Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Мандала хихикнула.

— И задница тоже... Так договорились на сегодня?

— Договорились, но ты поедешь со мной сейчас. Потренируемся немного...

— А она?

— Объяснишь ей, где нас найти, пусть подъезжает к десяти часам. Недалеко от Ватерлоо есть один клуб, я там часто бываю по вечерам. Совсем рядом с «Харчевней трех утят». Она найдет без труда. Вот увидишь, там очень мило.

Он начертил на листке бумаги план и распорядился:

— Отнеси ей это, но не говори, что я здесь. Потом выйди и жди меня на углу авеню Луизы.

Негритянка послушно вернулась в бар, а Роберт Мартенс снова приник к окошку. Он видел, как подруги пошептались, затем вместе направились к выходу.

Он вышел через заднюю дверь и сел в свою машину, припаркованную поодаль. Когда он выехал на угол авеню Луизы, Мандала терпеливо ждала его у края тротуара.

Ловушка была расставлена.

Глава 13

— Смотрите, что она мне дала, — сказала Кристель Тилман.

Малко задумчиво разглядывал полученный фламандкой от Мандалы план. В углу было нацарапано несколько слов: «Ферма Паиелотт, Оэн, 10 часов». Он повернулся к ливанцу.

— Что это за ферма?

— Историческое место, — объяснил Амин Хабаш, — вокруг Ватерлоо таких полно. Кажется, в 1815 году там был бивуак какого-то генерала... Не знаю, что там сейчас. Может быть, музей.

Странный выбор места для подобных свиданий... И вообще все странно. Малко встретил Кристель у выхода из «Джонатана», и теперь они втроем держали совет в квартире молодой женщины на Песчаной площади.

— Они знают, как вы туда доберетесь? — спросил Малко у Кристель.

— Я сказала Мандале, что у меня машина.

— Она выглядела естественной, назначая вам эту встречу?

— Абсолютно.

Малко ничего не понимал. Интуиция подсказывала ему, что здесь кроется ловушка, но какая? Если его противники догадались, что Кристель работает на него, вряд ли они полагают, что он не принял мер предосторожности. Что же они замышляют? Убить Кристель? Это легко сделать и в Брюсселе. Убить его? Но они знали, что Кристель непременно свяжется с ним, стало быть, сами его предупредили. Тут была какая-то загадка. Или речь шла о самой обыкновенной оргии? В конце концов, Роберт Мартенс, будь он хоть трижды убийцей, как видно, обожает такого рода развлечения...

— Мне ехать? — робко спросила Кристель.

Малко покачал головой.

— Нет. Это слишком опасно. Вместо вас поедем мы.

— Оружия у меня нет, — твердо сказал Джордж Хэммонд, резидент ЦРУ в Брюсселе, — и я не представляю, как его достать теперь, когда Густава Мейера нет в живых.

Тем более так быстро. Все, что было у Филипа Бартона, конфисковала полиция.

— Явиться туда с пустыми руками — безумие, — возразил Малко. — Мы имеем дело с исключительно опасными людьми.

— Черт возьми! — взорвался американец. — Я запрещаю вам ехать на эту встречу! Ясно, что это ловушка. И без того достаточно убитых...

— Если я не поеду, — решительно заявил Малко, — мы не продвинемся ни на шаг, а я не намерен торчать в Брюсселе всю оставшуюся жизнь.

Они долго молча смотрели друг на друга поверх стола. Малко знал, что американец говорит правду. Придется раздобыть оружие самому. Возможно, Амин Хаббаш сможет ему помочь... Малко вдруг вспомнил, что рассказал ему Филип Бартон перед тем, как его убили.

— Я попробую кое-что предпринять, — сказал он, не уточняя, что именно. — Если мне не удастся достать оружие, я не поеду.

Амин ждал его в баре «Метрополя» перед кружкой «Трапписта». Малко кратко обрисовал ему ситуацию. Ливанец молча кивал. После перестрелки в «Харчевне Тамплиеров» он начал входить во вкус.

— Мне необходимо оружие, — объяснил Малко. — Ваш пистолет маловат, а резидент может вооружить меня в лучшем случае рогаткой.

— Будь мы в Бейруте, — задумчиво произнес ливанец, — я бы достал вам все, что нужно, в пять минут. Но...

— Но мы в Брюсселе, — напомнил Малко. — И в нашем распоряжении всего несколько часов.

Амин Хаббаш размышлял, пощипывая свои тонкие усики. Потеряв терпение, Малко взял быка за рога.

— Филип Бартон перед смертью рассказал мне, что он попросил Густава Мейера вывезти с завода партию оружия, намереваясь произвести с убийцами обмен. Что , официальным покупателем были вы и что оружие зарыто в саду Мейера. Оно еще там?

— Ах, вот как! Вы все знаете...

Ливанец был явно не в восторге. Малко не отступал:

— Это правда или нет?

— Правда.

— Что там?

— Несколько штурмовых винтовок «Фал», пистолеты... И немного патронов.

— Вы знаете точно, где они зарыты?

Ливанец плутовато улыбнулся.

— Я сам помогал Густаву Мейеру его прятать. Все думал забрать его оттуда, когда найду покупателя. Но если оно вам так нужно...

Малко наконец понял колебания ливанца.

— Послушайте, Амин, — сказал он, — я заплачу вам за это оружие. А потом, когда все кончится, вы сможете его продать...

Амин Хаббаш просиял.

— Купим лопату и едем, — кивнул он.

* * *

Шоссе Розьер было совершенно пустынно. Малко осмотрел тяжелый замок на воротах виллы Густава Мейера. Одним ударом молотка Амин сбил его. Оставив «мерседес» на пустыре неподалеку, они бегом пересекли сад. Двери и ставни дома были наглухо закрыты. Какая удача, что вилла стоит так уединенно! Однако Малко вздохнул с облегчением, когда они завернули за угол дома — теперь их не увидят с дороги. Амин Хаббаш указал на место, где трава была пониже.

— Здесь!

Он взял лопату и вонзил ее в землю. Малко, притаившись за углом, наблюдал за дорогой. Через десять минут лопата наткнулась на что-то твердое. Нагнувшись, ливанец вытащил длинный предмет, завернутый в промасленную бумагу. Он протянул сверток Малко и снова принялся копать. Вскоре в его руках появились еще два свертка поменьше. Амин засыпал яму и, взяв свою добычу, они побежали к «мерседесу». Отъехав довольно далеко но автостраде Брюссель — Монс, Малко свернул на автостоянку и осмотрел содержимое свертков. В большом оказались три новеньких, блестящих от смазки автоматических «фала», в одном из маленьких — шесть запасных обойм, в другом — четыре браунинга и двенадцать обойм к ним.

— Не так уж много, — вздохнул Амин, привыкший у себя в Бейруте к размаху.

— Мы же не воевать собираемся, — возразил Малко, — а только защищаться в случае необходимости.

Ливанец любовно смотрел на черные стволы.

— Если бы я знал, кому их передать, — признался он, — давно бы выкопал. Но здесь у меня почти нет связей.

А ведь нашлись бы типы, которые бы дорого заплатили за такое оружие. Представляете, для налетов...

Он даже прищелкнул языком. Малко спрятал оружие в багажник и запер его на ключ. Теперь у них было все необходимое для диалога с убийцами. Малко подумал о своих противниках. Вряд ли те полагают, что они явятся с пустыми руками...

* * *

Фары «мерседеса» осветили дорожный указатель с надписью «Оэн».

— Черт, — процедил сквозь зубы Амин. — Заблудились!

Они уже полчаса кружили по пустынным дорогам, залитым лунным светом. Вдалеке вырисовывался силуэт Льва Ватерлоо. С вершины своей пирамиды бронзовый хищник взирал на унылую долину, где Наполеон потерпел позорное поражение. Малко затормозил и, развернувшись, поехал назад, к тому месту, где они видели табличку «Ферма Папелотт».

На этот раз он ехал медленно, чтобы не пропустить развилку. Амин то и дело оглядывался на лежавшие на заднем сиденье два «фала», завернутые в одеяло. На нем, как и на Малко, был пуленепробиваемый жилет, позаимствованный у морских пехотинцев из посольства, — такой же, как тот, что спас Малко жизнь. Фары выхватили из темноты табличку, которую они не заметили, проезжая здесь в первый раз: «Пони-клуб фермы Папелотт».

Дорога уходила направо, в поля. Вскоре «мерседес» оказался перед каменной оградой, за которой возвышался старинный дом — «замок», как говорили в Бельгии. За широкими воротами был виден мощеный двор и конюшни, но нигде ни огонька, никаких признаков жизни. И ни одной машины. Погасив фары, Малко вышел и прислушался. Вдали, на шоссе Ватерлоо, глухо урчали машины, но из «Пони-клуба» не доносилось ни звука. На всякий случай Малко вернулся назад и осмотрел пустынную дорогу — она терялась в полях, постепенно сужаясь, и, наконец, обрывалась. Он вернулся к Амину, который ждал его, стоя у «мерседеса» с двумя «фалами» наперевес.

— Они нас продинамили, — мрачно сказал ливанец. — Никого нет. Или просто хотели выманить нас из города... Надеюсь, эта идиотка Кристель не станет открывать дверь кому попало...

Малко охватила тревога. Странно, что нет даже машины...

— Быстро обойдем вокруг дома, — решил он. — И нулей обратно в Брюссель.

Он взял один из «фалов», и они вошли в ворота.

* * *

Своей упругой походкой спортсмена Роберт Мартенс вошел в комнату, где его ждала Мандала. Негритянка тотчас почувствовала приятное покалывание в животе. Жандарм был одет по ее вкусу — в комбинезон из белого эластика, похожий на водолазный костюм, только гораздо тоньше, который подчеркивал внушительное мужское достояние, делая его, казалось, еще больше. Но животу негритянки словно растекался мед; она встала и подошла к своему любовнику.

Роберт Мартенс знал, что при виде его Мандала тает, как воск. Влюбленно глядя на него, она расстегнула молнию комбинезона до пояса и принялась, прижавшись к нему, ласкать волосатую грудь. Он только пыхтел в ответ. Негритянка уже сняла костюм, как он ей велел, оставшись только в крошечной сиреневой маечке и чулках. В комнате стояло несколько мягких удобных диванчиков; окна выходили во двор «Пони-клуба». Иногда в ночь с субботы на воскресенье здесь происходили любопытные оргии: дрессированные пони совокуплялись с маленькими девочками на потеху горстке любителей подобных извращений. Девочек поставлял Филипп, хозяин «Джонатана»; как правило, это были индианки или пакистанки без документов. Одну малышку, которую порвал чересчур ретивый пони, пришлось даже похоронить в поле за фермой. Когда пони не хватало, Роберту Мартенсу случалось, закрыв лицо черным капюшоном, самому браться за дело, — это производило почти столь же сильное впечатление. Разумеется, владельцы «Пони-клуба» ни о чем не подозревали; знал об оргиях только сторож, близкий друг Роберта Мартенса, бывший жандарм, попавшийся на торговле наркотиками.

Негритянка умело массировала огромную выпуклость между ног своего любовника. Ничто так не возбуждало ее, как ощущение этой горячей плоти, набухающей и твердеющей под ее пальцами. Негритянка с наслаждением ощупывала это подобие дубинки, не спеша расстегивая молнию.

«Кинг-Конг» прислушивался к шорохам, доносившимся из-за двери. Комбинезон начинал невыносимо жать.

— Ну что ты там возишься? — недовольно буркнул он. Ей пришлось скучать в одиночестве часа два, пока ее любовник занимался какими-то таинственными делами. Приехавший с ними Филипп, куда-то исчез. Она не могла понять, зачем понадобилось забираться в эту глушь, — в Брюсселе было бы ничуть не хуже. Впрочем, приказы «Кинг-Конга» для Мандалы обжалованию не подлежали.

Плоть великана затвердела, как сталь. Мандала медленно освободила наполненный семенем фаллос и посмотрела на него с восхищением, продолжая ласкать кончиками пальцев. Как всегда, когда «Кинг-Конг» был возбужден, его светлые глаза стали почти белыми.

Дверь за спиной Мандалы скрипнула, и она обернулась. На пороге стоял ее приятель Филипп, хозяин «Джонатана». Он обменялся быстрым взглядом с Робертом Мартенсом и притворил дверь. Негритянку не смутило это вторжение: нередко друзья забавлялись с ней вместе или по очереди. Только их третий приятель на нее даже не смотрел: его волновали лишь девчонки не старше тринадцати лет.

— Приехала Кристель? — спросила Мандала.

— Скоро приедет, — ответил Роберт Мартенс. — Ты ее встретишь.

Он отстранил ее. Огромная плоть стоила вертикально, словно колонна древнего храма, теряясь в густой светлой поросли на животе.

Великан схватил Мандалу за волосы, скрутив их в косичку, и повернул к себе спиной. Она запрокинула голову и простонала с мольбой в голосе:

— Давай же скорей, пока ее нет!

Негритянка боялась, что ее любовник не устоит перед искушением побаловаться сначала с новой подружкой. Этого она бы не пережила.

— Сейчас! — сказал Роберт Мартенс.

Правой рукой он взялся за огромную плоть и раздвинул ягодицы Мандалы. Та вздрогнула.

— Что ты делаешь?..

Вместо того, чтобы пойти привычным путем, «Кинг-Конг» нацелился выше. Когда Мандала поняла, чего он хочет, ее прошиб холодный пот.

— Подожди! — взмолилась она. — Ты что-то сегодня очень большой!

— Ничего! — хохотнул он. — Тебе понравится.

Ему, во всяком случае, нравилось. Мощный толчок заставил негритянку вскрикнуть от боли. Она попыталась вырваться, но великан крепко держал ее за волосы.

На миг он выпустил ее, чтобы открыть дверь, выходившую во двор, — Мандала не поняла, зачем он это делает.

Он снова притянул ее к себе, погрузившись в нее на несколько сантиметров. Негритянке уже казалось, будто ее располосовали надвое. Роберт Мартенс грубо толкнул ее к стене; тело ее выгнулось дугой, голова запрокинулась. Теперь молодой женщине стало по-настоящему страшно.

— Постой! — всхлипнула она. — Постой, ты порвешь меня!

Вместо ответа он сделал еще один мощный толчок, войдя в нее почти до конца. Негритянка завизжала, как поросенок, которого режут. Она не видела садистской ухмылки на лице своего мучителя.

«Кинг-Конг» никогда еще не чувствовал такого возбуждения.

Мандала чувствовала, что вот-вот разорвется. Он же изувечит ее!.. По лицу негритянки текли слезы.

— Не надо! Не надо! — умоляла она. — Мне больно!

Роберт Мартенс отпустил ее волосы, двумя руками схватил ее за бедра и рванул на себя. Круглые ягодицы коснулись его живота... Великан выпрямился, оторвав ноги Мандалы от пола, так что она повисла, удерживаемая только напрягшейся плотью, и повернулся к открытой двери. Черное тело негритянки выделялось на фоне его белого живота.

Еще три грубых толчка — и великан опорожнил свои чресла. Такого удовольствия он еще никогда не испытывал. Огромное тело содрогнулось в спазме наслаждения.

Резким движением он оторвал от себя Мандалу, которая закричала еще пронзительнее. Теперь начнется самая потеха...

* * *

Малко увидел, как в глубине двора открылась какая-то дверь, но никто не вышел. Сердце его забилось чаще. Значит, на ферме «Папелотт» все-таки кто-то был... Амин, направив дуло «фала» в освещенный прямоугольник, прошептал:

— Нас ждут!

Ночную тишину вдруг расколол леденящий кровь вопль. Кого-то пытают?.. Слава Богу, что они не взяли с собой Кристель. Крик повторился — пронзительный женский крик, полный боли и ужаса, — но в дверях по-прежнему никого не было. Амин пригладил свои усики.

— Они хотят, чтобы мы вошли, — с тревогой сказал он.

Малко в очередной раз подивился, до чего убийцы уверены в себе. Еще более отчаянный вопль заставил его содрогнуться. Надо было что-то делать.

* * *

— Твоя подружка приехала, иди встречай, — шепнул Роберт Мартенс на ухо негритянке.

— Прямо так? — запротестовала она, согнувшись от острой боли. Ей казалось, что она не сможет сделать и шагу...

Великан грубо толкнул ее к двери. Мандала нетвердо шагнула вперед, пошатываясь на высоких каблуках. Едва она переступила порог, Роберт Мартенс нагнулся и достал спрятанную за дверью штурмовую винтовку.

Глава 14

Мандала остановилась в дверях, глядя в темноту. Внутри у нее все разрывалось от боли; ей казалось, будто огромный фаллос все еще в ней... Она подалась назад, но кулак любовника снова подтолкнул ее, а тихий голос прошептал ей на ухо:

— Твоя подружка приехала, встречай...

Негритянка щурила глаза, ничего не видя.

— Ты уверен? — спросила она.

— Да, — прошипел он. — Давай, пошевеливайся.

Железная лапища неумолимо толкала ее вперед. Она вздрогнула и попыталась высвободиться.

— Но там же холодно! Я не вижу ее...

— Она за воротами, — сказал Роберт Мартенс. — Иди, живо!

Он еще раз пнул ее, так что она едва не упала, и вытолкнул во двор. Мандала шла с трудом, высокие каблуки застревали между камнями. Роберт Мартенс спокойно ждал, держа заряженный «фал» наперевес. Он стоял в тени, со двора его не было видно. Негритянка двигалась к воротам, неловко переставляя ноги, как автомат. Жандарм ухмыльнулся.

Все шло так, как было задумано. Он обернулся и крикнул своему сообщнику:

— Ты готов?

— О\'кей! — откликнулся голос Филиппа Орстелла.

Стефан ЦВЕЙГ

АМЕРИГО

Малко увидел в дверях Мандалу Кабиндо, не понимая, что происходит, не зная даже, она ли кричала. Он не сводил глаз с негритянки, которая медленно шла прямо на него. Амин притаился за воротами, держа палец на спусковом крючке. Он целился в освещенный прямоугольник двери, откуда вышла Мандала. Однако больше никто не появлялся.

В честь кого Америка названа Америкой?

— Пошли? — спросил Амин.

На этот вопрос каждый школьник ответит быстро и не задумываясь: в честь Америго Веспуччи.

Но уже второй вопрос вызовет сомнение и колебания даже у взрослых: почему, собственно, эту часть света окрестили именем Америго Веспуччи? Потому, что Америку открыл Веспуччи? Он никогда ее не открывал! Или, быть может, потому, что он первым ступил уже не на прибрежные острова, а на самый материк? Нет! Первыми ступили на материк Колумб и Себастьян Кабот. Тогда, может быть, потому, что Веспуччи ложно утверждал, будто он высадился здесь первым? Веспуччи никогда и нигде не заявлял о своем праве первооткрывателя. Но, возможно, он как ученый и картограф предложил назвать эту землю своим именем просто из честолюбия? Нет, он никогда этого не делал и, вероятно, пока был жив, даже не подозревал, что эта новая земля названа его именем. Почему же как раз ему, который ничего не совершил, выпала такая честь, почему увековечено его имя? Почему Америка называется не Колумбией, а Америкой?

Ответить Малко не успел. В освещенном Проеме вдруг вырос гигантский силуэт. В руках у него что-то вспыхнуло, грянули выстрелы. Негритянка пошатнулась, вскинула руки и рухнула на булыжник, прежде чем эхо затихло вдали. Малко не мог даже выстрелить: женщина находилась между ним и убийцей.

Это произошло из-за сумбурного переплетения случайностей, заблуждений и недоразумений, это история человека, который на основании никогда не совершенного путешествия – причем он сам никогда и не утверждал, что совершил его, – стяжал столь безмерную славу, что его имя стало наименованием четвертой части света. Вот уже четыре столетия название это удивляет и злит весь мир. И каждый раз Америго Веспуччи вновь обвиняют в том, что он вероломно добился подобной чести путем грязных и темных махинаций; каждый раз все новые научные инстанции рассматривают дело по обвинению Америго Веспуччи в «обмане, построенном на вымышленных или искаженных фактах». Одни оправдали Веспуччи, другие приговорили его к вечному позору, и чем неоспоримее защитники Веспуччи доказывают его невиновность, тем более страстно противники уличают его во лжи, подлогах и краже. Ныне эти споры со всеми их гипотезами, доказательствами и опровержениями составляют целую библиотеку; некоторые считают крестного отца Америки amplificator mundi [1], одним из великих людей, раздвинувших границы Земли, первооткрывателем, мореходом и большим ученым, а другие – самым отъявленным мошенником и лгуном, какого только знала история географии.

— Сволочь!

На чьей стороне правда или, выразимся осторожнее, наибольшая вероятность правды?

В наши дни дело Веспуччи давно уже перестало быть вопросом, интересующим узких специалистов-географов, или проблемой филологии. Это задача на сообразительность, игра, в которой каждый любопытствующий может испытать свои силы; к тому же условия игры легко понять: в ней мало фигур, потому что весь известный нам литературный труд Веспуччи, включая все документы, занимает в целом не более сорока – пятидесяти страниц. Поэтому и я счел возможным еще раз расставить фигуры и вновь, ход за ходом, разыграть эту знаменитую шахматную партию истории со всеми ее ошеломляющими и ошибочными построениями.

Он рванулся вперед; тут же засвистели пули, высекая искры из камней. Великан спокойно разряжал обойму, Малко пришлось снова укрыться за воротами.

Единственное требование географического характера, которое моя работа предъявляет читателю, – это забыть все, что он знает о географии из наших больших атласов, и целиком выключить из своего сознания всякое представление о форме, образе, даже о самом существовании Америки. Лишь тот, кто в состоянии вполне представить себе мрак и сомнения той эпохи, сможет помять изумление и энтузиазм, охватившие целое поколение, когда в безбрежном дотоле пространстве начали обрисовываться первые контуры неведомой земли. Но если человечество обнаруживает нечто Новое, оно желает дать ему имя. И когда человечество испытывает восхищение, оно стремится выразить его в ликующем возгласе. Это был счастливый день – ветер случайности неожиданно принес новое имя; и человечество, не спрашивая, справедливо то или нет, в нетерпении приняло звонкое, легкокрылое слово и приветствовало новый мир новым и навечно данным ему именем «Америка».

Внезапно наступила тишина; Малко бросился к дому. Амин Хаббаш, оставшись в засаде, открыл огонь по двери, где уже никого не было... На бегу Малко успел бросить взгляд на тело негритянки: в спине зияли дыры величиной с тарелки. Одна грудь висела, снесенная пулей, среди лохмотьев сиреневой майки. Настоящая бойня. Он добежал до дома и метнулся в открытую дверь, держа «фал» наготове.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА

Никого.

Anno [2] 1000. Тяжелый, гнетущий сон сковал Западный мир. Глаза слишком устали, чтобы зорко смотреть вокруг, чувства слишком притуплены, чтобы проявлять любопытство. Дух человечества парализован, как после смертельно опасной болезни, человечество больше ничего не желает знать о мире, который оно населяет. И самое удивительное: все, что люди знали ранее, непонятным образом ими забыто. Разучились читать, писать, считать; даже короли и императоры Запада не в состоянии поставить свою подпись на пергаменте. Науки закостенели, стали мумиями богословия, рука смертного больше не способна изобразить в рисунке и изваять собственное тело. Непроницаемый туман затянул все горизонты. Никто больше не путешествует, никто ничего не знает о чужих краях; люди укрываются в замках и городах от диких племен, которые то и дело вторгаются с Востока. Живут в тесноте, живут в темноте, живут без дерзаний – тяжелый, гнетущий сон сковал Западный мир.

Иногда в этой тяжелой, гнетущей дремоте блеснет смутное воспоминание о том, что мир когда-то был другим – шире, красочнее, светлее, окрыленнее, был полон событиями и приключениями. Разве все эти страны не были прорезаны дорогами, разве не проходили по ним римские легионы, за которыми следовали ликторы, охранители порядка, мужи закона? Разве не существовал когда-то человек по имени Цезарь, завоевавший и Египет и Британию, разве не пересекали триремы [1] Средиземное море, достигая тех стран, куда уже давно из страха перед пиратами не отваживается плыть ни один корабль? Разве не добрался однажды некий царь Александр до Индии – этой легендарной страны – и не возвратился через Персию? Разве не было в прошлом мудрецов, умевших читать по звездам, мудрецов, которые знали, какую форму имеет Земля, и владели тайной человечества? Об этом следовало бы прочесть в книгах. Но книг нет. Нужно было бы попутешествовать, повидать чужие края. Но дорог нет. Все миновало. Может быть, все и было только сном.

Он промчался по пустому коридору и, оказавшись на заднем дворе, услышал удаляющийся шум мотора. Вглядевшись в темноту, он различил узкую дорогу, которая уходила через поля, ведя, очевидно, к шоссе. Убийцы все продумали... На первый взгляд казалось, что у «Пони-клуба» есть только один выход. Он вернулся назад и наткнулся на Амина с «фалом» наперевес. Вид у ливанца был встревоженный.

Да и к чему стараться? К чему еще раз напрягать силы, когда все идет к концу. Возвещено, что в году 1000 наступит конец света. Бог наказал человечество за то, что оно слишком много грешило, проповедуют священники с амвонов, и первый день нового тысячелетия будет днем Страшного суда. Обезумевшие люди в разодранных одеждах, с горящими свечами в руках стекаются в огромные процессии. Крестьяне покидают поля, богатые продают и расточают свое имущество. Ведь завтра появятся они – всадники Апокалипсиса на своих бледных конях; день Страшного суда близится. Тысячи и тысячи верующих, преклонив колена, проводят эту последнюю ночь в церквах – они ждут, что их поглотит вечная тьма.

— Нам лучше смыться, — посоветовал он. — Шуму было много...

Anno 1100. Нет, мир не погиб. Бог снова смилостивился над человечеством. Оно может существовать и далее, чтобы свидетельствовать о божьем милосердии и величии. Надо благодарить бога за его милость. Надо, чтобы эта благодарность возносилась к небесам, как молитвенно воздетые руки. И вот вырастают соборы и храмы, эти каменные опоры молитвы. Надо доказать свою любовь к Христу, воплощению божьего милосердия. Можно ли долее терпеть, чтобы место его земных страданий и гроб господень оставались в нечестивых руках язычников? Вставайте, рыцари Запада, вставайте, верующие – все на Восток! Разве вы не слышали зова: «Так велит господь!» Выходите из замков, деревень, городов! Вперед и вперед! В крестовый поход через моря и земли.

Anno 1200. Святой гроб господень отвоеван и вновь потерян. Напрасным был крестовый поход и все же не совсем напрасным. Потому что в этом походе Европа пробудилась. Она ощутила собственные силы, она измерила свое мужество, она вновь поняла, как много нового и неведомого ей существует в просторах божьего мира; иные края, иные плоды, иные ткани, и люди, и звери, и нравы под иными небесами. Изумленные, пристыженные рыцари, их крестьяне и слуги, побывав на Востоке, увидели, как тесно, как душно живут они сами в своем западном захолустье и как богато, как утонченно, как пышно живут сарацины. У этих язычников, которых жители Запада презирали из своего далека, есть блестящие, мягкие, легкие ткани из индийского шелка и пушистые, сверкающие всеми красками бухарские ковры; у них есть пряности, и коренья, и благовония, которые возбуждают и окрыляют чувства; их корабли достигают отдаленнейших стран и привозят оттуда рабов, и жемчуг, и драгоценные руды; их караваны бредут по нескончаемым дорогам. Их не назовешь грубыми неучами, этих людей Востока, – говорят, что они постигли тайну Земли; у них есть карты и таблицы, где все записано и обозначено; у них есть мудрецы, которым ведомы пути небесных светил и законы их движения. Люди эти завоевали земли и моря, присвоили себе все богатства, всю торговлю, все наслаждения жизни, а ведь как воины они не лучше немецких и французских рыцарей.

Малко склонился над трупом Мандалы. Убийцы совершили еще одно чудовищное зверство с единственной целью — поиздеваться над ним. Показать ему, что им известно все о его слежке за негритянкой, и пристрелить беднягу под самым его носом. Да, они и впрямь были уверены в полной безнаказанности. Роберт Мартенс, «Кинг-Конг», не побоялся показаться ему. Он хорошо знал, что силуэт, увиденный в темноте в тридцати метрах — не доказательство для присяжных.

Как же они добились этого? Они учились. У них есть школы, а в школах – рукописи, в которых повествуется обо всем и все объяснено; они постигли мудрость древних ученых Запада и приумножили ее новыми познаниями. Значит, чтобы завоевать мир, надо учиться. Не растрачивать свои силы в турнирах и беспутных кутежах, но отточить свой ум, сделать его гибким и быстрым, как толедский клинок. Итак, надо учиться, наблюдать, изучать, размышлять! В нетерпеливом соперничестве один за другим открываются университеты – в Сиене [2] и Саламанке, в Оксфорде и Тулузе, каждая страна в Европе хочет быть первой в овладении наукой; после столетий равнодушия человек Запада снова пытается проникнуть в тайны Земли, неба и человечества.

В последний раз взглянув на изуродованное тело негритянки, Малко устало вздохнул и пошел к «мерседесу». Пока они тряслись по вымощенной булыжником дороге, он ломал голову, не видя больше никакой возможности продолжать расследование. Да, он установил личность главаря банды и, по всей вероятности, второго убийцы — хозяина «Джонатана», но у него по-прежнему не было ни доказательств, ни мотива.

1300. Европа сорвала богословский капюшон, который заслонял от нее мир. Нет никакого смысла вечно размышлять лишь о боге, нет смысла в том, чтобы вновь и вновь схоластически истолковывать и обсуждать старые тексты. Бог – творец всего и, создав человека по образу и подобию своему, хочет, чтобы человек был существом творческим. Во всех искусствах, во всех науках еще живы образцы, оставленные в наследство греками и римлянами; может быть, удастся сравняться с ними и снова научиться тому, что некогда умели древние, может быть, даже превзойти древних. И Запад снова охвачен дерзанием. Вновь начинают слагать стихи, рисовать, философствовать, и посмотрите-ка – получается. Чудесно получается. Появились и Данте, и Джотто, и Роджер Бэкон, и зодчие, воздвигающие храмы. Едва взмахнув крыльями, давно отвыкшими от полета, освобожденный дух человека уносится в беспредельные дали.

Но почему земля по-прежнему так тесна? Почему земной географический простор так ограничен? Со всех сторон море, и море, и море, омывающее все берега, неизвестное, неприступное, – этот необозримый океан, «Ultra nemo scit quid contineatur» [3], о котором никто не знает, что он таит. Единственный путь в сказочные страны Индии ведет на юг, через Египет, но путь этот закрыли язычники. А за столпы Геркулеса, через Гибралтарский пролив, никто из смертных пройти не смеет. Вечно будет этот пролив, по словам Данте, пределом для всех исканий:



…quelia roce strettaOv\'Ercole segn? li suoi riguardi Acciocch? l\'uom pi? oltre non si metta [4].

Он услышал вой сирены и едва успел разъехаться с полицейским микроавтобусом, который на полной скорости несся по узкой дороге. Кто-то слышал выстрелы. Убийцы, должно быть, уже добрались до Брюсселя...



Увы, нет никакого пути туда, в «mare tenebrosum» [5], ни один корабль, устремивший свой бег в эту таинственную пустыню, не возвратится из нее. Человек принужден жить в неведомом ему пространстве; он замкнут в мире, пределы и облик которого ему, пожалуй, никогда не познать.

Амин Хаббаш повернулся к нему и спросил:

1298. Два старых, бородатых человека, сопровождаемые юношей, вероятно, сыном одного из них, сошли с корабля в Венеции. На них странная одежда, какой никогда еще не видывали на Риальто, – длинные камзолы из толстого сукна, отороченные мехом, редкостные украшения. Но еще удивительнее: эти трое чужеземцев говорят на чистейшем венецианском наречии и утверждают, что они венецианцы; зовут их Поло, младшего же – Марко Поло. Конечно, нельзя верить тому, что они рассказывают. Свыше двух десятилетий назад они якобы уехали из Венеции и через Московские владения, через Армению и Туркестан доехали до Манги – до Китая, где жили при дворе могущественного из властителей мира – Кубла-хана [3]. Они якобы прошли через все его огромное государство, по сравнению с которым Италия – словно цветок гвоздики рядом с деревом. Они дошли до края света, где снова увидели океан. И когда великий хан после долгих лет службы, богато одарив венецианцев, отпустил их домой, они отправились по этому океану на родину, прошли сперва мимо Зипангу и «Островов пряностей», затем мимо большого острова Тапробан (Цейлон) [4], проплыли вдоль побережья Персидского залива и через Трапезунд благополучно вернулись в Венецию.

— Я оставлю игрушки у себя, вы не против?

Венецианцы слушают и смеются. Презабавно врут все трое! Еще ни об одном христианине нельзя было с уверенностью сказать, что он достиг океана на другом конце Земли и побывал на островах Зипангу и Тапробан? Невероятно. Но братья Поло приглашают в свой дом гостей и показывают им подарки и драгоценные каменья; и те, кто раньше так необдуманно сомневался, с изумлением убеждаются, что их соотечественники совершили самое смелое открытие своего времени. Шумная слава братьев Поло разносится по всему Западу. Она вновь окрыляет надежду: значит, можно все-таки добраться до Индии. Можно достичь этих богатейших областей Земли и оттуда стремиться дальше, на другой конец света.

1400. Добраться до Индии – это стало мечтой столетия. И мечтой всей жизни одного человека – принца Энрике Португальского, известного в истории под именем Генриха Мореплавателя, хоть сам он никогда не бывал в дальних океанских плаваниях. Но вся жизнь и стремление Энрике подчинены этой единственной мечте – passar a donde nascen las especerias – достичь индийских островов, достичь Молукков, где растут драгоценные пряности: корица, и перец, и инбирь, что ценятся итальянскими и фландрскими купцами на вес золота. Но оттоманы [5] заперли Красное море – этот ближайший путь, – не пропуская «руми» [6] – неверных, и захватили монополию на доходную торговлю. Разве не было бы выгодным и вместе с тем христианским, крестоносным делом нанести врагам Запада удар в спину? Нельзя ли объехать Африку, чтобы добраться до «Островов пряностей»? Ведь в старых книгах содержатся любопытные сведения о финикийском корабле, который сотни лет назад, выйдя из Красного моря, обогнул Африку и после двухгодичного плавания вернулся в Карфаген, на родину. Не удастся ли это еще раз?

Малко пожал плечами:

Принц Энрике собирает вокруг себя ученых. В самой западной точке Португалии, на мысе Сагриш, там, где у скалистых берегов пенится прибоем беспредельный Атлантический океан, Энрике построил дом и собирает у себя географические карты и различные сведения по навигации; он призвал к себе астрономов и кормчих. Старые ученые утверждают, что морской путь через экватор невозможен. Они ссылаются на мудрецов древности, на Аристотеля и Страбона, на Птолемея. Вблизи экватора, уверяют они, море сгущается, становится mare pigrum [6], и корабли могут сгореть в отвесных солнечных лучах. Никто не в состоянии жить в тех местах, там не растут ни деревья, ни травы; мореплавателям суждено погибнуть от жары в море и от голода на суше.

— Как хотите.

Но есть и другие ученые – еврейские и арабские, – они возражают. Надо бы отважиться. Эти небылицы распускают мавританские купцы, чтобы запугать христиан. Великий географ Идриси [7] уже давно установил, что на юге лежит плодоносная земля Билад Гана (Гвинея), откуда караваны мавров, пересекая пустыню, привозят черных рабов. Ученые утверждают, что видели карты, арабские карты, на которых был обозначен путь вокруг Африки. Теперь, когда новые приборы позволяют определять широты, а завезенная из Китая магнитная игла указывает направление к полюсу, можно попытаться пройти вдоль побережья. Можно отважиться, если построить корабли покрупнее и понадежнее. Принц Энрике отдает приказ. И великое дерзание начинается.

Все равно он зашел в тупик... И Джордж Хэммонд вряд ли получит свое оружие. Дело приобрело совершенно катастрофический оборот.

* * *

1450. Началось великое дерзание, бессмертный португальский подвиг. В 1419 году открыта, или, вернее, открыта вновь, Мадейра, а в 1435-м находят давно разыскиваемые «Insulae Fortunatae» – «Счастливые острова» [8] древних. Почти каждый год приносит новые успехи. Обогнули мыс Верду – Зеленый Мыс, в 1445-м достигли Сенегала, и посмотрите-ка – всюду пальмы, и плоды, и люди. Теперь новое время уже знает больше, чем мудрецы древности, и Нунью Триштан [9] может торжествующе сообщить, что он в своем плавании «с дозволения его милости Птолемея» открыл плодородный край там, где великий грек начисто отвергал всякую возможность жизни. Впервые за тысячелетие мореплаватель осмеливается с насмешкой говорить о всеведущем мудреце-географе. Новые герои превосходят один другого – Дьогу Кам и Диниш Диаш [10], Кадамосто и Нунью Триштан, каждый из них высаживается на дотоле неприступном берегу и водружает горделивый мемориальный камень с португальским крестом в знак присоединения этой земли к Португалии. Мир с изумлением следит за успехами маленького народа, продвигающегося в неведомых просторах, – народа, который собственными силами совершает то, «чего никто еще не совершал», – «feito nunca feito».

«Суар» посвятила восемь колонок под крупным заголовком преступлению на ферме «Папелотт», сопроводив статью фотографией трупа негритянки, покрытого простыней. Джордж Хэммонд угрюмо посасывал сигару, не говоря ни слова, погруженный в мрачные раздумья.

1486. Победа! Обогнули Африку! Бартоломеу Диаш обошел мыс Торментозо (мыс Доброй Надежды). Дальше путь идет не на юг. Теперь необходимо править только на восток, через океан, с попутным муссоном, в направлении, уже известном по картам, которые привезли португальскому королю два еврея, посланных им к христианскому царю Абиссинии, пресвитеру Иоанну, и тогда можно достигнуть Индии. Но команда Бартоломеу Диаша изнурена и лишает его возможности совершить подвиг, который впоследствии прославит Васко да Гаму. На сей раз довольно! Путь найден. Никому больше не опередить Португалии.

— Я получил первые результаты вскрытия, — произнес он наконец. — Перед самой смертью девушка была зверски изнасилована противоестественным способом. Это напомнило мне первое убийство — с той женщиной, Алисой Дворп, сделали то же самое.

— Вы не посоветовали полицейским сличить следы спермы? — спросил Малко. — По генетическому коду можно будет установить убийцу.

1492. И все же Португалию опередили! Произошло нечто невероятное. Некий Колон, или Колом, или Коломбо, «Christophorus quidam Colonus vir Ligurus» [7], как сообщает Петр Мартир, по другому же сообщению, «совершенно неизвестный человек» – «und persona qui ninguna persona conoscia» – отправился под испанским флагом в открытый океан – на запад, вместо того чтобы идти восточным путем вокруг Африки, и – чудо из чудес! – «этим кратчайшим путем» – «brevissimo cammino» – достиг, по его свидетельству, Индии. Правда, ему не довелось повидать Кубла-хана, о котором рассказывал Марко Поло, но, по его словам, он дошел сперва до острова Зипангу (Япония), а затем высадился в Манги (Китай). Еще несколько дней плавания – и он достиг бы Ганга.

— Они это сделают и без моей подсказки, но что это даст? Только докажет, что убийства совершил один человек — все тот же «великан», которого никто, кроме вас, не видел.

Европа удивлена: Колумб вернулся с диковинными краснокожими индейцами, попугаями, редкостными животными и с бесконечными рассказами о золоте. Странно, странно: значит, земной шар все же меньше, чем думали, значит, Тосканелли говорил правду. Из Испании и Португалии надо плыть на запад всего лишь три недели, чтобы достичь Китая или Японии, а там до «Островов пряностей» рукой подать; значит, просто глупо странствовать по полугоду вокруг Африки, как это делают португальцы, раз Индия со всеми ее сокровищами лежит так близко от Испании. И вот Испания прежде всего обеспечивает себя папской буллой, которая закрепляет за нею не только путь на Запад, но и все открытые на этом пути земли.

Малко опустил в свой кофе кусочек сахара.

1493. Колумб – теперь уже не «некто» – «quidam», – он великий адмирал ее королевского величества и вице-король вновь открытых провинций. Колумб вторично отправляется в Индию. Он везет с собой письма королевы Испании великому хану, которого на сей раз твердо надеется застать в Китае; его сопровождает тысяча пятьсот человек – воины, матросы, поселенцы и даже музыканты, «чтобы развлекать туземцев». Он везет с собой окованные железом сундуки для золота и драгоценных камней, которые собирается привезти домой из Зипангу и Каликута.

— Не скажите. Если удастся потом получить сперму Роберта Мартенса, это уже будет улика.

Американец озадаченно уставился на него.

— Как же, по-вашему, это можно сделать?

1497. Другой мореплаватель, Себастьян Кабот, отправился через океан от берегов Англии. И удивительно, он тоже достиг материка. Неужели это древний «Винланд», который знали викинги? Или Китай? Во всяком случае, чудесно, что океан, это «mare tenebrosum» [8], покорен и вынужден теперь раскрывать отважным свои тайны одну за другой.

— Как получить сперму от мужчины? Что тут невозможного? У этого Мартенса, судя по всему, большие сексуальные потребности, мы знаем, где он работает и где живет. Нужен только «реципиент», то есть женщина.

1499. Торжество в Португалии, сенсация в Европе! Васко да Гама возвратился из Индии, обогнув опасный мыс Доброй Надежды. Он выбрал другой путь, более далекий и трудный, но высадился на берег около Каликута, посетил сказочно богатых «заморинов», и – не в пример Колумбу, побывавшему только на мелких островах и в наиболее уединенных местах материка, – видел самое сердце Индии и ее сокровищницы. И вот уже снаряжают другую экспедицию, ее возглавит Кабрал. Испания и Португалия соперничают, кто раньше окажется в Индии.

Американец с сомнением покачал головой.

1500. Новое событие. Кабрал на своем пути вокруг Африки слишком далеко отклонился на запад и снова столкнулся с материком на юге, так же как Кабот на севере. Что же это – Антилия, легендарный остров старых карт? Или это опять Индия?

— Потребуется помощь бельгийской полиции. Допустим, они согласятся; ваш план сработает. Что дальше? Они его арестуют. Потом найдут оружие, и в результате мы окажемся в дерьме. Это палка о двух концах. Мы должны уладить дело своими силами — или умыть руки. Вы, конечно, сделали все, что могли, но эти люди — опасные психи... Знаете, я очень беспокоюсь за вашу приятельницу Кристель Тилман. Они теперь знают, что она связана с вами. А вдруг им придет в голову убрать и ее тоже?

1502. Происходит столько событий, что их не обозреть и не постичь; за десять лет открыто больше, чем за тысячелетие. Один за другим корабли выходят из гаваней, и каждый привозит домой новые вести. Словно прорвали вдруг заколдованную пелену; всюду – на севере, на юге – открываются земли. Каждый корабль, плывущий на запад, находит новый остров. В календаре со всеми его святыми уже не хватает имен, чтобы дать названия всем открытиям. Тысячи таких островов, по уверению адмирала Колумба, открыл он сам, своими глазами видел реки, берущие начало в раю. Но странно, странно! Почему же все эти острова, все эти диковинные страны индийского побережья были неведомы ни древним, ни арабам? Почему об этих странах не упоминает Марко Поло, а то, что он сообщает о Зипангу и Зайтуне [11], совсем непохоже на то, что видел адмирал? Все так сумбурно, так противоречиво, все полно тайны – и, право, не знаешь, чему верить об этих островах на Западе. Неужели и впрямь уже объехали вокруг света, неужели Колумб действительно был так близок от Ганга, как он уверяет, и мог бы, продолжая путь на запад, встретиться с Васко да Гамой, если бы тот шел на восток? Земной шар! Меньше он или больше, чем считали раньше?.. Благодаря немецким печатникам книги теперь так легко достать. Хоть бы кто-нибудь объяснил все эти чудеса! С нетерпением ждут ученые, мореплаватели, купцы, князья, ждет вся Европа. Человечество хочет, наконец, после этих всех открытий знать, что же оно открыло. Решающее деяние века – это чувствует каждый – совершено, но люди еще не понимают его смысла и значения.

— Я попробую найти еще какой-нибудь след, — сказал Малко. — Нужно выяснить, кто такой Фокс, иначе мы никогда не решим эту головоломку. Я еще заеду к вам ближе к вечеру.

Резидент ЦРУ крепко пожал ему руку. Похоже, он не слишком надеялся на успех. Малко вышел на бульвар Регента.

ЗА ТРИДЦАТЬ ДВЕ СТРАНИЦЫ – БЕССМЕРТИЕ

Как выйти на неуловимого Фокса? Или как заставить кровожадного жандарма совершить промах? Потому что, вне всякого сомнения, эти двое связаны между собой. Но как накрыть их?

* * *

1503. В самых различных городах – в Париже, во Флоренции, неизвестно где раньше, но почти повсюду одновременно – замелькало пять-шесть отпечатанных листов, озаглавленных: «Mundus Novus» [9]. Автором этого трактата, написанного по-латыни, называют некоего Альберика Веспуция, или Веспутия, который в форме письма к Лаврентию Петру Франциску Медичи [12] сообщает об одном путешествии, предпринятом им по поручению короля Португалии в дотоле неизвестные страны. Такие письменные сообщения о новых открытиях были в те времена нередки. Все крупные торговые дома Германии, Голландии, Италии – Вельзеры, Фуггеры, Медичи – и, кроме того, Синьория [13] Венеции имеют своих корреспондентов в Лисабоне и Севилье, которые в целях деловой информации шлют сведения о каждой успешной экспедиции в Индию. Письма этих торговых агентов, сообщающих, по сути, о коммерческих тайнах, весьма ценятся, и копии этих писем, так же как и карты-портуланы вновь открытых берегов, считаются дорогим товаром. Иной раз одна из таких копий попадает в руки предприимчивого книгоиздателя, и он ее немедленно размножает. Эти листы, заменявшие широкой публике еще неизвестные в те времена газеты, сообщают интересные новости. Их продают на ярмарках так же, как медицинские рецепты и индульгенции. Друг вкладывает эти листы в письмо или посылку к другу, и, таким образом, то, что первоначально было частным письмом маклера к своему шефу, становится достоянием гласности, как напечатанная книга.

Роберт Мартенс в спортивном костюме бежал мелкой трусцой по своей тихой улице. На душе у него было спокойно. Пробегая мимо булочной, где хозяйничала хорошенькая молодая девушка, он улыбнулся ей. Она проводила глазами его атлетическую фигуру, и по восхищенному взгляду он понял, что в один прекрасный день ему достаточно будет войти в магазин, притиснуть ее к стене и взять без всяких проблем. Сознание собственной неотразимости опьяняло... Так же приятно, как убивать. Жандарм ускорил свой бег, вспомнив вчерашний вечер. Да, убивать и насиловать — два самых больших удовольствия в жизни. Да еще это ни с чем не сравнимое ощущение, когда словно бросаешь вызов всему миру, когда чувствуешь себя сильнее других... Не проходило дня, чтобы он не благословлял счастливое стечение обстоятельств, позволившее ему испытать это, променяв охоту на кабанов в Арденнах на куда более захватывающую охоту на людей. Он всегда был страстным охотником, но теперь это развлечение казалось ему пресным.

Из всех этих листов того времени, начиная с первого письма Колумба от 1493 года, в котором он сообщал о своем прибытии на острова «близ Ганга», ни один не вызвал такого всеобщего интереса, таких серьезных последствий, как четыре листа дотоле совершенно неизвестного Альберика. Уже самый текст сообщал нечто из ряда вон выходящее. Письмо это было переведено ex italica in latinam linguam, то есть с итальянского на латинский язык, «дабы все образованные люди знали, сколько замечательных открытий совершено в эти дни» (quam multa miranda in dies reperiantur), сколько неизвестных миров обнаружено и чем они богаты (quanto a tanto tempore quo mundus cepit ignota sit vastitas terrae et quod continetur in ea). Уже одно это крикливое, зазывающее заглавие служит лакомой приманкой для всех жадно ожидающих новостей. Маленькую книжонку бойко раскупают. Ее многократно перепечатывают в самых отдаленных городах, переводят на немецкий, голландский, французский, итальянский языки и сразу же включают в сборники отчетов о путешествиях, которые выходят теперь на всех языках; она становится межевым и даже, пожалуй, краеугольным камнем новой географии, о которой мир еще ничего не знает.

Он побежал медленнее. В голову пришла мысль о подружке Мандалы. Чтобы окончательно замести следы, он должен убрать ее и ее приятеля, который так упорно его преследует. Пусть даже ему не давали такого приказа. Глубоко вдыхая, чтобы наполнить кислородом свои огромные легкие, он принялся обдумывать дерзкий план, который позволит ему еще раз показать противнику, с кем тот имеет дело... Ничем при этом не рискуя. Лицо его расплылось в довольной улыбке.

Он дал себе срок — до конца года. Потом он избавится от своего арсенала, устроив так, что оружие непременно найдут, и этим окончательно собьет полицию с толку. Конечно, нелегко будет вернуться к жизни добропорядочного служащего... Но у него останется его тайна. Мало кому удавалось в жизни сделать то, что сделал он, остаться безнаказанным, да еще продвигаться потом по служебной лестнице.

* * *

За прошедший день Джордж Хэммонд, казалось, еще уменьшился. Он невесело улыбнулся Малко.

— Вы были нравы! Эксперты установили полную идентичность следов спермы на трусах, найденных возле убитых гошистов, и на теле Мандалы Кабиндо. Это был один и тот же человек; у него своеобразный генетический код, к тому же в сперме обнаружена безопасная, но довольно редкая инфекция.

— Так неужели с такими доказательствами на руках нельзя прижать этого Роберта Мартенса? — взорвался Малко. — Достаточно под предлогом медосмотра взять у него сперму и сличить.

Американец покачал головой.

— Теоретически да. Но жандармерия встанет на дыбы. У нас нет никаких весомых улик, ни одного конкретного факта. И главное — нет мотива. С какой стати всеми уважаемый сотрудник жандармерии станет совершать подобные зверства? Он на хорошем счету, один из лучших в Специальной сыскной бригаде... Кроме того, я уже сказал вам: если его изобличат, не поздоровится в первую очередь нам.

— Так что же, — заключил Малко, — спишем в графу убытков всех покойников, в том числе эту несчастную девушку, и я отправляюсь отдыхать в Лицен?

Джордж Хэммонд колебался.

— Я не то хотел сказать. Наше оружие по-прежнему в руках убийц, я из-за этого ночей не сплю... Но мне кажется, мы действуем не так... Надо было начать с поисков Фокса.

— Мы пробовали, — возразил Малко, — но мы ничего о нем не знаем.

Пролетел тихий ангел. Малко размышлял. Внезапно его осенило.

— Вообще-то есть одна нить, связывающая всех, кто замешан в этом деле, — задумчиво произнес он.

— Какая?

Джордж Хэммонд жадно ловил каждое его слово.

— Стрельба. Филип Бартон, Густав Мейер, Вальтер Пеетерс, убитый в «Харчевне Тамплиеров» — все они были членами стрелкового клуба в Эттербееке. Клуба, который, по словам вашего друга — журналиста Эрика Бонтана, служил прикрытием для горячих голов из ВНП.

— Верно, — согласился американец, — но нам и так известно, что все эти люди знали друг друга...

— Подождите, — прервал его Малко. — Мы знаем также, что в свое время в ВНП внедрился сотрудник госбезопасности.

— Точно.

— А что если это был Фокс?

— Почему вы так думаете?

Малко улыбнулся, его золотистые глаза заблестели. Кажется, он, наконец, нашел связь между всеми разрозненными деталями этого запутанного и кровавого дела...

— Слушайте меня внимательно, — сказал он. — В органах госбезопасности есть служба, призванная следить за всякой подрывной деятельностью в стране. Скорее всего это отдел по борьбе со шпионажем. Внедриться в ВНП наверняка было поручено сотруднику этого отдела.

— Да, и что же?

— Если он хорошо сыграл свою роль, то у него должны были сохраниться добрые отношения с товарищами по партии даже после роспуска ВНП. Поэтому если кто-то из них, например Мартенс, ему вдруг понадобился, не было ничего проще — он задействовал старые связи.

— Но зачем? ВНП больше не существует. И кто сказал, что Мартенс был членом ВНП?

— Не исключено, что тому же человеку были поручены и Боевые Коммунистические Ячейки, другая подпольная экстремистская группировка пусть и противоположных политических взглядов. Если это специалист по внедрению... Здесь, конечно, не хватает главного элемента головоломки. Зачем, если это действительно он, ему понадобилось истреблять этих экстремистов вместо того, чтобы выдать их властям? Но как бы то ни было, он вполне мог обратиться к бывшим товарищам, которые полагали, что имеют дело со «своим».

Джордж Хэммонд сжал виски ладонями.

— Постойте, постойте!.. Дело этого типа — слежка и внедрение, а уж никак не истребление...

— Знаю, — согласился Малко, — здесь моя версия хромает. Что-то в этом есть необъяснимое. И дать ответ может только Фокс. Если мы узнаем, кто он такой. Вы можете достать мне схему и кадровые списки органов госбезопасности? Тот, кого мы ищем, наверняка работает в отделе по борьбе со шпионажем. Можно будет попытаться методом исключения...

Американец был в замешательстве.

— Возможно, в том, что вы говорите, есть доля правды, — признал он, — но тогда, надо думать, этот Фокс действует без ведома своего руководства. Я знаком с Альбертом Раэсом, главой бельгийских спецслужб. Поверьте, это отнюдь не сумасшедший. Он не мог санкционировать все эти зверства.

Большой успех маленькой книжонки совершенно понятен. Ведь неизвестный Веспутий, первый из всех этих мореплавателей, умеет так хорошо и увлекательно рассказывать. Обычно на кораблях искателей приключений собираются неграмотные морские бродяги, солдаты и матросы, не умеющие даже поставить собственной подписи, и только изредка попадается «эскривано» – сухой юрист-грамотей, равнодушно нанизывающий факты, или кормчий, отмечающий градусы широты и долготы. Поэтому большинство людей на рубеже XV-XVI веков еще ничего не знает о том, что же, собственно говоря, скрыто в этих далеких краях. Но вот появляется заслуживающий доверия и даже ученый человек, который не преувеличивает, не сочиняет, а честно рассказывает, как 14 мая 1501 года по поручению португальского короля он прошел океан и два месяца и два дня находился под небом, таким черным и грозовым, что не было видно ни солнца, ни луны. Он дает возможность читателю живо представить себе все ужасы и страхи, описывая, как он и его спутники потеряли всякую надежду благополучно достичь берега на своих дырявых, источенных червями кораблях, но благодаря его опыту космографа 7 августа 1501 года – в других сообщениях приводится другая дата, однако к таким неточностям у этого ученого человека надо привыкнуть – они наконец увидели землю, и что это была за благословенная земля! Тяжкий труд местным жителям неведом. Деревья не требуют ухода и приносят обильные плоды; реки и источники полны прозрачной, вкусной воды; море богато рыбой; исключительно плодородная земля родит сочные и совершенно неизвестные фрукты; прохладные бризы овевают эту щедрую землю, а густые леса делают приятными даже самые знойные дни. Здесь водятся тысячи разных животных и птиц, о существовании которых Птолемей не имел и понятия. Люди живут в первобытной невинности; у них красноватый цвет кожи, потому что, объясняет путешественник, они с рождения и до самой смерти ходят нагими и загорели на солнце; у них нет ни одежды, ни украшений, ни вообще какого-либо имущества. Всем, что у них есть, они владеют сообща; также и женщинами, о доступности и страстности которых ученый господин рассказывает довольно пикантные анекдоты. Стыд и законы морали совершенно чужды этим детям природы; отец спит с дочерью, брат – с сестрой, сын – с матерью; никаких эдиповых комплексов [14], никаких стеснений, и все же эти люди могут дожить до ста пятидесяти лет, если – единственная их неблаговидная особенность – не будут по-каннибальски съедены. Короче говоря, «ежели где-либо существует земной рай, то, видимо, недалеко отсюда». Прежде чем распроститься с Бразилией, ибо это и есть описываемый им рай, Веспутий подробно рассказывает о красоте звезд, которые в иных образах и в иных созвездиях светят на этом благословенном южном небе, и обещает позже сообщить в книге еще многое как о данном, так и о других своих путешествиях, «дабы память о нем дошла до потомков» (ut mei recordatio apud posteros vivat), «дабы и в этой доселе неизвестной части созданной богом земли познать дивные деянья господни».

— Я не говорю, что уже решил все вопросы, — возразил Малко, — но уверен, что напал на след.

— Я могу достать вам имена сотрудников отдела по борьбе со шпионажем, правда, не уверен, что мы знаем там всех, — кивнул американец, — но это все, что в моих силах. Даже если у нас будут его приметы, этого недостаточно. Фотографий они нам, конечно, не дадут...

— Надо разыскать кого-нибудь, кто был связан с ВНП, — решил Малко. — Кого-нибудь, из кого удастся вытянуть информацию. Но в первую очередь удостовериться, что Роберт Мартенс действительно был членом этой группировки.

— В таком случае искать нужно в стрелковом клубе в Эттербееке, — заключил американец. — Все нити ведут туда. Кстати, в этом клубе работал инструктором Амин Хаббаш...



— Я даю себе срок — еще неделю, — сказал Малко. — Попытаюсь прижать Роберта Мартенса и выяснить, почему Фокс напустил своих убийц на этих бедолаг. У него не может не быть веской причины.

— Если бы вы могли просто заполучить наше оружие, — вздохнул американец. — На все остальное мне наплевать. Пусть эти подонки потопят Бельгию в крови — меня это не касается.

* * *

Можно понять интерес, вызванный у современников таким живым и красочным рассказом. Потому что он не только возбуждал и одновременно удовлетворял любопытство, вызываемое этими незнакомыми землями, но одной своей фразой о том, что «земной рай, ежели он где-либо существует, то, видимо, недалеко отсюда», этот Веспутий невольно коснулся самой сокровенной надежды своей эпохи. Уже давно отцы церкви, особенно греческие богословы, выдвинули тезис, что бог после грехопадения Адама отнюдь не разрушил рая. Он только перенес его на «противоположную землю», в недостижимое для людей пространство. Эта «противоположная земля», согласно богословской мифологии, должна находиться за океаном, то есть за пределами, недоступными для смертных. Но теперь, когда благодаря отваге первооткрывателей пересечен этот доселе непреодолимый океан и достигнуто полушарие, над которым светят иные звезды, теперь, быть может, осуществится наконец давнишняя мечта человечества и рай будет обретен снова?

Кристель Тилман растерянно смотрела на Малко покрасневшими от слез глазами.

— Какой ужас, что они сделали с Мандалой, — пролепетала она. — Если бы я поехала туда, они бы меня тоже убили.

Малко вошел в гостиную. Амин Хаббаш, лежа на диване, старательно чистил свой «зиг». Он дружелюбно кивнул Малко и бросил чуть насмешливо:

Естественно, что описание безгрешного мира, который видел Веспутий, так удивительно совпадающее с представлением о мире до грехопадения, волнует людей того времени, живущих, подобно нам, под вечной угрозой катастроф. В Германии начинают объединяться крестьяне [15], не желающие больше терпеть барщину, в Испании свирепствует инквизиция и не оставляет в покое даже самых благонамеренных, в Италии и Франции бушуют войны. Тысячи и сотни тысяч людей, устав от ежедневных тягот, из одного отвращения к этому мятущемуся миру бегут в монастыри; нигде нет покоя, отдыха, нет мира для «простого человека», который не ищет ничего другого, кроме неприметного, ничем не тревожимого существования. Но вот внезапно из города в город перелетают несколько узких листков бумаги и приносят весть о том, что надежный человек – не мошенник, не проходимец, не лгун, а ученый, посланный португальским королем, – открыл где-то далеко, за пределами досягаемости, новую страну, в которой еще можно обрести мир для людей. Страну, где жизнь человека не омрачена борьбой за деньги, за собственность, за власть. Страну, где нет ни князей, ни королей, ни кровососов-крепостников, страну, где не надо работать до кровавых мозолей, чтобы добыть хлеб насущный, где земля щедра и кормит людей, где человек человеку не извечный враг. Эту древнюю религиозную мессианскую надежду разжег своим рассказом какой-то неизвестный Веспутий, он затронул одно из самых глубоких стремлений человечества – мечту об освобождении от власти традиций, денег, законов и собственности, извечную, неутолимую жажду к не отягощенной трудом и ответственностью жизни, мечту, которая брезжит в каждой человеческой душе, подобно смутному воспоминанию о рае.

— Ну что, еще не кончили ваши игры?

— Скоро кончу, — ответил Малко. — Вы мне поможете. Мне нужно посмотреть архивы вашего стрелкового клуба в Эттербееке.



Ливанец удивленно поднял брови и пощипал свои тонкие усики.

Именно это обстоятельство, видимо, придало нескольким плохо отпечатанным листкам такую значительность и действенность, что они во много раз превзошли все другие сообщения, в том числе и донесения Колумба; но и слава и всемирно-историческая роль этих маленьких листков основаны не на их содержании, не на воодушевлении, вызванном ими у современников. Главным событием, как это ни странно, было даже не само письмо, а его заголовок, два слова, четыре слога «Mundus Novus», которые произвели ни с чем не сравнимую революцию в представлении человека о Земле. До этого часа Европа считала самым крупным географическим событием эпохи то, что Индии, страны сокровищ и пряностей, достигли в течение одного десятилетия, следуя двумя различными маршрутами: Васко да Гама – двигаясь на восток, вокруг Африки, и Христофор Колумб – двигаясь на запад, через никем дотоле не пересеченный океан. В Европе с изумлением рассматривали сокровища, которые Васко да Гама привез домой из дворцов Каликута, с любопытством слушали рассказы о многочисленных островах, открытых великим адмиралом испанской королевы Христофором Колумбом у побережья, которое он считал побережьем Китая. Значит, Колумб, судя по его восторженному сообщению, тоже побывал в стране великого хана, описанной Марко Поло; теперь, казалось, обошли вокруг света и с двух сторон добрались до Индии, которая была недостижима в течение тысячелетия.

— Архивы? У нас их немного... Клуб существует не так давно.

— Мне нужны списки его членов за последние год-два, — уточнил Малко.

Но вот появляется другой мореплаватель, какой-то удивительный Альберик, и сообщает нечто еще более поразительное. Оказывается, земля, которой он достиг по пути на запад, вовсе не Индия, а совершенно неизвестная страна между Азией и Европой и, следовательно, новая часть света. Веспутий так и пишет, что области, открытые им по поручению португальского короля, можно с уверенностью назвать Новым Светом, «Novum Mundum appellare licet» – и подробно обосновывает свое мнение: «Никто из наших предков не имел ни малейшего понятия о странах, которые мы видели, и о том, что в них находится; наши знания далеко превзошли знания предков. Большинство из них полагало, что южнее экватора нет материка, а только беспредельный океан, который они называли Атлантическим; и даже те, кто считал возможным наличие здесь материка, по разным причинам придерживались мнения, что он не может быть обитаем. Теперь мое плавание доказало, что такой взгляд неверен и резко противоречит действительности, ибо южнее экватора я обнаружил материк, где некоторые долины гораздо гуще населены людьми и животными, нежели в нашей Европе, Азии и Африке, к тому же там более приятный и мягкий климат, чем в других знакомых нам частях света».

Амин на минуту задумался.

— Каждый год проводятся соревнования по стрельбе. Все члены клуба записываются.

Эти скупые, но полные уверенности строки делают «Mundus Novus» памятным документом человечества; в них заключена первая Декларация о независимости Америки, написанная за двести семьдесят лет до второй. Колумб до своего смертного часа был слепо уверен в том, что, высадившись на островах Гуанахани [16] и Кубу, ступил на землю Индии, и этим своим заблуждением он, по существу, сузил для своих современников вселенную; и лишь Веспуччи, опровергая предположение, будто бы новый материк является Индией, и с уверенностью утверждая, что это – новый мир, дает другие, действительные и доныне масштабы вселенной. Веспуччи снимает пелену, заслонявшую от взора ее великого открывателя Колумба все значение его собственного подвига, и хоть сам Веспуччи даже отдаленно не подозревал, каковы действительные размеры этого материка, он по крайней мере понял самостоятельное значение его южной части. В этом смысле Веспуччи действительно завершил открытие Америки, ибо каждое открытие, каждое изобретение становится ценным не только благодаря тому, кто его совершил, но еще больше благодаря тому, кто раскрыл его истинный смысл и действенную силу; если Колумбу принадлежит заслуга подвига, то Веспуччи благодаря этому его высказыванию принадлежит историческая заслуга осмысливания подвига. Подобно толкователю снов, он сделал зримым то, что его предшественник открыл, блуждая во сне.

— Отлично, — кивнул Малко. — Вот мне и нужны списки участников за два последних года... Нет, лучше за три.

— Тогда поехали туда вместе, — предложил ливанец. — У меня как раз урок.

Велико радостное изумление, вызванное сообщением этого дотоле неизвестного Веспутия, оно поражает воображение людей того времени даже глубже и устойчивее, чем самое открытие генуэзца. Весть о том, что найден новый путь в Индию и что можно, отправившись из Испании, достичь стран, давно описанных Марко Поло, увлекла более широкими торговыми возможностями лишь небольшой круг непосредственно заинтересованных людей: купцов и торговцев Антверпена, Аугсбурга, Венеции, которые уже усердно высчитали, по какому пути – на восток ли, как Васко да Гама, или на запад, как Колумб, – выгоднее посылать корабли за пряностями, перцем и корицей. Сообщение этого Альберика о том, что среди океана найдена новая часть света, действует на воображение широких масс с непреоборимой силой. Не легендарный ли то остров древних, Атлантида? А может быть, это блаженные острова Алкионы? У людей того времени удивительно возросла уверенность в своих силах благодаря сознанию, что Земля куда более обширна и богата неожиданностями, чем предполагали даже самые мудрые мужи древности, и что именно они, их поколение, призваны раскрыть последние тайны нашей планеты. Понятно, с каким нетерпением ученые, географы, космографы, печатники, а за ними вся огромная масса читателей ждут, когда же этот никому не ведомый Альберик выполнит свое обещание и подробнее расскажет о своих исследованиях и путешествиях, которые впервые дадут человечеству правильное представление о размерах земного шара.

— Поехали, — решительно сказал Малко. — Только пусть Кристель без нас никому не открывает.



«Модус операнди» убийц внушал опасения... Кристель вздохнула:

— Может быть, мне уехать на несколько дней к родителям в Брассхаат?

Нетерпеливым не пришлось долго ждать. Двумя-тремя годами позже один флорентийский печатник, предусмотрительно скрывший свое имя – впоследствии нам станет ясно, по каким причинам, – выпустил в свет тоненькую брошюрку в шестнадцать страниц на итальянском языке. Она озаглавлена: «Lettera di Am?rigo Vespucci delle isole nuovamente trovate in quattro suoi viaggi» (Письмо Америго Веспуччи об островах, открытых им во время его четырех путешествий), и в конце сказано: «Data in Lisbona a di 4 septembre 1504, Servitore Am?rigo Vespucci in Lisbona» [10].

* * *

Выстрелы у железнодорожной насыпи были почти не слышны в маленьком баре стрелкового клуба. Амин Хаббаш вышел из кабинета директора, держа в руке какие-то бумаги, и положил листки на стол перед Малко.

Уже из одного заглавия мир наконец узнает побольше об этом таинственном человеке. Во-первых, его зовут Америго, а не Альберик, и Веспуччи, а не Веспутий. Из предисловия, адресованного некоему влиятельному лицу, явствуют другие подробности жизни автора. Веспуччи сообщает, что родился во Флоренции и направился в Испанию в качестве торговца (per tractare mercantie). Четыре года занимался он торговлей и за это время убедился, что счастье изменчиво, «что свои преходящие и непрочные блага оно дарит неравномерно и возносит человека на вершину лишь для того, чтобы тут же низвергнуть его оттуда и лишить всех, так сказать, временно одолженных ему благ». Но так как он вместе с тем увидел, с какими опасностями и трудностями сопряжена охота за прибылями, то он решил отказаться от торговли и посвятить себя более высокой и благородной цели, а именно посмотреть на мир и его чудеса (mi disposi d’andare a vedere parte del mondo e le sue maraviglie [11]). Для этого представилась благоприятная возможность. Король Кастилии снарядил для открытия новой земли на западе четыре корабля, и ему, Веспуччи, разрешили ехать с этой флотилией, чтобы «содействовать открытию» (per aiutare a discoprire). Но Веспуччи сообщает не только об этом: первом своем путешествии, но и о трех других (уже описанных в «Mundus Novus»). Он предпринял следующие путешествия – важна хронология:

— Вот. Соревнования по стрельбе за три последних года, двадцать пять первых мест. Восемьдесят пятый год — это еще времена ВНП. Я там не всех знаю.

Малко пробежал глазами список 1985 года. Первое же имя, которое он увидел, — Роберт Мартенс! Жандарм занял второе место. Филипп Орстелл был шестым... Среди прочих незнакомых имен значились также Филип Бартон, Густав Мейер, Вальтер Пеетерс. Круг замкнулся.

— Я могу оставить это у себя? — спросил он.

первое – с 10 мая 1497 по 15 октября 1498 под испанским флагом;