— Буду ждать.
* * *
— Где Каз? — спросил Максуэлл. Он был настолько раздражен, что назвал адмирала Подулски по его прозвищу, но старшина понял.
— Я уже звонил ему домой, сэр. Никто не отвечает.
— Забавно. — Это было совсем не забавно, однако старшина понял и это.
— Прикажете кому-то в Боллинге проверить, адмирал?
— Отличная мысль. — Максуэлл кивнул и вернулся к себе в кабинет.
Десять минут спустя сержант службы безопасности ВВС вышел из помещения, в котором находился его пост, и поехал к кварталу, где проживали высокопоставленные сотрудники Пентагона. Табличка на воротах, ведущих во двор, гласила: контр-адмирал К. П. Подулски, ВМФ США, и тут же были выгравированы крылья. Сержанту недавно исполнилось двадцать три года, и ему редко приходилось иметь дело с адмиралами, но полученный им приказ недвусмысленно требовал, чтобы он проверил, не случилось ли чего в этом доме. На крыльце лежала утренняя газета. Под навесом стояли два автомобиля, причем на ветровом стекле одного из них виднелся пропуск в Пентагон. Сержант знал, что здесь жили адмирал и его жена. Набравшись храбрости, он постучал в дверь, решительно, но не слишком громко. Ответа не последовало. Тогда он нажал на кнопку звонка. Ничего. Что же делать дальше? — подумал молодой сержант. Все, что располагалось на территории базы, являлось собственностью правительства, и у него было право в соответствии с законом войти в любой дом в пределах его участка. К тому же он получил приказ, и его лейтенант, наверно, окажет ему поддержку. Сержант открыл дверь. В доме царила тишина. Он осмотрел первый этаж и не увидел ничего необычного. Несколько раз сержант окликнул жильцов и, не получив ответа, решил подняться по лестнице. Идя по ступенькам, он расстегнул белую кобуру...
Адмирал Максуэлл приехал через двадцать минут.
— Сердечный приступ, — сообщил врач, вызванный из госпиталя ВВС. — Скорее всего во сне.
Это, однако, не относилось к жене адмирала. Она была такой прелестной женщиной, вспомнил Голландец Максуэлл, и гибель сына нанесла ей страшный удар. Полупустой стакан воды стоял на столике рядом с кроватью. Она подложила под стакан носовой платок, чтобы не испортить полированную поверхность, и даже закрыла крышкой пузырек из-под снотворного, прежде чем лечь рядом с умершим мужем. Максуэлл посмотрел в сторону платяного шкафа. На вешалке висела форменная рубашка адмирала, который собирался одеться утром и снова отправиться на службу усыновившей его стране. Левая сторона рубашки была украшена множеством боевых наград, над которыми выделялась бледно-голубая лента с пятью белыми звездами — высшая награда Америки за мужество на поле боя. Максуэлл собирался сегодня встретиться с адмиралом Подулски и обсудить его отставку. Смерть Каза почему-то не удивила Максуэлла.
— Боже, смилуйся над его душой, — произнес Голландец, думая о том, что результатом операции «Зеленый самшит» пока были потери только среди своих.
* * *
Как мне ответить? — спросил себя Келли, въезжая в ворота комплекса ЦРУ в Лэнгли. Несмотря на пропуск, охранник внимательно посмотрел на него, удивляясь, по-видимому, почему это их управление так мало платит своим оперативным сотрудникам. Келли поставил ржавый «фольксваген» на стоянку для гостей — более удобную, чем стоянка для постоянных сотрудников, что показалось ему несколько странным. При входе в вестибюль его встретил офицер службы безопасности, проводивший Келли наверх. Теперь обстановка вокруг казалась ему какой-то зловещей — он шел по серым и монотонным коридорам, населенным безымянными людьми, — но такое впечатление создалось у него только потому, что это здание скоро должно было стать чем-то вроде исповедальни для души, еще не принявшей решение, является она грешной или нет. Раньше ему не приходилось бывать в кабинете Риттера на четвертом этаже — его удивило, что он такой маленький. Келли считал Риттера важным человеком, и Риттер действительно уже занимал высокую должность, но его кабинет еще не соответствовал занимаемому положению.
— Привет, Джон, — поздоровался адмирал Грир, все еще не успевший прийти в себя от телефонного звонка Голландца Максуэлла полчаса назад. Он указал Келли на кресло, и дверь закрылась. К раздражению Келли, Риттер курил.
— Рады, что вернулись домой, мистер Кларк? — спросил сотрудник оперативного отдела. На его столе лежала газета «Вашингтон пост», и Келли с удивлением увидел, что новость о происшествии в графстве Сомерсет и в ней находилась на первой странице.
— Да, сэр, можно так сказать. — Оба руководителя ЦРУ тут же обратили внимание на двусмысленность ответа. — Зачем я вам потребовался?
— Я ведь говорил с вами в самолете, когда мы летели обратно. Может оказаться, что ваше решение забрать с собой русского полковника спасет жизни американским военнопленным. Нам нужны люди, способные принимать решения прямо на месте, — такие как вы. Я предлагаю вам работу в моем отделе.
— И чем я должен буду заниматься?
— Выполнять наши поручения, — ответил Риттер. Первое поручение для Келли было уже готово.
— Но у меня нет даже диплома об окончании колледжа. Риттер достал из ящика стола толстую папку:
— Я затребовал из Сент-Луиса эти материалы. — Келли узнал бланки, находившиеся внутри папки. Это было его личное дело из архива Военно-морского флота. — Жаль, конечно, что вы отказались от предложенной вам стипендии. Ваш коэффициент интеллектуальности даже выше, чем я думал, а способности к иностранным языкам лучше моих. Мы с Джеймсом решили, что в вашем случае диплом выпускника колледжа не требуется.
— Кроме того, Джон, немалое значение имеет и твой Морской крест, — объяснил Грир. — Я уж не говорю о том, как успешно ты спланировал операцию «Зеленый самшит» и затем хладнокровно действовал при ее осуществлении.
Разум Келли боролся с инстинктивным желанием отказаться от сделанного ему предложения, но сложность заключалась в том, что он не знал, что из них одерживает верх. И тут он решил, что должен кому-то рассказать правду.
— Это не так просто, джентльмены.
— Почему? — спросил Риттер.
Келли протянул руку через стол и постучал указательным пальцем по статье на первой странице газеты:
— Может быть, сначала прочитаете вот это?
— Я уже прочитал. Ну и что? Кто-то оказал миру большую услугу, — небрежно бросил Риттер и взглянул на Келли. Его голос тут же изменился, став тихим и осторожным:
— Продолжайте, мистер Кларк.
— Это обо мне, сэр.
— О чем ты говоришь, Джон? — поднял брови адмирал Грир.
* * *
— Его личное дело отсутствует, сэр, — послышался по телефону голос работника архива.
— Что вы хотите этим сказать? — возразил Райан. — У меня на столе лежат ксерокопии некоторых документов из этого личного дела.
— Вы не могли бы подождать у телефона? Я сейчас вызову начальника смены. — Шум в телефонной трубке смолк, и Райану пришлось сдержать раздражение.
Он повернулся и, нахмурившись, посмотрел в окно. Райан позвонил в Центральный архив вооруженных сил в Сент-Луисе. Там хранились все документы, каждый клочок бумаги, каким-то образом связанный с военной службой любого гражданина Соединенных Штатов. Центральный архив представлял собой огромное, тщательно охраняемое хранилище документов, к помощи которого нередко прибегали полицейские.
— Говорит Ирма Рорербах, — послышался голос после каких-то электронных сигналов. Лейтенант тут же представил себе массивную белую женщину, сидящую за столом, заваленным бумагами.
— Здравствуйте. Меня зовут лейтенант Эммет Райан, я служу в департаменте полиции Балтимора. Мне потребовалась информация, содержащаяся в личном деле...
— Сэр, этого личного дела у нас нет. Мне только что показали письменный запрос о его высылке.
— Что вы имеете в виду? Никто не имеет права изымать личное дело из архива. Мне это хорошо известно.
— Сэр, это не совсем так. В некоторых случаях мы обязаны удовлетворить просьбу и выслать личное дело. Это именно такой случай. Документы изъяты и будут возвращены, но мы не знаем когда.
— У кого они находятся?
— Я не имею права говорить об этом, сэр. — Райан понял по ее голосу, что случившееся не пробудило у нее ни малейшего интереса. Личное дело выслано и, пока не вернется обратно, не явится частью окружающей Ирму Рорербах вселенной.
— А вы знаете, что я могу получить судебное постановление по этому поводу? — Обычно такое заявление действовало на нормальных людей, не проявляющих желания получать судебные постановления.
— Да, можете. Чем еще могу вам помочь? — Райан понял, что она привыкла к угрозам такого рода. В конце концов, звонок из Балтимора и письмо от какого-то судьи, находящегося в восьмистах милях от Сент-Луиса, казались такой далекой и тривиальной проблемой. — У вас есть наш почтовый адрес, сэр?
Лейтенант Райан знал, что получить постановление суда он не сможет. У него все еще не хватало убедительных доказательств, чтобы прийти с ними к судье. Обычно подобные вопросы решались не с помощью принуждения, а в качестве дружеской услуги.
— Спасибо, я вам позвоню.
— Всего хорошего. — Это пожелание прозвучало как равнодушная фраза бюрократа, который через пару секунд забудет о случившемся.
Уезжал из страны. Почему? По поручению кого? В чем заключается причина всех необычных событий, происходящих с этим расследованием? Райан знал, что причин может быть много, и сомневался, что ему когда-нибудь станет о них известно.
* * *
— Вот так они поступили с ней, — закончил рассказ Келли. Впервые он решился вслух произнести эти слова, а когда говорил о подробностях отчета патологоанатома, ему казалось, что это говорит кто-то другой, а он просто прислушивается к голосу этого человека. — Из-за ее прошлого полиция не проявила к этому делу особого интереса. Мне удалось спасти еще двух девушек. Одну убили. А другая, ну... — Он показал на газету.
— Но почему вы всего лишь высадили ее на берег?
— Мне следовало убить эту девушку, мистер Риттер? Именно так они и собирались поступить с ней, — произнес Келли, все еще глядя вниз. — Когда я ее отпустил, она была более или менее трезвой. У меня не было времени сделать что-то еще. Это мой просчет.
— Сколько?
— Двенадцать, сэр, — ответил Келли, поняв, что Риттер интересуется общим количеством убитых.
— Боже милосердный, — заметил Риттер. Вообще-то ему хотелось улыбнуться. Велись разговоры о том, что ЦРУ может принять участие в борьбе с наркобизнесом. Сам Риттер выступал против этого, поскольку подобные операции отвлекали людей, которым следует заниматься настоящими угрозами безопасности страны. Но сейчас не время для улыбок. Ситуация слишком серьезна. — В статье говорится, что там было двадцать килограммов героина. Это правда?
— Может быть, — пожал плечами Келли. — Я не взвешивал. Есть еще одна проблема. Мне кажется, я знаю, как поступают в страну наркотики. Пакеты героина пахнут бальзамирующим составом — формальдегидом. Они прибывают из Азии.
— Вот как? — спросил Риттер.
— Неужели вы не понимаете? Азиатский героин. Бальзамирующая жидкость. Поступают через Восточное побережье. Разве не очевидно? Они пользуются для транспортировки наркотиков телами наших солдат, убитых во Вьетнаме.
Господи, да кроме всего прочего у него незаурядные аналитические способности.
Зазвонил телефон на столе Риттера. Это был аппарат внутренней связи.
— Я ведь предупредил — ни с кем не соединять! — проворчал в трубку оперативник.
— Это «Билл», сэр. Он говорит, что очень важно.
* * *
Трудно придумать более подходящее время, подумал капитан. Пленников вывели из камер в темноте. Снова в лагере не было электричества, и освещением служили фонарики, работающие на батарейках, и несколько факелов, приготовленных его старшим сержантом. У каждого пленника спутаны ноги, что позволяет делать только короткие шажки, а руки и локти связаны за спиной. Все они шли, немного склонившись вперед. Это было сделано не только из соображений безопасности. Не менее важным являлось унижение, и каждого американца сопровождал новобранец, подталкивающий его, направляющий к центру лагерного плаца. Его люди заслужили это, подумал капитан. Они прилежно готовились и теперь скоро начнут свой длинный путь на юг, чтобы завершить задачу освобождения и объединения своей страны. Американцы растерянно озирались по сторонам, явно испуганные этой переменой в обычном распорядке дня. За последнюю неделю они почувствовали себя лучше. Возможно, он совершил ошибку, собрав их раньше на плацу. Может быть, это привело к возникновению у них чего-то похожего на солидарность, но урок, преподанный его солдатам, был все-таки важнее. Скоро они начнут убивать американцев в большем количестве, чем эта группа, капитан не сомневался в этом, но всем нужно когда-то начинать. Он выкрикнул команду.
Все двадцать отобранных им солдат как один подняли автоматы и ударили прикладами в животы американцам. Одному удалось устоять после первого удара, но он упал после второго.
Закариас был удивлен. Это явилось первым избиением, после того как Гришанов остановил вьетнамских солдат несколько месяцев назад. От удара у него из легких с шумом вырвался воздух. Спина по-прежнему болела после неудачного катапультирования, боль усилилась от того, что его намеренно заставили идти в таком неуклюжем положении, и удар прикладом АК-47 со стальной накладкой сразу лишил последних сил его ослабевшее и измученное тело. Полковник свалился на бок, столкнувшись с другим военнопленным, и попытался подтянуть ноги, чтобы хоть как-то защититься. На него тут же посыпались пинки. Закариас даже не мог закрыть лицо, потому что руки были туго, до боли, связаны за спиной, и увидел лицо своего врага. Мальчишка, лет семнадцати, чем-то похожий на девочку, да и выражением лица походивший на куклу — такие же пустые глаза, бессмысленная гримаса. Никакой ярости, даже не оскалил зубы, просто пинал его, как ребенок бьет ногой по мячу, потому что хочет развлечься. Закариас не мог заставить себя ненавидеть мальчишку, только презирал его за жестокость, и даже после того как первый удар перебил ему нос, он продолжал следить за ним, не закрывая глаз. Робин Закариас испытал глубокое отчаяние, его сломили изнутри и заставили отказаться от знакомого ему мира, зато у него было время, чтобы понять происходящее. Сквозь туман боли он твердил себе, что он не трус и не герой, просто человек. Он будет терпеть боль как наказание за совершенную им ошибку и не прекратит молить Бога, чтобы Тот дал ему силы. Полковник Закариас не сводил глаз с лица ребенка, мучающего его. Я вытерплю, говорил он себе. Я терпел и более страшные муки, и даже если умру, все равно я лучше тебя, гласило выражение лица американца, я лучше тебя сейчас и всегда останусь лучше тебя, крошечный солдат. Я пережил одиночество, а это куда хуже, чем удары ногами, парень. Закариас больше не молился об избавлении. В конце концов, избавление приходит изнутри, и, если наступит смерть, он посмотрит ей в лицо, подобно тому как он смотрел в лицо своим слабостям и своим недостаткам.
Послышалась новая команда, и солдаты отошли от своих жертв. Закариас почувствовал еще один, уже последний пинок. По его лицу текла кровь, один глаз почти закрылся, грудь разрывали боль и кашель, но он все еще был жив, все еще оставался американцем и сумел пережить еще одно испытание. Он посмотрел на капитана, командующего солдатами. На лице вьетнамского офицера была видна ярость, в отличие от солдата, сделавшего несколько шагов назад. Интересно, почему? — подумал Закариас.
— Поднять их! — выкрикнул капитан. Оказалось, что два американца потеряли сознание, и понадобилось по два солдата, чтобы поставить их на ноги. Да, это лучшее, что он мог сделать для своих солдат. Еще лучше было бы убить американцев, но приказ, полученный капитаном, запрещал это, и он знал, что его армия не терпит неповиновения.
Закариас смотрел теперь в глаза мальчишки, избивавшего его. В них не было никаких чувств, но Закариас продолжал смотреть, и в его глазах тоже отсутствовали чувства. Это было маленькое и очень личное испытание воли каждого. Ни один не произнес ни единого слова, хотя оба тяжело дышали — мальчишка от напряжения, а Закариас от боли.
Хочешь когда-нибудь снова попробовать? С глазу на глаз, как мужчина с мужчиной. Думаешь, сумеешь справиться, сынок? Ну, ты получил удовольствие? Почувствовал себя более взрослым, парень? Не испытываешь стыда? Ты можешь притворяться сколько угодно, но ведь мы оба знаем, ты и я, кто победил в этом раунде, верно? Солдат подошел к американцу, не сводя с него бесстрастного взгляда, и крепко стиснул руку, стараясь лишить его свободы движений. Закариас понял, что одержал верх. Мальчишка по-прежнему боялся его, несмотря ни на что, ведь американец был одним из тех, кто летал в небе, — да, его ненавидят, но одновременно и боятся. Пытки — оружие трусов, в конце концов, и те, кто прибегал к ним, знали это ничуть не хуже тех, кто им подвергался.
Закариас пошатнулся и едва не упал. Ему трудно было стоять в таком положении, он не мог поднять голову и не видел грузовика, что стоял всего в нескольких футах. Это был видавший виды русский грузовик с сеткой поверх кузова. Ее назначение — не дать пленникам бежать и в то же время позволить всем их видеть. Их куда-то отправляли. Закариас не имел представления, где он находится, а потому вряд ли мог думать о том, куда их отправляют. Впрочем, трудно найти место хуже того, где он находился все это время, а ведь он сумел выжить здесь каким-то образом, сказал себе Закариас, когда грузовик тронулся с места. Лагерь исчез в темноте, и вместе с ним осталось позади самое тяжелое испытание в жизни полковника. Он наклонил голову и прошептал благодарственную молитву, за которой последовала — впервые за последние месяцы — молитва о спасении, в какой бы форме оно ни явилось.
* * *
— Это дело ваших рук, мистер Кларк, — сообщил Риттер, отведя, наконец, взгляд от положенной телефонной трубки.
— Так уж все случилось, сэр. Я не предполагал сделать это.
— Да, верно, но вместо того чтобы убить русского офицера, вы взяли его с собой. — Риттер посмотрел на адмирала Грира. Келли не заметил кивка, изменившего всю его жизнь.
— Жаль, что Каз так и не узнал об этом.
* * *
— Итак, что им известно?
— Ксанта находится у них, в тюрьме графства Сомерсет. Что она знает? — спросил Шарон. Здесь же сидел и Тони Пиаджи. Эти двое встретились впервые. На этот раз местом встречи была выбрана уже оборудованная лаборатория в восточном Балтиморе, готовая начать действовать. Лейтенант Шарон, начальник отдела по борьбе с наркотиками, пришел к выводу, что на этот раз — и только на этот — разговор с двумя деятелями наркобизнеса явится безопасным.
— Это большая неприятность, — заметил Пиаджи. Его слова показались собеседникам излишне легковесными, пока он не продолжил:
— Но мы справимся с ней. Прежде всего надо позаботиться о поставке товара моим друзьям.
— Мы потеряли двадцать кило, приятель, — мрачно бросил Таккер. Теперь он ощущал страх. Где-то там, на улицах города, таилась смертельная опасность. У него были все основания для страха.
— У тебя есть еще?
— Да, я держу десять у себя.
— Держишь дома? — изумленно спросил Пиаджи. — Боже мой, Генри!
— Эта сука не знает, где я живу.
— Но ей известно твое имя и фамилия, Генри. Обладая такой информацией, полиция может добиться многого, — сказал Шарон. — Как ты думаешь, черт побери, почему я не допускал своих сотрудников к твоей организации?
— Нам придется всю ее перестроить, — спокойно заявил Пиаджи. — Мы справимся с этим, верно? Нужно действовать, но действовать осмотрительно. Генри, твой товар поступает в Америку где-то в другом месте, правда? Ты доставляешь его сюда, а мы переправляем дальше. Так что переместить твою организацию не составит большого труда.
— Но я утрачу свою местную...
— Да насрать на твою местную сеть. Генри! Я возьму на себя систему распределения продукта на всем Восточном побережье страны. Да подумай же, наконец! Ты теряешь сейчас примерно двадцать пять процентов поступающего в страну товара. Мы сможем компенсировать это количество за две недели. Надо мыслить широко, Генри, теперь, когда мы вошли в высшую лигу.
— Тогда нужно замаскировать наши следы, — продолжил Шарон, на которого произвело впечатление будущее, нарисованное Пиаджи. — Ксанта всего лишь один свидетель, к тому же наркоманка. Когда ее задержали, она была в состоянии наркотического опьянения. Ее заявления как свидетеля не произведут большого впечатления, если только у полиции не найдется дополнительного подтверждения. Стоит вам перебраться в другой город, и все будет в порядке.
— Нужно ликвидировать всех остальных, — настоятельно посоветовал Пиаджи. — И как можно быстрее!
— После того как убили Берта, у меня нет надежных людей. Я мог бы привлечь еще кое-кого, есть знакомые парни... — Ни в коем случае. Генри! Нельзя сейчас брать новых людей. Если хочешь, я позвоню в Филли. У нас ведь там двое ребят, которым мы платим и держим наготове, помнишь? — Генри кивнул, и Пиаджи продолжил:
— Но самое главное — наши друзья должны быть довольны. Нам нужно двадцать кило товара. Его надо срочно обработать и расфасовать немедленно.
— Но у меня только десять, — растерянно пробормотал Таккер.
— А вот я знаю, где есть еще несколько кило. Да и вам это известно. Верно, лейтенант Шарон? — Вопрос потряс полицейского, причем настолько, что он забыл рассказать им еще кое о чем.
Глава 36
Опасные наркотики
Наступило время посмотреть себе в душу. Еще никогда ему не доводилось выполнять такого задания по поручению других, разве что во Вьетнаме, но там были совершено иные обстоятельства. Келли пришлось съездить в Балтимор, что являлось крайне опасным. Сейчас у него был полный комплект новых документов, бывший владелец которых умер — но это еще требовалось проверить. Почти с ностальгией он вспоминал то время, когда город был для него разделен на две зоны — одну относительно маленькую и опасную, и другую — намного большую и безопасную. Теперь все изменилось. Полиция знала о нем. Теперь он находился в опасности повсюду. В полиции известно его имя. Скоро они увидят и его фотографию, а это означало, что каждый полицейский патруль — их стало сейчас так много — сможет опознать его. И тогда все будет кончено. В конце Концов, он не мог защищаться от полицейских, не мог позволить себе убить ни одного из них.
А теперь вот это... Сегодня все так запуталось. Не прошло и двадцати четырех часов с того момента, как он увидел лицо своей последней цели, но теперь Келли не знал, кончится ли все это когда-нибудь.
Может быть, было бы лучше, если бы он не ступил на путь мщения, если бы он смирился со смертью Пэм и продолжил свою прежнюю жизнь, терпеливо ожидая, когда полиция закончит расследование. Впрочем, нет, они никогда бы не распутали дело, никогда не нашли бы достаточно времени и сил, чтобы отыскать убийц проститутки. Руки Келли стиснули руль. И тогда ее смерть осталась бы неотомщенной по-настоящему.
Мог бы я жить с этим на своей совести?
Направляясь на юг по шоссе Паркуэй, соединяющему Балтимор с Вашингтоном, он вспомнил из курса средней школы правила построения трагедии по Аристотелю. У главного героя должна быть трагическая слабость, он должен следовать предначертаниям судьбы. Так вот его слабость заключалась в том, что он слишком сильно любил, что у него слишком сильно развиты чувства, наконец, что он слишком привязывался к вещам и людям, затрагивающим его жизнь. Нет, он не мог повернуть назад. Правда, это могло спасти ему жизнь, но тогда жизнь перестала бы быть такой, к какой он привык. И потому он решил рискнуть и довести дело до конца.
Келли надеялся, что Риттер понимает его, чувствует, почему он согласился на порученное ему задание. Он просто не мог отвернуться. Не мог отвернуться от Пэм. Не мог отвернуться от участников «Зеленого самшита». Келли покачал головой. Нет, это выше его сил. И все-таки ему хотелось, чтобы они предложили это задание кому-нибудь другому.
* * *
Питер прав, подумал Хикс. Ему нельзя уходить. Его отец решил, наконец-то взяться за политику, начать работать внутри системы, превратиться в одного из самых влиятельных людей — координатора избирательной компании и ее казначея. Президент будет переизбран на новый срок, и Хикс сможет консолидировать свои силы. Вот тогда он сумеет по-настоящему влиять на события. А как умно он поступил, заложив эту идиотскую операцию по освобождению военнопленных! Да, все развивается так удивительно удачно, подумал Хикс, свертывая третью за этот вечер сигарету с марихуаной. Зазвонил телефон, — Как дела, Уолли? — спросил Питер.
— Все о\'кей, приятель. А у тебя?
— Ты свободен? Мне нужно несколько минут, чтобы кое-что с тобой обсудить. — Хендерсон едва удержался от ругательства — он почувствовал, что Уолли опять накурился этого дерьма.
— Через полчаса?
— Хорошо. До встречи.
И тут же послышался стук в дверь. Хикс поспешно погасил сигарету и пошел открывать. Для Питера слишком быстро. А вдруг это полицейский? К счастью, нет.
— Вы — Уолтер Хикс?
— Да. А в чем дело? — Мужчина был примерно его возраста, правда, не такой лощеный.
— Меня зовут Джон Кларк. — Гость нервно оглянулся по сторонам. — Мне нужно поговорить с вами — если не возражаете.
— О чем?
— Об операции «Зеленый самшит».
— Что вы хотите сказать?
— Есть вещи, о которых вам следует знать, — сказал ему Кларк. Теперь он работал на Центральное разведывательное управление, поэтому его звали Кларком. Почему-то из-за смены имени он почувствовал себя лучше, да и порученное задание легче выполнить.
— Заходите. Только у меня мало времени.
— Для этого хватит. Мне не хочется слишком долго задерживаться.
Кларк вошел в квартиру следом за хозяином и тут же почувствовал запах жженой веревки. Хикс жестом указал ему на кресло напротив.
— Выпьете что-нибудь?
— Нет, спасибо, — ответил Кларк, следя за тем, чтобы ни к чему не прикасаться. — Я был там.
— О чем вы говорите?
— Я был в «Сендер грин» только на прошлой неделе.
— Вы принимали участие в операции? — произнес Хикс, не скрывая любопытства и не замечая опасности, вошедшей к нему в квартиру.
— Совершенно верно. Это я привез в Штаты русского полковника.
— Вы хотите сказать, что похитили советского гражданина? Какое право вы имели, черт побери?
— Почему, мистер Хикс, не имеет Теперь значения. А вот очень важным оказался один документ, который я нашел у него. Это был приказ о ликвидации всех наших военнопленных.
— Очень жаль, — произнес Хикс, небрежно покачав головой, словно говоря: у вас умерла собака? Очень жаль.
— Неужели это все, что вы можете на этот счет сказать? — спросил Кларк.
— Мне действительно жаль, но эти люди поставили на карту свою жизнь. Одну минуту. — Хикс на мгновение закрыл глаза, и Кларк почувствовал, что он пытается припомнить, что же он упустил. — Мне казалось, что в Штаты привезли и коменданта лагеря. Это верно?
— Нет, я застрелил его. Эту информацию передали вашему боссу, чтобы мы смогли опознать предателя, сообщившего врагу о готовящейся операции. — Кларк наклонился вперед. — Это вы, мистер Хикс. Я был там. Операция оказалась бы успешной, и военнопленные встретились бы сейчас со своими семьями — все двадцать человек.
Хикс небрежно отмахнулся:
— Но я ведь не хотел их смерти. Послушайте, как я сказал, во время войны люди ставят на карту свою жизнь. Разве вы не понимаете, что они боролись за никчемное дело? Ну и как вы собираетесь теперь поступить? Арестуете меня? За что? Не считайте меня идиотом. Это была «черная» операция. Вы не осмелитесь объявить об этом, потому что рискуете сорвать мирные переговоры. Белый дом никогда не допустит этого.
— Верно. Я пришел, чтобы убить вас.
— Что? — Хикс с трудом удержался от смеха.
— Вы предали свою страну. Вы предали двадцать человек и обрекли их на смерть.
— Но я против войны! Для меня это вопрос совести!
— Ничего не поделаешь, мистер Хикс. — Кларк достал из кармана пластмассовый пакет. В нем были наркотики, которые он снял с трупа своего старого друга Арчи, ложечка и стеклянный шприц. Кларк бросил пакет на колени Хикса.
— Я не сделаю этого;, — Справедливо. — Из ножен за спиной появился боевой нож «Ка-Бар». — Мне приходилось кончать людей и этим. В лагере осталось двадцать американцев, которые сейчас могли быть дома. Вы украли их жизни. Выбирайте, мистер Хикс.
Лицо. Уолли было смертельно бледным, зрачки расширились.
— Перестаньте, ведь вы не сможете...
— Комендант лагеря был врагом моей страны. Вы — тоже. Даю вам одну минуту.
Хикс посмотрел на нож в руке Кларка и понял, что наступил конец. Ему никогда не приходилось видеть таких ледяных глаз, что смотрели сейчас на него. Он знал, что скрывается за ними.
Сидя перед ним, Келли думало прошлой неделе, вспомнил, как лежал в грязи под дождем всего в нескольких сотнях ярдов от людей, так и оставшихся во Вьетнаме. При этой мысли задание показалось ему чуть проще, хотя он надеялся, что больше не придется повиноваться таким приказам.
Хикс оглянулся по сторонам, пытаясь увидеть что-нибудь способное изменить течение событий. Часы на камине, казалось, застыли. Тогда, в Эндовере, в 1962 году, перед ним впервые возникла проблема смерти в теоретическом плане. С тех пор он вел свою жизнь в соответствии с аналогичными теоретическими принципами. Для Уолтера Хикса мир представлял собой уравнение, которое надлежало приспосабливать и регулировать, как того требовали его нужды. Лишь теперь он понял — слишком поздно, — что был всего лишь крохотной переменной величиной в нем, отнюдь не тем, кто стоит у доски с мелом в руке. Хикс подумал, а не попытаться ли броситься на незнакомца и обезоружить его, но тот уже предугадал такую мыслью и наклонился вперед, чуть вытянув перед собой руку с ножом. Взгляд Хикса остановился на тонкой серебряной линии лезвия. Оно выглядело таким острым, что у него перехватило дыхание. Он снова взглянул на часы. Стрелки, оказывается, все-таки двигались.
* * *
Питер Хендерсон не торопился с приездом к другу. Был вечер рабочего дня, и Вашингтон рано ложился спать. Все чиновники, их заместители и специальные помощники вставали рано утром и потому должны были как следует выспаться, чтобы на следующий день снова взяться за решение проблем своей страны. В результате тротуары Джорджтауна, бетонные плиты которых поднялись и растрескались от корней деревьев, выглядели пустыми. По дороге Хендерсон увидел лишь одну пожилую пару, прогуливавшую маленькую собаку, а в квартале Уолли он вообще заметил только одного человека — это был мужчина примерно одних с ним лет, ярдах в пятидесяти он садился в машину. По шуму двигателя, напоминающему жужжание газонокосилки, Хендерсон опознал «фольксваген», скорее всего старой модели. Если за этими проклятыми уродцами хоть немного ухаживать, подумал он, они могут бегать по улицам вечно. Еще через несколько секунд Хендерсон постучал в дверь Уолли и заметил, что она даже чуть приоткрыта. В некоторых вопросах Уолли очень небрежен, подумал Хендерсон. Из него никогда не выйдет настоящий шпион. Хендерсон толкнул дверь и вошел в квартиру, готовясь сделать выговор приятелю. И тут он увидел сидящего в кресле Хикса.
Его левый рукав был закатан вверх выше локтя. Правая рука вцепилась в воротник, словно он не мог дышать, однако подлинная причина всего виднелась на внутренней стороне левой руки. Питер не подошел к телу. На мгновение он замер и тут же понял, что должен немедленно уйти.
Хендерсон достал носовой платок, вытер дверную ручку, прикрыл дверь и пошел прочь, стараясь сдержать желудочные спазмы.
Черт бы тебя побрал, Уолли! — думал он в яростном отчаянии. Ты был нужен мне. Умереть вот так — от излишней дозы наркотика. Смерть была так же очевидна для Хендерсона, как и ее неожиданность. Но смерть друга не поколеблет его убеждений, решил Хендерсон, направляясь домой.
* * *
Они ехали всю ночь. Всякий раз, когда грузовик подбрасывало на ухабе, избитые тела мучительно вздрагивали. Трое американцев пострадали больше Закариаса, и двое лежали на полу без сознания. Он ничем не мог им помочь со связанными руками и ногами. И все-таки полковник испытывал какое-то удовлетворение. Каждый раз, когда грузовик объезжал разрушенный мост, военнопленные испытывали ощущение победы. Кто-то продолжал войну. Кто-то наносил урон этим ублюдкам. Несколько американцев о чем-то перешептывались, и охранник, сидевший у заднего борта, не слышал этого из-за рева мотора. Закариас не знал, куда их везут. Из-за того, что небо было затянуто облаками, он не мог ориентироваться и по звездам, но с наступлением рассвета полковник заметил, где находится восток, и ему стало ясно, что они едут на северо-запад. На такое трудно надеяться, сказал себе Робин, по затем решил, что надежда умирает последней.
* * *
Келли с облегчением вздохнул, когда все закончилось. Смерть Уолтера Хикса не принесла ему удовлетворения. Разумеется, он был предателем и трусом, но все-таки можно было найти другой выход. Келли остался доволен тем, что Хикс решил покончить с собой, — он совсем не был уверен, что мог бы убить его ударом ножа или как-нибудь по-другому. Но такие чувства испытывают все, подумал Келли.
Он сложил свои вещи в чемодан, настолько большой, что там поместилось все, отнес его в арендованный автомобиль, и на этом проживание в квартире закончилось. Была уже полночь, когда он снова поехал на юг, готовый к завершающей фазе операции.
* * *
Для Чака Монроу наступила спокойная жизнь. Он по-прежнему выезжал на вызовы по поводу ограблений и других преступлений, но убийства торговцев наркотиками в его округе прекратились. Отчасти он жалел об этом и даже признался в этом за ленчем другим патрульным полицейским — впрочем, в его случае это было не ленчем, а не имеющим название перекусом в три часа утра.
Монроу ездил в своем оборудованным радио автомобиле по маршруту полицейского патруля, стараясь углядеть, что выпадает из обычной жизни в его округе. Он заметил, что на месте Джу-Джу торгуют теперь двое других дилеров. Монроу еще не знал их уличных кличек, но надеялся, что, может быть, какой-нибудь осведомитель сообщит их. Не исключено, что сотрудники отдела по борьбе с наркотиками возьмутся, наконец, за очистку района. Кто-то уже брался за это, хотя ненадолго, подумал он, направляясь на запад, к границе района патрулирования. Какой-то уличный бродяга, опустившийся алкоголик. При этой мысли, не видная в темноте машины, на лице полицейского появилась улыбка. Неофициальное название расследования казалось ему таким удачным. Невидимка. Поразительно, что газетам еще не удалось пронюхать об этом. Такие мысли обычно появляются, когда ночь выдается особенно скучной.
Впрочем Монроу был только благодарен судьбе за это. Сегодня многие не спят, смотрят по телевизору, как «Ориолес» задает жару «Янки». Он уже понял, что часто уличная преступность напрямую связана со спортивными матчами. «Ориолес» рвался сейчас к финалу. В этом ему помогали блестящие способности братьев Робинсон — подающего Фрэнка и кэтчера Брукса. Даже бандитам нравился бейсбол, подумал Монроу, озадаченный этим, но вынужденный признать столь очевидный факт. Предстояла скучная ночь, но он был доволен. Это позволит ему ездить по улицам, наблюдать, учиться и думать. Монроу знал всех постоянных прохожих и теперь старался заметить все, что выглядит необычно, следить за тем, что происходило за окошками автомобиля, как и полагается опытному полицейскому, принимать решения, во что вмешаться, а на что не обращать внимания. Научившись этому, он сможет предупреждать преступления, а не просто реагировать на них. Нелегко овладеть таким искусством, подумал Монроу.
Западная граница его района проходила по улице, протянувшейся с севера на юг. Одна сторона улицы относилась к его участку, противоположная — к участку другого полицейского патруля. Монроу начал было поворачивать на эту улицу, как его внимание привлек уличный бродяга. По какой-то причине он показался ему знакомым, хотя и не был одним из тех, кого Монроу останавливал и обыскивал несколькими неделями раньше. Полицейскому надоело сидеть в машине, он устал смотреть по сторонам на пустынные тротуары — всего один штраф за нарушение правил уличного движения за весь вечер! — и потому Монроу подъехал к обочине.
— Эй, приятель, погоди-ка! — окликнул бродягу полицейский. Тот продолжал идти вперед неровным спотыкающимся шагом. Может быть, стоит арестовать его за появление в общественном месте в нетрезвом виде? Впрочем, скорее всего это бродячий алкоголик, мозг которого уже давно не действует из-за бесконечных бутылок дешевого вина. Монроу сунул дубинку в кольцо на поясе и ускорил шаг, догоняя бродягу. Расстояние между ними было всего футов пятьдесят, но старый алкаш ничего, наверно, не слышал, даже не замечал шлепанья собственных кожаных каблуков по тротуару. Рука полицейского опустилась на плечо бродяги. — Я ведь сказал тебе — погоди!
Прикосновение мгновенно изменило ситуацию. Плечо бродяги было широким и мускулистым — и твердым от напряжения. Монроу просто не ожидал этого, он чувствовал себя слишком усталым, его реакция оказалась слишком медленной, он слишком полагался на свое зрение, и хотя в голове тут же пронеслась мысль — это Невидимка! — тело полицейского не было готово к немедленным действиям. А вот у бродяги все оказалось другим. Едва ли не в тот момент, как рука Монроу опустилась ему на плечо, мир перевернулся вверх ногами, полицейский увидел промелькнувшее , перед ним небо, затем асфальт тротуара и снова небо, но теперь зрелище звезд закрылось рукой с пистолетом.
— Почему ты не остался, черт побери, в своем гребанном автомобиле? — раздался сердитый мужской голос.
— Кто...
— — Молчать! — Дуло пистолета прижалось к его лбу и почти заставило Монроу замолчать, но он увидел руки в тонких хирургических перчатках и не смог сдержаться.
— Боже мой! — с уважением прошептал полицейский. — Так это ты.
— Да. Что же мне делать теперь С тобой? — произнес Келли.
— Умолять не стану. — Келли прочитал табличку на груди полицейского — Монроу. Действительно, молить о пощаде он, похоже, не будет.
— Тебе и не придется. Перевернись — быстро! — Почувствовав помощь, полицейский послушно повернулся на живот. Келли снял наручники с его пояса и защелкнул их на кистях полицейского за его спиной. — Успокойся, Монроу.
— Что вы хотите этим сказать? — голос полицейского звучал спокойно, и Келли почувствовал восхищение перед его мужеством.
— Хочу сказать, что я не собираюсь убивать полицейских. — Келли встал, поднял Монроу и повел его обратно к машине.
— Это ничего не изменит, приятель, — заметил полицейский, стараясь говорить как можно тише.
— Неужели. Где у тебя ключи?
— В правом кармане.
— Спасибо. — Келли достал ключи и усадил полицейского на заднее сиденье автомобиля. От переднего сиденья его отделяла сетка, не позволявшая арестованным приставать к водителю. Келли сел за руль, включил двигатель и быстро загнал патрульную машину в узкий переулок. — Рукам не больно? Наручники не слишком туго их стягивают?
— Нет, мне здесь прямо-таки прекрасно. — Келли заметил, что полицейский прямо-таки дрожит, главным образом от ярости. Ну что ж, это вполне понятно.
— Успокойся. Я не причиню тебе вреда. Запру машину и брошу ключи в канализацию.
— По-твоему я должен тебя поблагодарить? — спросил Монроу.
— Разве я просил тебя об этом? — Келли едва удержался от того, чтобы извиниться перед полицейским за то, что поставил его в такое неловкое положение. — Ты оказался слишком неосторожным, полицейский Монроу. В следующий раз будь начеку.
Выйдя из машины, Келли почувствовал такое облегчение, что едва не рассмеялся. Слава Богу, подумал он, снова направляясь на запад. Значит, они все еще останавливают и проверяют уличных бродяг. Вообще-то он надеялся, что полицейским за истекший месяц это уже надоело. Еще одно осложнение. Теперь Келли старался скрываться в тени и идти переулками.
Это была лицевая часть магазина, точно как сообщил ему Билли и подтвердил Берт, закрытого магазина с пустыми витринами и заброшенными домами слева и справа. Какие это были разговорчивые парни, стоит только заговорить с ними должным образом, вспомнил Келли. Он посмотрел на пустующий магазин с другой стороны улицы. Несмотря на то что на первом этаже все было запущено, на верхнем горел свет. Дверь, ведущая внутрь, увидел Келли, закрыта на большой латунный замок. Черный вход, тоже, наверно, заперт. Ну что ж, можно прибегнуть и к другим средствам. Он чувствовал, как уходит время. Полицейские регулярно докладывают дежурному в участке, но даже если бы и не докладывали, рано или поздно дежурный вызовет Монроу с приказом снять с дерева чьего-нибудь котенка, а если он не ответит, сержант тут же вышлет патрульную машину для проверки, и затем полицейские запрудят весь район в поисках исчезнувшего коллеги. Поиски будут тщательными, и Монроу обнаружат. Келли даже не хотелось думать о такой возможности, да и размышления на эту тему не принесут никакой пользы.
Быстрым шагом он пересек улицу, впервые вынырнув из тени домов. Кругом было пусто. Оценив возможную опасность, он заключил, что в данном случае разумный риск и безумие примерно равны. С другой стороны, разве вся операция не являлась безумной с самого начала? Он снова оглянулся по сторонам — никого, тогда достал нож и стал отковыривать замазку по краям стекла в старой деревянной двери. Возможно, взломщики были менее терпеливыми, подумал Келли, или просто глупыми, а может быть, действовали более умело, отковыривая замазку обеими руками. Ему потребовалось на это шесть бесконечных минут, причем работать пришлось под ярким светом уличного фонаря, который находился меньше чем в десяти футах. Наконец Келли вынул стекло из рамы и осторожно опустил его на землю, сумев дважды порезаться. Он безмолвно выругался, глядя на глубокий порез на левой руке, затем протиснулся боком через образовавшееся отверстие и направился к задней части здания. Наверно, это был семейный магазин, разорившийся или просто покинутый, потому что вся округа умирала. Ничего не поделаешь, могло быть и хуже. Покрытый пылью пол был почти чист от мусора. Рядом с черным ходом он увидел лестницу, ведущую наверх, и начал подниматься по ней, держа в руке крупнокалиберный «кольт».
— Верно, детка, мы неплохо повеселились, но вечеринка закончилась, — послышался мужской голос. Келли различил в нем грубую насмешку. Затем донесся умоляющий женский лепет:
— Ну пожалуйста.., ведь ты не хочешь сказать, что...
— Извини, детка, но такова жизнь, — произнес другой мужской голос. — Ты займись ею, а я пройду в переднюю комнату.
Келли осторожно шагнул в коридор. И здесь на грязном полу не было мусора. Деревянные доски старые, но их недавно...
Доска скрипнула.
— Кто там?
Келли замер и тут же понял, что у него нет ни времени, чтобы спрятаться, ни места куда. Он проскочил оставшиеся пятнадцать футов до двери и бросился на пол, одновременно подняв пистолет.
В комнате было двое мужчин — оба молодые, чуть за двадцать. Он не различал их лица, увидел только очертания фигур, и его мозг молниеносно оценил обстановку, отбросив все лишнее и сосредоточившись на самом главном: размеры, расстояние, движения. Один из мужчин успел протянуть руку за револьвером и даже достал его из-за пояса, но в это мгновение две пули попали ему в грудь, а третья — в голову. Келли направил пистолет на второго, еще до того как мертвое тело рухнуло на пол.
— Боже милосердный! Нет, не стреляй! — Маленький никелированный револьвер выпал из руки мужчины. Из другой комнаты донесся громкий крик: Келли не обратил на него внимания и поднялся на ноги. Дуло «кольта» смотрело на второго, мужчину, словно прикованное.
— Они хотят убить нас, — расслышал он робкий голос, испуганно, но замедленно произносящий слова.
— Сколько их? — бросил Келли, не глядя на женщину.
— Только вот эти двое. Они собираются...
— Теперь вряд ли, — успокоил ее Келли. — Как тебя зовут?
— Паула, — услышал он, продолжая смотреть на мужчину и не отводя от него дула пистолета.
— А где Мария и Роберта?
— Они в передней комнате, — сказала Паула, все еще слишком растерянная, чтобы подумать, откуда ему известны имена девушек. Мужчина ответил вместо нее:
— Они перебрали, приятель. — Давай поговорим, чувствовалось в его взгляде.
— А ты кто? — Дуло пистолета 45-го калибра, направленное на человека, делает его удивительно разговорчивым, подумал Келли, не подозревая, как выглядят его глаза за мушкой ствола.
— Фрэнк Молинари. — Ответ свидетельствовал об осознании факта, что Келли не полицейский.
— Откуда приехал, Фрэнк? А ты оставайся на месте! — приказал Келли Пауле. Он держал пистолет на уровне плеч, прислушиваясь к возможной опасности.
— Из Филли. Послушай, приятель, мы можем договориться, а? — Он дрожал всем телом, поглядывая на брошенный им револьвер, не понимая, что же происходит.
Странно. Почему парни из Филадельфии занимаются грязной работой ради Генри? промелькнуло в голове у Келли. Те двое в лаборатории говорили с таким же акцентом. Тони Пиаджи. Ну конечно, мафия, а Филадельфия...
— Приходилось бывать в Питтсбурге, Фрэнк? — неожиданно для самого себя спросил Келли.
Молинари озадаченно посмотрел на него:
— Откуда это тебе известно? На кого ты работаешь? — не задумываясь выпалил он.
— Ведь ты убил там Дорис и ее отца?
— Но это просто работа, приятель? Ты что, никогда таким не занимался?
Келли ответил ему единственным возможным способом, и вслед за выстрелом из передней комнаты донесся еще один громкий крик. Он опустил пистолет. Наступил момент все обдумать. Стрелки часов неумолимо двигались вперед. Келли подошел к лежащей Пауле и помог ей встать.
— Больно!
— Вставай, пошли за твоими подругами.
На Марии были одни трусики, и она находилась в таком глубоком наркотическом опьянении, что не могла смотреть по сторонам. Роберта была в сознании и дрожала от страха. Келли не собирался их разглядывать, по крайней мере сейчас. Не было времени. Он собрал их вместе, помог спуститься по лестнице и вывел наружу. Все трое были босиком. Из-за наркотиков, грязи и осколков стекла на тротуаре они двигались словно инвалиды, всхлипывая и плача. Келли подгонял их, заставляя идти быстрее, он опасался даже любой проезжающей мимо машины, потому что это могло положить конец всем его усилиям. Сейчас самым главным было спешить, и потребовалось десять таких же бесконечных минут, как те, когда он спускался с холма у «Сендер грин», пока Келли не увидел, наконец, что полицейский автомобиль находится на том же месте, где он его оставил. Келли отпер ключами переднюю дверцу и скомандовал женщинам залезать внутрь. Он соврал Монроу про ключи.
— Какого черта! — возмутился полицейский. Келли передал ключи Пауле, которая, казалось, была в относительно нормальном состоянии, чтобы управлять машиной. По крайней мере она ухитрялась держать голову прямо. Две другие девушки прижались друг к другу на правой стороне переднего сиденья, стараясь не касаться ногами радио.
— Полицейский Монроу, эти девушки отвезут вас в участок. У меня есть для вас сообщение. Вы готовы выслушать меня?
— Что, у меня есть, выбор, мудак?
— Вы хотите защищать чувство собственного достоинства или получить надежную информацию? — произнес Келли, стараясь говорить как можно разумнее.
— Ладно, продолжайте.
— Вы должны рассказать об этом сержанту Дугласу — только ему, никому больше. Эти девушки находятся в отчаянно опасном положении. Они могут оказать содействие полиции в расследовании нескольких серьезных преступлений. Говорите только с ним, понимаете? — Попробуй наделать глупостей, и я разыщу тебя, красноречиво говорили глаза Келли.
Монроу все понял и кивнул:
— Хорошо.
— Паула, поезжай и ни в коем случае не останавливайся, что бы ни случилось, что бы он ни говорил тебе, ясно? — Девушка согласно кивнула — она видела, как он только что убил двоих. — Поезжай!
Вообще-то она все еще находилась под воздействием наркотиков и ей не следовало управлять автомобилем, но это было лучшее, что он мог сделать. Полицейский автомобиль тронулся с места и поехал по переулку, на полпути задев крылом телефонный столб, затем повернул за угол и исчез. Келли глубоко вздохнул и пошел к своей машине. Ему не удалось спасти Пэм, и он не спас Дорис. Зато он спас этих троих и еще Ксанту, с опасностью для собственной, жизни, причем риск был временами ненамеренным и необходимым. Этого было почти достаточно.
Но не совсем.
* * *
Конвою из двух грузовиков пришлось петлять даже больше, чем планировалось, и они прибыли к месту назначения только после полудня. Местом назначения была тюрьма Хоа-Ло. Название означало «место костров для приготовления пищи», и ее репутация была хорошо известна американцам. Когда грузовики въехали во двор и охранники заперли ворота, пленников выпустили из кузовов. И здесь каждому американскому офицеру придали отдельного охранника, который отвел его внутрь здания. Им позволили выпить , по глотку воды и не дали ничего больше, прежде чем разместили по отдельным камерам в разных концах тюрьмы, и полковник Робин Закариас оказался наконец в своей камере. Она мало отличалась от той, где он помещался раньше. Американец нашел удобное место на полу и сел, усталый после утомительного переезда, опершись спиной и головой о стену. Прошло несколько минут, прежде чем он услышал стук.
Побриться и постричься, шестьдесят центов.
Побриться и постричься, шестьдесят центов.
Глаза Закариаса широко открылись. Надо подумать. Военнопленные использовали для разговоров перестукиваньем простой и старый как мир код связи — алфавит.
А В С D Е
F G H I J
L М N О Р
Q R S Т U
V W X Y Z
Тук-тук-тук — пауза — тук-тук.
5/2, подумал Робин, новизна происходящего боролась у него с усталостью. В латинском алфавите это вторая буква в пятом сверху ряду. О\'кей, это не так уж трудно.
2/3, 3/4. 4/2, 4/5.
Тук-тук-тук-тук-тук. Робин прервал стук своим ответом.
4/2, 3/4, 1/2. 2/4, 3/3. 5/5, 1/1, 1/3.
Тук-тук-тук-тук-тук.
1/1, 3/1, 5/2, 1/1, 3/1.
Уоллес? Эл? Он жив? Тук-тук-тук-тук-тук.
КАК Ты? — спросил он своего друга, которого знал пятнадцать лет.
СПРАВЛЯЮСЬ, — последовал ответ, затем дополнительная фраза для жителя штата Юта:
1/3, 3/4, 3/2, 1/5, 1/3, 3/4, 3/2, 1/5, 5/4, 1/5...
Придите, придите, святые отцы\".
Робин изумленно выдохнул воздух, уже не слыша стука. У него в голове раздавались мощные звуки знаменитого мормонского хора, звуки музыки, он ощущал значимость этого.
Тук-тук-тук-тук.
1/1, 3/1, 3/1, 2/4. 4/3, 5/2, 1/5, 3/1, 3/1, 1/1. 3/1, 3/1, 2/4, 4/3, 5/2, 1/5, 3/1, 3/1...
Робин Закариас закрыл глаза и вознес молитву своему Богу во второй раз за сутки и второй раз за год. Каким он был, оказывается, глупым, когда считал, что спасение не придет. Странным было место для этой мысли, еще более странными обстоятельства, но в соседней камере находился еще один мормон, его единоверец, и Закариас задрожал всем телом, когда услышал самый любимый из гимнов, последняя строчка которого была совсем не ложью, а подтверждением правды.
Все хорошо, все хорошо.
* * *
Монроу не знал, почему эта девушка, Паула, не прислушивалась к его словам. Он пытался уговаривать, пробовал скомандовать ей, но она продолжала ехать, правда, следуя его указаниям. Машина медленно ползла по пустынным в это раннее утро улицам со скоростью десять миль в час и даже при такой скорости виляла по асфальту из стороны в сторону. Чтобы доехать до участка, понадобилось сорок минут. Дважды Паула сворачивала не туда, путая левую сторону с правой и наоборот, а один раз вообще остановила машину, когда одну из женщин стошнило через открытое окно. Постепенно Монроу начал понимать, что происходит. Осознание сложилось после того, как у него появилось время подумать.
— Но что он сделал? — спросил Монроу.
— О-о-н-и со-собирались убить нас, как убили остальных, но он застрелил их!
Боже мой, подумал Монроу. Теперь все ясно.
— Паула?
— Да?
— Ты знала девушку по имени Памела Мэдден? Она медленно кивнула, снова стараясь сосредоточиться на управлении автомобилем. Полицейский участок был уже перед ними.
— Господи милосердный, — выдохнул полицейский. — Паула, поворачивай на стоянку, ладно. Подъезжай к зданию сзади.., молодец.., теперь можешь остановиться. Хорошо. — Машина замерла на месте, и Паула стала жалобно плакать. Монроу ничего не оставалось, как подождать пару минут, когда ее рыдания чуть стихнут, и теперь полицейский почувствовал страх не за себя, а за них. — А сейчас выпусти меня из машины.
Девушка прежде открыла свою дверцу, а затем заднюю. Полицейскому понадобилось помочь встать на ноги, и Паула инстинктивно пришла ему на помощь.
— Среди автомобильных ключей есть ключ от наручников, мисс. Постарайтесь отпереть замок. — Пауле понадобилось три попытки, прежде чем руки полицейского освободились. — Спасибо.
— Надеюсь, у вас серьезная причина! — сердито проворчал Том Дуглас. Телефонный провод упал на лицо его жены, и она тоже проснулась.
— Сержант, говорит Чак Монроу из западного округа. У меня трое свидетелей убийства у фонтана. — Он сделал паузу. — И мне кажется, что Невидимка прикончил еще двоих. Он сказал мне, чтобы я говорил только с вами.
— Что? — В темноте на лице детектива появилась недоуменная гримаса. — Кто вам сказал?
— Невидимка. Вы не могли бы прибыть в участок? Это длинная история, сэр.