Но взгляд ее по-прежнему ничего не выражал, губы даже не дрогнули. Только прерывистое дыхание свидетельствовало о том, что она еще жива.

– Маргарита, – повторил Иоганн и опустился рядом с ней на колени. – Мне… мне так жаль! Я должен был остаться, ради тебя, ради вас обоих. Прошу, ответь мне! Лишь одно слово, чтоб я знал, что ты меня слышишь. Я… я люблю тебя!

Он сжал ее руку, холодную и влажную, как вымокший хлеб. Когда уже решил, что Маргарита замолчала навеки, губы ее задрожали. Поначалу она шептала так тихо, что Иоганн не мог ничего разобрать. Он склонился над самым ее лицом и понял наконец, что она ему говорила.

Это были всего два слова, и они поразили Иоганна словно громом.

– Уйди… прочь…

Те самые слова, которые Маргарита кричала в лесу. И теперь она адресовала их ему. Затем с губ ее сорвалась фраза, которая навсегда врезалась юноше в память.

– Уйди… прочь… ты… дьявол!

Иоганн задрожал, мир внезапно утратил краски, все вокруг почернело. Он поднялся – в глазах у него стояли слезы – и прошептал:

– Прощай, Маргарита. Я тебя никогда не забуду.

Он в последний раз провел рукой по ее золотистым волосам и повернулся к двери. И кого она увидела в нем? Или что?

Иоганн, ты страшен мне…

Юноша брел по улицам, как призрак, не разбирая дороги. Та единственная, которую он любил, прокляла его.

* * *

Следующим утром, еще до завтрака, отец позвал Иоганна к себе. Как это часто бывало в последнее время, Йорг Герлах сидел вразвалку за столом, и перед ним стоял кувшин вина. Глаза его были налиты кровью. Не в пример их прошлым встречам, отец жестом предложил Иоганну сесть. Некоторое время он молча смотрел на сына, потом наконец заговорил:

– Твоего брата до сих пор не нашли, – начал Герлах-старший, тяжело ворочая языком. – И я сомневаюсь, что он найдется. Должно быть, вороны уже обгладывают его кривые кости.

Отец произнес это с таким холодом, что Иоганн невольно поежился.

– Буду честным с тобой, – продолжал Йорг Герлах. – Тебе здесь отныне не место. Люди и раньше смотрели на тебя искоса. Эти твои фокусы, бесконечные расспросы, твое поведение, будто ты чем-то лучше других… Но теперь ты перегнул палку. Из-за тебя твой младший брат пропал в лесу, а дочь фогта лежит в кровати ничем не лучше мертвеца! – Отец смотрел на него с ненавистью. – Ты навлек позор на нашу семью, и я не хочу, чтобы ты оставался в этом доме.

Иоганн даже не шелохнулся. Маргарита прокляла его, теперь проклял отец… Но его слова, как ни странно, ничуть не трогали Иоганна, словно не находили дороги к сердцу. Еще слишком велико было смятение после встречи с Маргаритой.

– Конечно, силой прогнать тебя я не могу. – Йорг пожал плечами. – Чтобы отец гнал сына – так не годится, даже если сын этот такой непутевый, как ты. Но если ты останешься, то жизнь твоя превратится в ад, я тебе обещаю. Никто не станет с тобой разговаривать, даже братья. Ты будешь выполнять самую грязную работу и жрать во дворе вместе с собаками. – Он глотнул вина и отер бороду. – Но я не изверг какой-нибудь. У тебя в комнате лежат мешочек монет, теплый плащ и пара крепких башмаков. Забирай их и ступай с Богом – или с чертом, уж не знаю. Чтобы завтра утром тебя здесь не было. Люди решат, что ты просто смылся. Они поймут.

Йорг Герлах стал подниматься, но Иоганн раскрыл рот, и он снова сел.

– Откуда в тебе эта ненависть? – спросил юноша спокойным, рассудительным тоном.

– Откуда? – Отец рассмеялся. – Думаю, ты лучше меня знаешь.

– Ты не понял меня. Да, я сбежал, как последний трус, из леса, и меня не было с матерью, когда она умирала. Но я говорю не об этом. Ты всегда меня ненавидел. Разве не так? Ни разу я не слышал от тебя доброго слова, никогда ты не брал меня на руки. Никогда не баловал меня и не играл со мной. Даже с Мартином ты обходился лучше. Почему?

Отец долго молчал, глядя на сына заплывшими от пьянства глазами. Наконец громко кашлянул.

– Ладно, что уж там! Все равно ты уйдешь, так почему б тебе не узнать?

Он перегнулся через стол, и Иоганн почувствовал его пропитанное вином дыхание.

– Да, это правда, – тихо произнес Йорг Герлах. – Я никогда не любил тебя как сына – потому что ты не мой сын.

Иоганн вздрогнул, словно получил удар под дых.

– Твоя мать была самой красивой женщиной в округе, но, Господь свидетель, люди говорили правду – она была проклятой шлюхой! – прошипел отец, и в его глазах вдруг заплескалась ненависть. – Я мог дать ей все, что она хотела, но меня ей было недостаточно. Целого Книтлингена ей было недостаточно! Она думала, что чем-то лучше других, прямо как ты! Да, дома она молчала и не поднимала головы, но в трактире с проезжим сбродом… там она и смеялась, и плясала, и грешила напропалую. Доказать я ей ничего не мог, но люди болтали всякое, и я знал, что там что-то нечисто. Особенно когда в город заявился этот малый, этот… колдун!

– Колдун? – Иоганн по-прежнему сидел в оцепенении. – Что… что за колдун?

– Бледный парень с черными волосами, таскал в мешке всякий магический хлам. Он явился с запада, из-за Рейна. Эдакий схоласт, бродячий студент и шпильман! – Отец презрительно фыркнул. – Утверждал, что может читать по звездам и разговаривать с мертвыми. Он околдовал твою мать, да, не иначе! На вид ему было лет двадцать, и волосы были такие шелковистые, черные как смоль, – как у тебя. Но глаза, клянусь, то были глаза старца! Как… как у дьявола! Они с Элизабет тайком встречались в лесу. Я это знаю! Она возвращалась совсем другим человеком и в постели была холодна, как рыбина. А через девять месяцев на свет появился ты… ублюдок!

Последнее слово Йорг Герлах буквально выплюнул. Иоганн почувствовал капельки слюны на своем лице.

– Этот парень имел наглость прийти снова, когда ты уже родился, – продолжал с презрением в голосе отец. – И почему только он не забрал тебя! Ну а я позаботился о том, чтобы он убрался из города. Видит Бог, если б он вовремя не смылся, мы сожгли бы колдуна, как чучело!

Он рассмеялся, но потом вновь обрел серьезный вид.

– С тех пор за спиной меня называют рогоносцем. Люди думают, я ничего не знаю, но я чувствую это каждый день. Всякий раз, когда ты попадаешься мне на глаза, я ощущаю стыд. – Отец поднялся. – А теперь ступай! Ты чужой среди нас и всегда был таковым! Уходи и больше не возвращайся в Книтлинген, чтоб никто больше не вспоминал об этом проклятии!

Йорг Герлах направился к двери. Иоганн смотрел на его широкую спину, пока не остался один в комнате.

Некоторое время он неподвижно сидел за столом. Потом взглянул на распятие в углу, украшенное засушенными розами, на клетки с курами под лавкой, куда он любил забираться в детстве, на сундук с маминым приданым и на выцветший образ святого Христофора, косо висящий на стене, который так часто приносил ему утешение… И смахнул все это с себя, как старую кожу. Затем поднялся и направился в свою комнату.

Отец не солгал. На кровати лежали мешочек с монетами, плащ и пара башмаков из крепкой телячьей кожи. Иоганн надел башмаки, накинул плащ, привязал мешочек к поясу и взял в углу посох, который когда-то вырезал для Мартина. Направился было к выходу, но тут вспомнил про нож, спрятанный под доской. Одинокому путнику не помешало бы какое-нибудь оружие. В конце концов, нож можно продать, ведь он явно стоил хороших денег. Иоганн приподнял доску, вынул клинок и спрятал в карман. По пути к выходу он захватил со стола кусок сыра и половину буханки хлеба и спрятал все под плащ.

После чего навсегда покинул родной дом и пустился в дорогу. Он еще не знал, что дорога эта проведет его сквозь высшие сферы и самые глубокие бездны.

Через весь мир и за его пределы.

* * *

Еще стояло раннее утро, и на улицах было тихо и безлюдно. Начал накрапывать дождик, и изморось оседала на лице Иоганна. Жители в большинстве своем отправились к виноградникам, чтобы собрать последние сладкие ягоды. Сегодня, в первый день ноября, заканчивался сбор винограда. Вечером горожане будут праздновать. Правда, без него – с этих пор Иоганн был здесь чужаком.

Как ни странно, он не чувствовал грусти. Наоборот, с каждым шагом, который приближал его к Верхним воротам, в нем возрастала отвага и жажда жизни. У него имелся мешочек монет, сам он был умен и находчив – какой-нибудь крестьянин обязательно наймет его на службу, а уж потом будет видно. Но для начала следовало убраться подальше от Книтлингена, чтобы ничто больше не напоминало о Мартине и Маргарите. Чтобы забыть обо всем.

Иоганн прошел через открытые ворота, не повстречав стражника. Перед ним лежал старый имперский тракт. Он тянулся с северо-запада на юго-восток. В северной стороне находился Бреттен, и за ним, если двигаться вдоль Рейна, Шпейер и Кёльн. К югу расположился Маульбронн, а дальше дорога вела через Вюртемберг и Ульм в Инсбрук, где порой останавливался сам король. Там, как слышал Иоганн, высились горы, укрытые вечными снегами, за которыми раскинулась богатая Венеция, а еще дальше – Рим, Вечный город.

Юноша остановился посреди дороги. В какую бы сторону пойти? Он догадывался, что от этого решения могло зависеть его будущее. После некоторых колебаний Иоганн вынул из мешочка затертую монету. Аверс значил юг, реверс – север. Он подбросил монету, поймал ее и осторожно положил на тыльную сторону ладони.

Монета смотрела лицевой стороной.

Юг.

Иоганн вздохнул. Это означало, что ему придется пройти мимо Маульбронна и эшафота на вершине холма. Должно быть, судьба пожелала напоследок напомнить ему о перенесенном позоре. Иоганн перехватил посох и зашагал по дороге, ни разу не оглянувшись на город, который все эти годы был ему домом. Он шел мимо убранных полей и виноградников, с мрачной решимостью, дождю вопреки. Поравнявшись с эшафотом, лишь сплюнул через плечо, чтобы отвадить новые беды. Здесь начались все его несчастья, отсюда же должна была начаться его новая жизнь.

Скоро по левую руку показался окутанный туманом монастырь Маульбронн. У Иоганна сжалось сердце. Как ему хотелось стать здесь помощником библиотекаря и еще глубже погрузиться в мир знаний и книг! Юноша подумал, не увидеться ли на прощание с отцом Антонием. Но слишком велик был его стыд. Если он и вернется сюда, то лишь великим и прославленным ученым!

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Иоганн представил, как через много лет навестит немощного уже отца Антония – с повозкой, полной книг и снадобий в подарок. В Книтлингене, конечно, все пожалеют, что так неблагодарно обошлись с самым известным уроженцем города. Его отчим к тому времени умрет, а Маргарита снова будет здорова. Они поженятся, и даже Мартин вернется из языческого плена, одаренный сокровищами…

Иоганн был так погружен в мечты, что и не заметил, как монастырь скрылся за деревьями. Изгнанник, не оглядываясь, пошел дальше – впервые в жизни он ушел так далеко от города. До сих пор Маульбронн отмечал границу его маленького мира. И сегодня Иоганн в первый раз ее переступил.

Перед ним лежал новый, необъятный мир.

* * *

Первые свои ночи в роли бродяги Иоганн проводил в сараях, коченея от холода. Его прекрасные мечты разбились вдребезги под первым же градом. Скоро выяснилось, что никому из крестьян в это время не нужен неоперенный шестнадцатилетний работник. Урожай давно был убран, виноград передавлен. Крестьяне сидели в тепле, чинили корзины, заделывали худые ведра или хлопотали с вином в подвалах. Когда Иоганн стучал в двери, в лучшем случае он получал краюху черствого хлеба, а иной раз на него спускали собак.

Казалось, дороге не было конца. Она петляла по долинам, между пастбищ и полей. По обе стороны поднимались пологие холмы, поросшие дубами и буками. С незапамятных времен этот тракт связывал западную и восточную части Священной Римской империи, протянувшись от Рейнской долины до земель к востоку от Неккара. В летние месяцы это были живописные места, но сейчас, в начале ноября, со стороны гор налетали осенние штормы, ветер срывал с деревьев последние листья, и они, точно скелеты, содрогались и стонали под шквалистым ветром.

День ото дня воодушевление его падало, уступая место печали, которая тяготила Иоганну сердце. В минуты затишья он чувствовал себя совершенно одиноким. У него никого не осталось: мама умерла, а отец оказался ему не отцом вовсе, а чужим человеком, который выгнал его из дома. Кто был его настоящим отцом, Иоганн не знал – наверное, какой-нибудь артист, который приударил когда-то за его матерью. Все, что он оставил своему сыну, это черные как смоль волосы и постыдное звание бастарда.

Одинокими вечерами Иоганн иногда доставал нож, полученный от астролога Тонио. Сидя у обочины, он вырезал маленькие фигурки из деревяшек и представлял себе маму, Мартина или Маргариту. Часто фигурки получались кривыми или ломались, и тогда юноша выбрасывал их подальше.

Те немногие путники, которые попадались навстречу, ехали верхом на лошадях или в повозках и кутались в теплые плащи, надвинув капюшоны на лица. Они лишь коротко кивали Иоганну и скрывались за стеной дождя. Одежда у него вымокла насквозь и не успевала просыхать, башмаки отсырели и хлюпали, плащ оттягивал плечи. Иоганн стучал зубами от холода, а ночами его мучили кошмары, в которых Маргарита и Мартин молча стояли у его ложа и смотрели на него с осуждением.

«Иоганн, ты страшен нам! – восклицали они затем и показывали на него пальцем. – Ты дьявол! Дьявол!»

Он так и не узнал, что произошло тем вечером в Шиллинговом лесу и кого увидела Маргарита. В любом случае, это так ее напугало, что она утратила рассудок. Видела ли она, кто или что забрало Мартина? Наверное, Иоганн никогда этого не узнает. Но и этот кошмар остался позади; перед ним расстилалась лишь бесконечная дорога.

Вскоре, чтобы раздобыть еды, Иоганну пришлось потратить несколько монет из мешочка, хоть он и хотел приберечь их на трудные времена. Каждый вечер путник тщательно пересчитывал их. В основном это были грязные крейцеры и потемневшие медные пфенниги, среди которых нашлось лишь три серебряных. Отчим до последнего оставался скрягой, каким и был всю жизнь. Иоганн перебирал монеты, словно они были из чистого золота, складывал в столбики и считал. Если и дальше так тратить, то через пару недель у него не останется ни гроша. Он подумывал продать нож с таинственным орнаментом, но почему-то не делал этого. Хоть клинок и достался ему от колдуна, Иоганн видел в нем часть того, прежнего мира. Продать его значило утратить часть себя. Поэтому юноша хранил нож и голодал.

Иоганн понимал, что так он рано или поздно подохнет у обочины, как бродячий пес. Разве что ему удастся что-то заработать. Если уж не батраком, то каким-нибудь иным способом…

И он уже знал каким.

Скоро перед ним раскинулся Неккар. Иоганн уже не раз слышал о могучей реке – она несла свои воды через Гейдельберг, тот самый город, где он мечтал стать студентом. Теперь, глубокой осенью, водная гладь отливала металлическим блеском. Река казалась холодной и неизмеримо глубокой, и через нее не было видно ни одного моста. Старый лодочник переправил Иоганна на другой берег. При этом он так на него смотрел, словно раздумывал, не выбросить ли пассажира за борт, присвоив его жалкие гроши. За переправу юноша скрепя сердце отдал очередную монету из мешочка. Его скудное состояние таяло, как свечной воск.

В ближайшей деревне, всего в нескольких милях от Неккара, Иоганн собрал в кулак все свое мужество и решил попытать счастья.

Он все еще находился на старом имперском тракте, поэтому и здесь имелась почтовая станция – обыкновенный покосившийся трактир с пристроенной конюшней для курьерских лошадей. Иоганн сделал глубокий вдох и открыл дверь. В это время, когда день клонился к вечеру и снова зарядил дождь, в небольшом зале было полно народу. Здесь нашли приют путники всех мастей. В дрожащих отсветах, что отбрасывало пламя в очаге, юноша увидел толстого торговца в меховой накидке и берете, двух странствующих францисканцев и нескольких коробейников, чьи корзины стояли прислоненные к стене. В глубине зала сидел еще кто-то, но Иоганн не смог разглядеть его в полумраке. Множество крестьян наслаждались отдыхом после сбора урожая, позволив себе кружечку-другую вина. Они смеялись и шумели и, когда появился Иоганн, лишь на миг прервали веселье. Он направился к одному из свободных столов – но вместо того, чтобы сесть, внезапно запрыгнул на стол и хлопнул в ладоши.

Пути назад не было.

– Почтенная публика! – пропел он громко, подражая артистам в Книтлингене. – Смотрите и ничего не пропустите, ибо я добавлю монет в ваши кошельки! Позабудьте тревоги и нужду, ибо сегодня вы будете купаться в деньгах!

По залу прошел ропот. Некоторые смеялись над ним, другие выкрикивали насмешки. Но Иоганн добился желаемой цели: приковал к себе их внимание.

Театральным жестом он сунул руку в карман и выудил монету. Переложил ее в другую руку и спрятал в мешочек, после чего проделал то же самое со второй и с третьей монетой. Кое-кто из зрителей недовольно заворчал.

– Он перекладывает монеты из одного кармана в другой, – пробурчал кто-то из крестьян. – Что же в этом удивительного?

Иоганн вскинул брови и изобразил возмущение.

– А по-вашему, откуда мне доставать монеты, как не из кармана? Может… из воздуха?

Он достал очередной крейцер и спрятал в мешочек. Но в следующий миг в руке у него появилась еще одна монета, а потом еще и еще. Всякий раз Иоганн клал их в мешочек и наконец поднял его над головой.

– Смотрите сами! – объявил он. – Мешочек полон! Добрый сильф щедро одарил меня сегодня.

Люди смеялись и хлопали в ладоши. Это был дешевый фокус, Иоганн подсмотрел его у одного шпильмана в Книтлингене. Но здесь, в глуши, трюк возымел нужное действие.

– Посмотрим, может, я и у вас найду пару монеток…

Иоганн спрыгнул со стола и направился к толстому торговцу. Надул щеки и показал на толстяка, который с недоверием следил за его действиями.

– Определенно стоит начать с торгаша. Вы позволите?

Он склонился над торговцем и выудил монету у него из носа, потом еще одну изо рта. Когда же он наклонился к его толстому заду и вслед за этим зазвенели монеты, публика взревела от хохота.

– Клянусь Богом! – воскликнул Иоганн. – Да этот малый гадит деньгами! Я бы не отказался от такого ослика в своем сарае.

Гости хватались за животы, и только торговец кривил рот.

Но потом он внезапно ухмыльнулся и протянул руку.

– Чудесный фокус ты нам показал. А теперь давай назад мои монеты, парень.

Иоганн опешил.

– Какие монеты?

– Которые ты выудил у меня из задницы. Они мои, ты их украл. Разве не так? – Тут он обратился к гостям и показал на мешочек у себя на поясе. – Парень стянул их отсюда! Кошелек был полон монет, а теперь он пустой.

Улыбка застыла на лице Иоганна. Он не мог поверить в происходящее. Кошелек, конечно, уже был полупустым, и торговец, очевидно, хотел всех надуть, чтобы заполучить деньги Иоганна.

– Ну, давай сюда! – резко потребовал толстяк. – Я еще готов обернуть все в шутку. Но если сейчас же не отдашь деньги, ты будешь вором. А вора ждет петля.

– Верни ему деньги! – потребовали остальные. – Вор, вор! Верни, или вздернем тебя на липе у дверей!

– Но… – попытался оправдаться Иоганн. – Я клянусь…

– Повесить его немедля! – крикнул один из коробейников, бородатый точильщик в лохмотьях, у которого на поясе висели всевозможные ножи и точильные камни. – Пока он и у других ничего не стянул. Это же обыкновенный вор!

Некоторые из крестьян повскакивали, размахивая кулаками. Точильщик сорвал с пояса один из ножей. Гневные выкрики становились громче.

– Повесить его, повесить!

Иоганн сам схватился было за нож, но передумал. Какой от него сейчас толк? Он лихорадочно огляделся. Путь к двери преграждала толпа, но справа было небольшое оконце, затянутое старым пергаментом. Юноша разбежался и нырнул в окно. Пергамент с треском прорвался, и Иоганн упал на кучу зловонных отбросов. За спиной раздавались гневные крики. Первым его побуждением было сбежать по дороге, но потом он сообразил, что в конюшне наверняка стояла лошадь торговца. Его настигли бы в считаные секунды – а еще через минуту-другую повесили бы на ближайшем дереве. Иоганн поступил иначе. Пригнувшись, он обежал вокруг дома и бросился к конюшне. А когда толпа высыпала на дорогу, пробрался через ограду и спрятался в куче сена.

В конюшне было темно и уютно. Стояла тишина, лишь где-то рядом фыркала лошадь. Крики снаружи постепенно затихли. Хлопнула дверь. Должно быть, люди бросили поиски и вернулись в трактир.

Иоганн выждал еще несколько минут, после чего осторожно поднялся. Он стал было выбираться наружу, как вдруг почувствовал кинжал у самого горла.

– Так я и знал, что ты прячешься где-то здесь, – прошипел кто-то над самым его ухом.

Краем глаза Иоганн разглядел, что это один из странствующих монахов из трактира. Служитель Господа угрожал ему ножом! Неужели этот кошмар никогда не закончится?

– Хорошее представление ты разыграл, нечего сказать, – продолжал монах. – Сдается мне, монеты уже были в том кошельке… И этот самый кошелек мне вдруг приглянулся. Давай его сюда, или я перережу тебе глотку, как ягненку!

– Прошу вас! – просипел Иоганн. – У меня ничего нет, кроме этих денег!

Монах рассмеялся.

– Значит, надо было беречь их получше. Ну, давай сюда!

Юноша вспомнил про собственный нож, который лежал в боковом кармане; его можно было почувствовать сквозь одежду. Но стоило ему сделать одно лишнее движение, и монах зарезал бы его, даже глазом не моргнув. Иоганн дрожащей рукой потянулся за кошельком на поясе – и только теперь сообразил, что деньги остались на столе в трактире. В спешке он позабыл захватить мешочек!

– У меня их нет. Я оставил деньги в трактире, – прохрипел Иоганн.

– Черт возьми, сколько можно увиливать! Что ж, парень, я тебя предупредил, и…

Внезапно монах издал громкий стон, выронил кинжал и упал, захлебываясь кровью. За ним из темноты появилась еще одна фигура, словно громадный ворон, бесшумно расправивший крылья. Иоганн не поверил своим глазам.

Это был Тонио, колдун.

– Вы только гляньте, самый везучий малый из Книтлингена, – с ухмылкой проговорил он и невозмутимо отер кинжал пучком соломы. Иоганн понял, к своему ужасу, что его спаситель перерезал монаху горло. Из раны, разверстой подобно второму рту, толчками вытекала кровь. По телу прошла судорога, и монах наконец затих.

– Кровь – сок совсем особенного свойства, – продолжал, словно бы невзначай, Тонио, очищая клинок. – Сколько ни оттирай, все равно хоть немного, но остается. Если среди пятерых человек с чистыми кинжалами нужно найти убийцу, просто посмотри, на чей клинок садятся мухи. Они чуют кровь, даже если человеческому глазу та не видна. Занятно, не правда ли?

С тех пор как они виделись в последний раз, Тонио ничуть не изменился. Высокий и тощий, с резко очерченным лицом и черными, как угли, глазами. Правда, он был уже не таким бледным, как прежде, – щеки его горели румянцем. Губы, когда-то бескровные и тонкие, теперь были красные и мясистые. Он заткнул кинжал за пояс, затем приподнял шляпу и оглядел Иоганна с головы до ног.

– Ну, вот и свиделись снова. Я-то думал, ты сейчас дома, с семьей…

Юноше вспомнилась тень в углу трактира. Должно быть, это Тонио сидел там и молча наблюдал за ним. Значит, он тоже двигался имперским трактом.

– У меня… больше нет семьи, – ответил Иоганн и снова уставился на безжизненное тело монаха. По полу растекалась лужа крови.

Тонио удивленно вскинул брови.

– О, если тебя мучает совесть из-за слуги Божьего, – сказал он, – позволь тебя успокоить. Он таковым не является. Вернее, таковым не был. Это бродяга и мошенник, каковых здесь большинство. – Он сурово покачал головой. – Я, помнится, подарил тебе нож. Почему ты не воспользовался им? Надо быть осмотрительнее, на имперских дорогах какого только сброда не водится… Тебе повезло, что я оказался рядом.

– Спа… спасибо, – пробормотал Иоганн.

На него вдруг навалилась страшная усталость. В глазах на миг потемнело, и он привалился к балке.

– Как видно, я снова тебя выручил, – сказал Тонио.

Он схватил за плечо ослабевшего юношу и повел в глубь конюшни. Только теперь Иоганн увидел знакомую уже повозку и мерина.

Он без возражений влез под полог. Внутри царил полумрак, и разглядеть удалось не много. По обеим сторонам, похоже, стояли несколько сундуков, сверху свисали пучки засушенных трав и всякое другое. В воздухе стоял сладковатый запах, от которого клонило в сон. Тонио щелкнул языком, и повозка выкатила через открытые ворота под проливной дождь.

– Теперь уж простым спасибо ты не отделаешься, – объявил он. – И я, кажется, уже знаю, как ты мне отплатишь.

Повозка катила сквозь сумерки, прочь от деревни, и дождь, не смолкая, барабанил по навесу.

* * *

Дальше ехали в молчании. Иоганн все ждал, что за ними ринется разъяренная толпа или настигнет на своей лошади толстый торговец. Но он напрасно опасался. Юноша так замерз, что стучал зубами; одежда на нем промокла до нитки. До сих пор у него не укладывалось в голове то, что с ним случилось. Он едва избежал смерти и потерял все свои деньги! Даже посох, который Иоганн взял в память о Мартине, остался в трактире.

Но больше всего пугала та невозмутимость, с какой Тонио перерезал горло монаху, как мясник свинье или теленку. Однако потом Иоганн с ужасом вспомнил, что бродяга в рясе францисканца сам едва не прирезал его за горстку грязных монет. И как ему только в голову пришло пуститься в путь в одиночку, без спутников, охранной грамоты и лошади! Собственная глупость едва не стоила ему жизни.

Повозка со скрипом катила дальше. Сквозь дыру в навесе Иоганн видел лишь темный силуэт Тонио. Скоро опустилась ночь, но дождь, по крайней мере, прекратился.

Когда глаза привыкли к темноте, Иоганн смог оглядеть внутреннее убранство повозки. Посередине имелось небольшое углубление, укрытое тростником, – вероятно, оно служило Тонио кроватью. То, что он приял за сундуки, оказалось лавками, под которыми помещались вещи астролога. Под потолком среди трав висела большая ржавая клетка с вороном и двумя воро́нами. Она покачивалась в такт движению, и ворон неотрывно смотрел на Иоганна; было что-то человеческое в его взгляде. Воро́ны беспокойно перебирали когтями по жердочке, словно чуяли какую-то опасность. Впервые Иоганн получил возможность получше рассмотреть птиц. Ворон пугал его больше всего. На вид он был невероятно стар, с облезлыми перьями, щербатым клювом и настороженным взглядом.

Внезапно повозка остановилась. Навес со стороны козел отдернулся, как занавес, и Тонио заглянул внутрь. Внимательно посмотрел на Иоганна.

– Ты замерз, – отметил он. – Если так и дальше пойдет, ты, чего доброго, простудишься и помрешь. И не видать мне твоей благодарности… – Он не потрудился объяснить, что имел в виду, а лишь бросил Иоганну толстую, пропахшую сыростью попону. – Накинь это и выходи, поможешь мне с костром. Ну, пошевеливайся!

Они остановились чуть в стороне от дороги, среди вымокших елей. Выстукивая зубами от холода, Иоганн искал в темноте дрова, чтобы были не такие сырые. Когда он вернулся, Тонио уже разжег небольшой костер из хвороста. Рядом лежала корзина с яйцами, куском сала и хлебом. Астролог повесил котелок над огнем, налил в него воды и всыпал каких-то трав из мешочка. Через некоторое время над котелком поднялся пряный, даже немного едкий запах. Тонио снял котелок с огня, перелил варево в кружку и протянул Иоганну.

– Выпей, – велел он.

Юноша подчинился. Отвар оказался горьким на вкус, но выгнал холод из тела. Тонио молча наблюдал за ним.

– Ну, теперь лучше? – спросил он, когда Иоганн допил.

Тот молча кивнул и отставил кружку.

– Тогда послушай, что я тебе скажу. – Колдун наклонился к нему, и пламя костра осветило его костлявое и румяное лицо под черными полями шляпы. – Я не желаю знать, что произошло в твоем замызганном городишке и почему ты теперь в одиночку мотаешься по имперскому тракту. Мне нет до этого дела. Черт знает, почему судьба снова свела нас… Знаю одно: я во второй раз тебя выручил, а потому ты должен мне отплатить. Quid pro quo [9]. Я видел твои фокусы в трактире. Это было неплохо, хоть я и не заметил ничего выдающегося. Такое под силу самому завалящему артисту. Что ты еще умеешь?

– Ну, я… знаю несколько карточных фокусов, – ответил неуверенно Иоганн. – Еще умею жонглировать, играть в наперстки. Знаю трюки с монетами, исчезающими палочками, игральными костями, яйцом в платке…

– Яйцо в платке? – До сих пор Тонио слушал без всякого интереса, но теперь вдруг оживился. Он вынул из корзины яйцо и протянул Иоганну. – Покажи, в чем суть. Этого трюка я не знаю, а уж мне их известно немало!

Иоганн недоверчиво посмотрел на Тонио. Этот фокус ему показал венецианский артист в одну из ярмарок. Он был слаб по части выпивки и за кувшин вина открыл Иоганну его секрет. Даже удивительно, что астролог не знал этого трюка.

Юноша аккуратно положил яйцо на землю и накрыл платком. Потом встал и принялся расхаживать вокруг костра, совершая при этом магические пассы и произнося заклинание, которому обучил его все тот же венецианец. Это были несколько искаженных слов на латыни.

– Hocus, locus, pocus! Теперь бейте что есть сил, – попросил он Тонио.

Тот пожал плечами, замахнулся и ударил раскрытой ладонью по яйцу.

– Жаль яйца, – проворчал он. – Осталось только четыре. Твой ужин тает на глазах.

Иоганн торжественно отдернул платок. Яйцо исчезло.

– Приподнимите шляпу, – вновь попросил он.

Тонио так и сделал – яйцо лежало у него в волосах, как в гнезде. Астролог взял яйцо в руку и ухмыльнулся. Впервые за все это время он выглядел удивленным.

– Трюк и вправду неплохой, – признал Тонио. – Из этого выйдет толк… Надо только обыграть все как следует. Подача, запомни, подача всего важней! И она должна быть яркой, сочной. Пусть масса привлекает массу.

– Если б у вас была курица, я бы и с ней проделал трюк, – похвастался Иоганн, стараясь скрыть облегчение.

Фокус с яйцом и платком был едва ли не самым сложным из всех, какие он знал. Иоганн неделями упражнялся в лесу неподалеку от Книтлингена и не был уверен, что сейчас все получится. Что-то ему подсказывало, что крайне важно исполнить трюк без ошибок – возможно, от этого даже зависела его жизнь.

– Недурно вышло, – сказал Тонио и положил яйцо на землю. – А теперь послушай меня внимательно. Я – странствующий астролог и хиромант. Для людей я – магистр и доктор. Но в городах особенно тяжело привлечь внимание публики, артистов развелось слишком много. Потому мне и нужен трюкач…

– Трюкач? – Иоганн посмотрел на него в недоумении.

– Sacre bleu! [10] Ты вообще ничего не знаешь? Я-то думал, ты артист! – Тонио вздохнул. – В нашем цеху куча всякого народа. – Он принялся загибать пальцы: – Музыканты, жонглеры, ваганты, мимы, самозванцы-алхимики, голиарды, дрессировщики, канатоходцы… Ну и трюкачи, само собой. Обычно это юные балагуры, они знают множество трюков с монетами и картами, тасуют наперстки… В общем, всё в таком духе. Ты должен привлекать ко мне внимание, это и будет твоей задачей. Ты хоть и худоват, но голос у тебя довольно громкий, как я убедился в трактире. На волынке играть умеешь?

Иоганн помотал головой. Он никогда ни на чем не играл и вообще не чувствовал в себе музыкального таланта.

– Значит, научишься, – продолжал Тонио. – Волынка – самый громкий из музыкальных инструментов, и не так уж сложно играть на ней. Стоит только подуть в нее, и люди стекаются, как на звуки волшебной флейты, – он усмехнулся. – Хоть и звучит она не так сладко. Завтра же и начнем.

– Я… должен сопровождать вас? – спросил нерешительно Иоганн.

– Дошло наконец? – Тонио рассмеялся. – Да, черт возьми, ты должен! Я спас тебе жизнь, и за это ты в течение года будешь служить мне безвозмездно, в виде испытания. А дальше будет видно. Сделка действительна до тех пор, пока я тебя не освобожу. – Он склонил голову набок и посмотрел на Иоганна. – Домой ты вернуться не можешь, это я по твоим глазам вижу. А путешествовать в одиночку по имперскому тракту равносильно самоубийству. Или ты помрешь с голоду, или тебя зарежут, как свинью. Ну так что? Со мной тебе будет не так уж плохо. Даже наоборот; ты удивишься, когда узнаешь, что припасла для тебя жизнь. Ну же, соглашайся!

Тонио протянул ему руку. Иоганн вспомнил, что однажды уже пожимал ему руку. Этот высокий, тощий человек в черной шляпе до сих пор внушал ему необъяснимый страх. Но разве у него был выбор? У него не осталось ни гроша, и астролог был прав: в одиночку он обречен на смерть. Кроме того, какой-то магической силой его тянуло к Тонио, и тяга это восходила к его прошлому – к детству, когда он впервые повстречал колдуна.

Иоганн подал Тонио руку, и тот схватил ее, словно клешней. В этот раз маг с такой силой сжал ему руку, что Иоганн вскрикнул от боли. Казалось, Тонио хотел выжать из ладони кровь. Он улыбнулся и, как в прошлый раз, по-волчьи оскалил зубы.

– Добро пожаловать, – произнес астролог. – Будем считать, что сделка состоялась.

Иоганн с трудом высвободил руку.

– Вы… вы говорили, что первый год будет испытательным. Что, если я не сумею проявить себя, не выдержу испытания? Если вы останетесь недовольны мною?

– Ну, это как с яйцами, – ответил Тонио и снова взял яйцо в руку. – Среди них попадаются довольно крепкие. А некоторые… – он сжал кулак, послышался хруст, и желток просочился между его пальцами, – не выдерживают давления.

Он вытер ладонь о землю, так же невозмутимо, как оттирал кровь с кинжала. Потом пододвинул к себе корзину и принялся нарезать сало на мелкие кусочки.

– Но пора бы уже и поесть. А, вот еще что! – Тонио поднял кинжал, точно указку. – С этого момента ты должен звать меня наставником, понятно? – Он улыбнулся. – И можешь не сомневаться, ты еще многому от меня научишься.

Акт второй. Тонио, маг и астролог

5

Для Иоганна начались непростые дни, самые напряженные за всю его прежнюю жизнь. Поначалу они не трогались с места и стояли лагерем в лесу. Погода испортилась настолько, что двигаться дальше все равно было невозможно. Дорога превратилась в непроходимое болото, колеи наполнились водой. Дождь лил почти не переставая, а иногда падал град величиной с голубиное яйцо. Иоганн между тем показывал Тонио все фокусы, какие знал. Чаще всего наставник лишь устало отмахивался или прерывал его недовольным ворчанием. Тонио показал себя суровым учителем, не терпел небрежности и бранил за малейшие помарки.

– Проклятье, и ты называешь это фокусом? – ругался наставник и лупил Иоганна тростью. – Я видел, как ты спрятал монету! Еще раз, и закатай рукава, черт возьми! Или ты хочешь, чтобы в ближайшей деревне тебя уличили в обмане и вздернули? В третий раз я тебя спасать не стану!

И после второй, и после третьей попытки на Иоганна сыпались удары. То же самое было и с карточными трюками, даже с теми, которые он, как считал сам, мог исполнить с завязанными глазами. Усталый, голодный и больной от постоянной сырости и холода, Иоганн стал ошибаться в простейших фокусах.

– Ты что, хочешь меня опозорить? – ругался Тонио. – Смотри, как надо!

Он отобрал у Иоганна колоду, перебросил карты из одной руки в другую, развернул веером, и в руке у него остались лишь короли. Потом сложил колоду, снова раскрыл веером, и теперь это были дамы.

– А теперь ты! – Он вернул карты Иоганну.

Тот неуклюже рассыпал карты, и трость снова со свистом рассекла воздух.

Скоро у Иоганна так заболели руки, что он не мог даже держать карты. Наставник выгнал его под дождь, жонглировать шарами. Шары были сработаны из тяжелого дуба и выкрашены в красный, синий и золотой. Если он ронял шар, Тонио швырял им в него. После нескольких неудачных попыток на голове у Иоганна выросла здоровая шишка и каждый мускул отзывался болью.

– Три шара – это пустяки! – кричал Тонио. – Так любой крестьянин сможет. Ты должен управляться по меньшей с четырьмя, а то и с пятью!

По вечерам они упражнялись в игре с наперстками. Тонио придавал ей большое значение, и поэтому они посвящали упражнениям значительную часть времени. На небольшом ящике внутри повозки лежали три ореховых скорлупки и горошина. Горошину клали под одну из скорлупок, после чего быстро меняли местами, и жертва должна была угадать, где спрятана горошина. Иоганн передвигал скорлупки по ящику, и Тонио следил за каждым его движением.

– Очень важно вначале дать игроку выиграть, – поучал астролог. – Пусть почувствует уверенность, а уж потом его можно доить. Только когда на столе окажется достаточно монет, наступает твой час. Понятно?

Игра в наперстки давалась Иоганну легче всего, и Тонио скоро оставил упражнения. При этом он неоднократно предостерегал юношу от излишней самоуверенности и, что самое странное, ни разу не просил повторить трюк с яйцом. Можно было подумать, наставник не хотел, чтобы ученик совершенствовался в трюках, которыми тот сам не владел.

Каждый вечер сразу после заката, побитый и униженный, Иоганн засыпал у костра. Тонио тем временем раскрывал какую-то книгу и, беззвучно шевеля губами, бормотал себе под нос, словно учил наизусть целые страницы. Иоганн спал крепко и без сновидений. Впервые за долгое время ему перестали сниться Мартин и Маргарита. Но с первыми солнечными лучами пытка возобновлялась.

Они оставались в лесу почти две недели, пока Иоганн не усвоил самые важные фокусы и трюки. Только когда погода немного наладилась, они двинулись в путь, на юго-восток.

Последующие дни были похожи один на другой. Дождь почти не прекращался – он то накрапывал, то лил как из ведра. Упражнялись теперь по вечерам и, как правило, до поздней ночи. Почти весь день они проводили в пути, продвигаясь в направлении Ульма, ночевали всегда в стороне от дороги и поднимались с рассветом. Тонио спал внутри повозки, Иоганн вынужден был довольствоваться старым одеялом и теплом от костра. Ночи стояли холодные и сырые, и порой он так замерзал, что просыпался в ознобе. Кроме того, Иоганн был простужен, у него постоянно текло из носа, голова гудела. Но наставник не знал жалости. Только в дороге, когда повозка катила по почтовому тракту, юноша мог немного отдохнуть.

Каждое утро после скудного завтрака он должен был накормить и взнуздать лошадь. После этого они продолжали путь, пока не попадалась очередная деревня или крупное селение. Если там имелась базарная площадь, они направлялись туда. Но чаще останавливались на грязной улице рядом с церковью, где их сначала окружала детвора, а потом и остальные жители.

Следующие несколько часов Тонио принимал посетителей в своей повозке. Иоганн тем временем зазывал народ, показывал фокусы, жонглировал шарами и возвещал громким голосом, что прославленный астролог и хиромант Тонио дель Моравиа, магистр семи искусств и хранитель семи печатей, готов предсказать будущее любому желающему. Довольно скоро перед повозкой выстраивалась очередь. За несколько крейцеров Тонио читал страждущим по руке или наскоро составлял гороскопы. Иоганн между тем выуживал деньги у желающих сыграть в наперстки. В полдень, когда толпа редела или появлялся кто-то из властей, староста либо его стражники, они убирались прочь. А вечером снова останавливались в лесу и продолжали упражнения. И так изо дня в день.

Такая жизнь была не из легких, но и скверной Иоганн ее не назвал бы. Со временем он смог бы ее полюбить. Смог бы даже без ропота сносить побои и вечные придирки наставника – если б не проклятая волынка.

Иоганн возненавидел ее, она напоминала ему упрямого осла. Волынка представляла собой зловонный мешок из козьей кожи, из которого торчали несколько трубок. Так называемая бурдонная трубка издавала противный вой, а из мелодической трубки следовало извлекать мелодию, которая звучала не менее ужасно. Третья трубка напоминала длинную флейту, а с помощью четвертой, самой короткой, нужно было надувать мех.

Как Иоганн ни старался, ему не удавалось извлечь из нее нормальной мелодии. Получались лишь жалобные завывания или ужасающий рев, отчего Тонио всякий раз хватался за голову.

– Mon dieu, ты хочешь перебудить всю округу? – бранился он. – На такую музыку сбегутся разве что волки! Ты совсем не стараешься, черт тебя подери! На волынке любой сумеет сыграть.

Но, сколько б Иоганн ни мучился, ничего лучше играть он не стал. Однако наставник все равно заставлял его упражняться каждый вечер. Для этого юноша в любую погоду вынужден был уходить далеко в лес, где и терзал инструмент. Он понимал, что душераздирающие звуки разносятся по всей округе и наставник всегда мог определить, когда ученик прерывался. Если паузы затягивались, Иоганн оставался без ужина. Как и в том случае, если Тонио бывал недоволен его кошачьим концертом. Когда бранился наставник, ему вторили птицы в клетке, поднимали гомон и хлопали крыльями, словно насмехались над Иоганном. Он с огромным удовольствием свернул бы шею ворону, но опасался, что Тонио потом сделает то же самое с ним.

Когда астролог в очередной раз обрушился на него с придирками, у Иоганна наконец лопнуло терпение.

– Если у меня все так скверно выходит, почему же вы сами не играете на волынке? – огрызнулся он. – А еще лучше – взбирайтесь сами на сцену и показывайте свои фокусы, как делали раньше! Зрители наверняка придут в восторг!

– Ты… что себе позволяешь, сопляк?

Тонио пришел в ярость. Лицо его налилось кровью; казалось, еще секунда, и разразится буря. Но в тот же миг он взял себя в руки, и губы его растянулись в озорливой ухмылке.

– Всему свое время, – произнес он. – Есть ученики, и есть наставники. Если наставник станет брать на себя работу ученика, то лишь навлечет на себя насмешки. А если ученик станет передразнивать наставника, не миновать беды.

– Но я тоже хочу научиться составлять гороскопы и читать по ладони! – протестовал Иоганн. – Почему мне нельзя находиться в повозке, когда вы предсказываете?

– Как я уже сказал, всему свое время. – Тонио бросил ему волынку. – Как сказано у Екклесиаста? Время молчать, и время говорить… А теперь ступай в лес и продолжай заниматься, ученик. Если услышу, как завоют волки, сегодня снова останешься без ужина.

* * *

Так прошел ноябрь, и с наступлением декабря выпал снег. Крайхгау и Вюртемберг уже давно остались позади. Межевые камни подсказывали путникам, когда они пересекали очередное графство, герцогство, епископство или рыцарское владение. Если дорогу им преграждала река, часто приходилось выплачивать мзду за проход через мост. Нередко платой служил составленный наскоро гороскоп или кружка вина. Тонио рассказывал Иоганну, что Священная Римская империя состояла из сотен мелких государств.

– Тут каждый сам себе хозяин и никому нет дела до других, – ворчал он. – Вот Франция, там другое дело, и Париж – это пуп земли. Но таковы уж немцы: у них мир вращается вокруг ближайшего кабака.

Край, который они сейчас пересекали, назывался Альбигой, или Алльгой. Это была холмистая и суровая местность, жители которой хоть и говорили по-немецки, но Иоганн их совершенно не понимал. Пили они кислое темное пиво, совсем не такое, к которому Иоганн привык в Крайхгау. Родные края теперь остались лишь в воспоминаниях, да и те уже подернулись туманом. Только по ночам, когда черное, беззвездное небо нависало над ним словно саван, его одолевала тоска по дому и он вспоминал маму, Маргариту и Мартина.

Чтобы как-то отвлечься, Иоганн брал с собой в лес не только волынку, но и нож, который подарил ему Тонио. Значение букв, выгравированных на рукояти, по-прежнему оставалось для него загадкой.

G d R…

Иоганн не решался спрашивать об этом Тонио. Ему не хотелось, чтобы наставник опять допытывался, почему он тогда не зарезал этим ножом мерзавца в монашеском одеянии. Юноша и так чувствовал себя в глазах Тонио трусливым и малодушным.

Это был метательный нож, и потому Иоганн упражнялся, бросая его в сухие стволы деревьев. Поначалу выходило ничуть не лучше, чем с волынкой, но со временем он приспособился, и броски стали заметно лучше. Иногда Иоганн представлял себе лица на стволах – Людвига, старших братьев или отчима. Он чувствовал, как с каждым новым броском внутри него вскипает ненависть, и скоро от ярости на лбу у него выступал холодный пот. Тогда он убирал нож в карман и с трудом переводил дух.

Ледяной ветер гулял над полями, и с голых деревьев свисали, подобно кинжалам, длинные сосульки. Далеко на юге вздымались горные цепи, отвесные вершины были укрыты снегом. Иоганн смотрел на них и думал, что где-то там, по ту сторону, раскинулись Рим и Венеция. Просто удивительно: как паломникам удавалось преодолеть эту стену из камня и льда? До сих пор Тонио ни разу не заговаривал о цели их путешествия, но Иоганну не верилось, что они предпримут переход через горы в самый разгар зимы.

Теперь путники хотя бы ночевали не под открытым небом, а в трактирах, разбросанных вдоль дороги. Зачастую это были вновь отстроенные почтовые станции, которые располагали определенными удобствами. Они попадались через каждые двадцать миль, чтобы курьеры могли сменить лошадей или передать следующему посыльному сумку с письмами. Таким образом, за день можно было покрыть сотню миль – в сравнении с их повозкой такая скорость представлялась Иоганну чем-то совершенно немыслимым.

Тонио вел себя как знатный господин и в трактирах всегда требовал лучшую комнату. Иоганн, будучи учеником, ночевал в конюшне, рядом с повозкой. Там, по крайней мере, было тепло и он мог спокойно отдохнуть. Вот если б еще птицы в клетке не досаждали своими пристальными взглядами… Казалось даже, что они сторожили его, а потом докладывали обо всем хозяину.

Теперь Тонио нередко принимал страждущих прямо за столом в трактире, как это уже было в Книтлингене. Всякий раз, когда прославленный магистр Тонио дель Моравиа раскладывал на столе свои книги и пергаменты со странными письменами и рунами, вокруг него мгновенно собиралась толпа. Переплетенные в старую кожу фолианты были частью представления – глядя на них, люди понимали, что перед ними ученый человек. Теперь Иоганну впервые представилась возможность посмотреть, чем же занимался его наставник.

Способов предсказывать будущее существовало довольно много. Как правило, Тонио читал по ладони, водя при этом по линиям и бормоча таинственные формулы. Если перед ним была молодая девушка, он говорил: «Посмотри, пояс Венеры и линия сердца пересекаются прямо на холме Луны. Хороший знак! Не позднее следующей весны тебя поведет к алтарю красавец жених». Если же он имел дело с пожилым человеком, предсказание звучало так: «Линия жизни часто ветвится, но тянется к основанию ладони. Благословением Бога тебя ждет долгая жизнь, богатая на события».

Вот что Тонио и называл искусством хиромантии. Как правило, наставник сулил хороший урожай на будущий год, скорую свадьбу или денежное благополучие. И никогда не предсказывал тяжелые удары судьбы или смерть.

Тем, кто готов был заплатить, Тонио предсказывал судьбу по воде или по языкам пламени в очаге. Эти таинственные искусства назывались гидромантией и пиромантией. Кроме того, наставник мог читать по облакам, по картам или кристаллам.

Порой кто-то просил составить гороскоп, хоть и случалось это довольно редко. В основном это были богатые горожане, деревенские старосты и бургомистры, а однажды к нему явился даже почтенный аббат. Тонио просил назвать день и место рождения и, получив эти сведения, запирался у себя в комнате. Он проводил там всю ночь и следующим утром спускался в зал с мелко исписанным листком бумаги. Выглядел он при этом очень бледным, как будто вовсе не смыкал глаз. На листках Иоганн видел круги и фигуры животных, о значении которых оставалось только догадываться. Но заказчики неизменно оставались довольными.

Больше всего Иоганну хотелось узнать, чем наставник занимался у себя в комнате. Но, сколько бы он ни просил, сколько бы ни напирал, – гороскопы оставались для него тайной. Заглядывать в книги Иоганну также запрещалось. В дороге Тонио прятал их в сундук под лавкой и запирал на тяжелый замок. На постоялых дворах он брал их с собой в комнату. Иоганн подозревал, что книги эти очень старые – и очень дорогие.

Крупных селений они сторонились, что стоило им лишних дней в пути. Всякий раз, когда Иоганн заговаривал об этом, наставник лишь хмуро качал головой.

– Здешний народ не очень-то жалует хиромантов и астрологов, – говорил он. – Это суровые и суеверные люди, некоторые принимают нас за колдунов и даже некромантов. Незачем рисковать. Не хотелось бы угодить на костер – хотя в такой холод это было бы не так уж скверно… Скотская погода!

* * *

В середине декабря их настигла такая вьюга, какой Иоганну переживать еще не доводилось. Снежная крупа царапала лицо, ветер рвал на нем плащ. Иоганн ничего перед собой не видел, и порой ему даже казалось, что он внезапно ослеп. Дороги замело, и Иоганну то и дело приходилось слезать с повозки и под ругань наставника разгребать снег лопатой. Они едва ползли, за каждым поворотом их ждал новый сугроб, и вьюга завывала, словно в насмешку над ничтожными смертными.

К вечеру повозка намертво увязла в глубокой колее, и, чтобы выбраться, понадобилось несколько часов. Старый мерин мотал головой и встряхивал гривой. Казалось, бедное животное не пройдет и пяти миль.

– Проклятье, если б ты не прицепился ко мне, я бы давно был в теплых краях, по ту сторону Альп! – бранился Тонио, и голос его тонул в завываниях ветра. – В такое время нельзя задерживаться в пути! Но нет же, приходится разжевывать тебе простейшие фокусы… К счастью, я знаю один трактир неподалеку, можно будет перезимовать там. Ну, пошевеливайся! Или хочешь совсем тут околеть?

Он вспрыгнул на козлы и щелкнул кнутом. Мерин неохотно тронулся с места. При мысли, что следующие несколько недель они смогут греться у камина, у Иоганна потеплело на сердце. Эта борьба со снегом и холодом наконец-то останется позади! И Рождество они отметят в трактире за кружкой пряного вина. Быть может, Тонио выделит ему место в комнате и позволит заглянуть в свои книги…

Уже давно стемнело, когда сквозь снежные вихри наконец показались огни деревни. За ними черными великанами высились горы, безмолвные и неодолимые. Тонио подстегнул мерина, и полчаса спустя они миновали первый дом. В центре деревни находился постоялый двор с конюшнями и хозяйственными пристройками. Дома обступали трактир кругом, образуя своеобразную крепость с единственным входом.

– «Черный орел», – объявил с ухмылкой Тонио и спрыгнул с повозки; за последний час настроение его заметно улучшилось. – Лучший трактир между от Кемптена до Инсбрука! Мне уже довелось раз перезимовать здесь. У них неплохие комнаты, свежие постели, почти без блох и вшей. С вином и едой тоже обстоит неплохо. Сам кайзер как-то раз останавливался здесь во время паломничества в Рим.

Через маленькие оконца можно было заглянуть внутрь. Из трактира доносились смех и музыка, в теплом свете все выглядело уютно и приветливо. Иоганн потер озябшие руки. Он уже предвкушал, как согреется кружкой горячего вина. Тонио постучал в ворота, и через несколько мгновений изнутри послышался голос:

– Кто еще явился в такой поздний час? Вы не курьеры, иначе протрубили бы в рог.

– Почтенный магистр Тонио дель Моравиа, астролог и хиромант, мастер семи искусств, просит приюта! – ответил Тонио громким, повелительным голосом. – Я ищу место, где перезимовать; готов хорошо заплатить и продемонстрировать свои легендарные умения!

Изнутри послышались возбужденные выкрики, затем торопливые шаги. Скрипнул засов. В воротах стоял лысый толстяк с маленькими свиными глазками и в фартуке. Он оглядел Тонио и Иоганна, при этом беспокойно переступая с ноги на ногу.

– Я тут хозяин, – произнес он, чуть запинаясь. – И с прискорбием должен сообщить, что приютить мы вас не сможем. Во всяком случае, не на зиму. Но до утра можете чувствовать себя как дома.

Ухмылка застыла на лице Тонио.

– То есть как? – спросил он резко.

– Ну, как бы вам сказать… – Трактирщик принялся теребить фартук. – Почтенный магистр, к сожалению, вы явились слишком поздно. Мы уже предоставили комнату одному астрологу. А сразу два человека вашего сорта, кхм, вы же понимаете… Боюсь, это породит сплетни.

– Другой астролог? – Голос Тонио вобрал в себя весь холод бушующей вьюги. – И кто же это?

– Он называет себя Фройденрайхом фон Хоэнлоэ, артистом и бродячим доктором. Говорит, что он единственный настоящий из белых магов.

– Фройденрайх фон Хоэнлоэ? – Тонио ядовито рассмеялся. – Я слыхал про этого малого. Беспутный мошенник. Обирает людей и продает им мази из медвежьего дерьма.

Трактирщик поморщился.

– Он и моей супруге продал такую мазь. Она жаловалась на боль в суставах. Ну, боли, по крайней мере, прошли. И гороскоп, который он составил для меня, сулит много хорошего.

– Сплошное вранье! – наседал Тонио на корчмаря. – Вышвырните его и предоставьте комнату мне!

– Не могу! – Трактирщик всплеснул руками. – Он заплатил вперед. Поймите же, прошу вас! Все, что я могу предложить вам, это комната на ночь. Завтра вам придется уехать, иначе у меня будут неприятности.

Тонио долго молчал. Иоганн уже решил, что наставник без лишних слов развернется. Но потом тот все-таки снизошел до ответа.

– Что ж, ладно, – негромко произнес астролог. – Мы воспользуемся вашим гостеприимством и останемся на ночь. Но клянусь, что бы ни напророчил вам этот Фройденрайх, ничего не сбудется.

Тонио вручил оробевшему трактирщику поводья и шагнул во двор. Иоганн уныло поплелся следом. Он так надеялся, что они останутся здесь на всю зиму! Но завтра им придется двигаться дальше. И куда им теперь податься?

Сам трактир располагался по левую руку от двора, и внутри было так тепло, что у Иоганна сразу выступил пот на лбу. В зале набилось полно народу. Крестьяне слушали молодого музыканта, который играл на скрипке. На вид Иоганн не дал бы ему и тридцати, а одет он был пестро, по моде менестрелей – когда правая половина костюма цветом отличалась от левой. На столе перед ним стояли в ряд несколько горшков и флаконов, рядом лежали свернутые пергаменты и переливался в свете огня хрустальный шар. Тонио посмотрел на соперника, и тот перехватил его взгляд. Музыкант насмешливо улыбнулся и чистым, высоким голосом запел задорную песенку:

Ах, злюка зима, ты мне не страшна,я сижу у печи с кувшином вина.Ты вой за окном, тебя мне не жаль.Я пью и пою, ты мне не мешай…

Люди хлопали и плясали. Никто не обратил внимания на высокого и худого гостя в широкополой шляпе и черно-красном плаще, стоявшего в дверях.

– Так-так, прославленный Фройденрайх фон Хоэнлоэ, – прошипел Тонио. – Ну, петь он никогда не умел. Впрочем, как и предсказывать будущее.

– Вы его знаете? – спросил Иоганн.

– Несколько раз сталкивался с ним в дороге. Молокосос величает себя чародеем. А на деле это обыкновенный шарлатан, бродячий певец. Он попросту обирает людей. И по его милости я лишился квартиры на зиму… – Он наблюдал за музыкантом, сомкнув губы в тонкую линию. – Фройденрайх… на редкость дурацкое и неподходящее имя. Не сыскать ему счастья в этих суровых краях, о нет!

От этих слов Иоганна вновь пробрала дрожь.

* * *

Им досталась последняя свободная комната – жалкая дыра под самой крышей. В ней, по всей видимости, никогда не убирали. Солома в подушках была старая и пахла плесенью. В свете сальной свечи Иоганн видел, как в постели копошатся блохи и клопы. В этот раз наставник по непонятной причине позволил ему спать в комнате. Клетку с птицами тоже взяли с собой. Она стояла в углу, и вороны беспокойно хлопали крыльями. Казалось, они чувствовали ярость и напряжение хозяина.

Поначалу Тонио молча сидел на кровати, уставившись в стену. Стоило Иоганну лишь кашлянуть, как он властно вскинул руку.

– Помолчи, мне надо подумать! – проворчал наставник. – Или хочешь, чтобы мы померли от холода? Нам нужна квартира на зиму, а в этих местах я не знаю другого трактира, где были бы рады астрологу и его бестолковому подмастерью.

В конце концов Тонио, похоже, принял решение. Он хмуро кивнул.

– Кажется, я знаю одно место. До него отсюда миль тридцать, в такую погоду это два-три дня пути. Если чуть затянуть пояса, можно дотянуть до весны… – Он вдруг ухмыльнулся. – Может, сама судьба ведет нас туда. В любом случае там ничуть не хуже, чем в этой дыре.

Настроение у Тонио резко улучшилось. Трактирщик принес им бутылку вина, ветчину и плесневелый сыр. Ужинать в общем зале астролог отказался. Он наполнил две кружки и пододвинул одну Иоганну.

– Выпей, тебе надо согреться.

Юноша с благодарностью взял кружку и сделал несколько глотков. Еще ни разу наставник не предлагал ему вина. По телу сразу разлилось приятное тепло. К нему вернулись жизненные силы, и Иоганн чувствовал себя уже не таким жалким. Он украдкой посмотрел на мешок с книгами, которые Тонио, по своему обыкновению, взял в комнату. Наставник заметил его взгляд и рассмеялся.

– Книги не дают тебе покоя, верно? Ты смышленый парень, хотя с волынкой тебе ничего не светит… Ну да ладно! Музыкантами я сыт по горло. Думаю, можно немного позаниматься, – Тонио подмигнул Иоганну. – Посмотрим, чего ты стоишь.

Он порылся в мешке и вынул одну из книг. Это оказался потрепанный фолиант с рисунками и схемами на пожелтевших страницах. Наставник показал Иоганну изображение ладони, исчерченной линиями и кругами.

– Начнем, пожалуй, с хиромантии, – сказал Тонио. – Она принадлежит к искусствам прорицания, третьему пути белой магии. Из всех практик предсказания эта – самая легкая для усвоения, – он показал на линии на рисунке. – Смотри сам. Как ни одна ладонь не похожа на другую, так и всякий человек имеет собственную судьбу. Левая ладонь показывает твои задатки, правая – твое будущее. Взгляни на линию жизни, которая отчерчивает мякоть большого пальца. Она подскажет, сколько сил в человеке, грозят ли ему болезни и какую дорогу он проложит себе в жизни. Любой излом что-нибудь означает, порой даже смерть. Линия головы отвечает за рассудок, линия сердца – за чувства. Зачастую они параллельны друг другу; неровности на них могут означать как несчастье в любви, так и скорую женитьбу.

Иоганн взглянул на свою ладонь и едва ли не впервые присмотрелся к линиям. Ладонь действительно напоминала карту, и линии переплетались на ней, как дороги в неизведанном краю.

– А эта? – Юноша показал на четвертую линию на своей правой ладони. Она тянулась, несколько раз прерываясь, от среднего пальца и вниз. На рисунке эта линия тоже была обозначена и подписана странными буквами.

– О, это особая линия! Линия Сатурна, или линия судьбы. По ней можно узнать предначертанный нам путь. Кто сможет прочесть ее, заглянет человеку в самую душу!

Иоганн прокашлялся.

– Когда я был маленьким, вы уже читали по моей руке. И сказали тогда, что я рожден в день Пророка. Мама тоже об этом говорила. Она утверждала, что я избран Богом. Что она имела в виду? Это тоже можно прочесть по руке?

– Не нужно забегать вперед, мальчик мой, – наставник улыбнулся. – Как я уже говорил, всему свое время. Для начала следует изучить искусство хиромантии. Важно, чтобы ты сам отыскал свой путь.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Тонио стал показывать на круги и линии.

– Смотри, это бугор Венеры. А это бугор Луны, по которому можно узнать о сверхчувственных способностях человека…

Наставник объяснял долго и терпеливо, но ко дню его рождения больше не возвращался. Иоганн и сам скоро забыл о своем вопросе – столь таинственным и многогранным было искусство хиромантии. Он так долго ждал, чтобы Тонио научил его чему-то еще, кроме дешевых фокусов… И все-таки наставник открыл ему одну из своих тайн. Сколько их еще было сокрыто в книгах? И каким еще премудростям ему предстоит научиться?

– Мне бы хотелось попробовать самому, – негромко произнес Иоганн, когда наставник покончил с разъяснениями. – Можно мне посмотреть на вашу ладонь?

Тонио поколебался мгновение, после чего смерил Иоганна насмешливым взглядом.

– По моей ладони ничего нельзя прочесть. Посмотри сам.