- Кай подтвердил это, - сказал Дункан. - Я призвал Роуэна сюда и объяснил ему, но он по-прежнему отпирается. Он утверждает, что он - хомэйн. Как человек может так поступать… - он оборвал фразу, словно решив, что она не имеет ничего общего с темой разговора. - Я заговорил о Роуэне потому, что он служит примером проблем внутри твоей армии, Кэриллон. У тебя есть Чэйсули и хомэйны, и ты полагаешь, что они будут сражаться плечом к плечу. После тридцати лет кумаалин, развязанной Шейном.

- Что я еще могу сделать? - почти резко сказал я. - Мне нужны люди - любые люди - мне нужны и те, и другие! Как еще я могу победить в этой войне? Беллэм не станет разбирать, кто Чэйсули, а кто нет, он убьет нас всех, если ему представится такая возможность! Я не могу разделить армию из-за безумия своего дядюшки!

- Но этим безумием заражена большая часть Хомейны, - Дункан покачал головой, его губы сжались в жесткую тонкую линию. - Я вовсе не хочу сказать, что они все ненавидят нас. Вот Торрин, например. Но это еще одно напоминание: перед сражением с Беллэмом ты должен выдержать еще одно сражение - с предрассудками людей, иначе здесь начнется усобица. Займись сперва своей армией, Кэриллон, только потом можешь подсчитывать, сколько у тебя людей.

- Я делаю все, что могу, - внезапно я почувствовал себя невероятно старым и усталым. - Боги… я делаю все, что могу… что еще мне сделать?!

- Я все знаю, - он изучал колосок, который все еще вертел в руках. - Все знаю. Но ты - моя единственная надежда.

Я вздохнул и откинулся на спинку моего замшелого трона, все мои замыслы и желания легли на плечи тяжким грузом:

- Мы можем и проиграть.

- Можем. Но боги на нашей стороне. Я коротко и горько рассмеялся:

- Ты, как всегда, серьезен, Дункан. Ты что, совсем разучился смеяться? И не боишься ли ты, что боги Айлини сильнее ваших богов?

Он выслушал меня без улыбки. В глазах его было спокойное молчаливое одобрение, словно ему чем-то понравились мои слова, одобрение, заставившее меня вспомнить, что он все-таки очень молод, несмотря на всю свою мудрость пожилого человека:

- Я снова буду смеяться, когда мне не нужно будет больше бояться, что я потеряю сына только из-за того, что у него желтые глаза.

Я дернулся, до конца осознав смысл сказанного. Будь я на его месте, возможно, я был бы таким же. Но что бы делал он на моем месте?

- Если бы ты был Мухааром… - начал я и остановился, заметив, как вспыхнули его глаза. - Дункан?

- Я не Мухаар Больше он не сказал ничего, и странный огонек в его глазах погас. Я посмотрел на его, сдвинув брови, выпрямившись на своем каменном троне:

- Я все-таки хочу, чтобы ты ответил мне: если бы ты был Мухааром, что бы ты сделал?

Его улыбка была совершенно спокойной:

- Снова завоевал бы свой трон. Здесь мы заодно, повелитель: тебе не нужно бояться, что я отниму у тебя твою собственность. Трон Льва - твой.

Я подумал о троне. Трон Льва, сердце Хомейны-Мухаар, стоящий в Большом Зале на мраморном возвышении. Тяжелый, темный, мрачный. Алая подушечка и золотые письмена, глубоко врезанные в темное, почерневшее от времени дерево.

Древний - насколько, я сам не мог представить. Древнее древнего.

- Чэйсули, - я невольно произнес это вслух. Улыбка Дункана стала теплее.

От глаз его разбежались мелкие лучики-морщинки, его лицо утратило часть серьезности, став вдруг моложе:

- Такова Хомейна, мой принц. Но мы приняли неблагословенный народ много лет назад. Примете ли вы нас теперь?

Я подпер голову руками, глаза у меня болели, я тер их, тер лицо, болевшее от напряжения. Так много нужно сделать - и так мало времени отпущено на это…

Объединить два враждующих народа, отвоевать Королевство - королевство, хранимое столь могучим чародейством, что я даже не мог представить всей его силы…

- Ты не один, - тихо сказал Дункан, - Ты никогда не будешь один. Есть я, и Финн.. и Аликс.

Я сидел, ссутулившись, прижав тыльную сторону Ладоней к глазам, словно это могло заставить меня забыть о боли, оставить позади все сражения, все нужды и тяготы будущей войны и сам путь к трону. Если бы и в самом деле можно было забыть обо всех потерях, бедах и страхах…

Я почувствовал, что на мое плечо легла рука, отнял руки от лица и взглянул в глаза Дункану - в эти мудрые глаза, полные печали и сострадания. Сострадания тому, кого он хотел видеть на престоле. Я почувствовал себя мальчишкой рядом с ним.

- Толмоора лохэлла мей уик-ан, чэйсу, - тихо сказал он, правая рука его поднялась в знакомом жесте. - А теперь, господин мой, пойдем: ты отобедаешь со мной. На пустой желудок можно только проиграть сражение, а выиграть - никогда.

Я поднялся с камня, оттолкнувшись рукой. Судьба человека всегда в руках богов…

Моих - или богов Беллэма?

Глава 11

Кай сидел на отполированном деревянном шестке, воткнутом в землю подле голубовато-серого шатра Дункана. Его тяжелые крылья были тщательно сложены: ни одно перышко не выбивается. Большой крючковатый клюв отливал красным в неярких отблесках костра и алом пожаре закатного солнца. Глаза его, настороженные и яркие, не упускали ничего из того, что происходило в Обители.

Я стоял перед шатром. Дункан, Финн и мальчик оставались внутри, доедая ужин: горячее тушеное мясо, свежий хлеб, сыр и мед Чэйсули. Аликс, принесшая с фермы Торрина хлеб, ушла в другую палатку.

Я надел плащ Чэйсули, завернулся в жесткую шерстяную ткань, чтобы спастись от ночного холода. Плащ был такого темного зеленого цвета, что я растворялся в сгущающихся сумерках несмотря на то, что меня озаряли сполохи костра. Меня более не удивляло, как Чэйсули могли скрываться в лесу, растворяясь среди теней и бликов, сливаясь с деревьями, человек, стоящий неподвижно, может весьма просто сделаться незаметным. Он должен просто подобрать плащ нужного цвета - и ждать, пока враг сам выйдет на него.

Кай повернул голову. Острый клюв был нацелен прямо на меня, темные глаза поблескивали в последних отсветах умирающего дня. В его взгляде было пристальное человеческое внимание и нечто большее, ведь он был лиир, а лиир превосходит человека - по крайней мере, гак считают Чэйсули. У меня не было повода оспаривать это утверждение. Я достаточно давно знал Сторра, чтобы выяснить многое о его способностях и быть благодарным ему за службу.

Я передернул плечами - но не от вечернего холода, от подавляющего чувства предопределенности, царившего в Обители Чэйсули: ведь Обитель - это место, где живет и человек, и его лиир, и лиир сидел сейчас рядом со мной. Кай, огромный темно-золотой ястреб, наделенный мудростью веков и предвиденьем будущего. Он не делился этим знанием ни с кем из людей, даже с Дунканом, служившим своим богам лучше, чем кто бы то ни было. Жестокое служение, думалось мне, требующее жертвы и смерти. Чэйсули несли на своих плечах тяжесть, которая была бы не под силу мне. Способность изменяться действительно была волшебством, но я не стал бы платить за нее такую цену.

Я отвернулся и откинул дверной полог, тусклый свет маленькой железной жаровни наполнял шатер тенями и туманными фигурами, а из полумрака на меня смотрели три пары желтых глаз - смотрели мне прямо в лицо.

Глаза зверей.

Даже долгая дружба не убивает инстинктивного страха перед таким взглядом.

- Я поднимусь к лагерю армии. Я провел достаточно времени в отлучке и давно не видел своих людей.

Финн тут же поднялся, передав свою чашу Дункану. Свет блеснул на ноже из Степей, висящем у него на поясе, и я внезапно вспомнил о том, что у меня больше нет такого же. Кэйлдонский нож с костяной рукоятью остался лежать в снежных полях под Жуаенной.

Финн подхватил свой черный как ночь плащ и набросил его на плечи. Плащ скрыл золото на его руках - из темно-коричневой его фигура стала черной, слившись с ночной тьмой, он тряхнул головой, и волосы, черные, как вороново крыло, скрыли золотую серьгу. Теперь я видел только его желтые глаза.

Финн улыбнулся:

- Ну что, идем?

С ним мне не нужно было оружие. Он был моим кинжалом, луком и мечом.

- Идем, - я оглянулся на Дункана, стаявшего рядом с сыном. - Я хорошо подумаю над тем, что ты мне сказал. Я поговорю с Роуэном и узнаю, какая боль его гложет, чтобы подле меня был человек, не считающий себя одиноким.

Он улыбнулся в ответ. В сумрачном свете он снова казался старше своих лет, но мальчик, стоящий рядом, словно возвращал ему молодость. Донал был олицетворением будущего его народа.

- Быть может, этого будет достаточно, чтобы Хомейна узнала своего Мухаара.

Я шагнул в сторону, и Финн подошел ко мне. Вместе мы добрались в темноте к нашим коням. Оба были оседланы и готовы к дороге. Чэйсули не слишком верят в безопасность - слишком близко мы подошли к Мухааре.

Я тоже больше не чувствовал прежней защищенности.

- До армии недалеко, - Финн отвел в сторону низкую ветку. - Думаю, даже Хомэйны способны оценить силу трех сотен Чэйсули.

- Оценят, когда мы разберемся с ними.

Он тихо рассмеялся, почти невидимый в ночном сумраке. Я отвязал моего коня, унаследованного от Айлини, и сел в седло.

Финн оказался в седле мгновением позже и двинулся вперед между деревьями.

Я последовал за ним, Сторр бесшумно бежал позади, прикрывая мне спину, в то время как Финн ехал впереди своего сюзерена. Свою службу они выполняли великолепно и без видимого труда.

Полная луна поднялась над лесом, озарив угольно-черные изломанные деревья - серебряный диск в черном ночном небе. Я взглянул вверх сквозь путаницу ветвей над моей головой. Вверху горели сияющие глаза звезд, глядящие с высоты на землю. Я слышал треск мелких веток под копытами наших коней и приглушенный стук железных подков. Лес звучал оркестром звуков и запахов, на которые прежде я не обращал внимания. Кузнечики пели по обеим сторонам тропы, ночная бабочка скользнула мимо моего лица, стремясь к свету - но света не было здесь, в лесной чаще.

И вновь радость того, что я дома, в Хомейне, переполнила меня - я едва мог дышать, казалось, мое сердце разорвется, не в силах вместить ее. Ощущение это длилось недолго, но на мгновение ошеломило меня, потом я успокоился и снова отдался очарованию ночного путешествия. Финн дорожил связью с лиир и своими магическими способностями, для меня не было ничего дороже Хомейны, и моя связь с ней была не менее прочной. Даже Мухаар в изгнании может благословлять изгнание, если оно дарит ему сладость этих мгновений возвращения.

Мы перевалили через хребет невысокой горы - сперва поднимались по незаметной тропе, вьющейся среди деревьев, потом спускались по ней - почти бесшумно, как течет медленная вода по каменному желобу. Финн привел меня в тихую долину, похожую на темную чашу, краями которой служили стоявшие стеной деревья.

В ночи вспыхивали искры крохотных огоньков - не более ярких, чем огонек светлячка. Как и Чэйсули, моя хомэйнская армия старалась не привлекать к себе внимания, хотя и грелась у костров. Нужно было долго приглядываться, чтобы понять, что здесь раскинулся лагерь: только еле заметные огоньки неверным светом мерцают в сумерках, полускрытые ветвями деревьев и кустарником.

Кольцо огоньков окружало чашу долины, лежало на холмах, как королевский венец, украшенный сверкающими бриллиантами. Мы подъехали ближе, по-прежнему держась подле деревьев, и тут я получил возможность убедиться, насколько хорошо охраняется лагерь.

- Стой!

Резкий окрик разорвал ночную тишину. По шороху листьев я определил положение стражей: полукруг из пяти человек. - Отвечайте, кто ваш господин.

Приказ был отдан резким голосом и не имел ничего общего с аристократической гладкой и плавной речью - но это была речь хомэйна.

- Мухаар Кэриллон, - тихо ответил я, зная, что произношение Финна выдаст его происхождение. В темноте его могут убить, просто не разобравшись, что к чему.

- Сколько вас?

- Трое, - я улыбнулся в темноте. - Один хомэйн, один Чэйсули… и один лиир.

Я почти услышал, как у всех пятерых внезапно перехватило дыхание. Добрые, славные люди… но их напряженное молчание невольно заставило меня похолодеть.

- Ты хомэйн?

- Да. Хотите, я поговорю подольше, чтобы вы могли убедиться в отсутствии акцента? - я решил, что это неплохая проверка, речь солиндцев отличается от нашей и может выдать врага.

- Ты говорил довольно. С каким оружием вы пришли?

- Меч, лук и воин Чэйсули. Думаю, мы достаточно хорошо вооружены.

Хмыканье.

- Выходи, да вместе с эскортом.

Мы подъехали ближе - Финн первым - и нас тут же окружили люди.

Недостаточно много, чтобы помешать Финну, если бы он решил убить их, я сам смог бы справиться с двумя, а то и с тремя. Еще нескольких прикончил бы Сторр. Чтобы остановить нас, потребовалось бы человек десять, если не больше… Я внезапно обнаружил, что мне по душе подобные приключения.

Новые шорохи и скрип утоптанного снега под ногами. Наконец, мы остановились у внешней границы кольца костров, и в их свете я увидел, как поблескивают мечи. Молчаливые люди, напоминающие тени, с напряженными лицами и настороженными глазами, наблюдающие за нами. Более всего они следили за Сторром - как поступил бы и всякий другой на их месте: они-то видели только волка. И Финна - в черном плаще, черноволосого, темнолицего и желтоглазого. На меня они не обратили особого внимания, разве что отметили мой высокий рост.

Предводитель выступил в круг света. На поясе у него висел длинный нож, на перевязи - меч. Он был широк в плечах, хорошо сложен, коротко остриженные седеющие волосы отливали, рыжим, а глаза были ярко-зелеными. На нем была шерстяная одежда - но лучше всего, без сомнения, он выглядел бы в доспехах. Он держался со спокойным достоинством прирожденного лидера, я немедленно определил в нем ветерана тех войн, которые еще мой дядюшка вел с Солиндой.

Остальные собрались возле небольшого очага. Света было недостаточно, чтобы разглядеть их всех отчетливо, видны были клинки, руки, державшие оружие, и лица людей - все остальное тонуло в ночном сумраке. Настороженная тишина и готовность к нападению - отличительный знак преследуемых людей. И такими сделал их Беллэм.

- Как твое имя? - поинтересовался я у предводителя.

- Заред, - спокойно ответил он, - а твое? Я ухмыльнулся:

- Я наемник. А это Финн с волком Сторром, - я шевельнулся в седле и увидел, как руки потянулись к мечам. - Оставьте оружие, я рожден в Хомейне и желаю только скорее вступить в войну. Вы произвели на меня благоприятное впечатление, но теперь довольно игр, - я выдержал паузу. - Я Кэриллон. Зеленые глаза Зареда сузились:

- Слезай с коня.

Я так и поступил, и встал перед предводителем, позволив ему пристально разглядывать мое лицо.

- Я сражался в войске Принца Фергуса, отца Кэриллона, - отрывисто бросил он. - Я видел, как сына Фергуса взяли в плен прямо подле трона. Хочешь сказать, что ты и есть тот парнишка?

Тон его мог бы развеселить меня, но в этой ситуации ничего веселого не было. Я вытянул обе руки и стянул рукава, открыв запястья Заред взглянул на них, потом снова перевел взгляд на мое лицо. И снова его глаза сузились:

- Ходили слухи, что ты был убит в изгнании.

- Нет, как видишь, - я снова опустил рукава. - Тебе нужны еще доказательства?

- Много кого заковывали в цепи, - странный аргумент, но я его понял.

- Сними с седла мой меч.

Он указал пальцем, по его знаку один из воинов зашел с противоположного от нас бока лошади, снял с седла меч в ножнах и подал его Зареду. Тот наполовину вытащил из ножен клинок, разглядывая руны, однако обернутая кожей рукоять смотрелась слишком грубо, явно не соответствовала великолепному клинку.

- Срежь кожу, - снова посоветовал я. Это он и сделал, при помощи своего ножа, наконец освободив из-под ремней золотую рукоять. Гербовый лев, казалось, выпустил когти, когда тени пробежали по золоту. Лев Хомейны - и горящий рубин в яблоке рукояти.

- Это мне знакомо, - с удовлетворением сказал Заред и протянул мне меч.

- Если ты думал, что я мертв, почему же присоединился к армии? - с любопытством спросил я.

- Я солдат, - просто ответил он. - Я служу Хомейне. Даже без Мухаара, за которым я мог бы идти в бой - Мухаара хомэйна - я буду сражаться, чтобы защитить свою землю. Но в одиночку я не смог бы сделать этого, а прежде немногие желали рисковать жизнью, - он еле заметно улыбнулся, и на его грубоватом лице обозначились резкие морщины, напоминавшие старые шрамы. Теперь у нас более тысячи человек, мой господин - и принц, который поведет их на войну.

Я видел, как остальные разглядывают меня. Они только что услышали, как их предводитель назвал меня господином. Слишком часто правитель - только имя, а потому видящие его почти всегда ощущают почтительный страх.

Я повернулся к своему коню и снова приторочил к седлу меч:

- Проведите меня к Роуэну.

- К Роуэну? - голос Зареда звучал удивленно, ветеран был явно озадачен. Ты хочешь говорить с ним?

- Почему нет? Он начал создавать эту армию, - я снова сел в седло. - Или ты хочешь сказать, что это сделал кто-то другой? Может, это был ты?

Лицо Зареда залила темная краска:

- Господин… говорят, что он - Чэйсули… Чэйсули не может быть предводителем Хомэйнов, - голос был жестким, слова звучали отрывисто, на Финна он не смотрел.

Эта откровенность потрясла меня. Я считал Зареда хорошим человеком и опытным солдатом, стоящим любого звания, какое бы я ни дал ему. А он, зная воинское искусство Чэйсули, отвергает возможность их участия в войне.

Я глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и заговорил с удивлявшим меня самого спокойствием:

- Мы отошлем прочь любого, кто станет выказывать ненависть к Чэйсули.

Любого. Не будем спорить о том, что вбил вам в голову мой безумный дядюшка - он хорошо поработал, чтобы добиться этого, - но в нашей армии мы этого не потерпим. Те из вас, кто хочет продолжить дело Шейна и преследовать Чэйсули, может уйти немедленно. Среди нас таким места нет.

Заред уставился на меня, потрясенный до глубины души:

- Мой господин…

- Мы не желаем терпеть таких здесь, - повторил я. - Сражайтесь с Беллэмом и Тинстаром, но более ни с кем. Не с Чэйсули. Они слишком предано служат нам, я натянул поводья. - Проводите нас к Роуэну.

Немедленно.

Заред указал на дальний огонек:

- Туда, господин мой. Вон туда.

- Подумай о том, что я сказал, - велел я. -Когда мы победим, Чэйсули станут свободными. Теперь мы поведем такую политику.

- Мой господин…

Дальнейших объяснений я не слышал - я скакал от костра так быстро, как только мог.

Роуэн одиноко сидел у маленького костерка. Позади него возвышались деревья - словно отряд телохранителей, молчаливых и стойких. Но среди этих безмолвных стражей его фигурка казалась еще меньше - человек наедине со своим горем. Его тайна стала явной.

Тепла костерка было недостаточно, чтобы согреть его, недостаточно даже для того, чтобы согреть кружку вина, которую он сжимал в негнущихся пальцах. Но пламя выхватывало из тьмы его лицо - лицо человека, которого постигла страшная утрата.

Я соскочил с коня и подошел к огню, давая ему возможность узнать меня.

Роуэн медленно поднял голову. Несколько мгновений он смотрел на меня, словно никак не мог узнать, потом медленно опустился на колени неловким движением старика.

Я смотрел на него - и за потрясением, за внешней оболочкой потерянности видел обреченную покорность.

Он знал.

- Давно? - спросил я. - И почему ты скрывал это от меня?

- Всю мою жизнь, - ровно ответил он, по-прежнему стоя на коленях. А что до того, чтобы скрывать это от тебя… разве у меня был выбор? Немного найдется в Хомейне таких, как ты, господин мой… Я думал, они начнут ненавидеть и презирать меня. Так оно и вышло.

Я отпустил поводья и, подойдя ближе, поднял его с колен. Он снова медленно опустился на свое место. Кружка в его руках ходила ходуном.

- Расскажи, - тихо попросил я. Он на миг закрыл глаза. В неверном свете он напоминал демона из детских сказок. Чэйсули.

- Мне было пять лет, - так же тихо заговорил он. - Я видел, как люди Мухаара убивали мою родню. Всех, кроме меня, - его лицо передернулось. - Они напали из-за деревьев, крича, что нашли гнездо демонов. Я побежал. Мои жехаан и жехаана - и моя рухолла - они не успели убежать. Их убили.

Слова языка Чэйсули, произнесенные Роуэном, глубоко поразили меня. Он всегда говорил с выговором Хомейны, словно вовсе не знал Древнего Языка - а теперь я узнавал, что он имеет большее право говорить на нем, чем большинство людей Хомейны.

Я услышал, как подошел Финн и остановился подле моей лошади. Я не взглянул на него, но Роуэн поднял голову. Они были похожи, как два листа одного дерева, достаточно похожи для того, чтобы быть отцом и сыном. Быть может, они и вправду были в родстве, - У меня не было выбора, - продолжал Роуэн, - меня подобрала семья, у которой не было детей. Они были элласийцами, но переселились в Хомейну. Жили в долине почти на самой границе, там Чэйсули никто и в глаза не видел. Я был в безопасности. Так было, пока я не пришел сюда.

- Ты не мог не знать, что твою тайну раскроют.

Он передернул плечами:

- Такое могло случиться. В Мухааре я был осторожен. Но те, кто хотел сражаться с Беллэмом, были моими ровесниками и никогда не видели оборотней Чэйсули. Я сказал, что я хомэйн, и мне поверили. Много лет прошло с тех пор, когда Чэйсули были вольны появляться, где вздумается. Хомейна почти забыла свой древний народ, - он коротко взглянул на меня. - Да. Я знал, кто я. И кем мне никогда не быть, - он повернулся к огню. - У меня нет лиир.

Я не сразу понял его, но задумался о Финне, о его связи со Сторром и о цене, которую он за это платил - и осознал, что имел в виду Роуэн.

- Не хочешь же ты сказать, что обречен на смерть!

- Ему не нужно умирать, - сказал Финн. Он соскочил с коня и вышел к костру, рядом с ним бежал Сторр. - У него никогда не было лиир, а это не то же самое, что потерять лиир. Если ты не терял его, необходимости в ритуале смерти нет.

Лицо Роуэна мертвенно побелело, только отблески костра придавали ему видимость жизни:

- Ритуал уже исполнен, пусть даже и хомэйнский. Я назван оборотнем и лишен той чести и достоинства, которым обладал.

Я подумал о людях в таверне, где мы с Лахлэном нашли Роуэна. О тех людях, которые следовали за ним с радостью и по доброй воле. Роуэн собрал большую часть тех людей, что были сейчас здесь, остальных привели слухи - они приходили и до сих пор, но начал все дело Роуэн.

- Не все так относятся к тебе, - заверил я его, стараясь не вспоминать о Зареде. - Человек всегда узнается по его делам, люди не станут судить только по цвету глаз и по золоту…

Я осекся, только сейчас осознав, что он не носил золота лиир: он не получил этого права.

- Боги слепы к тебе, - тихо сказал Финн, обращаясь к Роуэну.

Я потрясенно взглянул на него:

- Ты хочешь уничтожить даже то, что осталось от него?

- Нет. Я говорю о том, что он знает и без меня. Можешь спросить его сам, по голосу и глазам Финна невозможно было прочесть его мысли. - Он - лишенный лиир. Только половина человека, обделенная душой. Лишенный благословения богов, как и ты, хотя ты хомэйн, а он - Чэйсули.

Он продолжал, не обратив внимания на мою попытку возразить:

- Он не воин клана, у него нет лиир. Ему нет пути к древним богам.

Я схватил его за руку и впился в нее пальцами, ощущая напрягшиеся мускулы.

Никогда прежде я в гневе не поднимал на него руку.

Финн остановился и замолчал. Он ждал. Когда я разжал пальцы и убрал руку, он объяснил смысл своих слов:

- Он отрекся от этого по доброй воле, Кэриллон, и теперь расплачивается за это страданием.

- Страданием!

- Да, - его глаза полыхнули огнем, остановившись на сгорбленной фигуре Роуэна. - Будь такой выбор у меня, я бы рискнул.

- И умер бы, - гневно отпарировал я.

- О да, верно, - заметил он со знанием дела, - но так я тоже не смог бы жить.

- Не слушай его, - обратился я к Роуэну. - Финн часто говорит тогда, когда ему лучше бы помолчать и оставить свои чувства и мысли при себе.

- Пусть говорит, - устало ответил Роуэн, - он говорит то, что я ожидал услышать всю свою жизнь. Мой господин, ты многого не знаешь о Чэйсули. Многого не знаю и я, отрекшийся от своей души, - горькая усмешка искривила его губы. О да, я давно знаю, что я такое. Лишенный души, лишенный лиир - недочеловек. Но я сам сделал выбор: я слишком боялся умереть. Я думал, что действительно умру, когда пришло время связать себя узами лиир.

- Ты знал? - я уставился на него, - Знал, когда настало, время?

- Как я мог не знать? Я болел долгие дни, мои приемные родители решили даже, что я умру. Внутри была тоска, сосущая пустота, меня тянуло в леса… его лицо исказила страшная гримаса. - Какая боль - отказаться…

- Ты должен был всего лишь откликнуться на зов своей души, - резко прервал его Финн. - Боги создали для тебя лиир, а ты предал его смерти. Курештин! Ты сотню раз достоин смерти за то, что сделал!

- Довольно! - рявкнул на него я. - Финн - во имя богов! - мне нужна твоя поддержка! Поддержка, а не приговор человеку, который мне нужен.

Рука Финна обвиняющим жестом указала на склонившего голову Роуэна:

- Он выжил, когда умер его лиир. Неужели ты не понимаешь, кто он теперь?

Он - убийца, Кэриллон - и то, что он убил, было даром богов…

- Довольно, - повторил я. - Остановись. Хватит.

- Посмотри на Сторра, - оскалился Финн. - Подумай, что было бы с тобой, если бы я пренебрег возможностью связать себя с ним. Он умер бы, ибо лиир, который остается один после того, как услышал зов, предает себя смерти. Они платят ту же Цену, что и воин, чей лиир гибнет.

Он злобно ощерился и подобрался, словно волк, Приготовившийся к прыжку.

Волк-Финн.

- Оставь в покое Роуэна, - наконец сказал я. - ты и так уже сказал больше, чем нужно. - Я повторил бы это снова, я сказал бы и больше, если бы мои слова заставили его увидеть, что он сделал.

- Я знаю, что я сделал! - Роуэн, наконец, поднялся на ноги, вскинул руки, словно пытаясь защититься от слов Финна - Видят боги, неужели ты думаешь, что я не страдал? Думаешь, не проклинал себя тысячи раз? Я живу так уже много лет, Изменяющийся! И от этой памяти мне никуда не уйти!

Я видел, что боль терзает обоих: Роуэна - из-за того, чего он никогда не имел, Финна - из-за того, чего он не мог понять - что Чэйсули может отказаться от того, что даровано ему по праву рождения и остаться жить. Сейчас чужаком здесь чувствовал себя я, а не Роуэн. Я, Кэриллон. Хомэйн, которому не дано понять, что значит иметь лиир, и что значит отречься от него.

- Вы нужны мне оба, - подвел я итог, покуда они недружелюбно разглядывали друг друга, стоя напротив по обе стороны от костра. - Я не потерплю разлада между моими людьми. Ни свар между хомэйнами и Чэйсули, ни распрей между теми, кто принадлежит к одной расе, благословенны они или нет, - я вздохнул, чувствуя отвращение ко всему происходящему. - Боги, знаю ли я хоть что-нибудь о Чэйсули?

Иногда мне кажется, что я просто не смогу вас понять.

- Но одно я знаю, - Роуэн по-прежнему смотрел на Финна. - Никого из лишенных благословения богов не коснется их милость, и ему никогда не постичь Пророчества.

Финн рассмеялся резко и горько:

- Ты все же не совсем бездушен, не так ли? по крайней мере, на это тебя хватает.

Напряжение мгновенно спало. Они все еще смотрели друг на друга, как два хищных зверя: один - мудрый волк, второй - лишенный дара, который дает связь с лиир, но разделивший странную и горькую судьбу своего народа.

- Неблагословенные… - я фыркнул. - Теперь вы будете пороть эту чушь на пару…

Я отвернулся и пошел к своему коню, столь же чуждому миру Чэйсули, как и я сам.

На следующий день я собрал в долине все свои силы - и хомэйнов и Чэйсули.

Я смотрел, как они подходят, молча ждал, сидя в седле, пока войско не заполнило долину. Долина была невелика, а оттого мое войско казалось еще меньше, так немного людей смог я собрать под свои знамена… Но все же с каждым днем оттепели их приходило все больше.

Я решил держать перед ними речь, используя все приказы и аргументы, какие мог, чтобы имя Кэриллона после этого было на устах у всех. Меня разгневало отношение хомэйнов к Чэйсули - именно сейчас, когда каждый человек был у меня на счету. Они что, хотят проиграть войну?..

Но все же я понимал их: меня ведь тоже воспитали в ненависти к Чэйсули и страхе перед их народом. Да, я хорошо усвоил последующие уроки - но ведь это было потом. У кого из стоящих сейчас передо мной хомэйнов были такие учителя?

Но вместо речи я просто начал говорить с ними. Вернее, кричать - иначе меня бы просто не услышали - но без гнева. Я объяснил им, в каком положении мы сейчас находимся, рассказал, насколько нас меньше, чем нашего противника. Я не хотел, чтобы кто-нибудь потом мог упрекнуть меня в том, что я втянул их в войну, не объяснив ситуации. Если человек идет на смерть, он должен знать, ради чего делает это и чем рискует.

Я разбил их по отрядам, объясняя им стратегию войны. Мы не могли вести подготовленную войну, предварительно разведав местность, как это было прежде: для этого нас было слишком мало. А я не мог позволить себе ни одного бесполезного сражения. Нам придется действовать постепенно, продвигаясь мелкими шажками, уничтожая патрули Беллэма. Теперь их должно быть меньше, чем зимой подошло время сева, и у нас была возможность застать их врасплох.

Я разделил свое войско, предпочитая держать Чэйсули и хомэйнов порознь.

Многие в войске хомэйнов были ветеранами, помнившими время до начала кумаалин, они приняли Чэйсули с радостью, как опытных воинов, этих я поставил во главе летучих отрядов. Я рассчитывал на них, как на силу, способную заглушить недовольство. Все знали боевой дух и исключительные возможности Чэйсули, я подумал, что в конце концов люди предпочтут, чтобы они приняли нашу сторону, чем чтобы они сражались против нас.

Вопросов было задано немного, мне хотелось бы знать, сколько солдат пришло в мою армию, потому что разделяло мои цели, а сколько просто хотело изменить будничную повседневность. Некоторые, как Заред, я не сомневался, желали освободить Хомейну от власти Беллэма. Но остальных вела тяга к перемене образа жизни. Они вернутся домой другими - если вообще вернутся.

Я назначил своих командиров. Одним из них был Роуэн. его я поставил во главе людей, которых он набрал в харчевне, зная, что другие не станут подчиняться ему, пока он не докажет свое достоинство. Чэйсули, судя по реакции Финна, тоже не приняли бы его.

Я распустил войско по отрядам, разъяснив каждому из командиров его задачу - мелкие выступления. Необходимы были быстрые атаки, в которых уничтожались бы патрули солиндцев. Затем отряды должны были так же быстро отступать. Чем быстрее будут действовать отряды, тем меньше будет потерь Тактика Чэйсули, более эффективная, чем многие другие. Я знал, что это должно сработать, если все пойдет так, как хочу я.

- Ты справился с ними, - донесся до меня голос Финна, ехавшего позади меня. Я улыбнулся, глядя на армию.

- Думаешь? Тогда ты неважно слышишь, коли не услышал недовольного ропота и шепотков.

- Люди всегда на что-нибудь жалуются. Такова уж натура этих животных, - он заставил коня идти быстрее и поравнялся со мной. - Думаю, ты покорил их сердца.

- Мне нужно это - и их желание сражаться.

- Думаю, у тебя будет и то, и другое. Он вытащил что-то из-за пояса.

Кинжал. Длинный серебристый кинжал Чэйсули с серебряной рукоятью, завершающейся головой волка - мой собственный, много лет назад отданный мне Финном:

- Я нашел его среди твоих вещей, - тихо сказал он. - У Мухаара всегда был такой.

Я подумал о том ноже, который оставил там, под Жуаенной. Тот, с костяной рукоятью. Я заменил его на Хомейнский боевой кинжал. Этот я прятал так давно, что почти забыл о нем. Я быстро протянул руку и принял кинжал Чэйсули. Потом рассказал Финну, что Произошло с моим прежним ножом. Я рассказал и о чародее, и о льве.

Он слушал меня, насупив брови. Спокойное выражение, свойственное королевскому вассалу, покинуло его лицо, хотя и тогда в нем читалась тень насмешки. Теперь он слушал, погруженный в глубокое раздумье, а когда я закончил рассказ, слегка кивнул, словно не услышал от меня ничего нового.

- Айлини, - еле заметно вздохнул он, словно больше ничего и не нужно было говорить.

- Это было очевидно.

Мгновение он смотрел на меня но, казалось, виг дел больше, чем я мог себе представить. Потом взгляд его прояснился, на лице появилась усмешка - тень усмешки Финна, которую я так хорошо знал:

- Настолько очевидно?.. А мне кажется, нет. Это, без сомнения, был Айлини - но что-то уж слишком осторожно он использовал свои чары.

- Слишком осторожно?.. - не понял я. - Это еще как-то распределяется по степеням, их магия? Он кивнул:

- Я многого не знаю об Айлини. Они словно окутаны облаком тайны. Но достоверно известно, что их дары сходны с нашими.

Я уставился на него, поняв, как мне показалось, что он имеет в виду:

- Ты хочешь сказать, они тоже изменяют свой облик?

- Нет. Это дар Чэйсули, - выражение задумчивости на его лице сменилось хмурой гримасой. - Но они могут изменять облик других предметов, например, оружия, - он посмотрел на кинжал, который я все еще сжимал в руке. - Если бы у тебя тогда было это, он не сотворил бы никакого зверя. Понимаешь? Он коснулся неживого - не оживленного искусством Чэйсули - и превратил во врага для тебя.

Финн покачал головой:

- Я слышал о таком… но видеть не доводилось. Пока.

Я почувствовал, как в горле у меня поднимается комок. Я дрался со львом, зная, что это чародейские штучки, что зверь создан из костяной рукояти кэйлдонского ножа - откуда еще он мог взяться? - но все равно дрался с ним, как с настоящим зверем, которого можно убить прежде, чем он убьет тебя. И ни разу не задумался над тем, что это означает. Если Айлини обладают такой властью над неодушевленными предметами, значит, мой враг опаснее, чем я думал.

- Что еще они умеют? - спросил я. - Каких еще магических штук мне от них ждать?

Порыв легкого ветерка отбросил прядь волос Финна назад. Блеснула золотая серьга. На своем темном коне и в темной коже, словно вросший в седло, он напомнил мне сказочных существ, полулюдей, полуконей, обе половины были, как говорят, неотделимы друг от друга. Так же, как Финн от своего лиир.

- От Айлини, - ответил он, - можно ждать всего.

Последний хомейнский солдат скрылся меж деревьев, чтобы, присоединившись к остальным, исполнить приказ своего командира. Исполнить мою волю, которая заключалась в том, чтобы лишить Беллэма сил и власти - власти, которая должна была перейти ко мне.

Но мне все же было не по себе.

- Мне страшно, - сказал я, опасаясь, что Финн посмеется надо мной - или еще того хуже.

- Никто, испытав то, что испытал ты, не избежит страха, - спокойно сказал Финн. - Он может сказать, что не боится, но солжет. А ты не лжец.

Я рассмеялся - немного неестественно:

- Нет, не лжец. Глупец - возможно, но не лжец, - я покачал головой, пытаясь осознать все услышанное. - Что с нами будет…

- …то и будет, - закончил мой спутник. - Как того желают боги, - снова знакомый жест. - Толмоора, мой господин. Так и будет.

Он опустил руку, сжав пальцы в кулак - крепкий жесткий кулак, суливший смерть недругам.

Глава 12

Первые удары, которые мы нанесли Беллэму, были успешны. Мои летучие отряды перехватывали Солиндские патрули совершенно неожиданно для них, как я того и хотел, убивая всех и исчезая быстрее, чем они появились. Но Беллэм не был глупцом: вскоре он начал защищаться. За два месяца моя армия потеряла многих.

Но еще больше людей пришло ко мне, услышав вести о том, что я наконец вернулся с намерением отвоевать мой трон. В первые дни у меня было тринадцать сотен человек, включая Чэйсули. Теперь их число увеличилось в четыре раза, и появлялись все новые и новые.

Я разделил свои отряды и отдал приказ атаковать Беллэма со всех направлений. Я выбрал нескольких лучших командиров, опытных ветеранов, и отправил их с отрядами в отдаленные районы Хомейны. Со всех направлений медленно, но верно они продвигались к Хомейне-Мухаар, где располагались основные силы Беллэма. Постепенно, понемногу они двигались вперед, пробивая бреши в обороне противника, пока она не ослабла в достаточной мере. Такая тактика позволяет ослабить даже большие армии.

Большую часть моего времени занимали военные вопросы, мне нечасто выпадал случай сражаться самому, но я всегда был готов к бою и использовал любую возможность, едва только представлялся случай. Бок о бок со мной сражались Финн, Сторр, Роуэн и его отряд. Когда же я был слишком занят для таких развлечений, я тренировался с мечом, луком и кинжалом.

Часто моим партнером в занятиях оказывался Заред: рыжеволосый солдат был неоценимым помощником и искусным бойцом. Вскоре после первых мелких сражений он пришел ко мне приносить извинения за то, что он наговорил о Роуэне. Я выслушал его молча от первого до последнего слова, предоставив ему самому решать, что сказать, а потом призвал Роуэна, чтобы Заред повторил эти слова тому, кому они предназначены. Пришедший Роуэн выслушал его также в молчании и принял извинения. Я подумал, что от этого ему стало легче.

С тех пор между мной и Заредом установились вполне дружеские отношения, и я гораздо лучше узнал его. Он многое знал о войне - долгие годы сражался под командованием моего отца, - и за одно это я уже испытывал к нему благодарность.

Немного осталось тех, кто помнил моего отца и повелителя, ибо многие тысячи погибли с ним и за него. Эта память и по сей день саднящей болью отзывалась в сердце: меня пощадили, но мой отец был убит. Все потому, что я был наследником Мухаара Шейна, а мой отец - нет.

В перерывах между стычками с патрулями Беллэма мы с Заредом упражнялись на небольшой прогалине в лесу. Каждые несколько дней лагерь приходилось переносить на новое место, поскольку постоянный лагерь значительно легче обнаружить.

Однако эти постоянные перемещения особого ворчания не вызывали: люди понимали, что наша безопасность зависит от того, насколько скрытно мы будем жить.

Поздняя весна была теплой, и разогревшись от упражнений, я разделся до пояса, оставшись только в сапогах и штанах. На Зареде было тоже не слишком много надето. Он, по большей части, следил за движениями ног, я был значительно выше и тяжелее его, так что условия боя могли показаться неравными, но на самом деле это просто позволяло нам работать в разных стилях. Заред был великолепным мечником, а я до сих пор нуждался в наставнике. Финн не учил меня работе с мечом - Чэйсули не понимают, зачем с ним возиться, когда есть нож. То, что я умел, я узнал от мастеров меча в Хомейне-Мухаар и в чужих землях за годы изгнания.

Тренировка продолжалась уже довольно долго, у меня болели руки и ноги, но я не решался попросить передышки, иначе Заред счел бы победителем себя.

Временами побеждал и я, будучи моложе и сильнее, но когда победа доставалась ему, он делал из этого настоящий спектакль и поднимал столько шума, что каждый в лагере, кажется, знал, что он победил своего Мухаара. Моя гордость еще как-то выдержала это, но избитое тело было не так терпеливо. Я сражался, чтобы победить.

Заред остановился в тот самый момент, когда был готов нанести удар, но внезапно отстранился. Я перешел в контратаку и уже почти достал его, когда понял, что он даже не пытается защищаться - и остановился сам. Заред стоял неподвижно, уставившись на что-то за моей спиной. Рука с зажатым в ней мечом повисла, как плеть, на лице появилось выражение потрясения - почтительного изумления - вожделения… Я обернулся, чтобы выяснить, что же вызвало такой всплеск чувств.

Женщина.

Не то чтобы в военных лагерях о женщинах никто и не слышал - я и сам не раз находил успокоение в объятиях какой-нибудь девицы - но здесь было другое.

Эта женщина вовсе не походила на дочь какого-нибудь фермера или шлюшку, только и мечтающую прыгнуть в постель к солдату.

Я позабыл, что все еще сжимаю в руке меч. Забыл, что обнажен по пояс, что волосы у меня мокрые, что от меня несет потом. Я совершенно забыл, кто я - я был просто мужчиной, мужчиной, желавшим эту женщину.

Я почувствовал, как все у меня внутри сжимается от бешеного, безумного желания, и неожиданно понял, что хочу заполучить эту женщину в постель сегодня же, еще до заката.

Она пришла не по своей воле, это было ясно. Финн грубо и крепко держал ее за руку, и подвел он ее ко мне с выражением величайшего удовлетворения. Я никогда раньше не видел своего ленника таким довольным, но это было не тем удовлетворением, которое мог заметить каждый - тем более, женщина. Его глаза так и лучились довольством, как у сытой кошки, а выражение лица показалось бы слишком спокойным и умиротворенным для тех, кто знал Финна. Он не улыбался, но я видел, что в душе он смеется.

Он подвел женщину ко мне. Я тут же вспомнил, каким она меня видит, и во мне шевельнулось некоторое раздражение по отношению к своему вассалу.

Несомненно, эта женщина была пленницей, но он все же мог оказать мне услугу, позволив хотя бы переодеться в чистое и вытереть пот с лица. Сейчас пот капал с моей бороды и волос, струйками стекал по груди.

Женщина, казалось, окаменела от ярости и гнева. Светло-русые, почти белые волосы ее выбивались из-под шелкового платка, разметавшись по узким плечам, голубовато-серое бархатное платье ее было запачкано и порвано, в дырках проглядывало обнаженное тело - однако гордость ее, похоже, в отличие от платья, не пострадала. Она, стоящая в таком виде на виду у всех, держалась с таким королевским достоинством, что улыбка исчезла с моего лица.

Ее глаза остановились на моем лице. Широко расставленные большие глаза, серые, холодные, как ключевая вода, окруженные длинными ресницами, переполненные презрением. Подходящее чувство по отношению к потному усталому человеку, стоявшем перед ней с обнаженным мечом в руке.

В глазах Финна плясали диковатые огоньки:

- Мы перехватили процессию из Хомейны-Мухаар, направлявшуюся в Солинду.

Я вновь перевел взгляд на женщину. Она была смертельно бледна, но краска уже начинала проступать на ее нежных щеках. Краска гнева и вызова.

Потом она заговорила:

- Ты, оборотень, хочешь мне сказать, что это и есть принц-самозванец?

- Кэриллон Хомейнский, - сообщил я ей и посмотрел на Финна с зарождающимся в душе подозрением, прося подтверждения. Я увидел его довольную улыбку и улыбнулся в ответ.

- Значит, я - принц-самозванец? Учитывая то, что я был рожден для трона вряд ли, благородная госпожа. Думаю, что самозванцем, скорее, назвать можно вашего отца. Короля-узурпатора, чьей дочерью вы являетесь, - я рассмеялся, глядя в ее гневное лицо, - Электра! О да, я рад видеть вас в моем лагере. И я благодарю богов за этот дар.

Она оскалила жемчужные зубки, как дикий зверек, напомнив мне в этот момент Финна. Только в ней не было ничего от Чэйсули. Она была бела - бела, как зимний снег. Белее белого, и эти ледяные глаза… Боги, что за женщина!

- Электра, - снова с улыбкой повторил я и жестом указал Финну. - Отведи ее в мою палатку. Хорошо охраняйте ее - мы не должны потерять эту женщину.

- Нет, мой господин, - я увидел в глазах Финна одобрение. Он не сомневался в том, чего я хочу. От нее и от него.

Я смотрел, как они уходят прочь, загорелая рука Финна по-прежнему сжимала тонкую руку женщины. Разорванное платье мало что могло скрыть.

Мне стоило больших усилий дождаться, покуда Заред принесет вина и чистую одежду. Я тщательно вытерся, опрокинул в себя пару кружек крепкого красного вина, натянул рубаху и кожаную куртку. Не то чтобы это сделало меня более похожим на принца, но, продумал я, это не имеет такого уж большого значения.

Меня не слишком занимало сейчас, соответствует ли мой внешний вид моему действительному положению.

Наконец, я зашел в палатку. Электра стояла как раз в центре ее, спиной к Финну - и ко мне. Палатка не блистала богатым и изящным убранством: грубое ложе, стол и табурет, треножник и жаровня. Больше ни для чего здесь не нашлось бы места.

Кроме, разве что, Электры.

Финн обернулся ко мне. Он больше не улыбался, но что-то странное чудилось мне в выражении его лица и линии губ. Что же она могла сказать или сделать, чтобы он стал - таким? Таким я редко видел его - тем более, с женщиной.

Мгновение мы мерили друг друга взглядами. Молчание нарушила Электра, она, наконец, повернулась к нам:

- Ты скверно поступаешь, хомэйн. Увести меня от моих женщин и вверить Изменяющимся…

- Займись своими людьми, - коротко бросил я Финну. - Я присмотрю за ней сам.

Он понимал, что я отсылаю его прочь. Обычно мы не играли в вассала и сюзерена, оставаясь просто друзьями, что. несвойственно людям со столь разным положением, но сейчас он понял, что это приказ. Я не хотел, чтобы все обернулось так скверно, но теперь уже ничего сделать было нельзя Здесь Финну не было места.

Он угрюмо улыбнулся:

- Следи за своим оружием, господин мой Мухаар.

Ее лицо вспыхнуло - она поняла второй смысл сказанного, и я задумался, много ли она понимает в мужчинах. Несомненно, Беллэм считал свою дочь девственницей, но вряд ли это было правдой. Во взгляде, который она бросила на меня, не было ни страха, ни любопытства, свойственного девственницам. Был гнев, вызов - но в то же время это был взгляд женщины, знающей, что мужчина желает ее. Сознающей свою власть и силу.

Палатка была из тонкой светлой ткани. Хотя дверной полог и был опущен, внутрь проникало достаточно солнечного света, чтобы здесь царили светлые сумерки. Верх палатки обвис, я едва не задевал его головой, а стены чуть покачивались под ветром. Электра стояла очень прямо и спокойно, голова ее была гордо поднята, руки прижаты к телу: опасная, как клинок. Это напомнило мне о том, что я пришел с мечом, даже не вложив его в ножны - должно быть, она увидела в этом угрозу.

Я прошел мимо нее к столу и положил на него меч. Обернулся - она тоже повернулась ко мне: все ее движения были манящими, влекущими - завораживающими.

Она прекрасно понимала, что делает, она наблюдала за мной не менее пристально, чем я за ней.

- Электра, - ее глаза сузились, когда она услышала мой голос. - Знаешь ли ты, что о тебе говорят?