Серж Неграш

Украденный дар



Кошмар! Неужели этот тупой варвар и есть тот избранный, который должен уберечь меня от участи равной гибели! — скривился Лехтон, искусный маг, разглядывая Конана в волшебном хрустальном шаре, позволяющем видеть все в пределах этого мира. — Но как такое возможно? Почему от какого-то дикаря зависит не только мое будущее, но и всех чародеев?

— Я, далеко не последний из колдунов, поставлен судьбой в ситуацию, когда, если не найму киммерийца, любимца богов, потеряю дар волшебства. Оракул предсказал, что следующей жертвой мерзкого Шулуха, могущественного мага, высасывающего силы из чародеев, буду я! — злился он. — Никто из колдунов не в состоянии ему противостоять, ибо он обладает амулетом, защищающим от любого магического воздействия. О горе мне! Если б течение месяца кто-нибудь не остановит Шулуха, не спасет мою драгоценную жизнь, он станет неуязвимым для всех, кроме богов и их любимцев.

Но всевышние небожители вряд ли будут сами вмешиваться в жизнь людей. Они, пожалуй, как всегда, предпочтут действовать чужими руками.

Вздохнув, Лехтон отвернулся от шара. «Впрочем, — подумал он, — не имеет смысла сетовать на судьбу, учитывая, что этим ничего не изменишь. Уж лучше действовать самому! Для начала я перемещу киммерийца к себе в замок. Здесь мне будет сподручнее общаться с ним, учитывая его врожденную ненависть к колдовству…»

— Что ж, Конан, ты выручишь меня из беды, а за это я, естественно, не стану платить тебе золотом. Нет, я награжу тебя по-иному, — ухмыльнулся маг.

Бормоча заклинание, он взял в правую руку уголек и принялся чертить на полу пентаграмму. За этим занятием он провел несколько часов. Нужно было учесть все нюансы, дабы все произошло так, как он запланировал. Но вот, наконец, приготовления были завершены.

— Уже скоро я встречусь с тобой, варвар, — радовался Лехтон. — Явись же! — воскликнул он, взмахивая руками.

В центре пентаграммы заклубился дымок, который, постепенно сгущаясь, приобрел облик человеческой фигуры. Даже чародей в первый миг был поражен мощью и силой, сквозившей в каждом движении своего гостя, — хотя и имел уже возможность исподтишка следить за ним. Но видеть своими глазами такого гиганта-дикаря — это совсем другое дело!..

Конан недоуменно оглядывался по сторонам, стараясь понять, куда делась таверна, в которой он вместе с приятелями отмечал успешное завершение очередного дела.

— Приветствую того, о ком ходит столько легенд и мифов, — улыбнулся колдун. — Я — Лехтон, чародей!

— Оставь свои льстивые речи для кого-нибудь другого! — взревел варвар, осознав, где находится. — Чародей, верни меня немедленно обратно! Там меня ждут друзья, доброе вино и распутные девки! Если ты немедленно не исполнишь моего требования, я вырву тебе сердце!

— О, какие громкие слова, — хмыкнул маг. — Нет, киммериец, так просто я тебя не отпущу. Сначала ты выручишь меня, а потом, так и быть, я отправлю тебя назад.

— Что?! — закричал киммериец, хватаясь за меч.

— Пока ты в моей власти, ты не можешь ранить или убить меня, — спокойно заметил Лехтон.

— А это мы сейчас проверим, — пригрозил северянин. Сталь клинка зловеще заблестела, острие уже должно было вонзиться в грудь мага… но прошло насквозь, не причинив ему вреда. Рассвирепев, Конан отбросил в сторону оружие и попытался задушить чародея. Но опять у него ничего не получилось.

— Кром! — ярился киммериец. — Похоже, я вновь имею дело с фантомом, иллюзией!

— Ты не угадал, — ухмыльнулся колдун. — Я реален.

— Ты что, читаешь мои мысли? — подозрительно поинтересовался варвар.

— Да, — кивнул Лехтон. — И я не вижу в этом ничего плохого. Дело в том, что мы с тобой, чтобы добиться успеха, должны действовать, как единое существо. Твоя необыкновенная физическая сила и моя магия, объединившись, позволят нам уничтожить злобного Шулуха. Кстати, я не исключаю возможности, что мы будем не одиноки! Быть может, к нам присоединяться еще и другие маги!

— Все ясно, — холодно произнес Конан, без труда покинув пределы пентаграммы.

«Как ему это удалось?» — изумился маг.

— Как я понимаю, ты принял мое предложение?

— Нет, — варвар покачал головой. — Мне надоело выполнять поручения колдунов! Сколько можно? Гораздо больше я хочу увидеть не ваше золото, а вашу кровь!

— Замечательно! — восхитился маг. — Ведь именно это я тебе и предлагаю. Мы с тобой вдвоем уничтожим Шулуха, чародея, позволившего себе нарушить законы волшебства. Он переступил через наши правила, посему его следует уничтожить.

— Мнится мне, все далеко не так просто, как гы хочешь показать.

«А он проницателен», — отметил про себя Лехтон.

— Разве тебя интересует, какую цель, кроме названной выше, преследую я? — вслух спросил он. — Пойми, ты не просто убьешь очередного злого мага, но и получишь великую награду, такую, о какой даже не смел мечтать.

— Что же это?

— Я отдам тебе амулет Шулуха, — торжественно пообещал колдун. — Эту ценнейшую вещь, за которую многие чародеи отдали бы полжизни!

Конечно, он лгал: ничего подобного делать колдун не собирался. В его планы входило нечто совсем иное, но не следовало говорить об этом варвару. К чему дикарю знать лишнее? Пускай тешится глупыми надеждами!

— Нет, — хмуро произнес киммериец. — Для чего мне, честному воину, нужна какая-то магическая штуковина?!

— Ты не понимаешь! — всплеснул руками чародей. — Свойство амулета Шулуха таково, что он защищает своего владельца от любого магического воздействия.

«Если он говорит правду, то за такой талисман стоит побороться, — подумал Конан. — Вот только что-то не верится мне, что Лехтон так легко расстанется с драгоценностью, с помощью которой он сам может возвыситься».

— Лжешь, — неуверенно произнес киммериец.

— Нет! У Шулуха, которого мы должны убить, действительно есть такой оберег! — воскликнул колдун. И, подумав, добавил: — Если тебе этого мало, я дам тебе тысячу золотых монет!

— Согласен, — отозвался Конан. Он считал, что ему не помешают ни амулет, ни деньги. Правда, уже в который раз придется поступиться своими принципами в отношении волшебства. Но что поделать, не отказываться же от заработка, который сам плывет тебе в руки? — Итак, что мы должны сделать?

— Уничтожить Шулуха, — повторил маг. — Учти, что злой колдун, наверняка, постарается нас опередить и убить меня, ибо я встал на его пути!

— Так, — хмыкнул киммериец. — Расскажи-ка мне о нем подробнее.

— С помощью заклятий ему удалось скрыть место, где находится его логово. А его покой стерегут не только магические ловушки и чудовища, но и обычные люди, наемники. Но не все так плохо, ибо…

— В общем, все, как всегда, — зевнул варвар. — Ладно, чародей, хватит пустой болтовни! Переноси нас обоих поскорей к твоему приятелю. Я его быстро убью и получу обещанную плату.

— Ты что, не слышал того, что я только что сказал?! — воскликнул Лехтон. — Я не знаю, где находится жилище Шулуха!

— Ты хочешь сказать, что нам еще только предстоит отыскать его обиталище? — хмуро поинтересовался Конан.

— Конечно, — подтвердил тот.

— И что, ничего нельзя сделать? — скривился киммериец.

— Я попробую! — пообещал маг. — Но мне потребуется время. Я свяжусь с братьями-чародеями и подготовлю заклинания, которые оберегут нас от многих опасностей. Ты же, Конан, пока отдохни, подумай о предстоящем… Кстати, едва ты покинешь эти покои, тебя встретит мой слуга. Он проводит тебя в комнату для гостей, где тебя ждет накрытый стол и моя лучшая наложница.

— Неплохо, — ухмыльнулся Конан. — А ты, как видно, не такой мерзавец, каким показался мне на первый взгляд.

«Дикарь, как ты еще молод, чтобы судить о людях! — улыбнулся Лехтон. — Ты не знаешь, с кем связался!.. Но я готовлю тебе славный сюрприз…»

— Иди же! — сказал он наконец.

Оставив колдуна наедине с его волшебством, киммериец в сопровождении молчаливого слуги отправился бродить по гигантскому лабиринту коридоров. «Любопытно, сколько дней мы будем добираться до моей комнаты?» — подумал Конан, готовясь к худшему. Но все оказалось не так плохо. Через час киммериец уже возлежал на мягкой постели, одной рукой прижимая к себе красотку, а в другой держа украшенную изумрудами и сапфирами чашу с вином.

«Роскошно живут чародеи, — констатировал он. — Эх, когда-нибудь и я, захватив какое-нибудь королевство, буду обладать несметными сокровищами! И этот миг с каждым днем становится все ближе…» — варвар был уверен в этом.

— Ты такой сильный… — ласково бормотала наложница.

Небо, как же приятно было нежиться рядом с ней, неторопливо потягивая благословенный напиток. И как печально было расставаться с мечтой о ночи, которая обещала стать для Конана божественной!

«Ну почему все всегда случается в самый неподходящий момент? — злился он, натягивая штаны: ибо внезапно ощутил, что Лехтон в опасности. — Оказывается то, что говорил чародей не просто слова, и мы с ним на самом деле в некотором роде едины…»

С мечом в руках, киммериец добежал до кабинета мага. Рывком распахнув дверь, он увидел на полу, подле пентаграммы, в которой сам появился несколько часов назад, распростертое тело. Окинув взглядом все помещение, он понял, что здесь кто-то отчаянно сражался.

— Похоже, Шулух решил атаковать первым?

— Он ушел, — прохрипел Лехтон, пытаясь подняться, — и похитил мой дар. Отныне я не чародей, а простой смертный! Он лишил меня могущества! Теперь я не могу повелевать теми силами, что столько веков служили мне! Я превратился в одно из тех никчемных созданий, которых всегда презирал!

— Не переживай, не все так плохо, — отозвался киммериец. — Ты же богат! У тебя есть все, о чем только можно мечтать!

— Нет! — заплакал маг. — Ты не в состоянии осознать, что он у меня украл! Ты, наверное, ощущал бы то же самое, что и я сейчас, если бы утратил свою животную силу, став слабым и беспомощным.

Конан даже вздрогнул от такого предположения.

— Но как ему это удалось? Ты же, как и все колдуны, оградил свой дом чарами?

— Ха, разве ты сам не знаешь, что в этом мире нет таких преград, какие невозможно было бы преодолеть? — отозвался Лехтон, который наконец полностью пришел в себя. — А теперь мой враг стал неуязвимым. Шулуха уже никто не сможет одолеть. Даже все колдуны вместе взятые не способны уничтожить его!

— Что-то я не видел, чтоб хоть какая-то магия могла устоять против доброй стали, — заметил Конан.

— У него нет равных среди смертных! Мы проиграли, так и не начав действовать. Он оказался быстрее и дальновиднее. Мне больно признавать это, но…

— Ты так считаешь? — отозвался киммериец.

— Мне кажется, все не так скверно. Оба мы все еще живы и можем бороться.

— Ха! Без дара я все равно что мертв! Для мира я перестал существовать! Я обречен влачить убогое существование в стенах замка, который построил во времена своего могущества!

— Многие не отказались бы от такой жизни,

— пробормотал северянин, вспомнив наложницу и восхитительное вино.

— А ты бы обрадовался, если бы знал, что более не сможешь принять участие ни в одной битве?! — воскликнул Лехтон.

— Ну, нет. Лучше сразу умереть, — хмуро произнес Конан. — Теперь я понимаю тебя. Шулуха необходимо наказать за то, что он творит, дабы подобное никогда не повторялось!

— Но как?! Я же говорил… — всплеснул руками колдун.

— И что, ничего нельзя придумать? — недоверчиво поинтересовался киммериец, знавший на собственном богатом опыте, что из любой ситуации всегда есть выход.

— Совет Магов, вероятно, мог бы высказать какую-нибудь дельную идею. Но учти туда вполне может заявиться Шулух, ибо сейчас он уже не страшится собратьев-колдунов!

— А почему ты сразу не упомянул об этом?

— Тебе тогда было ни к чему это знание, — отозвался бывший маг.

— Ладно! — ухмыльнулся варвар. — Хорошо хоть, что не придется бегать за злым чародеем! Кстати, а где проходит этот ваш Совет?

— На границе царства живых и мертвых, там, где нет ни дня, ни ночи! Туда может прийти только истинный маг!

— Неужели туда не способен пробраться воин? — недоверчиво спросил киммериец.

— Для обычного смертного это за гранью возможностей, — задумчиво произнес Лехтон. — Но ты, избранный, быть может, сумеешь.

— Укажи дорогу, по которой я могу пойти, — попросил северянин.

— О, — маг улыбнулся, — я скажу тебе, где она начинается.

— Хорошо, — согласился Конан.

— Ты одолеешь сложный путь, в конце которого тебя будут поджидать две сотни чародеев. Скажи им, что тебя прислал я.

Киммериец осознавал, что ввязывается в очередную невероятно опасную авантюру. Но как он мог пройти мимо тысячи золотых, полезного амулета и негодяя-колдуна, которого во что бы то ни стало нужно покарать?! Этот Шулух своей кровью заплатит за то зло, что причинил людям!

— Итак, запомни хорошенько то, что я тебе поведаю! — торжественно начал Лехтон.

…Внимательно его выслушав, Конан отправился в отведенные ему покои. В конце концов, мерзкий черный волшебник может и подождать, а вот вино и роскошная девица — нет.

Предвкушая бурную ночь, он зашел в комнату, где его ждал очередной неприятный сюрприз. Вместо красавицы-наложницы на постели сидел какой-то здоровенный тип и неторопливо потягивал вино!

— Кром! — прорычал киммериец, нападая. Его меч вонзился прямо в сердце незваного гостя. Из раны хлынула кровь, но противник не обратил на это не малейшего внимания.

— Ты меня убил. Доволен? — спокойно поинтересовался он.

— Ты кто такой? — изумился Конан.

— Наложница, — хихикнул незнакомец, меняя облик. Перед изумленным киммерийцем вновь сидела полуголая красотка. — Ну, как я тебе, варвар? Нравлюсь?

— Что здесь происходит? — взревел северянин, держа в обеих руках клинок, чья холодная сталь успокаивала, заставляла трезво глядеть даже на самые невероятные вещи в критических ситуациях. Таких, как эта, например…

— В сущности, ничего нереального, — зевнула девушка. — Просто я из племени, которое не только обладает даром изменять свой облик, но и способно залечивать нанесенные нам раны.

— А кто ты на самом деле? — осторожно задал вопрос варвар, вспомнив, что еще совсем недавно обнимал и целовал… это существо.

— Я такая, какой хочет меня видеть мой господин, — отозвалась она. — Правда, это очень удобно и никогда не наскучит?

— В этом есть зерно истины, — вынуждено согласился киммериец. — Но откуда ты взялась? Я обошел полмира, видел гномов, морских змеев, грифонов и богов с демонами, но никогда не встречался с представителями твоего вида. Более того, я даже ничего не слышал о вас!

— Ничего удивительного, — обворожительно улыбнулась та. — Мы прячемся, редко показывая кому-либо свои способности.

— Чародейство, — заворожено прошептал Конан, наблюдая, как струйка крови, стекавшая с ее левой груди, становится все тоньше и тоньше и, наконец, исчезает совсем.

— Тебе, вероятно, интересно, как получилось так, что я осталась жить у Лехтона, — меж тем продолжала говорить она. — Я могла бы солгать, заявив, что он заколдовал меня. Но нет, ничего такого не было. Мы с ним заключили договор.

Пока он заботится обо мне, я исполняю любую его прихоть.

— Но что же произошло? — недоуменно пробормотал варвар. — Да, Лехтон потерял свою магическую мощь, но ведь золото осталось при нем!

— Вот именно! — воскликнула девица. — А знаешь, сколько претендентов найдется прикарманить его добро, когда узнают, что с ним случилось? Здесь мне находиться слишком опасно, посему, поразмышляв, я решила, что для меня выгоднее будет отправиться с тобой.

— Вообще-то, я не против, — отозвался Конан. — Но учти, моя постоянная спутница — опасность. Тебя могут убить.

— Это вряд ли, — ухмыльнулась та. — Ты же видел, обычное железо не вредит мне.

— Нет, — киммериец покачал головой, — чего-то я не пойму. О какой угрозе ты твердишь? И для чего ты собралась отправиться вместе со мной?

— Ты идешь на Совет Магов. Мне с тобой по пути, так как там я смогу выбрать себе нового владыку.

— Но откуда тебе это известно?

— Я достаточно давно знаю старого пройдоху, чтобы предугадать его действия.

Киммериец, тяжело вздохнув, притянул ее к себе и поцеловал. До утра еще много времени, которое всяко лучше запять не пустой болтовней, а иным делом. Только бы девица больше ни в кого не превращалась…



* * *



Едва солнце появилось на небосклоне, Конан проснулся.

— Подъем, — воскликнул он, пристегивая меч к поясу.

— Уже? — недовольно пробормотала девушка, скидывая одеяло, так что Конану открылись все ее прелести. Если у него еще и оставались сомнения, стоит ли ее все-таки брать с собой, то теперь они окончательно исчезли. «Небо, что со мной делает эта красотка? — разозлился он сам на себя. — Если так пойдет и дальше, то она сможет крутить мной, будто бы глупым подростком!»

— Что ж, пошли, — произнесла она, одеваясь. Киммериец с восхищением наблюдал за этим процессом. Создавалось такое впечатление, что девушку сотворил какой-то искусный скульптор, а боги затем вдохнули в нее жизнь.

«Она слишком прекрасна», — скрипнул он зубами. Конан как никто другой знал, на что способна красивая женщина. Он не верил в любовь. И вдруг сам ощутил некое ранее неизведанное чувство к созданию, которое даже не являлось человеком!

— Это все колдовство, — прошептал он. — Она зачаровала меня…

— Ты что-то сказал? — спросила девушка.

— Нет, — буркнул он.

— Кстати, Конан, меня зовут Никой, — подмигнула она ему.

Ника — какое красивое имя…

— Мы идем? Или ты так и будешь сидеть и смотреть на меня? — сделав вид, что недовольна, поинтересовалась красотка, хотя на самом деле ей льстило его внимание. — Ты должен понимать, что у нас очень мало времени. Лехтон, естественно, предупредил тебя, что Совет Магов состоится уже через три дня?

Кивнув, северянин сказал:

— Хорошо, следуй за мной.

Под замком находился древний лабиринт, обитель множества чудовищ, в котором и было начало пути, ведущего на границу жизни и смерти. Об этом, как и о многом прочем, Конану сообщил Лехтон. Нельзя сказать, чтобы киммерийца обрадовали эти известия, но они и не испугали его. Он никогда не боялся страшилищ. Ничто не может устоять против стального клинка!.. Но одновременно варвар не мог не признавать, что одно волшебное существо все-таки оказалось сильнее него. Оно ворвалось в его душу и прочно устроилось в его сердце. Ника, — вот о ком грезил Конан. Если это было колдовство, то ему почему-то не хотелось с ним бороться…

— За этой дверью нас ожидает подлинный ужас, — произнесла девушка, когда они спустились в подвал.

— Никогда бы не подумал, — признался киммериец, разглядывая крохотную незамысловатую, без всяких украшений дверцу. — Что ж, похоже, сегодня мой меч выпьет немало крови у слуг Мрака.

— Пойдем? — беря его за руку, сказала Ника. И они вместе шагнули во тьму неизвестности.



* * *



Все оказалось не так страшно, как казалось снаружи. За таинственной дверью находился обычный, пропахший плесенью коридор, каких Конан за свою недолгую жизнь насмотрелся вдоволь.

— Хм, ничего загадочного и волшебного, — заметила девушка.

— Подожди, скоро они появятся. Мне по личному опыту известно, что самые кошмарные создания предпочитают прятаться в неприметных местах и нападать исподтишка…

И действительно, не успел он договорить, как внезапно ощутил приближающуюся опасность.

— Кто-то готовится напасть на нас, — усмехнулся он. — Он станет первым, кого я здесь убью! — Конан не сомневался в победе.

Но, как это всегда и бывает, все пошло совсем не так, как предполагал киммериец. Он ожидал, что уничтожит противника, защищая девушку. Однако Ника внезапно изменилась, превратившись в гигантскую пантеру, которая за считанные мгновения справилась чудовищем. Многоногая тварь завизжала от боли и попыталась ретироваться. Куда там! Девушка не дала страшилищу ускользнуть, разорвав его на мелкие части.

— Гм, да… — пробормотал Конан, наблюдая, как Ника продолжает терзать труп. Вообще-то, ему бы следовало немедленно уничтожить свою спутницу: находиться с ней поблизости слишком опасно. Но, во-первых, обычным оружием убить ее невозможно, а, во-вторых, он к этому и не стремился.

— Так-то, — довольно произнесла Ника, вновь став миловидной девушкой. — Вот видишь, я же говорила, что окажусь тебе полезной!

— С этим чудовищем я бы справился и сам, — хмуро заметил киммериец, привыкший за долгие годы самостоятельно преодолевать любые трудности, не полагаясь на чью-то помощь.

ДЖОРДЖ ГОРДОН БАЙРОН

СОЛНЦЕ БЕССОННЫХ



Печальная звезда, бессонных солнце! Ты
указываешь мрак, но этой темноты
твой луч трепещущий, далекий, — не рассеет.
С тобою я сравню воспоминаний свет,
мерцанье прошлого — иных, счастливых лет —
дрожащее во мгле; ведь, как и ты, не греет
примеченный тоской бессильный огонек, —
лучист, но холоден, отчетлив, но далек…



7 сентября 1918

ШИМУС О’САЛЛИВЭН[1]

ОВЦЫ



Тихо проходит
в сумерках серых
по мокрой дороге
стадо овец.
Пробираются тихо
они в полумраке
по мокрой дороге,
что вьется чрез город.
Тихо проходят,
блистая, белея,
и вот уж скрываются
в сумерках серых.
Так прошлые дни
всплывают на миг,
блистают на миг
и снова бледнеют;
те белые дни,
когда мы с тобой
в час вечерней брели
там, где овцы паслись;
когда мы с тобою
шли поступью медленной
в сумерках серых,
где овцы паслись…
Белеют они
и чрез миг исчезают
в горестной дымке
заплаканных лет:
блистают на миг
и, туманясь, уходят
в серую тень
разлучающих лет.



<5 июня 1921>

OUT OF THE STRONG, SWEETNESS![2]



Свет пасмурный утра земли.
Равнины дрожащие вод.
Полуизгнан хаос
из туманности моря и суши,
и очи богов
сквозь сумрак глядят;
очи богов, и молчанье,
и трепет от смеха богов.
И там, одиноко в тумане, —
тонкие, нежные, робкие,
с большими от страха глазами
олени стоят.
И шепот — он тише, чем мысль:
“Малые, кроткие твари,
в заветной лесной глубине
вас ждет тишина, ваш приют.
Спрячьтесь от взоров и смеха богов
в лиственный мрак”.



<5июня 1921>

ДЖОН КИТС

LA BELLE DAME SANS MERCI[3]



“Ах, что мучит тебя, горемыка,
что ты, бледный, скитаешься тут?
Озерная поблекла осока,
и птицы совсем не поют.
Ах, что мучит тебя, горемыка,
какою тоской ты сожжен?
Запаслась уже на зиму белка,
и по житницам хлеб развезен.
На челе твоем млеет лилея,
томима росой огневой,
на щеке твоей вижу я розу,
розу бледную, цвет неживой…”
Шла полем Прекрасная Дама,
чародейки неведомой дочь:
змеи — локоны, легкая поступь,
а в очах — одинокая ночь.
На коня моего незнакомку
посадил я, и, день заслоня,
она с чародейною песней
ко мне наклонялась с коня.
Я сплел ей запястья и пояс,
и венок из цветов полевых,
и ласкалась она, и стонала
так нежно в объятьях моих.
Находила мне сладкие зелья,
мед пчелиный и мед на цветке,
и, казалось, в любви уверяла
на странном своем языке.
И, вздыхая, меня увлекала
в свой приют между сказочных скал,
и там ее скорбные очи
поцелуями я закрывал.
И мы рядом на мху засыпали,
и мне сон померещился там…
Горе, горе! С тех пор я бессонно
брожу по холодным холмам;
королевичей, витязей бледных
я увидел, и, вечно скорбя,
все кричали: Прекрасная Дама
без любви залучила тебя.
И алканье они предрекали,
и зияли уста их во тьме,
и я, содрогаясь, очнулся
на этом холодном холме.
Потому-то, унылый и бледный,
одиноко скитаюсь я тут,
хоть поблекла сырая осока
и птицы давно не поют.



ВИЛЬЯМ ШЕКСПИР

СОНЕТ 17



Сонет мой за обман века бы осудили,
когда б он показал твой образ неземной, —
но в песне, знает Бог, ты скрыта, как в могиле,
и жизнь твоих очей не выявлена мной.





Затем ли волшебство мной было бы воспето
и чистое число всех прелестей твоих, —
чтоб молвили века: “Не слушайте поэта;
божественности сей нет в обликах мирских”?





Так высмеют мой труд, поблекнувший и сирый,
так россказни смешны речистых стариков, —
и правду о тебе сочтут за прихоть лиры,
за древний образец напыщенных стихов…





Но если бы нашлось дитя твое на свете,
жила бы ты вдвойне, — в потомке и в сонете.



<18 сентября 1926>

СОНЕТ 27



Спешу я, утомясь, к целительной постели,
где плоти суждено от странствий отдохнуть, —
но только все труды от тела отлетели,
пускается мой ум в паломнический путь.





Потоки дум моих, отсюда, издалека,
настойчиво к твоим стремятся чудесам, —
и держат, и влекут измученное око,
открытое во тьму, знакомую слепцам.





Зато моей души таинственное зренье
торопится помочь полночной слепоте:
окрашивая ночь, твое отображенье
дрожит, как самоцвет, в могильной темноте.





Так, ни тебе, ни мне покоя не давая,
днем тело трудится, а ночью мысль живая.



<18 сентября 1926>

ИЗ “ГАМЛЕТА”

1

(Действие 3, сцена 1)



Быть иль не быть — вот в этом
вопрос; что лучше для души — терпеть
пращи и стрелы яростного рока
или, на море бедствий ополчившись,
покончить с ними? Умереть: уснуть,
не более, и если сон кончает
тоску души и тысячу тревог,
нам свойственных, — такого завершенья
нельзя не жаждать. Умереть, уснуть;
уснуть: быть может, сны увидеть; да,
вот где затвор, какие сновиденья
нас посетят, когда освободимся
от шелухи сует? Вот остановка.





Вот почему напасти так живучи;
ведь кто бы снес бичи и глум времен,