– Все по квартирам разбрелись, на обеденный перерыв. Да и ливень вот-вот хлынет. Может, и ты ко мне на чашку чая заглянешь? – по-свойски предложила она. – Я тебя и обедом накормлю. – Софья поблагодарила и отказалась, сославшись на отсутствие времени. – Что-нибудь нашла?

– Ничего.

– Жаль. А я-то думала… Ничего, не переживай. Раз ищешь – обязательно найдешь. Главное – верить. А вот и Иван Сергеевич с Масей возвращаются. Те, что из тридцать восьмой. Давай его порасспросим? Иван Сергеевич, – обратилась она к подходящему старичку с болонкой на руках, – присаживайся, отдохни. А то до подъезда не дотянешь.

– Да я крепче тебя, Никитична, хоть и старше. Так что не больно-то важничай.

– Иван Сергеевич, вот познакомься с Софьей Павловной. Она из детективного агентства, расследует убийство Марины.

– А мне сказала, что родственница, – хитро взглянул тот на Софью. – Наврала, значит?

– Наврала, – призналась Софья. – Иначе бы вы дверь не открыли.

– Конечно, не открыл бы. Бродят тут всякие по подъездам, а я им дверь, что ли, должен открывать?

– Но вы же открыли.

– Сто раз себя за это отругал. Уж больше на эту удочку не попадусь. Так чего узнать-то хотела?

– Тринадцатого и четырнадцатого мая вы дома были? Если да, то слышали ли что-нибудь подозрительное днем или ночью?

– Это когда ночью женщина плакала, а мужчина ее успокаивал, – встряла с подробностями Никитична, Софья только вздохнула.

– Откуда же мне помнить, это вон когда было. А вот двенадцатое мая помню. У моего внука был день рождения. Так сын меня аж на пять дней к себе забрал. Мы с Масечкой назад еле вырвались.

– Так, значит, у Марины нет родственников?

– Из близких – никого. Мать давно умерла, отец – года два как или чуть больше того. Значит, никого. Хотя такое вряд ли бывает. Когда человек умирает, всегда кто-то да найдется. Она же не детдомовская. Это только нотариусу известно, если родственники к нему обратились. Или полиции. Ну что – все вопросы? Тогда я пойду, а то Масечка уже проголодалась.

Собачка залилась звонким лаем, словно подтверждая его слова, и благодарно лизнула хозяина в щеку за то, что тот вовремя вспомнил о еде.

– Мне тоже пора, – поднялась Софья. – Спасибо за посильную помощь. Я к вам еще наведаюсь.

Она отправилась в больницу к Николаю: как он там, бедолага? И только успела войти в здание, как хлынул проливной дождь, который собирался с самого утра. Николай-то, наверное, и думать забыл о своей новой работе, проклинает тот день, когда решился на опасную авантюру.

Однако, вопреки всем ожиданиям, пострадавший охранник встретил Софью сияющим взором, синяками под глазами и улыбкой до ушей. Взмахнул рукой, приветствуя начальницу, и тут же схватился за перебинтованную голову, сморщившись до неузнаваемости.

– Ух ты! Болит еще, зараза. Ну, гадина, выйду – разыщу эту стерву, и пусть ответит за членовредительство. Из-под земли достану и в суд на нее подам за причинение физического ущерба. А еще морального. Это же надо додуматься: применить самое позорное орудие преступления – бутылку! Подобное безобразие может прийти в голову только какому-нибудь неадекватному дятлу или долбанутой на всю голову бабе. Нет уж, пусть теперь отвечает по закону за попытку убийства. Ты, Софья, не переживай, я здесь долго не задержусь. Врач сказал, что уже иду на поправку. И что таких голов, как моя, только поискать. Ты же не уволишь меня из-за моего боевого ранения? – Николай прищурил глаз. – Или уже другого охранника ищешь?

– Не уволю. И другого не ищу. Думала, ты сам пожелаешь оставить эту работу.

– Размечталась! Да я только жить начал.

– Ты как себя чувствуешь, герой нашего времени?

– Отлично… Только подташнивает немного, а сердце чечетку отбивает; опять-таки давление скачет, как резвый конь, – не упустил возможности Николай получить хоть толику положенной ему по праву жалости. – Еще слабость одолевает и сонливость. Но зато температура в норме. А это – самое главное… И все-таки, как ни крути, а глупая ты женщина, Софья. Говорил же тебе: тепленькую надо брать, тепленькую!

Глава 16

Если сомнения есть – значит, сомнений нет

– С трудом одолел ваш опус, – произнес Верстов, не отрываясь от бумаг, и кивком указал на стул. Церемониться с Софьей он явно не собирался. – Вряд ли кто, кроме меня, станет читать эту чушь. Никуда не годится. Следует излагать коротко: кто, что, где, когда, как и почему? Говорить, а тем более писать желательно то, что вы можете доказать и в чем абсолютно уверены. Любые ваши гипотезы послужат основанием к тому, что и важные показания воспримутся следствием как недостоверные.

– Вы намекаете на то, что я лгу?!

– Я не намекаю, а говорю прямо: важнейшее условие соблюдения законности – доказывание путем доказательств. Делать выводы о существовании или об отсутствии обстоятельств допустимо только с помощью доказательств, а не домыслов или предположений. И неважно – моих или ваших.

– Но у меня есть доказательства. – Софья выложила на стол изрядно помятый лист договора и пакет с баночками. – Это договор на съем квартиры, все данные переписаны из паспорта Соловьевой, которая ударила Николая. А на баночках ее отпечатки пальцев. Насколько мне известно, доказательства следствию могут быть представлены кем угодно и подлежат тщательной, всесторонней и объективной проверке со стороны дознавателя.

– Ах вот даже как! – Верстов отложил бумаги и, проигнорировав улики, придавил Софью к спинке стула тяжелым взглядом. – Спасибо, что сообщили. Вы это что же – указываете мне на мои обязанности?

– Что вы, что вы! – не на шутку перепугалась Софья. – Вы меня не так поняли. Просто я изо всех сил стараюсь помочь вам, чем могу.

– Допустим. И что доказывают эти отпечатки – факт совершения нападения? Нет. Только свидетельство нахождения некоего лица в каком-то определенном месте. Ну и что? Кстати, откуда они у вас? – Софья рассказала. – А вам известно, что обыск может производиться только после возбуждения уголовного дела?

– А разве дело еще не возбуждено?

– С какой стати? Пока производится дознание, предварительное следствие. Надо еще доказать, соответствует ли описываемое вами событие признакам преступления.

– В каком это смысле? – Софья чуть на стуле не подпрыгнула от возмущения. – Вы хотите сказать, что Николая никто не бил по голове и он не лежит, раненный, в больнице?!

– Может, он сам виноват в случившемся. Поэтому именно вам и Пашутину придется доказывать, был ли в действиях этой гражданки преступный умысел.

– Ну, знаете ли, это уж слишком!

– Нет, Софья Павловна, это вы слишком эмоциональны для сыскной деятельности. Статистика утверждает, что почти восемьдесят процентов всех нападений и убийств совершается у подъезда дома или в самом подъезде потерпевшего. Очень часто даже хорошо подготовленный рукопашник не всегда в состоянии защитить себя. Так чего ждать от насмерть перепуганной женщины? Вот она и действовала в соответствии с обстоятельствами.

– Вот и я о том же: на Николая напали, когда он этого не ожидал.

– Мы с вами говорим на разных языках. Я имею в виду ту женщину, за которой вы следили. Она, вероятно, попыталась защищать себя. Значит, в ее действиях преступный умысел отсутствует. И что вы теперь ей предъявите? Да, нанесение телесных повреждений имело место быть. Но при каких обстоятельствах? Кто за кем гнался, кто от кого убегал? Решение мне теперь приходится принимать в условиях неочевидности данного преступления. А вам, к примеру, известно, что возбужденное уголовное дело гораздо труднее прекратить, чем разобраться на стадии предварительной проверки? Вот я вам и предлагаю разобраться, пока не поздно.

Верстов пододвинул к Софье пакет с баночками.

– Ведь если дело возбуждается, то кто-то обязательно оказывается за решеткой. И не всегда этим кем-то становится подозреваемый. Им с успехом может быть назван как потерпевший, так и свидетель. Виновность кого бы то ни было, в конечном счете, определяет суд. А следствие может лишь предположить наличие вины и попытаться доказать ее степень. Важно также доказать наличие мотива. А мотив нападения на потерпевшего в данном конкретном случае очевиден – защита собственной жизни.

– Ушам своим не верю.

– Вы можете не верить даже собственным глазам и собственному носу. Это ничего не меняет. Какое обвинение вы собираетесь предъявить Соловьевой, если это, конечно, была она, а не кто-то другой? Неужели вы и в самом деле верите, что преступник так вот просто станет выставлять на всеобщее обозрение данные своего паспорта и отпечатки пальцев?

– Не знаю. Но если это подделка, то считайте, что косвенная вина Соловьевой уже доказана. Потому что если она ни в чем не виновата, зачем ей утаивать фактические данные своего паспорта и скрываться с места происшествия самой?

– И еще, – не слушая Софью, продолжал Верстов. – Любой обыск производится по мотивированному постановлению следователя и только с санкции прокурора. Хоть это вам известно?

Софья ощущала себя нашкодившим щенком, которого тычут носом в очевидное.

– До момента возбуждения уголовного дела никакое обнаружение предметов или каких-либо данных не имеет доказательного значения и является нарушением закона. Доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания обстоятельств. Любое доказательство должно быть подтверждено процессуальным актом – протоколом и произведено лицом, имеющим на это процессуальное право. Так что прав на изъятие чего бы то ни было из квартиры, снимаемой Соловьевой, у вас не было и нет.

– Но чем больше времени пройдет с момента преступления, тем труднее будет отыскать какие-то доказательства и улики. И потом, я же прошу только проверить эти пальчики и паспортные данные по вашей картотеке. Вдруг Соловьева мошенница и разыскивается полицией в связи с другим преступлением? Ну что вам, трудно, что ли? Или вы опасаетесь, что эти предположения подтвердятся? Хотя, конечно, нет отпечатков – можно и дело закрыть, и отписаться: так, мол, и так, личность преступника путем оперативно-следственных мероприятий не установлена – и все тут. И никто вам за это и слова против не скажет. Я не сильно ошибаюсь?

Верстов промолчал, но Софья заметила, как лицо его словно окаменело.

– Ну пожалуйста, Максим Денисович, проверьте отпечатки. Давайте считать, что они относятся к внешнему описанию Соловьевой. Слово даю, что если узнаю еще хоть что-нибудь, то эту новую информацию я тут же доведу до вашего сведения. Это очень непростое дело, поверьте. И если выгорит, вы победоносно отрапортуете начальству о добросовестно выполненных следственных действиях. Почему я у вас словно милостыньку выпрашиваю, как будто мы занимаемся не одним делом?

– А мне видится так, что предпосылку к совершению дальнейших насильственных действий создали именно вы. Если бы не затеяли с Пашутиным глупые игры с преследованием, ничего бы не случилось. Вы сами виноваты в том, что произошло, а теперь пытаетесь переквалифицировать свои действия и выступать как потерпевшая сторона. Скажите честно, в своем Энске вы полиции тоже мешаете работать?

– Как вы можете такое говорить: мы работаем плечом к плечу! – честно солгала Софья, представив язвительную ухмылку Липатова и уничижительный взгляд Кротова.

В конце концов, кто не солжет, тот и правды никогда не скажет.

– И с прокуратурой на короткой ноге.

А вот это почти правда, так как в прокуратуре Софье ни за что бы не отказали в помощи, так как часто привлекали ее к совместным проверкам. А если бы даже и послали лесом, то крайне вежливо, да еще и дорогу показали. Кстати, надо будет это проверить, когда она вернется.

– Теперь вопрос с вами стоит предельно жестко: или вы идете по тропе закона, или начинаете собственную игру под названием «Частный сыск», и тогда на государство не обижайтесь. Любая встреча или попытка встречи с подозреваемой вне стен следственного учреждения будет расценена нами как вмешательство в работу следствия и приведет вас за решетку. Вам это хотя бы ясно?

– Но вы же не считаете Соловьеву подозреваемой…

– Подписывайте протокол, – перебил Верстов, – и я вас больше не задерживаю.

Софья возвращалась к Насте вымотанная и уставшая до предела.

«Это все равно что двигать попой паровоз», – тоскливо думала она, пытаясь справиться с шумом в голове и силясь выманить из кучи хлама, в которое превратилось сознание, хоть одну здравую мыслишку.

Свои грозные намеки насчет решетки Верстов может пристроить у себя где-нибудь в районе пятой точки. Хотя ему и в самом деле ничего не стоит в любой момент перевести Софью и Николая в ранг подозреваемых. Если, конечно, возбудит уголовное дело, а рядом не окажется никого на примете, кроме них двоих. Однако Николай избежит этой участи, если Соловьева не отыщется. Значит, остается Софья.

Ничего себе расклад: он – потерпевший, она – обвиняемая. Вот Николай посмеется.

Софья вспомнила о доказательствах, которые не принял следователь, и совсем загрустила. Нужно срочно разыскать Соловьеву. Несмотря на предупреждения Верстова. Если полиции искать ее незачем, то у Софьи в наличии нераскрытое убийство Марины.

Странно как-то. Сегодня тринадцатое. Значит, прошел месяц, как погиб Качков, и десять дней после смерти Марины, а Соловьеву с компанией до сих пор интересует квартира убитой. И если бы они с Николаем Елену не спугнули, она бы так внезапно не съехала. Родственники Марины, видимо, еще не отыскались, иначе в квартире кто-нибудь поселился.

Какой вывод? Или Соловьева пока не нашла того, что ее интересует, или… Софья ошибается по всем статьям и Верстов прав: напали на Николая, защищаясь, либо это ограбление. Но у него ничего не пропало. Значит, Николай ошибся, за что и поплатился.

Может, он и в самом деле только придумал, что Соловьева следила за ними? Тогда и то, что она снимала квартиру в доме, где проживала Марина, – тоже совпадение? А Софья просто ищет удобные для себя оправдания и доказательства, когда на самом деле все обстоит совсем иначе? И кто помешает ей это проверить?

Сумбурные рассуждения заставили Софью изменить маршрут и направить стопы к дому Марины. Зачем – чтобы проникнуть в ее квартиру? Но это невозможно. И незаконно. Лучше повернуть обратно и дурью не маяться. Однако палец настырно набирает номер Веры, а голос автоматически старается приобрести невинно-просительный тембр.

– Верочка, здравствуйте. Это Софья Павловна. Вы еще не нашли квартирантов? Если не возражаете, я бы сняла вашу квартиру на месяц. Началось расследование, и оно может затянуться, а мою дочку с семьей зря беспокоить не хочется. Да и вам выгоднее, чтобы эта история поскорее закончилась. Пока в квартире поживу я, а через несколько дней выйдет из больницы Николай Ильич… Так вы не против? Я вам очень благодарна… Будете через два часа? Вот и ладненько. Я тоже к этому времени подъеду.

Даже если не удастся обыскать квартиру Марины, то хотя бы Николаю будет где пожить, пока суд да дело. Ведь еще неизвестно, когда получится вернуться домой. Николай, похоже, отступать не намерен и собирается подавать гражданский иск на возмещение морального и физического ущерба.

Надо же, как мужичок раздухарился да расхорохорился. Только не так все просто, если даже следователь не торопится разобраться с этой неприятной ситуацией. А уж говорить о том, что Софье потребуется изрядно перетрясти свой довольно скудный бюджет, и вовсе не приходится. Если и дальше так пойдет, она разорится окончательно. Неужели и в самом деле сыск по карману лишь государственным структурам?

Софья снова изменила маршрут. Теперь она направлялась к Николаю задать самый главный на сегодняшний день вопрос, от которого зависят все ее дальнейшие действия.

Войдя в палату, подверглась оценивающим взглядам соседей Николая: ну точно вода у кого-то в одном месте не держится – рассказал-таки об их расследовании.

Софья поприветствовала присутствующих, и те, как по команде, под пристальным взглядом Николая покинули палату. Хотя по глазам было видно, как же им хочется поприсутствовать во время важного разговора.

– Слушай, мне тут мужики столько советов надавали, что голова кругом.

– Решил, значит, всю Москву посвятить в наше расследование?

– Зачем ты так? Они же хотят как лучше.

– А я намерена держать наши планы в тайне.

– Софья, пойми: без общественности нам с этим делом не разобраться. Меня эта мысль прямо как молнией шибанула.

– Даже так? Надеюсь, синяки не остались? Ладно, хватит препираться, – отмахнулась она от продолжения бесполезной дискуссии и принялась выкладывать из пакета фрукты и бутылки с водой. – Я пришла не только проведать тебя, но и задать один-единственный, но крайне важный вопрос: действительно ли Елена – та самая женщина, которая следила за нами? Или тебе только показалось, что нас кто-то преследовал? Ну же, признайся! Может, и не было никакой женщины? Ты представляешь, сколько времени мы потеряем зря на твои фантазии!

– Значит, то, что меня чуть не убили, для тебя только фантазии? – Лицо Николай от возмущения пошло красными пятнами. – Вот спасибо тебе большое, Софья Павловна! Не думал, что ты такая циничная и безжалостная. Начальница, называется. Я за нее, можно сказать, и в огонь, и в воду, а ей, видите ли, кажется, что я в бирюльки играю. Так я тебе вот что скажу: не хочешь этим делом заниматься, сам продолжу расследование, но до логического конца его доведу. Мне вон мужики с удовольствием помогут. И тогда посмотрим, кто из нас сыщик, а кто только языком горазд молоть.

– Зря обижаешься. Я просто хочу под другим углом взглянуть на дело. Следователь угрожает, что, если не успокоимся, переквалифицирует тебя из потерпевшего в подозреваемого, а меня – из свидетеля в сообщника подозреваемого. А может, и еще хуже: тебя оставит в потерпевших, а меня обвинит в нападении на тебя. Или другое что придумает, это уж насколько его воображение разыграется.

– Он что – совсем дурак?! Так это его проблемы. А ты не бери в голову. Мне он тут тоже плел всякую ахинею. Но мужики научили, что говорить, и я от следователя потребовал наделить меня статусом потерпевшего и даже заявление уже подал. Подробно описал: что произошло, кем совершено, когда, где и почему. Один экземпляр на всякий случай у себя оставил. Вот так-то. И пусть только не отреагирует на мое заявление, я в столичную прокуратуру подамся. Думает, если провинция, то в лохи можно записать? Нет уж, дудки! Я с этой тетки за членовредительство три шкуры спущу. Ишь чего удумала – по черепушке человека бить. Ручонки-то ей укорочу.

– Верстов считает, что мы напугали ее слежкой и она вынуждена была защищаться.

– Ничего себе защита: чуть не убила человека! Знать, не впервой, если сама нападает? И потом, чего же она не объявилась и в полицию на нас не пожаловалась, если уж посчитала, что мы ей угрожаем? Ты об этом не подумала? Вот то-то и оно! Скрылась и отсиживается теперь где-нибудь, носа никуда не кажет. А все почему? Да потому что виноватой себя чувствует. Мужики знаешь как мне сказали: если сомнения есть – значит, сомнений нет! А в том, что Соловьева к чему-то причастна, я ни капли не сомневаюсь. Поэтому и уверен, что мы держим верный курс. Зря переживаешь: она же первая начала.

– Ты рассуждаешь, как ребенок.

– А что? Если бы Соловьева нам на хвост не села, мы бы спокойно и без нее обошлись. Но раз прицепилась, значит, ей что-то от нас понадобилось. Вот только что? Это и следует установить. Найти ее и спросить без обиняков: тебе чего, гражданочка, надобно? Мы тебя трогали? Если нет, то потрудись объяснить: какого лешего ты к нам привязалась? Что дальше-то будем делать?

– Ты – поправляться, я – займусь телефонами. Сегодня Настена обещала что-нибудь новенькое поискать. И еще: думаю снять ту квартиру, в которой Елена проживала.

– Это ты правильно решила: подежурить возле квартиры Марины стоит. Жаль, что я пока лежачий. А то можно было бы и поинтересоваться, как она жила-поживала.

– Ты опять за свое? Да и полиция там уже побывала. Наверняка самое интересное они увидели и забрали с собой.

– А вот я не уверен. Откуда им было знать, что именно нужно забирать?

– Не забывай: они профи. Поэтому с первого взгляда распознают, что пригодится, а что нет… Постой, а как бы ты попал в опечатанную квартиру?

– Наконец из тюхи ты превращаешься в настоящего сыщика. Но без меня тебе не справиться. Подожди хотя бы дня три-четыре, и мы вместе сообразим, как это сделать.

– Забудь. Я пошутила. Мне пора. – Софья раскрыла сумку, вынула из кармашка пудреницу и мельком глянула в зеркало. – Господи, на кого же я стала похожа!

– А я, в отличие от тебя, говорю серьезно. Да и тебе сейчас не до шуток, раз ты меня, телохранителя, лишилась. Осталась одна, без прикрытия. И убийца теперь займется тобой. Ты об этом не подумала? Почему займется? Потому что мы вышли на правильный след, который и приведет нас к этому самому убийце, вот! В общем, можешь ругать меня на чем свет стоит… – Николай набрал в легкие побольше воздуха и решительно выдохнул: – …Но эту штуку я все же приобрел.

Оглянувшись воровато на закрытую дверь, он достал из-под подушки бумажный сверток и принялся разворачивать.

У Софьи от чудовищного предчувствия дыхание перехватило и кольнуло в сердце. Глаза в панике зажмурились, а когда открылись, расширенные ужасом зрачки вперились в черный пистолет с темно-бордовой рукояткой и гравировкой ПМ, которая не позволяла сомневаться: перед ней самый настоящий боевой «Макаров».

«Вот и еще одно желание сбылось, – стучало в висках. – Если и дальше так пойдет…»

Но сознание уже автоматически отмечало каждую потертость на оружии, каждую царапину: а пистолет-то видавший виды.

– Заметь – коллекционный, с боевым прошлым. В советские времена произведен, – взахлеб рассказывал Николай с горящими восхищением, словно у пацана, глазами. – Значит, отличается высоким качеством стали. Надежный, прочный, безопасный, простой в обращении. На него можно положиться – поверь мне, мужику. Это тебе не пукалка какая-нибудь из пластика. Мне его Алексеич в кредит продал. Говорит: «Только тебе могу его доверить, Ильич, настоящему сыщику, пострадавшему от рук бандитов. Кому другому ни за что бы не отдал». Завтра принесет запасной магазин с патронами… Чего онемела-то? Скажи что-нибудь.

Если бы Софья могла вымолвить хоть слово! Ее будто обухом пришибло. Может, лучше оказаться на больничной койке ей, а не ему? Тогда бы она точно бросила это опасное расследование и вернулась в Энск. Несолоно хлебавши? И что дальше – уселась бы перед телевизором с огромным куском торта и принялась вспоминать бурные дни своей относительной молодости? Так это всегда успеется.

– Даже можешь ругательное. Только не молчи.

– Николай, ты пьян?! – еле вымолвила Софья.

– Ты, Софья, все же дура набитая! Кто же пьет-то, когда ему каждую минуту и неизвестно откуда грозит смерть? Да разве позволительно быть пьяным, если в твоих руках боевое оружие?! Думай своей черепушкой-то! Ну да ладно, прощаю тебе твою несусветную глупость. Только пойми одно: нет у нас времени на препирательства, надо действовать. А потому зорко смотри и внимательно слушай. Это, – ткнул он пальцем в пистолет, – предохранитель, размещен слева на затворе. При включении блокирует ударник и безопасно спускает курок с боевого взвода. Во включенном положении блокирует шептало и затвор-кожух, при этом курок не касается ударника.

Николай взял в руки пистолет.

– Запоминай, как выключается. Естественным движением большого пальца переводишь рычаг в нижнее положение и… стреляешь. Поняла? Да очнись же ты! Здесь его оставлять никак нельзя. Медперсонал обнаружит – мне крышка. Да и тебе он сейчас нужнее. Должна же ты как-то защищаться от убийц? Кстати, ты никогда не спрашивала, а ведь я охранник высшего разряда, у меня и документы имеются. А это о чем говорит? О том, что я имею право на все виды оружия. Не переживай, и для тебя что-нибудь придумаем. Со временем. Вот раскроем это преступление, так полиция сама тебе на блюдечке разрешение на ношение оружия преподнесет.

Раздался предупредительный стук в дверь.

– Это мужики. А еще он компактный, прячь, куда хочешь, – торопливо прошептал Николай и мгновенно запихнул пистолет в раскрытую сумку Софьи, затем с чувством выполненного долга откинулся на подушку.

Дверь широко распахнулась, в палату вихрем ворвалась энергичная молоденькая медсестра с капельницей в руках.

– Пашутин, к процедуре готовы? Или сначала сходим на судно?

– Так ты иди, иди, – простонал Николай. – Завтра поговорим об остальном. А теперь мне лечиться нужно.

– Тебе и в самом деле нужно лечиться! – пришла в себя Софья, испепеляя взглядом слишком инициативного подчиненного.

Застегивая на ходу молнию сумки, она заторопилась из палаты. Выскочив в коридор и стараясь не привлекать внимания, направилась к выходу, каждую секунду ожидая, что ее задержат и обыщут. Только сев в полупустую маршрутку и убедившись, что слежки нет, немного расслабилась: и чего панику разводить, с пистолетом-то ей и в самом деле будет не так страшно. Или все же…

Она сунула руку в сумку и коснулась холодной стали, прислушиваясь к незнакомому ранее мучительно-сладкому чувству взрывной жгучей смеси из страха и эйфории. Интересно, наличие оружия – не равенство ли это между мужчиной и женщиной?

Неужели ей хочется быть на равных с мужиками? Нет, конечно! Софье пистолет нужен исключительно для самообороны. Но ей пока никто не угрожает. А она ждет, что убийца вышлет ей грозное предупреждение, прежде чем пристрелить?.. Почему же сразу «пристрелить»? Значит, лучше, когда сначала треснет по голове в подъезде? Вот уж нет!

Теперь, после того как Верстов информировал ее о том, что большинство всех нападений и убийств совершаются у подъездов и в подъездах, она начала осторожничать при подходе и входе в любой дом. Отныне подъезд для Софьи – зона повышенного риска, где не помогут ни специальная подготовка, ни оружие. Если не быть начеку.

«Но его же нужно зарегистрировать. Да еще разрешение получить на хранение и ношение. – Она почувствовала, как от внезапных мыслей лоб покрылся испариной. – Иначе нам с Николаем, как организованной группе, грозит от пяти до восьми. Статья 222 УК РФ. Ну, Николай, удружил! – Пальцы беспомощно разжались, отпуская пистолет. – Надо его куда-нибудь спрятать. Легко сказать».

И что дальше? Надежды на следователя никакой, поэтому время зря лучше не терять и отправиться по месту официальной регистрации Елены. Но прежде Софья встретилась с Верой. Та оформила договор и, получив деньги и передав ключи новой квартирантке, удалилась с полной уверенностью, что теперь ее жилью ничего страшного не угрожает.

Засунув глубоко под ванну пистолет, завернутый в газету, Софья решила, что пока не проверит данные паспорта Елены, рабочий день для нее не закончен. Но сначала позвонила Насте и предупредила, что, если не получится приехать, останется на пару дней в съемной квартире.

Поездка по указанному в договоре адресу подтвердила, что Соловьевой есть что скрывать. Адрес оказался липовым. А может, липовая и фамилия? Тогда куда смотрела Вера, когда переписывала данные из паспорта? Значит, и паспорт поддельный.

Отсутствие информации – тоже информация, и с большей долей вероятности можно теперь назвать эту мадам преступницей. Ударила она Николая совсем не от страха, пытаясь себя защитить, а осознанно, предварительно заманив в ловушку. Убивать, может, и не собиралась, но охоту следить за собой отбить надеялась. Однако напрасно, так как теперь они не успокоятся, пока не достанут Елену хоть из-под земли.

Софья лежала на кровати, застеленной дешевеньким покрывалом, и разгадывала ребус с договором, изучая его вдоль и поперек через лупу, что была всегда при ней – профессиональная привычка, оставшаяся от прежней работы и пригодившаяся на новой. Но глаза слипались от усталости, и уже ни о чем не хотелось думать: организм требовал отдыха.

Сил, чтобы вернуться к дочери, не было совсем, поэтому Софья вознамерилась переночевать здесь. Хорошо, что в магазин догадалась забежать да кое-каких продуктов прикупить.

Она с трудом заставила себя подняться и съесть бутерброд с колбасой, запивая горячим чаем, и только после этого улеглась на боковую.

«Может, сначала замки поменять?» – шепотом предложило подсознание, услужливо воспроизведя в памяти меленький шрифт оттиска номера телефона мастера на дверях лифта.

«Ой, вот только не надо умничать, – тут же воспротивилось сознание. – Успеется и завтра. А теперь спать!»

Постельного белья к съемной квартире не полагалось, вот Софья и легла по-походному, не раздеваясь, подложив на подушку под щеку носовой платок и укрывшись легким жакетом.

И только успела закрыть глаза, как оказалась в прекрасном сне: они с Северовым покачиваются в гамаке среди цветущих яблонь, на ветках роскошных кустовых роз примостились распевающие во все горло птицы, вокруг порхают дивные бабочки. Софья пытается внимать ласковым речам любимого, обнимающего за плечи и притягивающего к себе для поцелуя, но ее что-то беспокоит, и она озирается в недоумении. Не видно никакой опасности, однако чуткий слух улавливает странные шорохи.

Узнавание звука вставляемого в замочную скважину ключа, еле слышимый скрип открываемой двери вынуждают Софью затаить дыхание. Она замирает от ужаса и… просыпается.

«Приснится же такое», – вздыхает облегченно, пытаясь утихомирить бешеное сердцебиение, но в следующее мгновение понимает, что в квартире она не одна.

Глава 17

Развлечения по-сыщицки

Софья не заметила, как оказалась на полу. Ей понадобились считаные секунды, чтобы бесшумно соскользнуть с постели, ухватив в охапку сумку и жакет. Она услышала, как некто шире распахнул дверь в комнату, отчего свет из коридора упал на пустую кровать. Софья даже дышать перестала. Ей казалось, что незваный гость прислушивается к тишине квартиры. Прошла вечность, прежде чем крадущиеся шаги раздались уже в коридоре.

«Дежавю какое-то, – метались в поисках выхода мысли. – Ладно хоть, Кротову здесь неоткуда взяться. Может, это Елена за чем-нибудь вернулась? Неужели Вера не предупредила ее, что уже сдала жилье? Точно, не предупредила. Потому что не обязана отчитываться перед жильцами, особенно бывшими. Тогда чего я здесь разлеглась? Нет-нет, это не Елена: слишком тяжелая поступь для женщины».

Между тем неизвестный прошел в кухню. Звякнула крышка чайника, конечно же, еще теплого, скрипнула дверь в ванную, и снова топтание у порога комнаты. Наконец удаляющиеся шаги и звук захлопываемой входной двери.

Софье казалось, что она вот-вот потеряет сознание, настолько страх выжал из нее все силы. Держась за край кровати, медленно поднялась. Она не знала, что предпримет дальше, а руки уже тянулись к жакету и сумке.

И стоило так пугаться? Ведь у нее теперь есть пистолет! Как она могла про него забыть? Вытащить его из-под ванны и сунуть в карман, освободив от упаковки, заняло секунды. Мысли сплетались в путаный клубок, но одной удалось вырваться наружу, и Софья подалась за ней, выбегая из квартиры.

Ей даже в голову не пришло выглянуть из окна, чтобы как следует разглядеть ночного гостя. Теперь она была согласна только на преследование.

Осторожно открыв массивную дверь подъезда, сунула в проем голову и в свете уличного фонаря увидела удаляющуюся фигуру мужчины.

«Дама известна. А вот и король объявился. Ключи от квартиры у него есть: ишь ты, какой запасливый. Но того, что дама покинула жилище, королю пока неизвестно. Как же Елена перед ним не отчиталась? Не успела или они поссорились? Ах, как было бы хорошо: может появиться возможность встрять между ними и вбить клин потолще. Хватит мечтать!»

Вылетев из подъезда, Софья помчалась за мужчиной, который уже скрылся из виду. Теперь главное – не попасться на удочку, как случилось с Николаем. Удара по голове – есть подозрение, что не совсем умной – она не вынесет, поэтому крайняя осторожность не помешает.

По-хорошему, конечно, лучше бросить эту неуемную самодеятельность, которую Софья упорно называет работой, и перестать мучиться дурью. Но с судьбой поспорить ой как хочется: интересно же, кто кого обхитрит-объегорит.

Перед тем как завернуть за угол, она на секунду остановилась, чтобы перевести дыхание. А когда решилась полюбопытствовать, что там, за поворотом, только проводила взглядом хвост отъезжающего такси, увозящего неизвестного мужчину, оставшегося для нее загадкой.

Погоня закончена, можно со спокойной совестью отправляться спать, так как она сделала все возможное. Разве что не бросилась вдогонку на другом такси. Нет уж, и так страху натерпелась дальше некуда. Зато узнала важное: король существует.

Хоть и с хилым освещением, но все же довольно мрачная безлюдная улица и пугающие темными закоулками дворы оптимизма не прибавили. Софья интуитивно понимала, что ночью глупости и кошмар – союзники, а потому чуть ни бегом заспешила обратно, начисто забыв обо всех правилах безопасного входа в подъезд.

Заскочив в квартиру, замкнулась на оба замка и только тут обнаружила, что на двери имеется защелка, которую она прежде впопыхах не заметила. Непростительная глупость и преступная невнимательность!

«Ну ты и курица, – отругала она себя, запираясь еще и на задвижку. – Считай, что на этот раз тебе крупно повезло».

Спала плохо. Чуть свет проснулась, недовольная и злая. Горячая чашка кофе позволила устроиться напротив окна и получить утешительный приз: это же идеальное место для наблюдения! И за старушками на скамьях, и за входящими и выходящими из подъезда. Вон Нина Никитична куда-то засеменила, нарядная, при дамской сумочке, а не с хозяйственной на колесиках, как обычно. Уж точно, что не в соседний супермаркет. Чуть погодя Иван Сергеевич с Масечкой выбрались поразмяться.

Софья ощутила, как от сумасшедшей мысли в груди затрепетало беспокойно сердце. И чтобы не позволить намерению превратиться в пустые страхи, выбежала на лестничную клетку к лифту; цифры мелкого шрифта оттиска запрыгали перед глазами, но дрожащие от напряжения пальцы уже жали на клавиши сотового.

Через пять минут она мчалась по лестнице с пластиковым ведром на восьмой этаж. Подходить заранее к двери тамбура не стала, остановилась ближе к общей лоджии, где можно укрыться, если что-то пойдет не так.

Пока появился слесарь, Софья уже и надежду потеряла управиться до возвращения соседей.

– Что же это вы, гражданочка, так неосторожно? Стоить это вам будет… – Он назвал сумму.

– Да-да, я согласна.

– Документик у вас имеется?

– А как же! – Софья показала на пустое ведро. – Вот мой документик. А если вы имеете в виду паспорт, то мусор я обычно выношу без него.

– В таком случае я вряд ли смогу вам помочь.

– Тогда зачем вы пришли? Я же объяснила по телефону, что вызвала работника управляющей компании, но так как его обещали прислать только через час-полтора, вынуждена обращаться к вам, частнику. Лично я никуда не тороплюсь, поэтому могу и подождать. Мне все равно, кому платить. Так что я вас больше не задерживаю.

Может, и хорошо, что не получилось? Чем дальше в лес, тем больше претензий у правоохранительных органов к Софье. Однако слесарь, похоже, был другого мнения.

– Эх вы, женщины! Вечно у вас какие-то проблемы. С вами я точно без работы не останусь.

Он за несколько секунд открыл дверь в тамбур, но войти не успел, так как Софья прижала его к стенке и, проскользнув внутрь, ринулась к двери Марининой квартиры. Через мгновение сорванный лист бумаги с печатями и грозным предупреждением «Опечатано» отправился в карман.

– Проходите, проходите! – позвала она бодрым голосом, тогда как в голове беспомощно металась одинокая паническая мысль: «Что я творю?!»

– Но позвольте, гражданочка, – слесарь в недоумении разглядывал замочные скважины, – если дверь в тамбур вы по неосторожности захлопнули, то дверь в квартиру заперта на оба замка! И что это за странные клочки бумаги?

– Как считаю нужным, так и защищаю свою квартиру, – с вызовом ответила Софья, словно ее оскорбили до глубины души. – Имею полное право опечатывать собственную дверь, когда уезжаю. Так уж точно никто не залезет в квартиру, чтобы с властями не связываться.

Она давно для себя сделала вывод, что даже самые бредовые заявления, произнесенные нахрапистым, безапелляционным тоном – далеко ходить не надо, стоит только включить телевизор и послушать «пропагандонов», – воспринимаются доверчивыми слушателями более убедительно, нежели тактичные утверждения многоуважаемого знаменитого профессора, осторожно подбирающего слова для изложения своих мыслей.

– Впервые слышу о подобной защите от воров. Не лучше ли с соседями дружить?

– Я и дружу. Всегда им ключи оставляю. Но вчера вернулась из поездки и забрала назад.

– Допустим. А почему дверь заперта на оба замка? – не сдавался слесарь.

– Я всегда так делаю. Даже если выхожу на минутку. Мало ли кто мне встретится на лестничной площадке. Времена сейчас смутные. К тому же сегодня мне пришлось выбрасывать коробки и стеклотару, поэтому я выходила к бакам во двор.

– А ключи-то вы куда подевали?

– Да не знаю я! Наверное, с мусором нечаянно выбросила. Так что – будем открывать? Или ждем работника управляющей компании? Расплатиться с вами я смогу, только когда попаду в квартиру. С собой у меня ни копейки. Мусор я выхожу выбрасывать не только без паспорта, но и без денег. А не хотите ждать, значит, останетесь без оплаты.

Время безвозвратно утекало, как песок сквозь пальцы, а слесарь все еще колебался.

– Хорошо. Давайте звонить соседям, пусть они подтвердят мою личность. Но тогда я из принципа откажусь от ваших услуг. – И Софья без колебаний принялась названивать соседям.

– Эти замки вам будут стоить гораздо дороже, – не стал упускать заработка слесарь. Софья согласилась, и он принялся за работу. – Что же соседи-то не открывают?

– А зачем? Не позвонила повторно, значит, надобность отпала. Лишние хлопоты не нужны никому. Однако через дверные глазки за нами точно наблюдают. Слышите шорохи за дверью? – спросила Софья, не потрудившись сообщить, за какой именно. – Да вы за них не переживайте, – подбодрила она слесаря, лихо справляющегося с замками. – Если что заподозрят, тут же вызовут полицию. Даже глазом не моргнут. Для них лучше перебдеть, чем недобдеть.

Через несколько минут замки были вскрыты.

– Вот и ладненько. А разговоров было… – Софья шагнула за порог. – Вы здесь подождите, денежку я вам сейчас вынесу. Ко мне нельзя, у меня не прибрано.

Хлопнув дверью перед носом ошарашенного слесаря – блеф всегда лучше сдобрить небольшой хамовитинкой, – с минуту постояла, унимая разволновавшееся, как после бега, сердце и усмиряя дыхание, вынула из кармана нужную сумму и вышла из квартиры. Теперь главное – чтобы он не успел спросить про паспорт и поскорее убрался восвояси.

– Большущее вам спасибо! – передавая деньги, затараторила Софья, не давая слесарю вставить и полслова. – У меня к вам еще одна просьба. Моя подруга с первого этажа узнала, что я вернулась, и попросила сменить один из замков ее квартиры, так как сама торопилась на дачу. Вы не могли бы подойти через час? Я как раз освобожусь. Жду вас на первом этаже в шестой квартире.

Заслышав шум открываемой двери лифта, Софья мгновенно скрылась в квартире и приникла к глазку.

Мастер не сдвинулся с места, словно раздумывая. И тут звонкий лай Масечки огласил тамбур. Софье показалось, что ее душа проваливается в пропасть безысходности, где скоро окажется и она сама.

– Масечка, будь добра, замолчи, – с трудом разобрала она голос Ивана Сергеевича, ноги подкосились, и Софья сползла на пол: это конец! Приложив ухо к отверстию замочной скважины, услышала: – А вы кто будете?

– Слесарь. Приходил вашей соседке замки вскрывать.

– Опять она ключи забыла, а дверь захлопнула? А еще говорит, что память никудышная у меня. Идите, голубчик, идите, я за вами закрою. Хоть бы проводила человека. Что за бестактность…

Скоро все стихло. Софья прижалась спиной к двери. Минут пять сидела, не двигаясь и приходя в себя. Затем поднялась и приступила к обследованию квартиры.

С первого взгляда было ясно, что здесь произведен обыск: вещи вынуты из ящиков и запиханы обратно кое-как, одежда в шкафах сдернута с вешалок и свалена в кучу, постельное белье перетрясено и скомкано. В кухне банки с крупами выставлены из шкафов на стол. Дверца пустого холодильника раскрыта. Кругом пыль, полы затоптаны, на подоконнике пустой цветочный горшок, рассыпанная вокруг земля.

Даже не зная, что хозяйки нет в живых, можно догадаться: с жильцами квартиры произошло нечто страшное.

Тщательно проверив две комнаты, Софья поняла, что с третьей и остальными помещениями до прихода слесаря не управится. Но назначать другое время опасно, так как за больший промежуток у него может появиться желание проверить, а тому ли жильцу он помог. Теперь Софье потребуется из кожи вылезти вон, но доказать, что сомневается он напрасно.

Она осторожно выбралась из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь. Замочную скважину залепила полоской бумаги, смазанной по краям мокрым обмылком, а косую защелку замка двери тамбура закрепила скотчем. Оставалось лишь надеяться на счастливое стечение обстоятельств и невнимательность соседей. В конце концов, что она теряет? Получится так получится. А на нет и суда нет.

Бегом спустилась по лестнице, чтобы никого не встретить, и очень обрадовалась, застав старушек на скамейке. Тут же их оповестила: пока идет расследование, сняла у Веры квартиру для Николая Ильича; теперь вот идет в супермаркет покупать новый замок на входную дверь, так как бывшая квартирантка ключи Вере не вернула.

Те, разумеется, пришли в полный восторг от такого знатного соседства. И пока потенциальные свидетельницы безупречной честности Софьи перед слесарем, который должен вот-вот нагрянуть, принялись с увлечением обсуждать, как же еще помочь бесстрашному и героическому сыщику, она мигом слетала за покупкой и успела как раз вовремя. Легок на помине, слесарь не опоздал ни на секунду.

В задумчиво поднятых бровях и прищуренном взгляде Софья прочла множество вопросов, на которые ей совсем не хотелось отвечать.

– А я вас уже заждалась, – объявила она.

Старушки тут же вцепились оценивающими взглядами в незнакомца. Тому даже стало не по себе, так как теперь он сам оказался в роли подозреваемого. В чем? Да в чем угодно: в том, хороший ли он слесарь или так себе; а может, и не слесарь вовсе, а совсем наоборот – какой-нибудь прохиндей-домушник?

– Ну что же вы, пойдемте скорее, – заторопила его Софья. – У меня еще куча дел на сегодня.

– Софья Павловна, – крикнула вслед Нина Никитична, – закончишь с замком, приходи чай пить.

И Софья пообещала. Еще бы, кстати-то как!

Успокоенный слесарь наконец занялся делом. Про паспорт он так и не спросил, а получив честно заработанные, удалился без тени сомнения и наверняка теперь о Софье даже не вспомнит.

«Эх Юрий, знал бы ты, во что мне обходится твое задание. И деньги здесь – не самая главная проблема».

Подежурив немного у окна и убедившись в относительной безопасности, Софья прихватила с собой сумку, на случай если вдруг придется срочно ретироваться, и снова поднялась на восьмой этаж.

Приглашение Нины Никитичны оказалось кстати. Как и коробка конфет, купленная на всякий пожарный.

Попили чайку, поговорили ни и чем, а тут и сериал подоспел, который любительница детективов ждала весь день. Поэтому сидевшая как на иголках Софья очень скоро была отпущена на все четыре стороны. Ей даже доверили самой захлопнуть дверь тамбура, что избавило Софью от сомнительного удовольствия красться на цыпочках к заветной квартире, проникнуть в которую теперь оказалось проще пареной репы.

Назвать жилище Марины роскошным язык не поворачивался. Да, хозяйка пыталась придать ему какой-то лоск, сменив обои и произведя косметический ремонт. Но отсутствие средств так и пялилось из всех углов, жалостливо предлагая обратить внимание на потертую обивку дивана и кресел, немодные шторы, устаревший телевизор.

Неужели Качков оказался настолько скупердяем, что даже отказал бедной девушке в достойном ремонте квартиры? Разумеется, Марина какое-то время жила с ним в другом месте, но привести в порядок ее квартиру – дело принципа, уж точно бы не обеднел. Как ни крути, а Качков был тем еще жмотом.

А может, это Марина его убила: на деньги жадный, от ребенка отказался? Тогда кто убил саму Марину? И связаны ли между собой эти два убийства? И вообще, что Софья собирается здесь найти?

Она понимала, что другого шанса попасть в незатейливые хоромы Марины ей вряд ли представится: ключей нет, а оставлять открытой дверь нельзя, так как это может привлечь никому не нужное внимание органов, а то и домушников.

Провозившись с осмотром еще около часа, ничего существенного так и не нашла – ни документов, ни даже счетов и квитанций об оплате за квартиру. Не было и фотографий, что странно само по себе. Особенно для Марины, которая когда-то заполонила Интернет своими всевозможными изображениями. Интересно, кому они понадобились – полиции или той парочке, которая побывала здесь в ночь с пятницы тринадцатого мая на субботу?

Между прочим, преступники тоже ничего не нашли, так как до сих пор крутятся вокруг да около, но пока не решаются сорвать пломбу. А если решатся? То в любой момент могут появиться в квартире и обнаружить ее!

Софья вдруг почувствовала тошноту. Нет, она больше не собирается переживать эти страсти-мордасти, поэтому пора сматывать удочки.

Подойдя к двери, прислушалась, заглянула в глазок: никого.

Однако как же теперь закрыть дверь без ключей? Вот не было печали!

Софья растерянно смотрела на вертушку замка, которая запирала квартиру без ключа, но только изнутри. А что, если обмотать головку вертушки одним концом шпагата, а другой вытащить наружу и потянуть за него? Получится ли повернуть вертушку так, чтобы замок закрылся?

Если не получится, придется оставить дверь открытой. И преступная парочка, у которой наверняка есть ключи, сразу поймет, что в квартире побывал некто, знающий об их тайне? Ну уж нет! Софья будет хоть до ночи возиться, но своего добьется.

Идея с вертушкой оказалась настолько простой и удачной, что с дверью удалось управиться меньше чем за полчаса. Крепкий шпагат, который Софья разыскала в ящике кухонного стола, тоже не подвел.

Замкнув квартиру, отрезала перочинным ножом торчащий снаружи конец и залепила замочную скважину полоской бумаги, на которой заранее крупными печатными буквами написала «Опечатано» и уверенным росчерком весьма неразборчиво расписалась.

Ну и что, что без печати. Может, ее просто забыли поставить или она выцвела от времени. И дата совсем непонятная. С этим теперь органы пусть сами между собой разбираются, кто из них и когда здесь был.

На этот раз квартира для Софьи закрылась навсегда. Сняв скотч с косой защелки замка двери тамбура, она осторожно выскользнула в коридор под заливистый лай Маси, которая таки учуяла какие-то странные шорохи за дверью и теперь пыталась оповестить об этом весь дом.

Все, на сегодня приключений достаточно. Софья устало, чуть прихрамывая, так как снова разболелась нога, спускалась по лестнице и чувствовала, что если чего-нибудь не перекусит, то свалится в голодный обморок. Не заходя в квартиру, отправилась в супермаркет и накупила продуктов. Не забыла также про полотенца, пижаму и комплект постельного белья.

Вернувшись, сбросила с себя одежду и запихала ее в стиральную машину. Пока та работала, приняла душ. Уже стемнело, когда, полечив зельем ногу, Софья облачилась в новую пижаму и, изнемогая от усталости и пережитых волнений, плюхнулась за стол и наконец-то поела. Впервые за день. Свет в комнатах не включала, опасаясь привлечь внимание незваного гостя, который мог появиться в любую минуту. Наблюдая за спешащими по домам редкими к ночи жильцами, думала о своем.

Итак, что мы имеем? Качков и Марина перестали общаться по телефону после середины марта, так как Качков сменил номер. В это же время Марине начинают звонить два левых абонента.

Интересно, зачем она им понадобилась и связано ли это как-то с Качковым? Кто это – друзья? Или враги, заманившие Марину в ловушку? Скорее всего, враги. Иначе бы после ее смерти они и дальше продолжали использовать эти номера. Значит, оба желали ей зла?

А как же Юрий и Кротов – тоже враги? Это уж слишком. Не многовато ли недругов для одной бедной девушки? Однако против фактов не попрешь: полиция Энска подозревает Юрия, Софья – Кротова.

Вот и разбиралась бы с ними. Чего она забыла в этой Москве? Надо немедленно возвращаться и проводить расследование на месте. Полиция Энска что-то не кинулась в столицу с разборками, а Софью таки угораздило сюда не только явиться не пойми зачем, но и вляпаться в неприятную историю.

Лучше бы они с Николаем вообще не обращали внимания на Соловьеву. Сейчас игнорировать ее уже не получится: слишком очевиден интерес Елены к происходящему. Но каким боком она может быть связана с Юрием или Кротовым? Как ни раскидывай мозгами, а выводить ее на чистую воду придется.

Жаль, что Верстов отказался помочь. Видимо, спит и видит, чтобы поскорее закрыть дело, сославшись на то, что личность преступника не установлена. Интересно, чего он добивается?

Судя по тому, как ловко следователь отвертелся от улик, представленных Софьей, искать истину он не собирается. На кой она ему сдалась, если у него и своих дел невпроворот? Уверенности, что Соловьева вообще будет разыскана – странно, но Верстов даже не попытался ее найти! – у него нет, поэтому доказать виновность Елены проблематично. Неужели примеривает теперь роль подозреваемых на свидетеля и потерпевшего?

Однако здесь он где сядет на Николая и Софью, там и слезет, поэтому прокатиться за их счет у него не получится. А собирать улики Софья, как частный сыщик, право имеет, и с этим ему смириться придется. Ну и что, если они обнаружены не совсем по правилам? Софья своими находками не погнушается, потому что главное – раскрыть преступление.

Только что толку в подобной решимости, если проверить отпечатки самой ей не под силу? Значит, нужно во что бы то ни стало попытаться разыскать саму Соловьеву.

Далее. Качков общался с левым абонентом. Вывод напрашивается сам: если абонент заведомо скрывал свое имя, значит, вероятнее всего, у него имелись преступные намерения по отношению к Качкову. Иначе бы тот в скором времени не погиб. Вопрос: связан ли таинственный абонент Качкова с двумя другими левыми, которые звонили Марине? Может, это одна шайка-лейка?

Софья взглянула на часы: половина первого ночи. Ну все, торчать у окна больше нет сил. Она лишь ненадолго приляжет, чуть прикорнет и тут же поднимется бдеть дальше.

Новое белье позволило расслабиться и забыться. Теперь хоть из пушек пали, а Софья не проснется…

И только одному на свете звуку это оказалось под силу – металлическому скрежету вставляемого в замочную скважину ключа, который уже повернулся, издав два глухих щелчка.

Софья вскочила, словно ошпаренная. Застыв от ужаса, стояла античной статуей в пижаме посреди комнаты и слушала, как некто пытается открыть второй замок, но тщетно: ключ не подходит. Ручка входной двери заходила ходуном, и Софью охватила паника: а если у незнакомца есть отмычки и он войдет?! Нет, только не это, засов-то вполне надежный.

И что теперь некто должен подумать – что Елена обиделась, поэтому сменила один из замков? Только так, и никак иначе, раз она не предупредила его о том, что съехала с квартиры.

Может, открыть самой? Еще чего!

Тогда через дверь спросить: что ему понадобилось в квартире? Как-то же нужно выходить из создавшегося положения. На вчерашнюю полубезумную слежку за ним у Софьи уже не хватит ни духу, ни наглости. Даже с пистолетом. А узнать, кто это, ужас как хочется.

Надо решаться. Все равно он ее не видит.

Она подкралась к двери и заглянула в глазок. Однако разглядеть мужчину в кромешной тьме не представлялось возможным. Странно, днем в тамбуре свет горел. Может, сам незнакомец погасил, чтобы его не увидели соседи?

– Кто там? – охрипшим от волнения голосом спросила Софья.

– Это я, – откликнулся еле слышно незнакомец.

Типичный ответ на типичный вопрос, Софья ответила бы так же. Может, стоит попытаться еще раз?

– Вам кого?

– Елена, не дури, открывай. Это я.

– Елена здесь больше не живет. Она съехала.

– Вы не знаете, куда?

– Понятия не имею.

Софья метнулась от двери к окну. На этот раз она его точно разглядит.

Из подъезда вышел мужчина в легкой куртке с поднятым воротником и надвинутой на глаза черной бейсболке, спустился с крыльца и остановился, словно размышляя, куда же ему теперь податься и где искать эту пресловутую Елену.

Софья на всякий случай отпрянула в глубь кухни, хотя понимала, что заметить ее сквозь плотный тюль да еще в темной комнате вряд ли возможно.

Сейчас он, скорее всего, закурит, как сделал бы любой на его месте, попав в неловкое положение. Внезапно незнакомец повернулся вполоборота и глянул через плечо на ее окна.

Софья почувствовала, как от резкой боли замерло сердце: освещенный уличным фонарем, во дворе стоял Северов!

Мужчина не стал дожидаться, пока его разглядят как следует, наверняка уверенный в том, что за ним наблюдают, учитывая любопытную женскую натуру, и быстро зашагал в сторону метро.

Софья наотрез отказывалась верить собственным глазам.

Глава 18

Ждешь от судьбы широких жестов – держи карман шире

Она без сил опустилась на стул и как будто окаменела: ни слез, ни желаний, ни обид – только немая пустота в душе. Нет-нет, кто угодно, только не он!

Может, Софья ошиблась? Может, это коварная игра тени и света? Или незнакомец просто очень похож на ее любимого, о котором она думает каждую секунду, вот и померещилось на ночь глядя? Ведь она даже бороды его не углядела. Не потому ли, что помешал поднятый ворот куртки? Но этот взгляд с прищуром, который показался таким знакомым! Вот именно – показался. Выходит, все не так плохо, как представляется?

Они расстались всего пять дней назад, а как будто прошла целая вечность. Софья сама позвонила ему на следующий вечер после отъезда и сообщила, что они не смогут общаться даже по телефону, пока состояние прикованной к постели родственницы не нормализуется. Пообещала, что немедленно свяжется с ним, как только появится малейшая возможность. На том и порешили.

А что же теперь? Теперь они оба по уши погрязли во вранье.

Неизвестно, сколько бы она так просидела, но в комнате приглушенно заиграла мелодия, требуя ответить на телефонный звонок. Ну кто там в такой поздний час – пожар, что ли!

Софья поднялась и нехотя поплелась в комнату, надеясь, что абоненту надоест трезвонить.

От внезапной мысли, что это Северов, рука, протянутая к телефону, замерла на весу, но вздох облегчения расслабил натянутые до предела нервы: на дисплее высветилось «Варя», а эта не отступится ни при каких обстоятельствах.

– Насилу дозвонилась, – недовольно проворчала она.

– И чего тебе не спится-то, Варвара?

– Она еще и спрашивает! Нет, вы на нее только поглядите: угробила чужого мужика, раз своего нет, а гонору столько, что хоть в должники к ней записывайся!

– Да успокойся ты, ради бога. Никто твоего Николая не гробил. Наоборот, у него наконец-то появилась возможность проявить себя настоящим мужиком. А раны, как известно, только украшают мужчин.

– Ну не на голове же! Он у меня и так словно не от мира сего, а тут еще это.

– А ты знаешь, что он ужасно гордится своим подвигом?

– Знаю, все уши прожужжал. Но мне-то каково? Николай заявил, что теперь остается в Москве и будет до последнего бороться за свои права: судиться с той теткой, что его изувечила. А ее, насколько мне известно, даже не нашли. Это как же прикажешь понимать – вы теперь в Москве до победного конца?

– Не городи огород, Варюша. Никто здесь надолго задерживаться не собирается. Николай может подать заявление в суд не только по месту причинения вреда, но и по месту жительства. Смотри пункт пять статьи двадцать девять ГПК РФ.