто повезло, что мы с Тексом проезжали мимо, — сказал Монти. — Мы хотели проверить, нет ли в прерии молодых бычков. Так вот, не осталось ни единого, всех перебили зеленокожие…

Зеленокожие! Алекс вспомнил отчет первой экспедиции: две разумные расы — млекопитающие хокасы и пресмыкающиеся слисси. Слисси, более свирепые и воинственные, медленно, но верно подминали под себя хокасов.

31 августа утром я прежде всего направился к пунктам 2 немецких атак на наши окопы, и только тогда инцидент разъяснился. В одном месте между нашими окопами и неповрежденной проволокой лежали тела 11 ландверистов, неподалеку же сдалась кучка ландверистов; в другом месте проволока была прорезана, несколько тел лежало среди заграждения и по обе его стороны. Дело заключалось в том, что во время боя 30 августа нами были отрезаны 2 немецкие заставы, или 2 сильных дозора, которые потом наросли за счет отбившихся немцев. Мы забыли обыскать лес, а немцы притаились в нем до наступления темноты; ночью, руководимые звуком перестрелки из-за откатывания орудий, они прибыли в район Дукшт, чуть не захватили в плен командира III батальона Борисенко, напугали нескольких одиночных стрелков и направились по обе стороны Дукшты, перепрыгнули через наши окопы и попытались перескочить через проволоку; одна партия погибла полностью, другой посчастливилось попасть на промежуток между окопами и удалось уйти, хотя с серьезными потерями. Мне следовало еще засветло попытаться организовать 1–2 ротами пограничников облаву в пройденных лесах число пленных было бы много больше.

— Индейцы — это слисси?

— Ну да, кто ж еще, — ответил Монти.

— Такие большие, выше меня, при ходьбе наклоняются? У них хвосты и клыки и шкура зеленого цвета, и они свистят, когда разговаривают?

Немцам удалось укатить к себе за первую ночь 7 орудий; частью они еще оставались между окопами, но уже находились ближе к немцам, чем к нам. Нам достались 4 пушки и 1 гаубица. Оставалось еще много зарядных ящиков и передков. В последующую ночь немцы постепенно их выловили под нашим огнем — мы за этими трофеями второго сорта почти не гнались{58}.

— Ну да, — Монти удивленно покачал головой. — Какой же ты человек, если не знаешь, как выглядит индеец? А если знаешь, то чего ради спрашиваешь?

Мерно покачиваясь в седлах, они приближались к галдящему и вопящему пыльному облаку. И только подъехав почти вплотную, Алекс рассмотрел, что это огромное стадо каких-то тварей.

Эти схватки ночью за орудия, 3 ландвериста, одиноко сражавшиеся в своей канаве вечером 30 августа, попытка пробиться 2 отрезанных в лесу взводов и последующие успешные бои 38-го ландверного полка с нашими гвардейскими частями, ничтожное число пленных характеризуют высокую, героическую решимость целого народа — умирать, но не сдаваться. Наши солдаты в упорядоченном бою, а особенно при штурме, могли равняться с немцами. 30 августа на моем участке они подавили немцев и числом, и своим упорядоченным развертыванием. Но никогда у нас не было такого бесповоротного упорства, чтобы кучки солдат продолжали сопротивление, когда бой уже был потерян, когда всякое принуждение в горсти, отколовшейся от целого, отсутствовало, когда каждый был предоставлен себе и своим настроениям.

— Длиннорогие бычки, — пояснил Монти.

В самом деле, у тварей прямо на морде красовался длиннющий рог. Алекс заметил, что эти бочкообразные, красношерстые и коротконогие «бычки» были млекопитающими. На боках у них мелькало тавро. Гнали стадо ковбои-хокасы.

31 августа в штабе 2-й Финляндской дивизии был размножен на шапирографе и разослан по полкам боевой приказ для описанного боя, помеченный 30 августа, 7 ч. 45 м. утра. В течение самого боя он оставался мне неизвестным и возмещался утренней беседой при личном свидании с командиром бригады Нагаевым и послеполуденным разговором с ним. Я допускаю, что он вообще помечен несколькими часами ранее, чем был написан. В нем значилось, что левый боевой участок: полковника Свечина должен развернуться на фронте д. Гени (включительно) до з. Адамчишки и наступать на фронт Кемели (исключительно) Малюны, обеспечив себя с левого фланга. Эта мысль в разговорах со мной Нагаева проводилась менее отчетливо; от меня требовалось прежде всего наступление; на большой успех Нагаев не рассчитывал; но у него была несомненная тенденция тянуть меня вправо, на д. Гени. Я и сам понимал, что, перенося удар восточнее, я окажу существенную помощь 5-му полку и помогу заштопать прорыв в расположении дивизии. Почему же, вопреки моей доброй воле, удар свернул не направо, а налево, к Дукштам, где был одержан наибольший успех; почему на Малюны — Кемели из состава моих почти 8 батальонов не свернул ни один человек, несмотря на явную тактическую целесообразность развития усилий в этом направлении?

— Тавро «два креста», — проговорил Текс. — Значит, Одинокий Всадник решил отогнать их подальше от индейцев. Боюсь, напрасный труд, все равно догонят.

— У него нет выхода, — ответил Монти. — Все ранчеро гонят сейчас скот. В долине, у Носа Дьявола, наверное не протолкнуться. Лично я не собираюсь оставаться в городе и сдерживать индейцев, и никто не останется, хоть Слик и Одинокий Всадник на это и рассчитывают.

Мне представляется требование — сохранения направления пехотой при движении на протяжении 4 км с боем — совершенно невыполнимым; движение начинается вперед, а куда оно приведет, как изогнется фронт, куда увлекутся брошенные вперед роты, в особенности в условиях встречного боя, вопрос совершенно темный. Чтобы выполнить задачу, поставленную штабом дивизии несколько задним числом, мне бы следовало иметь на своем 7-километровом фронте резерв по крайней мере из 2 батальонов, который бы я мог развернуть в районе Шавлишек для атаки в северном направлении, на Малюны — Кемели; даже если бы у меня работали при наступлении телефоны, группы, концентрировавшиеся у д. Гени, Дукшты и Адамчишки были бы пригодны к этой задаче с потерей слишком большого времени. Только резерв (второй эшелон) представляет руль в руках командования, позволяющий регулировать направление развития атаки.

— Эй, — сказал Алекс, — что-то я не пойму. Вы только что сказали, что Одинокий Всадник убегает, а теперь говорите, что он хочет защищать город. Как это понимать?

— Так ведь убегает-то Одинокий Всадник с клеймом «два креста», а остается Одинокий Всадник с клеймом «Т». Так же, как Одинокий Всадник Буффало, Настоящий Одинокий Всадник, Самый Одинокий Всадник и… Но готов побиться об заклад, что они тут же передумают, как только индейцы будут от них так же близко, как сейчас от нас.

Я сожалею, что позволил командиру II батальона вырвать у себя последние 6-ю и 11-ю сотню, которые действительного участия в бою так и не приняли. Я бы чувствовал себя гораздо увереннее, если бы к 16 час. 30 августа эти сотни прибыли в Шавлишки. Но изменить направление, которое принял бои, они не были бы в силах. А больший резерв можно было бы составить лишь за счет ослабления силы первого удара, на который я возлагал все свои надежды. Пришлось бы двинуть не цельный фронт, все части, которые находились, до вступления в лес, в зрительной и огневой связи между собой, а отдельные группы, по отдельным направлениям, которые бы действовали менее энергично, уперлись бы фронтально в немцев, и не могли бы выполнить тот сплошной охват, каким являлось для немцев наступление нашего сплошного фронта против их отдельных групп. Надо по-видимому согласиться, что, не имея возможности выделить резерв, иногда выгодно сознательно идти на большой риск и не быть разборчивым в направлении, куда повернет успех.

Алекс стиснул голову руками, чтобы она не свалилась с плеч.

— Сколько же у вас Одиноких Всадников? — вскричал он.

— Откуда же мне знать… — Монти пожал плечами. — Я слыхал о десятерых. Между прочим, в английском языке меньше имен, чем было раньше у хокасов. Сейчас — жуть, что делается — вокруг целая сотня Монти, а когда я зову Текса, то меня всегда спрашивают — а которого?

Риск при этом наступлении был значителен; но он смягчался эффектом, произведенным на немцев решительным наступлением на широком фронте, и катастрофой 38-го ландверного полка и его артиллерии, совершенно неожиданной для немецкого командования. Может нехватить решимости для контрудара, и противнику потребуется время для того, чтобы рассмотреть даже 3-километровую прореху среди наступающих; а в данном случае у немцев в районе Малюны и Кемели и не имелось свободного резерва для контратаки; немцам пришлось, под влиянием нашего успеха у Дукшт, отказаться от всех плодов ночного распространения по участку 5-го полка и без боя стянуться в ближайшие окрестности захваченного накануне с. Кемели.

Они миновали пылящее стадо и взобрались на невысокий холм. За ним лежал поселок — дюжина небольших фермерских домиков и единственная улица, вдоль которой стояли сооружения с фальшивыми фасадами. Поселок был забит хокасами — пешими, верховыми, в крытых повозках и фургонах. Алекс решил, что все они — беженцы от приближающейся индейской армии. На спуске с холма он разглядел перекошенную табличку:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КАНЬОН ГАЛЧ

НАСЕЛЕНИЕ В БУДНИ 212

Мое управление в этом бою немного напоминало скачку всадника без головы; я стремился больше нажимать, чем руководить. Несомненно, в моих действиях сказывалась несколько моя неопытность в роли командира полка; я еще не подобрал штаб по своему вкусу, я еще плохо был знаком с личным составом полка и только к концу этого боя заслужил необходимый дня успешного управления авторитет. Оправданием не может служить трудность справиться при недостаточных средствах связи с задачей руководства частями четырех, частью весьма сомнительных полков. В этом отношении мои действия далеко не могут являться образцовыми; но, размыслив, приходишь к убеждению, что в обстановке боя часто могут явиться моменты, когда чинность управления по телефону сзади окажется неуместной и когда несколько километров хорошего галопа по району боя могут дать неоценимую пользу.

В СУББОТУ 1000

— Мы отведем тебя к Слику, — крикнул Монти, стараясь перекрыть общий шум. — Он знает, что делать.

Они медленно пробирались сквозь бурлящую, галдящую, толкающуюся толпу. Хокасы были очень эмоциональной расой — они отчаянно жестикулировали и орали во всю силу своих легких. Никто ими не руководил, и признаков того, что эвакуация происходила организованно, Алекс не заметил. Все спорили, обменивались сплетнями, время от времени стреляли в воздух. Вдоль сплошного ряда салунов стояли пони без седоков и пустые фургоны.

Моя горная батарея в течение всего этого дня бездействовала и поздно выбралась к Шавлишкам; мои гаубицы вели себя положительно глупо. Я был слишком поглощен своими ротами и недостаточное внимание уделил артиллерии. Я стал подходить с жесткими требованиями к артиллерии только через 3 месяца, когда я уже был вполне уверен в своих ротах. Наши артиллеристы к тому же не поддавались временному руководству и требовали длительного воспитания и большой зоркости командования.

Алекс попытался припомнить подробности отчета первой экспедиции. Отчет был коротким, люди провели на Токе несколько месяцев. Но хокасы описывались как веселые, дружелюбные, поразительно способные к обучению существа и… они были обречены. Противостоять непрекращающимся нападениям слисси могли только обнесенные стенами города на морском берегу, находившиеся на стадии бронзового века. Медленно, но неуклонно рептилии истребляли разобщенные племена хокасов. Когда на него нападали, хокас сражался вполне пристойно, но стоило только врагу исчезнуть из виду, как из веселой и беспечной плюшевой головы исчезали всякие мысли об опасности. В большие отряды хокасы не объединялись никогда. Раса столь убежденных индивидуалистов просто была не в состоянии создать регулярную армию.

Это был симпатичный, но нескладный народ.

В течение боя отрицательно сказалось то обстоятельство, что III батальон был развернут на правом крыле, а на левом — II, более слабый батальон. Ходского конечно следовало ставить на заходящее крыло. Кроме того местность направо была лучше известна II батальону, а налево — III батальону, и в конце боя их пришлось двинуть накрест для занятия своих окопов. Но утром я располагался для обороны и не хотел иметь на фланге прорыва пессимистически настроенного Чернышенко и некоторых его ротных командиров (Мячина, Галиофа). А потом уже нельзя было терять времени и сил на контрмарш перед наступлением.

Благодаря своему росту, космическому мундиру и неспокойному, боевому человеческому духу, вознесшему людей к звездам, Алекс чувствовал некоторое самодовольное превосходство. Глядя на хокасов, он ощущал себя старшим братом.

Необходимо было что-то предпринять, причем срочно, чтобы помочь этим маленьким персонажам комической оперы. Кроме того, ситуация обещала Александру Джонсу повышение по службе: Земле нужны планеты с дружественным населением, а в первом отчете об индейцах — о слисси, черт бы их драл! - говорилось, что их сотрудничество с человечеством маловероятно.

…И как только лейтенант А. Джонс станет героем, сладко подумал лейтенант А. Джонс, мы с Танни немедленно…

Ничего не было удивительного в том, что 8 немецких рот, составленных из пожилых людей и не особенно искушенных в тактике, были подавлены 28 русскими ротами, лучше знакомыми с местностью и имевшими преимущество в развертывании. Ограниченный успех русских был совершенно естественен; но 10-я армия давно не знала никакого успеха, и в настоящей операции он остался единственным. Мы уже отучились брать пушки и пленных немцев, даже в минимальных дозах, и теперь торжествовали успех: 6-й Финляндский полк получил благодарственную телеграмму верховного главнокомандующего, на полк посыпались награды, начиная с розданных немедленно 6 георгиевских крестов на роту; я позаботился, чтобы действовавшие с нами пограничники не были обижены, и выхлопотал им по 3 георгиевских креста на сотню. После этого боя пограничные сотни выглядывали бы уже вполне боеспособными, если бы не их ужасная хозяйственная часть.

И тут он обнаружил, что вместе с остальными обитателями города Каньон Галч на него уставился толстый пожилой хокас с большой железной звездой на груди.

— Привет, шериф! — сказал Текс и заржал.

Командир бригады Нагаев просил меня сообщить ему, какой мой главный подвиг в этом бою. Я тщетно перебирал все свои действия, не находя подвига, и сообщил, что моя важнейшая заслуга в том, что я своими руками повернул Тимофеева и дал ему толчок вперед. Нагаев этим удовлетворился и попросил меня засвидетельствовать, что полк перешел в наступление по переданному им мне приказу, что я охотно и выполнил.

— Привет, Текс, старина, — подобострастно ответил шериф.

— А, мой старый друг Монти… Привет, джентльмены! Э… Этот странный тип, он, что, человек?

— Ага. Только он говорит… Слушай, шериф, а где Слик?

Через три месяца в Херсоне я узнал о награждении меня за это дело георгиевским оружием. Нагаев, много хлопотавший над организацией этого перехода в наступление и единственный тактический работник в управлений дивизией, получил орден Георгия. Такую же награду, и вполне заслуженно, получил командир I батальона Патрикеев.

— Который Слик?

— Слик! Ну, ты даешь, шериф!

Толстый хокас мигнул.

Немцы также в течение лета 1915 г. отвыкли терпеть неудачи, и неуспех 14-й ландверной дивизии произвел впечатление и на немецкое высшее командование. В труде Шварте (т. II,ч.2-я, стр. 220) мы читаем: \"Чтобы дать возможность 10-й армии развивать энергичнее наступление на Вильну, главнокомандующий на Востоке (Гиндербург-Людендорф) 30 августа возложил атаку Гродны на 8-ю армию и дал свое согласие на то, чтобы развернуть на северном берегу Вилии более крупные силы (2-ю, 58-ю, 88-ю пехотные дивизии, 10-ю ландверную дивизию, 9-ю кавалерийскую дивизию). Это мероприятие являлось тем более необходимым, что 14-я ландверная дивизия, выдвинутая вперед для поддержки конницы, после краткого успеха при прорыве русского расположения, вынуждена была отойти за ручей Дукшта перед много превосходными силами неприятеля\". 3 батальона 6-гоФинляндского полка и 3 батальона подчиненных мне \"белых негров\", вытянутые в одну линию, дружно ударившие, и представляли главным образом эти \"много превосходные силы\"…

— А, ну так он, наверное, в задней комнате салуна «Парадиз», — сказал он и умоляюще добавил: — Ах, Текс, Монти, надеюсь, вы вспомните старого друга в день выборов?

— О чем речь, — искренне ответил Текс: — Ты уже достаточно побыл шерифом.

— О, парни, спасибо вам! Спасибо! Если бы у всех были такие добрые сердца, как у вас… — Толпа смела шерифа в сторону, и Алекс не услышал конца фразы.

— Какого дьявола он вас упрашивал? — воскликнул он.

— Голосовать против него на следующих выборах, — сказал Монти. Неужели не ясно?

Глава седьмая. На подступах к Вильне

— Против? Но ведь шериф управляет городом…

Текс и Монти изумленно переглянулись.

(Схемы 2, 3, 4)

— Теперь и я сомневаюсь, что ты человек, — заявил Текс. — Странно. Люди сами научили нас, что шериф — самый тупой человек в городе. Только мы решили, что нельзя быть шерифом всю жизнь. И поэтому устраиваем выборы каждый год.

С 31 августа по 16 сентября, когда созрело решение отдать Вильну, 6-й Финляндский полк продолжал оставаться в районе Мейшагольской позиции. В оперативном отношении этот период представляет 3 раздела. По 4 сентября догорала неуспешная наступательная операция группы Олохова (гвардейский и V Кавказский корпуса), с 5 по 8 сентября протекала оперативная пауза, а 9 сентября началась операция Свенцянского прорыва (у немцев — Виленское сражение).

— Бака уже три раза выбирали шерифом, — добавил Монти. — Он тупица что надо.

— А кто же тогда Слик? — ошеломленно воскликнул Алекс.

— Как кто? Конечно, городской шулер.

— Какое может быть у меня дело к городскому шулеру?

В это время 6-й Финляндский полк имел только один бой — 16 сентября; по было бы ошибочно думать, что 16 дней без боя находились в моем распоряжении для сколачивания и обучения полка. Из этих 16 дней 2-я Финляндская дивизия находилась 9 дней на позиции и 7 дней — в резерве группы. 6-й полк сверх того 3 суток находился в резерве дивизии. Полк, казалось бы, должен был иметь 10 дней отдыха; но из них надо выбросить 4 дня — когда полк сменялся утром или должен был сменять вечером; затем нужно вычесть 6 маршей; составляя резерв группы Олохова, 2-я Финляндская дивизия была вначале, 9 сентября, сосредоточена у мызы Повидаки, за центром; 10 сентября она была передвинута на левый фланг, в район з. Пурвишки, 11 сентября возвращена к мызе Повидаки, за центр; и еще до рассвета 12 сентября 6-й полк был передан в резерв гвардейского корпуса, в Хартинишки, и в этот же день гастролировал во 2-й гвардейской дивизии в Ковшадолах, в ночь на 14 сентября возвратился в мызу Повидаки, а 15 сентября вечером выступил на крайний правый фланг Мейшагольской позиции. К этому еще надо добавить наряды отдельных батальонов в резерв на другие участки позиции. Если учесть все мотание полка за время нахождения \"на отдыхе\" в резерве, то окажется, что никакого отдыха собственно не было.

Текс и Монти снова переглянулись.

— Послушай, — сказал, наконец Монти с напряженным терпением. Допустим, ты многого не знаешь, но не знать, кто управляет городом… Это уж чересчур.

— Ох, — сказал Алекс, — ну конечно, городской голова.

Действительно, 4 раза за этот период я приказывал вывести роты на учение, и каждый раз, после 2–3 часов занятий, мне приходилось обрывать их, дать получасовой отдых от муштровки и пускаться в марш{59}. Чем более расстраивались полки на фронте, чем больше они перегружались плохо обученными пополнениями, тем более они нуждались в отдыхе для сколачивания, чтобы восстановить свою устойчивость, и тем меньший отдых для них представляло пребывание в резерве: фронт в любом месте грозил прорывом, высшее руководство становилось крайне нервным и швыряло резервы с одного фланга на другой. Нахождение в резерве становилось более утомительным, чем служба на не слишком беспокойном участке позиции. Мне кажется, обстановка не оправдывала такого мотания 6-го полка и более спокойное оперативное управление, чем имевшееся в 10-й армии, располагало бы и лучшими войсками. Впрочем основания для тревоги были{60}.

— По-моему, ты спятил, — коротко ответил Монти. — Всем известно, что городом управляет городской шулер.

На хокасе, которого звали Слик, был соответствующий его чину костюм: узкие брюки, черная куртка, клетчатый жилет, белая манишка с высоким воротником и галстуком, булавка с бриллиантом, в одном кармане крупнокалиберный дерринджер, в другом — колода карт. Выглядел Слик устало, похоже в последние дни он слишком мало спал. Тем не менее, он многословно и велеречиво приветствовал Алекса и провел его в свой кабинет, обставленный в стиле XIX века. Текс и Монти вошли следом и прикрыли дверь, отрезав шум галдящей толпы.

Немцы с 30 августа по 9 сентября пассивно оборонялись на фронте V Кавказского корпуса, удерживая за собой с. Кемели. Эта пауза в развитии немецкого наступления вызывалась полной перегруппировкой 10-й германской армии. III резервный корпус, находившийся раньше на Гродненском направлении, сменял на Оранском направлении XXI корпус. На правом берегу Вилии в дополнение к находившемуся там VI конному корпусу развертывались сильный XXI корпус против Мейшагольской позиции и против русской гвардии, а далее к северу, в районе м. Ширвинты — I армейский корпус. Частью за счет новых перебросок, частью за счет Неманской армии, состав 10-й германской армии (7 пехотных полков, 4 ландвере, бригады, 2 кавалерийские дивизии) должен был удвоиться: к нему постепенно было добавлено 8 пехотных дивизий и 3 кавалерийских дивизии. Марши растянулись на 8 дней (1 — 8 сентября).

— Сейчас тебе принесут сэндвичи, — сказал Слик. Он предложил Алексу отвратительную на вид пурпурную сигару из листьев какого-то местного растения, раскурил такую же сам, сел за стол-бюро и спросил: — Так когда же мы можем рассчитывать на помощь твоих друзей?

— Боюсь, не скоро, — ответил Алекс. — Экипаж «Дракона» ничего не знает. Они потратят много времени на поиски. И если не найдут меня здесь, то даже не узнают, что у вас война с индейцами.

— Сколько они пробудут на Токе?

Так как гвардейский корпус продолжал наступать в этот период неготовности немцев, то и V Кавказский корпус оставаться пассивным не мог. Гвардия 1 сентября наполовину захватила с. Явнюны на большаке, а к северу гвардейская казачья бригада и конница Тюлина перешли уже большак и находились в 2 — 3 км от деревень Конгуны и Тоувчули. Несмотря на это, немцы оставались против всего фронта Мейшагольской позиции, от большака до р. Вилии. Обстановка, казалось бы, требовала от V Кавказского корпуса, по отношению к которому гвардия наступала под прямым углом, напрячь все свои силы и ударить на немцев всем фронтом; наибольший успех можно было бы ожидать от атаки левого участка V Кавказского корпуса, на котором находился мой полк; этот удар пришелся бы по переправам на Вилии, грозил бы прервать сообщения немцев; развитие его могло бы смести все развертывание немцев на правом берегу Вилии. Немцы поэтому-то и делали мне честь, возводя в первую очередь против моего полка сплошную линию проволочных заграждений, без чего их оборона успешно обходилась на других участках фронта.

— Примерно месяц. Потом они сочтут меня мертвым и улетят.

— За это время мы могли бы добраться до побережья, но между нами и кораблем лежат земли индейцев. Проскочить не удастся. Похоже, единственный способ доставить тебя к твоим друзьям — это побить индейцев. Но мы не можем их побить без помощи твоих друзей.

— М-да. Мрачно.

Чтобы сменить тему разговора, Алекс стал задавать вопросы об истории хокасов. К его удивлению, Слик оказался весьма образованным типом.

Командование V Кавказским корпусом рассудило иначе. Как Куропаткин в русско-японскую войну всегда выдвигал необходимые предпосылки для общего перехода в наступление и, не добившись этих предпосылок, так никогда в общее наступление и не переходил, так и командование V Кавказским корпусом считало необходимым предварительно отбить у немцев с. Кемели, а лишь затем уже размахнуться по немцам. Поэтому на мои левый участок была возложена чисто пассивная задача; у меня не только отобрали 494-й полк, но и батальон моего полка; штаб дивизии очень боялся за средний участок, как бы он, вместо взятия с. Кемели, не открыл дороги на Вильну; средний участок был усилен 8-м Финляндским стрелковым полком, который удалось 1 сентября после длительной переписки через штаб армии выцарапать у 65-й дивизии; 8-й полк вместе с 494-м и 493-и полками и 3-м пограничным принял участие в атаках на с. Кемели, а позади для перестраховки был растянут в одну линию рот мой батальон, в роли старой гвардии, на случай общей неустойки. Средний участок подчинялся Шиллингу, 5-й полк которого активного участия в атаке не принял. Единственным успехом Шиллинга было взятие 493-м полком слабо обороняемого ф. Богомилов; это не помешало ему валить на части 124-й дивизии и 3-й пограничный полк массу обвинений и просить о назначении нескольких энергичных офицеров для водворения в последних порядка. А взять их можно было конечно только у него, из состава его 5-го Финляндского полка. Следовало не жаловаться на 3-й пограничный полк, имевший на 580 кадровых солдат 2 100 необученных новобранцев, а умело подойти к нему и предъявить лишь посильные для него требования.

Первая экспедиция посетила Току больше тридцати лет назад. В то время ее отчет почти не вызвал на Земле интереса: в безбрежной Галактике слишком много планет. И только теперь, направив крейсер «Дракон» в авангарде, Лига предприняла попытку освоить этот район Галактики.

Правый участок, непосредственно поддерживавший гвардию, был выделен из нашей дивизии и подчинен — чисто-формально — начальнику сводной пограничной дивизии ген. Транковскому, не блиставшему энергией. Здесь 7-й Финляндский полк сторожил свои окопы, а активные действия вели 1-й и 2-й пограничные полки и 2 батальона 4-го пограничного полка (другие 2 батальона этого полка, участвовавшие в бою 30 августа, оставались у меня). Конечно, вклинение между пограничниками нескольких лучших рот 7-го полка дало бы атаке здесь совершенно другой характер. Но командование 7-го полка — старые стреляные воробьи свалило на \"белых негров\" всю боевую работу и ограничивалось тем, что писало пакости о производимых неопытными частями боевых усилиях.

Племя хокасов встретило первых землян с восторгом, и, если вдуматься, людям здорово повезло, что они высадились именно у селения хокасов, а не слисси. Аборигены обладали поразительными лингвистическими способностями; благодаря им, а также современной психографии (тут уж заслуга пришельцев) они выучили английский за несколько дней. Люди для них были почти божествами, и, подобно большинству примитивных племен, они были не прочь порезвиться со своими кумирами.

Роковой день наступил скоро. Установив внешний экран, люди показывали хокасам учебные фильмы, хотя плюшевые медвежата смотрели на движущиеся картинки скорее изумленно, чем заинтересованно. Но однажды вечером, но настоянию командора Уэсли, им показали старый вестерн.

Вообще-то, нет ничего особенного в том, что у многих астронавтов во время долгих перелетов появляется какое-нибудь хобби. Так уж вышло, что увлечением командора Уэсли был американский Запад, и он, приклеив к носу розовые очки, таскал с собой гору романов и фильмов, об исторической достоверности которых можно даже не упоминать.

Возмутительно была проведена артиллерийская подготовка. Организовать действие артиллерии V Кавказского корпуса, набранной \"с бору да по сосенке\" конечно было нелегко, но тем важнее было уделить этому делу внимание. Корпус располагал 7 легкими батареями (2 — 2-го Финляндского артиллерийского дивизиона, 3 — 104-го артиллерийского дивизиона, 2 — 65-й артиллерийской бригады), 1 — тяжелой (спасшейся из Ковны), 1-й гаубичной (30-го мортирного дивизиона) и 1 горной (2-го Финляндского артиллерийского дивизиона). Это был своего рода АРГК, только совершенно неупорядоченный и неорганизованный. Никакого руководства артиллерией не было, она была вся роздана по участкам, хотя предстояло атаковать укрепившегося уже и устроившегося противника. Главная масса была сосредоточена на среднем участке — 5 легких батарей, 1 гаубичная, 1 тяжелая. Но из них только 2 финляндские легкие батареи имели хорошую стрелковую и некоторую тактическую подготовку; 3 батареи 104-го артиллерийского дивизиона в лучшем случае провели только 1 — 2 стрельбы из своих японских пушек; с гаубичной батареей мы уже познакомились в бою у Дукшт; вероятно ковенская тяжелая была еще слабее. Каждый командир стрелял по своему усмотрению; несмотря на свой скептицизм, я смотрю с доверием на донесения прапорщиков, атаковавших с. Кемели и сообщавших, что они были вынуждены отойти назад, так как подвергались жестокому избиению своими батареями. На моем участке, на мои 5 батальонов пехоты (2 — 6-го полка, 2 — пограничники, 1 495-й полк) была оставлена 1 горная батарея.

Хокасы посмотрели фильм и сошли с ума.

В конце концов, командор решил, что такая исступленная экстатическая реакция объясняется тем, что хокасы наконец что-то поняли. Салонные комедии и межзвездные приключения ничего им не говорили; тут же им показали страну, почти не отличающуюся от их собственной — в прериях бродят такие же огромные стада животных, и с коварными врагами сражаются такие же герои-одиночки.

Уэсли пришло в голову, что эта раса вполне может кое-что перенять из материальной культуры Запада. Хокасы добывали жалкие средства к существованию из земли, которую им даже не приходило в голову распахать, передвигались пешком, а орудия труда изготавливали из бронзы и камня. Если им помочь, они могли бы достичь гораздо большего.

На пограничный правый участок были переданы две батареи 65-й артиллерийской бригады, которые были переброшены на правый берег Вилии по приказанию штаба армии еще 28 августа, чтобы несколько компенсировать артиллерийскую немощь V Кавказского корпуса, обеспечивавшего подступы к Вильне. Эти батареи умели хорошо стрелять, но, попав в чужой корпус, проводили политику экономии и копили снаряды, которые несомненно поступали, так как высшее командование придавало нашему наступлению большое значение. 29 и 30 августа они находились на участке 5-го Финляндского полка, решительно атакованного и не дали вообще ни одного выстрела; по крайней мере, на них пехоте не приходилось жаловаться, что они бьют по своим. За 6 дней боев в составе V Кавказского корпуса, по 2 сентября, они выпустили только 26 гранат и 52 шрапнели — для поддержки атаки пограничников к северу от Мейшаголы. А дело заключалось не в пустяках, а в наступательной операции, от исхода которой зависела участь Вильны и возможность немцев развернуться для Свенцянского прорыва. Снаряды вне всякого сомнения были; те же батареи вместе с пограничниками сменили меня на левом участке у Дукшт; 12 сентября немцы повели не слишком серьезную, но угрожавшую 2 батареям 65-й артиллерийской бригады атаку — и батареи выпустили по наступающим немецким цепям 265 шрапнелей и 25 гранат; но для поддержки своей наступающей пехоты батареи 65-й артиллерийской бригады не желали расходоваться. Только 2 сентября, когда наша пехота уже совершенно истекла кровью, штаб 2-й Финляндской дивизии обратил внимание на анархические и не контролируемые действия артиллерии, на бездействие командиров артиллерийских дивизионов, и назначил двух старших артиллеристов для объединения двух групп артиллерии, между которыми поделил все батареи{61}.

Корабельные техники без труда смастерили старинные пистолеты — кольты и дерринджеры. Но нужно было еще научить хокасов выплавлять железо и сталь, делать порох, ручные токарные станки и мельницы. И здесь опять помогли психография и природная восприимчивость. Играючи хокасы освоили и способ одомашнивания диких животных.

Еще до отлета экспедиции хокасы вовсю катались верхом на «пони» и пасли стада «длиннорогих»; они заключили союз с более развитыми племенами побережья и наладили обмен мяса на зерно и промышленные товары. И они с упоением принялись истреблять отряды слисси.

Неопытные, плохо обученные, без офицеров и без артиллерийской поддержки, но жестоко толкаемые сзади части 124-й и пограничной дивизий попадали в удивительную толчею, подставлялись под расстрел, теряли много убитых, раненых и пленных, проявляли свою активность главным образом в сокращении своего состава наполовину, получали на свою голову большую порцию помоев и затем выводились в тыл для реорганизации. Немцам легко было заметить узкий фронт атаки, направленный на с. Кемели, и сосредоточить здесь достаточные огневые средства. Мне рисуется, что весь фронт немцев было легче опрокинуть, чем вырвать у них одно селение в центре, не отвлекая их на других участках.

И напоследок — в знак дружбы — командор Уэсли подарил им свою коллекцию.

Ничего этого в официальном отчете, разумеется не было. Там упоминалось, что расе медвежьих продемонстрированы приемы металлургии и химии, а также преимущества некоторых экономических схем. Кроме того, выражалась надежда, что, получив такую помощь, хокасы сумеют подчинить себе слисси, так что, когда люди откроют регулярное общение с Токой, колонистам не будет угрожать никакая агрессия.

Алекс легко представил, что было потом.

Утром 2 сентября, распивая чай у окошка своей избы в Шавлишках, я наблюдал, как наша артиллерия громит с. Кемели. Затем поднялась сильная ружейная и пулеметная пальба; это роты 8-го Финляндского полка двинулись в атаку. Само движение в атаку было от меня закрыто; но через 20 мин. я заметил густую цепь, выходящую из с. Кемели и быстро углубляющуюся в расположение немцев. Это были несомненно русские, в серых, а не голубых шинелях. Я немедленно схватил телефон, соединился с соседом — подполковником Забелиным, временно командовавшим 8-м полком, и поздравил его с победой. \"Вы смеетесь надо мной\", ответил Забелин. \"Да я ясно вижу, как ваши стрелки выходят из Кемели и наступают дальше\". \"А вы не замечаете, что у них нет ружей и у многих руки подняты? Сейчас одна моя рота полностью сдалась, бросила во время атаки ружья и ушла к немцам\". Временно командующий 8-м полком был подавлен. Я извинился, сославшись на лучшие чувства, которые мною руководили. В 8-м полку очень горевали не столько по людям, как по винтовкам, которые лежали так близко к немцам, что их нельзя было подобрать.

Хокасы были охвачены энтузиазмом. Новый образ жизни оказался вполне подходящим, особенно в прериях, так почему бы им не перенять у людей все остальное? Ведь люди — почти божества! Техасский выговор, покрой одежды, манеры, отмена древней племенной организации — все это получилось абсолютно естественно. Революция протекала весело.

Но книги и журналы не могли разойтись далеко. Большинство новостей передавалось устно и неизбежно искажалось.

Как складываются легенды? Много разговоров циркулировало о причине неудачи 8-го полка. Полк определял свои потери в этом бою в 305 убитых, 300 раненых и 164 без вести пропавших; количество последних впоследствии по данным полка еще уменьшилось. Большой процент убитых поражал воображение пехотинцев. Значительное количество убитых объяснялось расположением немцев будто бы на обратном скате. Впрочем рассмотрение карты этого не подтверждает. Немцы открыли огонь, по этим разговорам, только с 600 шагов, когда стрелки 8-го полка показались из-за мягкого перегиба гребня. При выпуклой конфигурации рельефа, пехотинец, наступая на окоп, лежащий на обратном скате, сначала подставляет под пули свою голову, затем грудь и живот; ноги его еще остаются закрытыми. Наступающий подвергается тем же превращениям, которые мы наблюдаем у приближающегося из-за горизонта корабля, как рассказывают географы для доказательства шарообразности земли. Это типичный пример складывавшегося у огонька военного анекдота, которым по преимуществу в течение многих веков питалась военная история. В основе его лежала излюбленность пехотинцем ружейных, в особенности пулеметных ранений в ноги, гарантирующих двухмесячный отдых в уютной обстановке тылового госпиталя, и месячный отпуск на родину; отсутствием этих ранений в ноги и объясняли большой, втрое больше против нормы, процент убитых в 8-м полку. Кроме того, вопрос о расположении на обратных скатах становился тактически модным.

Прошло тридцать лет. Хокасы растут быстро: второе поколение, воспитанное в новых традициях, распространилось далеко на запад, гоня перед собой слисси.

Так продолжалось до тех пор, пока слисси не научились сами изготавливать огнестрельное оружие. Затем, обладая куда большим военным талантом, они объединились, создали мощную армию, и, в свою очередь, стали гнать хокасов. И они не собирались останавливаться, пока не захватят весь континент, включая побережье. Храбрость хокасов-одиночек ничего не стоила перед ордой слисси, подчинявшихся железной дисциплине.

Официальная реляция 8-го полка, орудующая другими соображениями, немногим ближе и истине, чем эта легенда. Реляция гласит об ужасном, ураганном огне своей артиллерии по ротам 8-го полка, подошедшим к с. Кемели. Затем жалоба на 5-й полк, с опозданием занявший г. дв. Кемели, лежавший вправо; это позволило немцам некоторое время фланкировать из пулемета роты 8-го полка; но больше всего конечно виноваты \"белые негры\" — 494-й полк, наступавший левее. И настроение у них скверное, и держатся они позади, и больше присутствуют, чем дерутся. Несомненная неудача 8-го полка заключалась в том, что в критическую минуту командир 7-й роты был убит, а командир 6-й роты был ранен, а других офицеров в этих ротах не было. Затем следует рассказ о сосредоточении немцев и их броске в штыки. В ужасной штыковой свалке почти полностью и погибла будто бы 6-я рота: спаслось из нее только 6 стрелков.

Одна из индейских армий надвигалась на Каньон Галч. Она была уже близко, и ничто не могло ее остановить. Хокасы, бросая имущество, бежали с семьями с отдаленных ранчо. Но из-за своей обычной разболтанности большинство беженцев задерживалось в городе. Здесь они начинали обсуждать, нужно ли двигаться дальше, может, лучше переждать, а если уж ждать, то можно еще понемножку выпить…

Эта реляция может служить не плохим материалом для сторонников обучения фехтованию на штыках и воспитания, вооружения и тактической подготовки пехоты для производства массовых штыковых атак. Но я приведу в дополнение к личным воспоминаниям и документы об этой атаке, уцелевшие в архиве.

— И вы даже не пытаетесь дать бой? — спросил Алекс.

— А что делать? — ответил Слик. — Половина не хочет связываться, у половины тех, кто готов воевать, есть свой собственный план действий, и если его не принять, они тут же разворачиваются и уходят. Остается не так уж много.

Зауряд-прапорщик 494-го полка Змеевский доносил, что его \"роты отступили только при виде сдававшихся финляндцев под пулеметным и фронтальным огнем и при обходе их с флангов\" (дело 366–184).

— Но ты же вождь, неужели ты не можешь придумать такой план, который удовлетворил бы всех?

— Нет, конечно. Зачем? Единственно правильный план — мой собственный.

— О, Господи!

Зауряд-прапорщик Лоскутов, командир 5-й роты 494-го полка, доносил от 7 сентября за № 115: \"В это время на левом нашем фланге наступала 6-я рота Финляндского полка. Нижние чины обратили мое внимание, что несколько человек германцев стоят с винтовками наизготовку и люди 6-й роты финляндцев проходят им в тыл, без оружия. Нас это смутило. Так как с левого фланга был неприятель, с правого фланга и в упор по нас стреляли из пулеметов и ружей разрывными пулями, я решил отступать\".

Алекс свирепо впился зубами в сэндвич, который держал в руке. Пища восстановила силы, а «жидкий огонь», как хокасы называли виски, согрел внутренности и поднял настроение.

— По-моему, — проговорил он с набитым ртом, — главная ваша беда в том, что вы не умеете организовать сражение. Люди это умеют.

— Да, воюете вы здорово, — согласился Слик.

Эти свидетели 494-го полка были на месте несомненно; правда эти показания даются ими через 5 дней, в реляции, стремящейся ответить на упреки финляндцев, что они их не поддержали, и оправдать свое отступление. Из уцелевших офицеров 8-го полка на месте находился только прапорщик Котов, который пошел с полуротой 5-й роты на помощь 6-й и 7-й ротам, но по-видимому был немного контужен в самом начале боя. Сохранилась записка, написанная каракулями; только подпись принадлежит Котову; приводим, с соблюдением орфографии, этот документ, написанный под ближним пулеметным огнем: \"3-й бтл. Командиру батальона номер 40 северо западная леса у госпотс дома несу большие потери потпрапорщик Суботин тяжело ранен. 9-й полуроте ранило 11 чел. убито 1. 5 роты 20 ран. 10 убит Противник прекратил перебешки и опстреливает нас сильным ружейным и пулиметным огнем Роты окопались Прошу прислать заместителя страшно кружитца голова ничего ни соображаю командир 5-й роты Котов\".

Его глаза-бусинки светились тем восхищением, которое Алекс заметил и в глазах других жителей городка Алекс решил, что ему это нравится. Но и у полубога есть свои обязанности.

— Вам нужен предводитель, за которым беспрекословно последуют все хокасы, — сказал он. — Например, я.

— Ты?! — у Слика перехватило дыхание. — Ты?!

Командир батальона 8-го полка штабс-капитан Печенов, непосредственный автор реляции со штыковой схваткой, по-видимому лично не наблюдал гибель своих рот, но констатирует, что из 2 рот его батальона, принимавших участие в атаке, из боя вышло только 56 штыков.

Алекс кивнул.

— Если не ошибаюсь, индейцы передвигаются пешком? Верно? Тогда я знаю, что нужно делать. Тут несколько тысяч хокасов, и все они вооружены. Индейцы не привыкли к молниеносным кавалерийским атакам, и мы на всем скаку разрежем их армию на мелкие кусочки.

— Чтоб мне стать длиннорогим, — пробормотал Слик. Текс и Монти смотрели на Алекса с благоговением.

Донесения 494-го полка, через штаб 124-й дивизии стали по-видимому известны штабу 2-й Финляндской дивизии. Приводим, как эпилог, следующую записку начальника штаба 2-й Финляндской дивизии, написанную через 9 дней: \"11 сентября 1915 г. 10 ч. 50 м. утра № 190. Командующему 8-м Финляндским стрелковым полком. Начальник дивизии приказал донести о причинах сдачи в плен 6-й роты вверенного вам полка 2 сентября и об обстановке, при которой она происходила\". Это требование забылось среди тех жертв, которые потребовал Свенцянский прорыв, и осталось без ответа.

Неожиданно Слик закувыркался по кабинету, сделав подряд несколько сальто.

— Ййехууу!! — завопил он. — Я — красавчик-свиное рыло, я родился с пистолетом в каждой руке и вскормлен молоком гремучей змеи! — Он снова продемонстрировал серию кувырков. — Мой отец — рысь, а мать — крокодил! Я бегу спиной вперед быстрее, чем другие вперед лицом! Я могу допрыгнуть до луны со связанными руками! А если какой тупица думает, что я вру, то я сейчас же нашпигую его свинцом!

— Какого черта… — разинул рот Алекс.

— Старый боевой клич людей, — объяснил Текс. На этот раз он, видимо, примирился с невежеством своего будущего вождя.

В этих боях на Мейшагольской позиции (29 августа — 2 сентября), в которых 5-й полк был сначала прорван и затем должен был восстановлять свое положение, казалось 5-й полк должен был бы понести наибольшие потери. В действительности при общей боевой потере 2-й Финляндской дивизии в 20 офицеров и 1 793 стрелков, на долю 5-го полка приходится только 217 стрелков, а все офицеры оказались живы и здоровы. Совершенно ясно, что 5-й полк, открывший фронт, проехался главным образом за счет \"белых негров\", какими для него являлись все передаваемые в распоряжение его командира подкрепления, примерно так, как на гигантских шагах катается за чужой счет умеющий отставать на два шага от своего места. Шиллинг мог поддерживать свою популярность в полку, только искусно взваливая на других его задачи. Но это было уже разложение. Количество убитых стрелков в дивизии по документам оказалось 492, раненых 1 123, а пропавших без вести — только 119 (сверх того 42 контуженных и 17 оставленных на поле боя). Несомненно следует количество потери пленными увеличить на сотню и настолько же сбавить количество убитых. Пограничная дивизия потеряла 10 офицеров и 1 896 нижних чинов. Потери 124-й дивизии — около 1 250 человек (главным образом 494-й полк — 756, и 496-й — 289). Итого, потери V Кавказского корпуса превышали 4 900 человек; эти громадные потери находятся в явном несоответствии с второстепенными задачами, которые он пытался разрешить, и объясняются плохим управлением свыше, детской работой артиллерии, эгоизмом 5-го и 7-го полков, плохой строевой подготовкой, особенно пограничников, державшихся при наступлении кучно. Бестолковые атаки на с. Кемели были окончательно прекращены только 4 сентября, одновременно с переходом гвардии к обороне, вследствие сообщения авиационной разведки о движении крупных колон немцев против V Кавказского и гвардейского корпусов. Этому предупреждению авиации группа Олохова обязана выигрышем в 5 дней для спокойного занятия оборонительного положения и подготовки ко встрече немецкой атаки.

— Пошли, — рявкнул Слик, распахивая двери кабинета. И в ту же минуту их окружила взволнованная толпа. Набрав полные легкие воздуха, шулер пискляво закричал: — Седлайте лошадей, джентльмены! Заряжайте свои пугачи! С нами человек! Он поведет нас, и мы сметем индейцев!

Хокасы заорали так, что вокруг задрожали фальшивые фронтоны. Медвежата плясали, кувыркались, стреляли в воздух. Сам Алекс тряс Слика и кричал:

— Нет! Не так! Кретин! Идиот! Не сейчас! Нужна подготовка! Нужно выслать разведку! Составить план!

Потери частей V Кавказского корпуса повели к некоторому понижению боеспособности. Наиболее пострадавший 8-й полк наша дивизия пополнила немедленно остатками безоружных от других полков, и сумела получить из тыла винтовки для вооружения 8-го полка. Команда безоружных, пробывшая в моем полку свыше 3 недель, получила дополнительную подготовку, особенно по окопному делу, ознакомилась с порядком на театре военных действий, дисциплинировалась и была несомненно лучше сколочена, чем прибывавшие на театр военных действий роты пополнения; правда, лучшая и большая часть команды безоружных была уже выбрана на пополнение потерь 6-го полка; от раненых и убитых винтовки тщательно собирались ротами. Я без горести расстался 4 сентября 1915 г. со своими 80 последними безоружными и таковых больше не наблюдал до самого конца войны. В этот момент в нашу дивизию прекратился и приток рот пополнения; последние стали вновь поступать лишь в самом конце сентября. Только 3 — 4 недели дивизия оставалась без пополнения, но этого было достаточно, чтобы сморщить ее до очень скромных размеров.

Но было поздно. Пылкие поклонники выволокли его на улицу. В оглушительной какофонии Алекс не мог ничего разобрать, он только старался сохранить равновесие, прикрыв глаза и смутно различая мельтешение плюшевых медвежьих мордашек. Кто-то сунул ему револьвер, и он прицепил его к поясу. Все было как во сне. Потом кто-то протянул ему лассо, и Алекс с трудом разобрал слова:

— Зааркань себе мустанга, землянин, и пошли!

— Заарканить…

Уже 4 сентября 6-й полк на левом участке Мейшагольской позиции должен был быть смененным пограничной дивизией. Смену можно было произвести только ночью, и ночью же пограничные полки должны были совершать рокировку справа налево, чтобы подойти к левому участку скрытно от наблюдения неприятельской воздушной разведки. Но для этого уже требовалась известная сноровка от штаба пограничной дивизии и известная аккуратность и маршевая дисциплина от полков. Фактически пограничники начали собираться в Левиданах только после 5 часов 4 сентября, когда уже рассвело, и смену я отложил на следующую ночь, во избежание напрасных потерь. Вследствие этой расхлябанности пограничного командования мой полк поступил в резерв среднего участка на сутки позже, чем рассчитывали высшие штабы. Если бы немецкий переход в наступление состоялся на 4 суток раньше, это могло бы иметь очень неприятные тактические последствия{62}.

Сквозь туман в голове Алекс осознал, что стоит перед обширным загоном, в котором мечутся возбужденные шумом полудикие пони-рептилии.

— Давай! — кричали ему. — Чего ждешь!

Алекс посмотрел на стоявшего рядом ковбоя. Вроде бы бросить лассо не трудно — вот так держишь веревку, вращаешь петлю над головой и швыряешь вперед…

7 сентября вечером 6-й полк занял средний участок, сменив 5-й и 8-й полки. Кемели были потеряны 29 августа; уже 8 суток наши части находились на среднем участке приблизительно в том самом положении, которое я принял; но что там были за окопы! Нарыто было много, но не глубоко, бестолково, бессвязно, точно здесь паслись дикие свиньи; каждый взвод устраивался, где попало, по-дилетантски; в расположении окопов видна была полная анархия, отсутствие всякой системы и заботливости командиров полков батальонов. У 5-го и 8-го полков уже настолько опустились руки после неудачи у с. Кемели, что они были способны располагаться только в заблаговременно устроенной и не ими обдуманной системе окопов; роты были предоставлены самим себе и могли заниматься только самоокапыванием, а не укреплением позиции.

Он больно ударился о землю и сквозь поднявшуюся пыль увидел, что поймал в лассо самого себя.

Текс помог ему встать и отряхнуться.

К сожалению, я не мог ввести каких-либо стоящих упоминания усовершенствований. Полк простоял на этом участке только сутки и был сменен в ночь на 9 сентября гвардейской стрелковой бригадой. А сутки — срок недостаточный даже для получения командиром полка полной ориентировки об его участке; ходов сообщения не было, ночью разобраться было нельзя, а днем под сильным обстрелом приходилось пробираться кустами, совершая кружные обходы. Менее чем на неделю выставлять части на позицию бесцельно; энергия расходуется только на смену и ознакомление. За все прегрешения 5-го и 8-го полков пришлось расплачиваться гвардейским стрелкам, которые были атакованы, как только заняли неорганизованный хаос окопов.

— Дома… я редко езжу верхом, — пробормотал Алекс. Текс не ответил.

— Смотри, я поймал тебе коня! — прокричал другой хокас. Он натянул лассо. — Настоящий мустанг!

Алекс взглянул на мустанга, а тот — на него. Маленькие глазки рептилии злобно блестели. Алекс почему-то решил, что пони ему не нравится, и в будущем у них неизбежно возникнут личные конфликты. Впрочем, такое заключение могло быть слишком поспешным.

В ночь на 9 сентября 2-я Финляндская дивизия собиралась в резерв группы Олохова. Мне пришлось несколько раз прогуляться по тылам гвардии. Последняя как представительница высокой боеспособности пользовалась в армии значительным уважением{63}. Мне однако пришлось наблюдать гвардию в самые печальные ее минуты, при наибольшем ее истощении, когда гвардейские части далеко не могли сравниться с 6-м Финляндским полком. Первое мое знакомство: мимо меня проходит толпа в серых шинелях, без оружия, частью в лаптях, опорках и даже с обмотанными тряпками ступнями; все это тяжело шлепает по грязи и имеет какой-то глубоко нищенский вид. \"Что это за оборванцы? \"Команда бессапожных 4-го лейбгвардии стрелкового полка императорской фамилии, ваше высокоблагородие\", лихо отвечает унтер-офицер, предводитель этой банды. Из этого полка, расположенного по соседству, ко мне является дюжина дезертиров: бывшие стрелки 6-го Финляндского полка, раненые в боях, находились на излечении в петербургских госпиталях, были направлены в 4-й гвардейский стрелковый полк на пополнение; но они привязаны к своему 6-му полку, в гвардии они чужие люди, порядок им там не нравится, их тянет в родной полк, где они с удовольствием будут продолжать сражаться с немцами, и где их может быть ожидают награды за понесенные ими жертвы. После минутного колебания я становлюсь нарушителем закона, ласково их приветствую и распределяю их по их бывшим ротам. На следующий день поступает ко мне записка моего знакомого по войне с Японией полковника Скалона, командира 4-го гвардейского стрелкового полка; у него дезертировало 12 стрелков; все они служили раньше в 6-м Финляндском полку и очевидно, оказавшись с ним по соседству, ушли к нему; он ценит и понимает привязанность к части, знамени, традициям и спорить о них не будет, тем более, что имеет людей им на замен; но они унесли с собой 12 трехлинеек, в которых у него большой недостаток; просит меня вернуть ружья. Я с удовольствием выполняю его просьбу, и дело кончено миром.

— Давай, поехали! — нетерпеливо крикнул Слик. Он восседал на отчаянно брыкающемся пони, но похоже, совершенно этого не замечал.

Алекс пожал плечами, подумал, за что же ему такое наказание, и, зажмурив глаза, подошел к своему мустангу. Несколько хокасов уже оседлали его. Алекс вскарабкался в седло, хокасы отпустили животное, и тут начался личный конфликт.

Алексу показалось, что он сидит на метеоре, который вздумал станцевать под ним твист. Он схватился за луку седла, но пони взметнул передние ноги, и Алекс потерял стремя. А потом совсем рядом с ним взорвалось что-то вроде атомной бомбы. И хотя земля была очень твердой, он встретил ее с превеликим облегчением и благодарностью.

О нравах гвардейского командования периода упадка может дать представление следующий эпизод. К 9 сентября немцы значительно усилились. Вместо спешенной конницы перед фронтом гвардии развернулась первоклассная пехота с сильной артиллерией. Начались атаки по всему фронту группы Олохова. А 77-я немецкая резервная дивизия, усиленная бригадой ландштурма, начала охватывать гвардию справа: 9 сентября она овладела Ширвинтами, а 12 сентября уже сильно потеснила 2-ю гвардейскую дивизию у м. Глинцишки. 10 сентября мой полк передвигался на крайний левый фланг, где медленно развертывалась атака против пограничной дивизии и где легко мог образоваться прорыв. 11 сентября к вечеру полк был возвращен в центр, а еще до рассвета 12 сентября передан в резерв гвардейского корпуса и направлен в Хартинишки, где расположился на отдых. На фронте шел бой, циркулировали тревожные слухи: накануне пострадала 1-я гвардейская дивизия, теперь беспокоились о 2-й гвардейской дивизии. Ко мне поступил следующий приказ: \"12/IX 1915 г.

— Х-ах! — выдохнул Алекс и остался лежать неподвижно.

Вокруг волнами покатилась тишина, хокасы были поражены.

17 ч. 20 м.

Человек не умеет бросать лассо, и теперь человек устанавливает рекорд на самое короткое время в седле…

Так какой же он человек?

Алекс сел и оглядел кольцо недоуменных мохнатых лиц.

Командиру 6-го Финляндского полка № 1246 г. дв. Ковшадолы.

— Я не всадник, — слабо улыбнулся он.

— Так кто же ты тогда? — взорвался вдруг Монти. — Черт тебя раздери! Ты не умеешь бросать лассо, не можешь сидеть верхом, не можешь правильно говорить, не можешь даже стрелять…

Согласно приказания вр. команд. гвард. корпусом, который назначил ваш полк в мое распоряжение, приказываю вам с полком немедленно следовать в г. дв. Ковшадолы, где вы получите указания, что делать дальше. Возможно, что вашему полку предстоит бой сегодня же.

— Ну-ну, не очень-то — проговорил Алекс, поднимаясь. На ногах он держался нетвердо. — Это правда, я ко многому у вас не привык. У нас на Земле все по-другому. Но вот стреляю я… лучше всех людей, лучше любого хокаса, и я хоть кого из вас обставлю в любой день недели, а в воскресенье — дважды…

Лица у многих в толпе посветлели, но Монти только фыркнул:

Вр. команд. 2-й гвард. пехотной дивизии ген. — майор Теплов\".

— Неужто?

— Да, — гордо сказал Алекс. — И я могу это доказать.

Он огляделся в поисках подходящей мишени. О результате он не беспокоился, он действительно был одним из лучших стрелков во всем космическом флоте.

Я мгновенно поднял полк и двинул его в Ковшадолы. Командиру гвардейского корпуса, в резерве которого я состоял, донесение о выступлении мной было послано в 17 ч. 40 м.; очевидно, что часы у Теплова были немного вперед по сравнению с моими, так как иначе трудно допустить, что на доставку ко мне приказа и на подъем полка потребовалось только 20 минут. Свои часы я ежедневно проверял по телефону.

— Подбросьте монету. Я пробью ее прямо посередке.

Сам того не замечая, Алекс приноравливался к чудовищному жаргону хокасов и мало-помалу перенимал его.

После этих слов хокасы стали поглядывать на него с благоговейным страхом. Наверное, решил Алекс, сами они не слишком хорошие стрелки. Но вот, достав из кармана новенький серебряный доллар, Слик подбросил его вверх. Алекс моментально прицелился и нажал спуск.

К несчастью, в отличие от лучевых пистолетов, револьверы дают отдачу. Получив револьвером в лоб, Алекс опрокинулся на спину; а пуля разбила стекло в заведении «Последний шанс. Бар и Гриль».

Хокасы обидно захохотали. И надо признать, им было над чем веселиться.

По тону распоряжения мне казалось, что налицо \"пожарный случай\", что над 2-й гвардейской дивизией нависает катастрофа; предоставив полку спокойно следовать 3 км, отделявшие его от г. дв. Ковшадолы, я с адъютантом поскакал галопом вперед, чтобы выгадать время на ориентировку и принятие энергичного решения. Штаб 2-й гвардейской дивизии находился в подавленном настроении; прикрывавшая правый фланг дивизии конница не выдерживала натиска немцев; катастрофы несомненно еще не было; можно было даже усомниться в серьезности наступления немцев; накануне был сильный бой, и часть фронта отпрыгнула на несколько сот шагов назад; дивизия израсходовала все свои резервы; удрученный штаб дивизии решил урвать 6-й Финляндский полк для большего спокойствия из резерва гвардейского корпуса в свое распоряжение и с утра, предвосхищая ход событий, \"anticipando\", пустил ряд тревожных донесений. Узнав, что 6-й полк сейчас подойдет, и зная его хорошую репутацию, штаб 2-й гвардейской дивизии подбодрился и просил расположить полк вплотную у штаба — роты бивуаком в парке, офицеров — в части того же обширного помещичьего дома, где располагался штаб дивизии. У меня сложилось такое впечатление, что штаб дивизии побаивается темных комнат и совершенно не верит своим измученным полкам{64}.

— Эй, Бак! — чуть не плача от смеха, крикнул Слик. — Эй, шериф! Иди сюда!

— Да, сэр? Мистер Слик, сэр?

Но вопрос о расположении полка был для меня второстепенным, мы шли сюда, чтобы сражаться, и меня интересовала главным образом обстановка на фронте. Теплов находился в неведении, что меня не удивило, но у него был неплохой исполняющий должность начальника штаба молодой, способный офицер генерального штаба Кузнецов, первый дебют коего в бою, как совсем юного, но толкового артиллериста, я наблюдал еще в 1904 г. Он тоже был не в полном курсе событий. Всей боевой частью, в которую была развернута вся дивизия, руководил временно исполняющий должность командира бригады, ген. — майор Гальфтер; он фактически руководил боем; если я хочу быть готовым ко всем случайностям, которые могут произойти, и хочу получить точную ориентировку, то только Гальфтер может мне ее дать. Но он находится далеко впереди, в 500 шагах от цепей, в блиндаже непосредственно среди войск, и к этому боевому командиру под обстрелом нелегко пробраться…