Изгримнур стоял в коридоре и поглаживал подбородок. Слава Усирису, щетина еще не стала слишком заметной. Сегодня утром он не смог заставить себя побриться. Чаша с водой почти замерзла, и даже после нескольких дней путешествия в качестве монаха он все еще не смирился с мыслью о необходимости подносить острую бритву к лицу. Изгримнур носил бороду с того самого дня, как стал мужчиной. И сейчас скорбел о ней так, как мог горевать о потерянной руке или ноге.

Справа и слева показались фары машин. Такино увидел и третий автомобиль, который обогнул угол и вынырнул из-за какого-то склада. Он снова нажал на газ и направил свою машину прямо туда. Фары других машин освещали друг друга, и поэтому было невозможно судить о расстоянии между ними. Чужой автомобиль выглядел просто как светящееся жёлтое пятно, расширяющееся в том месте, где находится лобовое стекло. Такино задержал дыхание и не закрывал глаза. Луч света отодвинулся назад, и теперь фары машины Такино светили в темноте, не встречая препятствий. Это борьба нервов, в которой он пока ещё никогда не поигрывал. Ни разу не отворачивал руль. Просто в критической ситуации он умел сказать себе, что не собирается умирать. Но с тех пор прошло десять лет. А за последние шесть лет у него не случилось ни одной аварии. Он всегда уступал дорогу сумасшедшим водителям.

Герцог пытался решить, какой коридор приведет его в общую комнату – и к пылающему огню, – когда почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Он удивился и быстро обернулся – оказалось, что его практически окружили три священника. Тот, кто прикоснулся к нему, мужчина с заячьей губой, улыбнулся.

Сейчас перед ним были три машины, а две других спрятались где-то в укрытии. Такино нажал на газ. Вывернул руль как можно круче вправо, а затем резко повернул влево. Огни преследовавших его автомобилей исчезли. Вдоль дороги мелькали складские помещения. Он свернул на железнодорожные пути, колёса машины грохотали. Впереди он видел громаду грузового корабля — большого и чёрного, возвышающегося как стена. Такино резко повернул направо и натолкнулся на капот находящейся позади машины. Они помчались вперёд — бок о бок. Слева была вода, и прямо тоже вода. Свернуть можно только направо, но машина Такино находилась по правую сторону другого автомобиля. Он выждал время и на секунду приблизился к океану. Раздался скрип тормозов. Такино в последнюю секунду удержал руль. Машина слева повернула первой, и они столкнулись.

– Кажется, я видел тебя в общей комнате, брат? – спросил он. Он говорил на вестерлинге, стараясь тщательно произносить слова, но Изгримнур сразу уловил сильный наббанайский акцент. – Ты ведь пришел с севера, верно? Присоединяйся к нам на утреннюю трапезу. Ты голоден?

Изгримнур пожал плечами и кивнул.

Используя силу удара, Такино выкрутил руль на девяносто градусов и резко бросился вправо. Он сумел проскочить в дюйме от причала, хотя и уже слышал позади себя плеск морской воды.

– Хорошо, – старик похлопал его по плечу. – Я брат Септес. А это Роваллес и Нейлин, также принадлежащие к моему ордену. – Он указал на более молодых монахов. – Ты присоединишься к нам?

Такино вытащил револьвер. Сзади раздавался шум двигателя приближающегося автомобиля. Скрип тормозов. Они выезжали из-за поворота. Такино оперся на окно и приготовился стрелять. И как только стало видно фары машин, он выстрелил и затем снова рванул вперёд.

– Благодарю, – неуверенно улыбнулся Изгримнур – а вдруг существует монашеский этикет, известный только новичкам. – Да благословит вас Бог, – добавил он.

Некоторое время сзади никого не было. Он направился к мосту, миновал штабели ящиков с грузом, склады, брошенные бочки из-под мазута, товарные вагоны. И тут в зеркале заднего вида он заметил два жёлтых огня, затем перед ним вдруг появилась машина. Светя фарами, они блокировали ему дорогу. Он оказался в ловушке.

– И тебя, – сказал Септес, взял большую руку Изгримнура тонкими пальцами и повел его по коридору.

Другие два монаха последовали за ними, тихонько переговариваясь между собой.

Такино опустил ногу на педаль газа. Его ум напряжённо работал. Прямо перед ним вырос чёрный кузов автомобиля. Он видел лицо мужчины, который смотрел в его сторону, широко открыв рот. Они столкнулись, но не лоб в лоб. Та, другая, машина в последнюю секунду отвернула. Послышался звук разбивающегося стекла и дробящихся фар. Он мчался по направлению к дороге, идущей вдоль берега, и машина с силой билась о шпалы железнодорожных путей. За стеклом проносились и исчезали в темноте здания таможенных складов. Он выехал на береговую дорогу; слева был южный пирс. Позади всё ещё виднелись огни. Похоже, их осталось только два. К тому же между ними и Такино было приличное расстояние.

– Ты уже видел часовню Святой Элизии? – спросил старый монах.

Изгримнур покачал головой.

На дороге было оживлённое движение, в том числе и множество такси. Он проехал на красный, услышав, как сзади возмущённо просигналил целый хор гудков. Впереди Хонмоку[19] и центр Йокогамы. Такино свернул налево и направился к причалу Ямасита[20] — тупик. Тогда он повернул вправо, в сторону канала, затем снова направо и выехал на оживлённую улицу в Ямасита. Замедлил ход. Преследователей не видно. Похоже, они его потеряли.

– Я прибыл вчера вечером.

Такино бросил машину у стадиона рядом с йокогамским парком и поймал такси. Его одежда была мокрой, а кожа задубела от солёной воды. Он взял в рот сигарету, но и она оказалась влажной. Такино прищёлкнул языком. У него образовалось свободное время, а он не подумал о том, чтобы заранее купить новую пачку сигарет.

– Она красивая. Очень красивая. Наше аббатство расположено рядом с озером Мирме, на востоке, но я стараюсь приходить сюда хотя бы раз в год. И всегда привожу с собой несколько молодых монахов, чтобы показать им величие, созданное для нас здесь Богом.

Изгримнур благочестиво кивнул. Некоторое время он шли молча, к ним присоединялись другие монахи, которые выходили из коридоров справа и слева, и скоро в сторону столовой двигалась небольшая толпа, точно косяк в тускло-коричневых сутанах, – течение влекло их к трапезной.



Массовая миграция приостановилась возле широких дверей. Когда Изгримнур и его спутники присоединились к большой толпе, Септес задал Изгримнуру вопрос. Из-за шума тот его не расслышал, и Септес привстал на цыпочки, чтобы повторить его ему прямо в ухо.

Было почти два, когда Такино вернулся в свой отель в Ханеде. Всё шло по плану, возможно даже слишком гладко. Он зарегистрировался около девяти тридцати вечера, а это означало, что маленькая вечерняя драма, длившаяся почти четыре часа, подходит к концу.

– Я спросил, как дела на севере? – почти прокричал Септес. – Мы слышали ужасные истории. Голод, волки, смертельные вьюги.

Даже не переодевшись, Такино потянулся к телефону — лишний раз убедиться в том, что ситуация под контролем. Он набрал номер второго посредника, с которым Сугимура разговаривал в Йокогаме. Этот парень определённо был связан с одним из гангстеров и, возможно, имел контакты с картелем «Марува».

Изгримнур нахмурился и кивнул.

Едва раздался первый гудок, как трубку тут же взяли. Быстрый ответ, если учесть, что на часах два ночи.

– Да, дела обстоят очень плохо, – громко ответил он.

— С судном всё в порядке?

В этот момент толпа, наконец, миновала двери, они выскочили из нее, как пробка из бутылки, и оказались в трапезной.

— Вы Сугимура, человек «Марува»?

Шум разговоров был таким громким, что Изгримнур забеспокоился, выдержат ли балки потолка.

— Здесь я задаю вопросы.

– Я думал, что во время трапез принято хранить молчание! – прокричал Изгримнур.

— Вы чёртов придурок, играющий за обе стороны сразу. Особенно потому что имеете дело с копом из «Эль Сид».[21] Вы знаете, какая у него репутация?

Юные спутники Септеса, вытаращив глаза, смотрели на несколько десятков столов, расставленных от одного конца зала до другого. Изгримнур насчитал около дюжины рядов, и за каждым столом сидели люди в коричневых сутанах, а их розовые тонзуры поблескивали, точно ногти сторукого великана. И все они вели громогласные беседы с соседями, а некоторые даже размахивали ложками, чтобы привлечь чье-то внимание. Шум был сильным, точно океанский прибой в Наббане.

— Понимаете, мне тоже нужна некоторая страховка.

Септес рассмеялся, но его заглушил рокот множества разговоров. Он снова привстал на цыпочки.

— Здесь в Гаме[22] такой переполох. «Марува» послала сюда кучу парней, чтобы прочесать район. Если вы ещё в Гаме, то рекомендую вам, чёрт возьми, убираться оттуда как можно скорее.

– В моем аббатстве тихо, как и во многих других – и наверняка в монастырях риммеров, не так ли? Но здесь в Санцеллан Эйдонитисе собрались те, кто занимается богоугодными делами: они должны говорить и слушать, как торговцы.

— Хотите сказать, что отказываетесь?

– Спекулируя стоимостью душ? – кисло усмехнулся Изгримнур, но старик его не услышал.

— За шесть миллионов не возьмусь. Слишком рискованно.

– Если ты предпочитаешь молчание, – прокричал Септес, – тебе лучше спуститься вниз, в архивы. Там священники молчат, как в могиле, а шепот подобен удару грома. Пойдем! Внутри можно получить хлеб и суп, а потом ты расскажешь мне, что происходит на севере, ладно?

— Могу поднять цену на четыре.



— То есть десять миллионов?

Изгримнур старался не смотреть, как старик ест, но это было непросто. Из-за заячьей губы Септес постоянно проливал суп, и вскоре спереди его сутана заметно промокла.

— Десять, двадцать — какая разница? Отношение этого парня к делу не изменится. Даже если так, ему надо было изобразить работу мысли. Он неплохой актёр.

– Извини, – пробормотал старый монах, пытаясь разжевать краюшку хлеба, у него оказалось совсем немного зубов. – Я не спросил твоего имени. Как тебя зовут?

— Вы можете сделать мне лучшее предложение? — в конце концов спросил тот парень.

– Исборн, – ответил герцог.

— Вы меня без ножа режете. Если вы не можете это сделать, то я найду кого-то другого.

Он выбрал имя отца, которое было довольно распространенным.

— Больше никого нет.

– О, Исборн. А я Септес… но я ведь тебе уже говорил, верно? Расскажи мне о том, что происходит на севере. Есть еще одна причина для моего посещения Наббана – я пришел за новостями, которых нам в озерной стране не хватает.

— Ну, может, не в Йокогаме. Ведь Япония окружена морем. Слушайте, я спешу. Вот почему я обратился к вам, хотя и понимаю, что это рискованно.

Изгримнур рассказал ему кое-что из происходившего к северу от Фростмарша, об убийственных бурях и жестоких временах. Подавив горечь, он поведал о том, что Скали Кальдскрик узурпировал власть в Элвритсхолле, и об убийствах, которые за этим последовали.

— Судно, на которое вы могли бы попасть…

– Мы слышали, что герцог Изгримнур предал Верховного короля, – сказал Септес, подбирая остатки супа краюхой хлеба. – Путешественники рассказали нам, что Элиас знает о том, что Изгримнур участвовал в заговоре вместе с братом Элиаса Джошуа, – они хотели захватить трон.

— Слушайте, вы ведь тоже не хотели бы выбросить на ветер десять миллионов, ага?

– Это ложь! – гневно ответил Изгримнур, с такой силой ударив кулаком по столу, что миска молодого Нейлина едва не перевернулась.

К ним со всех сторон начали поворачиваться головы. Септес приподнял бровь.

— Мне нужно спешить. Оно уходит через четыре часа.

– Прошу нас простить, – сказал он, – мы ведь лишь повторяем то, что слышим. Быть может, я затронул болезненную тему. Изгримнур был покровителем твоего ордена?

— Не могу. Думаю, потом смогу попытаться найти что-то ещё.

– Герцог Изгримнур честный человек, – заявил герцог, проклиная себя за то, что не сумел сдержаться. – Мне не нравится, когда на него клевещут.

— Следующее не раньше чем через пятнадцать часов.

– Конечно, – успокаивающе ответил Септес, но достаточно громко, чтобы перекрыть общий шум. – Мы слышали и другие страшные истории с севера, ведь так? Роваллес, расскажи нам о том, что говорил тебе тот путешественник.

— Верно. Но я не хочу, чтобы дело снова закончилось таким же шухером, как сегодня. Мне нужно время, чтобы всё проверить дважды.

Молодой Роваллес заговорил, но подавился крошкой хлеба, и у него начался приступ кашля. Нейлин, второй монах, принялся стучать его по спине, пока Роваллес не восстановил дыхание, и Нейлина, который продолжал колотить его по спине, пришлось останавить – вероятно, он был слишком возбужден от первого посещения Наббана.

— Итак, что вы предлагаете?

– Человек, с которым мы встретились на пути сюда, – сказал Роваллес, когда Нейлина удалось успокоить, – был из Хьюэншира или из какого-то другого места в Эркинланде. – Молодой монах говорил на вестерлинге не так хорошо, как Септес, ему приходилось останавливаться и обдумывать каждую следующую фразу, тщательно подбирая слова. – Он сказал, что после того, как осада Элиаса не привела к успеху и ему не удалось взять замок штурмом, Верховный король призвал из земли белых демонов, и они при помощи магии убили всех людей в крепости Джошуа. Он клялся, что видел это собственными глазами.

— Увидимся завтра утром в восемь на контейнерном терминале в Гонмокугаме[23]. Если мы не увидимся, то я перезвоню в десять.

— Как я могу с вами связаться?

Септес, который пытался подсушить переднюю часть сутаны, пока Роваллес говорил, наклонился вперед.

— В восемь часов. В Гонмокугаме.

— Эй, подождите минутку.

– Как и я, Исборн, ты хорошо знаешь, какими суеверными бывают люди, не так ли? Если бы это рассказывал один человек, я бы назвал его безумцем и не обратил особого внимания. Но в Санцеллане многие повторяют похожие истории и утверждают, будто Элиас связался с демонами и злыми духами. – Он коснулся руки Изгримнура скрюченными пальцами, и герцог с трудом подавил желание от него отодвинуться. – Должно быть, ты слышал про осаду, хотя, по твоим словам, покинул север до ее окончания. Есть ли правда в том, что говорят люди?

Такино повесил трубку. Он считал, что сделал всё очень даже неплохо. Они убедили всех, что Сугимура будет завтра утром в десять в Йокогаме.

Он полежал в ванной, потом выпил пару бутылок холодного пива. После этого Такино положил револьвер на дно сумки для гольфа и пошёл спать.

Изгримнур некоторое время смотрел на старого монаха, размышляя о том, не стоит ли за его вопросом больше, чем простое любопытство. Наконец герцог вздохнул. Перед ним сидел добрый пожилой монах с заячьей губой, и не более того. Наступили страшные времена – почему бы Септесу не попытаться узнать новости у одного из очевидцев?

– Я слышал немногим больше вас, – наконец заговорил Изгримнур, – но могу сказать, что на севере появилось зло – вещи, о которых богобоязненным людям лучше не знать, но, будь я проклят, оно не уйдет само. – Брови Септеса дрогнули, когда он услышал проклятия, но он не стал прерывать Изгримнура, а тот, постепенно распаляясь, продолжал: – Людям приходится выбирать стороны, однако тут легко допустить ошибку. Больше я ничего не могу сказать. Не верьте всему, что вам рассказывают, но и не спешите кричать «суеверие»… – он смолк, сообразив, что оказался на опасной территории.

Больше Изгримнур ничего не мог сказать, если не хотел привлечь к себе внимание как к источнику сплетен в Санцеллан Эйдонитисе. Он не хотел, чтобы кто-то заинтересовался им прежде, чем он узнает о местонахождении принцессы Мириамель.

Однако то немногое, что он рассказал Септесу, казалось, удовлетворило старого монаха. Он откинулся на спинку стула, продолжая медленно скрести высыхающее пятно на сутане.

– Да, – сказал он так, что его голос едва перекрывал шум в зале. – Увы, мы слышали столько ужасающих историй, что не можем не отнестись к твоим словам серьезно, верно? Очень серьезно. – Он жестом показал ближайшему молодому монаху, чтобы тот помог ему подняться. – Спасибо, что разделил с нами трапезу, Исборн, – сказал он. – Да хранит тебя Бог. Надеюсь, сегодня вечером мы сможем продолжить наш разговор в общей комнате. Как долго ты намерен здесь оставаться?

7

– Я и сам еще не знаю, – ответил Изгримнур. – И вам спасибо за компанию.

Такино приехал в аэропорт Мацуяма, что на Сикоку, в девять часов и позвонил Хиракаве в отель в Яватагаме. И узнал, что всё идёт вовсе не так хорошо, как планировалось.

Старик и два его спутника исчезли в толпе расходившихся из трапезной монахов, оставив Изгримнура, который попытался разобраться в своих мыслях. Однако довольно скоро он встал.

«Я даже собственных мыслей здесь не слышу. – Изгримнур мрачно покачал головой и начал проталкиваться к выходу. Большие размеры позволяли ему продвигаться довольно быстро, и вскоре он оказался в главном коридоре. – Я рассказал свою историю, но совершенно не приблизился к главной цели, я все еще не знаю, где сейчас бедная Мириамель, – мрачно подумал он. – И как мне вообще ее отыскать? Спрашивать у всех подряд, где дочь Элиаса? Да, кстати, она путешествует, переодевшись юношей. Еще того лучше. Возможно, мне следует поспрашивать о молодых монахах, которые в последнее время посещали Санцеллан Эйдонитис».

— «Таро-мару № 6» в сухом доке на острове Исигаки, там работают с винтами. Должно быть готово через два-три дня. Ещё одно его судно — «Таро-мару № 7»; оно где-то в Восточно-Китайском море.

Он разочарованно фыркнул, глядя на живую реку, которая текла мимо него.

Как они и надеялись, компания «Таро-мару» всё ещё владела двумя траулерами, способными ходить на большие расстояния, и всё ещё работала на морском юге Японского архипелага. Человек, которому десять лет назад принадлежала эта компания, удалился от дел и передал бизнес своему сыну, но, по слухам, они продолжали брать пассажиров. И, как он слышал, это не только слухи.

«Элизия, Матерь Божья, как бы я хотел, чтобы рядом со мной оказался Эолейр. Проклятый эрнистириец любит подобную чепуху. Он бы очень быстро ее нашел, используя свои ловкие методы. Что я здесь делаю?»

— Лично я думаю, что надо попытаться в другом месте, — сказал Хиракава.

Герцог Элвритсхолла потер пальцами непривычно гладкий подбородок. А потом, удивив сам себя, начал смеяться над собственной безнадежной глупостью.

— Всё зависит от того, как мы сумеем справиться с ситуацией, Хиракава-сан.

Проходившие мимо священники старались держаться подальше от крупного монаха с севера, с которым явно случился приступ на религиозной почве. Изгримнур оглушительно хохотал до тех пор, пока по его розовым морщинистым щекам не потекли слезы.

* * *

Такино сосредоточился на «Таро-мару № 6». Если судно находится в доке на острове Исигаки, то оно настолько близко к Тайваню, насколько возможно в этой стране. Нет смысла отказываться от этого только из-за нескольких неприятных слухов.

Предвестие грозы накрыло болота влажным жарким одеялом, и Тиамак чувствовал, что она рвется в бой, и от ее колючего дыхания волоски у него на руках шевелились. Как бы он хотел, чтобы пошел небольшой прохладный дождь! Мысль о каплях, падающих на лицо и сгибающих листья мангровых деревьев, казалась мечтой о доброй магии.

— Но эти люди практически и есть якудза, — заметил Хиракава. — И копы за ними следят.

— Но пока ещё их не поймали. Это значит, что они хорошо разбираются в своём деле.

Тиамак вздохнул, вытащил посох из воды и положил его поперек сиденья своей лодки, потом он потянулся, пытаясь без особого успеха расслабить мышцы спины. Он плыл уже три дня и провел две бессонные ночи, наполненные тревогой о будущем. Если он отправится в Кванитупул и останется там, то будет ли это означать, что он предал своих соплеменников? Способны ли они вообще понять его обязательства перед обитателями материка – во всяком случае, перед некоторыми из них.

— Если бы они были очень хороши, то у нас возникли бы проблемы.

Конечно, они не поймут. Тиамак нахмурился и потянулся к меху с водой, тщательно прополоскал рот и только потом сделал глоток. Его всегда считали странным. Если он не отправится в Наббан, чтобы представить просьбу своего народа герцогу Бенигарису, его будут считать странным предателем. Для старейшин Деревенской Рощи тут не могло быть никаких сомнений.

— Почему бы вам не следовать плану? Я буду там через пару часов. И не забудьте позвонить в десять.

Тиамак снял с головы платок и опустил его в воду, потом снова аккуратно завязал на голове. Благословенно прохладная вода потекла по лицу и шее. Яркие птицы с длинными хвостами сидели на ветвях у него над головой, они перестали щебетать, когда над болотом пронесся глухой рокот. Тиамак почувствовал, как сердце у него в груди забилось быстрее.

План заключался в том, чтобы Хиракава в десять часов позвонил контрабандистам из Йокогамы и, не сказав ни слова, повесил трубку. Этого было бы достаточно, чтобы убедить «Марува», что Сугимура всё ещё где-то в Йокогаме и он так парализован ужасом, что даже не может говорить.

Поездка на такси от аэропорта до станции Мацуяма не должна занять более десяти минут. Такино рассчитывал попасть на курьерский поезд с ограниченным числом мест, который отправляется сразу после десяти часов, а значит, у него есть в запасе время.

«Тот, Кто Всегда Ступает По Песку, сделай так, чтобы гроза началась скорее!»

Такино сделал ещё один звонок, теперь в отель «Т…» в Фукуоке. Если всё идёт по плану, то Рейко Овада должна была въехать туда прошлым вечером. В определённом смысле Такино рисковал. Он не имел гарантий, что она будет действовать в соответствии с планом. Но, чёрт возьми, она взрослая женщина, и нельзя ожидать, что Такино будет повсюду сопровождать её.

Всё шло именно по плану, и Рейко Овада зарегистрировалась под вымышленным именем в заранее оговорённый срок.

Его лодка замедлила ход, когда он перестал отталкиваться шестом. Корма начала постепенно поворачиваться к середине русла, и он оказался лицом к берегу – точнее, так было бы, если бы он плыл по обычной реке на материке. Однако здесь, во Вранне, берегами являлись густые заросли мангровых деревьев, корни которых удерживали достаточное количество песка, чтобы их колония могла тут благополучно процветать.

— Сугимура уже едет сюда, чтобы встретиться со мной? — спросила она.

— Ну…

Тиамак презрительно фыркнул, снова опустил в воду шест, развернул лодку в нужном направлении и подтолкнул ее вперед, в сторону густых зарослей лилий, которые пытались ухватиться за борта лодки, словно пальцы тонущих пловцов. Ему предстояло плыть до Кванитупула еще несколько дней – и это в том случае, если гроза, которую он призывал, не принесет с собой сильных ветров, способных выдирать деревья с корнями и превратить эту часть Вранна в непреодолимое переплетение корней, стволов и сломанных веток.

— Не могли ли бы вы хотя бы сказать, сколько мне придётся ждать?

— Я приеду, как только смогу. Больше ничего не могу вам сказать.

«Тот, Кто Всегда Ступает По Песку, – возобновил Тиамак свою молитву, – пусть гроза принесет прохладу и будет короткой и мягкой».

— Я вовсе не спрашиваю, когда мы уедем за границу. Я просто хочу знать, когда я снова увижу его.

— Я и говорю — как только будет возможно. На это нужно время.

Тиамак ощущал невыразимую тяжесть на сердце. Как сделать выбор между двумя ужасными вариантами? Он может добраться до Кванитупула, не принимая окончательного решения: остаться ли там по просьбе Моргенеса или отправиться в Наббан, выполняя приказ старейшины Могаиба и остальных его соплеменников. Тиамак пытался успокоить себя подобными мыслями, но тут же задавал себе вопрос: не являются ли на самом деле подобные рассуждения легкомысленным отношением к ране, которая начала гноиться – в то время как следует стиснуть зубы и вычистить ее, чтобы началось исцеление.

Сугимура хотел бежать из страны. Это было совершенно ясно. А что касается Рейко, то здесь другая ситуация. Кажется, она отчаянно мечтает вновь увидеться с Сугимурой, но это вовсе не значит, что она стремится последовать за ним за границу. Возможно, для них было бы лучше ехать туда раздельными маршрутами и с некоторым временным промежутком, даже если для него это обернётся более серьёзными хлопотами. Лодка Сугимуры должна прибыть сегодня в два часа дня.

— Я хочу, чтобы вы были на борту ближайшего самолёта на Окинаву, в Наха[24].

Тиамак подумал о матери, которая большую часть жизни провела на коленях, следила за кухонным огнем, толкла зерно в ступке, работала целый день от рассвета до заката, пока не приходило время заползти в гамак на ночь. Он не слишком уважал деревенских старейшин, но сейчас ему стало страшно: а вдруг за ним следит дух его матери? Она никогда не поняла бы, если бы ее сын отвернулся от своего народа ради чужестранцев. Сначала послужи своим и только потом думай о личной чести, так бы она сказала.

— В Наха?

— Это не окончательный пункт назначения. Я предполагаю, что оттуда вы полетите на другом самолёте в Исигаки.

— И Сугимура будет именно там?

Теперь, когда Тиамак подумал о матери, все встало на свои места. Прежде всего, он был вранном, и ничто не могло это изменить. Он должен отправиться в Наббан. Моргенес, добрый старик, он поймет его мотивы. А потом, после того как он исполнит долг по отношению к своему народу, он вернется в Кванитупул, как его просил друг с материка.

— Я делаю так, как считаю нужным.

— Что это значит?

— Это значит, что мне не нравится куча вопросов. Вы скоро увидитесь с Сугимурой. Может быть, на Окинаве, а возможно, и после того как выедете из страны.

Решение несколько облегчило бремя, лежавшее на плечах Тиамака. Он подумал, что вскоре сможет сделать остановку и приготовить полуденную трапезу. Он наклонился, чтобы проверить рыболовную снасть, привязанную к корме плоскодонки, но она оказалась легкой; а когда он втащил ее в лодку, выяснилось, что наживка снова съедена, а тот, кто поживился за его счет, ничего не оставил, чтобы выразить свою благодарность. Хорошо еще, что крючок не пострадал. Металлические крючки стоили очень дорого – за этот он расплатился целым днем работы переводчиком на рынке в Кванитупуле. А в следующем месяце на том же рынке нашел пергамент с именем Ниссеса, за который ему пришлось заплатить еще одним днем работы переводчиком. Две дорогие покупки, но крючок и в самом деле оказался прочнее, чем те, что он вытачивал из костей, – обычно они ломались после первой удачной попытки. А пергамент Ниссеса – Тиамак похлопал по промасленной коже мешка, лежавшего у ног, – если он не ошибся в происхождении пергамента, – это бесценная находка. Совсем неплохая награда за два дня работы.

Такино сказал ей название отеля на острове Исигаки и положил трубку.



Тиамак осторожно достал леску с крючком, направил лодку к густым зарослям мангровых деревьев и медленно поплыл вдоль в поисках места, где корни деревьев немного раздвинулись, открывая путь через заросли камыша. Он подвел лодку максимально близко к деревьям, вытащил нож из-за пояса, воткнул его в мягкую почву, и ему удалось обнаружить немного рыбьей икры. Теперь у него появилась возможность сделать новую наживку. Он завернул блестящую икру в платок, оставив немного для наживки, затем снова забросил крючок в воду и направил лодку на середину реки – и в это время прогремел гром. Тиамаку показалось, что он понемногу удаляется, и он печально покачал головой. Буря не спешила набирать силу.

В десять тридцать он добрался до Яватагамы.

— Следующий поезд местный, он не ходит каждый час, — заметил Хиракава.



Когда Такино прибыл, детектив ждал его на платформе. Лишь один экспресс ходил здесь каждые два-три часа, поэтому ему нетрудно было догадаться, на каком поезде приедет Такино.

— Вы арендовали машину? — спросил Такино.

Солнце уже давно начало клониться к закату, когда он проплыл под зарослями мангровых деревьев и снова оказался на залитой солнцем воде. Здесь река стала шире и глубже. Море камыша тянулось до самого горизонта, застывшего почти в полной неподвижности, – его лишь пересекали в разных направлениях блестящие ручьи. На небе собирались угрожающие серые тучи, но из-за них ярко сияло солнце, и у Тиамака стало легче на душе. Взлетел ибис, медленно взмахивая белыми крыльями, и опустился рядом, среди камышей. На юге, за милями топей и болотного леса, он уже мог разглядеть темную гряду гор Наскаду. На западе, невидимое за бесконечными прериями рогоза и мангровых деревьев, осталось море.

— Белую «Короллу». Я подумал, что будет лучше пользоваться такой, которая не выделяется.

Тиамак продолжал рассеянно направлять плоскодонку вперед, задумавшись о солидной работе по внесению исправлений в «Совранские лекарства целителей Вранна», которую он намеревался проделать. Он вдруг понял, что даже форма рогоза может иметь какое-то отношение к его использованию народами луговых тритингов в качестве супружеского зелья, и мысленно составлял текст сноски с непременно изысканными намеками на эту связь, но так, чтобы она не выглядела как неуместное умничанье, когда ощутил спиной странную вибрацию. Тиамак с удивлением обернулся, и увидел, что леска натянулась и гудит, как струна лютни.

— Вы не хотите пообедать?

Сначала он решил, что дело в каком-то сучке, – натяжение оказалось таким сильным, даже корма его лодочки слегка осела в воду, – но когда посмотрел через борт, увидел, как на поверхность, извиваясь, поднялось серебристо-серое тело, а потом снова ушло в соленые глубины. Рыба! Длинная, как рука Тиамака! Он радостно вскрикнул и принялся вытягивать леску. Серебристое существо, казалось, было готово на него напрыгнуть. На мгновение один из бледных блестящих плавников появился над водой, но тут же исчез под дном лодки, сильно натянув леску. Тиамак слегка натянул леску, ему попалась сильная рыба, и он вдруг отчетливо представил, как леска рвется, и его еда, которой хватило бы на два дня, уплывает прочь, и его сердце наполнил ужас.

— Рыба здесь неплохая.

Обычный провинциальный город без всякого намёка на индивидуальность. Хиракава повёл Такино в небольшой ресторанчик суши, расположенный вниз по аллее, за станцией.

Тиамак снова немного ослабил натяжение лески. Пусть рыба устанет, и тогда он сможет вытащить ее без особых усилий. А пока он будет искать сухой участок земли, чтобы развести костер. Он завернет рыбу в листья майног и наверняка найдет поблизости дикий квиксвид… От этих мыслей Тиамак даже почувствовал вкус приготовленной рыбы. Жара, упрямая буря, его предательство Моргенеса (так он видел ближайшее будущее) и все остальное меркло перед теплым сиянием будущей трапезы. Он снова потянул за леску, радуясь тому, что она выдерживает вес его добычи. Он уже несколько недель не ел рыбы!

Его размышления прервал громкий всплеск, Тиамак поднял голову и увидел, что вдоль берега, примерно в двух хороших бросках камня от его лодки, прошла радужная рябь. Там что-то появилось, а через мгновение он разглядел линию шишек, подобных маленьким островкам, быстро плывущим в его сторону.

— Выходом «Таро-мару № 6» занимаются два старших сына старика. Экипаж судна № 7 вообще состоит из случайных моряков. Я не уверен, что они берут пассажиров. Полагаю, что один мог бы уехать, в зависимости от обстоятельств, но тот, у кого связаны руки, скорее всего…

— А если это нужно срочно?

Крокодил! Сердце Тиамака замерло от страха. Его замечательный обед. Он сильно потянул леску, но рыба все еще находилась под днищем и продолжала отчаянно сопротивляться; леска обжигала ладони, когда он пытался вытащить ее на поверхность. Крокодил оставался темным размытым пятном под поверхностью, а движения его мощного хвоста оставляли водовороты на гладкой воде. Периодически появлялась неровная спина, до него оставалось не более сотни локтей, а потом он исчез – крокодил нырнул за его рыбой!

— Думаю, что вы хотели бы поговорить с самим стариком. Он сейчас на пенсии и больше не выходит в море. И всё же я считаю, что он пока ещё сам дёргает за ниточки.

Времени на раздумья не оставалось. Тиамак понимал, что, если он промедлит еще несколько мгновений, он лишится обеда, рыболовного крючка и лески. Он вдруг почувствовал, как в его пустом желудке просыпается черная ярость, боль сжала виски. Его мать, доживи она до этого момента, едва ли узнала бы своего стеснительного, неуклюжего сына. Если бы она увидела, что он сделал в следующий момент, то поспешила бы в святилище Той, Что Родила Человечество, находившееся у задней стены их хижины, а потом потеряла бы сознание.

— Они связаны с какой-нибудь местной якудзой?

Тиамак накинул петлю веревки, закрепленной на рукояти ножа, на собственное запястье и прыгнул в воду. Невнятно ворча от гнева и отчаяния, он едва успел сделать вдох и закрыть рот, прежде чем зеленая мутная вода сомкнулась у него над головой.

— Думаю, скорее всего, с одной бандой из Хиросимы. На самом деле здесь поблизости нет ни одной крупной группировки, хотя я уверен: стоит поглубже копнуть — и найдётся куча самых разных связей.

— Но, как я понял, каких-либо конфликтов между стариком и бандами нет?

Размахивая руками, он сразу открыл глаза. Солнечный свет просачивался сквозь поверхность воды, проникал сквозь плюмажи ила, как сквозь облака. Он бросил быстрый взгляд в сторону темного прямоугольника – днища своей лодки – и увидел, что там зависло блестящее существо. Несмотря на то, что он был охвачен дикой паникой, Тиамак ощутил миг удовлетворения от размеров рыбы, попавшейся на его крючок. Даже его отец посчитал бы ее превосходным уловом!

— Думаю, что они держат нейтралитет. И не похоже, чтобы старик сотрудничал с конкурирующими группировками или кем-либо ещё.

Тиамак устремился наверх, к своей добыче, но сверкающая рыбина метнулась от него прочь и исчезла с противоположной стороны лодки. Леска туго натянулась вдоль деревянного корпуса. Вранн отчаянно за нее дернул, но она так сильно прижалась к корпусу, что Тиамак никак не мог удобно за нее ухватиться. Он закашлялся от ужаса, посылая во все стороны пузыри. Скорее, он должен спешить! Крокодил будет рядом очень скоро!

— А как насчёт наркотиков?

— Сомневаюсь. Если наркотики где-то и есть, то никак не на рыболовецком судне.

Удары сердца гулко отдавались у него в ушах, пальцам никак не удавалось ухватить леску, рыба оставалась невидимой, словно у нее возникло извращенное желание если уж страдать, то с ним вместе, а паника делала Тиамака неуклюжим. Наконец, он сдался и оттолкнулся в сторону от дна лодки, чтобы подняться на поверхность. Он не сумел поймать рыбу. Пора спасать себя.

Суши были так себе. Такино съел несколько кусочков, а потом отставил тарелку и подождал, пока остынет чай. Они сидели за столиком в дальнем углу ресторана. Кроме них в заведении был только один посетитель — молодой человек у стойки. Похоже, местный. Хотя для обеда чуточку рановато.

— Вы всё же хотите воспользоваться «Таро-мару»? — задал вопрос Хиракава.

Слишком поздно!

— Не знаю.

Темная тень скользнула мимо него и рванулась из-под лодки вверх. Крокодил оказался не самым крупным из всех, что ему доводилось видеть, но явно был самым большим из всех, с кем Тиамак находился вместе в воде. Белый живот прошел над ним, и сужавшийся к концу хвост небрежно задел его, отбросив в сторону.

— У старика есть внучка. Отрада его глаз и всё такое. Дочь старшего сына. Она ходит в первый класс.

— Что вы такое предлагаете? И так спокойно об этом говорите.

Тиамаку уже не хватало дыхания, в груди начало жечь, воздух стремился пузырями вырваться наружу, в мутную воду. Он заработал ногами, перевернулся, ощущая давление на глаза, и увидел силуэт крокодила, похожий на тупую стрелу, который устремился в его сторону, раскрыв страшные челюсти. Тиамак успел увидеть красную темноту и бесконечные ряды зубов, резко развернулся и взмахнул рукой, глядя на ужасающе медленное движение ножа сквозь толщу воды. Рептилия задела его ребра, оцарапав жесткой шкурой, пока он пытался свернуть в сторону. Его нож неглубоко вошел в бок, скользнул по шкуре и отскочил. Черно-коричневое облако сопровождало крокодила, который стал описывать возле лодки круг. Легкие Тиамака теперь казались ему невероятно огромными, они упирались в ребра, перед глазами у него появились темные пятна. Почему он такой глупец? Он не хотел умирать таким образом – утонуть и быть съеденным крокодилом!

— Когда вы приблизитесь к моему возрасту, то начнёте иногда задумываться о таких вещах. Что-то такое бродит в моей голове, что шокирует порой даже меня самого. Если бы я уделял больше внимания этому, когда был молод, то, скорее всего, стал бы другим человеком.

Когда Тиамак попытался выбраться на поверхность, он ощутил мощное давление на ногу, а в следующее мгновение его потащило вниз. Нож выскользнул из его пальцев, он отчаянно размахивал руками и лягался свободной ногой, пока крокодил тащил его к темному речному дну. С его губ сорвалось облачко пузырьков, а перед глазами возникли лица Старейшин его племени, Могаиба и Роахога, Поттера и всех остальных, они смотрели на Тиамака под его тускнеющим взглядом, всем своим видом выражая презрение к его идиотизму.

— В любом случае, как вы узнали, что я собираюсь делать?

— Сам не знаю. Но ведь и у вас так бывает, правда? Парень, которого вы хотите вывезти… ведь вы не обязаны это делать. Вы о нём ничего не знаете, подумайте об этом.

Веревка от ножа была все еще привязана к его запястью, и, по мере того как Тиамак опускался в речную мглу, он пытался подтянуть к себе рукоять. Наконец его пальцы на ней сомкнулись, он собрал все силы, наклонился вперед, сопротивляясь движению вниз, и задел пальцами кривые зубы, а потом нашел кончиком ножа кожистое веко и надавил на него. Голова чудища дернулась, крокодил еще сильнее стиснул челюсти, и ногу Тиамака обожгло болью, а сердце отчаянно сжалось. Еще несколько драгоценных пузырьков воздуха вырвалось изо рта Тиамака. И тогда он надавил на рукоять ножа изо всех сил, а в голове у него завертелись обрывки слов и лиц.

— Это интереснее, чем управлять супермаркетом.

Затем крокодил разжал челюсти, Тиамак изо всех сил рванулся в сторону и успел высвободить ногу, прежде чем крокодил снова сомкнул челюсти. Вода вокруг окрасилась кровью. Тиамак уже не чувствовал ногу ниже колена, а верхняя часть горела от боли, но жжение в легких было еще сильнее. Между тем крокодил по спирали уходил вниз, к речному дну. Тиамак попытался подняться вверх, к еще не забытому солнцу, но почувствовал, что искра жизни в нем умирает.

Такино пожевал зубочистку, наблюдая, как в ресторан входит и усаживается какая-то семья. Родители были примерно его возраста, а двум мальчикам лет около десяти. И ресторан вдруг наполнился жизнью.

Он преодолел множество степеней мглы, прежде чем добрался до света.

— А какой сегодня день? Воскресенье?

— Внучка выходит со стариком погулять по берегу залива. Отец отсутствует уже полгода. И пока его нет, старик заботится о ней как о собственном ребёнке. Он крепкий орешек, ничего не боится. Он, не задумываясь, выбросит свою жизнь на помойку. Но у каждого есть слабые места, надо только внимательно смотреть.

На сером небе висела дневная звезда, ветер стих, и заросли рогоза стояли совершенно неподвижно. Тиамак втянул в себя возвращавший жизнь жаркий болотный воздух и всплыл на поверхность, но почти сразу стал снова опускаться, когда вода начала заполнять его легкие, словно река, разрушившая плотину и вырвавшаяся на просторы долины. Перед глазами у него вспыхивали яркие точки всех цветов радуги, пока не возникло ощущение, что он познал какой-то главный секрет. А еще через мгновение совсем рядом он увидел свою лодку, слегка подрагивавшую на воде, и все откровения исчезли. Тиамак почувствовал, как болезненная тьма ползет по его спине, подбираясь к голове, и медленно поплыл к лодке, тело неожиданно перестало болеть, и, казалось, осталась только голова, дрейфовавшая на поверхности воды. Он добрался до борта плоскодонки, вцепился в него, собираясь с духом, потом перевалился внутрь, сильно поцарапав шею, но ему было все равно. Только теперь им полностью овладела темнота, Тиамак перестал сопротивляться и погрузился в нее.

— Говорите не задумываясь?

* * *

— Уж поверьте мне. Он, должно быть, моего возраста, но то, через что ему пришлось пройти, не идёт ни в какое сравнение. Он напоминает мне крепкое старое дерево.

Хиракава пожевал имбирь и отхлебнул чаю.

Тиамак пришел в себя и увидел, что небо стало красным, как кровь, над болотом разгуливал горячий ветер, и ему показалось, будто пылающее небо пробралось ему в голову – и она горит, точно горшок, только что вынутый из печи для обжига. Пальцами, неуклюжимыми, как кусочки дерева, он взял запасную набедренную повязку со дна лодки и перевязал изувеченную ногу, он не знал, насколько сильно она пострадала, – от колена до ступни нога была залита кровью. Он отчаянно старался сохранить сознание, чувствуя, что находится на грани обморока, и равнодушно думая о том, когда снова сможет ходить, а потом подполз к борту лодки и потянул к себе леску, все еще уходившую в воду. Из последних сил он сумел перевалить серебряную рыбу через корму и бросил ее на дно лодки, рядом с собой. Глаза у рыбы были открыты, как и рот, будто она пыталась задать Смерти вопрос.

— Понятно. Может, попробуете убедить старика встретиться со мной, и на этом ваша работа будет окончена.

Тиамак перевернулся на спину, посмотрел в фиолетовое небо и тут услышал далекий гром. По его лихорадочно горевшей коже ударили первые капли дождя. Тиамак улыбнулся и снова погрузился в темноту.

— А вы не собираетесь послать меня обратно в Токио? После всего этого?

* * *

— То, что последует далее, — это не та работа, которую можно попросить сделать за деньги.

Изгримнур встал со скамьи, подошел к камину и повернулся так, чтобы погреть спину. Он собирался вскоре отправиться спать, но сначала хотел погрузиться в теплое облако и только потом вернуться в проклятую келью, где у него мерзла даже задница.

— Я работаю сейчас не ради денег.

Он прислушивался к приглушенным разговорам – в общей комнате собралось много народа – и восхищался разнообразием языков и акцентов. Санцеллан Эйдонитис сам по себе являлся отдельным миром, даже в большей степени, чем Хейхолт, но герцогу ни на шаг не удалось приблизиться к своей цели, хотя разговоры здесь велись на самые разные темы.

— А не староваты ли вы, чтобы играть с огнём?

Изгримнур бродил почти все утро и день по бесконечным залам, пытаясь узнать хоть что-нибудь о подозрительной паре монахов или получить хоть какие-то сведения, которые помогли бы ему выйти на след Мириамель. Но поиски не принесли успеха, лишь напомнили о могуществе Матери Церкви. Он был так огорчен из-за невозможности узнать, где находится принцесса, что ближе к вечеру окончательно покинул Санцеллан Эйдонитис.

Герцог поужинал в гостинице, расположенной по пути к горе Санцеллан, и неспешно зашагал к Залу Фонтанов, чего не делал уже много лет. Они с Гутрун посетили фонтаны в первый раз перед свадьбой, когда прибыли в Наббан во время традиционного брачного паломничества, принятого в семье Изгримнура. Ослепительная игра воды и непрерывная музыка наполнили его приятной меланхолией, хотя его по-прежнему наполняли тоска и тревога за жену, впервые за последние несколько недель он мог думать о ней, не чувствуя одуряющей боли. Она наверняка в безопасности – как и Изорн. Он говорил себе, что должен в это верить, – ничего другого ему не оставалось. Остальная часть его семьи, другой сын и две дочери остались на попечении опытного тана Тоннруда в Скогги. В тех случаях, когда все становилось неопределенным, нужно было верить в милосердие Господа.

— Есть ещё порох в пороховницах. Я не очень-то силён в стрельбе и тому подобное, но думаю, за ребёнком смогу присмотреть. Не можете же вы всё делать один.

После прогулки Изгримнур вернулся в Санцеллан, он заметно успокоился и был полон решимости возобновить поиски. Его спутники во время утренней трапезы уже поели, но рано ушли; старый Септес объяснил, что они живут по «сельскому режиму». Герцог сидел и слушал разговоры соседей, но тщетно.

В ресторане началась обеденная суета. Такино покинул заведение и пошёл по улицам города. Хиракава медленно следовал за ним. Они избегали больших дорог, предпочитая идти по узким улочкам и аллеям. Воскресный день, повсюду гуляли дети. Помимо запаха рыбы, пропитавшего всё вокруг, здесь не было ничего примечательного.

Большая часть сплетен – пусть и с огромной осторожностью – касалась отношения Ликтора Ранессина к тому, что Бенигарис стал герцогом Наббана, и насколько он считает это законным. Разумеется, Ликтор не сможет ничего изменить – Бенигарис в любом случае останется сидеть на троне, но Дом Бенидривин и Мать Церковь уже давно сумели достичь нелегкого баланса, необходимого для управления Наббаном. Многие опасались, что Ликтор может совершить необдуманный поступок, например, обвинит Бенигариса на основании слухов в том, что новый герцог предал отца или не защитил его должным образом во время сражения у Наглимунда, но наббанайские священники – те, что выросли в Санцеллане, – сразу принимались заверять гостей, что Ранессин благородный и дипломатичный человек. Ликтор, говорили они, примет правильное решение.

— Вы полагаете, что сможете часа три присмотреть за ребёнком вместо меня? — спросил Такино.

Герцог Изгримнур помахал полами сутаны, рассчитывая направить теплый воздух внутрь. Если бы только честь и дипломатичность Ликтора могла решить все проблемы…

— Три часа? Вы хотели сказать три дня?

«Конечно! Вот же решение! Будь прокляты мои невежественные глаза за то, что я не увидел очевидного раньше! – Изгримнур хлопнул ладонью по своему бедру и довольно рассмеялся. – Я поговорю с Ликтором. В любом случае, он не выдаст мою тайну. Как и секрет Мириамель. Если у кого-то и достаточно власти, чтобы ее найти, не привлекая внимания к поискам, то это у его святейшества».

— Три дня? Так только любители действуют. Если не уложимся в три часа, то нужно придумать что-то другое.

Герцог почувствовал себя гораздо лучше, повернулся и еще несколько раз потер руки перед огнем, а затем решительно зашагал по полированному деревянному полу общей комнаты.

— Три часа, да? Хорошо. Хочется поглядеть на вашу работу! — рассмеялся Хиракава.

Его внимание привлекла небольшая толпа возле распахнутых дверей с аркой, около которых стояли несколько монахов; другие собрались на балконе снаружи, и холодный воздух проникал в общую комнату. Многие из тех, что находились внутри, начали протестовать или перешли поближе к огню. Изгримнур направился к двери, спрятав руки в огромных рукавах сутаны, чтобы выглянуть из-за спины последнего монаха.

Изменив направление, Такино повернул назад.

– Что происходит? – спросил он.

— Не хотите пройти немного дальше? — поинтересовался Хиракава. — Залив как раз за углом.

Герцог разглядел несколько дюжин мужчин во внутреннем дворе внизу, половина из них были всадниками. Впрочем, он не увидел в этом ничего необычного: они двигались спокойно и неторопливо, пешие воины, стражники Санцеллана, приветствовали прибывших гостей.

Когда Хиракава сказал это, Такино вдруг впервые за всё время почувствовал запах моря.

– Советник Верховного короля, – ответил стоявший перед Изгримнуром монах. – Его зовут Прайрат. Когда-то он здесь служил – в Санцеллан Эйдонитисе, я имею в виду. Говорят, он очень умен.

— Что там? — поинтересовался он.

— Всего лишь база для нескольких глубоководных рыболовецких траулеров. Из других судов есть только два небольших парома и несколько малых грузовых кораблей.

Изгримнур стиснул зубы, с трудом подавив крик гнева и удивления. Герцог чувствовал, как в нем закипает ярость, и привстал на цыпочки, чтобы получше разглядеть прибывший отряд, и увидел маленькую лысую голову священника, а потом алый плащ, который выглядел оранжевым в свете факелов у ворот. Изгримнур задумался о том, как бы подобраться поближе к Прайрату и вонзить нож в сердце предателя. О добрый Господь, как было бы замечательно!

Хиракава пошёл вперёд. Вскоре их взору открылся залив. Он был совсем не похож на то, что принято называть живописной рыбацкой деревушкой. Огромные нефтяные танкеры, здание «Фишермен Юнион», консервные фабрики, склады-холодильники. Рыбацких лодок не было.

«И что это даст, если не считать того, что убрать мерзкого Прайрата с лица земли будет очень полезно, – подумал герцог. – Так я не найду Мириамель, и мне не удастся сбежать, чтобы продолжить ее поиски. Не говоря уже о том, что может произойти, если Прайрат не умрет, – быть может, у него есть какой-то магический щит».

— Офис «Таро-мару» здесь, наверху, в одном из вон тех маленьких домиков. У них всего два судна — действительно, крошечный бизнес. И нет никакого патрона, с кем можно было бы поговорить.

Нет, так не пойдет. Если он сумеет встретиться с Ликтором, то обязательно расскажет ему обо всех преступлениях красного священника, ставшего главным советником Верховного короля. А что Прайрат здесь вообще делает?

— Что вы имеете в виду под патроном?

Изгримнур, тяжело ступая, направился в свою келью, однако его не покидали мысли о несостоявшемся убийстве.

— Большинство других судов связано с крупными торговыми компаниями. Либо так, либо они имеют контакты с кем-то похуже. В конце концов ниточка выводит на большую банду. Но «Таро-мару», похоже, таких связей не поддерживает. Они просто продают свой улов по рыночным ценам.

Находившийся двадцатью локтями ниже Прайрат посмотрел вверх, на балкон общей комнаты, словно кто-то позвал его по имени, черные глаза напряженно блестели, бледная голова сияла, точно поганка, в тени у ворот. Монахи в общей комнате, отделенные от Прайрата расстоянием и темнотой, не смогли увидеть улыбки, промелькнувшей по изможденному лицу священника, но ощутили внезапный порыв холодного воздуха, пронесшегося по Санцеллан Эйдонитису, от которого взметнулись плащи стражников. У монахов на балконе на руках выступили мурашки, и они поспешили обратно в общую комнату, плотно прикрыли дверь на балкон и постарались оказаться поближе к огню.

— Но вы раньше говорили, что они связаны с одной из группировок в Хиросиме?

— Думаю, это личные контакты старика, — ответил Хиракава. — Мне кажется, на самом деле там особого криминала нет.

Они подошли к зданию, маленькая деревянная табличка на котором гласила: «Таро-мару». Обычный двухэтажный дом. Не похоже, чтобы там кто-то сейчас был. На раздвигающихся дверях висели выцветшие талисманы на счастье, изображающие Бен-тен — богиню фортуны. В любом случае здание ничем не отличалась от тех, что вокруг.



Глава 12. Полет птицы

Небо затянуло тучами. Дул сильный ветер, море было весьма неприветливым. Без десяти пять Сугимура сошёл с парома в Хьюге, в Кюсю и сел на поезд до Миядзаки[25], где зарегистрировался в отеле, как и договаривались, сразу после четырёх часов.

Саймон и его спутники оставили троллей позади и теперь ехали на юго-восток вдоль подножия Тролльфелса, прижимаясь к его основанию, точно ребенок, опасающийся войти в более глубокую воду. Справа расстилались Белые Пустоши.

По некоторым причинам он решил, что Рейко будет ждать его здесь. Но её, конечно, не было. Такино выслушал сетования Сугимуры по этому поводу. Он посмотрел, как Сугимура прижимает руки к груди, и затем сказал ему, что он должен следующим вечером ехать на остров Исигаки, объяснив, что планы относительно Наха изменились.

В середине серого дня, когда они медленно вели своих лошадей по узкой неровной каменной тропе, переходя через ручьи, впадающие в озеро Голубой Глины, впереди взлетела стая журавлей с такими оглушительными криками, что небо, казалось, задрожало. Птицы промчались над головами всадников, а потом все как одна резко повернули и скрылись на юге.

Сначала Такино думал, что сможет посадить их обоих на корабль до Яватагамы, потому он и организовал их приезд в район острова Кюсю. Но если бы он сумел отправить их на судне с острова Исигаки, то это было бы намного лучше. Оттуда до Тайваня рукой подать.

– Они отправились в свое путешествие на три месяца раньше, чем следует, – грустно сказал Бинабик. – Это неправильно, совсем неправильно. Весна и лето отступили, точно разбитая армия.

Такино присел на швартовую тумбу на причале и выкурил пару сигарет. Затем он посмотрел на часы, пяти ещё нет.

– Но погода не стала холодней, чем когда мы ехали в сторону Урмшейма, – заметил Саймон, крепко держа поводья Искательницы.

Только он закурил третью сигарету, как увидел старика, ковыляющего в направлении складов. Тот шёл медленно, размеренным ровным шагом. На нём были резиновые сапоги и чёрный свитер с высоким воротником, поверх которого старик накинул длинную старомодную стёганую куртку. Его седые волосы были коротко подстрижены, а лицо сделалось красным от многолетнего воздействия ветра и моря. Он подошёл так близко к Такино, что тот смог рассмотреть даже глубокие морщины, прорезавшие лоб. Глаза старика оставались неподвижными.

– Это было в конце весны, – проворчал Слудиг, старательно обходя скользкие камни. – А теперь середина лета.

— Вы руководите судами «Таро-мару»? — спросил Такино.

Старик равнодушно посмотрел в его сторону. Возможно, он бросил взгляд не на Такино, а на бочку с мазутом, обдуваемую ветром.

Саймон немного подумал.

Такино зашагал рядом. Они миновали старую заброшенную рыбацкую лодку, покрытую красными чешуйками ржавчины, и пошли дальше вдоль волнолома. Голова старика едва доходила Такино до плеч.

– Да, – кивнул он.

— А я думал, что вы всегда берёте с собой на прогулку внучку…

У стены ветер был сильнее. Старик запахнул полы куртки короткими морщинистыми пальцами.

Они остановились на дальнем берегу ручья, чтобы подкрепиться провизией, которую им оставили тролли. Солнце было серым и каким-то далеким. «Интересно, – подумал Саймон, – где я окажусь, когда наступит следующее лето, – если оно вообще придет».

— Ваша внучка вернётся через полчаса, — произнёс Такино.

– А Король Бурь может сделать так, чтобы зима оставалась вечной? – спросил он.

— Кто вы, чёрт возьми? — спросил старик.

Бинабик пожал плечами.

У него был приглушённый грубый голос, ветер делал его более резким.

– Этого я не знаю, – ответил он. – Но пока что он сумел превратить в зиму месяцы ювен и тьягар. Давай не будем об этом думать, Саймон. Наша цель не станет легче, если мы будем тревожиться из-за таких вещей. Либо Повелитель Бурь одержит победу, либо нет. От нас тут мало зависит.

— Неважно, кто я, — ответил Такино.

Саймон неуклюже забрался в седло, завидуя небрежной грации Слудига.

— Что вы сейчас сказали?

– Я не говорю о том, чтобы остановить зиму, – раздраженно ответил Саймон. – Мне лишь интересно, что он намерен делать.

— Я сказал, что ваша внучка вернётся через полчаса.

– Если бы я мог знать, – Бинабик вздохнул. – Тогда я не стал бы себя проклинать за то, что был нерадивым учеником моего наставника. – Он свистом подозвал Кантаку.

— Какое дело вам до этого, чёрт возьми? — Старик остановился, и когда он поднял голову, чтобы посмотреть на Такино, его глаза сверкали.

Позднее они остановились еще раз, чтобы собрать хворост, а потом Слудиг начал учить Саймона. Риммер нашел под снегом длинную ветку дерева, разломил ее на две части и обвязал тряпками один конец каждой ветки, чтобы получилась удобная рукоять.